Вступление наместника в провинциальный город:
церемония adventus по Ульпиану
с.106 Церемония adventus (букв. «прибытие») представляла собой торжественную встречу вступавшего в город правителя или какого-либо иного влиятельного лица. Судя по ее многочисленным описаниям и изображениям, она имела чрезвычайно большое значение в греческом мире по крайней мере с периода эллинизма, а в римском — с поздней республики и до конца IV в. н. э.1
Большинство дошедших до нас свидетельств этой церемонии в древнем Риме относится к встрече императора, поэтому специалисты по римской истории и искусству, как правило, рассматривают adventus как часть императорского церемониала2.
Наиболее полно и убедительно реконструкция императорского adventus и разбор его смысла и значения даны на материале поздней Империи в работах С. Мак Кормак — признанного авторитета в этой области3. Как отмечает исследователь, церемония строилась в соответствии со стереотипом, сложившимся еще в эллинистическую эпоху: процессия граждан, возглавляемая магистратами, встречала правителя перед городскими воротами и после обмена приветственными речами сопровождала его в город. Затем наступал второй этап церемонии: император устраивал для граждан празднества и игры, а также выделял средства на общественное строительство4. Судя по изображениям на монетах, которые чеканили города восточных провинций во II—
Как отметил К. Харль, выводы С. Мак Кормак в равной мере относятся и к эпохе ранней империи (по крайней мере в том, что касается ее Восточных провинций): церемонии, связанные с процедурой adventus, освящали и узаконивали власть римского императора в понятиях, приемлемых для его греческих подданных, и вместе с тем укрепляли и поддерживали полисную автономию10. Такая трактовка смысла и значения церемонии adventus представляется убедительной, но не исчерпывающей. Если ее принять, возникает вопрос: в каком качестве правитель инкорпорировался в состав гражданской общины и какое воздействие оказывал этот акт и связанная с ним система представлений на форму и содержание его власти?
Отвечая на этот вопрос, следует принять во внимание, что в эпоху ранней империи (а на Востоке — с периода эллинизма) городские магистраты обычно праздновали свое вступление в должность устройством за свой счет игр или зрелищ и строительством какого-либо общественного сооружения в знак благодарности согражданам за оказанную им честь (honor)11. В тех случаях, когда граждане какого-либо города избирали своим высшим магистратом императора, последний, действуя через назначенного им префекта, также устраивал за оказанную ему честь игры и зрелища и возводил какое-либо общественное сооружение12. Именно так поступал, например, Адриан, посетивший множество городов, а во многих других занимавший пост высшего магистрата (Dio Cass. 69. 10. 1; SHA. Hadr. 19. 1—
Проверить эту гипотезу позволяет использование дополнительных данных о церемонии adventus, касающихся процедуры торжественной с.108 встречи наместника городами вверенной ему провинции. До сих пор эта процедура почти не привлекала внимания исследователей13.
Свидетельства о торжественном вступлении в провинциальный город наместника хотя и не столь многочисленны и разнообразны, как те, что относятся к императорскому adventus, тем не менее позволяют во многом по-новому взглянуть на особенности и самой процедуры «прибытия», и характера власти римского «губернатора». Самые интересные из них содержатся в трактате Домиция Ульпиана «Об обязанностях проконсула», созданном в правление Каракаллы14. В сохранившихся фрагментах этого сочинения церемония adventus рассматривается дважды: в первой книге, посвященной прибытию проконсула в провинцию (D. 1. 16. 4. 3—
Немаловажные свидетельства есть также в практическом пособии по панегирическому красноречию, приписываемом малоазийскому софисту Менандру-ритору и датируемом (предположительно) временем правления Диоклетиана16. В одном из разделов этого пособия даются рекомендации оратору, приветствующему от лица сограждан вступающего в город наместника (Men. 378—
Таким образом, в нашем распоряжении имеются практические руководства, адресованные обеим сторонам, принимающим участие в церемонии adventus. Интересно, что Менандр, так же как и Ульпиан, говорит о двух вариантах этой церемонии: отдельно о приветствии наместника, вступающего в провинцию, и того, который прибудет в город при объезде провинции по округам (Men. 381). Выделение первой торжественной встречи наместника, видимо, было связано с тем, что его вступление в провинцию совпадало с его вступлением в свои полномочия18. Ульпиан напоминает проконсулу, что до прибытия в провинцию он не может делегировать юрисдикцию своему легату, поскольку сам ею не обладает (D. 1. 16. 4. 6). Можно предположить, что под «прибытием в провинцию» имеется в виду не просто вступление на ее территорию, а связанная с этим торжественная церемония прибытия (adventus). Об этом свидетельствует процедура вступления в должность префекта Египта. Как отмечает Ульпиан, с.109 «префект Египта слагает с себя префектуру и империй, который при Августе на основании закона был приравнен к проконсульскому, не раньше, чем преемник прибудет в Александрию, хотя бы он уже и вступил на территорию провинции. И это указано в его мандате» (D. 1. 17. 1). Итак, новый наместник получает свои полномочия, лишь вступив в столицу провинции, т. е. во время церемонии adventus19.
