Античная мифология в историческом контексте

Заключение

Рас­смот­ре­ние антич­ной мифо­ло­гии в кон­тек­сте поли­ти­че­ской исто­рии древ­не­го мира и борь­бы хри­сти­ан­ства с язы­че­ст­вом пока­зы­ва­ет уди­ви­тель­ную живу­честь и пла­стич­ность антич­но­го мифа. Геро­и­че­ская мифо­ло­гия, как пока­за­но в пер­вом разде­ле, пона­ча­лу спо­соб­ст­во­ва­ла фор­ми­ро­ва­нию ари­сто­кра­ти­че­ско­го это­са в знат­ных атти­че­ских семьях, а затем содей­ст­во­ва­ла обра­зо­ва­нию граж­дан­ско­го сооб­ще­ства и рас­про­стра­не­нию ари­сто­кра­ти­че­ских эти­че­ских цен­но­стей на широ­кие слои общин­но­го кол­лек­ти­ва. Миф ока­зал­ся мощ­ным про­па­ган­дист­ским ору­жи­ем в руках власть иму­щих и вла­сти жаж­ду­щих как в пери­од скла­ды­ва­ния Афин­ской государ­ст­вен­но­сти, так и пери­од ее рас­цве­та. Необ­хо­ди­мость исполь­зо­вать авто­ри­тет мифа для обос­но­ва­ния важ­ней­ших поли­ти­че­ских и соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских пре­об­ра­зо­ва­ний дока­зы­ва­ет его гос­под­ство в мас­со­вом созна­нии одно­го из самых пере­до­вых эллин­ских поли­сов и опро­вер­га­ет пред­став­ле­ние о без­услов­но­сти пере­хо­да «от мифа к лого­су» в клас­си­че­ский пери­од гре­че­ской исто­рии.

Наряду с тра­ди­ци­он­ной мифо­ло­ги­ей у афи­нян, так­же как и у рим­лян, воз­ни­ка­ет мифо­ло­гия осо­бо­го соци­аль­но-поли­ти­че­ско­го рода, так назы­вае­мая пара­и­сто­ри­че­ская мифо­ло­гия. В ее раз­ви­тии у афи­нян и рим­лян мож­но обна­ру­жить неко­то­рые общие чер­ты. Оформ­ля­ет­ся пара­и­сто­ри­че­ская мифо­ло­гия и в Афи­нах, и в Риме в пери­од скла­ды­ва­ния антич­ной граж­дан­ской общи­ны. Появ­ле­ние импер­ских тен­ден­ций во внеш­ней поли­ти­ке афин­ско­го и рим­ско­го государств отра­зи­лось в «импе­ри­а­ли­сти­че­ской» интер­пре­та­ции «нацио­наль­но­го» мифа как у афи­нян (так назы­вае­мая «новая мифо­ло­гия» эпо­хи Перик­ла), так и у рим­лян (акту­а­ли­за­ция мифа об Энее, «завет» Кибе­лы рим­ля­нам ото­мстить гре­кам за раз­ру­ше­ние Трои после пере­не­се­ния ста­туи Вели­кой Боги­ни в Рим в кон­це III в. до н. э. и т. д.). Одна­ко в силу исто­ри­че­ских при­чин пара­и­сто­ри­че­ский «полис­ный» миф пре­вра­тил­ся в импер­скую уто­пию, важ­ным ком­по­нен­том кото­рой стал миф о «веч­ном воз­вра­ще­нии» «золо­то­го века», толь­ко у рим­лян в виде «воз­рож­де­ния» «рим­ско­го мифа» при Авгу­сте.

В эпо­ху прин­ци­па­та рим­ское государ­ство уде­ля­ло серь­ез­ней­шее вни­ма­ние при­об­ще­нию армии к цен­но­стям антич­ной куль­ту­ры в целом и к иде­а­лам «рим­ско­го мифа» в част­но­сти, актив­но исполь­зуя в раз­но­об­раз­ных сред­ствах про­па­ган­ды мифо­ло­ги­че­ские сим­во­лы и обра­зы. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние уди­ви­тель­но гар­мо­нич­ная инте­гра­ция гре­че­ской мифо­ло­гии в куль­ту­ру Рим­ской импе­рии.

