Гражданская община древнего мира.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

Перевороты.

с.268

Мы гово­ри­ли, что в нача­ле царь являл­ся рели­ги­оз­ным гла­вою граж­дан­ской общи­ны, вер­хов­ным жре­цом обще­ст­вен­но­го оча­га, что с этой свя­щен­ни­че­скою вла­стью он соеди­нял и власть поли­ти­че­скую, так как каза­лось совер­шен­но есте­ствен­ным, чтобы чело­век, быв­ший рели­ги­оз­ным пред­ста­ви­те­лем граж­дан­ской общи­ны, являл­ся в то же вре­мя и руко­во­ди­те­лем народ­ных собра­ний, судьею и глав­ным началь­ни­ком вой­ска. Этот прин­цип имел сво­им след­ст­ви­ем то, что вся государ­ст­вен­ная власть сосре­дото­чи­лась в руках царя.

Но гла­вы семей, pat­res, и выше их гла­вы фра­трий и триб состав­ля­ли очень силь­ную ари­сто­кра­тию вокруг царя. Кро­ме того, царь не был един­ст­вен­ным царем; каж­дый pa­ter был подоб­но ему царем в сво­ем роде; в Риме суще­ст­во­вал даже древ­ний обы­чай назы­вать вся­ко­го могу­ще­ст­вен­но­го патро­на царем; в Афи­нах у каж­дой фра­трии и у каж­дой три­бы был свой гла­ва, и наряду с царем граж­дан­ской общи­ны были цари триб, φυ­λοβα­σιλι. Это была иерар­хия началь­ст­ву­ю­щих вождей, из кото­рых каж­дый имел в сво­ей более или менее обшир­ной обла­сти те же самые пре­иму­ще­ства и ту же непри­кос­но­вен­ность. Власть царя граж­дан­ской общи­ны не про­сти­ра­лась на все насе­ле­ние. Весь внут­рен­ний уклад семьи и все кли­ен­ты усколь­за­ли от этой вла­сти. Подоб­но фео­даль­ным царям, имев­шим в сво­ем под­дан­стве толь­ко несколь­ких могу­ще­ст­вен­ных вас­са­лов, цари древ­ней граж­дан­ской общи­ны повеле­ва­ли толь­ко гла­ва­ми триб и родов, и каж­дый из этих глав мог быть лич­но так же могу­ще­ст­вен, как и царь, а все вме­сте они были гораздо силь­нее его. Мож­но пред­ста­вить себе вполне, что ему было не лег­ко заста­вить их пови­но­вать­ся себе. Люди с.269 долж­ны были питать к нему боль­шое почте­ние, так как он был гла­вою куль­та и хра­ни­те­лем оча­га, но они, без сомне­ния, были весь­ма мало склон­ны под­чи­нять­ся ему, так как он совер­шен­но не обла­дал боль­шой силой.

И пра­вя­щие, и управ­ля­е­мые заме­ти­ли доволь­но ско­ро, что они рас­хо­дят­ся в пони­ма­нии гра­ниц долж­но­го пови­но­ве­ния. Цари жела­ли быть могу­ще­ст­вен­ны­ми, отцы это­го совер­шен­но не хоте­ли. И таким обра­зом во всех граж­дан­ских общи­нах воз­го­ре­лась борь­ба меж­ду царем и ари­сто­кра­ти­ей.

Всюду исход борь­бы был один и тот же: всюду цар­ская власть была побеж­де­на. Но не надо упус­кать из виду, что эта пер­во­быт­ная цар­ская власть была свя­щен­на. Царь был чело­век, про­из­но­сив­ший молит­вы и совер­шав­ший жерт­во­при­но­ше­ния, чело­век, обла­дав­ший, по пра­ву насле­до­ва­ния вла­стью при­зы­вать на город бла­го­во­ле­ние и покро­ви­тель­ство богов. Поэто­му нече­го было и думать обой­тись без царя; царь был необ­хо­дим для рели­гии, он был необ­хо­дим еще и для бла­го­по­лу­чия граж­дан­ской общи­ны. Поэто­му мы видим во всех граж­дан­ских общи­нах, рели­гия кото­рых нам извест­на, что сна­ча­ла свя­щен­ной вла­сти царя совер­шен­но не каса­лись и доволь­ст­во­ва­лись отня­ти­ем у него вла­сти поли­ти­че­ской, кото­рую цари при­со­еди­ни­ли как бы в допол­не­ние к рели­ги­оз­ной вла­сти и кото­рая не счи­та­лась свя­щен­ною и непри­кос­но­вен­ною подоб­но пер­вой. Поли­ти­че­скую власть мож­но было отнять у царя, не под­вер­гая этим рели­гии ника­кой опас­но­сти.

Таким обра­зом, цар­ская власть была сохра­не­на, но лишен­ная сво­его поли­ти­че­ско­го могу­ще­ства она обра­ти­лась лишь в досто­ин­ство жре­ца. «В очень древ­ние вре­ме­на, — гово­рит Ари­сто­тель, — цари име­ли абсо­лют­ную власть в вопро­сах вой­ны и мира; но впо­след­ст­вии одни сами отка­за­лись от этой вла­сти, у дру­гих она была отня­та силою, и царям была остав­ле­на толь­ко забота о жерт­во­при­но­ше­ни­ях». То же гово­рит и Плу­тарх: «Так как цари выка­зы­ва­ли себя гор­ды­ми и жесто­ки­ми в управ­ле­нии людь­ми, то боль­шая часть с.270 гре­ков отня­ла у них власть и оста­ви­ла им толь­ко рели­ги­оз­ные обя­зан­но­сти». Геро­дот рас­ска­зы­ва­ет о горо­де Кирене и гово­рит: «Бат­ту, потом­ку царей, оста­ви­ли заботу о куль­те и обла­да­ние свя­щен­ны­ми зем­ля­ми, но у него отня­ли всю ту власть, кото­рою поль­зо­ва­лись его отцы».

