Римская империя в III веке нашей эры
Проблемы социально-политической истории

с.66

1. 3. Роль сена­та и армии в поли­ти­че­ской жиз­ни Рим­ской импе­рии в III в. н. э.

Внут­ри­по­ли­ти­че­ская жизнь Рим­ской импе­рии в III в. н. э. была насы­ще­на собы­ти­я­ми, кото­рые не в послед­нюю оче­редь были обу­слов­ле­ны пози­ци­ей сена­та и армии. В зна­чи­тель­ной сте­пе­ни роль этих инсти­ту­тов в раз­ви­тии рим­ско­го государ­ства рас­смат­ри­вае­мо­го пери­о­да опре­де­ля­лась отно­ше­ни­ем к ним со сто­ро­ны пра­ви­те­лей импе­рии. Вме­сте с тем армей­ские кру­ги и сенат высту­па­ли как само­сто­я­тель­ные поли­ти­че­ские силы и пыта­лись вли­ять на импе­ра­то­ров, коррек­ти­ро­вать направ­лен­ность их внеш­ней и внут­рен­ней поли­ти­ки.

с.67 Вре­мя прав­ле­ния Сеп­ти­мия Севе­ра неко­то­рые исто­ри­ки счи­та­ют пери­о­дом ослаб­ле­ния пози­ций сена­та и воз­рас­та­ния роли армии в жиз­ни Рим­ской импе­рии. По их мне­нию, этот импе­ра­тор враж­деб­но отно­сил­ся к сена­ту и сена­то­рам, пред­по­чи­тал опи­рать­ся на чинов­ни­ков из всад­ни­че­ско­го сосло­вия и сол­дат, не толь­ко был «сол­дат­ским импе­ра­то­ром» по обсто­я­тель­ствам при­хо­да к вла­сти и харак­те­ру прав­ле­ния, но и вооб­ще раз­ру­шил систе­му Прин­ци­па­та и уста­но­вил в Риме неогра­ни­чен­ную воен­ную монар­хию¹⁶⁶. В каче­стве харак­тер­ных черт прав­ле­ния Сеп­ти­мия Севе­ра они назы­ва­ют улуч­ше­ние эко­но­ми­че­ско­го и пра­во­во­го поло­же­ния сол­дат, назна­че­ние всад­ни­ков, а не сена­то­ров на посты коман­ди­ров новых леги­о­нов и намест­ни­ка про­вин­ции Месо­пота­мии, доволь­но мно­го­чис­лен­ные каз­ни сена­то­ров, заве­ща­ние импе­ра­то­ра сво­им сыно­вьям жить друж­но, обо­га­щать сол­дат, а на осталь­ных не обра­щать вни­ма­ния (Dio. 76. 15, 2).

При Сеп­ти­мии Севе­ре дей­ст­ви­тель­но мно­го вни­ма­ния уде­ля­лось армии и укреп­ле­нию свя­зей меж­ду вой­ска­ми и импе­ра­то­ром. Осно­ва­тель дина­стии Севе­ров забо­тил­ся об эко­но­ми­че­ском и пра­во­вом поло­же­нии сол­дат, ста­рал­ся поча­ще бывать в вой­сках, лич­но руко­во­дил воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми про­тив пар­фян и в Бри­та­нии. Как отме­тил Х. Хофф­манн, Сеп­ти­мий Север видел сред­ства упро­че­ния пози­ций импе­ра­то­ра не в пре­бы­ва­нии в сто­ли­це импе­рии и уста­нов­ле­нии тес­ных кон­так­тов с сена­том, а в дости­же­нии успе­хов в вой­нах и в целе­на­прав­лен­ной поли­ти­ке пере­дви­же­ний по терри­то­рии импе­рии (eine ge­ziel­te Rei­se­po­li­tik), доби­ва­ясь тем самым лич­но­го при­сут­ст­вия в вой­сках важ­ней­ших груп­пи­ро­вок рим­ской армии¹⁶⁷. Харак­тер­но, что сво­их сыно­вей, Кара­кал­лу и Гету, Сеп­ти­мий Север воз­во­дил в ранг Цеза­рей и Авгу­стов не в Риме перед сена­том, а в Пар­фии и Бри­та­нии перед сол­да­та­ми¹⁶⁸. Зна­че­ние армии в жиз­ни Рим­ской импе­рии на рубе­же II—III вв. н. э., несо­мнен­но, воз­рос­ло. В опре­де­лен­ной сте­пе­ни это было свя­за­но с обсто­я­тель­ства­ми при­хо­да Сеп­ти­мия Севе­ра к вла­сти, но все-таки в боль­шей мере объ­яс­ня­лось ухуд­ше­ни­ем внеш­не­по­ли­ти­че­ско­го поло­же­ния рим­ско­го государ­ства в послед­ние деся­ти­ле­тия II в. н. э.

Вза­и­моот­но­ше­ния меж­ду Сеп­ти­ми­ем Севе­ром и сена­том не были очень хоро­ши­ми. Осве­щая путь это­го импе­ра­то­ра к вла­сти и его прав­ле­ние, древ­ние авто­ры сооб­ща­ют о каз­нях сена­то­ров по его при­ка­зу (Dio. 76. 8, 3—4; He­ro­dian. III, 8; SHA. v. Sev. IX; XII—XIII; v. Nig. VI; v. Alb. XII; Zon. XII, 8—9). По под­сче­там Г. Аль­фель­ди, в прав­ле­ние Севе­ра было каз­не­но 38 сена­то­ров, не с.68 счи­тая его кон­ку­рен­тов в борь­бе за импе­ра­тор­скую власть и их сыно­вей¹⁶⁹. Одна­ко выяс­не­ние при­чин каз­ни этих сена­то­ров пока­зы­ва­ет, что они погиб­ли не в силу их при­над­леж­но­сти к сена­тор­ско­му сосло­вию, а в свя­зи с уча­сти­ем в дей­ст­ви­ях про­тив Сеп­ти­мия Севе­ра или по подо­зре­нию в этом уча­стии. Трое из них были каз­не­ны в 193 г. н. э. как при­вер­жен­цы Дидия Юли­а­на; 29 — в 197 г. н. э. как при­вер­жен­цы Кло­дия Аль­би­на; чет­ве­ро из шести остав­ших­ся — в 205 г. н. э., по всей веро­ят­но­сти, в свя­зи с уча­сти­ем в заго­во­ре пре­фек­та пре­то­рия Плав­ци­а­на про­тив Севе­ра и его сыно­вей¹⁷⁰. Таким обра­зом, за 18 лет прав­ле­ния Сеп­ти­мия Севе­ра толь­ко два сена­то­ра, насколь­ко мы можем судить по име­ю­щим­ся сведе­ни­ям источ­ни­ков, были каз­не­ны по неиз­вест­ным нам при­чи­нам, но не обя­за­тель­но толь­ко из-за их при­над­леж­но­сти к сосло­вию сена­то­ров.

Нет боль­шой необ­хо­ди­мо­сти трак­то­вать как про­яв­ле­ние враж­деб­но­сти Севе­ра к сена­то­рам и назна­че­ние всад­ни­ков на выс­шие посты в про­вин­ции Месо­пота­мии. Дей­ст­ви­тель­но, до Сеп­ти­мия Севе­ра намест­ни­ка­ми про­вин­ции с дву­мя леги­о­на­ми были сена­то­ры кон­су­ляр­ско­го ран­га в воз­расте стар­ше 40 лет. Но, как пока­зал Г. Аль­фель­ди, уже при Мар­ке Авре­лии, когда в соста­ве Рим­ской импе­рии было девять про­вин­ций, гар­ни­зон кото­рых вклю­чал два или три леги­о­на, сре­ди сена­то­ров насчи­ты­ва­лось толь­ко 25—30 чел., кото­рые мог­ли быть назна­че­ны на долж­ность намест­ни­ков этих про­вин­ций¹⁷¹. То есть каж­дый тре­тий из них дол­жен был обла­дать спо­соб­но­стя­ми для коман­до­ва­ния арми­ей в 20—40 тысяч чело­век. С обра­зо­ва­ни­ем про­вин­ции Месо­пота­мии таких постов ста­но­ви­лось боль­ше, а коли­че­ство сена­то­ров, кото­рые мог­ли бы их занять, вслед­ст­вие каз­ней при Сеп­ти­мии Севе­ре и гибе­ли в годы граж­дан­ской вой­ны 193—197 гг. н. э., види­мо, умень­ши­лось. Не мог Сеп­ти­мий Север дове­рить коман­до­ва­ние зна­чи­тель­ны­ми воен­ны­ми сила­ми род­ст­вен­ни­кам каз­нен­ных и сена­то­рам, кото­рые не были каз­не­ны за под­держ­ку сопер­ни­ков Севе­ра в граж­дан­ской войне, но дис­креди­ти­ро­ва­ли себя в гла­зах импе­ра­то­ра такой пози­ци­ей. К тому же, как уже отме­ча­лось, про­вин­ция Месо­пота­мия гра­ни­чи­ла с агрес­сив­ной Пар­фи­ей и для государ­ства было бы луч­ше, если бы ее воз­глав­лял имев­ший зна­чи­тель­ный опыт коман­до­ва­ния вой­ска­ми намест­ник-всад­ник, а не «пол­ко­во­дец-люби­тель» из сена­то­ров. Есте­ствен­но, что намест­ни­ку из всад­ни­ков долж­ны были под­чи­нять­ся и всад­ни­ки — коман­ди­ры леги­о­нов этой про­вин­ции (I и III Пар­фян­ских). Посколь­ку II Пар­фян­ский леги­он раз­ме­щал­ся на с.69 терри­то­рии Ита­лии и его коман­дир дол­жен был под­чи­нять­ся всад­ни­ку — пре­фек­ту пре­то­рия¹⁷², то и во гла­ве это­го леги­о­на был постав­лен всад­ник. В поль­зу тако­го объ­яс­не­ния при­чин назна­че­ния всад­ни­ков на долж­но­сти намест­ни­ка про­вин­ции Месо­пота­мии и коман­ди­ров новых леги­о­нов гово­рит тот факт, что во гла­ве ста­рых про­вин­ций и леги­о­нов были остав­ле­ны сена­то­ры. Если бы Сеп­ти­мий Север дей­ст­ви­тель­но стре­мил­ся умень­шить роль сена­то­ров в деле руко­вод­ства про­вин­ци­я­ми и арми­ей, он мог бы заме­нить их всад­ни­ка­ми в Сирии и Бри­та­нии при изме­не­нии адми­ни­ст­ра­тив­но­го устрой­ства этих про­вин­ций.

О враж­деб­но­сти Сеп­ти­мия Севе­ра к сена­ту в целом, на пер­вый взгляд, гово­рят воз­рас­та­ние зна­че­ния импе­ра­тор­ско­го сове­та (con­si­lium prin­ci­pis) в деле управ­ле­ния государ­ст­вом и уси­ле­ние роли всад­ни­ков в этом сове­те¹⁷³. Но здесь надо учи­ты­вать то обсто­я­тель­ство, что за весь пери­од сво­его прав­ле­ния Сеп­ти­мий Север совсем немно­го вре­ме­ни нахо­дил­ся в горо­де Риме. Соб­ст­вен­но, в сто­ли­це импе­рии или вбли­зи нее он был толь­ко в 202—206 гг. н. э., да и в это вре­мя покидал Рим для визи­та в Афри­ку¹⁷⁴. Сле­до­ва­тель­но, Север часто про­сто не мог решать назре­вав­шие вопро­сы по управ­ле­нию государ­ст­вом сов­мест­но с рим­ским сена­том. Свиде­тель­ства источ­ни­ков не поз­во­ля­ют делать вывод о том, что при­над­леж­ность к сена­тор­ско­му сосло­вию пре­пят­ст­во­ва­ла вклю­че­нию в состав импе­ра­тор­ско­го сове­та. В чис­ле 205 чле­нов импе­ра­тор­ско­го сове­та при Сеп­ти­мии Севе­ре, име­на кото­рых нам извест­ны¹⁷⁵, был и идео­лог «пар­тии сена­та» Дион Кас­сий, успеш­но сотруд­ни­чав­ший как с самим осно­ва­те­лем дина­стии, так и с его пре­ем­ни­ка­ми¹⁷⁶.

Про­тив утвер­жде­ний о враж­деб­ном отно­ше­нии Сеп­ти­мия Севе­ра к сена­то­рам свиде­тель­ст­ву­ет то, что этот импе­ра­тор доволь­но тер­пи­мо отно­сил­ся даже к тем чле­нам сена­та, кото­рых подо­зре­ва­ли в под­держ­ке его сопер­ни­ков в борь­бе за импе­ра­тор­скую власть. Хотя часть сена­то­ров и была выведе­на по этой при­чине из соста­ва сена­та, им поз­во­ля­лось оста­вать­ся в Риме (Dig. I. 9, 3). Детям мно­гих сослан­ных на ост­ро­ва Север раз­ре­шил хоро­нить умер­ших не в месте ссыл­ки (Dig. XLVIII. 24, 2). Нико­му из род­ст­вен­ни­ков каз­нен­ных вра­гов государ­ства или сим­па­ти­зи­ро­вав­ших им не запре­ща­лось зани­мать какие-либо долж­но­сти при соот­вет­ст­вии тре­бо­ва­ни­ям воз­раст­но­го цен­за¹⁷⁷. В годы граж­дан­ской вой­ны 193—197 гг. н. э., как пока­зы­ва­ет про­веден­ный Г. Аль­фель­ди ана­лиз дан­ных эпи­гра­фи­че­ских источ­ни­ков, сре­ди сена­то­ров были не толь­ко вра­ги Сеп­ти­мия Севе­ра, но мно­го и его с.71 сто­рон­ни­ков¹⁷⁸. Мож­но согла­сить­ся с мне­ни­ем авто­ри­тет­но­го исто­ри­ка, что после победы в граж­дан­ской войне Север не пре­сле­до­вал цели пол­но­стью лишить сенат вла­сти и пре­сечь вся­че­ские при­тя­за­ния пред­ста­ви­те­лей сена­тор­ско­го сосло­вия. Но внут­рен­нее поло­же­ние в импе­рии застав­ля­ло его в пер­вые годы сво­его прав­ле­ния бороть­ся с высту­пив­ши­ми про­тив него груп­па­ми в соста­ве сена­та¹⁷⁹.

Пре­об­ра­зо­ва­ния Сеп­ти­мия Севе­ра не внес­ли ради­каль­ных изме­не­ний в поли­ти­че­ский строй Рим­ской импе­рии. Они про­во­ди­лись с целью укреп­ле­ния импе­ра­тор­ской вла­сти путем «усо­вер­шен­ст­во­ва­ния» систе­мы Прин­ци­па­та, а не заме­ны ее какой-то дру­гой систе­мой. По мне­нию О. Шуль­ца, с кото­рым мож­но согла­сить­ся, прин­ци­пат Сеп­ти­мия Севе­ра не пред­став­лял собой раз­ры­ва с про­шлым, и при нем офи­ци­аль­но при­зна­ва­лось, что импе­ра­тор управ­ля­ет рим­ским государ­ст­вом по пору­че­нию рим­ско­го наро­да и сена­та, а не по воле армии¹⁸⁰.