Мате­ри­а­лы, пред­став­лен­ные во вто­ром и третьем разде­лах моно­гра­фии, не остав­ля­ют сомне­ний в том, что антич­ная мифо­ло­гия в I—III вв. явля­лась неотъ­ем­ле­мой частью созна­ния зна­чи­тель­ной части насе­ле­ния Импе­рии. При этом, одна­ко, в реги­о­нах с древним циви­ли­за­ци­он­ны­ми тра­ди­ци­я­ми, преж­де все­го на рим­ском Восто­ке, где наи­бо­лее настой­чи­во про­би­ва­лись импуль­сы ново­го в духов­ной жиз­ни, шел пол­ным ходом про­цесс кри­ти­че­ско­го пере­осмыс­ле­ния антич­ной мифо­ло­ги­че­ской тра­ди­ции. Апо­ло­ге­ты хри­сти­ан­ства II—III вв. (в латин­ской пат­ри­сти­ке — в первую оче­редь, Тер­тул­ли­ан, а в гре­че­ской — Кли­мент Алек­сан­дрий­ский), поле­ми­зи­руя с языч­ни­ка­ми, демон­стри­ро­ва­ли недю­жин­ную эруди­цию в антич­ной мифо­ло­гии.

Наи­бо­лее без­жа­лост­но Отцы хри­сти­ан­ской пат­ри­сти­ки обли­ча­ли рим­скую мифо­ло­гию, а осо­бен­но те ее ком­по­нен­ты, кото­рые име­ли отно­ше­ние к «рим­ско­му мифу», став­ше­му осно­вой импер­ской уто­пии. Апо­ло­ге­там еван­гель­ско­го уче­ния было необ­хо­ди­мо раз­вен­чать Импе­рию как сакраль­ный иде­ал. Дис­креди­та­ция «рим­ско­го мифа» была необ­хо­ди­ма хри­сти­а­нам и пото­му, что, как любая импер­ская уто­пия, он пред­став­лял собой осо­бый вари­ант соци­аль­ной уто­пии, утвер­ждав­шей, что имен­но Im­pe­rium Ro­ma­num луч­шим обра­зом обу­стра­и­ва­ет обще­ст­вен­ное бытие сво­их под­дан­ных¹.

Имен­но поэто­му, высме­и­вая пер­со­на­жей рим­ской мифо­ло­гии, апо­ло­ге­ты хри­сти­ан­ства не мог­ли прой­ти мимо попу­ля­ри­зи­ру­е­мой импе­ра­тор­ской про­па­ган­дой идеи о бес­ко­неч­но воз­вра­щаю­щем­ся «золо­том веке» Рим­ско­го государ­ства. Вполне веро­ят­но, что Отцы хри­сти­ан­ства столь боль­шое вни­ма­ние уде­ля­ли раз­об­ла­че­нию мифа о Феник­се в нема­лой сте­пе­ни пото­му, что в антич­ной лите­ра­ту­ре быто­ва­ло срав­не­ние с пти­цей Феникс Рим­ско­го государ­ства, подоб­но кото­рой Рим все­гда воз­рож­дал­ся из пеп­ла.

В то вре­мя, как в восточ­ных про­вин­ци­ях антич­ная куль­ту­ра, а так­же нераз­рыв­но свя­зан­ные с ней куль­ты и мифы пере­жи­ва­ли явный упа­док, в Бал­ка­но-дунай­ском реги­оне ситу­а­ция была совсем иная. Здесь антич­ная циви­ли­за­ция нахо­ди­лась еще на подъ­еме: воз­ни­ка­ли мно­го­чис­лен­ные горо­да, кото­рые при­тя­ги­ва­ли к себе мно­го­чис­лен­ных пере­се­лен­цев пона­ча­лу из запад­ных, а, начи­ная с III в., из восточ­ных про­вин­ций, а так­же мест­ное насе­ле­ние; бур­ны­ми тем­па­ми про­ис­хо­ди­ло осво­е­ние при­род­ных, глав­ным обра­зом гор­но­руд­ных богатств реги­о­на. Наи­боль­ший рост горо­дов про­ис­хо­дил во II—III вв. в зоне укреп­лен­ной гра­ни­цы — лиме­са, где антич­ные нача­ла в эко­но­ми­ке, соци­аль­ном устрой­стве, куль­ту­ре про­яви­лись в конеч­ном сче­те гораздо силь­нее, неже­ли в про­вин­ци­аль­ной глу­бин­ке.