Имеющиеся в нашем распоряжении источники позволяют поближе познакомиться с особенностями этой церемонии. По мнению Ульпиана, «прежде чем вступить в пределы назначенной ему провинции, проконсулу надлежит послать эдикт о своем прибытии (de adventu suo), содержащий какую-либо рекомендацию себе самому (commendationem aliquam sui), например, что у него будто бы дружеские отношения с провинциалами или родство с ними. Очень важно, чтобы (в этом же эдикте) была бы настоятельная просьба к провинциалам не выезжать ему навстречу ни в качестве частных лиц, ни в качестве послов, ибо до́лжно, чтобы каждый принимал его в своем отечестве. (Проконсул) поступит правильно и в соответствии с установленным порядком, если он пошлет эдикт своему предшественнику и укажет (в нем), в какой день он вступит в пределы (провинции). Ведь неопределенность и неожиданность (приезда) обычно приводят в замешательство провинциалов и мешают ведению дел. (Проконсулу) следует, проявив осмотрительность, вступить (в провинцию) именно там, где этого требует обычай, и тем самым соблюсти то, что греки называют ἐπιδημίας (прибытие) или κατάπλουν (причаливание), т. е. право определенных городов первыми принимать прибывающих по суше или морю (проконсулов). Ведь провинциалы придают большое значение тому, чтобы этот обычай и прерогативы подобного рода у них сохранялись. Некоторые провинции имеют даже (обычай), чтобы проконсул прибывал в эту провинцию только морем. Так, например, в (провинции) Азии дошло до того, что наш император Антонин Август по просьбам азийцев20 постановил в своем рескрипте, что проконсулу обязательно следует добираться в Азию по морю и вступать раньше в Эфес, чем в какую-либо иную метрополию» (курсив наш. —
Судя по этому свидетельству, церемония «прибытия» нового наместника имела важное значение для всей провинции, а не только для того города, который организовывал торжественную встречу. Видимо, он представлял в этой церемонии всю провинцию. Такое же впечатление складывается и при чтении Менандра: в приведенном им образце речи, обращенной к вступающему в провинцию наместнику, последний приветствуется не только от имени города, организующего встречу, но также и других городов (Men. 381). Скорее всего не случайно и то, что в обоих известных нам случаях в церемонии вступления наместника участвует столица провинции.
Можно предположить, что в торжественной встрече наместника принимали участие также и делегации других городов. В своих письмах из Киликии Цицерон рассказывает о бесчисленных посольствах и громадном с.110 скоплении людей, приветствовавших его при вступлении в провинцию (Att. V. 13. 1; V. 20. 1). Полтора столетия спустя Плутарх упоминает как о повсеместном явлении о посольствах, которые города отправляют, чтобы засвидетельствовать почтение наместнику провинции (Plut. Praecip. ger. reipub. XIII). Правда, наместник, если верить Ульпиану, должен был издать эдикт с просьбой не отправлять эти посольства. Однако одновременно ему следовало позаботиться о том, чтобы провинциалам был известен точный срок его приезда, что было необходимым условием для организации широкомасштабных торжеств в честь его прибытия22. Вероятно, эта просьба наместника имела чисто формальный характер23 и была связана с той рекомендацией, которую он давал себе самому. Этот жест можно сопоставить с формальным отказом от власти (recusatio), который являлся непременным компонентом торжественной церемонии «избрания» императора и должен был, видимо, демонстрировать скромность и гражданственность (civilitas) нового правителя и свидетельствовать тем самым о том, что он достоин власти24.
