Перевод с англ. О. В. Любимовой.
Введение | 241 | |
Триумвират и Res Publica | 242 | |
Документы триумвиров | 249 | |
Функции триумвиров и возникновение личной юрисдикции | 255 | |
«Восстановление республики» | 259 |
с.241 Более чем через тридцать лет после публикации «Римская революция» остается непревзойденной, не как исчерпывающее описание возникновения монарха на руинах республики, а как нечто гораздо большее, как демонстрация нового метода представления исторических изменений. Конечно, главным объектом для подражания стал такой аспект этого метода, как просопография, и этот аспект действительно является для него ключевым. Но гораздо важнее использование современной литературы для отражения событий и для анализа и определения понятий и терминов, через которые воспринимали события те люди, которые их переживали.
Общая характеристика, а возможно, даже определение великих исторических работ состоит в том, что они вызывают подражание и побуждают не только применить свои методы в других областях, но и продолжить дальше свои выводы. Данная глава с благодарностью предлагается вниманию читателей как попытка с иным акцентом изобразить некоторые аспекты утверждения Октавиана в качестве монарха: для этого, во-первых, будет продемонстрирован тот масштаб, в котором с.242 учреждения rei publicae продолжали функционировать в период триумвирата, и, во-вторых, будет заново определена перемена, достигшая своей кульминации в 27 г. до н. э., путем постановки вопроса, в каких терминах эта перемена и «новый порядок» (novus status), явившийся ее следствием, рассматривались современниками.
Монархия — это бесконечно сложное явление, в каждом случае уникальное для того конкретного общества, в котором оно произрастает. Сложность лишь увеличивается, когда монархия возникает из многовековой аристократической республики, систему обычаев, прав и традиций которой современные исследователи удостаивают именем конституции; и еще более она увеличивается, когда монархия немедленно влечет за собой прямые взаимосвязи монарха с множеством регионов и сообществ с различными культурами и различным политическим характером. Это — совершенно новый фактор, который предвестил Помпей во время его командования на Востоке и кратко — Цезарь во время его диктатуры в Риме. Кроме того, он позволяет нам упростить задачу и сконцентрировать исследование главным образом на единственном критерии монархии: на издании монархом решений, которые сами по себе воспринимаются его подданными как акты, имеющие юридическую силу. Крайне важно подчеркнуть различие между такими решениями и теми решениями, которые либо завершают некий коллективный законодательный процесс, либо просто обещают, что такой процесс состоится. Среди подобных решений, имеющих юридическую силу, особую важность имеют личные судебные приговоры монарха. Эти соображения будут крайне существенны при определении значения периода триумвирата для возникновения монархии и характера перемены, завершившейся в 27 г. до н. э.
Никто не мог бы оспорить, ни тогда, ни сейчас, что для периода триумвирата было в высшей степени характерно насилие, беззаконие и произвольное употребление власти. Это мнение тогда было открыто высказано юристом Касцеллием, который отказался дать юридическую формулу относительно собственности, предоставленной триумвирами, «считая, что все их пожалования находятся вне сферы закона»1. Даже сам Октавиан признал это, отменив (что бы это ни означало) все, что было сделано противозаконно и несправедливо до его шестого консульства в 28 г. до н. э.2 Тем не менее, если слишком некритически полагаться на знаменитую, но и типично эмоциональную, риторическую и неточную фразу Тацита, предваряющую его упоминание об этой «отмене» — «затем началась непрерывная, в течение двадцати лет, усобица, когда не стало ни нравственности, ни правосудия» (exim continua per viginti annos discordia, non mos, non ius)[1]3, то будут упущены из виду важные характеристики ситуации при триумвирате.
с.243 Прежде всего надо подчеркнуть, как мало надежной информации можно извлечь из имеющихся кратких рассказов об установлении триумвирата, которые в этом отношении напоминают рассказы об «урегулировании» 27 г.4. Более того, имеющиеся свидетельства относятся частью к Бононскому соглашению, а частью — к самому закону Тития. Несмотря на наличие очень ценного исследования5, здесь необходимо еще раз рассмотреть основные пункты.
По вопросу о фактических полномочиях триумвирата ни один из ранних источников — ни Ливий, представленный в эпитомах, ни сам Август в «Деяниях», ни Веллей Патеркул, — не могут ничем помочь6. Не может помочь и начало рассказа Светония в «Божественном Августе» (12—
Дион Кассий, описывая Бононию (46, 55, 3—
Довольно неясным остается вопрос о том, какие последствия ожидались от назначения триумвиров для восстановления государства — triumviri rei publicae constituendae — для народного собрания, сената и ежегодных магистратур. Меньше всего неясности связано с выборами и назначениями провинциальных наместников, которые, как прямо утверждается, входили в полномочия триумвиров. Но каждая ли годичная магистратура в этот период заполнялась путем назначения триумвиров? А если так, то означало ли это, что центуриатные и трибутные комиции фактически перестали собираться для проведения выборов до 27 г. до н. э.? Или, возможно, они собирались для формального избрания списков кандидатов, представленных триумвирами? Ряд важных статей о выборах при Августе игнорируют проблемы периода триумвирата8. Только ценное исследование Р. Фрай-Столбы прослеживает судьбы выборов с эпохи республики, через правление Цезаря и триумвирата, до имперского времени9. Конечно, существует множество свидетельств о произвольном использовании триумвирами права назначать на должности, в том числе о вопиющих оскорблениях республиканских традиций в некоторые годы. В конце 43 г. они назначили двух консулов-суффектов, один из которых занимал тогда должность претора и был сменен одним из эдилов; а за пять дней до конца этого года они отправили преторов в провинции и назначили им преемников10. Согласно Диону Кассию, в 42 г. они назначили городских магистратов на несколько лет вперед11. В 40 г. консулы-суффекты и преторы-суффекты снова были назначены прямо в конце года, а один эдил сменил умершего в последний день декабря12. В 39 г. триумвиры, как сообщается, с.245 назначили магистратов на несколько лет вперед, а консулов — на восемь лет, а впоследствии вносили в этот список дополнения и исключения. Дион Кассий тщательно акцентирует, что именно в этот момент назначение консулов-суффектов стало регулярным, и подчеркивает преемственность принятой в империи практики13. Точно так же, когда в этом же году было достигнуто временное соглашение с Секстом Помпеем, его условия включали предоставление его сторонникам претур, трибунатов и жречеств, а ему самому — консульства и должности гаруспика (гадателя; с обеих должностей он был смещен в 37 г.)14. Следующий год засвидетельствовал кульминацию периода беспорядка в государственных должностях15. В течение этого года было назначено шестьдесят семь преторов, а квестором стал мальчик16. В следующем году Дион Кассий отмечает увеличение числа лиц, занимающих должности, и называет причину для этого, а именно, — что должности ценились не сами по себе, а как необходимое условие для провинциального командования17.
