OCR: Р. Л. Гутовский.
с.327 Автору этих строк уже приходилось указывать, что взаимоотношения императора Домициана и армии нуждаются во внимательном и скрупулезном изучении. Одна из сторон этой проблемы — это отношение последнего Флавия к своему «генералитету», то есть наместникам провинций и легатам легионов, и обратная реакция римских военачальников на своего главнокомандующего. Для начала попытаемся определить, как Домициан видел свою роль во главе армии. По наблюдению Ф. Миллара, в римской общественно-политической жизни, в соответствии с устойчивой традицией, положение императора изначально было двойственным, как гражданским, так и военным. Соответственно, те императоры, что не имели солидной военной репутации, стремились, оказавшись на троне, проводить крупные военные кампании2. Здесь имеет смысл особо отметить, что именно Домициан положил начало традиции личного участия императора в военных действиях. Дж. Кэмпбелл приводит такую любопытную статистику. После испанской войны 26—
Б. У. Джонс тоже констатирует, что Домициан «фактически был первым императором, который провел значительную часть времени своего правления вне Рима, лично участвуя в своих военных предприятиях»4. М. Грант справедливо отметил, что в подобном поведении кроется главная причина популярности этого императора в военных кругах5. В отечественной науке тезис об устойчивой популярности Домициана в армии недавно был уточнен: «Домициан, бесспорно, преуспел в создании личной популярности и опоры своей власти в рядовом составе легионов и преторианской гвардии. Однако вследствие развития конфликта Домициана с сенатом, представители которого поставляли большинство военных командиров, и недоверия императора даже к ближайшему дворцовому окружению, в том числе — к префектам претория, Домициан столкнулся с проблемой лояльности командного состава»6.
С этим наблюдением можно согласиться, однако масштабы лояльности или нелояльности «генералитета» опять-таки остаются невыясненными. Здесь уместно вспомнить, что к концу правления Домициана в римской армии насчитывалось 28 легионов7. Следовательно, за пятнадцать лет его принципата должность легата легиона должны были занимать несколько сотен человек. Затем с.329 следовала селекция, проводимая императором — сито тщательного отбора на должность провинциального наместника оставляло для дальнейшей карьеры на порядок меньше претендентов, чем число легионных легатов.
К сожалению, нет возможности подробно проследить большое число таких карьер, но классический пример все же имеется: cursus honorum Гнея Юлия Агриколы, тестя Тацита. Карьерный рост Агриколы был обеспечен не только его деловыми качествами, но и тем, что он вовремя принял сторону Веспасиана в гражданской войне8. То же самое можно сказать о других военачальниках Домициана, игравших при нем видную роль: префекте претория Корнелии Фуске, погибшем во время карательной экспедиции против даков, Теттии Юлиане, одержавшем крупную победу над этим грозным противником при Тапах, на заключительном этапе войны9.
Интересен в этом смысле пример М. Ульпия Траяна-старшего, отца императора Траяна. Будучи в 69 г. легатом X легиона в Иудее, он, когда исход борьбы за власть в Риме был еще далеко не предрешен, высказался за Веспасиана, провозгласившего себя императором — и не прогадал. Уже в 70 г. он, вероятно, получает должность консула-суффекта, затем, до 73 г., является легатом провинции Галатия-Каппадокия. После этого ему вверяется провинция Сирия и ответственность за восточную границу Римской державы (73/4—
Надо правда, оговориться, что преданность династии и лично императору не всегда соответствовали иным качествам, необходимым провинциальному администратору и военачальнику. Так, наместник Мезии Оппий Сабин, входивший в ближайшее окружение Домициана, своей политикой на Нижнем Дунае, видимо, спровоцировал конфликт с даками, переросший в длительную и кровопролитную войну, и сам погиб при их вторжении в его провинцию11. Корнелий Фуск, сопровождавший императора с частью преторианской гвардии на внезапно открывшийся театр военных действий, был оставлен в качестве командующего после освобождения Мезии от варваров и отбытия Домициана в Рим. Однако вслед за тем он возглавил «акцию возмездия» и, переправившись через Дунай, был уничтожен вместе с частью своей армии в горных теснинах Дакии.