Эта цар­ская власть, сведен­ная таким обра­зом к испол­не­нию чисто жре­че­ских обя­зан­но­стей, про­дол­жа­ла боль­шую часть вре­ме­ни быть наслед­ст­вен­ной в свя­щен­ных семьях, кото­рые воз­двиг­ли неко­гда очаг и поло­жи­ли нача­ло нацио­наль­но­му куль­ту.

Во вре­ме­на рим­ской импе­рии, т. е. спу­стя семь или восемь веков после это­го пере­во­рота, в Эфе­се, Мар­се­ли и Фес­ни­ях суще­ст­во­ва­ли еще семьи, сохра­няв­шие титул и внеш­ние зна­ки древ­не­го цар­ско­го досто­ин­ства и руко­во­див­шие рели­ги­оз­ны­ми цере­мо­ни­я­ми. В дру­гих горо­дах свя­щен­ные семьи уже угас­ли, и цар­ский сан сде­лал­ся выбор­ным; избра­ние про­ис­хо­ди­ло обык­но­вен­но на годич­ный срок.

Спар­та все­гда име­ла царей, и тем не менее пере­во­рот, о кото­ром мы гово­рим здесь, совер­шил­ся и в ней точ­но так же как и в дру­гих граж­дан­ских общи­нах.

Кажет­ся, что пер­вые дорий­ские цари поль­зо­ва­лись неогра­ни­чен­ною вла­стью, но начи­ная с третье­го поко­ле­ния воз­ни­ка­ют рас­при меж­ду царя­ми и ари­сто­кра­ти­ей. В тече­ние двух веков про­ис­хо­дит посто­ян­ная борь­ба, сде­лав­шая Спар­ту одною из наи­бо­лее бес­по­кой­ных граж­дан­ских общин Гре­ции; извест­но, что один из ее царей, имен­но отец Ликур­га, погиб, сра­жен­ный в граж­дан­ской войне.

Нет ниче­го более неяс­но­го, чем исто­рия само­го Ликур­га; рас­сказ о нем его древ­ний био­граф начи­на­ет таки­ми сло­ва­ми: «О нем нель­зя ска­зать ниче­го, что не вызва­ло бы спо­ра». Досто­вер­но по край­ней мере то, что Ликург появил­ся в эпо­ху раздо­ров и меж­до­усо­бий, «в то вре­мя, когда пра­ви­тель­ство коле­ба­лось посто­ян­ны­ми сму­та­ми». Из всех сведе­ний о нем, кото­рые дошли до нас, наи­бо­лее оче­вид­но с.271 то, что его рефор­ма нанес­ла цар­ской вла­сти удар, от кото­ро­го она не мог­ла уже более опра­вить­ся. «В цар­ст­во­ва­ние Хари­лая, — гово­рит Ари­сто­тель, — монар­хия усту­пи­ла место ари­сто­кра­тии». Этот самый Хари­лай был царем, когда Ликург про­во­дил свою рефор­му. От Плу­тар­ха мы зна­ем к тому же, что на Ликур­га были воз­ло­же­ны обя­зан­но­сти зако­но­да­те­ля сре­ди раз­го­рев­шей­ся сму­ты, когда сам царь Хари­лай дол­жен был искать убе­жи­ща в хра­ме. Был момент, когда во вла­сти Ликур­га было уни­что­жить совер­шен­но цар­ское досто­ин­ство, но он это­го не сде­лал; Ликург счи­тал, что цар­ская власть необ­хо­ди­ма, а цар­ская семья непри­кос­но­вен­на. Но он устро­ил таким обра­зом, что с это­го вре­ме­ни цари были под­чи­не­ны сена­ту во всем, что каса­лось управ­ле­ния, сами же были не более как пред­седа­те­ля­ми это­го собра­ния и испол­ни­те­ля­ми его реше­ний. Спу­стя сто­ле­тие цар­ская власть была еще более ослаб­ле­на, и у нее была отня­та испол­ни­тель­ная власть, кото­рая была вве­ре­на осо­бым долж­ност­ным лицам, изби­рае­мым на год; они назы­ва­лись эфо­ра­ми.