В последующие годы подобные отклонения сильно сократились18, хотя суффект-консульства продолжали существовать (в 33 г. Октавиан сложил с себя консульство в первый же день)19. Суффект-консульство в 30 г., коллегой по которому, по словам Плутарха, Октавиан «избрал» сына Цицерона20, стало завершением систематического использования суффект-консульств на несколько десятилетий. Отказ от этой практики, несомненно, был задуман как знак возвращения к норме.
Обширное использование триумвирами полномочий по назначению магистратов, естественно, привело к тому, что назначения распределялись как милости и заинтересованные стороны просили о них. Так, Плутарх упоминает о том, что Октавия, уже отвергнутая Антонием, продолжала помогать людям, которых он направлял «по делам или же чтобы занять одну из высших должностей»[2], добиться удовлетворения их просьб от Октавиана (Ant. 54); а Элиан приводит случай, когда беглый раб получил от Антония претуру и был узнан своим бывшим хозяином, когда «сидел на трибунале и вершил правосудие на Римском форуме»21. Если можно доверять с.246 любопытному анекдоту Диона Кассия22, то право патронажа принадлежало не только триумвирам; ибо он сообщает, что за завершение строительства театра в 30 г. до н. э. и устройство в честь этого гладиаторских игр народ наградил Статилия Тавра, предоставив ему право каждый год избирать одного претора.
Тем не менее, остается несколько указаний на то, что ритуал выборов продолжал исполняться, а некоторые должности даже замещались путем выборов. Дион Кассий упоминает, что в 36 г. до н. э. не было эдилов из-за нехватки кандидатов23. Во время проскрипций, согласно Аппиану, один претор был убит, когда проводил собрание на форуме, а второй вынужден был бежать, когда ходатайствовал перед избирателями за квестуру для сына. В этом случае сын выдал убежище отца и в награду получил от триумвиров имущество отца и эдилитет24. Первая часть последней истории подтверждается Валерием Максимом25. Точно так же, согласно Плутарху (Cic. 49), Антонию доставили голову и руки Цицерона, когда он проводил собрание в декабре 43 г. Один рассказ Аппиана (BC 4, 47/174) свидетельствует, как в этот период народ избрал кого-то эдилом.
Но хотя назначение путем патронажа явно было нормой, в течение всего этого периода сохранялось представление о том, что республиканские магистраты, находясь в должности, должны исполнять свои традиционные функции. Когда в 41 г. до н. э. в Теане солдаты навязали соглашение Октавиану и Луцию Антонию, одно из его условий требовало, чтобы консулы осуществляли свои традиционные полномочия (ta patria) без помех со стороны триумвиров26. Точно так же, когда в 36 г. фортуна повернулась к Октавиану, он «вернул многие права в государственном управлении ежегодным должностным лицам»[3]27. Хотя эти ссылки ясно показывают, что фактически нормальное состояние не было достигнуто, тем не менее, важно подчеркнуть, в каком объеме продолжали существовать традиционные обязанности магистратов. Совершались жертвоприношения28, проводились игры и празднества29, строились и посвящались общественные здания30. Как видно с.247 из анекдота, рассказанного Аппианом (BC 4, 41/173) и Дионом Кассием (48, 53, 4), должность в Риме по-прежнему требовала существенных расходов. Рассказ Светония (Div. Aug. 27), как солдаты Октавиана стащили претора с трибунала, иллюстрирует как продолжение обычных обязанностей, так и их зависимость от силового вмешательства.
Но гораздо важнее указания на то, что существенные вопросы все еще решались через консулов. Аппиан дважды упоминает, как в 42 г. по указанию Антония консул Мунаций Планк проводил голосование о предоставлении кому-то гарантии безопасности31. Десять лет спустя, как известно, консулы Сосий и Домиций Агенобарб решительно воспротивились Октавиану и отказали ему в требовании обнародовать александрийские дарения Антония32; Сосий принял бы прямые меры против Октавиана, если бы не вето трибуна Нония Бальба33. Через два года именно сын Цицерона, консул-суффект 30 г., зачитал народу сообщение о смерти Антония34. Примерно в это же время, после заговора младшего Лепида, в загадочном рассказе Аппиана (BC 4, 50/218—
Еще важнее, чем эти разрозненные примеры мероприятий консулов или магистратов, свидетельства о голосовании сената или сената и народа. Во-первых, ряд законов или народных голосований. К 42 г. относится закон Мунация—
Сенат, действующий в важных вопросах без народа, встречается даже чаще. В 41 г., согласно Флору (2, 16), сенаторы объявили Луция Антония врагом государства. В 40 г. они приговорили Сальвидиена Руфа к смерти, вручили «попечение» (cura) о городе триумвирам, и утвердили предоставление Ироду царской власти в Иудее41. В 39 г. они утвердили все официальные решения триумвиров, принятые до этого времени42. Более традиционные функции тоже продолжали выполняться; в 37 г., согласно рекомендации понтификов, сенат приказал перенести останки человека, которого народ почтил погребением на Марсовом поле43.
Далее, пропуская различные решения в честь Октавиана44, можно отметить, что сенат объявил Антония врагом государства, предположительно в 30 г., — и что один сенатор проголосовал против45. По-видимому, вслед за этим они приняли решение снести статую Антония и отменить предоставленные ему почести (Plut., Cic. 49); а в 29 г. — закрыть двери храма Януса (RG 13; Dio 51, 20, 4).
Никто не станет утверждать, что формальное выполнение сенатом и народом их традиционных функций свидетельствует о том, что политическая свобода действий продолжала существовать. Но эти свидетельства, по-видимому, все же указывают на то, что сами республиканские учреждения в период триумвирата сохранялись. Более того, триумвиры не только, как будет показано (тексты к прим. 103—
с.249 Все документы, содержащие официальные решения периода триумвирата, происходят с греческого Востока. В этом контексте достаточно будет отметить их основное содержание и значение для выявления способа принятия решений. Чтобы проиллюстрировать определенное развитие формы и установок, они будут приведены в хронологическом порядке.