Сыно­вья Сеп­ти­мия Севе­ра — Кара­кал­ла и Гета, пра­вив­шие после смер­ти осно­ва­те­ля дина­стии, в целом сле­до­ва­ли его заве­ща­нию. Недол­го пра­вив­шие Мак­рин и Гелио­га­бал ста­ра­лись сохра­нять лояль­ность армии и без осо­бо­го почте­ния отно­си­лись к сена­ту. Одна­ко и при них в рим­ском государ­стве про­дол­жа­ла суще­ст­во­вать систе­ма Прин­ци­па­та¹⁸¹.

Прав­ле­ние послед­не­го из импе­ра­то­ров севе­ров­ской дина­стии — Алек­сандра Севе­ра — озна­ме­но­ва­лось воз­рас­та­ни­ем если не вла­сти, то пре­сти­жа сена­та в государ­стве. Это было свя­за­но с боль­шим вли­я­ни­ем на моло­до­го импе­ра­то­ра (он начал пра­вить в воз­расте 14 лет¹⁸²) его бабуш­ки Юлии Месы и мате­ри — Юлии Мамеи, кото­рые, как пишет Л. Омо¹⁸³, виде­ли глав­ную опас­ность для вла­сти юно­го импе­ра­то­ра в воен­ной анар­хии и стре­ми­лись уси­лить пози­ции прин­цеп­са с помо­щью авто­ри­те­та сена­та и воз­вра­ще­ния к поряд­кам ран­не­го Прин­ци­па­та. По дан­ным Зона­ры (XII, 15), «…Мамея при­ста­ви­ла к сыну луч­ших людей из сена­та, с кото­ры­ми он сове­то­вал­ся во всех сво­их дей­ст­ви­ях». Геро­ди­ан (VI, 1) сооб­ща­ет, что в каче­стве помощ­ни­ков и совет­ни­ков Алек­сандра из соста­ва сена­та были избра­ны «…16 мужей, счи­тав­ших­ся наи­бо­лее почтен­ны­ми по воз­рас­ту и воз­дер­жан­ны­ми по обра­зу жиз­ни». Наряду с этим управ­лять государ­ст­вом импе­ра­то­ру помо­гал состо­яв­ший в основ­ном из сена­то­ров импе­ра­тор­ский совет, вклю­чав­ший 70 чело­век, 20 из кото­рых явля­лись про­фес­сио­наль­ны­ми юри­ста­ми (SHA. v. A. Sev. 16). Как сооб­ща­ет автор жиз­не­опи­са­ния Алек­сандра Севе­ра (SHA. v. A. Sev. XLVI), импе­ра­тор с.71 «…долж­но­сти намест­ни­ков, про­кон­су­лов и лега­тов… все­гда давал… руко­вод­ст­ву­ясь либо соб­ст­вен­ным суж­де­ни­ем, либо суж­де­ни­ем сена­та». Воз­рас­та­ние роли сена­та про­яви­лось так­же в под­твер­жде­нии за ним пра­ва рас­смат­ри­вать уго­лов­ные дела, воз­буж­ден­ные про­тив лиц высо­ко­го ран­га, в пре­до­став­ле­нии ему пра­ва на утвер­жде­ние всех назна­че­ний на выс­шие посты импе­ра­тор­ской адми­ни­ст­ра­ции¹⁸⁴.

Одна­ко И. В. Нету­шил счи­тал, что про­се­нат­ский харак­тер прав­ле­ния Алек­сандра Севе­ра не нуж­но пре­уве­ли­чи­вать. При этом импе­ра­то­ре были про­веде­ны и пре­об­ра­зо­ва­ния, кото­рые сокра­ща­ли ком­пе­тен­цию быв­ших рес­пуб­ли­кан­ских инсти­ту­тов. Так, имен­но Алек­сандр Север учредил при пре­фек­те горо­да совет из 14 пред­ста­ви­те­лей рай­о­нов (re­gio­nes) Рима под назва­ни­ем cu­ra­to­res ur­bis для сов­мест­но­го обсуж­де­ния вопро­сов жиз­ни сто­ли­цы импе­рии. В свя­зи с этим пре­кра­ти­лось избра­ние сена­том маги­ст­ра­тов (пре­то­ров, эди­лов, три­бу­нов) для управ­ле­ния отдель­ны­ми re­gio­nes. Тогда же эди­ли­тет и три­бу­нат пере­ста­ли быть обя­за­тель­ны­ми сту­пе­ня­ми сена­тор­ской карье­ры, и после Алек­сандра Севе­ра эди­лов и три­бу­нов уже боль­ше не изби­ра­ли¹⁸⁵.

По мне­нию И. В. Нету­ши­ла, граж­дан­ский образ прав­ле­ния Алек­сандра Севе­ра вызы­вал недо­воль­ство в армии, усу­губ­ляв­ше­е­ся стрем­ле­ни­ем импе­ра­то­ра к береж­ли­во­сти и к вос­ста­нов­ле­нию сол­дат­ской дис­ци­пли­ны¹⁸⁶. Хотя, по-види­мо­му, в пер­вые годы его прав­ле­ния армия не про­яв­ля­ла недоб­ро­же­ла­тель­но­сти по отно­ше­нию к моло­до­му пра­ви­те­лю. Геро­ди­ан пишет, что «…заме­на наг­лой тира­нии… неко­ей ари­сто­кра­ти­че­ской фор­мой прав­ле­ния» была по душе не толь­ко сена­ту и наро­ду, но и сол­да­там (VI, 1). Отно­ше­ния меж­ду импе­ра­то­ром и армей­ски­ми кру­га­ми ста­ли пор­тить­ся толь­ко после того, как в свя­зи с наступ­ле­ни­ем пер­сов на вла­де­ния рим­лян Алек­сандр во гла­ве войск отпра­вил­ся на Восток. Здесь про­яви­лась неспо­соб­ность импе­ра­то­ра успеш­но руко­во­дить воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми. Рим­ляне потер­пе­ли пора­же­ния, понес­ли зна­чи­тель­ные поте­ри (He­ro­dian. VI, 5—6). В 231 г. н. э. нача­лись втор­же­ния вар­ва­ров в Мезию и Фра­кию¹⁸⁷. Когда вести об этом при­шли на Восток, участ­во­вав­шие в войне с пер­са­ми вои­ны-илли­рий­цы фак­ти­че­ски заста­ви­ли Алек­сандра Севе­ра пре­кра­тить воен­ные дей­ст­вия в восточ­ной части импе­рии и занять­ся изгна­ни­ем вар­ва­ров из тех обла­стей, где нахо­ди­лись их семьи (He­ro­dian. VI, 7). Как отме­тил Й. Фитц, это был пер­вый слу­чай, когда илли­рий­цы пред­по­чли нуж­ды сво­ей роди­ны инте­ре­сам всей импе­рии¹⁸⁸.

с.72 Нере­ши­тель­ность дей­ст­вий Алек­сандра Севе­ра на дунай­ской гра­ни­це, его попыт­ки купить мир у вар­ва­ров окон­ча­тель­но подо­рва­ли его авто­ри­тет в вой­сках. Наме­ре­ние импе­ра­то­ра выпла­тить день­ги вар­ва­рам за счет сокра­ще­ния рас­хо­дов на армию еще более уси­ли­ли раз­дра­же­ние сол­дат (He­ro­dian. VI, 7). Эти­ми настро­е­ни­я­ми в вой­сках вос­поль­зо­вал­ся Мак­си­мин Фра­ки­ец, и в кон­це фев­ра­ля или нача­ле мар­та 235 г. н. э.¹⁸⁹, сверг­нув непо­пу­ляр­но­го импе­ра­то­ра, он при­шел к вла­сти.

По опре­де­ле­нию К. Хри­ста¹⁹⁰, Мак­си­мин Фра­ки­ец был пер­вым сол­дат­ским импе­ра­то­ром в узком смыс­ле это­го сло­ва и типич­ным пред­ста­ви­те­лем это­го ново­го типа рим­ских пра­ви­те­лей. Древ­ние авто­ры так­же под­чер­ки­ва­ют, что Мак­си­мин при­шел к вла­сти по воле сол­дат, вопре­ки жела­нию сена­та и без его поста­нов­ле­ния (SHA. Ma­xim. Duo. VIII; Aur. Vict. De Caes. 25; Oros. VII. 19, 1).

Мож­но согла­сить­ся с мне­ни­ем К.-П. Ионе, что в 235 г. н. э. в Рим­ской импе­рии про­изо­шло нечто до сих пор невидан­ное¹⁹¹: уро­же­нец погра­нич­ной обла­сти на Ниж­нем Дунае, про­стой сол­дат, бла­го­да­ря служ­бе в армии став­ший офи­це­ром и попав­ший в состав всад­ни­че­ско­го сосло­вия, был про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром и в тече­ние трех лет управ­лял Рим­ской импе­ри­ей. Несо­мнен­но, при­ход к вла­сти путем убий­ства угод­но­го сена­ту Алек­сандра Севе­ра, незнат­ность про­ис­хож­де­ния ново­го импе­ра­то­ра не мог­ли спо­соб­ст­во­вать воз­ник­но­ве­нию дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ний меж­ду Мак­си­ми­ном и сена­то­ра­ми. По сооб­ще­нию Геро­ди­а­на (VII, 1), при­дя к вла­сти, Мак­си­мин «…немед­лен­но отстра­нил всех, кто сопро­вож­дал Алек­сандра в каче­стве совет­ни­ков, избран­ных сена­том: неко­то­рых из них он ото­слал в Рим, а от неко­то­рых отде­лал­ся под пред­ло­гом назна­че­ния управ­лять про­вин­ци­я­ми». Автор жиз­не­опи­са­ния Мак­си­ми­на пишет, что «…он нена­видел сенат» (SHA. Ma­xim. duo. XII). Раз­дра­же­ние сена­та долж­но было вызвать то, что, став импе­ра­то­ром, Мак­си­мин не спе­шил в Рим, а огра­ни­чил­ся изве­ще­ни­ем сена­та о сво­ем избра­нии сол­да­та­ми и все вни­ма­ние сосре­дото­чил на веде­нии вой­ны с гер­ман­ца­ми (SHA. Ma­xim. duo. X).

А. М. Ремен­ни­ков оце­ни­вал прав­ле­ние Мак­си­ми­на Фра­кий­ца как откры­тую воен­ную дик­та­ту­ру и счи­тал, что уста­нов­ле­ние этой дик­та­ту­ры обу­слов­ле­но ростом рево­лю­ци­он­но­го дви­же­ния в импе­рии и кри­ти­че­ским внеш­не­по­ли­ти­че­ским поло­же­ни­ем рим­ско­го государ­ства. По его мне­нию, Мак­си­мин и его окру­же­ние энер­гич­но дей­ст­во­ва­ли про­тив сена­та и круп­но­го сена­тор­ско­го с.73 земле­вла­де­ния¹⁹². Одна­ко, види­мо, сле­ду­ет при­знать умест­ным пре­до­сте­ре­же­ние Б. Блек­ман­на от чрез­мер­но­го упро­ще­ния харак­те­ра вза­и­моот­но­ше­ний меж­ду Мак­си­ми­ном и сена­том¹⁹³. Хотя новый импе­ра­тор лич­но и не пред­стал перед рим­ским сена­том, он послал ему сооб­ще­ние о про­воз­гла­ше­нии его импе­ра­то­ром сол­да­та­ми; и сенат, пусть и без осо­бо­го энту­зи­аз­ма, офи­ци­аль­но при­знал его закон­ным пра­ви­те­лем импе­рии и воз­ло­жил на него обыч­ные поче­сти и титу­лы рим­ских импе­ра­то­ров, что нашло отра­же­ние и в дошед­ших до нас над­пи­сях (CIL. VI, 2001; 2009). В 236 г. н. э.¹⁹⁴ Мак­си­мин объ­явил Цеза­рем сво­его сына, и он тоже был при­знан сена­том как гла­ва моло­де­жи (prin­cess iuven­tu­tis) и кооп­ти­ро­ван в кол­ле­гию жре­цов (CIL. VI, 1009). По всей види­мо­сти, в сто­ли­цу импе­рии Мак­си­мин не спе­шил в силу двух обсто­я­тельств. Во-пер­вых, как отме­ча­ет автор его жиз­не­опи­са­ния, «…став импе­ра­то­ром, Мак­си­мин сра­зу начал вести все вой­ны… желая сохра­нить соста­вив­ше­е­ся о нем мне­ние» (SHA. Ma­xim. duo. X). Ведь сол­да­ты уби­ли Алек­сандра Севе­ра пото­му, что он не вел реши­тель­ной вой­ны про­тив гер­ман­цев, и наде­я­лись, что опыт­ный пол­ко­во­дец Мак­си­мин будет пра­вить ина­че. Во-вто­рых, сам Мак­си­мин пони­мал, что сенат встре­тит его в Риме без лико­ва­ния, так как «…отно­сит­ся нему с боль­шим пре­зре­ни­ем» (SHA. Ma­xim. duo. XII). Поэто­му он, веро­ят­но, хотел успе­ха­ми в войне с гер­ман­ца­ми оправ­дать надеж­ды сол­дат и, при­быв в сто­ли­цу как победи­тель в боль­шой войне, добить­ся более радуш­ной встре­чи со сто­ро­ны сена­та и жите­лей Рима.

Но вой­на с гер­ман­ца­ми при­ня­ла затяж­ной харак­тер. Рас­хо­ды на веде­ние бое­вых дей­ст­вий и содер­жа­ние армии заста­ви­ли Мак­си­ми­на при­бег­нуть к непо­пу­ляр­ным мерам. По сооб­ще­нию Геро­ди­а­на (VII, 3), «…под пред­ло­гом непре­рыв­ных рас­хо­дов на опла­ту вои­нов Мак­си­мин разо­рил мно­гих бога­тых людей, исполь­зо­вал на это государ­ст­вен­ные день­ги, соби­рав­ши­е­ся для бла­го­де­я­ний и раздач, посвя­ще­ния в хра­мы, ста­туи богов». Конеч­но, это вызы­ва­ло недо­воль­ство не толь­ко сена­то­ров, но и все­го граж­дан­ско­го насе­ле­ния импе­рии.

Посколь­ку Мак­си­мин за все вре­мя сво­его прав­ле­ния ни разу не при­был в Рим, он не при­вле­кал сенат к реше­нию теку­щих вопро­сов по управ­ле­нию государ­ст­вом. На фоне пред­ше­ст­ву­ю­ще­го прав­ле­ния Алек­сандра Севе­ра роль сена­та в поли­ти­че­ской жиз­ни импе­рии замет­но умень­ши­лась. С дру­гой сто­ро­ны, Мак­си­мин стре­мил­ся сохра­нить вер­ность ему армии и забо­тил­ся о нуж­дах сол­дат. В тече­ние трех лет армия оста­ва­лась лояль­ной по отно­ше­нию с.74 к импе­ра­то­ру, и сенат не пред­при­ни­мал ника­ких дей­ст­вий про­тив Фра­кий­ца.