Таким образом, прибытие наместника в провинцию совпадало с его вступлением в свои полномочия и было оформлено как торжественная церемония, участие в которой в той или иной мере принимали все провинциальные города. Если вслед за С. Мак Кормак видеть смысл церемонии adventus в легитимации власти правителя благодаря всеобщему согласию подвластных, то в данном случае это происходило в масштабах всей провинции, а не одного-единственного города25. Как свидетельствует Ульпиан, эта церемония (пусть и в более скромном виде) повторялась затем в каждом городе, куда наместник приезжал, чтобы вершить суд: «Если проконсул прибудет в какой-либо город, немноголюдный и не являющийся столицей провинции, то он должен позволить (гражданам) вверить их город под его покровительство (pati debet commendari sibi civitatem) и охотно выслушивать (их) похвалы, так как провинциалы считают это для себя честью, и он должен назначить празднества (ferias… dare) в соответствии с местными правилами и издавна соблюдавшимся обычаем. Он должен обойти храмы и общественные постройки, чтобы проверить, находятся ли они в хорошем состоянии, исправна ли крыша и не требуется ли (какого-нибудь) иного ремонта. А если начата какая-нибудь стройка, то он должен позаботиться о ее завершении, если ресурсы города позволяют; для этого следует назначить с соблюдением формальностей усердных кураторов построек, а если потребуется, то дать им в помощь служащих из числа военных» (D. 1. 16. 7 pr. — 1).
Сопоставление этих рекомендаций с указаниями Менандра (Men. 381) дает возможность выделить в церемонии «прибытия» наместника те же самые два этапа, которые характерны для императорского adventus: 1) торжественная встреча правителя перед городскими воротами, 2) действия правителя после вступления в город. Разбирая первый этап, можно отметить, что в соответствии со сложившейся процедурой обе стороны, с.111 принимающие участие в церемонии, действуют как бы на равных, а славословия, адресованные наместнику, возвеличивают не только его самого, но и тех, кто его встречает26.
Если провинциалы вверяют или рекомендуют (commendant) наместнику свои города в момент торжеств по поводу его прибытия, то и он со своей стороны в эдикте, посвященном этому прибытию, рекомендует себя провинциалам.
С какого рода отношениями и представлениями могла быть связана эта саморекомендация? По свидетельству Ж. Эллегуарха, commendatio (рекомендация) — это форма услуги, состоящей в том, чтобы предоставить кого-либо верности (fides), т. е. покровительству той или иной влиятельной персоны. Рекомендовать кому бы то ни было себя самого — означало обращаться за помощью и поддержкой27. Возникает вопрос, почему наместник обязан был добиваться от провинциалов помощи и поддержки, говорить с ними языком просьб, а не приказов. Вероятно, это можно объяснить тем, что наместник, подчеркивая в эдикте близость к провинциалам, желание заручиться их поддержкой, скромность и «гражданственность», демонстрировал тем самым свое стремление управлять ими с их согласия и как один из них. Видимо, в эдикте о прибытии должны были найти выражение те же представления, что и в церемонии прибытия — о единстве правителя и подвластных и всеобщем согласии как основе любой законной власти.
Следует также иметь в виду, что термин commendatio использовался для обозначения одного из средств предвыборной агитации как в республиканском Риме, так и в италийских и провинциальных городах эпохи ранней империи. Письменные отзывы различных влиятельных лиц о кандидате в магистраты или призывы к избирателям, которые его сторонники писали на стенах своих домов, назывались commendationes28. Может быть, не лишено оснований предположение, что, рекомендуя себя провинциалам, наместник как бы добивается их поддержки на выборах.
Связанные с выборами мотивы присутствуют в самой церемонии adventus. Граждане города во главе со своими магистратами через выдвинутого ими оратора, а также посредством аккламаций в организованной форме выражали свою совместную волю. Восхваляя наместника и вверяя ему свой город, они представляли свое подчинение его власти как результат свободного выбора, обусловленного его исключительными достоинствами. Именно поэтому похвалы в адрес наместника провинциалы считают для себя честью (D. 1. 16. 7 pr.), а приветствующий только что прибывшего правителя оратор изображает его спасителем города и избавителем его жителей от бед и несчастий (Men. 378, 381).
Внешнее сходство между торжественной встречей правителя и выборами магистратов, в которых участвовали одни и те же лица, постепенно усиливалось. Со II в. н. э., а кое-где даже и с I в. выборы высших магистратов зачастую сводились к представлению курией собравшемуся народу списка отобранных заранее кандидатов, в котором было по одному человеку на место, и утверждению этого списка посредством народных аккламаций29. с.112 Такого рода процедура хорошо ассоциируется с «выборами» вступающего в город наместника. Свидетельства о существовании таких ассоциаций можно найти у двух писателей II в. н. э., являвшихся признанными мастерами панегирического красноречия.