1. | Письмо Антония к Гиркану и иудейскому народу, 42/41 гг. до н. э. Jos., Ant. 14, 12, 3 (306— |
2. | Письмо Антония в Тир, 42/41 гг. до н. э. Jos., Ant. 14, 12, 4 (314— |
3. | Письмо Антония в Тир с приложением его эдикта (διάταγμα). 42/41 гг. до н. э. Jos., Ant. 14, 12, 5 (319— |
Иосиф Флавий отмечает, что такие же письма были направлены в Сидон, Антиохию и Арад (14, 12, 6 [323]), но не цитирует их. Письма, которые он цитирует, были испрошены через некоторое время после Филипп посольством к Антонию в Эфесе, которое поднесло ему золотую корону и ходатайствовало об освобождении иудейских пленных, захваченных в период господства Кассия, и о возвращении утраченных территорий. Антоний сразу удовлетворил эти притязания. В письме к Гиркану он ссылается на предыдущее посольство, принятое им в Риме, пространно рассуждает о Филиппах и приказывает освободить пленных, сохранить пожалования, предоставленные ранее им и Долабеллой (проконсулом Сирии в 43 г. до н. э.) и возвратить территории, занятые тирийцами. В письме в Тир он подчеркивает, что его противники при Филиппах не были назначены в свои провинции сенатом, приказывает вернуть территории и предлагает тирийцам представить их дело на рассмотрение, когда он прибудет в их область. Во втором письме он приказывает разместить в публичном месте общий эдикт относительно незаконного захвата Сирии Кассием и потерь, понесенных иудеями. Здесь он использует свой полный титул: «Марк Антоний, император, один из триумвиров во главе государства, сказал». Следует отметить, что вопрос поднят, как часто случается, посольством заинтересованной стороны, решение по нему принято прямо и лично тем из триумвиров, кого он касается, но сделано некое указание на законность его положения.
4. | Письмо Антония в провинциальный совет (koinon) Азии о правах всемирного общества атлетов, победивших на священных играх и увенчанных короной. (?) 41 г. до н. э. SB 4224; |
Антоний ссылается на два посольства: первое — когда Марк Антоний Артемидор, «мой друг и руководитель упражнений» и жрец-эпоним общества, Харопин из Эфеса, прибыли к нему в Эфес и ходатайствовали с.250 о сохранении их привилегий; второе — когда Артемидор просил разрешения вырезать эти привилегии на бронзовой таблице. Это письмо, сохранившееся на папирусе, адресовано провинциальному совету, вероятно, для информации и защиты прав общества в будущем. Роль и важность провинциального совета в предшествовавшие годы стала сегодня ясна из документа из Афродисиады, свидетельствующего о том, что ранее в
5. | Предоставление (decretum?) гражданства Октавианом (или триумвирами?) Селевку Розосскому, (?) 41 г. до н. э. IGLS III № 718, ii; Sherk, Roman Documents, № 58, ii. |
Документ сильно испорчен, и его точное назначение и датировка вызывают большие сомнения. В данном контексте важно то, что он ссылается (строка 10) на закон Мунация — Эмилия, очевидно, проведенный консулами 42 г. Мунацием Планком и Эмилием Лепидом, в соответствии с которым предоставляется гражданство. Указаний на дату нет, но, вероятно, она довольно ранняя, так как предоставляющий гражданство назван «Цезарь Император» — Καῖσαρ αὐτοκράτωρ. Слово «Император» еще не выглядит как преномен, в который оно превратилось с 38 г. или, возможно, с 40 г. до н. э.47. С другой стороны, употребленный в
6. | (?) Греческий перевод закона, учреждающего церемонии в честь божественного Юлия Цезаря? 41 г. до н. э.? Forschungen in Ephesos IV, 3 (1951), 280, № 24; см. новую работу M. Crawford, ред., Roman Statutes I— |
Первые слова (thelete, keleuete) являются переводом слов «velitis, iubeatis» («Желаете ли, повелеваете ли»), то есть, юридической терминологией48, а выражение «божественный с.251 Юлий», вероятно, не использовалось до предоставления ему божественных почестей в 42 г. (Dio 48, 18—
7. | Постановление сената в ответ на посольство, вероятно, из Панамары в Карии. 39 г. до н. э. Sherk, Roman Documents, № 27. |
Документ формально датирован августом в консульство Луция Марция Цензорина и Гая Кальвизия. Из него следует лишь то, что крупное греческое посольство, вероятно, но не точно, из самой Панамары, обратилось с какой-то просьбой, которую Цензорин представил сенату и которая, очевидно, была принята благосклонно.
8. | Часть постановления сената, относящегося к Пларасе-Афродисиаде, 39 г. до н. э. |
Постановление датировано консульством Луция Марция Цензорина и Гая Кальвизия в 39 г. до н. э. и подтверждает права и привилегии, в том числе свободу и освобождение от налогов города и находящегося в нем святилища (temenos) Афродиты, предоставленные Божественным Юлием, Октавианом и Антонием. Некоторые положения постановления предусматривают в будущем принятие посольств города в сенате. Ср. № 12.
9. | Эдикт триумвиров. 39 г. до н. э.? или вскоре после. Aphrodisias, № 7. |
Этот документ содержит последнюю часть (около 30 букв) каждой из двенадцати строчек эдикта двух триумвиров. Формальное указание на дату отсутствует, но последующие строки содержат упоминания о войне и ее последствиях, которая, вероятно, является парфянским вторжением 39 г. до н. э., хотя здесь могут иметь в виду и притеснения со стороны Брута и Кассия.