Лег­ко судить по тем пра­вам, кото­рые были пре­до­став­ле­ны эфо­рам, как мало вла­сти было остав­ле­но царям. Эфо­ры суди­ли граж­дан­ские дела, в то вре­мя как сенат судил дела уго­лов­ные. Эфо­ры, по пору­че­нию сена­та объ­яв­ля­ли вой­ну или же уста­нав­ли­ва­ли ста­тьи мир­но­го дого­во­ра. Во вре­мя вой­ны два эфо­ра сопро­вож­да­ли царя и наблюда­ли за ним; они уста­нов­ля­ли план кам­па­нии и рас­по­ря­жа­лись все­ми воен­ны­ми опе­ра­ци­я­ми. Что же оста­ва­лось у царей, если у них было отня­то пра­во суда, внеш­ние сно­ше­ния, воен­ные опе­ра­ции? Им было остав­ле­но свя­щен­но­слу­же­ние. Геро­дот опи­сы­ва­ет их пре­ро­га­ти­вы: «Когда граж­дан­ская общи­на совер­ша­ет жерт­во­при­но­ше­ние, то они зани­ма­ют пер­вое место за свя­щен­ным обедом; им пер­вым пода­ют куша­нья и все­го в двой­ном коли­че­стве; они пер­вые совер­ша­ют воз­ли­я­ния, и им при­над­ле­жат шку­ры жерт­вен­ных живот­ных. Каж­до­му из них дают два раза в месяц жерт­ву, кото­рую цари при­но­сят в честь бога Апол­ло­на». «Цари, — с.272 гово­рит Ксе­но­фонт, — совер­ша­ют обще­ст­вен­ные жерт­во­при­но­ше­ния, и им при­над­ле­жат луч­шие части жерт­вен­но­го мяса». Если они не явля­лись судья­ми ни по граж­дан­ским, ни по уго­лов­ным делам, то им пре­до­став­ля­лось, по край­ней мере, пра­во суда по неко­то­рым делам, касаю­щим­ся рели­гии. Во вре­мя вой­ны один из двух царей шест­ву­ет во гла­ве вой­ска, совер­шая еже­днев­ные жерт­во­при­но­ше­ния и справ­ля­ясь с пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми. В виду непри­я­те­ля при­но­сит он жерт­ву и, если зна­ме­ния бла­го­при­ят­ны, то царь дает знак к бит­ве. Во вре­мя сра­же­ния он окру­жен про­ри­ца­те­ля­ми, кото­рые ука­зы­ва­ют ему волю богов, и музы­кан­та­ми, играю­щи­ми на флей­тах свя­щен­ные гим­ны. Спар­тан­цы гово­рят, что началь­ст­ву­ет царь, пото­му что он дер­жит в сво­их руках рели­гию и ауспи­ции, но эфо­ры и поле­марх управ­ля­ют все­ми дви­же­ни­я­ми вой­ска.

Сле­до­ва­тель­но, мож­но ска­зать совер­шен­но утвер­ди­тель­но, что цар­ское досто­ин­ство в Спар­те есть, глав­ным обра­зом, наслед­ст­вен­ное свя­щен­ство. Тот же самый государ­ст­вен­ный пере­во­рот, кото­рый уни­что­жил поли­ти­че­скую власть царей во всех граж­дан­ских общи­нах, уни­что­жил ее так­же и в Спар­те. Власть в дей­ст­ви­тель­но­сти при­над­ле­жит сена­ту, кото­рый управ­ля­ет, и эфо­рам, кото­рые испол­ня­ют его пове­ле­ния. Цари во всем, что не каса­ет­ся рели­гии, под­чи­не­ны эфо­рам. Поэто­му Геро­дот гово­рит с пол­ным пра­вом, что Спар­та не зна­ет монар­хи­че­ско­го обра­за прав­ле­ния, а Ари­сто­тель, — что образ прав­ле­ния в Спар­те ари­сто­кра­ти­че­ский.

Выше мы виде­ли, каков был обще­ст­вен­ный строй пер­во­быт­но­го наро­до­на­се­ле­ния Атти­ки. Стра­ной вла­де­ло неко­то­рое чис­ло семей вполне неза­ви­си­мых и ничем меж­ду собою не свя­зан­ных; каж­дая состав­ля­ла неболь­шую обще­ст­вен­ную груп­пу, управ­ля­е­мую сво­им наслед­ст­вен­ным гла­вою. Поз­же эти груп­пы всту­пи­ли меж­ду собою в союз, и из такой ассо­ци­а­ции про­изо­шла афин­ская граж­дан­ская общи­на. Тезею с.273 при­пи­сы­ва­ют завер­ше­ние огром­но­го дела объ­еди­не­ния Атти­ки. Но пре­да­ние при­бав­ля­ет, и мы это­му без труда верим, что Тезею при­шлось победить мно­го пре­пят­ст­вий. Не кли­ен­ты и не бед­ня­ки, рас­се­ян­ные по местеч­кам и по γέ­νη, ока­зы­ва­ли ему сопро­тив­ле­ние. Эти люди, наобо­рот, мог­ли ско­рее радо­вать­ся пере­мене, кото­рая дава­ла выс­ше­го гла­ву их вождям и обес­пе­чи­ва­ла им, таким обра­зом, при­бе­жи­ще и покро­ви­тель­ство. От пере­ме­ны стра­да­ли гла­вы семей, родов, вожди месте­чек и триб — βα­σιλεῖς, φυ­λο βα­σιλεῖς, те эвпат­риды, — кото­рые по наслед­ст­вен­но­му пра­ву име­ли выс­шую власть в сво­их родах или в сво­их три­бах. Они защи­ща­ли насколь­ко было сил свою неза­ви­си­мость, а поте­ряв ее, они об ней сожа­ле­ли.

