Гражданская община древнего мира.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

Гражданская община.

с.196

Соеди­не­ние поли­ти­че­ской вла­сти и обя­зан­но­стей жре­ца в одном и том же лице не пре­кра­ти­лось с уни­что­же­ни­ем цар­ской вла­сти. Пере­во­рот, уста­но­вив­ший рес­пуб­ли­кан­ский образ прав­ле­ния, не разде­лил обя­зан­но­стей, сме­ше­ние кото­рых счи­та­лось вполне есте­ствен­ным и было в то вре­мя основ­ным зако­ном чело­ве­че­ско­го обще­жи­тия. Лицо, заме­нив­шее царя, было, как и он, жре­цом и в то же самое вре­мя поли­ти­че­ским гла­вою.

Ино­гда такое изби­рае­мое еже­год­но лицо про­дол­жа­ло носить свя­щен­ный титул царя. В неко­то­рых местах сохра­нен­ное за ним имя при­та­на ука­зы­ва­ло на его глав­ней­шие обя­зан­но­сти. В дру­гих горо­дах пре­об­ла­да­ло зва­ние архон­та. В Фивах, напри­мер, пер­вое долж­ност­ное лицо назы­ва­лось этим име­нем; на то, что Плу­тарх сооб­ща­ет нам об его обя­зан­но­стях, ука­зы­ва­ет, что они мало чем отли­ча­лись от обя­зан­но­стей жре­ца. Этот архонт обя­зан был во все вре­мя испол­не­ния сво­ей долж­но­сти носить на голо­ве венок, как подо­ба­ло жре­цу; рели­гия запре­ща­ла ему отпус­кать воло­сы и носить при себе что-либо желез­ное; тако­го рода пред­пи­са­ние сбли­жа­ет его несколь­ко с рим­ски­ми фла­ми­на­ми. Город Пла­тея имел тоже архон­та, и рели­гия этой граж­дан­ской общи­ны повеле­ва­ла, чтобы он во все вре­мя испол­не­ния сво­их обя­зан­но­стей носил белое оде­я­ние, т. е. оде­я­ние свя­щен­но­го цве­та.

Афин­ские архон­ты в день сво­его вступ­ле­ния в долж­ность всхо­ди­ли в Акро­поль с мир­то­вым вен­ком на голо­ве и там при­но­си­ли жерт­ву боже­ству горо­да. И они долж­ны были так­же носить на голо­ве, по обы­чаю, во все вре­мя отправ­ле­ния сво­их обя­зан­но­стей венок из листьев. А досто­вер­но извест­но, что венок, кото­рый сде­лал­ся с тече­ни­ем вре­ме­ни и остал­ся навсе­гда эмбле­мою вла­сти, был в то вре­мя толь­ко рели­ги­оз­ною эмбле­мою, лишь внеш­ним зна­ком, с.197 сопро­вож­дав­шим молит­ву и жерт­во­при­но­ше­ние. Сре­ди этих девя­ти архон­тов — тот, кото­ро­го назы­ва­ли царем, был по пре­иму­ще­ству рели­ги­оз­ным гла­вою; но и у каж­до­го из его това­ри­щей были свои рели­ги­оз­ные обя­зан­но­сти, свои жерт­во­при­но­ше­ния, кото­рые он дол­жен был совер­шать богам.

У гре­ков было общее выра­же­ние, кото­рым они обо­зна­ча­ли долж­ност­ных лиц граж­дан­ской общи­ны; они гово­ри­ли οἱ ἐν τέ­λει, что бук­валь­но озна­ча­ет: те, кото­рые долж­ны совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния богам; это древ­нее выра­же­ние ука­зы­ва­ет на пер­во­на­чаль­ное поня­тие о долж­ност­ных лицах. Пин­дар гово­рит о них, что при­но­си­мы­ми жерт­ва­ми они обес­пе­чи­ва­ют бла­го­со­сто­я­ние граж­дан­ской общи­ны.