10. | Письмо Октавиана в Эфес, написанное по просьбе посольства из Пларасы-Афродисиады, 38 г. до н. э.? Aphrodisias, № 12. |
Октавиан упоминается с преноменом «император», что предполагает датировку не ранее 38 г. или, возможно, 40 г. до н. э., и его письмо связано с восстановлением после войны Лабиена, что предполагает датировку не позднее 38 г. Октавиан говорит, что страдания Пларасы-Афродисиады были подробно описаны ему послом Солоном, сыном Деметрия, человеком, который упоминается и в № 12. Самая поразительная особенность письма состоит в следующем: Октавиан пишет, что дал entolai[4] с.252 своему коллеге Антонию возместить ущерб; но это может быть переводом слова mandata, в смысле «поручение», что не столь драматично, как кажется на первый взгляд. Письмо направлено в Эфес, так как Октавиану сообщили, что золотая статуя Эрота, посвященная Божественным Юлием и похищенная из Афродисиады, была посвящена Артемиде Эфесской. Эфесцам настоятельно рекомендуется вернуть ее. Здесь нет указаний на республиканские учреждения.
11. | Письмо Октавиана к Стефану об Афродисиаде (и письмо Стефана в Афродисиаду). 38 г. до н. э. Aphrodisias, №№ 10 и 11. |
Октавиан приказывает некоему Стефану защищать Пларасу-Афродисиаду, интересы которой ему дороже всех прочих городов Азии, в отсутствие Антония (вряд ли это поможет датировать письмо, ибо Антоний редко посещал провинцию Азия). Первая строка дает дополнительное свидетельство об интересном персонаже, которого Л. Робер рассматривает на нескольких, как всегда, поучительных страницах50, и окончательно подтверждает его мнение, что Зоил жил в этот период, а не во втором веке н. э. Эти документы примечательны привязанностью Октавиана к Афродисиаде и культу Венеры-Афродиты, которую он унаследовал от Юлия Цезаря; он пишет, что «взял» себе один этот город во всей Азии. Датировка снова будет около 38 г. до н. э., ибо Стефан в своем письме упоминает передачу свободных людей и рабов, а также золотой короны после войны с Лабиеном.
12. | Письмо Октавиана в Афродисиаду. 39— |
Ранее предполагалось (например, у Шерка в Roman Documents), что это письмо в Афродисиаду от триумвира, имя которого отсутствует, было написано Антонием, лишь потому, что Азия составляла часть «его» территории. Но его содержание и сравнение с № 13 должны были еще до обнаружения афродисиадского досье устранить все сомнения в том, что оно написано Октавианом. Октавиан — несомненно, это он, — отвечает на просьбу, высказанную их послом Солоном, сыном Деметрия (то же лицо, что и в № 10) о документах, предоставляющих им привилегии (строки 22—
13. | Письмо Октавиана в Розос, Сирия. 36— |
Это сопроводительное письмо с предписанием поместить в государственный архив Розоса документ № 5 (№№ 16 и 17, вырезанные на том же камне, были написаны позднее). Как ни странно, Октавиан пропускает титул triumvir rei publicae constituendae, но назван императором в четвертый раз (с 36 г. до н. э.) и избранным консулом во второй и третий раз, то есть, в 39—
14. | Эдикт Октавиана о привилегиях ветеранов. 38— |
Этот эдикт процитирован в латинском папирусе
Стоит завершить это досье тремя документами, относящимися к периоду после триумвирата. Следует подчеркнуть, что во всех трех документах титулатура Октавиана не содержит упоминаний о каких-либо государственных должностях, кроме консульства.
15. | Письмо Октавиана в Миласу, Кария, в ответ на посольство. 31 г. до н. э. (или 32?). Sherk, Roman Documents, № 60. |
с.254 Октавиан пишет в Миласу, будучи «избранным консулом в третий раз». Такая титулатура ставит в тупик, а наличие частицы «и» после слова «консул» предполагает, что нечто было пропущено: он был императором в пятый раз до Акция и в шестой раз после него. Это выражение может означать, как его обычно толкуют, что он просто был консулом в третий раз,
16. | Письмо Октавиана в Розос в ответ на посольство. 31 г. до н. э. IGLS III, № 718; Sherk, Roman Documents, № 58. |
Октавиан пишет, будучи императором в шестой раз (после Акция), консулом в третий раз (31 г. до н. э.) и «избранным (консулом) в четвертый раз» (на 30 г.), то есть, в последние четыре месяца 31 г. Он упоминает, что посольство Розоса встретило его в Эфесе и предоставило корону и различные почести (Дион Кассий действительно упоминает о его кратком визите в Азию перед возвращением в Италию в середине зимы 31/30 гг.)53. Он обещает оказать народу Розоса новые услуги, когда прибудет в Сирию, через которую он впоследствии действительно проезжал в 30 г. до н. э., и очень настойчиво свидетельствует о постоянных ходатайствах Селевка, одного из послов, в пользу его города.
17. | Письмо Октавиана в Розос, рекомендующее Селевка. 30 г. до н. э. IGLS III, № 718; Sherk, Roman Documents, № 58, iv. |
Октавиан пишет, будучи консулом в четвертый раз, но, по-видимому, еще не избранный консулом на 29 г. Он снова ссылается на услуги Селевка в качестве флотоводца и на его освобождение от налогов, римское гражданство и другие привилегии. Он продолжает в очень выразительном стиле: «Его я и ставлю вам в пример, ибо такие-то люди проявляют усердие вследствие благожелательности к своей родине. Я охотно сделаю вам все, что в моих силах, ради Селевка, без боязни посылайте ко мне смело с просьбами обо всем, о чем вы думаете». Октавиан пишет как монарх. Если в 30 г. до н. э. он с.255 и ожидал или планировал в будущем уменьшение своей фактической власти предоставлять блага, то здесь нет никаких признаков этого. Напротив, он уверенно ожидает и даже предлагает подавать прошения о благах, адресованные лично ему. Именно здесь, а не в документах периода собственно триумвирата, с их повторяющимся формализмом и постоянными ссылками на учреждения rei publicae, обнаруживается принцип, согласно которому решения принимаются в соответствии с неограниченной волей и суждением отдельного человека.