Свер­же­ние Мак­си­ми­на Фра­кий­ца с пре­сто­ла яви­лось логи­че­ским завер­ше­ни­ем собы­тий, начав­ших­ся в про­вин­ции Афри­ке. В нача­ле 238 г. н. э.¹⁹⁵ про­тив Мак­си­ми­на высту­пи­ли, по Геро­ди­а­ну (VII, 4), «некие моло­дые люди» горо­да Тиз­д­ра, когда «…намест­ник Ливии… попы­тал­ся немед­лен­но взыс­кать день­ги и лишить их отцов­ско­го и родо­во­го иму­ще­ства». Это выступ­ле­ние при­ве­ло к тому, что вос­став­шие объ­яви­ли импе­ра­то­ром намест­ни­ка про­вин­ции Афри­ки М. Анто­ния Гор­ди­а­на, кото­рый затем сде­лал сопра­ви­те­лем сво­его сына (Гор­диа­ны I и II).

Вне­зап­но ока­зав­шись про­тив­ни­ком Мак­си­ми­на Фра­кий­ца, Гор­диан I решил зару­чить­ся под­держ­кой рим­ско­го сена­та. Он «…разо­слал мно­го­чис­лен­ные посла­ния тем, кото­рые слы­ли пер­вы­ми лица­ми в Риме, соста­вил офи­ци­аль­ные посла­ния рим­ско­му наро­ду и сена­ту» (He­ro­dian. VII, 6). Собран­ный кон­су­лом для обсуж­де­ния собы­тий в Афри­ке сенат при­нял реше­ние при­знать Гор­диа­нов импе­ра­то­ра­ми, а Мак­си­ми­на объ­явил вра­гом государ­ства (He­ro­dian. VII, 7; SHA. Ma­xim. duo. XIV—XVI; Zos. I. 14, 1). По мне­нию М. Кэри¹⁹⁶, сена­то­ры реши­лись высту­пить про­тив Мак­си­ми­на, пото­му что при Алек­сан­дре Севе­ре они позна­ли вкус вла­сти и осо­зна­ли важ­ность сена­та в систе­ме государ­ст­вен­ных орга­нов импе­рии. Ф. Кольб счи­та­ет, что сенат под­дер­жал выступ­ле­ние в Афри­ке, так как мно­гие сена­то­ры име­ли в афри­кан­ских про­вин­ци­ях земель­ные вла­де­ния¹⁹⁷. Пони­мая, что отверг­ну­тый импе­ра­тор не оста­вит без вни­ма­ния дей­ст­вия сена­та, участ­ни­ки сенат­ско­го заседа­ния реши­ли для под­готов­ки вой­ны с Мак­си­ми­ном создать спе­ци­аль­ный коми­тет из 20 кон­су­ля­ров (Zos. I. 14, 2). Офи­ци­аль­ное назва­ние это­го коми­те­та (XX vi­ri ex s(ena­tus) c(on­sul­to) r. p. cu­ran­dae) сохра­ни­лось в над­пи­си, постав­лен­ной в честь одно­го из чле­нов коми­те­та — Л. Цезо­ния Луцил­ла (CIL. XIV, 3902 = ILS. 1186)¹⁹⁸. К. Дитц пред­по­ла­га­ет, что боль­шин­ство чле­нов это­го коми­те­та состав­ля­ли сена­то­ры-ита­ли­ки. Они мог­ли иметь тес­ные кон­так­ты с насе­ле­ни­ем Ита­лии, кото­рое нуж­но было моби­ли­зо­вать на вой­ну с Мак­си­ми­ном¹⁹⁹. Ко всем намест­ни­кам про­вин­ций сенат отпра­вил посоль­ства из сена­то­ров и вид­ных всад­ни­ков с прось­бой «…помочь их общей родине и сена­ту» (He­ro­dian. VII, 7).

Прав­ле­ние Гор­диа­нов ока­за­лось непро­дол­жи­тель­ным²⁰⁰. Оба они погиб­ли вслед­ст­вие того, что про­тив них во гла­ве III Авгу­сто­ва леги­о­на высту­пил сме­щен­ный Гор­диа­ном I со сво­его поста намест­ник Нуми­дии Капел­ли­ан (SHA. Ma­xim. duo. XIX). Когда с.75 весть о гибе­ли Гор­диа­нов при­шла в Рим, сенат избрал импе­ра­то­ра­ми чле­нов коми­те­та 20-ти Баль­би­на и Пупи­е­на (He­ro­dian. VII, 10; SHA. Gord. Tres. XXII; Aur. Vict. De Caes. 26). Подоб­но рес­пуб­ли­кан­ским кон­су­лам они полу­чи­ли оди­на­ко­вые пол­но­мо­чия и титу­лы, и даже впер­вые в рим­ской исто­рии оба ста­ли вер­хов­ны­ми пон­ти­фи­ка­ми (CIL. VIII, 10365 = ILS. 496). Одна­ко это реше­ние сена­та вызва­ло воз­му­ще­ние жите­лей горо­да Рима, по тре­бо­ва­нию кото­рых сена­то­ры пре­до­ста­ви­ли вну­ку Гор­ди­а­на I (в посвя­щен­ной ему над­пи­си он назван «сын сест­ры боже­ст­вен­но­го М. Анто­ния Гор­ди­а­на» (CIL. VIII, 848)) — Гор­диа­ну III титул Цеза­ря (He­ro­dian. VII, 10). После это­го Пупи­ен, как имев­ший опыт коман­до­ва­ния вой­ска­ми, отпра­вил­ся на север Ита­лии для борь­бы с Мак­си­ми­ном, а Баль­бин и Гор­диан III долж­ны были под­дер­жи­вать порядок в сто­ли­це (He­ro­dian. VII, 12). «После отправ­ле­ния Мак­си­ма (Пупи­е­на — И. С.) на вой­ну сенат разо­слал по всем обла­стям (Ита­лии — И. С.) кон­су­ля­ров, быв­ших пре­то­ров, быв­ших кве­сто­ров, быв­ших эди­лов а так­же быв­ших три­бу­нов — с целью побудить каж­дую город­скую общи­ну заготов­лять хлеб, ору­жие, сред­ства защи­ты и поза­бо­тить­ся о сте­нах… Во все про­вин­ции были посла­ны тай­ные аген­ты, и был дан пись­мен­ный при­каз счи­тать вра­гом вся­ко­го, кто будет помо­гать Мак­си­ми­ну» (SHA. Max. et Balb. X).

Тем вре­ме­нем «взбе­шен­ный Мак­си­мин» (SHA. Max. et Balb. I) быст­ро собрал вой­ска и высту­пил в поход на Рим. Посколь­ку в Ита­лии не было зна­чи­тель­ных воен­ных сил, он, веро­ят­но, наде­ял­ся без осо­бых уси­лий захва­тить сто­ли­цу импе­рии и нака­зать сена­то­ров. Но ему уда­лось дой­ти лишь до Акви­леи. Обо­ро­ну горо­да воз­гла­ви­ли чле­ны коми­те­та 20-ти Кри­спин и Мено­фил (He­ro­dian. VIII, 2; SHA. Max. et Balb. XII). Мак­си­мин не смог взять Акви­лею с ходу и при­сту­пил к оса­де горо­да. Когда оса­да при­ня­ла затяж­ной харак­тер, выяс­ни­лось, что вои­ны Мак­си­ми­на не име­ют доста­точ­но­го коли­че­ства про­до­воль­ст­вия и питье­вой воды. В армии рос­ло раз­дра­же­ние. Нако­нец, сол­да­ты II Пар­фян­ско­го леги­о­на, семьи кото­рых оста­ва­лись в лаге­ре леги­о­на неда­ле­ко от Рима, опа­са­ясь за судь­бу сво­их близ­ких, высту­пи­ли про­тив Мак­си­ми­на. Это выступ­ле­ние при­ве­ло к гибе­ли Мак­си­ми­на Фра­кий­ца и его сына (He­ro­dian. VIII, 5; SHA. Ma­xim. duo. XXIII).

В собы­ти­ях поли­ти­че­ской жиз­ни Рим­ской импе­рии в 238 г. н. э. сенат, несо­мнен­но, сыг­рал очень важ­ную роль. Тем не менее нуж­но отме­тить, что сенат не был ини­ци­а­то­ром выступ­ле­ния про­тив Мак­си­ми­на Фра­кий­ца, не выдви­нул сво­его став­лен­ни­ка на с.76 импе­ра­тор­ский пре­стол, а толь­ко под­дер­жал объ­явив­ше­го­ся в Афри­ке про­тив­ни­ка непо­пу­ляр­но­го импе­ра­то­ра. После гибе­ли Гор­диа­нов сенат вынуж­ден­но воз­гла­вил борь­бу про­тив Мак­си­ми­на, откры­то высту­пив про­тив него и не наде­ясь на при­ми­ре­ние с ним. Армия же сохра­ня­ла вер­ность Мак­си­ми­ну и после при­ня­тия реше­ния сена­та об объ­яв­ле­нии его вра­гом государ­ства. Сол­дат II Пар­фян­ско­го леги­о­на побуди­ло высту­пить про­тив Мак­си­ми­на не пре­кло­не­ние перед авто­ри­те­том сена­та, а разо­ча­ро­ва­ние в дей­ст­ви­ях импе­ра­то­ра и опа­се­ние за судь­бу сво­их близ­ких.

После свер­же­ния Мак­си­ми­на Фра­кий­ца во гла­ве Рим­ской импе­рии ока­за­лись избран­ные сена­том импе­ра­то­ры Пупи­ен и Баль­бин. Вои­ны пре­бы­ва­ли в уны­нии, сенат же тор­же­ст­во­вал, и ему в прав­ле­ние Пупи­е­на и Баль­би­на «…ока­зы­ва­лось очень боль­шое ува­же­ние» (SHA. Max. et Balb. XIII).

Но и прав­ле­ние «сенат­ских импе­ра­то­ров» дли­лось недол­го. Вско­ре выяс­ни­лось, что новые пра­ви­те­ли импе­рии не могут мир­но сосу­ще­ст­во­вать. Как отме­ча­ет К.-П. Йоне, Баль­би­на и Пупи­е­на объ­еди­ня­ло то, что обо­им пере­ва­ли­ло за 60, они отно­си­лись к чис­лу кон­су­ля­ров, были близ­ки к Алек­сан­дру Севе­ру и вхо­ди­ли в состав коми­те­та 20-ти. Но если Баль­бин по про­ис­хож­де­нию отно­сил­ся к про­вин­ци­аль­ной ари­сто­кра­тии Бети­ки, то Пупи­ен был ho­mo no­vus, выход­цем из всад­ни­че­ско­го сосло­вия. Исто­рик пола­га­ет, что в сена­те в это вре­мя сопер­ни­ча­ли меж­ду собой фрак­ции ста­рой ари­сто­кра­тии и «новых людей». Баль­бин и Пупи­ен явля­лись пред­ста­ви­те­ля­ми этих фрак­ций, и напря­жен­ные отно­ше­ния, сло­жив­ши­е­ся меж­ду «сенат­ски­ми импе­ра­то­ра­ми» после победы над Мак­си­ми­ном, отра­жа­ли сопер­ни­че­ство, суще­ст­во­вав­шее внут­ри рим­ско­го сена­та²⁰¹. Отсут­ст­вие еди­но­мыс­лия меж­ду Баль­би­ном и Пупи­е­ном под­ры­ва­ло их авто­ри­тет. Пре­то­ри­ан­цы, зата­ив­шие зло на «сенат­ских импе­ра­то­ров» еще со вре­ме­ни гибе­ли Мак­си­ми­на Фра­кий­ца, вне­зап­но высту­пи­ли про­тив Баль­би­на и Пупи­е­на, уби­ли их и объ­яви­ли импе­ра­то­ром Гор­ди­а­на III. При этом они «изде­ва­лись над сена­том и наро­дом» (SHA. Max. et Balb. XIV).

По мне­нию Дж. Кара­тел­ли, тра­ги­че­ская участь Гор­диа­нов, Пупи­е­на и Баль­би­на пока­за­ла, что хозя­е­ва­ми поло­же­ния в импе­рии оста­ва­лись пре­то­ри­ан­цы и леги­о­не­ры, а сенат не мог высту­пать их достой­ным сопер­ни­ком²⁰². Дей­ст­ви­тель­но, сенат не попы­тал­ся при­влечь к отве­ту винов­ни­ков гибе­ли избран­ных им импе­ра­то­ров, при­знал Гор­ди­а­на III закон­ным пра­ви­те­лем государ­ства. Отме­тим, что про­воз­гла­ше­ние импе­ра­то­ром Гор­ди­а­на III было с.77 послед­ним слу­ча­ем, когда вопрос о пере­да­че импе­ра­тор­ской вла­сти решал­ся рядо­вы­ми пре­то­ри­ан­ца­ми (но не пре­фек­та­ми пре­то­ри­ан­ской гвар­дии). Види­мо, сле­ду­ет при­знать спра­вед­ли­вым наблюде­ние К.-П. Йоне, что с 238 г. н. э. вслед­ст­вие посто­ян­но­го напря­жен­но­го поло­же­ния на гра­ни­цах импе­рии роль в поли­ти­че­ской жиз­ни государ­ства таких тес­но свя­зан­ных со сто­ли­цей импе­рии инсти­ту­тов, как пре­то­ри­ан­ская гвар­дия и сенат, все более умень­ша­лась, а зна­че­ние раз­ме­щав­ших­ся в погра­нич­ных про­вин­ци­ях воин­ских соеди­не­ний и про­вин­ци­аль­ной зна­ти посте­пен­но уве­ли­чи­ва­лось²⁰³. На роли, кото­рую игра­ли сенат и армия в деся­ти­ле­тие после свер­же­ния Баль­би­на и Пупи­е­на, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни отра­зи­лось то обсто­я­тель­ство, что имен­но на этот пери­од выпа­да­ет ста­нов­ле­ние в рим­ских воору­жен­ных силах инсти­ту­та дука­тов. С одной сто­ро­ны, это при­ве­ло к воз­рас­та­нию поли­ти­че­ской актив­но­сти сол­дат рим­ской армии. Наи­бо­лее зна­чи­мые для само­го суще­ст­во­ва­ния рим­ско­го государ­ства груп­пи­ров­ки про­вин­ци­аль­ных войск пре­тен­ду­ют на то, чтобы их пол­ко­во­дец был и пра­ви­те­лем импе­рии; воз­ни­ка­ет сопер­ни­че­ство меж­ду отдель­ны­ми армей­ски­ми груп­пи­ров­ка­ми. При этом часто толч­ком к про­воз­гла­ше­нию круп­но­го вое­на­чаль­ни­ка импе­ра­то­ром ста­но­вил­ся успех воз­глав­ля­е­мой им армии в борь­бе с вар­ва­ра­ми. По под­сче­там Ф. Харт­ман­на, две тре­ти попы­ток узур­па­ции импе­ра­тор­ской вла­сти в III в. н. э. про­изо­шло при­мер­но в то же вре­мя, когда и втор­же­ния вар­ва­ров в импе­рию, и имен­но на том участ­ке гра­ни­цы, кото­рый испы­ты­вал дав­ле­ние внеш­них сил²⁰⁴. С дру­гой сто­ро­ны, в усло­ви­ях отсут­ст­вия внут­рен­не­го един­ства рим­ской армии про­воз­гла­ше­ние пол­ко­во­д­ца импе­ра­то­ром одной из армей­ских груп­пи­ро­вок не гаран­ти­ро­ва­ло проч­но­сти его вла­сти, так как в любой момент мож­но было ожи­дать, что какая-либо дру­гая груп­пи­ров­ка про­вин­ци­аль­ных войск выдвинет сво­его пре­тен­ден­та на импе­ра­тор­ский пре­стол. Поэто­му про­воз­гла­шен­ные сол­да­та­ми импе­ра­то­ры были вынуж­де­ны искать допол­ни­тель­ные осно­ва­ния леги­тим­но­сти сво­ей вла­сти. Неко­то­рые из них счи­та­ли таким осно­ва­ни­ем волю сена­та. Таким обра­зом, роль сена­та в поли­ти­че­ской жиз­ни Рим­ской импе­рии и в этих усло­ви­ях пол­но­стью не сошла на нет.