Глав­ным соци­о­об­ра­зу­ю­щим фак­то­ром здесь явля­лась армия. Государ­ство, исполь­зуя раз­но­об­раз­ные сред­ства офи­ци­аль­ной про­па­ган­ды, эффек­тив­но при­об­ща­ло сол­дат­ские мас­сы к цен­но­стям антич­ной куль­ту­ры. Дан­ные источ­ни­ки убеди­тель­но дока­зы­ва­ют, что даже в пери­од кри­зи­са III в. антич­ные куль­ты и «рим­ский миф» как идео­ло­гия импер­ско­го лоя­лиз­ма гос­под­ст­во­ва­ли в этой среде. Не слу­чай­но дунай­ские про­вин­ции и дис­ло­ци­ро­ван­ные здесь вой­ска ста­ли в конеч­ном сче­те спа­си­те­ля­ми Рим­ской импе­рии, про­длив ее суще­ст­во­ва­ние еще на два века. Апо­ло­ге­ты хри­сти­ан­ства Тер­тул­ли­ан, Кли­мент Алек­сан­дрий­ский и дру­гие раз­об­ла­ча­ли мифы, свя­зан­ные с Гер­ку­ле­сом, Кибе­лой и Атти­сом, Мит­рой не толь­ко пото­му, что то были язы­че­ские либо «вар­вар­ские» боже­ства, но и пото­му, что эти куль­ты осо­бен­но актив­но куль­ти­ви­ро­ва­лись государ­ст­вом на рубе­же II—III вв., а так­же в свя­зи с их попу­ляр­но­стью в мили­та­ри­зи­ро­ван­ных про­вин­ци­ях, к чис­лу кото­рых отно­си­лась и Афри­ка.

В то же вре­мя, ана­лиз ико­но­гра­фии над­гроб­ных памят­ни­ков пока­зы­ва­ет, что и здесь во II—III вв. полу­ча­ют широ­кое рас­про­стра­не­ние — прав­да, пока еще в антич­ных фор­мах (через культ Дио­ни­са, Кибе­лы и Атти­са) — пред­став­ле­ния о бес­смер­тии души, о посмерт­ном воз­рож­де­нии и т. д. Новые вея­ния при­но­си­ли ново­бран­цы — уро­жен­цы восточ­ных про­вин­ций, пере­се­лен­цы из ази­ат­ских про­вин­ций, при­няв­шие актив­ное уча­стии в осво­е­нии реги­о­на в III—IV вв. Кро­ме того, эти нова­ции под­готав­ли­ва­ли поч­ву для доста­точ­но быст­ро­го рас­про­стра­не­ния хри­сти­ан­ства.

Успех хри­сти­а­ни­за­ция Бал­ка­но-дунай­ско­го реги­о­на объ­яс­нял­ся не толь­ко государ­ст­вен­ной поли­ти­кой хри­сти­а­ни­за­ции, став­шей бес­ком­про­мисс­ной во вто­рой поло­вине IV в., но и упад­ком соци­аль­ных групп, свя­зан­ных с антич­ны­ми духов­ны­ми цен­но­стя­ми. Была сло­ма­на антич­ная по сво­ей сути воен­ная орга­ни­за­ция ран­ней импе­рии. При­шли в упа­док либо в резуль­та­те обще­го соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го и поли­ти­че­ско­го кри­зи­са, либо в резуль­та­те вар­вар­ских втор­же­ний антич­ные горо­да.

Таким обра­зом, широ­кое рас­про­стра­не­ние обра­зов и сим­во­лов клас­си­че­ской и рим­ской мифо­ло­гии сре­ди рим­ских вои­нов, вете­ра­нов и горо­жан в Бал­ка­но-дунай­ском реги­оне во II—III вв. отра­жа­ло один из послед­них импуль­сов антич­ной куль­ту­ры в мас­шта­бах всей Импе­рии.