Поразительно, насколько точно эти два письма соответствуют предположениям Вергилия в «Георгиках», которые, согласно «Жизни Вергилия», написанной Донатом (27/91—
Как мы видели, засвидетельствовано лишь одно формальное определение власти триумвиров по отношению к республиканским магистратам: они должны были обладать консульской властью. Поэтому остается неясным, каковы были полномочия триумвира в Риме; и эта неясность еще усиливается из-за аккуратно отмеченного Дионом Кассием факта, что последовательные разделы территории между ними никогда не включали Рим и Италию. Ибо, — как он говорит с довольно недооцененной язвительностью, характерной для его описания возникновение монархии, — предполагалось, что они сражаются не за обладание Италией, а ради ее блага54. Одно очевидное отличие триумвиров от консулов в Италии обнаруживается в 41 г. до н. э.: триумвиры имеют преторианскую когорту, а консулы — нет55. Однако в остальном должность триумвира, видимо, была очень похожа на должность консула. В анекдоте Аппиана они описаны восседающими на трибунале на форуме (BC 4, 37/157). Как мы видели, им было предоставлено право созывать сенат; когда в 32 г. до н. э. Октавиан созвал сенат и сел на скамью консулов (Dio 50, 2, 5), а позднее продолжал созывать его и обращаться к нему, когда консулы бежали (50, 3, 2), следует полагать, что он использовал полномочия триумвира, независимо от того, истекли они формально или нет. Подобно другим магистратам, они тоже могли издавать заявления как эдикты, некоторые примеры которых мы видели среди вышеперечисленных документов. Предположительно, именно такова была с.256 процитированная Аппианом декларация, в которой триумвиры объявляли проскрипции: приведенный текст начинается с традиционного выражения эдикта: «они говорят»56.
Однако неизбежным следствием такого положения стало то, что посольства, просители и, вероятно, обычные тяжущиеся обращались непосредственно к триумвирам или к одному или двоим из них и таким образом начинали изолировать их от окружающих республиканских учреждений и создавать монархическую ситуацию, в которой решения принимаются путем индивидуальных объявлений. Мы уже видели несколько примеров посольств к тому или иному из триумвиров, и литературные источники сообщают о других примерах57. Отдельные просители пошли тем же путем. Возможно, лучшую иллюстрацию работы правительства в этот период дает так называемая «Похвальная речь Турии»58. Супруг неназванной матроны сообщает, что был возвращен из изгнания «по милостивому решению Цезаря Августа, находившегося в то время в отсутствии»[9] («beneficio et i[ud]icio apsentis Caesaris Augusti») (документ был вырезан на камне после 27 г. до н. э.), но в его отсутствие пришлось добиваться реального разрешения на его возвращение от Лепида: «[ты] обратилась по делу о моем восстановлении в правах к его коллеге Марку Лепиду, находившемуся в Риме, и, распростершись на земле, лежала у него в ногах». Несмотря на оскорбления и применение физической силы, матрона сумела зачитать эдикт Октавиана о восстановлении в правах. Точно так же еще один бесценный и недооцененный современный источник, Корнелий Непот, в «Жизни Аттика», сообщает, что дочь Аттика была выдана замуж за Агриппу при посредничестве Антония и «используя влияние этого человека, Аттик мог бы увеличить свое состояние, но страсть к деньгам была ему совершенно чужда, и он обращался к Антонию лишь для того, чтобы просить за своих друзей, которым угрожали беды или убытки»[10] (12, 2). На этом фоне, конечно, нетрудно допустить, что Вергилий в первой эклоге (42—
Юношу видел я там, для кого, Мелибей, ежегодно Дней по дважды шести алтари наши дымом курятся. Вот какой он ответ просящему дал, не помедлив: «Дети, пасите коров, как прежде, быков разводите!» |
с.257 Важным общественным событием стало прошение замужних женщин (matronae) в адрес триумвиров по поводу учреждения налога, которое описывает Валерий Максим (8, 3, 3) и Аппиан (BC 4, 32—
Вовсе не случайно, что этот эпизод касается благодеяния, оказанного простым объявлением триумвиров, и что при описании прошения Валерий Максим прибегает к типичной для судов лексике. Ибо одной из характеристик монархии является именно размывание границы между объявлением решений и объявлением судебных приговоров обладателя или обладателей власти. Как отмечает Моммзен59, Квинтилиан намекает на эту тенденцию именно в данный период, рассматривая поводы и функции «просьб о милосердии» (deprecationes): «Мольбы о милосердии, которые ни в каком смысле не являются настоящим методом защиты, можно использовать редко и лишь перед судьями, которые не ограничены какой-либо точной формой вердикта. Даже в речах, произнесенных перед Гаем Цезарем и триумвирами в защиту членов противоположной партии, хоть и звучат подобные мольбы о милосердии, но и используются обычные методы защиты». Далее он прямо переходит к ситуации, где речь произносится перед принцепсом: «Но если при выступлении перед принцепсом или любым другим лицом, властным оправдать или осудить, мы должны убеждать…»60.
Упрощенные, полусудебные процедуры избавления от врагов, применяемые в ходе военных действий, обширно засвидетельствованы в период триумвирата61, вплоть до разбирательств Октавиана в 31 и 30 гг.62. Это, конечно, чрезвычайно важный пример произвольного употребления власти в этот период. Но в долгосрочной перспективе для фундаментальной трансформации римского государства гораздо более важное значение имеет развитие регулярной персональной юрисдикции обладателя личной власти. Все сложности этого развития, которое можно с.258 описать как учреждение в городе Риме системы «расследования» (cognitio)63, характерной для республиканского провинциального наместника, не могут быть здесь рассмотрены. Но необходимо подчеркнуть, что имеется превосходное свидетельство, которым, по-видимому, пренебрегают как в работах о Юлии Цезаре64, так и в работах о судебной процедуре поздней Республики65, о том, что, будучи диктатором, Цезарь осуществлял в Риме регулярную персональную юрисдикцию: «суд он правил необычайно тщательно и строго»[11], как сообщает Светоний (Div. Jul. 43). Это обобщение подтверждается двумя эпизодами. Валерий Максим (6, 2, 11) рассказывает о Гальбе, «который осмелился обратиться к божественному Цезарю таким образом, когда последний, одержав свои победы, осуществлял правосудие на форуме». К этому же периоду, после Мунды, Сенека (De benef. 5, 24) относит инцидент, когда ветеран армии Цезаря участвовал в судебном слушании перед ним, которое касалось всего лишь спора между ним и его соседом. Ясно, что данное дело разбиралось перед Цезарем не потому, что этот человек был его ветераном. Ибо лишь в середине процесса Цезарь смог узнать в нем ветерана и, следовательно, признать верным его утверждение об оказанной услуге. Цезарь описывается как рассерженный, «на то, что тот отвлек его, среди судебного заседания, к старому рассказу»[12]. Таким образом, это была процедура cognitio, а спорный вопрос был совершенно незначительным. (Не вполне ясно, было ли это гражданское или уголовное дело).