В прав­ле­ние Гор­ди­а­на III пози­ции сена­та и сена­то­ров в управ­ле­нии импе­ри­ей ослаб­ли. Каза­лось бы, моло­дой импе­ра­тор (к вла­сти он при­шел в 13-лет­нем воз­расте²⁰⁵) дол­жен был испы­ты­вать чув­ство бла­го­дар­но­сти по отно­ше­нию к под­дер­жав­ше­му его деда и дядю сена­ту. О том, что Гор­диан III дей­ст­ви­тель­но не с.78 забыл о собы­ти­ях 238 г. н. э. в Афри­ке, свиде­тель­ст­ву­ет нака­за­ние, кото­ро­му он под­верг III Авгу­стов леги­он. Но вме­сте с тем и сопра­ви­те­лем Пупи­е­на и Баль­би­на, и еди­но­лич­ным гла­вой государ­ства он стал вопре­ки воле сена­та. К тому же юный импе­ра­тор про­сто не был в состо­я­нии про­во­дить само­сто­я­тель­ную поли­ти­ку и пол­но­стью ока­зал­ся под вли­я­ни­ем сво­его окру­же­ния. На осно­ве ана­ли­за поли­ти­че­ской карье­ры извест­ных нам чле­нов коми­те­та 20-ти К.-П. Йоне при­шел к заклю­че­нию, что к 241 г. н. э. фак­ти­че­ским пра­ви­те­лем импе­рии являл­ся пре­фект пре­то­рия и тесть Гор­ди­а­на III Тиме­си­тей, руко­во­див­ший дей­ст­ви­я­ми импе­ра­то­ра и отстра­нив­ший чле­нов коми­те­та 20-ти от важ­ных граж­дан­ских и воен­ных постов²⁰⁶.

После смер­ти сво­его тестя в 243 г. н. э. (CIL. XIII, 1807 = ILS. 1330) Гор­диан III попал под вли­я­ние ново­го пре­фек­та пре­то­рия Филип­па, кото­рый в 244 г. н. э. и сме­нил его на импе­ра­тор­ском пре­сто­ле.

Филипп Араб — тре­тий, после Мак­ри­на и Мак­си­ми­на Фра­кий­ца, рим­ский импе­ра­тор, не при­над­ле­жав­ший на момент заня­тия пре­сто­ла к сосло­вию сена­то­ров. Но в отли­чие от Мак­си­ми­на он сра­зу после про­воз­гла­ше­ния его импе­ра­то­ром сол­да­та­ми на восточ­ной гра­ни­це импе­рии заклю­чил мир с пер­са­ми, поспе­шил в Рим и поста­рал­ся уста­но­вить хоро­шие отно­ше­ния с сена­том. Види­мо, он счи­тал важ­ным для себя иметь под­держ­ку со сто­ро­ны сена­та. Воз­мож­но, с целью укреп­ле­ния сво­их пози­ций во гла­ве импе­рии он про­вел и празд­но­ва­ние тыся­че­лет­не­го юби­лея горо­да Рима. Одна­ко при нем уже шла борь­ба за воз­веде­ние на пре­стол сво­его пол­ко­во­д­ца меж­ду про­вин­ци­аль­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми рим­ской армии. Если попыт­ки узур­па­ции импе­ра­тор­ской вла­сти Пака­ци­а­ном на дунай­ской гра­ни­це²⁰⁷ и Иота­пи­а­ном на Восто­ке²⁰⁸ закон­чи­лись без­успеш­но, то про­воз­гла­шен­ный под­чи­нен­ны­ми ему вой­ска­ми в Пан­но­нии Деций ока­зал­ся более удач­ли­вым. Харак­тер­но, что как толь­ко Деций в 249 г. н. э. высту­пил про­тив Филип­па Ара­ба, сенат объ­явил его вра­гом государ­ства, но еще в том же году после победы Деция над Филип­пом сенат при­знал его закон­ным пра­ви­те­лем импе­рии²⁰⁹.

Веро­ят­но, в прав­ле­ние Деция (249—251 гг. н. э.) сена­ту со сто­ро­ны импе­ра­то­ра внешне ока­зы­ва­лось ува­же­ние. Деций при­нял имя поль­зо­вав­ше­го­ся хоро­шей памя­тью у сена­то­ров импе­ра­то­ра Тра­я­на. В свя­зи с напря­жен­ной обста­нов­кой на гра­ни­цах импе­рии Децию было не до пре­об­ра­зо­ва­ний в поли­ти­че­ском устрой­стве государ­ства. Вопрос сто­ял о самом суще­ст­во­ва­нии Рим­ской с.79 импе­рии. Поэто­му он и не пытал­ся как-то изме­нить роль ста­рых поли­ти­че­ских инсти­ту­тов. Сенат же рас­це­ни­вал это как рас­по­ло­жен­ность к нему импе­ра­то­ра и, когда Деций и его сын погиб­ли в бит­ве с вар­ва­ра­ми, объ­явил остав­ше­го­ся в живых сына импе­ра­то­ра — Гости­ли­а­на Авгу­стом, хотя армия уже про­воз­гла­си­ла импе­ра­то­ром Тре­бо­ни­а­на Гал­ла. В свя­зи с этим Гал­лу при­шлось усы­но­вить Гости­ли­а­на (Aur. Vict. De Caes. 30; Epit. 30).

В корот­кое прав­ле­ние Тре­бо­ни­а­на Гал­ла (251—253 гг. н. э.) и еще более корот­кое — Эми­лия Эми­ли­а­на (253 г. н. э.) сенат не про­яв­лял осо­бой поли­ти­че­ской актив­но­сти. Импе­ра­то­ров воз­во­ди­ли на пре­стол нахо­див­ши­е­ся под их коман­до­ва­ни­ем вой­ска, а сенат послуш­но санк­ци­о­ни­ро­вал выбор армии.

Сол­да­та­ми же был про­воз­гла­шен и импе­ра­тор Вале­ри­ан (253—260 гг. н. э.), но сенат по соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве объ­явил Цеза­рем нахо­див­ше­го­ся в Риме его сына Гал­ли­е­на (Aur. Vict. De Caes. 32; Eut­rop. IX, 7; Oros. VII. 22, 1), а немно­го поз­же при­знал его сопра­ви­те­лем Вале­ри­а­на с титу­лом Авгу­ста (ILS. 531). В 258 г. н. э.²¹⁰, когда Вале­ри­ан нахо­дил­ся на Восто­ке, а Гал­ли­ен — на Рейне, але­ман­ны и мар­ко­ман­ны вторг­лись в Ита­лию, дошли до Равен­ны и угро­жа­ли само­му Риму. Тогда сенат моби­ли­зо­вал жите­лей Рима на борь­бу с вар­ва­ра­ми, и послед­ние повер­ну­ли назад (Zos. I, 37).

В пери­од сов­мест­но­го прав­ле­ния Вале­ри­а­на и Гал­ли­е­на импе­ра­то­ра­ми не про­во­ди­лись какие-либо пре­об­ра­зо­ва­ния, кото­рые ска­за­лись бы на роли сена­та в государ­стве. Но для того чтобы обез­опа­сить себя от попы­ток узур­па­ции импе­ра­тор­ской вла­сти со сто­ро­ны круп­ных вое­на­чаль­ни­ков, Вале­ри­ан и Гал­ли­ен реши­ли вне­сти неко­то­рые изме­не­ния в орга­ни­за­цию выс­ше­го коман­до­ва­ния вой­ска­ми. Не отка­зав­шись от систе­мы дука­тов, они стре­ми­лись назна­чать коман­дую­щи­ми важ­ней­ших про­вин­ци­аль­ных армей­ских груп­пи­ро­вок пред­ста­ви­те­лей пра­вя­щей импе­ра­тор­ской семьи²¹¹. Когда Вале­ри­ан отпра­вил­ся на вой­ну с пер­са­ми, вер­хов­ное коман­до­ва­ние вой­ска­ми запад­ной части импе­рии осу­ществлял Гал­ли­ен. Сыно­вья Гал­ли­е­на (Вале­ри­ан и Сало­нин) пред­став­ля­ли пра­вя­щую семью на Дунае и Рейне. Одна­ко это не при­ве­ло к ста­би­ли­за­ции внут­ри­по­ли­ти­че­ско­го поло­же­ния импе­рии. После смер­ти сыно­вей Гал­ли­ен был вынуж­ден искать дру­гие спо­со­бы укреп­ле­ния пози­ций цен­траль­ной импе­ра­тор­ской вла­сти.

При еди­но­лич­ном прав­ле­нии Гал­ли­е­на в орга­ни­за­ции управ­ле­ния про­вин­ци­я­ми и арми­ей про­во­ди­лись рефор­мы, кото­рые объ­ек­тив­но вели к умень­ше­нию роли сена­та и сена­то­ров в с.80 поли­ти­че­ской жиз­ни импе­рии. Если заме­ну сена­то­ров всад­ни­ка­ми на команд­ных постах в армии мож­но объ­яс­нить стрем­ле­ни­ем Гал­ли­е­на повы­сить бое­спо­соб­ность рим­ских войск в борь­бе с внеш­ни­ми вра­га­ми, то созда­ние мобиль­но­го резер­ва войск не в мень­шей мере пред­по­ла­га­ло исполь­зо­ва­ние его и в борь­бе с попыт­ка­ми коман­ди­ров про­вин­ци­аль­ных армей­ских груп­пи­ро­вок узур­пи­ро­вать импе­ра­тор­скую власть. С помо­щью кон­но­го кор­пу­са, воз­глав­ля­е­мо­го Аврео­лом, Гал­ли­е­ну уда­лось отра­зить втор­же­ния вар­ва­ров, пода­вить выступ­ле­ния Инге­нуя и Рега­ли­а­на на Дунае, но вос­ста­но­вить терри­то­ри­аль­ное един­ство Рим­ской импе­рии и пред­от­вра­тить даль­ней­шие попыт­ки узур­па­ции импе­ра­тор­ской вла­сти посред­ст­вом сво­их реформ он не смог. Изме­ни­лось в этом плане лишь то, что теперь сол­да­ты про­воз­гла­ша­ли импе­ра­то­ра­ми не толь­ко коман­дую­щих погра­нич­ны­ми вой­ска­ми, но и коман­ди­ров резерв­ной мобиль­ной армии, начи­ная с Авре­о­ла.

Гал­ли­ен не стре­мил­ся к уста­нов­ле­нию хоро­ших отно­ше­ний с сена­том, и сена­то­ры не люби­ли его. Весть о гибе­ли Гал­ли­е­на Рим встре­тил с лико­ва­ни­ем, сена­то­ры уби­ли нахо­див­ше­го­ся в сто­ли­це мало­лет­не­го сына нена­вист­но­го импе­ра­то­ра (Aur. Vict. De Caes. 33; Zon. XII, 26).

Сме­нив­ший Гал­ли­е­на на импе­ра­тор­ском пре­сто­ле Клав­дий II тра­ди­ци­он­но при­чис­ля­ет­ся к «сенат­ским» импе­ра­то­рам. Хотя импе­ра­то­ром его про­воз­гла­си­ли армей­ские офи­це­ры, под­гото­вив­шие убий­ство Гал­ли­е­на (Zos. I, 40; Zon. XII, 25), Оро­зий сооб­ща­ет, что этот импе­ра­тор при­шел к вла­сти по воле сена­та, за победы над гота­ми сенат отме­тил его поме­ще­ни­ем в курии золо­то­го щита и уста­нов­ле­ни­ем на Капи­то­лии его золо­той кон­ной ста­туи (Oros. VII. 23, 1). Клав­дий поль­зо­вал­ся сим­па­ти­я­ми сена­то­ров, но он почти все вре­мя сво­его прав­ле­ния нахо­дил­ся вне Рима, воюя с вар­ва­ра­ми, и, ско­рее все­го, не внес ника­ких изме­не­ний в поряд­ки, уста­нов­лен­ные Гал­ли­е­ном. Так что роль сена­та и армии в импе­рии при нем оста­ва­лась преж­ней.

Когда Клав­дий II умер от болез­ни, к вла­сти при­шел его брат Квин­тилл, остав­лен­ный Клав­ди­ем во гла­ве войск в север­ной Ита­лии для защи­ты полу­ост­ро­ва и сто­ли­цы импе­рии от воз­мож­но­го втор­же­ния вар­ва­ров (SHA. v. Aurel. XXXVIII). По мне­нию неко­то­рых исто­ри­ков, в момент смер­ти Клав­дия Квин­тилл нахо­дил­ся в Риме, где его объ­яви­ли импе­ра­то­ром по реше­нию сена­та, а потом он полу­чил при­зна­ние войск²¹². А. Аль­фель­ди счи­тал, что вой­ска объ­яви­ли Квин­тил­ла импе­ра­то­ром в Акви­лее, а потом уже из люб­ви к Клав­дию его при­знал и рим­ский сенат²¹³. Но сол­да­ты с.81 при­ду­най­ских войск встре­ти­ли про­воз­гла­ше­ние импе­ра­то­ром бра­та Клав­дия II без осо­бо­го энту­зи­аз­ма. На дунай­ской гра­ни­це про­дол­жа­лась вой­на с вар­ва­ра­ми, и когда пол­ко­во­дец Л. Доми­ций Авре­ли­ан, уже в прав­ле­ние Квин­тил­ла, одер­жал ряд побед над про­тив­ни­ком, сре­ди сол­дат ста­ли рас­про­стра­нять­ся слу­хи о том, что Клав­дий, уми­рая, назна­чил сво­им пре­ем­ни­ком на пре­сто­ле имен­но Авре­ли­а­на. И вес­ной 270 г. н. э.²¹⁴ вои­ны в Сир­мий объ­яви­ли его импе­ра­то­ром (SHA. v. Aurel. XVII; Zon. XII, 26; Zos. I, 47).