Они поста­ра­лись, по край­ней мере, удер­жать от сво­ей ста­рин­ной вла­сти все, что толь­ко мог­ли. Каж­дый из них остал­ся все­силь­ным вождем, гла­вою сво­ей три­бы или сво­его рода (γέ­νος). Тезей не мог раз­ру­шить власть, кото­рую уста­но­ви­ла и сде­ла­ла непри­кос­но­вен­ной рели­гия. Более того: если мы ста­нем рас­смат­ри­вать пре­да­ния, отно­ся­щи­е­ся к этой эпо­хе, то заме­тим, что эти могу­ще­ст­вен­ные эвпат­риды согла­си­лись соеди­нить­ся вме­сте для обра­зо­ва­ния граж­дан­ской общи­ны толь­ко лишь под тем усло­ви­ем, что управ­ле­ние будет дей­ст­ви­тель­но феде­ра­тив­ное и что каж­дый из них будет при­ни­мать в нем уча­стие. Хотя и суще­ст­во­вал вер­хов­ный царь, но лишь толь­ко в чем-нибудь были затро­ну­ты общие инте­ре­сы, как тре­бо­ва­лось обя­за­тель­но созвать собра­ние вождей, и ничто важ­ное не мог­ло быть совер­ше­но ина­че, как с согла­сия это­го собра­ния, быв­ше­го как бы подо­би­ем сена­та.

Эти древ­ние пре­да­ния на язы­ке после­дую­щих поко­ле­ний при­ня­ли при­бли­зи­тель­но такую фор­му: Тезей изме­нил образ прав­ле­ния в Афи­нах и из монар­хи­че­ско­го сде­лал его рес­пуб­ли­кан­ским. Так гово­рят Ари­сто­тель, Исо­крат, Демо­сфен, Плу­тарх. Под этой несколь­ко лож­ной фор­мой есть истин­ное осно­ва­ние. Тезей, дей­ст­ви­тель­но, как гово­рит пре­да­ние, «пере­дал вер­хов­ную власть в руки наро­да». Толь­ко с.274 сло­во народ, δῆ­μος, кото­рое сохра­ни­лось в пре­да­нии, не име­ло во вре­ме­на Тезея того широ­ко­го при­ло­же­ния, как во вре­ме­на Демо­сфе­на. Этот народ, или поли­ти­че­ское целое, не мог быть в то вре­мя ничем иным, как толь­ко ари­сто­кра­ти­ей, т. е. собра­ни­ем глав отдель­ных родов (γέ­νη).

Уста­нав­ли­вая эти собра­ния, Тезей не был доб­ро­воль­ным нова­то­ром. Обра­зо­ва­ние вели­ко­го афин­ско­го един­ства изме­ни­ло, поми­мо его воли, усло­вия управ­ле­ния. С тех пор как те же самые эвпат­риды, власть кото­рых оста­ва­лась нетро­ну­той в пре­де­лах семьи, соеди­ни­лись в одну граж­дан­скую общи­ну, они обра­зо­ва­ли могу­ще­ст­вен­ное целое, имев­шее свои пра­ва и предъ­яв­ляв­шее свои тре­бо­ва­ния. Царь неболь­шо­го уте­са Кек­ро­п­са стал царем всей Атти­ки; но зато рань­ше в сво­ем малень­ком вла­де­нии он был абсо­лют­ным вла­ды­кой, теперь же он толь­ко сде­лал­ся гла­вою феде­ра­тив­но­го государ­ства, т. е. пер­вым меж­ду рав­ны­ми.

И меж­ду цар­ской вла­стью и тако­го рода ари­сто­кра­ти­ей не мог­ло не про­изой­ти столк­но­ве­ния. «Эвпат­риды сожа­ле­ли о сво­ем истин­но цар­ском могу­ще­стве, каким поль­зо­вал­ся до сих пор каж­дый из них в сво­ем вла­де­нии». Эти вои­ны-жре­цы, как кажет­ся, при­кры­ва­ясь рели­ги­ею, ста­ли утвер­ждать, что власть мест­ных куль­тов была умень­ше­на. Если вер­но, как гово­рит Фукидид, что Тезей пытал­ся раз­ру­шать при­та­неи месте­чек, то не уди­ви­тель­но, что про­тив него вос­ста­ло и воз­му­ти­лось рели­ги­оз­ное чув­ство. Нель­зя ска­зать, сколь­ко при­шлось ему выдер­жать борь­бы, и какое чис­ло вос­ста­ний дол­жен был он пода­вить хит­ро­стью или силой, но досто­вер­но одно, что в кон­це кон­цов он был побеж­ден, был изгнан из Атти­ки и умер в изгна­нии.

Таким обра­зом, эвпат­риды одер­жа­ли верх; они не уни­что­жи­ли цар­скую власть, но они поста­ви­ли себе царя по сво­е­му выбо­ру — Мене­сфея. После него род Тезея сно­ва захва­тил в свои руки власть и сохра­нял ее в тече­ние трех поко­ле­ний, а после него власть пере­шла к роду Мелан­ти­дов. Вся эта эпо­ха была, без сомне­ния, пол­на борь­бы и вол­не­ний, но у с.275 нас не сохра­ни­лось ясных вос­по­ми­на­ний о граж­дан­ских вой­нах того вре­ме­ни.