Апулей, восславив в карфагенской курии достоинства своего друга и покровителя Эмилиана Страбона, замечает, что этот консуляр в ближайшем будущем станет проконсулом вследствие желания всего народа (vir consularis — brevi votis omnium futurus proconsul…) (Apul. Flor. 16).
В «Похвальном слове Риму» Элий Аристид отмечает: «Из всех, кто когда-либо правил, вы (римляне) одни управляете людьми, которые являются свободными. И ни Кария не была отдана Тиссаферну, ни Фригия Фарнабазу, ни Египет кому-либо еще; нет такой страны, о которой можно было бы сказать, что она оказалась обращенной в рабство и стала как бы хозяйством такого-то, кому бы она ни была передана… Но подобно тому, как это было в полисах, являвшихся самостоятельными государствами, так и вы, управляющие всем цивилизованным миром, как если бы это был один полис, назначаете правителей как бы посредством выборов (τοὺς ἄρχοντας καθίστατε οἷον ἐξ ἀρχαιρεσιών) для защиты и заботы о подвластных, а не для того, чтобы распоряжаться ими как рабами» (Ael. Arist. 26. 36). Вслед за этим, сославшись на то, как легко и безопасно подать апелляцию на приговор наместника, он делает заключительный вывод: «Таким образом, можно сказать, что люди наших дней управляются присылаемыми (правителями) лишь в той мере, в какой сами хотят» (Ael. Arist. 26. 37).
Дж. Оливер, комментируя место, где идет речь о назначении правителей, указывает, что, хотя возможен вариант перевода «как бы посредством выборов», заслуживает предпочтения другой: «как и естественно после выборов». По его мнению, Аристид мог иметь в виду, что наместники провинций предварительно избирались преторами или консулами, а также, что император посылал управлять провинциями лишь «отборных правителей»30.
Непонятно, однако, почему для Аристида естественным было назначение после выборов. Ведь в том мире, к которому он принадлежал и из представлений которого он исходил, порядок занятия должностей был, как уже отмечалось выше, прямо противоположным: сначала назначение магистрата Советом, а уже затем «выборы» его народным собранием. Следует также принять во внимание, что Аристид уподобляет Империю полису, а ее подданных — гражданам этого полиса, которые свободны и подчиняются властям по собственной воле31. В этом контексте уподобление назначения наместников и выборов полисных магистратов было более с.113 чем уместным. Очевидно, говоря о «назначении наместников как бы посредством выборов» Аристид имеет в виду процедуру, напоминающую выборы магистратов народным собранием. Но именно торжественная встреча вступающего в провинцию наместника (а также все, что ей предшествовало и следовало за ней) давала больше всего оснований для этого сравнения32. Таким образом, первый этап церемонии «прибытия» наместника можно рассматривать как своеобразное подобие выборов магистрата народным собранием, и, по всей видимости, именно так его и воспринимали участники этой процедуры.
Второй этап церемонии «прибытия» должен был вызывать во многом сходные ассоциации. Об этом позволяет судить его сопоставление с процедурой вступления в должность высших городских магистратов.
Как в самом Риме, так и в других городах империи эта процедура имела некоторые общие черты: 1) торжественное шествие вновь избранных магистратов в сопровождении многочисленных друзей и знакомых в главный городской храм и совершение там жертвоприношения, 2) выступление в городском Совете по имеющему большое религиозное значение вопросу об установлении календарных сроков важнейших общественных празднеств, 3) устройство за свой счет игр и представлений для сограждан33. Кроме того, высшие магистраты провинциальных и италийских городов (но не самого Рима)34 в благодарность за свое избрание выделяли средства на строительство или ремонт какого-либо общественного сооружения или брали на себя соответствующее обязательство35.
В заключительной части церемонии «прибытия» наместника можно выделить сходные компоненты.
1. По свидетельству Менандра, оратор, приветствующий вступающего в провинцию наместника, завершая свою речь, обычно призывал всех присутствующих справить празднества в честь его прибытия и вознести благодарность императору и богам (Men. 381). Вероятно, под этой «благодарностью» следует понимать жертвоприношения в храмах богов-покровителей принимающего наместника города и в главном храме провинции, связанном с императорским культом.