Квин­тилл, узнав о про­воз­гла­ше­нии импе­ра­то­ром Авре­ли­а­на, сна­ча­ла хотел бороть­ся с ним за импе­ра­тор­скую власть, но когда увидел, что сол­да­ты не наме­ре­ны его под­дер­жи­вать, вскрыл себе вены (SHA. v. Aurel. XXXVIII; Zos. I, 47; Leon Gram­ma­ti­cus (ed. Bonn, 1842). — P. 79).

Отно­ше­ния меж­ду Авре­ли­а­ном и сена­том с само­го нача­ла прав­ле­ния это­го импе­ра­то­ра были напря­жен­ны­ми. Если, как отме­ча­лось выше, в 258 г. н. э., когда вар­ва­ры вторг­лись в Ита­лию, сенат орга­ни­зо­вал сопро­тив­ле­ние им, то в апре­ле 271 г. н. э., когда рим­ские вой­ска потер­пе­ли пора­же­ние от вар­ва­ров у Пла­цен­цы и над Ита­ли­ей сно­ва навис­ла боль­шая опас­ность, сенат не пред­при­нял таких дей­ст­вий²¹⁵. Более того, види­мо, в это вре­мя в Риме про­изо­шли какие-то выступ­ле­ния про­тив импе­ра­то­ра, в кото­рых были заме­ша­ны и неко­то­рые сена­то­ры. Поэто­му Авре­ли­ан сроч­но при­был в Рим, навел здесь порядок и даже каз­нил несколь­ких сена­то­ров (SHA. v. Aurel. XXV; Eut­rop. IX, 14). По мне­нию М. Бес­нье²¹⁶, имен­но в это вре­мя про­изо­шло вос­ста­ние работ­ни­ков рим­ско­го монет­но­го дво­ра во гла­ве с Фели­цис­си­мом (SHA. v. Aurel. XXI). После этих собы­тий рим­ский сенат стал боять­ся Авре­ли­а­на (SHA. v. Aurel. L), а народ по при­чине суро­во­го отно­ше­ния импе­ра­то­ра к чле­нам сена­та про­звал его «дядь­кой сена­то­ров» (vul­go di­ce­bat Aure­lia­num pae­da­go­gum es­se se­na­to­rum (SHA. v. Aurel. XXXVII)).

Если даже Авре­ли­ан, как счи­тал Х. Пар­кер²¹⁷, и сове­то­вал­ся с сена­том по пово­ду стро­и­тель­ства стен вокруг Рима и про­веде­ния денеж­ной рефор­мы, сле­ду­ет при­знать, что роль сена­та в управ­ле­нии государ­ст­вом при нем умень­ши­лась. Как отме­чал Р. Шерцль²¹⁸, при Авре­ли­ане сенат уже не имел ника­ко­го отно­ше­ния к монет­но­му делу. Авре­ли­ан лишил сенат пра­ва выпус­кать даже мед­ную моне­ту. Теперь выпуск моне­ты из всех метал­лов (золота, сереб­ра, меди) стал моно­по­ли­ей импе­ра­то­ра. И. В. Нету­шил пола­гал²¹⁹, что Авре­ли­ан уни­что­жил послед­ний оста­ток былой диар­хии, заклю­чав­ший­ся в бук­вах S C (se­na­tus con­sul­to — И. С.) на мед­ной с.82 моне­те. Этим же у сена­та было отня­то пра­во на непо­сред­ст­вен­ное рас­по­ря­же­ние сенат­ским отде­ле­ни­ем государ­ст­вен­ной каз­ны (эра­рия): рас­хо­ды из него мог­ли теперь про­из­во­дить­ся толь­ко по раз­ре­ше­нию импе­ра­тор­ских пре­фек­тов эра­рия.

У сол­дат Авре­ли­ан имел боль­шой авто­ри­тет, но был строг к ним, тре­бо­вал высо­кой дис­ци­пли­ны (в свя­зи с этим Евтро­пий назы­ва­ет его dis­cip­li­nae mi­li­ta­ris cor­rec­tor (IX, 14)). Импе­ра­тор стре­мил­ся быть неза­ви­си­мым от армии. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет сооб­ще­ние ано­ним­но­го про­дол­жа­те­ля Дио­на Кас­сия, соглас­но кото­ро­му во вре­мя сол­дат­ско­го мяте­жа Авре­ли­ан заявил вои­нам, что не они, а бог дал ему власть, а пото­му бог и опре­де­ля­ет, сколь дол­го он будет нахо­дить­ся у вла­сти («Deum, qui da­tor sit pur­pu­rae…, etiam an­nos reg­ni de­fi­ni­re» (Dio. Cont. 10, 6 // FHG. IV. — P. 197)).

К кон­цу сво­его прав­ле­ния Авре­ли­ан не толь­ко вос­ста­но­вил терри­то­ри­аль­ное един­ство Рим­ской импе­рии, но и добил­ся внут­рен­не­го един­ства рим­ской армии. Мож­но счи­тать, что к 275 г. н. э. в импе­рии пре­кра­ти­лась борь­ба за гос­под­ство меж­ду про­вин­ци­аль­ны­ми воен­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми. После воз­вра­ще­ния терри­то­рии Галль­ской импе­рии под власть Рима вой­ска Запа­да были ослаб­ле­ны и демо­ра­ли­зо­ва­ны и не мог­ли пре­тен­до­вать на пра­во воз­во­дить на импе­ра­тор­ский пре­стол сво­его став­лен­ни­ка. На Восто­ке еще со вре­мен Гал­ли­е­на фак­ти­че­ски не было рим­ских войск, их заме­ни­ли здесь вой­ска пра­ви­те­лей Паль­ми­ры²²⁰. После победы над паль­мир­ца­ми Авре­ли­ан по суще­ству вновь создал рим­скую армию в восточ­ной части импе­рии. В свя­зи с этим в моне­тах, выпу­щен­ных в 274—275 гг. н. э. в Кизи­ке, он назван «вос­ста­но­ви­те­лем вой­ска» (RES­TI­TU­TOR EXER­CI­TI)²²¹. Эта армия была обра­зо­ва­на в резуль­та­те раз­ме­ще­ния в восточ­ных про­вин­ци­ях под­разде­ле­ний кон­ни­цы и набран­ных из илли­рий­цев двух новых леги­о­нов²²². Сле­до­ва­тель­но, восточ­ная армей­ская груп­пи­ров­ка пред­став­ля­ла собой «фили­ал» при­ду­най­ской армии, став­лен­ник кото­рой Авре­ли­ан мог не опа­сать­ся, что на Восто­ке появит­ся пре­тен­дент на импе­ра­тор­ский пре­стол, поль­зу­ю­щий­ся под­держ­кой мест­ных войск.

Хотя пози­ции импе­ра­то­ра в таких усло­ви­ях были доста­точ­но проч­ны­ми, Авре­ли­ан, тем не менее, пони­мал вре­мен­ность дан­ной ситу­а­ции и не хотел осно­вы­вать свою власть толь­ко на под­держ­ке армии. Он при­ни­ма­ет меры для обос­но­ва­ния боже­ст­вен­но­сти про­ис­хож­де­ния импе­ра­тор­ской вла­сти. К их чис­лу отно­сят стро­и­тель­ство хра­ма Солн­ца в Риме и учреж­де­ние кол­ле­гии жре­цов для отправ­ле­ния куль­та Непо­беди­мо­го Солн­ца²²³. На моне­тах с.83 Авре­ли­а­на его сопра­ви­те­лем высту­па­ет Гер­ку­лес, сам Авре­ли­ан носит на голо­ве диа­де­му, сим­во­ли­зи­ру­ю­щую боже­ст­вен­ный харак­тер его вла­сти, в леген­дах монет он назы­ва­ет­ся богом и гос­по­ди­ном от рож­де­ния (DEUS ET DO­MI­NUS NA­TUS)²²⁴.

Сра­зу после победы над Паль­ми­рой Авре­ли­ан не стал отво­е­вы­вать у пер­сов Месо­пота­мию, посколь­ку втор­же­ние кар­пов в Ниж­нюю Мезию и необ­хо­ди­мость лик­вида­ции Галль­ской импе­рии тре­бо­ва­ли его сроч­но­го воз­вра­ще­ния на Запад²²⁵. Но в 275 г. н. э. он решил начать вой­ну с пер­са­ми и вер­нуть Месо­пота­мию под власть рим­лян. В Пер­сии в это вре­мя про­ис­хо­ди­ла частая сме­на пра­ви­те­лей²²⁶, и мож­но было наде­ять­ся, что вой­на с пер­са­ми не будет труд­ной.

Собрав в Илли­ри­ке «ско­рее боль­шое, чем огром­ное вой­ско» (SHA. v. Aurel. XXXV), Авре­ли­ан дви­нул­ся на Восток, но в пути, в местеч­ке Кено­фру­рии, нахо­див­шем­ся меж­ду Герак­ле­ей и Визан­ти­ем (SHA. v. Aurel. XXXV; Eut­rop. IX, 15; Lact. De mort. pers. 6; Zos. I. 62, 1), был убит²²⁷.

Е. М. Шта­ер­ман свя­зы­ва­ла гибель Авре­ли­а­на с углуб­ле­ни­ем соци­аль­ных про­ти­во­ре­чий в рим­ской армии. По ее мне­нию, этот импе­ра­тор, выда­вая команд­но­му соста­ву армии боль­шое жало­ва­ние день­га­ми, нату­рой и обшир­ны­ми зем­ля­ми, спо­соб­ст­во­вал сбли­же­нию армей­ских офи­це­ров с про­вин­ци­аль­ны­ми земель­ны­ми маг­на­та­ми. Рядо­вые же сол­да­ты были про­тив усту­пок сена­тор­ско­му сосло­вию, и Авре­ли­ан пал жерт­вой их оппо­зи­ции²²⁸.

Одна­ко свиде­тель­ства нарра­тив­ных источ­ни­ков пока­зы­ва­ют, что убий­ство импе­ра­то­ра — пря­мое след­ст­вие его чрез­мер­ной стро­го­сти. Орга­ни­за­то­ром убий­ства стал пись­мо­во­ди­тель Авре­ли­а­на по сек­рет­ным бума­гам импе­ра­тор­ский воль­ноот­пу­щен­ник Мне­стей (Mnes­teus)²²⁹. Он совер­шил какой-то слу­жеб­ный про­сту­пок и боял­ся стро­го­го нака­за­ния импе­ра­то­ра. Тогда, уме­ло под­де­лав почерк Авре­ли­а­на, он соста­вил спи­сок вои­нов, кото­рых импе­ра­тор яко­бы наме­ре­вал­ся каз­нить, и для убеди­тель­но­сти вклю­чил в него и свое имя. Пока­зав спи­сок наме­чав­шим­ся жерт­вам, он добил­ся того, что ценой жиз­ни импе­ра­то­ра избе­жал нака­за­ния (SHA. v. Aurel. XXXV—XXXVI; Aur. Vict. De Caes. 35; Epit. 35; Eut­rop. IX, 15; Zos. I. 62, 1).

После смер­ти Авре­ли­а­на встал вопрос о новом пра­ви­те­ле импе­рии. Посколь­ку уби­тый импе­ра­тор имел толь­ко одну дочь (SHA. v. Aurel. XLII), о пря­мом насле­до­ва­нии импе­ра­тор­ской вла­сти речи быть не мог­ло. И тут выяс­ни­лось, что в рядах армии, собран­ной для вой­ны с пер­са­ми, нет достой­но­го пре­тен­ден­та на с.84 импе­ра­тор­ский пре­стол. Сол­да­ты не про­воз­гла­си­ли импе­ра­то­ром кого-либо из сво­их вое­на­чаль­ни­ков, как это­го мож­но было ожи­дать, а реши­ли обра­тить­ся к сена­ту с прось­бой избрать пра­ви­те­ля из чис­ла сена­то­ров (SHA. v. Aurel. XL; v. Tac. II; Aur. Vict. De Caes. 35).

Совре­мен­ны­ми исто­ри­ка­ми выска­за­ны раз­лич­ные сооб­ра­же­ния по вопро­су о при­чи­нах отка­за армии от про­воз­гла­ше­ния ново­го импе­ра­то­ра. Г. Ферре­ро и К. Бар­ба­гал­ло счи­та­ли, что сол­да­ты нако­нец поня­ли, что импе­ра­тор, избран­ный сол­да­та­ми, не будет при­знан дру­ги­ми арми­я­ми. В поис­ках мира, поряд­ка и без­опас­но­сти они обра­ти­лись к сена­ту, кото­рый наряду с коми­ци­я­ми на про­тя­же­нии веков был свя­щен­ным источ­ни­ком пра­ва²³⁰. А. Аль­фель­ди видел в фак­те при­зна­ния илли­рий­ски­ми вой­ска­ми пра­ва сена­та на избра­ние импе­ра­то­ра дока­за­тель­ство нали­чия у них кон­сер­ва­тив­но-рим­ско­го чув­ства²³¹. Х. Пар­кер пола­гал, что вои­ны дове­ри­ли сена­ту избра­ние импе­ра­то­ра пото­му, что сенат к тому вре­ме­ни во мно­гом состо­ял из быв­ших офи­це­ров армии²³². Л. Омо обра­тил вни­ма­ние на то, что Авре­ли­ан, в отли­чие от Гал­ли­е­на, не был убит в резуль­та­те хоро­шо под­готов­лен­но­го заго­во­ра, участ­ни­ки кото­ро­го зара­нее про­ду­ма­ли бы и вопрос о воз­веде­нии на импе­ра­тор­ский пре­стол кон­крет­но­го чело­ве­ка²³³. Ф. Харт­манн объ­яс­ня­ет реше­ние сол­дат обра­тить­ся к сена­ту спе­ци­фич­но­стью сло­жив­шей­ся ситу­а­ции, когда офи­це­ры армии, собран­ной для вой­ны с пер­са­ми, дис­креди­ти­ро­ва­ли себя уча­сти­ем в убий­стве Авре­ли­а­на, а наи­бо­лее достой­ные кан­дида­ты на осво­бо­див­ший­ся импе­ра­тор­ский пре­стол нахо­ди­лись в это вре­мя дале­ко от места собы­тий — на Восто­ке (Проб, Сатур­нин) или на Запа­де (Про­кул, Боноз)²³⁴. Е. М. Шта­ер­ман и здесь виде­ла про­яв­ле­ние ост­рых про­ти­во­ре­чий внут­ри рим­ской армии. Соглас­но ее мне­нию, с пред­ло­же­ни­ем об избра­нии ново­го импе­ра­то­ра к сена­ту обра­ти­лась не вся армия, а ее выс­ший команд­ный состав, пред­ста­ви­те­ли кото­ро­го все тес­нее смы­ка­лись с круп­ны­ми земель­ны­ми соб­ст­вен­ни­ка­ми и этим шагом рас­счи­ты­ва­ли добить­ся при­ми­ре­ния с сенат­ской зна­тью²³⁵.