Смерть Код­ра сов­па­да­ет с окон­ча­тель­ной победою эвпат­ридов; но они все-таки и на этот раз не уни­что­жи­ли цар­ской вла­сти, пото­му что это им запре­ща­ла их рели­гия; но они отня­ли у царей власть поли­ти­че­скую. Путе­ше­ст­вен­ник Пав­за­ний, жив­ший мно­го поз­же этих собы­тий, но иссле­до­вав­ший весь­ма тща­тель­но древ­ние пре­да­ния, гово­рит, что цар­ская власть поте­ря­ла в те вре­ме­на боль­шую часть сво­их прав и «ста­ла зави­си­мой»; это озна­ча­ет, без сомне­ния, что с это­го вре­ме­ни она была под­чи­не­на сена­ту и эвпат­ридам. Совре­мен­ные исто­ри­ки назы­ва­ют этот пери­од афин­ской исто­рии — архонт­ст­вом и не забы­ва­ют ска­зать при этом, что цар­ская власть была в то вре­мя уни­что­же­на. Это не вполне вер­но: потом­ки Код­ра еще в тече­ние три­на­дца­ти поко­ле­ний насле­до­ва­ли от отца к сыну. Они все носи­ли зва­ние архон­тов, но есть древ­ние доку­мен­ты, кото­рые при­да­ют им так­же титул царя, а выше мы гово­ри­ли, что эти два титу­ла были пол­ны­ми сино­ни­ма­ми. Сле­до­ва­тель­но, в Афи­нах, в тече­ние это­го длин­но­го пери­о­да вре­ме­ни, были еще наслед­ст­вен­ные цари, но граж­дан­ская общи­на отня­ла у них поли­ти­че­скую власть и оста­ви­ла им толь­ко рели­ги­оз­ные обя­зан­но­сти. Это — то же самое, что было сде­ла­но и в Спар­те.

По про­ше­ст­вии трех сто­ле­тий эвпат­риды нашли, что рели­ги­оз­ная цар­ская власть все еще силь­нее, чем бы им того хоте­лось, и они ее осла­би­ли. Было реше­но, что один и тот же чело­век не может быть обле­чен этим высо­ким рели­ги­оз­ным саном доль­ше, чем в тече­ние деся­ти лет; но в про­чем про­дол­жа­ли дер­жать­ся того мне­ния, что толь­ко древ­ний цар­ский род один пра­во­спо­со­бен испол­нять обя­зан­но­сти архон­та.

Таким обра­зом про­шло око­ло соро­ка лет. Но одна­жды цар­ский род осквер­нил себя пре­ступ­ле­ни­ем; тогда, на осно­ва­нии древ­не­го зако­на, он был лишен пра­ва испол­нять свя­щен­ни­че­ские обя­зан­но­сти, и тут же было поста­нов­ле­но, что впредь, на буду­щее вре­мя, архон­ты будут изби­рать­ся вне с.276 цар­ско­го рода, и что зва­ние это будет доступ­но всем эвпат­ридам. Спу­стя еще сорок лет, чтобы осла­бить и эту цар­скую власть или чтобы разде­лить ее меж­ду бо́льшим коли­че­ст­вом людей, избра­ние ста­ло совер­шать­ся толь­ко на годич­ный срок, и в то же вре­мя власть эта была разде­ле­на на две раз­лич­ные долж­но­сти. До этих пор архонт был в то же вре­мя и царем, теперь эти два титу­ла были разде­ле­ны: одно долж­ност­ное лицо, под име­нем архон­та, и дру­гое — под име­нем царя — разде­ли­ли меж­ду собою пра­ва древ­ней рели­ги­оз­ной цар­ской вла­сти. Обя­зан­ность блю­сти, чтобы семьи не пре­кра­ща­лись, раз­ре­шать или запре­щать усы­нов­ле­ния, при­ни­мать духов­ные заве­ща­ния, судить по делам, касаю­щим­ся недви­жи­мой соб­ст­вен­но­сти, одним сло­вом — все те вопро­сы, в кото­рых была заин­те­ре­со­ва­на рели­гия, были пре­до­став­ле­ны архон­ту. Обя­зан­ность совер­шать тор­же­ст­вен­ные жерт­во­при­но­ше­ния и судить по делам, касаю­щим­ся нече­стия — были пре­до­став­ле­ны царю. Таким обра­зом, титул царя, титул свя­щен­ный и необ­хо­ди­мый для рели­гии, про­дол­жал суще­ст­во­вать в граж­дан­ской общине вме­сте с жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и нацио­наль­ным куль­том. Царь и архонт вме­сте с поле­мар­хом и шестью тесмо­те­та­ми, кото­рые суще­ст­во­ва­ли, быть может, уже с дав­них пор, состав­ля­ли девять, изби­рае­мых еже­год­но, долж­ност­ных лиц; их при­вык­ли назы­вать архон­та­ми по име­ни пер­во­го из них.

Пере­во­рот, отняв­ший у цар­ско­го сана его поли­ти­че­скую власть, в раз­лич­ных граж­дан­ских общи­нах совер­шил­ся под раз­лич­ны­ми фор­ма­ми. В Арго­се, уже со вто­ро­го поко­ле­ния дорий­ских царей, цар­ская власть была ослаб­ле­на до такой сте­пе­ни, «что потом­кам Теме­на остав­ле­но было толь­ко назва­ние царя без вся­кой вла­сти»; но эта цар­ская власть все же оста­ва­лась наслед­ст­вен­ной в тече­ние мно­гих веков. В Кирене потом­ки Бат­та сна­ча­ла сосре­дото­чи­ли в сво­их руках и жре­че­скую и цар­скую власть; но начи­ная с чет­вер­то­го поко­ле­ния, им была остав­ле­на толь­ко власть рели­ги­оз­ная. В Корин­фе цар­ская власть пере­да­ва­лась сна­ча­ла наслед­ст­вен­но в роде Бак­ки­а­дов; след­ст­ви­ем пере­во­рота с.277 яви­лось то, что власть эта сде­ла­лась выбор­ною, сро­ком на год, но она не выхо­ди­ла из пре­де­лов рода, и чле­ны его поль­зо­ва­лись ею по оче­реди в тече­ние цело­го сто­ле­тия.