В Риме пер­вым делом вновь избран­но­го кон­су­ла было при­не­се­ние жерт­вы на фору­ме. На город­скую пло­щадь при­го­ня­ли жерт­вен­ных живот­ных; после того, как вер­хов­ный жрец объ­яв­лял их год­ны­ми для при­не­се­ния в жерт­ву, кон­сул соб­ст­вен­но­руч­но зака­лы­вал их, в то вре­мя как гла­ша­тай при­зы­вал народ к бла­го­го­вей­но­му мол­ча­нию, и флейт­щик играл свя­щен­ную мело­дию. Несколь­ко дней спу­стя кон­сул отправ­лял­ся в Лави­ни­ум, откуда вышли рим­ские пена­ты, и там при­но­сил еще несколь­ко жертв.

Если рас­смот­реть несколь­ко вни­ма­тель­нее харак­тер маги­ст­ра­та у древ­них, то вид­но будет, как мало он похож на руко­во­ди­те­лей государств в совре­мен­ных обще­ствах. Свя­щен­но­слу­же­ние, отправ­ле­ние пра­во­судия, началь­ст­во­ва­ние над вой­ском — все эти обя­зан­но­сти соеди­ня­лись в одном лице. Он — пред­ста­ви­тель граж­дан­ской общи­ны, кото­рая есть, по край­ней мере, настоль­ко же рели­ги­оз­ный союз, как и поли­ти­че­ский; в его руках пти­це­га­да­ния, обряды, молит­вы, покро­ви­тель­ство богов. Кон­сул есть нечто боль­шее, чем про­сто чело­век: он посред­ник меж­ду чело­ве­ком и боже­ст­вом; с его судь­бой свя­за­на судь­ба обще­ства; он как бы гений-покро­ви­тель граж­дан­ской общи­ны. Смерть кон­су­ла — несча­стие для рес­пуб­ли­ки. Когда кон­сул Клав­дий Нерон покида­ет свое вой­ско и стре­ми­тель­но мчит­ся на помощь сво­е­му това­ри­щу, то Тит Ливий рас­ска­зы­ва­ет нам, в какой с.198 страш­ной тре­во­ге нахо­дит­ся весь Рим, как он бес­по­ко­ит­ся об уча­сти вой­ска, пото­му что лишен­ная сво­его вое­на­чаль­ни­ка армия была в то же вре­мя лише­на и небес­но­го покро­ви­тель­ства; вме­сте с кон­су­лом ее поки­ну­ли ауспи­ции, т. е. рели­гия богов.

Дру­гие граж­дан­ские долж­но­сти Рима, кото­рые как бы посте­пен­но выде­ли­лись из кон­суль­ских обя­зан­но­стей, соеди­ня­ли в себе, подоб­но кон­суль­ству, жре­че­ские и поли­ти­че­ские обя­зан­но­сти. Цен­зор в извест­ные дни, с вен­ком на голо­ве, при­но­сил жерт­ву от лица граж­дан­ской общи­ны и соб­ст­вен­но­руч­но зака­лы­вал жерт­вен­ное живот­ное. Пре­то­ры, куриль­ные зди­лы рас­по­ря­жа­лись рели­ги­оз­ны­ми празд­не­ства­ми. Не было ни одной обще­ст­вен­ной долж­но­сти, с кото­рой не была бы соеди­не­на какая-нибудь рели­ги­оз­ная обя­зан­ность, ибо, по мыс­ли древ­них, вся­кая власть долж­на быть хоть отча­сти рели­ги­оз­ной. Одни толь­ко пле­бей­ские три­бу­ны не при­но­си­ли ника­ких жертв, но их зато и не счи­та­ли насто­я­щи­ми чле­на­ми маги­ст­ра­ту­ры. Мы увидим далее, что власть их была совер­шен­но осо­бо­го рода.