Неизвестно, является ли это следствием ограниченного характера источников или нет, однако факт, еще не получивший должного внимания, состоит в том, что существует очень мало свидетельств о регулярной персональной юрисдикции триумвиров в мелких, неполитических делах и вообще нет свидетельств о такой их юрисдикции в Риме. Фактически, все свидетельства о юрисдикции триумвиров, за исключением юрисдикции над их римскими политическими врагами, относятся к Антонию. В жизнеописании Плутарха сообщается, что «в суде он был справедлив» (23) и что он часто выносил решения о царях и тетрархах «на судейском возвышении» (58). Примером смешения с.259 судебного и политического решения являются обвинения против Гиркана и Ирода66, предшествовавшие изданию документов 1—
Напротив, для Октавиана, который, конечно, базировался в Риме, нет конкретных примеров регулярной юрисдикции и нет общих указаний по этому вопросу до печально известного своей неясностью упоминания у Диона Кассия (51, 19, 6—
Таким образом, в этом важном аспекте триумвират, насколько это отражено в наших источниках, возможно, представляет собой даже небольшой шаг назад в развитии монархического института, который уже был известен ранее, в диктатуру Цезаря и которому предстояло полностью реализоваться во время принципата Августа.
с.260
Ничто из сказанного выше не должно опровергать тот факт, что в период триумвирата решающее значение имели насилие и беззаконие. Но, как можно надеяться, это исследование подчеркнет, что триумвират был институтом, созданным в соответствии с видимостью закона и наложенным на республиканские учреждения, а не заменившим их. Вследствие этого в нем проявляются многие неясности при осуществлении власти и многие компромиссы между личной властью и традиционными институтами, характерные для самого принципата. Более того, существование подозрений и соперничества между триумвирами не раз заставляло их, в поисках политической поддержки, лицемерно уверять сенат и римский народ в своей преданности. Республика не только сохранилась, хоть и сильно ослабленная; но можно считать, что «августовское» возрождение началось в конце
Как печально известно, источники не позволяют однозначно решить вопрос о том, когда истекли полномочия триумвирата, ни в строгой теории, ни на практике73. С уверенностью можно сказать лишь то, что с 31 г. и далее, прямо до получения трибунской власти в 23 г., единственной реальной властной должностью, на которую указывает титулатура Октавиана/Августа, была должность консула. С этой формальной и внешней точки зрения единственным изменением в 27 г. было появление когномена «Август».
Произошли, конечно, и более существенные изменения, но их характер и значение еще требуют нового рассмотрения на фоне триумвирата. Дион Кассий сообщает, что в 28 г. Октавиан делил фасции с Агриппой, своим коллегой с.261 по консульству74, — этот жест явно был задуман как символ нормального состояния, но его значение нельзя интерпретировать из-за отсутствия свидетельств за предшествующий период. В этом же году, как отмечалось (см. текст к прим. 2), он отменил незаконные решения триумвирата, а в конце этого года принес обычную присягу консула, слагающего с себя должность75. Тацит, по-видимому, даже соединяет с этой отменой и относит к этому же году существенные шаги, создавшие принципат: «Наконец, в шестое свое консульство Цезарь Август, обеспечив себе прочную власть, отменил сделанные во время триумвирата распоряжения и дал законы, чтобы мы наслаждались миром и нами управлял принцепс»76. Как часто бывает у Тацита, нельзя точно установить, что именно он имеет в виду. Сам Август (RG 34) говорит о своем шестом и седьмом консульстве. Однако Дион Кассий явно связывает коренную реформу с «урегулированием» 27 г.
Те из произошедших тогда изменений, которые касались управления провинциями, по крайней мере, достаточно понятны77. Триумвиры были уполномочены назначать всех провинциальных наместников, и имеется достаточно свидетельств о том, что они это делали78, и о том, что Октавиан продолжал это делать между Акцием и 27 годом79 но следует отметить, что от республиканского титула «проконсул» (pro consule) не отказались80, хотя легат пропретор (легат преторского ранга), впервые засвидетельствованный в
Представление о том, что эти два метода назначения и два вида титулов отражают фундаментальное разделение политической и административной ответственности между принцепсом и сенатом, является иллюзией89. Невозможно также сказать, как формально описывалось положение Августа по отношению к императорским провинциям. Возможно, он формально являлся проконсулом этих провинций, одновременно занимая консульство (ранее Помпей уже был проконсулом Испании — Caes. BG 6, 1, 2 — когда в 52 г. был избран консулом, сохранив свое командование; ср. Vell. Pat. 2, 48, 1); но ни один документ не дает Августу и любому другому императору титула проконсул до правления Траяна90. Либо, возможно, была изобретена какая-то формула, использующая выражение «проконсульский империй» (imperium proconsulare) или похожее выражение; но об этом с.263 на данном этапе нет свидетельств. Поэтому вполне можно предположить, что провинциальная составляющая урегулирования 27 г. для Августа состояла просто и исключительно в праве назначать легатов наместниками большинства главных военных провинций.
Что касается городских магистратов, то источники предполагают, что формально республиканские выборы существовали в течение всего периода триумвирата (см. текст к прим. 23—
Таким образом, изменения, завершившиеся в 27 г., имели довольно ограниченный характер, и не все они указывали на возрождение республики. Но это приводит нас к центральному вопросу: теперь, когда мы видели масштаб, в котором республиканские институты сохранялись в период триумвирата, какие имеются свидетельства в поддержку обычного мнения, что в 27 г. имело место реальное или провозглашаемое «восстановление республики»?93
Этот вопрос влечет за собой острую проблему: какие термины используются в источниках для описания изменения 27 г. или установившегося в результате порядка и что означали эти термины в разные периоды. Например, когда выражение res publica использовалось, если использовалось вообще, для обозначения республики в нашем смысле? Это выражение определенно имеет какое-то схожее значение в одном фрагменте Тацита, указывающем на 14 г. н. э.: «Много ли еще оставалось тех, кто своими глазами видел республику?»94 Но имело ли оно такое значение в
Этот фрагмент позволяет также подчеркнуть, что даже если бы современные источники постоянно использовали выражение «res publica restituta» применительно к изменениям, завершившимся в 27 г., то оно, вероятно, не означало бы «республика была восстановлена». Но в действительности примечательно, во-первых, как слабо отражено это событие в современной ему литературе — никаких его отзвуков не слышно у Вергилия, Горация и Проперция — и, во-вторых, насколько разнообразны выражения, употребляемые в тех литературных и документальных источниках, которые о нем все-таки упоминают. Выражение «res publica restituta» практически наверняка употребляется в «Похвальной речи Турии» (текст к прим. 58), ii, 25, «во всех странах наступил мир [и] res publica была восстановлена»; и, вероятно, в Пренестинских фастах в записи за 12 января98:
[Сенат постановил,] чтобы дубовый венок был помещен над дверью дома Цезаря Августа, [потому что он вернул rem publicam] римскому народу.