Цар­ская власть была вна­ча­ле в Риме тем же, чем она была и в Гре­ции. Царь был вер­хов­ным жре­цом граж­дан­ской общи­ны; он был в то же вре­мя и вер­хов­ным судьею, а во вре­мя вой­ны он пред­во­ди­тель­ст­во­вал арми­ей граж­дан. Рядом с ним сто­я­ли гла­вы отдель­ных семей, pat­res, кото­рые состав­ля­ли сенат. Царь был толь­ко один, пото­му что рели­гия пред­пи­сы­ва­ла един­ство в куль­те и един­ство в управ­ле­нии, но разу­ме­лось само собою, что во всех важ­ных делах царь дол­жен был сове­щать­ся с вождя­ми, гла­ва­ми семей, вхо­див­ших в феде­ра­тив­ный союз.

Исто­ри­ки, начи­ная уже с этой эпо­хи, упо­ми­на­ют о народ­ных собра­ни­ях, но нуж­но спро­сить себя, что мог­ло под­ра­зу­ме­вать­ся тогда под сло­вом народ (po­pu­lus), т. е. какое это было поли­ти­че­ское тело во вре­ме­на пер­вых царей. Все исто­ри­че­ские свиде­тель­ства сооб­ща­ют нам в пол­ном согла­сии друг с дру­гом, что народ соби­рал­ся по кури­ям; курии же были сою­зом родов; каж­дый род являл­ся туда в пол­ном соста­ве и имел толь­ко один голос. Там же нахо­ди­лись и кли­ен­ты, сгруп­пи­ро­ван­ные вокруг сво­его гла­вы, pa­ter; с ними, быть может, сове­ща­лись, у них, быть может, спра­ши­ва­ли мне­ния, и они при­ни­ма­ли, таким обра­зом, уча­стие в состав­ле­нии того еди­но­го голо­са, кото­рый пода­вал род, но они не име­ли пра­ва быть ино­го мне­ния, чем их гла­ва, pa­ter. Это собра­ние по кури­ям было, таким обра­зом, не что иное, как общи­на пат­ри­ци­ев, собран­ная в при­сут­ст­вии царя.

Из ска­зан­но­го мы видим, что Рим нахо­дил­ся в тех же усло­ви­ях, как и дру­гие граж­дан­ские общи­ны. Царь постав­лен лицом к лицу с проч­но уста­нов­лен­ной ари­сто­кра­ти­че­ской орга­ни­за­ци­ей, чер­паю­щей свои силы в рели­гии; и с.278 те же самые столк­но­ве­ния, кото­рые мы виде­ли в Гре­ции, про­изо­шли так­же и в Риме.

Исто­рия семи рим­ских царей есть исто­рия этих дол­гих рас­прей. Пер­вый царь хочет уве­ли­чить свое могу­ще­ство и осво­бо­дить­ся из-под вла­сти сена­та. Он при­вле­ка­ет к себе рас­по­ло­же­ние и любовь низ­ших клас­сов, но отцы отно­сят­ся к нему враж­деб­но, и он поги­ба­ет, уби­тый в одном из заседа­ний сена­та.

Ари­сто­кра­тия пыта­ет­ся тот­час же уни­что­жить цар­скую власть, и отцы испол­ня­ют по оче­реди обя­зан­но­сти царя. Низ­шие клас­сы, прав­да, вол­ну­ют­ся, они не хотят, чтобы ими управ­ля­ли гла­вы родов, они тре­бу­ют вос­ста­нов­ле­ния цар­ской вла­сти. Но пат­ри­ции, в уте­ше­ние себе, поста­нов­ля­ют, что отныне власть эта будет выбор­ная, и затем, с необы­чай­ной лов­ко­стью, уста­нав­ли­ва­ют порядок избра­ния: сенат дол­жен будет изби­рать кан­дида­тов, пат­ри­ци­ан­ское собра­ние по кури­ям — утвер­ждать это избра­ние, и, нако­нец, пат­ри­ци­ан­ские авгу­ры ска­жут, уго­ден ли вновь избран­ный царь богам.

Нума был пер­вым царем, избран­ным по этим пра­ви­лам. Он выка­зал себя в выс­шей сте­пе­ни рели­ги­оз­ным, более жре­цом, чем вои­ном; он испол­нял самым тща­тель­ным обра­зом все свя­щен­ные обряды куль­та и вслед­ст­вие это­го был весь­ма пре­дан рели­ги­оз­но­му строю семьи и граж­дан­ской общи­ны. Он при­шел­ся вполне по серд­цу пат­ри­ци­ям и умер спо­кой­но на сво­ем ложе.

Кажет­ся, что в цар­ст­во­ва­ние Нумы цар­ская власть была сведе­на к испол­не­нию обя­зан­но­стей жре­ца, так же точ­но, как это было и в гре­че­ских граж­дан­ских общи­нах. По край­ней мере, досто­вер­но извест­но, что рели­ги­оз­ная власть царя была совер­шен­но отлич­на от его вла­сти поли­ти­че­ской, и что одна из них не влек­ла за собою необ­хо­ди­мым обра­зом дру­гую. Дока­за­тель­ст­вом это­му слу­жит то, что про­ис­хо­ди­ло двой­ное избра­ние. В силу пер­во­го избра­ния, царь был толь­ко рели­ги­оз­ным гла­вою; если к это­му сану он жела­ет при­со­еди­нить и поли­ти­че­скую власть, im­pe­rium, то для это­го тре­бо­ва­лось, чтобы граж­дан­ская общи­на вру­чи­ла ему с.279 эту власть спе­ци­аль­ным декре­том. Этот пункт выте­ка­ет совер­шен­но ясно из того, что гово­рит нам Цице­рон о древ­нем строе государ­ства. Таким обра­зом, власть рели­ги­оз­ная и поли­ти­че­ская были раз­лич­ны; они обе мог­ли быть соеди­не­ны в одних руках, но для это­го тре­бо­ва­лось двой­ное народ­ное собра­ние, коми­ции и двой­ное избра­ние.