Перечисляя божественные знамения, предвещавшие Гальбе, назначенному наместником Тарраконской Испании, верховную власть, Светоний сообщает, что одно из них имело место, когда будущий император, «вступив в провинцию, совершал жертвоприношение в общинном храме (quum provinciam ingressus sacrificaret intra aedem publicam)» (Suet. Galba. 8. 2). Судя по контексту, такое жертвоприношение считалось явлением обыденным.
В свете этих свидетельств может вызвать удивление отсутствие упоминаний о жертвоприношении в описании церемонии «прибытия», принадлежащем Ульпиану. Однако следует учесть, что его сочинение дошло до нас в очень неполном виде. В эпоху поздней империи языческий ритуал с.114 жертвоприношения, как известно, был изъят из процедуры императорского «прибытия». И вполне возможно, что составители Дигест также сочли необходимым изъять упоминание об этом ритуале в отобранных ими фрагментах.
Итак, по всей видимости, после торжественного вступления в город наместник (как и императоры эпохи Принципата) вместе с сопровождавшими его горожанами должен был посетить главный городской храм и совершить там жертвоприношение.
2. Ульпиан указывает, что наместник после торжественной встречи обязан «в соответствии с (местными) правилами и издавна установившимся обычаем назначить празднества» (ferias secundum mores et consuetudinem quae retro optinuit dare) (D. 1. 16. 7 pr.). Возможен и другой вариант перевода: «установить праздничные дни», т. е. те, в которые нельзя было вершить суд и заниматься другими делами.
Сохранилась надпись с текстом эдикта проконсула Азии Попилия Кара Педона (ок. 160 г. н. э.), в котором наместник в ответ на присланный ему декрет эфесского Совета объявляет по примеру своих предшественников священными и свободными от судебных заседаний дни празднества в честь Артемиды Эфесской и называет распорядителя этих торжеств Элия Марциана Приска. Под текстом эдикта в надписи идет текст изданного Советом декрета (CIG. 2954; Syll. 3 867). Таким образом, наместник, «назначая празднества», просто утверждал решение, принятое курией по докладу одного из высших магистратов города. Фактически его действия дублировали действия этого магистрата36. Вместе с тем его эдикт, так же как и совершенное им жертвоприношение, демонстрировал его почтение к божеству-хранителю города.
3. В приведенной Менандром приветственной речи с призывом воздать благодарность богам соседствует другой: справить празднества в честь прибытия наместника (Men. 381). Имеются данные об устройстве празднеств магистратами городов Малой Азии по случаю приезда наместника на судебную сессию37. По всей видимости, наместники принимали (хотя бы и пассивное) участие в этих празднествах38.
В трактате «Об обязанностях проконсула» нет упоминаний об организации наместниками игр и представлений после вступления в город. В то же время церемония императорского «прибытия» никогда не обходилась без такого рода празднеств39.
Объяснение различию двух вариантов одной и той же церемонии «прибытия» правителя можно найти у Тацита. Он сообщает, что в 57 г. н. э. Нерон «воспретил магистратам и прокураторам устраивать в управляемых ими провинциях представления гладиаторов, травлю диких зверей и любые другие зрелища», поскольку «подобной щедростью они наносили своим подчиненным не меньший ущерб, чем поборами и вымогательством денег, ибо заручившись народным расположением, избегали возмездия за преступное стяжательство» (Tac. Ann. 13. 31. 4).
Очевидно, вследствие этого постановления церемония «прибытия» наместника утратила один из наиболее значительных своих компонентов — с.115 ритуал, с помощью которого правитель мог выразить свое почтение богам-покровителям принимающего его города и свою благодарность «народу» за оказанный ему почет. Возможно, организация городскими властями празднеств в честь приезда наместника служила неким суррогатом этого исчезнувшего ритуала. Однако утрата одного из компонентов церемонии вряд ли могла радикально изменить ее смысл.
В отличие от императоров и городских магистратов наместники, так же как и другие представители центральной власти, не могли продемонстрировать свое попечение о городе и свою благодарность его гражданам, субсидируя общественное строительство из собственных средств. Когда знаменитый богач Герод Аттик, будучи корректором Азии, решил помочь своими средствами строительству водопровода для Илиона, ему пришлось просить Адриана о разрешении подарить выделенную им сумму сыну, с тем чтобы тот от своего имени передал ее городу (Philostr. V. S. 2. 1). Этот факт не оставляет сомнений в существовании соответствующего запрета, вызванного, возможно, теми же самыми причинами, что и постановление Нерона.