Свя­щен­ный харак­тер, при­су­щий долж­ност­но­му лицу, осо­бен­но ясно ска­зы­вал­ся в спо­со­бе его избра­ния. В гла­зах древ­них одоб­ре­ние людь­ми и избра­ние ими было еще недо­ста­точ­но для утвер­жде­ния гла­вы граж­дан­ской общи­ны. Пока суще­ст­во­ва­ла пер­во­быт­ная цар­ская власть, каза­лось вполне есте­ствен­ным, чтобы гла­ва общи­ны ука­зы­вал­ся самим рож­де­ни­ем в силу того рели­ги­оз­но­го зако­на, кото­рый повеле­вал, чтобы сын насле­до­вал отцу во всем его свя­щен­стве. Рож­де­ние, по-види­мо­му, откры­ва­ло доста­точ­но ясно волю богов. Когда соци­аль­ные пере­во­роты уни­что­жи­ли повсюду цар­скую власть, то люди, по-види­мо­му, изыс­ки­ва­ли такой спо­соб избра­ния, кото­рый, заме­нив собою рож­де­ние, был бы уго­ден богам. Афи­няне, как и мно­гие дру­гие гре­че­ские наро­ды, не нашли луч­ше­го спо­со­ба, как жре­бий. Очень важ­но соста­вить себе пра­виль­ное поня­тие об этом при­е­ме, за кото­рый пада­ло столь­ко обви­не­ний на афин­скую демо­кра­тию, и для это­го нуж­но вник­нуть в строй мыс­лей древ­них. Для них жре­бий не был с.199 про­стой слу­чай­но­стью, он был откро­ве­ни­ем боже­ст­вен­ной воли. Подоб­но тому, как к жре­бию при­бе­га­ли в хра­мах, чтобы выведать небес­ные тай­ны, точ­но так же обра­ща­лись к нему и для выбо­ра долж­ност­ных лиц.

Все были убеж­де­ны в том, что боги ука­зы­ва­ют на достой­ней­ше­го, давая выпасть жре­бию на его имя. Пла­тон пояс­ня­ет эту мысль древ­них, гово­ря: «Про чело­ве­ка, кото­ро­го жре­бий ука­зал, мы ска­жем, что он уго­ден богам, и най­дем вполне спра­вед­ли­вым, что он управ­ля­ет. Отно­си­тель­но всех долж­но­стей, кото­рые каса­ют­ся свя­щен­ных пред­ме­тов, пре­до­став­ляя боже­ству выбор лиц ему угод­ных, мы пола­га­ем­ся на жре­бий». И граж­дан­ская общи­на так­же вери­ла, что она полу­ча­ет сво­их долж­ност­ных лиц из рук боже­ства.

По суще­ству, лишь в раз­лич­ных фор­мах то же самое про­ис­хо­ди­ло и в Риме. Назна­че­ние кон­су­ла не долж­но было исхо­дить от людей. Воля или про­из­вол наро­да не были той силой, кото­рая мог­ла создать избра­ние долж­ност­но­го лица. Вот каким обра­зом изби­ра­лись кон­су­лы: долж­ност­ное лицо, исправ­ля­ю­щее свои обя­зан­но­сти, т. е. чело­век, обле­чен­ный уже свя­щен­ным харак­те­ром и могу­щий по пред­зна­ме­но­ва­ни­ям уга­ды­вать волю богов, ука­зы­вал сре­ди при­сут­ст­вен­ных дней тот, в кото­рый долж­но было после­до­вать назна­че­ние кон­су­ла. В ночь, нака­нуне это­го дня, он бодр­ст­во­вал и про­во­дил ее под откры­тым небом, наблюдая зна­ме­ния, посы­лае­мые бога­ми в то вре­мя, когда он про­из­но­сил мыс­лен­но име­на кан­дида­тов. Если пред­зна­ме­но­ва­ния были бла­го­при­ят­ны, это зна­чи­ло, что кан­дида­ты угод­ны богам. На дру­гой день народ соби­рал­ся на Мар­со­вом поле, и то самое лицо, кото­рое в ночь вопро­ша­ло богов, руко­во­ди­ло теперь собра­ни­ем. Оно про­из­но­си­ло гром­ким голо­сом име­на кан­дида­тов, отно­си­тель­но кото­рых ему даны были зна­ме­ния. Если сре­ди лиц, домо­гав­ших­ся кон­суль­ства, был кто-либо, для кого пред­зна­ме­но­ва­ния были небла­го­при­ят­ны, то пред­седа­тель опус­кал его имя. Народ голо­со­вал толь­ко за тех, чьи име­на были назва­ны. Если пред­седа­тель назы­вал толь­ко двух с.200 кан­дида­тов, то народ голо­со­вал по необ­хо­ди­мо­сти за них; если трех, — то пре­до­став­лял­ся меж­ду ними выбор. Но народ­ное собра­ние нико­гда и ни в каком слу­чае не име­ло пра­ва пода­вать свой голос за лиц, не ука­зан­ных пред­седа­те­лем, пото­му что лишь для назван­ных им были посла­ны бога­ми бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния, лишь за ними было обес­пе­че­но согла­сие богов.