На наш взгляд, уча­стие офи­це­ров в убий­стве Авре­ли­а­на дей­ст­ви­тель­но в опре­де­лен­ной сте­пе­ни ока­за­ло вли­я­ние на поведе­ние сол­дат. Автор жиз­не­опи­са­ния Авре­ли­а­на сооб­ща­ет, что вои­ны не хоте­ли, чтобы импе­ра­тор­ский пре­стол занял чело­век, при­част­ный к убий­ству «столь хоро­ше­го госуда­ря» (SHA. v. Aurel. XL). Несо­мнен­но, на ходе собы­тий отра­зил­ся и тот факт, что в момент гибе­ли импе­ра­то­ра его наи­бо­лее авто­ри­тет­ных пол­ко­вод­цев не было рядом, на месте собы­тий. Одна­ко послед­нее обсто­я­тель­ство с.85 тре­бу­ет опре­де­лен­ных ком­мен­та­ри­ев. Конеч­но, не исклю­че­но, что если бы кто-либо из пол­ко­вод­цев Авре­ли­а­на, став­ших впо­след­ст­вии импе­ра­то­ра­ми или пытав­ших­ся занять импе­ра­тор­ский пре­стол, нахо­дил­ся в рай­оне Кено­фру­рия и не был заме­шан в убий­стве Авре­ли­а­на, то сол­да­ты про­воз­гла­си­ли бы его импе­ра­то­ром. Но зако­но­мер­но воз­ни­ка­ет вопрос, поче­му нико­го из них не объ­яви­ли импе­ра­то­ром вой­ска, не участ­во­вав­шие в похо­де на Пер­сию. Ведь когда в 193 г. н. э. в Риме был убит импе­ра­тор Пер­ти­накс и пре­то­ри­ан­цы про­да­ли импе­ра­тор­скую власть Дидию Юли­а­ну, уда­лен­ность от сто­ли­цы импе­рии Бри­та­нии, Сирии и Верх­ней Пан­но­нии не поме­ша­ли вой­скам этих про­вин­ций объ­явить импе­ра­то­ра­ми их намест­ни­ков. Да и сенат впо­след­ст­вии вел пере­го­во­ры об избра­нии ново­го импе­ра­то­ра не со все­ми воен­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми, а толь­ко с вой­ска­ми, нахо­див­ши­ми­ся у Кено­фру­рия.

Дума­ет­ся, что поведе­ние и сол­дат, и пол­ко­вод­цев Авре­ли­а­на, и сена­та сле­ду­ет объ­яс­нять с уче­том осо­бен­но­стей поло­же­ния внут­ри рим­ской армии и обста­нов­ки на гра­ни­цах импе­рии в 275 г. н. э. И сол­да­ты, и сена­то­ры пони­ма­ли, что хозя­и­ном поло­же­ния в государ­стве была имен­но при­ду­най­ская армия, во гла­ве кото­рой Авре­ли­ан наме­ре­вал­ся вое­вать с пер­са­ми. Вой­ска Восто­ка импе­рии, как уже отме­ча­лось, к это­му вре­ме­ни еще не про­ти­во­по­став­ля­ли себя армии при­ду­най­ских про­вин­ций. Наи­бо­лее попу­ляр­ный из пол­ко­вод­цев Авре­ли­а­на Проб толь­ко в 274 г. н. э. при­был в Еги­пет²³⁶ и, веро­ят­но, еще не настоль­ко сбли­зил­ся с восточ­ной арми­ей, чтобы она, вопре­ки воле илли­рий­ско­го вой­ска, объ­яви­ла его пре­ем­ни­ком Авре­ли­а­на. Вой­скам же Запа­да в это вре­мя было не до при­тя­за­ний на импе­ра­тор­скую власть, так как они отра­жа­ли втор­же­ния вар­ва­ров в рим­ские вла­де­ния и тер­пе­ли от них пора­же­ния (SHA. v. Prob. XIII; XV; v. Tac. III). Как пока­зы­ва­ет архео­ло­ги­че­ский мате­ри­ал, имен­но в 275 г. н. э. запад­ные про­вин­ции Рим­ской импе­рии под­вер­га­лись самым ужас­ным из всех, имев­ших место в III в. н. э., втор­же­ни­ям але­ман­нов и фран­ков²³⁷.

Появ­ле­ние в Риме гон­ца от армии с сооб­ще­ни­ем об убий­стве Авре­ли­а­на и пред­ло­же­ни­ем к сена­ту избрать ново­го импе­ра­то­ра было, конеч­но, для всех пол­ной неожи­дан­но­стью. Сена­то­ры отнес­лись к это­му пред­ло­же­нию без вся­ко­го энту­зи­аз­ма и ото­сла­ли гон­ца назад с прось­бой к сол­да­там самим решить вопрос о новом пра­ви­те­ле импе­рии. Как объ­яс­ня­ют такую реак­цию сена­та древ­ние авто­ры, сена­то­ры зна­ли, что избран­ные ими импе­ра­то­ры не нра­вят­ся вои­нам, и уже при­вык­ли к тому, что импе­ра­то­ры про­воз­гла­ша­ют­ся сол­да­та­ми (SHA. v. Aurel. XL; v. Tac. II; Aur. Vict. с.86 De Caes. 35). Гонец вер­нул­ся к Кено­фру­рию, но сол­да­ты опять обра­ти­лись к сена­ту с тем же пред­ло­же­ни­ем. Таким обра­зом, реше­ние вопро­са о пре­ем­ни­ке Авре­ли­а­на затя­ну­лось. В импе­рии неожи­дан­но уста­но­вил­ся пери­од меж­ду­цар­ст­вия. По сооб­ще­ни­ям древ­них исто­ри­ков, он про­дол­жал­ся шесть (SHA. v. Aurel. XL; v. Tac. II; Aur. Vict. De Caes. 36; Ced­ren. — P. 455) или семь меся­цев (Epit. 35). В тече­ние это­го вре­ме­ни гон­цы не раз кур­си­ро­ва­ли меж­ду Римом и Кено­фру­ри­ем (SHA. v. Aurel. XL; v. Tac. II)²³⁸.

Автор жиз­не­опи­са­ния импе­ра­то­ра Таци­та счи­та­ет, что в отсут­ст­вие импе­ра­то­ра государ­ст­вом сов­мест­но управ­ля­ли сенат, вои­ны и рим­ский народ (sub iudi­cio se­na­tus et mi­li­tum po­pu­li­que Ro­ma­ni to­tus or­bis est tem­pe­ra­tus) (SHA. v. Tac. II). По сути, в этот корот­кий пери­од в Риме фак­ти­че­ски была воз­рож­де­на рес­пуб­ли­кан­ская фор­ма прав­ле­ния. Неко­то­рые же совре­мен­ные исто­ри­ки счи­та­ют, что во вре­мя меж­ду­цар­ст­вия импе­ри­ей пра­ви­ла вдо­ва Авре­ли­а­на — Уль­пия Севе­ри­на, с име­нем кото­рой про­дол­жа­ли чека­нить­ся моне­ты во всех монет­ных дво­рах импе­рии²³⁹. Одна­ко такая точ­ка зре­ния не может быть при­зна­на вер­ной. Извест­но, что рим­ские жен­щи­ны не допус­ка­лись к воен­ной служ­бе, судеб­ным долж­но­стям и маги­ст­ра­ту­рам (Tac. Ann. VI, 10; Dig. I. 17, 2; V. 1, 12), и пра­во­вое поло­же­ние импе­ра­три­цы было таким же, как и поло­же­ние дру­гих жен­щин²⁴⁰.

В кон­це кон­цов сенат решил­ся на избра­ние импе­ра­то­ра и объ­явил тако­вым кон­су­ля­ра М. Клав­дия Таци­та. Древ­ние авто­ры объ­яс­ня­ют выбор сена­та тем, что Тацит был богат и поль­зо­вал­ся авто­ри­те­том сре­ди сена­то­ров (SHA. v. Aurel. XLI; v. Tac. IV). Прав­да, соглас­но сооб­ще­ни­ям Мала­лы (XII) и Зона­ры (XII, 28), ему было уже 75 лет. Веро­ят­но, решаю­щую роль в выбо­ре сена­то­ров сыг­ра­ло то обсто­я­тель­ство, что Тацит при обсуж­де­нии вопро­сов на заседа­ни­ях сена­та пер­вым выска­зы­вал свое мне­ние (erat pri­mae sen­ten­tiae con­su­la­ris) (SHA. v. Tac. IV). Ско­рее все­го, когда сена­то­ры в оче­ред­ной раз полу­чи­ли пред­ло­же­ние сол­дат избрать из сво­ей среды ново­го импе­ра­то­ра, они были гото­вы назна­чить прин­цеп­сом кого угод­но. И как толь­ко Тацит начал изла­гать свое мне­ние по это­му вопро­су, сена­то­ры пре­рва­ли его выступ­ле­ние и пред­ло­жи­ли ему стать прин­цеп­сом. Соб­ст­вен­но, так про­цесс избра­ния ново­го импе­ра­то­ра изла­га­ет­ся авто­ром его жиз­не­опи­са­ния (SHA. v. Tac. IV)²⁴¹.

Будучи став­лен­ни­ком сена­та, Тацит про­из­вел неко­то­рые пре­об­ра­зо­ва­ния в инте­ре­сах сена­то­ров. Л. Омо счи­тал, что этот импе­ра­тор сде­лал сфе­рой судеб­ной ком­пе­тен­ции пре­фек­та горо­да с.87 Рима всю терри­то­рию Ита­лии, вер­нул сена­ту управ­ле­ние быв­ши­ми сенат­ски­ми про­вин­ци­я­ми, но не вос­ста­но­вил выпуск сена­том мед­ной моне­ты²⁴². Тацит обе­щал сена­ту, что в слу­чае смер­ти насле­до­вать его на пре­сто­ле будет не кто-либо из его род­ст­вен­ни­ков, а достой­ней­ший из сена­то­ров (SHA. v. Tac. XIV). Эти дей­ст­вия и заяв­ле­ния послу­жи­ли осно­ва­ни­ем для того, чтобы в над­пи­сях его назы­ва­ли «дей­ст­ви­тель­ным твор­цом сво­бо­ды» и «вос­ста­но­ви­те­лем рес­пуб­ли­ки» (CIL. XII, 5563 = ILS. 591).

Чтобы иметь под­держ­ку сол­дат, новый импе­ра­тор про­вел разда­чи денег и подар­ков (SHA. v. Tac. IX) и решил осу­ще­ст­вить замыс­лы Авре­ли­а­на отно­си­тель­но вой­ны с пер­са­ми. В свя­зи с наме­чав­ши­ми­ся воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми он вско­ре после при­хо­да к вла­сти назна­чил М. Авре­лия Про­ба глав­но­ко­ман­дую­щим рим­ски­ми вой­ска­ми на Восто­ке (dux Orien­tis) (SHA. v. Prob. VII). Сам Тацит тоже отпра­вил­ся к теат­ру воен­ных дей­ст­вий, взяв с собой М. Анния Фло­ри­а­на, кото­ро­го назна­чил на пост пре­фек­та пре­то­рия (Zon. XII, 28; Zos. I. 63, 1). Древ­ние авто­ры назы­ва­ют Фло­ри­а­на бра­том или двою­род­ным бра­том Таци­та (SHA. v. Tac. XIV; v. Prob. X; Aur. Vict. De Caes. 36). Но посколь­ку они име­ли раз­ные no­mi­na, то, веро­ят­но, и про­ис­хо­ди­ли от раз­ных отцов²⁴³.

Сна­ча­ла Таци­ту при­шлось вое­вать не с пер­са­ми, а с пле­ме­на­ми При­азо­вья, вторг­ши­ми­ся в рим­ские вла­де­ния. В пре­де­лах импе­рии эти вар­ва­ры появи­лись пото­му, что еще Авре­ли­ан заклю­чил с ними дого­вор об их уча­стии в войне про­тив пер­сов на сто­роне рим­лян (SHA. v. Tac. XIII). Когда они мор­ским путем при­бы­ли к бере­гам Малой Азии, им ста­ло извест­но об убий­стве заклю­чив­ше­го с ними дого­вор импе­ра­то­ра²⁴⁴. Тогда они напа­ли на про­вин­цию Понт, про­шли в Гала­тию, Кап­па­до­кию и про­дви­ну­лись далее на юг Кили­кии (Zon. XII, 28; Zos. I. 63, 1). Рим­ляне одер­жа­ли над вар­ва­ра­ми ряд побед (это вид­но из легенд монет — VIC­TO­RIA GO­THI­CA, VIC­TO­RIA PON­TI­CA²⁴⁵) и вынуди­ли их поки­нуть пре­де­лы импе­рии²⁴⁶.

С пер­са­ми Таци­ту так и не при­шлось вое­вать. Его прав­ле­ние ока­за­лось недол­гим и закон­чи­лось уже в 276 г. н. э. В нарра­тив­ных источ­ни­ках содер­жат­ся две вер­сии его смер­ти. Соглас­но одной из них, Тацит назна­чил намест­ни­ком Сирии сво­его род­ст­вен­ни­ка Мак­си­ми­на. Образ его прав­ле­ния про­вин­ци­ей вызвал воз­му­ще­ние сол­дат, кото­рые уби­ли это­го род­ст­вен­ни­ка импе­ра­то­ра, а потом, опа­са­ясь мести со сто­ро­ны Таци­та, уби­ли и его (Zon. XII, 28; Zos. I. 63, 2; Ced­ren. — P. 463). По дру­гой вер­сии, Тацит умер от лихо­рад­ки (Epit. 36). Мала­ла сооб­ща­ет (XII), что Тацит пра­вил с.88 семь меся­цев, дру­гие древ­ние авто­ры — шесть (SHA. v. Tac. XIII; XVI; G. Sync. — P. 722; Eus. Pamph. Chron. Can. — P. 393).

Сре­ди доста­точ­но мно­го­чис­лен­ных пра­ви­те­лей Рим­ской импе­рии в III в. н. э. Тацит, несо­мнен­но, зани­ма­ет осо­бое место. Хотя в обсто­я­тель­ствах его при­хо­да к вла­сти не все ясно, види­мо, если не спо­соб полу­че­ния импе­ра­тор­ско­го пре­сто­ла, то образ прав­ле­ния поз­во­лял древним авто­рам счи­тать его «сенат­ским» импе­ра­то­ром. Но у нас нет осно­ва­ний утвер­ждать, что при Таци­те в государ­ст­вен­ном устрой­стве Рим­ской импе­рии про­изо­шли какие-либо пре­об­ра­зо­ва­ния, кото­рые замет­но уве­ли­чи­ли бы роль сена­та в поли­ти­че­ской жиз­ни импе­рии. Веро­ят­но, боль­шие сим­па­тии про­се­нат­ски настро­ен­ных древ­них авто­ров Тацит вызы­вал не вслед­ст­вие того, что он реаль­но сде­лал для сена­та и сена­то­ров, а пото­му, что в гла­зах этих авто­ров он выглядел весь­ма при­вле­ка­тель­ным на фоне тех импе­ра­то­ров, кото­рые были его пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми или пра­ви­ли сра­зу после него.