По поводу назначения Фуска командующим нижнедунайским фронтом мнения исследователей расходятся. С. Гзель считал выбор Домициана ошибочным: Фуск не обладал достаточным военным опытом, а своей карьерой был всецело обязан тому обстоятельству, что, будучи в 69 г. прокуратором Паннонии, принял активное участие в гражданской войне на стороне Веспасиана12. К. Пач, напротив, характеризует Фуска как «надежного, энергичного, имевшего заслуги перед династией Флавиев генерала»13. К. Штробель считает Фуска «весьма дельным офицером»14. Р. Сайм с.331 указывает, что выбор префекта гвардии в качестве командующего в войне был естественным, если, как и было в данном случае, сам император находился на театре военных действий. Правда, далее исследователь замечает по поводу Фуска: «Если он и сохранял еще напор и энергию, с помощью которых добивался победы в гражданской войне, они сослужили ему плохую службу в лесах и горах Дакии»15. Тацит, который, правда, судил уже по конечному результату (то есть разгрому и гибели Фуска), оценивает его так: «Опасности он любил больше, чем блага, добываемые их ценой (non tam praemiis periculorum quam ipsis periculis laetus), крайние и рискованные меры предпочитал испытанным и верным» (Tac. Hist. II. 86. 3. Пер.
Для рассматриваемой проблемы важно, что в обоих случаях, после как разгрома Сабина, так и катастрофы Фуска, Домициан счел своей обязанностью прибыть на театр военных действий и осуществлять руководство ими, пока ситуация не стабилизировалась. Таким образом, можно заключить, что он считал себя лично ответственным как за назначение командующих, так и за их гибель. Дион Кассий, правда, характеризует стиль военного руководства Домициана иначе: «Будучи разбит, он обвинял в этом своих военачальников. Дело в том, что, хотя для себя он требовал побед, ни одна из них не была одержана им самим, однако он обвинял других в поражениях, несмотря на то, что они были следствием отданных им приказов. Таким образом, он ненавидел тех, кто побеждал, и обвинял тех, кто терпел поражения» (LXVII. 7. 1).
Эта характеристика, мягко говоря, далека от объективности, хотя даже из нее ясно, что римские военачальники должны были выполнять указания императора как верховного главнокомандующего. Насколько известно, сам Домициан никогда не руководил войсками первой линии. С. Гзель полагал, что император не решался на непосредственное руководство боевыми действиями из-за с.332 неуверенности в себе, ибо он не был профессиональным военным17. Однако от принцепса являться профессионалом в этом деле было, конечно, весьма желательно, но не обязательно. Домициан, как давно отмечено, «был одним из лучших администраторов, когда-либо управлявших империей, — твердым, дальновидным и педантичным»18. В данном случае эти качества были решающими для успеха кампаний, которыми он руководил19.
Концентрация военной славы на персоне императора была непреложным правилом со времен Августа, однако Домициан не скупился на награды ни для солдат, ни для офицеров. Так, по случаю окончания войны с Децебалом император «наградил воинов почестями и деньгами» (Dio Cass. LXVII. 7. 3). Классический пример награжденного солдата — captor Decebali — Тиберий Клавдий Максим, уроженец Филипп, при императоре Траяне захвативший дакийского царя, который в момент пленения покончил с собой. Максим начал военную службу в качестве кавалериста VII Клавдиева легиона и за Дакийскую войну получил награды из рук Домициана: bello Dacico ob virtutem donis donatus ab imperatore Domitiano20.
Л. Фунизулан Веттониан, бывший наместником Паннонии в начале боевых действий в Мезии, а затем назначенный руководить Верхней Мезией, получил от Домициана (чье имя в надписи выскоблено) за Дакийскую войну dona consularia — комплект боевых наград, включавший 4 венка (стенной, лагерный, морской и золотой), 4 почетных копья и 4 знамени (ILS. 1005 = MW. 307). Легат сначала еще неразделенной, а затем Нижней Мезии М. Корнелий Нигрин Куриаций Матерн, получил за боевые действия против с.333 даков двойной комплект консулярских наград, став, таким образом, наиболее заслуженным из всех известных полководцев Домициана (AE. 1973. 331)21. Легат XIII Сдвоенного легиона был награжден императором за поход против свевов и сарматов тремя венками, тремя почетными копьями и тремя знаменами (ILS. 1017)22. Военный трибун Л. Росций Элиан Меций Целер, который командовал в войне Домициана против хаттов вексиллариями IX Испанского легиона, был награжден лагерным и стенным венками, двумя серебряными знаменами и двумя почетными копьями (MW. 322).