Этот спо­соб избра­ния, тща­тель­но соблюдав­ший­ся в пер­вые вре­ме­на рес­пуб­ли­ки, объ­яс­ня­ет неко­то­рые чер­ты рим­ской исто­рии, кажу­щи­е­ся на пер­вый взгляд стран­ны­ми. Мы виде­ли, напри­мер, доволь­но часто, что народ хочет почти еди­но­глас­но воз­ве­сти в кон­суль­ское досто­ин­ство каких-нибудь двух лиц и все-таки не может это­го сде­лать; при­чи­на та, что отно­си­тель­но их пред­седа­тель или совсем не полу­чил ника­ких пред­зна­ме­но­ва­ний, или пред­зна­ме­но­ва­ния были небла­го­при­ят­ны. Ино­гда же, наобо­рот, мы видим, что народ назна­ча­ет кон­су­ла­ми двух ему нена­вист­ных людей; это пото­му, что пред­седа­тель назвал толь­ко эти два име­ни. При­хо­ди­лось пода­вать голо­са обя­за­тель­но за них, так как голо­со­ва­ние не выра­жа­лось толь­ко сло­ва­ми «да» или «нет», но на изби­ра­тель­ной дощеч­ке нуж­но было писать име­на кан­дида­тов; впи­сы­вать же не раз­ре­ша­лось нико­го ино­го, кро­ме лиц, назван­ных пред­седа­те­лем. Народ, кото­ро­му пред­ла­га­ли нена­вист­ных кан­дида­тов, мог, понят­но, выра­зить свой гнев, уда­лив­шись, не пода­вая голо­са, но в огра­де все­гда оста­ва­лось доста­точ­ное коли­че­ство граж­дан, чтобы про­из­ве­сти выбо­ры.

Поэто­му вид­но, насколь­ко вели­ка была власть пред­седа­те­ля коми­ций, и нас не удив­ля­ет более обыч­ное выра­же­ние creat con­su­les, кото­рое при­ла­га­лось не к наро­ду, но к пред­седа­те­лю коми­ций. О нем, дей­ст­ви­тель­но, ско­рее, чем о наро­де, мож­но было ска­зать, что он созда­ет кон­су­лов, пото­му что он имен­но откры­вал волю богов. И если он сам и не созда­вал кон­су­лов, то, по мень­шей мере, боги дела­ли это через его посред­ство. Власть наро­да не шла далее с.201 утвер­жде­ния это­го выбо­ра или, самое боль­шее, далее выбо­ра из трех или четы­рех кан­дида­тов.

Этот спо­соб выбо­ров был, вне вся­ко­го сомне­ния, очень выго­ден для рим­ской ари­сто­кра­тии, но было бы непра­виль­но видеть в нем лишь одну изо­бре­тен­ную хит­рость. Подоб­ная хит­рость была немыс­ли­ма в века, когда народ верил в свою рели­гию. С поли­ти­че­ской точ­ки зре­ния — она была не нуж­на в пер­вые вре­ме­на рес­пуб­ли­ки, так как пат­ри­ции и без того име­ли боль­шин­ство голо­сов на выбо­рах. Она мог­ла даже обра­тить­ся про­тив них самих, обле­кая одно лицо столь силь­ною вла­стью. Един­ст­вен­ное объ­яс­не­ние, кото­рое мож­но дать это­му обы­чаю или, вер­нее, это­му обряду избра­ния, состо­ит в том, что все вери­ли совер­шен­но искрен­но в то, что выбор долж­ност­но­го лица при­над­ле­жит не людям, но богам. Чело­век, кото­ро­му пред­сто­я­ло рас­по­ря­жать­ся рели­ги­ей и судь­бою граж­дан­ской общи­ны, дол­жен быть ука­зан свы­ше.