После смер­ти Таци­та пра­ви­те­лем Рим­ской импе­рии стал Фло­ри­ан. Автор жиз­не­опи­са­ния импе­ра­то­ра Про­ба сооб­ща­ет, что Фло­ри­а­на объ­яви­ли импе­ра­то­ром вой­ска, кото­рые он воз­глав­лял в войне с при­азов­ски­ми пле­ме­на­ми (SHA. v. Prob. XIII). По дан­ным Зона­ры (XII, 29), Фло­ри­ан полу­чил власть от сена­та. Автор жиз­не­опи­са­ния Таци­та (SHA. v. Tac. XIV) и Авре­лий Вик­тор (De Caes. 36) пишут, что Фло­ри­ан занял импе­ра­тор­ский пре­стол не по реше­нию сена­та или сол­дат, а по соб­ст­вен­ной воле, как буд­то импе­ра­тор­ская власть мог­ла пере­да­вать­ся по наслед­ству, хотя он и знал, что Тацит обе­щал сена­то­рам не пере­да­вать пре­стол сво­им род­ст­вен­ни­кам. Как бы то ни было, рим­ский сенат и, как это вид­но из над­пи­сей (CIL. II, 1115; III, 10061; VII, 1156; XIII, 8895), вой­ска евро­пей­ской части импе­рии при­зна­ли Фло­ри­а­на импе­ра­то­ром.

Но вой­ска рим­ско­го Восто­ка отре­а­ги­ро­ва­ли на эти собы­тия ина­че и, как пред­по­ла­га­ет Х. Пар­кер²⁴⁷, уже через 15—20 дней после смер­ти Таци­та про­воз­гла­си­ли импе­ра­то­ром Про­ба. В резуль­та­те, как сооб­ща­ет Зона­ра (XII, 29), под вла­стью Про­ба ока­за­лись Еги­пет, Сирия, Фини­кия и Пале­сти­на, а власть Фло­ри­а­на рас­про­стра­ня­лась на евро­пей­скую часть импе­рии, Малую Азию и Афри­ку к запа­ду от Егип­та.

Как видим, вопрос о новом импе­ра­то­ре после смер­ти Таци­та решал­ся совсем не так, как после убий­ства Авре­ли­а­на. Сенат и в этом слу­чае зани­мал пас­сив­ную пози­цию. Вряд ли Фло­ри­ан был объ­яв­лен импе­ра­то­ром по ини­ци­а­ти­ве сена­то­ров, кото­рым Тацит обе­щал не делать сво­им пре­ем­ни­ком кого-либо из род­ст­вен­ни­ков. с.89 Но сенат и не поста­вил под сомне­ние пра­во­моч­ность при­тя­за­ний бра­та Таци­та на импе­ра­тор­ский пре­стол. Армия же на этот раз не обра­ти­лась к сена­ту с прось­бой избрать ново­го пра­ви­те­ля, а про­воз­гла­си­ла импе­ра­то­ром вое­на­чаль­ни­ка, при­чем не одно­го. Види­мо, и в дан­ном слу­чае поведе­ние сол­дат нуж­но объ­яс­нять с уче­том поло­же­ния в армии и обста­нов­ки на гра­ни­цах импе­рии в момент смер­ти Таци­та. Вой­ска запад­ной части импе­рии сно­ва не попы­та­лись воз­ве­сти на пре­стол сво­его став­лен­ни­ка пото­му, что ситу­а­ция на запад­ной гра­ни­це в прав­ле­ние Таци­та к луч­ше­му не изме­ни­лась²⁴⁸, и коман­ди­рам мест­ных под­разде­ле­ний рим­ской армии было не до выдви­же­ния сво­ей кан­дида­ту­ры на импе­ра­тор­ский пре­стол. У войск же, кото­рые вели воен­ные дей­ст­вия про­тив пле­мен При­азо­вья, теперь был достой­ный кан­дидат в импе­ра­то­ры — Фло­ри­ан, род­ст­вен­ник пред­ше­ст­ву­ю­ще­го импе­ра­то­ра. Он, воз­мож­но, уже успел добить­ся успе­хов в борь­бе с вар­ва­ра­ми и при­об­ре­сти попу­ляр­ность у сол­дат. Одна­ко и у армии рим­ско­го Восто­ка теперь имел­ся свой пре­тен­дент на импе­ра­тор­ский пре­стол — Проб, один из вое­на­чаль­ни­ков Авре­ли­а­на, назна­чен­ный Таци­том на пост глав­но­ко­ман­дую­ще­го всех рим­ских войск на Восто­ке. Не исклю­че­но, что уже под коман­до­ва­ни­ем Про­ба рим­ляне доби­лись побед над пер­са­ми, и он так­же был попу­ля­рен у сол­дат. К тому же Проб ста­но­вил­ся сопер­ни­ком импе­ра­то­ра, про­воз­гла­шен­но­го не рим­ским сена­том, а под­чи­нен­ны­ми ему вои­на­ми.

Борь­ба меж­ду Про­бом и Фло­ри­а­ном была недол­гой²⁴⁹. Не поз­же авгу­ста 276 г. н. э.²⁵⁰ Фло­ри­ан был убит сво­и­ми же сол­да­та­ми у Тар­са в Кили­кии (SHA. v. Tac. XIV; v. Prob. X; Aur. Vict. De Caes. 37; Zos. I. 64, 4)²⁵¹, и Проб стал един­ст­вен­ным пра­ви­те­лем импе­рии.

Хотя Проб при­шел к вла­сти по воле армии, внешне он стре­мил­ся уста­но­вить хоро­шие отно­ше­ния с сена­том. Автор его жиз­не­опи­са­ния сооб­ща­ет, что новый импе­ра­тор сохра­нил за сена­том все пол­но­мо­чия, полу­чен­ные им от Таци­та, обе­щал пред­став­лять на утвер­жде­ние сена­ту все свои зако­но­про­ек­ты (SHA. v. Prob. XIII). Как отме­чал Э. Дан­н­хей­зер²⁵², име­ю­щи­е­ся у нас свиде­тель­ства источ­ни­ков не поз­во­ля­ют подроб­но харак­те­ри­зо­вать отно­ше­ния меж­ду импе­ра­то­ром и сена­том, но посколь­ку Проб почти непре­рыв­но вое­вал с внеш­ни­ми вра­га­ми импе­рии, мож­но допу­стить, что он пере­дал сена­ту часть пол­но­мо­чий по управ­ле­нию внут­рен­ни­ми дела­ми импе­рии. Таким обра­зом роль сена­та в поли­ти­че­ской жиз­ни Рим­ской импе­рии при нем в опре­де­лен­ной сте­пе­ни воз­рос­ла.

с.90 Опо­ра на армию име­ла боль­шое зна­че­ние в борь­бе Про­ба с внеш­ни­ми вра­га­ми. Но при нем в рим­ских воору­жен­ных силах уже не наблюда­лось того внут­рен­не­го един­ства, какое суще­ст­во­ва­ло в кон­це прав­ле­ния Авре­ли­а­на. Поэто­му Про­бу при­шлось вести борь­бу с попыт­ка­ми узур­па­ции импе­ра­тор­ской вла­сти и на Восто­ке, и на Запа­де импе­рии (SHA. v. Prob. XVIII; Aur. Vict. De Caes. 37). При под­держ­ке войск при­ду­най­ских про­вин­ций он сумел доволь­но дли­тель­ное вре­мя сохра­нять за собой импе­ра­тор­ский пре­стол. Но Проб стре­мил­ся к тому, чтобы армия оста­ва­лась послуш­ным инстру­мен­том вла­сти в руках импе­ра­то­ра. Сол­да­ты в его пред­став­ле­нии тре­бо­ва­лись для охра­ны гра­ниц государ­ства, но не долж­ны быть слиш­ком боль­шой обу­зой для граж­дан­ско­го насе­ле­ния (SHA. v. Prob. XXIII). Импе­ра­тор предъ­яв­лял высо­кие тре­бо­ва­ния к армей­ской дис­ци­плине, при­вле­кал сол­дат к осу­ше­нию болот, раз­бив­ке вино­град­ни­ков (SHA. v. Prob. XXI). Все это вело к охлаж­де­нию отно­ше­ний меж­ду Про­бом и арми­ей, уси­ле­нию недо­воль­ства сол­дат поли­ти­кой импе­ра­то­ра.

Летом 282 г. н. э. Проб начал под­готов­ку к похо­ду про­тив пер­сов, а пре­фек­ту пре­то­рия М. Авре­лию Кару пору­чил защи­щать от вар­вар­ских втор­же­ний запад­ную часть импе­рии²⁵³. В то вре­мя, когда Проб нахо­дил­ся в Сир­мии, вой­ска Реции и Нори­ка про­воз­гла­си­ли Кара импе­ра­то­ром (Zos. I. 71, 4). Сол­да­ты в Сир­мии реши­ли под­дер­жать выступ­ле­ние Кара и уби­ли Про­ба (SHA. v. Prob. XXI; Zos. I. 71, 5).

Власть Кара сра­зу же была при­зна­на на всей терри­то­рии импе­рии. Вопре­ки тра­ди­ции Кар не спе­шил полу­чить от сена­та под­твер­жде­ние реше­ния сол­дат о про­воз­гла­ше­нии его импе­ра­то­ром. Он огра­ни­чил­ся лишь фор­маль­ным изве­ще­ни­ем сена­то­ров о сво­ем при­хо­де к вла­сти, в кото­ром, как сооб­ща­ет автор его жиз­не­опи­са­ния, писал: «Итак, отцы сена­то­ры, надо радо­вать­ся тому, что один из ваше­го сосло­вия… стал импе­ра­то­ром» (SHA. v. Ca­ri. V). Сво­их сыно­вей, Кари­на и Нуме­ри­а­на, новый импе­ра­тор воз­вел в ранг Цеза­рей и опять не обра­тил­ся к сена­ту за под­твер­жде­ни­ем их пол­но­мо­чий (SHA. v. Ca­ri. VII).

Гибель Про­ба и при­ход к вла­сти Кара неко­то­рые исто­ри­ки рас­смат­ри­ва­ют как некий рубеж в исто­рии государ­ст­вен­но­го устрой­ства Рим­ской импе­рии. Они счи­та­ют, что Кар забрал у сена­та пра­ва и пол­но­мо­чия, полу­чен­ные при Таци­те, и вер­нул­ся к систе­ме управ­ле­ния арми­ей и про­вин­ци­я­ми, суще­ст­во­вав­шей при Гал­ли­ене²⁵⁴. О. Шульц рас­це­ни­вал прав­ле­ние импе­ра­то­ра Кара как пово­рот­ный пункт на пути пере­хо­да Рим­ской импе­рии от с.91 Прин­ци­па­та к Доми­на­ту. Осень 282 г. н. э. он опре­де­лил как вре­мя гибе­ли ста­рой Рес­пуб­ли­ки («die To­desstun­de der al­ten Res pub­li­ca»)²⁵⁵. При такой оцен­ке пери­о­да прав­ле­ния Кара обыч­но при­во­дит­ся выска­зы­ва­ние Авре­лия Вик­то­ра, соглас­но кото­ро­му после гибе­ли Про­ба в рим­ском государ­стве вплоть до вре­ме­ни жиз­ни это­го исто­ри­ка (его труд был напи­сан око­ло 360 г. н. э.²⁵⁶) пре­об­ла­да­ло вли­я­ние армии, а сенат поте­рял пра­во изби­рать пра­ви­те­лей и наде­лять их вла­стью («mi­li­ta­ris po­ten­tia con­va­luit ac se­na­tui im­pe­rium crean­di­que ius prin­ci­pis erep­tum ad nostram me­mo­riam») (Aur. Vict. De Caes. 37).

На наш взгляд, роль импе­ра­то­ра Кара в деле отстра­не­ния сена­та от управ­ле­ния импе­ри­ей и избра­ния ее пра­ви­те­лей не сле­ду­ет пре­уве­ли­чи­вать. Авре­лий Вик­тор хотел лишь ска­зать, что если до 282 г. н. э. все-таки быва­ли вре­ме­на, когда вопрос об избра­нии ново­го импе­ра­то­ра реша­ли не толь­ко сол­да­ты, но и сенат, то после это­го сенат уча­стия в реше­нии дан­но­го вопро­са боль­ше не при­ни­мал. Ведь, как отме­ча­ет К.-П. Йоне²⁵⁷, стро­го гово­ря, сенат нико­гда и не имел ius crean­di prin­ci­pis. За исклю­че­ни­ем 238 и 275 гг. н. э., счи­та­ет исто­рик, роль сена­то­ров в воз­веде­нии на пре­стол новых пра­ви­те­лей Рим­ской импе­рии сво­ди­лась к тому, что они лишь при­зна­ва­ли импе­ра­то­ров, про­воз­гла­шен­ных вой­ска­ми, и под­твер­жда­ли закон­ность их вла­сти. Одна­ко напом­ним, что и в слу­ча­ях с воз­веде­ни­ем на пре­стол Гор­диа­нов и Таци­та ини­ци­а­ти­ва про­воз­гла­ше­ния ново­го импе­ра­то­ра при­над­ле­жа­ла не толь­ко сена­ту.

О пред­став­ле­ни­ях импе­ра­то­ра Кара отно­си­тель­но того, какую роль в государ­стве долж­на играть армия, труд­но судить в силу крат­ко­сти его прав­ле­ния и скуд­ной инфор­ма­ции источ­ни­ков по это­му вопро­су. С одной сто­ро­ны, он опре­де­лен­но не нуж­дал­ся в при­зна­нии его сена­том как в допол­ни­тель­ной осно­ве закон­но­сти сво­ей вла­сти. С дру­гой сто­ро­ны, с само­го нача­ла сво­его прав­ле­ния Кар не очень дове­рял пре­дан­но­сти ему рим­ских войск и их вое­на­чаль­ни­ков, поза­бо­тил­ся о том, чтобы иметь под­держ­ку сво­их сыно­вей, воз­ведя их в 282 г. н. э. в ранг Цеза­рей, а в 283 г. н. э. — и в ранг Авгу­стов²⁵⁸.

В нача­ле 283 г. н. э. Кар отпра­вил­ся на Восток для вой­ны с пер­са­ми. В этот поход он взял с собой млад­ше­го сына Нуме­ри­а­на, а управ­ле­ние запад­ной частью импе­рии и коман­до­ва­ние раз­ме­щав­ши­ми­ся в ней вой­ска­ми пору­чил стар­ше­му сыну — Кари­ну (SHA. v. Ca­ri. XVI). И Кари­ну при­шлось не толь­ко вое­вать с вар­ва­ра­ми, но и бороть­ся с попыт­кой узур­па­ции импе­ра­тор­ской вла­сти (Aur. Vict. De Caes. 38).

с.92 Вой­на с пер­са­ми, кото­рую Кар начал в 283 г. н. э., пер­во­на­чаль­но при­нес­ла рим­ля­нам зна­чи­тель­ные успе­хи. Они дошли до самой сто­ли­цы Пер­сид­ско­го цар­ства, Кте­зи­фо­на, и даже заня­ли город. Но Кар погиб в горо­де от уда­ра мол­нии (Aur. Vict. De Caes. 38).

