Перевод с англ. О. В. Любимовой.
с.368 На протяжении двух последних десятилетий в нескольких исследованиях были затронуты возможные связи между самопрезентацией Августа и мифом об Оресте1. Параллели, которые можно использовать в этом контексте, очевидны: отец Ореста был убит его неверной матерью Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом. Убийство Цезаря, юридического отца Августа, можно было приписать антицезарианской партии как с.369 целому, а ее конкретными представителями при Акции были Антоний («Эгисф») и Клеопатра («Клитемнестра»). Убив Эгисфа и Клитемнестру, Орест стал архетипическим мстителем классической античности. Август с готовностью взял на себя роль мстителя, являвшуюся важной частью его идеологической программы2, согласно которой ужасы гражданской войны были остановлены лишь последним актом справедливой мести. Точно так же подвиг Ореста прекратил взаимное кровопролитие в доме Атрея. По крайней мере, в преимущественно оптимистических версиях этого мифа, показательно систематизированных в «Эвменидах» Эсхила, Орест в конце концов был оправдан от обвинений — и это обстоятельство должно было представлять интерес для Августа, прилагавшего усилия, чтобы стереть память о собственной жестокости. Наконец, мифическому герою в его испытаниях помогал Аполлон — тот самый Аполлон, которого Август избрал своим богом-покровителем. В поддержку своей гипотезы о том, что эти соответствия играли важную роль в самопрезентации Августа, Т. Хёльшер привел несколько важных исторических произведений искусства3. Я хотел бы добавить два литературных ключа, ранее не рассматривавшихся. Еще несколько намеков на Августа и Ореста может содержаться в разнородных рассказах о знаменитом культе «Орестовой Дианы» (ср. Ov. Met. 15. 489: sacraque Oresteae…Dianae[1]) в латинском городе Ариции. Однако я не стану рассматривать их здесь, поскольку полагаю, что они неясны и для того, чтобы их отстаивать, потребовалось бы пространное истолкование4. Две мои лепты достаточно просты.
Первая из них переносит нас в период, непосредственно следующий за убийством Цезаря, и прямо в разгар той политической ситуации, в которой могла начать развиваться идентификация Августа с Орестом. Светоний сообщает, что на торжествах, организованных в честь похорон Цезаря, пели отрывки из трагедий, чтобы возбудить сострадание к Цезарю и ненависть к его убийцам. В числе этих трагедий была «Электра» Атилия, пьеса, которую Цицерон назвал conversio[2] пьесы Софокла5. Конечно, трагедия, сочиненная по образцу Софокла, была выбрана для этого события не случайно. В «Электре» Софокла справедливость мести Ореста нигде не оспаривается. Убив своих ненавистных противников, Орест освобождает дом Атрея, и пьеса заканчивается на ноте радостного триумфа6. Во время после смерти Цезаря и до войны Октавиана против его врагов эта драма должна была выражать ясную с.370 и поучительную идею мести. Поэтому она должна была отдать Октавиану роль мстителя еще прежде, чем эта идентификация могла стать полезной как оправдание неудобного прошлого
Второй фрагмент, как представляется, предполагает, что у самого Августа миф об Оресте был одним из любимых. Хотя этот фрагмент был написан в конце принципата Августа, он скорее указывает на его постоянное отношение к делу. Я говорю о II книге «Скорбных элегий», о длинном оправдательном и жалобном письме Овидия к принцепсу. В качестве одного из оправданий за несомненно нескромное carmen[3] (207), упомянутое как одна из причин неудовольствия Августа, автор приводит ряд примеров эротики в истории литературы и тем самым подразумевает, что вряд ли какое-либо литературное произведение можно написать без всяких эротических мотивов (361—
Бернский университет
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИЦЫ:
Богом войдет в небеса, почитаться он будет во храмах, — Этим обязан тебе и сыну. Наследовав имя, Примет он на плечи Град и, отца убиенного грозный Мститель, в войнах меня соратником верным получит. |
(перевод |
О Атреевы внуки, из многих кручин Вы прорвались на свет по свободы пути: Ваше счастье исполнилось ныне! |
(перевод |