Тре­тий царь соеди­нил, дей­ст­ви­тель­но, эти обе вла­сти в сво­ем лице, — в его руках была и рели­ги­оз­ная и поли­ти­че­ская власть; он был даже более воин, чем жрец; он пре­не­бре­гал рели­ги­ей и желал умень­шить ее зна­че­ние, кото­рое состав­ля­ло силу ари­сто­кра­тии. Мы видим, что он при­нял в Рим целую тол­пу чуже­зем­цев вопре­ки рели­ги­оз­но­му прин­ци­пу, кото­рый их исклю­чал; он дохо­дит даже до того, что осме­ли­ва­ет­ся даже жить сре­ди них на хол­ме Целий­ском. Он разда­ет пле­бе­ям неко­то­рые зем­ли, дохо­ды с кото­рых употреб­ля­лись до тех пор на издерж­ки жерт­во­при­но­ше­ний. Пат­ри­ции обви­ня­ют его в том, что он пре­не­бре­га­ет обряда­ми и даже, вещь еще более серь­ез­ная, что он их изме­ня­ет и иска­жа­ет. И он уми­ра­ет подоб­но Рому­лу: боги пат­ри­ци­ев пора­жа­ют его мол­нией, а с ним и его сыно­вей.

Это собы­тие воз­вра­ща­ет сена­ту его власть, и он назна­ча­ет царя по сво­е­му выбо­ру. Анк Мар­ций тща­тель­но соблюда­ет все поста­нов­ле­ния рели­гии, ведет воз­мож­но мень­ше войн и про­во­дит свою жизнь в хра­мах. Вполне угод­ный пат­ри­ци­ям, он уми­ра­ет спо­кой­но, сво­ею смер­тью.

Пятый царь, Тарк­ви­ний, полу­чил власть вопре­ки сена­ту, опи­ра­ясь на низ­шие клас­сы. Он не осо­бен­но рели­ги­о­зен, мало скло­нен верить; тре­бу­ет­ся, по мень­шей мере, чудо, чтобы убедить его в зна­ни­ях авгу­ров. Он враг древ­них родов; он сво­ею вла­стью созда­ет пат­ри­ци­ев и нару­ша­ет, насколь­ко может, древ­ний рели­ги­оз­ный строй граж­дан­ской общи­ны. Тарк­ви­ний убит.

Шестой царь добыл себе цар­скую власть хит­ро­стью; кажет­ся даже, что сенат так и не при­знал его закон­ным царем. Он покро­ви­тель­ст­ву­ет низ­шим клас­сам и разда­ет с.280 им зем­ли, не при­зна­вая, таким обра­зом, древ­не­го осно­ва­ния пра­ва соб­ст­вен­но­сти; он дает им даже место в вой­ске и в граж­дан­ской общине. Сер­вий убит на сту­пе­нях сена­та.

Рас­при меж­ду царя­ми и сена­том при­ни­ма­ли харак­тер соци­аль­ной борь­бы. Цари при­вле­ка­ли к себе народ: из кли­ен­тов и пле­бе­ев они созда­ва­ли себе под­держ­ку. Могу­ще­ст­вен­ной орга­ни­за­ции пат­ри­ци­ев они про­ти­во­по­став­ля­ли низ­шие клас­сы, мно­го­чис­лен­ные уже тогда в Риме. Тогда ари­сто­кра­тия очу­ти­лась в двой­ной опас­но­сти, и необ­хо­ди­мость сми­рить­ся перед цар­ской вла­стью не была худ­шей из них. Ари­сто­кра­тия виде­ла, что сза­ди нее под­ни­ма­ют­ся низ­шие, пре­зи­рае­мые ею клас­сы; она виде­ла, что под­ни­ма­ют­ся пле­беи, класс без рели­гии и без оча­га; быть может, она виде­ла даже, что на нее внут­ри самой семьи напа­да­ют кли­ен­ты, и строй этой семьи, пра­во, рели­гия — все было под­верг­ну­то кри­ти­ке и все нахо­ди­лось в опас­но­сти. Цари были, сле­до­ва­тель­но, для ари­сто­кра­тии нена­вист­ны­ми вра­га­ми, кото­рые для уве­ли­че­ния сво­ей вла­сти стре­ми­лись раз­ру­шить свя­щен­ную орга­ни­за­цию семьи и граж­дан­ской общи­ны.

Сер­вию насле­до­вал вто­рой Тарк­ви­ний; он обма­ны­ва­ет ожи­да­ния избрав­ших его сена­то­ров; он хочет быть вла­сте­ли­ном, de re­ge do­mi­nus exsti­tit. Он при­чи­ня­ет пат­ри­ци­а­ту столь­ко зла, сколь­ко может: он уни­что­жа­ет наи­бо­лее знат­ных: он цар­ст­ву­ет, не спра­ши­вая сове­та у отцов, начи­на­ет вой­ну и заклю­ча­ет мир без их раз­ре­ше­ния. Пат­ри­ции, по-види­мо­му, совер­шен­но побеж­де­ны.