Пер­вое пра­ви­ло для избра­ния долж­ност­но­го лица было, по сло­вам Цице­ро­на, «чтобы он был назна­чен соглас­но обрядам». Если, несколь­ко меся­цев спу­стя, сена­ту доно­си­ли, что неко­то­рые обряды были упу­ще­ны или пло­хо испол­не­ны, то он при­ка­зы­вал кон­су­лам сло­жить с себя зва­ние, и они пови­но­ва­лись. При­ме­ры очень мно­го­чис­лен­ны; и если по отно­ше­нию двух или трех из них поз­во­ли­тель­но думать, что сенат рад был изба­вить­ся от неспо­соб­но­го или зло­на­ме­рен­но­го кон­су­ла, то по боль­шей части в его реше­ни­ях нель­зя видеть дру­гих при­чин кро­ме рели­ги­оз­ных опа­се­ний.

Прав­да, когда жре­бий в Афи­нах или ауспи­ции в Риме ука­зы­ва­ли на архон­та или на кон­су­ла, то про­ис­хо­ди­ло еще нечто вро­де испы­та­ния досто­инств вновь избран­но­го. Но самое это испы­та­ние пока­зы­ва­ет нам, чего тре­бо­ва­ла граж­дан­ская общи­на от сво­их долж­ност­ных лиц: она не иска­ла чело­ве­ка наи­бо­лее храб­ро­го на войне или наи­бо­лее спо­соб­но­го или спра­вед­ли­во­го во вре­мя мира, но чело­ве­ка наи­бо­лее люби­мо­го бога­ми. Дей­ст­ви­тель­но, афин­ский сенат спра­ши­вал у вновь избран­но­го, име­ет ли он домаш­не­го бога, состо­ит ли он чле­ном фра­трии, есть ли у него с.202 семей­ная моги­ла и испол­ня­ет ли он свои обя­зан­но­сти по отно­ше­нию к усоп­шим. Зачем эти вопро­сы? Затем, что чело­век, не имев­ший семей­но­го куль­та, не мог при­ни­мать уча­стия и в куль­те народ­ном и не был пра­во­спо­со­бен совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния от лица граж­дан­ской общи­ны. Тот, кто отно­сил­ся с небре­же­ни­ем к сво­им умер­шим, под­вер­гал­ся их гроз­но­му гне­ву, и невиди­мые вра­ги пре­сле­до­ва­ли его. А пото­му со сто­ро­ны граж­дан­ской общи­ны было бы дер­зо­стью вве­рить тако­му чело­ве­ку свою судь­бу. Она тре­бо­ва­ла еще, чтобы новое долж­ност­ное лицо про­ис­хо­ди­ло, по выра­же­нию Пла­то­на, «из неза­пят­нан­ной семьи». Поэто­му, если кто-нибудь из его пред­ков был вино­вен в про­ступ­ке, оскор­бив­шем рели­гию, его домаш­ний очаг был наве­ки осквер­нен, и все потом­ки наве­ки нена­вист­ны богам. Тако­вы были глав­ные вопро­сы, пред­ла­гав­ши­е­ся тому, кто дол­жен был изби­рать­ся на обще­ст­вен­ную долж­ность. Ни его харак­тер, ни его умст­вен­ные каче­ства нико­го, по-види­мо­му, не инте­ре­со­ва­ли: ста­ра­лись убедить­ся глав­ным обра­зом лишь в том, спо­со­бен ли он испол­нять обя­зан­но­сти жре­ца, и не постра­да­ет ли рели­гия граж­дан­ской общи­ны в его руках.

Тако­го рода испы­та­ния были, кажет­ся, в обы­чае и в Риме. Прав­да, у нас нет ника­ких сведе­ний о том, какие имен­но вопро­сы пред­ла­га­лись кон­су­лу, но тем не менее мы зна­ем, что тако­го рода испы­та­ния совер­шал вер­хов­ный жрец, и име­ем пол­ное пра­во пред­по­ло­жить, что оно каса­лось толь­ко рели­ги­оз­ной пра­во­спо­соб­но­сти ново­го кан­дида­та.