Наконец, самый известный пример. Гней Юлий Агрикола, тесть Тацита, единственный из всех военачальников и администраторов Домициана, был за свою деятельность в Британии награжден триумфальными отличиями и статуей в одеянии триумфатора (Tac. Agric. 40. 1). Отзыв Агриколы из провинции объяснялся не завистью императора к его военной славе, как утверждал Тацит23, а, как доказано достаточно давно, чисто деловыми и весьма основательными соображениями24.
Таким образом, объективные данные позволяют утверждать, что положение Домициана в армии было достаточно прочным и отношения императора с тщательно подобранным высшим командным составом не должны были вызывать опасений. Тем более неожиданным для последнего Флавия должен был стать военный мятеж, поднятый наместником Верхней Германии Л. Антонием Сатурнином (конец 88 — начало 89 г.). Его, как и заговор 87 г. в самом Риме25, Домициан, внимание которого было приковано к с.334 придунайскому театру военных действий, с полным основанием мог расценить как удар в спину. Это тем более верно, что, по «анкетным данным», Сатурнин должен был относиться к числу самых надежных командующих Домициана как типичный «выдвиженец» времени Флавиев. В молодости он, вероятно, был участником гражданской войны на стороне Веспасиана, был включен им в число сенаторов. Около 78—
Мотивы выступления и подлинные масштабы заговора против Домициана остались невыясненными. Существующие предположения (кроме сугубо личных мотивов, упоминаемых большинством исследователей), могут быть сведены к следующему:
1. «Контрудар в ответ на жестокое обращение Домициана с сенаторским сословием»28.
2. Типичный солдатский бунт, сделавший Сатурнина «вынужденным узурпатором»29.
3. Отражение недовольства части офицерского корпуса Рейнской армии Рима невнимательным отношением Домициана к германской границе и защищавшим ее войскам30.
Хотя мятеж был быстро подавлен, он произвел сильное впечатление на Домициана. По справедливому замечанию
В целом же практика Домициана по подбору высших командных кадров себя вполне оправдала — подавляющее большинство римских «генералов» сохраняло безукоризненную лояльность по отношению к своему шефу. В качестве показательного примера можно привести Траяна-младшего, будущего императора, который по приказу Домициана выступил с войсками на подавление мятежа Сатурнина. Еще более примечателен Лаппий Максим, который, не дожидаясь подхода подкреплений, не только своими силами подавил этот мятеж, но и проявил гражданское мужество высшей пробы, распорядившись сжечь захваченную переписку узурпатора. В противном случае, как можно догадаться, масштабы террора Домициана оказались бы, мягко говоря, несколько шире, чем это имело место в действительности.
Подводя итог, можно сказать, что Домициан, яркий представитель династии, военной по своему происхождению и характеру, видел дальше многих других: он первым оценил и ограниченность ресурсов империи по сравнению с варварским миром, и ту страшную опасность, которая угрожала ей с севера. Его поведение, шокировавшее верхушку общества, было ответом на вызов времени. С его точки зрения, империя могла выстоять только при условии полной централизации руководства и при железной дисциплине внутри правящей элиты, которая тогда являлась главным поставщиком кадров для высшего командного состава. Но этого взгляда «отцы-сенаторы» не понимали, не разделяли и не могли разделить. В результате Домициан погиб, непонятый и оклеветанный своими современниками. Впрочем, предав память последнего Флавия официальному забвению, его преемники фактически продолжали с.336 ту же политическую линию34. Правда, помня участь Домициана, они в своей внутренней политике предпочли скрыть железный кулак под бархатной перчаткой. Мог ли показной либерализм первых Антонинов ввести в заблуждение их современников — вопрос скорее риторический. Во всяком случае, когда в одном литературном споре Адриан легко одержал верх над своим оппонентом, а друзья последнего стали порицать его за покладистость, тот ответил: «Вы даете мне неправильный совет, друзья, если не позволяете мне считать самым ученым среди всех того, кто командует тридцатью легионами» (SHA. Vita Hadr. 15. 13. Пер.
ПРИМЕЧАНИЯ