Но тут пред­став­ля­ет­ся удоб­ный слу­чай: Тарк­ви­ний дале­ко от Рима; не толь­ко он, но и вой­ско, т. е. то, что состав­ля­ет его силу. Город нахо­дит­ся вре­мен­но в руках пат­ри­ци­ев. Пре­фект горо­да, т. е. тот, в чьих руках нахо­дит­ся граж­дан­ская власть в отсут­ст­вие царя — пат­ри­ций Лукре­ций. Началь­ник кон­ни­цы, т. е. тот, кому после царя вве­ре­на воен­ная власть, тоже пат­ри­ций — Юний. Эти два чело­ве­ка под­готов­ля­ют вос­ста­ние. Сообщ­ни­ка­ми их явля­ют­ся дру­гие пат­ри­ции — Вале­рий и Тарк­ви­ний Кол­ла­тин. Местом собра­ния назна­чен не Рим, но неболь­шой горо­док Кол­ла­ций, кото­рый с.281 состав­ля­ет соб­ст­вен­ность одно­го из заго­вор­щи­ков. Там они пока­зы­ва­ют наро­ду труп жен­щи­ны и гово­рят, что эта жен­щи­на уби­ла сама себя из-за пре­ступ­ле­ния, совер­шен­но­го над нею одним из сыно­вей царя. Народ в Кол­ла­ции вос­ста­ет; идут в Рим; там повто­ря­ет­ся та же сце­на, умы взвол­но­ва­ны, сто­рон­ни­ки царя в сму­ще­нии, к тому же в это имен­но вре­мя закон­ная власть в Риме при­над­ле­жит Юнию и Лукре­цию.

Заго­вор­щи­ки осте­ре­га­ют­ся созвать народ­ное собра­ние; они отправ­ля­ют­ся в сенат. Сенат объ­яв­ля­ет низ­ло­же­ние Тарк­ви­ния и уни­что­же­ние цар­ской вла­сти. Но поста­нов­ле­ние сена­та долж­но быть еще утвер­жде­но граж­дан­скою общи­ною. Лукре­ций, в каче­стве пре­фек­та горо­да, име­ет пра­во созы­вать собра­ния. Курии соби­ра­ют­ся, они дума­ют так же, как и заго­вор­щи­ки; они объ­яв­ля­ют низ­ло­же­ние Тарк­ви­ния и созда­ют на место цар­ской вла­сти долж­но­сти двух кон­су­лов.

Когда этот глав­ный вопрос раз­ре­шен, то собра­нию цен­ту­рий пре­до­став­ля­ет­ся назна­чить кон­су­лов. Но не будет ли это собра­ние, в кото­рое вхо­дят так­же неко­то­рые пле­беи, про­те­сто­вать про­тив того, что сде­ла­ли пат­ри­ции в сена­те и в кури­ях? Оно не может это­го сде­лать. Пото­му что в каж­дом рим­ском народ­ном собра­нии пред­седа­тель­ст­ву­ет долж­ност­ное лицо, кото­рое обо­зна­ча­ет вопрос, под­ле­жа­щий голо­со­ва­нию, и никто не име­ет пра­ва поста­вить на обсуж­де­ние какой-нибудь дру­гой вопрос. Более того: никто иной кро­ме пред­седа­те­ля не имел пра­ва, в те вре­ме­на, гово­рить. Идет ли дело об изда­нии зако­на, цен­ту­рии име­ют пра­во воти­ро­вать толь­ко да или нет. Идет ли дело о выбо­рах, пред­седа­тель предъ­яв­ля­ет спи­сок кан­дида­тов, и пода­вать голос мож­но толь­ко за пред­ло­жен­ных кан­дида­тов. В дан­ном слу­чае пред­седа­тель, назна­чен­ный сена­том Лукре­ций, один из заго­вор­щи­ков. Он обо­зна­ча­ет един­ст­вен­ным пред­ме­том голо­со­ва­ния — избра­ние двух кон­су­лов; затем он пред­ла­га­ет цен­ту­ри­ям двух лиц — Юния и Тарк­ви­ния Кол­ла­ти­на. Оба эти чело­ве­ка по необ­хо­ди­мо­сти избра­ны. с.282 Сенат утвер­жда­ет избра­ние, а авгу­ры со сво­ей сто­ро­ны утвер­жда­ют его от име­ни богов.

Но не все в Риме сочув­ст­во­ва­ли это­му пере­во­роту. Мно­гие пле­беи при­со­еди­ни­лись к царю и разде­ли­ли с ним его судь­бу. Зато новое пра­ви­тель­ство настоль­ко при­шлось по душе и настоль­ко согла­со­ва­лось со взгляда­ми бога­то­го сабин­ско­го пат­ри­ция, гла­вы могу­ще­ст­вен­но­го и мно­го­чис­лен­но­го рода, Атта Кла­у­за, что он пере­се­лил­ся в Рим.

Впро­чем, упразд­не­на была толь­ко одна поли­ти­че­ская власть, рели­ги­оз­ная цар­ская власть была свя­щен­на и долж­на была суще­ст­во­вать и даль­ше. Поэто­му пото­ро­пи­лись назна­чить поско­рее царя; но это был царь толь­ко лишь для жерт­во­при­но­ше­ний, rex sac­ro­rum. Были при­ня­ты все воз­мож­ные пре­до­сто­рож­но­сти, чтобы этот царь-жрец не мог нико­гда зло­употре­бить тем огром­ным вли­я­ни­ем, какое дава­ли ему его обя­зан­но­сти, для захва­та поли­ти­че­ской вла­сти.