Власть над рим­ским Восто­ком после это­го пере­шла к Нуме­ри­а­ну, кото­рый око­ло года, с лета 283 по осень 284 г. н. э.²⁵⁹, был сопра­ви­те­лем Кари­на, пока не умер, то ли от болез­ни, то ли в резуль­та­те коз­ней сво­его пре­фек­та пре­то­рия Апра (Aur. Vict. De Caes. 38).

Кари­на про­се­нат­ски настро­ен­ные латин­ские авто­ры про­ти­во­по­став­ля­ют даже его отцу, кото­рый, как уже отме­ча­лось, отнюдь не бла­го­во­лил к сена­ту. Соглас­но авто­ру его жиз­не­опи­са­ния, этот импе­ра­тор высо­ко­мер­но отно­сил­ся к сена­ту, обе­щал рим­ской чер­ни иму­ще­ство сена­то­ров (SHA. v. Ca­ri. XVI). Конеч­но, пол­но­стью дове­рять это­му сооб­ще­нию нель­зя, но, види­мо, к уста­нов­ле­нию хоро­ших отно­ше­ний с рим­ским сена­том Карин не стре­мил­ся. Боль­шой любо­вью в армии он, по всей веро­ят­но­сти, так­же не поль­зо­вал­ся. Но харак­тер­но, что сол­да­ты войск, раз­ме­щав­ших­ся в евро­пей­ской части импе­рии, сохра­ня­ли вер­ность Кари­ну и после смер­ти Кара и Нуме­ри­а­на и упор­но сра­жа­лись с вой­ска­ми, при­знав­ши­ми импе­ра­то­ром Дио­кле­ти­а­на (SHA. v. Ca­ri. XVIII).

Дио­кле­ти­ан был про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром после смер­ти Нуме­ри­а­на собра­ни­ем офи­це­ров («du­cum con­si­lio tri­bu­no­rum­que») (Aur. Vict. De Caes. 39), кото­рые явля­лись пред­ста­ви­те­ля­ми воин­ских частей, участ­во­вав­ших в войне с пер­са­ми, 20 нояб­ря 284 г. н. э.²⁶⁰ в Нико­медии (Zos. I. 73, 2). Посколь­ку Запад импе­рии, вклю­чая Рим, нахо­дил­ся под кон­тро­лем Кари­на, Дио­кле­ти­ан не мог сра­зу же после про­воз­гла­ше­ния импе­ра­то­ром искать у сена­та при­зна­ния закон­но­сти сво­ей вла­сти. Но, как счи­та­ют совре­мен­ные исто­ри­ки²⁶¹, и после смер­ти Кари­на в авгу­сте — сен­тяб­ре 285 г. н. э.²⁶² Дио­кле­ти­ан не стал посе­щать сто­ли­цу импе­рии и про­сить сенат при­знать его закон­ным пра­ви­те­лем рим­ско­го государ­ства. По опре­де­ле­нию Я. Бурк­хард­та²⁶³, без­опас­ность гра­ниц для Дио­кле­ти­а­на име­ла боль­шее зна­че­ние, чем друж­ба рим­ско­го сена­та. Дио­кле­ти­ан фак­ти­че­ски про­из­вел лише­ние Рима ста­ту­са сто­ли­цы государ­ства (la de­ca­pi­ta­li­sa­tion de Ro­me назвал это А. Шаста­ньоль²⁶⁴). Сам Дио­кле­ти­ан на про­тя­же­нии сво­его доста­точ­но дли­тель­но­го прав­ле­ния пред­по­чи­тал иметь свою рези­ден­цию в Нико­медии, его сопра­ви­тель Мак­си­ми­ан — в Авгу­сте Тре­ве­ров или, хотя и в Ита­лии, но не в Риме, а в Медио­лане²⁶⁵. При­ме­ча­тель­но, с.93 что зимой 290/291 г. н. э. местом тор­же­ст­вен­ной встре­чи Дио­кле­ти­а­на и Мак­си­ми­а­на был избран не Рим, а Медио­лан. И рим­ские сена­то­ры были вынуж­де­ны пред­при­нять путе­ше­ст­вие в Медио­лан, чтобы при­вет­ст­во­вать сво­их пра­ви­те­лей. По мне­нию С. Вильям­са, тогда было впер­вые откры­то про­де­мон­стри­ро­ва­но, что цен­тром импе­рии не явля­ет­ся город на Тиб­ре: насто­я­щий Рим нахо­дил­ся там, где пре­бы­вал импе­ра­тор²⁶⁶.

Итак, с само­го нача­ла прав­ле­ния Дио­кле­ти­а­на рим­ский сенат был пол­но­стью отстра­нен от уча­стия в управ­ле­нии государ­ст­вом. Импе­ра­тор не нуж­дал­ся в под­твер­жде­нии сена­том закон­но­сти его вла­сти, не сове­то­вал­ся с сена­то­ра­ми при реше­нии важ­ных вопро­сов внут­рен­ней и внеш­ней поли­ти­ки. Как отме­тил А. Демандт, с пере­не­се­ни­ем рези­ден­ции импе­ра­то­ра из Рима сенат поте­рял даже про­стран­ст­вен­ный кон­такт с импе­ра­тор­ским дво­ром²⁶⁷. Как и дру­гие импе­ра­то­ры III века н. э., Дио­кле­ти­ан посто­ян­но совер­шал поезд­ки по терри­то­рии импе­рии и сове­то­вал­ся с сопро­вож­дав­шим его импе­ра­тор­ским сове­том (con­sis­to­rium), чле­ны кото­ро­го не отно­си­лись к сена­тор­ско­му сосло­вию²⁶⁸. Выс­шие посты в армии, граж­дан­ской адми­ни­ст­ра­ции, судеб­ном ведом­стве, управ­ле­нии финан­са­ми при Дио­кле­ти­ане зани­ма­ли пред­ста­ви­те­ли всад­ни­че­ско­го сосло­вия. Для сена­то­ров при нем были сохра­не­ны лишь посты намест­ни­ков про­вин­ции Афри­ки, терри­то­рия кото­рой умень­ши­лась в три раза, и про­вин­ции Азии, умень­шен­ной в сво­их раз­ме­рах в семь раз; частич­но посты коррек­то­ров отдель­ных обла­стей Ита­лии и чисто деко­ра­тив­ный пост пре­фек­та горо­да Рима²⁶⁹. Таким обра­зом, в прав­ле­ние Дио­кле­ти­а­на сенат окон­ча­тель­но пре­вра­тил­ся из важ­но­го орга­на государ­ст­вен­ной вла­сти осно­ван­ной Авгу­стом систе­мы Прин­ци­па­та в город­ской совет зани­мав­ше­го почет­ное место в импе­рии, но лишен­но­го ста­ту­са ее сто­ли­цы горо­да Рима. По опре­де­ле­нию А. Деманд­та, к нача­лу IV в. н. э. рим­ский сенат нахо­дил­ся на самой низ­кой точ­ке сво­его зна­че­ния («der Se­nat… stand… auf dem Tief­punkt sei­ner Be­deu­tung»)²⁷⁰.

При­шед­ший к вла­сти при под­держ­ке армии Дио­кле­ти­ан, несо­мнен­но, хоро­шо пони­мал зна­че­ние войск для сохра­не­ния внут­рен­не­го един­ства государ­ства, борь­бы с внеш­ни­ми вра­га­ми, проч­но­сти цен­траль­ной вла­сти. Воен­ные рефор­мы были важ­ной состав­ной частью все­го ком­плек­са его пре­об­ра­зо­ва­ний. Но Дио­кле­ти­ан пони­мал и опас­ность, кото­рую мог­ла пред­став­лять собой армия для импе­ра­то­ра. Поэто­му, про­во­дя рефор­мы в воору­жен­ных силах импе­рии, он стре­мил­ся огра­ни­чить могу­ще­ство вое­на­чаль­ни­ков, огра­дить пра­ви­те­ля от слиш­ком тес­но­го кон­так­та с с.94 потен­ци­аль­но опас­ны­ми для него людь­ми, и преж­де все­го людь­ми воору­жен­ны­ми, сде­лать армию опо­рой импе­ра­тор­ской вла­сти, а не силой, несу­щей в себе для этой вла­сти угро­зу. Мож­но ска­зать, что, созда­вая систе­му тет­рар­хии, Дио­кле­ти­ан очень уме­ло и часто поль­зо­вал­ся древним рим­ским прин­ци­пом «разде­ляй и власт­вуй». Он разде­лил воен­ную и граж­дан­скую власть в про­вин­ци­ях и в цен­траль­ном аппа­ра­те; созда­ни­ем силь­но­го мобиль­но­го резер­ва войск разде­лил на две части армию, что поз­во­ля­ло импе­ра­то­ру опи­рать­ся на одну из них в борь­бе с дру­гой; пре­до­став­ляя бла­га и при­ви­ле­гии импе­ра­тор­ским чинов­ни­кам и армей­ским кру­гам, про­ти­во­по­став­лял их осталь­но­му насе­ле­нию государ­ства, делая их тем самым опо­рой импе­ра­тор­ской вла­сти. Резуль­та­том пре­об­ра­зо­ва­ний Дио­кле­ти­а­на, касаю­щих­ся воору­жен­ных сил импе­рии, долж­но было стать воз­рас­та­ние бое­спо­соб­но­сти армии, уси­ле­ние ее роли в борь­бе с внеш­ни­ми вра­га­ми и сохра­не­нии поряд­ка внут­ри государ­ства, но умень­ше­ние ее поли­ти­че­ско­го зна­че­ния, сокра­ще­ние воз­мож­но­стей воздей­ст­вия на пра­ви­те­ля и образ его прав­ле­ния. Види­мо, Дио­кле­ти­ан выбрал пра­виль­ное гене­раль­ное направ­ле­ние в поли­ти­ке огра­ни­че­ния поли­ти­че­ской роли армии, ее «укро­ще­ния», пре­вра­ще­ния армии из фак­то­ра, деста­би­ли­зи­ру­ю­ще­го поло­же­ние в государ­стве, в одну из важ­ней­ших опор цен­траль­ной импе­ра­тор­ской вла­сти.

Итак, III век н. э. был важ­ным эта­пом в исто­рии сена­та и армии как поли­ти­че­ских инсти­ту­тов рим­ско­го государ­ства. К нача­лу это­го сто­ле­тия рим­ский сенат пред­став­лял собой кол­лек­тив­ный орган, офи­ци­аль­но при­да­вав­ший леги­тим­ность вла­сти фак­ти­че­ско­го пра­ви­те­ля Рим­ской импе­рии — прин­цеп­са, играв­ший доволь­но суще­ст­вен­ную роль в реше­нии вопро­сов теку­щей жиз­ни государ­ства, в управ­ле­нии про­вин­ци­я­ми, арми­ей, финан­са­ми, в судо­про­из­вод­стве. Рим­ская армия, как и в преды­ду­щие пери­о­ды исто­рии рим­лян, обес­пе­чи­ва­ла без­опас­ность гра­ниц импе­рии, явля­лась важ­ней­шей опо­рой импе­ра­тор­ской вла­сти в деле сохра­не­ния мира и ста­биль­но­сти внут­ри государ­ства. Бур­ные собы­тия поли­ти­че­ской исто­рии Рим­ской импе­рии в III в. н. э. фак­ти­че­ски не отра­зи­лись на харак­те­ре дея­тель­но­сти сена­та как орга­на систе­мы Прин­ци­па­та. Раз­ве что вслед­ст­вие часто­го отсут­ст­вия прин­цеп­са в сто­ли­це импе­рии заседа­ния сена­та реже ста­ли про­во­дить­ся под пред­седа­тель­ст­вом гла­вы государ­ства. В воору­жен­ных же силах Рим­ской импе­рии в тече­ние это­го сто­ле­тия про­изо­шли зна­чи­тель­ные изме­не­ния. Про­дол­жа­лись начав­ши­е­ся еще в пред­ше­ст­ву­ю­щие вре­ме­на про­цес­сы про­вин­ци­а­ли­за­ции и вар­ва­ри­за­ции с.95 рим­ской армии. Слож­ная обста­нов­ка на гра­ни­цах импе­рии и актив­ное уча­стие армей­ских кру­гов во внут­ри­по­ли­ти­че­ской борь­бе отра­жа­лись на роли отдель­ных родов войск, чис­лен­но­сти армии, ее орга­ни­за­ции, судь­бе кон­крет­ных под­разде­ле­ний, эко­но­ми­че­ском и пра­во­вом поло­же­нии сол­дат. Воен­ные рефор­мы рим­ских пра­ви­те­лей III века (Сеп­ти­мия Севе­ра, Гал­ли­е­на, Дио­кле­ти­а­на) пре­сле­до­ва­ли цели повы­ше­ния бое­спо­соб­но­сти рим­ской армии, реше­ния про­бле­мы попол­не­ния войск ново­бран­ца­ми, обес­пе­че­ния лояль­но­сти войск по отно­ше­нию к пра­вя­ще­му импе­ра­то­ру.

Роль армии и сена­та в поли­ти­че­ской жиз­ни Рим­ской импе­рии на про­тя­же­нии это­го кри­зис­но­го пери­о­да не была одной и той же. Были момен­ты, когда рим­ский сенат дей­ст­ви­тель­но опре­де­лял, кому будет пре­до­став­ле­на власть над государ­ст­вом. Но в боль­шей сте­пе­ни ход собы­тий поли­ти­че­ской жиз­ни импе­рии в этот пери­од опре­де­ля­ла все-таки пози­ция армии. Доволь­но мно­го­чис­лен­ные импе­ра­то­ры дан­но­го пери­о­да воз­во­ди­лись на пре­стол или свер­га­лись с него при актив­ном уча­стии вои­нов и сена­то­ров. Чле­ны сена­та и сол­да­ты рим­ской армии име­ли тес­ные кон­так­ты с опре­де­лен­ны­ми сло­я­ми насе­ле­ния импе­рии, общие с ними инте­ре­сы. Одна­ко ана­лиз кон­крет­ных собы­тий поли­ти­че­ской исто­рии Рим­ской импе­рии в III в. н. э. не поз­во­ля­ет при­знать соот­вет­ст­ву­ю­щи­ми дей­ст­ви­тель­но­сти дол­гое вре­мя гос­под­ст­во­вав­шие в марк­сист­ской исто­рио­гра­фии утвер­жде­ния о том, что в рас­смат­ри­вае­мый пери­од содер­жа­ни­ем поли­ти­че­ской исто­рии Рим­ской импе­рии была борь­ба за власть меж­ду фрак­ци­я­ми гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са рим­ско­го обще­ства (муни­ци­паль­ны­ми сред­ни­ми и мел­ки­ми рабо­вла­дель­ца­ми и круп­ной земель­ной зна­тью, уже не свя­зан­ной с муни­ци­паль­ной соб­ст­вен­но­стью), став­лен­ни­ка­ми кото­рых явля­лись «сол­дат­ские» и «сенат­ские» импе­ра­то­ры.