Снова Октавиан и Орест

с.580 В ранее опуб­ли­ко­ван­ной ста­тье¹ утвер­жда­лось что в зна­ме­ни­том срав­не­нии с колес­ни­цей в кон­це пер­вой Геор­ги­ки, Вер­ги­лий ими­ти­ру­ет отры­вок из «Пла­каль­щиц» Эсхи­ла, опи­сы­ваю­щий нача­ло безу­мия Оре­ста. Так­же там было выска­за­но пред­по­ло­же­ние, что Вер­ги­лий мог наме­рен­но про­ве­сти парал­лель меж­ду Окта­виа­ном и сыном Ага­мем­но­на. Орест ото­мстил за отца, убив свою мать Кли­тем­не­стру, но этим дея­ни­ем он усу­гу­бил вину, тяго­тев­шую над Арго­сом, и тем самым вдох­нул новую жизнь в про­кля­тие, лежав­шее на доме Тан­та­ла. Поэто­му воз­мож­но, что Вер­ги­лий пред­у­преж­да­ет и Окта­ви­а­на, что, стре­мясь ото­мстить за сво­его «отца» Цеза­ря и уни­что­жить его убийц при Филип­пах, он усу­губ­ля­ет граж­дан­скую с.581 вой­ну и про­дол­жа­ет таким обра­зом кру­го­во­рот вины за про­ли­тую кровь, кото­рая так же тяго­те­ет над рим­ским наро­дом. Если такое пред­по­ло­же­ние кажет­ся при­чуд­ли­вым, то теперь его мож­но под­твер­дить ана­ло­ги­ей из пря­мой парал­ле­ли меж­ду Окта­виа­ном и Оре­стом в отрыв­ке из Клав­ди­а­на. Пер­вая часть обсуж­дае­мо­го эпи­зо­да зву­чит так:

В 394 г. Гиль­дон, комит Афри­ки, отка­зал­ся помочь Фео­до­сию Вели­ко­му про­тив мятеж­ни­ка Евге­ния: впо­след­ст­вии, в 397 г. он отбро­сил фор­маль­ную лояль­ность сыну Фео­до­сия, Гоно­рию, импе­ра­то­ру Запа­да. Вос­ста­ние было подав­ле­но в тече­ние года вой­ска­ми, кото­ры­ми коман­до­вал от име­ни Гоно­рия и Сти­ли­хо­на лояль­ный брат Гиль­до­на — Мас­це­зель². Эта победа, разу­ме­ет­ся, фор­маль­но была при­пи­са­на три­на­дца­ти­лет­не­му импе­ра­то­ру, и поэто­му Клав­ди­ан изо­бра­жа­ет его как вер­но­го дол­гу мсти­те­ля за мно­же­ство оскорб­ле­ний, нане­сен­ных его отцу Гиль­до­ном и Ала­ри­хом³. Эта вер­ность дол­гу затем срав­ни­ва­ет­ся с вер­но­стью дол­гу Оре­ста и Окта­ви­а­на (Авгу­ста) не в их поль­зу:

Мстя за отца, Орест про­явил pie­tas^[3], но убий­ст­вом мате­ри он запят­нал свою сла­ву, сме­шав pie­tas с ne­fas^[4]. Схо­жим обра­зом и Окта­виан ото­мстил за Юлия, но уми­ротво­рил его тень отвра­ти­тель­ным при­но­ше­ни­ем кро­ви сво­их сограж­дан: его пре­ступ­ле­ние, как под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, страш­нее пре­ступ­ле­ния Оре­ста, пото­му что Окта­виан был лице­ме­ром⁴ и пото­му что он уби­вал сво­их сограж­дан (ci­vi­li stra­ge) и навлек зло граж­дан­ской вой­ны на свой род­ной город. Гоно­рий пре­вос­хо­дит обо­их сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, так как уни­что­жив Гиль­до­на, он не толь­ко свер­шил месть за Фео­до­сия, не запят­нан­ную гре­хом, но и при­нес миру не ужас граж­дан­ской вой­ны, а li­ber­tas, т. е. кон­сти­ту­ци­он­ное прав­ле­ние, гаран­ти­ро­ван­ное силой импе­ра­тор­ско­го ору­жия.

Это срав­не­ние отча­сти лице­мер­но, или, как мини­мум, неадек­ват­но, ибо Фео­до­сия, конеч­но, не уби­ва­ли. Воз­мож­но, одна­ко, срав­не­ние Окта­ви­а­на с Оре­стом было хоро­шо извест­ным лите­ра­тур­ным или рито­ри­че­ским при­е­мом анти­це­за­ри­ан­ской про­па­ган­ды, с.582 и Клав­ди­ан, види­мо, пытал­ся при­спо­со­бить его для сво­их целей как мож­но луч­ше⁵. Или же он мог чер­пать вдох­но­ве­ние в соб­ст­вен­ном про­чте­нии Вер­ги­лия. По край­ней мере, ассо­ци­а­ция Окта­ви­а­на с Оре­стом у позд­не­го поэта суще­ст­вен­но повы­ша­ет веро­ят­ность созна­тель­но­го исполь­зо­ва­ния этой идеи в пер­вой «Геор­ги­ке» харак­тер­но, что Клав­ди­ан ясно выра­жа­ет то, на что Вер­ги­лий лишь наме­ка­ет.

Уни­вер­си­тет Кал­га­ри.