Вследствие этого наместникам приходилось проявлять заботу о городском строительстве иным образом. По указанию Ульпиана, прибыв в город, проконсул «должен обойти храмы и общественные постройки, чтобы проверить, находятся ли они в хорошем состоянии, исправна ли крыша (aedes sacras et opera publica circumire inspiciendi gratia an sarta tectaque sint) и не требуется ли (какого-нибудь) иного ремонта» (D. 1. 16. 7. 1). Интересно, что Ульпиан, характеризуя обязанности наместника, использует сложившуюся в глубокой древности формулировку: «sarta tecta aedium sacrarum locorumque publicorum tueri», которая служила для обозначения обязанностей римских цензоров и дуумвиров италийских муниципиев — содержать в исправном состоянии общественные здания40. Возможно, Ульпиан, обычно не склонный к украшению своего изложения архаизмами, обратился к ней, чтобы подчеркнуть, что в данной ситуации наместник выступает в роли высшего городского магистрата.
В этом плане представляет интерес совет Ульпиана проконсулу позаботиться о завершении начатой стройки, назначив с соблюдением формальностей (sollemniter) усердных кураторов построек и дав им в помощь служащих из числа военных (D. 1. 16. 7. 1). Обычный порядок назначения таких кураторов заключался, как правило, в выдвижении (nominatio) их кандидатуры высшим городским магистратом и в последующем утверждении ее Советом41. Проводя своих кандидатов на посты магистратов, президы тоже обычно выдвигали их кандидатуры на утверждение городского Совета (D. 49, 4, 1, 3—
Кураторов построек назначали и императоры, когда возводили в городах какие-либо сооружения по своей инициативе и за свой счет42, как, например, в связи с церемонией «прибытия». Это позволяет провести аналогию между действиями наместника и императора в заключительной части этой церемонии. Если император проявлял заботу о городском строительстве (а следовательно, и о самом городе), назначая куратора и выделяя средства, то наместник делал то же самое, назначая куратора и выделяя с.116 ему в помощь военных инженеров и архитекторов43. Очевидно, в поведении наместника и императора в этом отношении не было принципиальных различий. И тот и другой демонстрировали заботу о городских постройках в благодарность за оказанный им почет, поступая наподобие высших городских магистратов.
Подводя итоги, можно с определенной долей уверенности утверждать, что действия наместника при вступлении в город и действия высшего городского магистрата при вступлении в должность были построены по единому образцу. Отдельные различия, о которых шла речь выше, связаны, видимо, в первую очередь с ограничениями, налагавшимися на представителей центральной власти в провинциях, для пресечения коррупции и злоупотреблений.
Итак, горожане, встречавшие наместника перед городскими воротами, «избирали» его своим высшим магистратом, а тот, вступив в город с соблюдением всех формальностей, вместе с тем «вступал в должность».
Уподобление наместника городскому магистрату можно обнаружить не только в церемонии «прибытия». Дион Хризостом советует гражданам Тарса, находившимся в конфликте с наместником провинции, хорошенько подумать, стоит ли им преследовать его в судебном порядке или же лучше терпеливо переносить поведение своего притана44. Поскольку подобное сравнение никак не следует из контекста, оно, очевидно, связано со сложившимся стереотипом, порожденным теми же представлениями и той же самой системой ценностей, что и церемония «прибытия».
Вероятно, в торжественных процедурах, связанных с прибытием правителя, следует видеть не только церемониал и не только метод восприятия и осмысления участниками торжеств этого события, но также и способ своеобразного преобразования действительности. Вступавший в город наместник (или император) в итоге этой церемонии превращался в сознании его жителей из представителя и воплощения высшей и внешней по отношению к ним власти в полномочного представителя гражданского коллектива — в верховного магистрата полиса, получившего от сограждан свою власть, чтобы использовать ее для их блага. Таким образом, церемония «прибытия» и связанные с ней процедуры освящали и узаконивали власть правителя в соответствии с полисными традициями.
Внимание Ульпиана к церемонии «прибытия» свидетельствует о серьезном и весьма уважительном отношении римских властей к этим традициям.
Роль, отведенная наместнику в церемонии «прибытия», и те представления, которыми она была обусловлена, не могли не воздействовать на форму и содержание его последующей деятельности в принимавшем его городе, но это уже тема для особого разговора.
ПРИМЕЧАНИЯ