Следует отметить, что два этих случая — единственные, в которых употреблялось или могло употребляться данное выражение. В «Фастах» Овидия, под 13 января, стоит совсем другая формулировка (1, 589—
Наиболее общее утверждение исходит от верноподданного Веллея; описывая общее устройство дел по окончании гражданских войн, он отчасти вторит словам Цицерона к Юлию Цезарю в речи «За Марцелла» 23: «Тебе одному, Гай Цезарь, приходится… учреждать суд, с.265 восстанавливать кредит, обуздывать страсти, заботиться о грядущих поколениях, а все то, что распалось и развалилось, связывать суровыми законами»[15]. Версия Веллея более подробна и витиевата: «По прошествии двадцати лет были завершены гражданские войны и похоронены внешние, восстановлен мир, повсеместно усыплен страх перед оружием, законам возвращена сила, судам — их авторитет, сенату — величие, магистратам — власть и старинный порядок полномочий (только лишь к восьми преторам добавлены еще два). Была восстановлена старинная и древняя государственная форма[16] (rei publicae forma)»101. Вполне можно пересказать этот фрагмент как «Август восстановил rem publicam», а не «Август восстановил республику». Указание на увеличение числа преторов с восьми до десяти свидетельствует о том, насколько точно и узко значение выражение «форма rei publicae» в этом контексте.
Наиболее ценным источником об этих событиях был бы Ливий. Но хотя в его предисловии упоминается о закрытии ворот Януса в 29 г. (1, 19, 3), в нем не обнаруживается указаний на последующее политическое урегулирование. Однако, насколько можно судить по эпитоме 134, дойдя до этого урегулирования, Ливий описал его в нейтральных выражениях: «Цезарь, упорядочив все дела и установив должное устройство в провинциях, принимает прозвище Августа»[17]. Излишне и нецелесообразно продолжать перечисление ссылок более поздник авторов на урегулирование дел в это время, ибо мы занимаемся главным образом тем, как его описывали и понимали современники. Но можно отметить два хорошо известных фрагмента, в которых Тацит характеризует эволюцию Октавиана от триумвира до принцепса:
Ann. 1, 2: «…отказавшись от звания триумвира, именуя себя консулом и якобы довольствуясь трибунскою властью для защиты прав простого народа…».
Ann. 3, 28: «Наконец, в шестое свое консульство Цезарь Август, обеспечив себе прочную власть, отменил сделанные во время триумвирата распоряжения и дал законы, чтобы мы наслаждались миром и нами управлял принцепс».
В обоих этих фрагментах Тацит скорее намекает на характеристики положения Августа в
с.266 В
Слова Августа тщательно подобраны: за исключением консульств 27—
Поэтому необходимо соблюдать осторожность, рассматривая слова, которые употребляет Август при описании событий 28 и 27 гг. Бросается в глаза, что он не упоминает никакой конституционной основы своей власти до этого момента. Но он упоминает, что передал rem publicam в arbitrium сената и римского народа. Интерпретируя этот текст, нельзя пренебречь мнением единственного нарративного источника об этих событиях, Диона Кассия, который считал, что предложение о сложении полномочий, сделанное Октавианом в январе 27 г., являлось шарадой, которая была специально предназначена для формального продления его контроля над государством и немедленно привела к этому результату102. Слово «распоряжение» (arbitrium) тоже может указывать на исторический факт, если является намеком на предложение Октавиана и последующее голосование сената и народа в январе 27 г. до н. э.; но если оно подразумевает, что после этого момента продолжала существовать политическая свобода, то это другой вопрос.
Конечно, для Диона Кассия такого события, как восстановление республики, никогда не происходило; ибо он, как и Аппиан (Hist., praef. 14/60) считал Акций тем моментом, когда в римский мир вернулась монархия103. Однако следует отметить, что и он, и Аппиан, и Светоний упоминают о предложениях или обещаниях, сделанных в разное время Октавианом и Антонием, которые означали бы «восстановление республики». Почти всегда используются выражения, означающие возврат власти:
с.267
36 г. до н. э. | App. BC 5, 132/548: «Цезарь… обещал вполне восстановить государственный строй после возвращения Антония из парфянского похода». |
34 г. до н. э. | Dio 49. 41. 6: «И пока Антоний был таким образом занят вышеописанным, он имел наглость написать сенату, что желает оставить свою должность и передать все управление государством в руки этого органа и народа». |
32 г. до н. э. | Dio 50, 7, 1: «Антоний… пообещал, что в течение двух месяцев после победы откажется от своей должности и вернет сенату и народу всю их власть». |
30 г. до н. э. | Suetonius, Div. Aug. 28: «О восстановлении республики он задумывался дважды: в первый раз — тотчас после победы над Антонием, когда еще свежи были в памяти частые обвинения его, будто единственно из-за Октавия республика еще не восстановлена; и во второй раз — после долгой и мучительной болезни, когда он даже вызвал к себе домой сенаторов и должностных лиц и передал им книги государственных дел». |
29 г. до н. э. | Dio 52, 1, 1: «После этого они [римляне] вернулись к тому, что, строго говоря, было монархией, хотя Цезарь собирался сложить оружие и доверить управление государством сенату и народу». |
Последний фрагмент служит лишь введением к спору Агриппы и Мецената, и его не следует расценивать как свидетельство о намерении Октавиана именно в 29 г. вернуть власть сенату и народу. Следует отметить, что все более предыдущие фрагменты касаются невыполненных публичных обещаний периода триумвирата, а фрагмент Светония — невыполненного частного намерения. У Светония нет ни намека на осведомленность о том, что когда-либо утверждалось, будто данное событие произошло на самом деле.
Однако, поскольку люди, писавшие свои труды в установившейся империи, вряд ли могли сомневаться в том, что живут при монархии, резонным будет возражение, что это повлияло на их мнение о решающем переходном периоде. Так мы в конце концов приходим к основному вопросу: как это событие представлялось современникам? Прежде всего можно отметить примечательную откровенность, с которой Корнелий Непот, писавший через некоторое время после смерти Аттика в конце марта 32 г. и, по-видимому, после смерти Антония, характеризует амбиции двух триумвиров: «каждый из них стремился первенствовать [principem esse] не только в Риме, но и во всем мире»104. Этот фрагмент, вероятно, был написан до января 27 г. Но предисловие к работе Витрувия с.268 «Об архитектуре» — это другое дело, ибо представляется несомненным, что оно было написано после января 27 г. и не позднее 23 г. до н. э.105. Поэтому тон его обращения к Августу в предисловии имеет важнейшее значение для оценки тех представлений, которые существовали в Риме в
В то время как твой божественный ум и воля, император Цезарь, заняты были завоеванием мира, а граждане гордились твоей непобедимой доблестью, торжеством и победою над всеми простертыми ниц врагами, все покоренные племена следовали твоему мановению и римский народ вместе с сенатом, освобожденный от тревог, руководился твоими великими замыслами и решениями… Когда я убедился, что ты озабочен не только общим благополучием и установлением государственного порядка, но и постройкой целесообразных общественных зданий… Когда же совет небожителей водворил его [Юлия Цезаря] в обители бессмертия и родительскую власть передал в твои руки[19]…
Этот фрагмент не содержит точных указаний на существующее конституционное положение. Но несомненно, что в нем без тени смущения принимается личное господство Августа. Более того — и это существенно, — содержащейся в нем подобострастной лестью, конечно, можно было бы пренебречь и не придавать ей исторического значения, если бы это было написано в любых других условиях, кроме тех, что предполагаются современными учеными, а именно — в условиях недавно провозглашенного «восстановления республики». Если бы что-то подобное провозглашалось, то слова Витрувия были бы чрезвычайно бестактны — и никогда не были бы написаны.
Это же соображение применимо, хоть и обладает меньшей силой, к ряду фрагментов у Горация и Овидия. Ни один из них не является сам по себе очень точным или значительным, и большинство не так близки по времени к 27 г., как предисловие Витрувия, но все они несовместимы с гипотезой, будто Август провозгласил восстановление республики:
Hor. Odes 1, 12, 49—
О отец и страж ты людского рода, Сын Сатурна! Рок поручил охрану Цезаря тебе: пусть вторым он правит, Царствуй ты первым. |
и далее (58)
Пусть на радость всем он землею правит[20]. |
с.269 Hor. Odes 3, 14, 14—
Не боюсь я смуты, Ни убитым быть, пока всей землею Правит наш Цезарь[21]. |
Hor. Odes 4, 5, 1—
Сын блаженных богов, рода ты римского |
Ovid. Fast. 1, 531—
Августы вечно хранить неуклонно отечество будут: Этому дому даны небом державы бразды. |
Ovid. Fast. 2, 138—
Всем, что под небом лежит, Цезарь овладеет теперь. (…) Ты за насилье стоял, — соблюдает Цезарь законы; Ты над отчизной царил, — первоначальствует он. |
Ovid. Trist. 4, 4, 13—
«Сам ведь отчизны отец [pater patriae] — кто его доступней и проще? — Терпит, чтоб в наших стихах часто читали о нем. Как тому помешать? Достоянье всеобщее (res publica) Цезарь — Общего блага и я долей владею как все.[23] |
Об этих хорошо известных фрагментах достаточно сказать лишь то, что в них обнаруживается совершенно открытое признание контроля одного человека над римским государством. За исключением одного из фрагментов Овидия (Fast. 2, 138—
Множество, Цезарь, трудов тяжелых выносишь один ты: Рима державу оружьем хранишь, добронравием красишь, Лечишь законами ты: я принес бы народному благу Вред, если б время твое я занял беседою долгой[24]. |
Сам Август возражал, когда его публично провозглашали «господином» (dominus)106, отказался от диктатуры в 22 г. до н. э.107 и в конце жизни утверждал, несколько неискренне, как было показано, что превосходил других лишь авторитетом (auctoritas). Но он тоже без колебаний признавал сущность своего положения. В письме к своему внуку Гаю он писал: «Я же молю богов, чтобы — сколько у меня ни осталось времени — нам была дана возможность прожить его в здравии и при наибольшем благоденствии государства [rei publicae], раз вы ведете себя достойно и готовы унаследовать мое положение [stationem meam]»[25]108. «Res publica» здесь должно означать то же самое, что и в письме Атея Капитона, который умер в 22 г. н. э., где упоминается о любви к свободе, свойственной его великому сопернику Антистию Лабеону.
с.270 «Однако излишняя и неразумная свобода настолько его беспокоила, что, когда божественный Август был уже принцепсом и руководил государством [rem publicam obtinebat], он все же ни в чем не видел основательности и весомости, кроме тех положений, о которых прочел, будто они были одобрены и узаконены в римскую старину»109.
Таким образом, мнение Лабеона о принципате Августа не слишком отличается от мнения Касцеллия о триумвирате. Более того, даже почтительный Капитон считал принципат таким положением дел, при котором Август «руководил государством [re publica]». Он, конечно, согласился бы с тем, что res publica была должным образом «восстановлена» — restituta — Августом, но он явно не предполагал, что она когда-либо была возвращена — reddita.
Режимы Юлия Цезаря, триумвиров, Августа все вынуждены были различными способами приспосабливаться к римской rei publicae и ее учреждениям, упорному выживанию которых предстояло стать одной из наиболее примечательных особенностей имперской истории. Временный характер триумвирата, его недостаточная определенность и соперничество за политическую поддержку между его тремя, а затем двумя членами, привели к тому, что он, возможно, стал даже более зависимым от республиканских учреждений, чем предшествующий ему режим Цезаря и следующий за ним режим Августа. Победа при Акции, смерть Антония и стабилизация дел в Риме представляли собой шаги в направлении монархии, а не от нее; и нет надежных свидетельств того, что кто-либо в то время утверждал или предполагал обратное.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИЦЫ: