Н. А. Машкин

Принципат Августа

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ
Машкин Н. А. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность.
Изд-во Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.

с.338

ПРОБЛЕМА ПРИНЦИПАТА В ИСТОРИОГРАФИИ НОВОГО И НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ

ЗАПАДНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ДО 20-х ГОДОВ ТЕКУЩЕГО СТОЛЕТИЯ

Систе­ма­ти­за­ция лите­ра­тур­ных источ­ни­ков, отно­ся­щих­ся к исто­рии Авгу­ста, при­над­ле­жит абба­ту Тил­ле­мо­ну1, в сво­их оцен­ках разде­ляв­ше­му взгляды, типич­ные для сред­не­ве­ко­вья. Вре­ме­на Авгу­ста для него озна­ча­ли новую эру. Август уста­но­вил мир, кото­рый сим­во­ли­зи­ру­ет при­ше­ст­вие спа­си­те­ля. Тил­ле­мон собрал в сво­ем труде все извест­ные тогда лите­ра­тур­ные памят­ни­ки, и его кро­пот­ли­вой работой вос­поль­зо­ва­лись исто­ри­ки несколь­ких поко­ле­ний.

В кон­це XVII и в XVIII в. вопрос об Авгу­сте неод­но­крат­но затра­ги­ва­ли фран­цуз­ские исто­ри­ки и пуб­ли­ци­сты. В боль­шин­стве слу­ча­ев их суж­де­ния не отли­ча­ют­ся от поли­ти­че­ских взглядов при­двор­ных, про­слав­ляв­ших Авгу­ста как мило­сти­во­го монар­ха. В то же вре­мя в оппо­зи­ци­он­ных кру­гах скла­ды­ва­лось отри­ца­тель­ное отно­ше­ние к осно­ва­те­лю Импе­рии.

«Чело­век без сты­да, без веры и чести, лука­вый и небла­го­дар­ный… ску­пой и кро­во­жад­ный, спо­кой­ный в сво­их пре­ступ­ле­ни­ях, в государ­стве, име­ю­щем пра­виль­ное устрой­ство, был бы при­го­во­рен к выс­ше­му нака­за­нию за самые пер­вые свои пре­ступ­ле­ния. В насто­я­щее вре­мя мож­но оце­ни­вать Авгу­ста как чудо­ви­ще лов­кое и счаст­ли­вое». Такую харак­те­ри­сти­ку Авгу­ста дает Воль­тер2. Как лука­вый тиран высту­па­ет Август у Мон­те­с­кье: Август «уста­но­вил порядок, ины­ми сло­ва­ми, дол­говре­мен­ное раб­ство»3.

В 60-х годах XVIII в. вышли пер­вые тома «Исто­рии упад­ка и раз­ру­ше­ния Рим­ской импе­рии» Гиб­бо­на4. Свое изло­же­ние Гиб­бон начи­на­ет с эпо­хи Анто­ни­нов, но в пер­вом томе он каса­ет­ся Авгу­ста. Гиб­бон пыта­ет­ся оха­рак­те­ри­зо­вать отно­ше­ние раз­лич­ных групп насе­ле­ния к паде­нию рес­пуб­ли­кан­ско­го режи­ма, под­чер­ки­ва­ет роль леги­о­нов, дает обзор пол­но­мо­чий Авгу­ста и его отдель­ных меро­при­я­тий. Но лич­ные моти­вы исто­ри­че­ско­го дея­те­ля игра­ют у Гиб­бо­на гро­мад­ную роль.

«Холод­ный ум, бес­чув­ст­вен­ное серд­це и трус­ли­вый харак­тер заста­ви­ли его, когда ему было девят­на­дцать лет, надеть на с.339 себя мас­ку лице­ме­рия, кото­рую он впо­след­ст­вии нико­гда не сни­мал… Его доб­ро­де­те­ли, так­же его поро­ки были под­дель­ные, и, сооб­ра­зу­ясь с тем, чего тре­бо­ва­ли его лич­ные инте­ре­сы, он сна­ча­ла был вра­гом рим­ско­го мира, в кон­це кон­цов сде­лал­ся его отцом. Он хотел обма­нуть народ при­зра­ка­ми граж­дан­ской систе­мы управ­ле­ния».

Гиб­бон под­вел ито­ги тому, что дала исто­рио­гра­фия XVII—XVIII вв., и вме­сте с тем наме­тил пути, по кото­рым пошла бур­жу­аз­ная исто­ри­че­ская нау­ка в XIX в.

Фран­цуз­ские исто­ри­ки пер­вой поло­ви­ны XIX в. про­дол­жа­ли тра­ди­цию пред­ше­ст­во­вав­ше­го сто­ле­тия. Нуж­но отме­тить при этом, что боль­шую роль в оцен­ке Авгу­ста игра­ли поли­ти­че­ские моти­вы. Близ­кие к бона­пар­тист­ским кру­гам исто­ри­ки счи­та­ли пере­ход к импе­рии бла­гом для чело­ве­че­ства. В годы кон­суль­ства Напо­лео­на Луи де Фон­тан, напри­мер, про­во­дил парал­ле­ли меж­ду Цеза­рем, Кром­ве­лем, Мон­ком и Бона­пар­том. Срав­ни­вая их, Фон­тан при­хо­дил к заклю­че­нию, что пер­вый кон­сул не похож ни на одно­го из этих дея­те­лей. В созида­тель­ной сво­ей дея­тель­но­сти он похож боль­ше на Авгу­ста и Кар­ла Вели­ко­го. Бро­шю­ра Фон­та­на при­об­ре­ла офи­ци­аль­ное зна­че­ние, и министр внут­рен­них дел рас­по­рядил­ся разо­слать ее всем пре­фек­там. Впо­след­ст­вии, когда Напо­ле­он всту­пил на путь заво­е­ва­ний, Авгу­ста засло­ня­ет Цезарь, потом, одна­ко, исто­ри­ки воз­вра­ща­ют­ся к той же оцен­ке Авгу­ста, кото­рая дава­лась Фон­та­ном. Харак­те­рен в этом отно­ше­нии труд Шам­па­ньи5. Автор ста­вит вопрос: каким обра­зом юный Окта­вий, отли­чав­ший­ся без­рас­суд­ной жесто­ко­стью, стал пра­вить миром? Автор гово­рит о вой­нах, о поло­же­нии рим­лян, но глав­ную роль для него игра­ет поли­ти­ка Авгу­ста, уми­ротво­рив­ше­го мир и стя­жав­ше­го сла­ву.

Ина­че отно­си­лись к осно­ва­нию импе­рии про­тив­ни­ки бона­пар­ти­стов. Про­тив­ник пере­во­рота 1852 г. Жан Жак Ампер счи­тал, что «импе­рия, осно­ван­ная Авгу­стом, была кон­цом рим­ской жиз­ни и нача­лом ее уми­ра­ния»6. О дес­по­тиз­ме Авгу­ста гово­рил Беле, пытав­ший­ся дока­зать, что Август управ­лял импе­ри­ей не само­сто­я­тель­но, а дей­ст­во­вал под вли­я­ни­ем род­ст­вен­ни­ков и дру­зей7. Дюрюи, министр про­све­ще­ния Напо­лео­на III, рас­смат­ри­вал пере­ход от рес­пуб­ли­ки к импе­рии как явле­ние поло­жи­тель­ное, но импе­рии тре­бо­ва­лись проч­ные учреж­де­ния, Август же, этот лов­кий и хит­рый често­лю­бец, мог скле­ить кон­сти­ту­цию из кус­ков, «кото­рая оста­лась без име­ни на поли­ти­че­ском с.340 язы­ке и кото­рая в тече­ние трех веков поко­и­лась на лжи»8.

Мож­но отме­тить и мно­готом­ную работу англий­ско­го исто­ри­ка Мери­ва­ля9 по исто­рии Рим­ской импе­рии, в кото­рой отме­ча­лись поло­жи­тель­ные сто­ро­ны пере­хо­да от рес­пуб­ли­ки к импе­рии, и с этой точ­ки зре­ния харак­те­ри­зо­ва­лась дея­тель­ность Авгу­ста — уми­ротво­ри­те­ля и созида­те­ля новой поли­ти­че­ской систе­мы, бла­го­де­тель­ной для рим­ских под­дан­ных. Осо­бен­ность работ об Авгу­сте в пер­вой поло­вине XIX в. состо­я­ла в том, что опре­де­лен­ное общее поло­же­ние, наве­ян­ное поли­ти­че­ской пози­ци­ей Авгу­ста, под­креп­ля­лось сведе­ни­я­ми из его био­гра­фии. Круг вопро­сов по срав­не­нию с XVIII в. рас­ши­рил­ся, но био­гра­фи­че­ским сведе­ни­ям и оцен­ке лич­но­сти уде­ля­лось по-преж­не­му боль­шое вни­ма­ние.

* * *

Вопрос о юриди­че­ских осно­вах вла­сти Авгу­ста при­об­рел зна­че­ние после выхо­да вто­рой части вто­ро­го тома «Рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва» Момм­зе­на10. Еще древ­ние авто­ры неод­но­крат­но затра­ги­ва­ли вопрос о сущ­но­сти поли­ти­че­ских поряд­ков, появив­ших­ся при Авгу­сте, но юриди­че­ская сущ­ность пол­но­мо­чий Авгу­ста оста­ва­лась недо­ста­точ­но ясной, а вопрос о пуб­лич­но-пра­во­вых осно­вах импе­ра­тор­ской вла­сти вооб­ще не ста­вил­ся. Момм­зен рас­смат­ри­вал его в свя­зи с общи­ми осно­ва­ми рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва, изло­жен­но­го им в спе­ци­аль­ном мону­мен­таль­ном иссле­до­ва­нии.

Пер­вый том его труда посвя­щен общей харак­те­ри­сти­ке рим­ско­го государ­ст­вен­но­го строя, вто­рой — отдель­ным маги­ст­ра­ту­рам, тре­тий — раз­лич­ным учреж­де­ни­ям (народ­ное собра­ние, сенат, муни­ци­пии).

Прин­ци­пат рас­смат­ри­ва­ет­ся Момм­зе­ном во вто­рой части вто­ро­го тома как осо­бая маги­ст­ра­ту­ра, под­чи­нен­ная, как и все дру­гие, зако­ну, осно­вы­ваю­ща­я­ся на общих прин­ци­пах, лежа­щих в осно­ве рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва. По мне­нию Момм­зе­на, поли­ти­че­ский строй эпо­хи ран­ней импе­рии бли­же по сво­им пуб­лич­но-пра­во­вым прин­ци­пам к эпо­хе рес­пуб­ли­ки, чем к эпо­хе позд­ней импе­рии, когда уста­нав­ли­ва­ет­ся абсо­лют­ная монар­хия («доми­нат»), Момм­зен изла­га­ет не исто­рию, а систе­му рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва, поэто­му им не уста­нав­ли­ва­ют­ся ста­дии поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия в эпо­ху ран­ней импе­рии. Он берет государ­ст­вен­ное пра­во с.341 импе­ра­тор­ской эпо­хи как нечто неиз­мен­ное; для под­креп­ле­ния сво­их поло­же­ний он обра­ща­ет­ся к источ­ни­кам, отно­ся­щим­ся и к эпо­хе Авгу­ста, и ко вре­ме­ни Тра­я­на, и к III веку н. э.

Момм­зе­на не инте­ре­су­ют исто­ри­че­ские собы­тия, кото­рые при­ве­ли к уста­нов­ле­нию прин­ци­па­та. Он обра­ща­ет глав­ное вни­ма­ние на юриди­че­ские пре­цеден­ты рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи, могу­щие объ­яс­нить опре­де­лен­ные инсти­ту­ты эпо­хи импе­рии. Все иссле­до­ва­ние Момм­зе­на бази­ру­ет­ся на сле­дую­щих глав­ных пред­по­сыл­ках: основ­ные прин­ци­пы рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва воз­ник­ли в эпо­ху царей; они оста­ва­лись неиз­мен­ны­ми в рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху и во вре­ме­на ран­ней импе­рии; поли­ти­че­ские поряд­ки вре­мен импе­рии име­ют вполне закон­ные осно­ва­ния, импе­ра­то­ры выра­жа­ют суве­ре­ни­тет наро­да, как и рес­пуб­ли­кан­ские маги­ст­ра­ты. Воен­ные бун­ты и пере­во­роты, в резуль­та­те кото­рых мно­гие импе­ра­то­ры достиг­ли вер­хов­ной вла­сти, рас­смат­ри­ва­ют­ся Момм­зе­ном как воле­изъ­яв­ле­ние рим­ско­го наро­да, наи­бо­лее актив­ной и дее­спо­соб­ной его части, нахо­дя­щей­ся в армии. Про­воз­гла­ше­ние импе­ра­то­ра сол­да­та­ми рав­но­знач­но народ­но­му избра­нию, тем более, что это избра­ние санк­ци­о­ни­ру­ет­ся сена­том, наде­ля­ю­щим вновь избран­но­го импе­ра­то­ра опре­де­лен­ны­ми пра­ва­ми. Таким обра­зом, лега­ли­зу­ет­ся то поло­же­ние, что импе­ра­тор «сво­бо­ден от под­чи­не­ния зако­нам» (le­gi­bus so­lu­tus). Это поло­же­ние, ста­вя­щее импе­ра­то­ра выше зако­на, име­ет опре­де­лен­ные юриди­че­ские осно­ва­ния.

Тако­вы источ­ни­ки вла­сти импе­ра­то­ров. Что каса­ет­ся сущ­но­сти этой вла­сти, то в ней Момм­зен нахо­дит те же чер­ты и те же прин­ци­пы, кото­рые харак­тер­ны для рим­ских маги­ст­ра­тур и для про­ма­ги­ст­ра­тур рес­пуб­ли­кан­ско­го вре­ме­ни. Таким обра­зом, прин­ци­пат, по Момм­зе­ну, пред­став­ля­ет собой маги­ст­ра­ту­ру, но уже с само­го нача­ла в нем высту­па­ют монар­хи­че­ские чер­ты. Тако­вой явля­ет­ся боже­ст­вен­ность импе­ра­то­ра и взгляд на его власть как на власть гос­по­ди­на. Но эти монар­хи­че­ские идеи, под­чер­ки­ва­ет Момм­зен, рим­ски­ми импе­ра­то­ра­ми офи­ци­аль­но отвер­га­лись. Момм­зен поэто­му каса­ет­ся их мимо­хо­дом, счи­тая, что юри­ста долж­ны инте­ре­со­вать пра­во­вые отно­ше­ния, а не реаль­ное поло­же­ние вещей.

Поня­тие вла­сти в Риме, ука­зы­ва­ет Момм­зен, выра­жа­лось поня­ти­я­ми «po­tes­tas» и «im­pe­rium». Под im­pe­rium разу­ме­лась выс­шая воен­ная власть, выс­шая граж­дан­ская власть и пра­во ауспи­ций. Поня­тие «im­pe­rium» воз­ник­ло в цар­скую эпо­ху и пере­шло потом к выс­шим рес­пуб­ли­кан­ским маги­ст­ра­там. Рес­пуб­ли­кан­ские маги­ст­ра­ту­ры были кол­ле­ги­аль­ны­ми и сроч­ны­ми. Этих черт мы не нахо­дим в импе­ра­тор­ской вла­сти. Таким обра­зом im­pe­rium, каким наде­ля­ет­ся импе­ра­тор, был ино­го каче­ства, чем im­pe­rium выс­ших орди­нар­ных маги­ст­ра­тов (кон­су­ла и пре­то­ра). Одна­ко не было нуж­ды в созда­нии с.342 како­го-то ново­го импе­рия. Про­кон­су­лы и про­пре­то­ры издав­на име­ли im­pe­rium; он был, прав­да, огра­ни­чен в про­стран­стве пре­де­ла­ми одной про­вин­ции, но зато он не был огра­ни­чен во вре­ме­ни и не огра­ни­чи­вал­ся к тому же вме­ша­тель­ст­вом кол­ле­ги. На осно­ва­нии это­го Момм­зен при­хо­дит к заклю­че­нию, что im­pe­rium pro­con­su­la­re и был одной из основ вла­сти импе­ра­то­ра. В офи­ци­аль­ной титу­ла­ту­ре зва­ние про­кон­су­ла появ­ля­ет­ся у импе­ра­то­ров толь­ко во вре­ме­на Тра­я­на, но Момм­зен гово­рит о про­кон­суль­ской вла­сти, осно­вы­ва­ясь преж­де все­го на общем иссле­до­ва­нии поня­тия «im­pe­rium» и опи­ра­ясь на изве­стие Дио­на Кас­сия, что в 23 г. до н. э. Август полу­чил навсе­гда im­pe­rium pro­con­su­la­re, кото­рый сохра­нял­ся как в пре­де­лах поме­рия, так и во всех про­вин­ци­ях.

В 27 г. Август полу­чил управ­ле­ние неко­то­ры­ми про­вин­ци­я­ми, когда уже имел im­pe­rium pro­con­su­la­re. Это дава­ло ему воз­мож­ность коман­до­вать вой­ском, управ­лять сво­и­ми про­вин­ци­я­ми и кон­тро­ли­ро­вать управ­ле­ние все­ми дру­ги­ми про­вин­ци­я­ми. Отли­чие от преж­не­го im­pe­rium pro­con­su­la­re заклю­ча­лось в том, что теперь власть не име­ла терри­то­ри­аль­ных гра­ниц (im­pe­rium in­fi­ni­tum) и рас­про­стра­ня­лась на всю рим­скую дер­жа­ву, за исклю­че­ни­ем горо­да Рима и Ита­лии. В таком виде im­pe­rium pro­con­su­la­re суще­ст­во­вал в тече­ние всей эпо­хи ран­ней Рим­ской импе­рии.

Граж­дан­ская власть, власть в горо­де Риме и Ита­лии опре­де­ля­лась тем, что импе­ра­то­ры наде­ля­лись вла­стью народ­но­го три­бу­на (tri­bu­ni­cia po­tes­tas). Август полу­чил ее еще в 36 г. Это вновь было под­твер­жде­но в 23 г. Бла­го­да­ря три­бун­ской вла­сти лич­ность импе­ра­то­ра была непри­кос­но­вен­ной. Он имел пра­во зако­но­да­тель­ной ини­ци­а­ти­вы, пра­во вме­ша­тель­ства в рас­по­ря­же­ния дру­гих маги­ст­ра­тов, созы­ва сена­та и граж­дан­ско­го управ­ле­ния. Im­pe­rium pro­con­su­la­re и tri­bu­ni­cia po­tes­tas были пожиз­нен­ны­ми, но если пер­вая дава­лась вой­ском, если каж­дый граж­да­нин, слу­жа в армии, мог участ­во­вать в ее пере­да­че, то три­бун­ская власть дава­лась сена­том, кото­рый в эпо­ху импе­рии сна­ча­ла de fac­to, а потом и de jure ста­но­вит­ся зако­но­да­тель­ным учреж­де­ни­ем.

В состав име­ни Авгу­ста вхо­дил титул импе­ра­то­ра. При Авгу­сте это не ука­зы­ва­ло на опре­де­лен­ную власть, но слу­жи­ло выра­же­ни­ем пожиз­нен­но­го im­pe­rium pro­con­su­la­re. В этих целях титул импе­ра­то­ра и вошел в состав име­ни в каче­стве prae­no­men. Момм­зен рас­смат­ри­ва­ет и дру­гие пол­но­мо­чия импе­ра­то­ров, их почет­ные зва­ния (prin­ceps, pon­ti­fex ma­xi­mus и др.), осо­бые пра­ва (le­gi­bus so­lu­tus, ius com­men­da­tio­nis и пр.), внеш­ние при­зна­ки их вла­сти (лик­то­ры, одеж­да, пра­во зани­мать куруль­ное крес­ло и пр.). Но кон­сти­ту­и­ру­ю­щи­ми прин­ци­па­ми импе­ра­тор­ской вла­сти оста­ют­ся толь­ко im­pe­rium pro­con­su­la­re с.343 и tri­bu­ni­cia po­tes­tas. Поли­ти­че­ский порядок, кото­рый уста­нав­ли­ва­ет­ся в Риме с 27 г., Момм­зен не счи­та­ет воз­мож­ным опре­де­лить как рес­пуб­ли­ку в силу исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния импе­ра­то­ра, но, по его мне­нию, нель­зя гово­рить и о монар­хии, так как сенат юриди­че­ски был выс­шим государ­ст­вен­ным учреж­де­ни­ем. Момм­зен обра­тил вни­ма­ние на фор­маль­ное разде­ле­ние вла­сти меж­ду сена­том и прин­цеп­сом, кото­рое про­изо­шло в 27 г. и de iure оста­ва­лось в тече­ние всей ран­ней импе­рии. На осно­ва­нии это­го поли­ти­че­ский строй эпо­хи ран­ней импе­рии опре­де­ля­ет­ся им как диар­хия, т. е. двое­вла­стие.

Тако­ва в общих чер­тах тео­рия Момм­зе­на. Она пред­став­ля­ет собой тща­тель­ное и скру­пу­лез­ное иссле­до­ва­ние юриди­че­ских основ импе­ра­тор­ской вла­сти. С такой после­до­ва­тель­но­стью вопрос впер­вые иссле­до­ван был Момм­зе­ном. Одна­ко в постро­е­нии Момм­зе­на мож­но отме­тить ряд корен­ных недо­стат­ков. В неко­то­рых отно­ше­ни­ях «Рим­ское государ­ст­вен­ное пра­во» было даже шагом назад по срав­не­нию с «Исто­ри­ей Рима». В изо­бра­же­нии рим­ско­го про­шло­го Момм­зен-юрист шел иным путем, чем Момм­зен-исто­рик. Пер­вый недо­чет его постро­е­ния заклю­ча­ет­ся в отка­зе от изу­че­ния исто­ри­че­ских усло­вий, ока­зав­ших вли­я­ние на уста­нов­ле­ние тех или иных норм рим­ско­го пуб­лич­но­го пра­ва. Вто­рым про­бе­лом явля­ет­ся при­зна­ние им неиз­мен­но­сти юриди­че­ских основ импе­ра­тор­ской вла­сти на про­тя­же­нии более чем трех веков. Прин­ци­пат был уста­нов­лен в янва­ре 27 г. до н. э. и вплоть до Дио­кле­ти­а­на сохра­нял свои юриди­че­ские осно­вы! Не судил ли здесь Момм­зен по ана­ло­гии с теми учреди­тель­ны­ми собра­ни­я­ми, кото­рые про­ис­хо­ди­ли в евро­пей­ских стра­нах на его памя­ти и кото­рые пыта­лись дать тому или ино­му государ­ству кон­сти­ту­цию, «незыб­ле­мые осно­вы» на мно­го­лет­ний пери­од? Может быть, и сама идея «вос­ста­нов­ле­ния кон­сти­ту­ции» рим­ско­го государ­ства отра­жа­ет отно­ше­ние опре­де­лен­ных кру­гов гер­ман­ской бур­жу­а­зии, при­да­вав­ших исклю­чи­тель­ное зна­че­ние кон­сти­ту­ци­он­ным вопро­сам. Харак­тер­ный для мето­до­ло­гии Момм­зе­на модер­низм не пре­одо­лен, таким обра­зом, и в «Рим­ском государ­ст­вен­ном пра­ве», хотя в этом труде мы и не нахо­дим тех край­них модер­ни­за­тор­ских суж­де­ний, кото­рые часто встре­ча­ют­ся на стра­ни­цах его «Исто­рии Рима».

Тер­мин «диар­хия» — двое­вла­стие в смыс­ле разде­ле­ния вла­сти меж­ду импе­ра­то­ром и сена­том — впер­вые был употреб­лен Момм­зе­ном. В древ­но­сти, в импе­ра­тор­скую эпо­ху, так назы­ва­лось ино­гда сов­мест­ное прав­ле­ние двух импе­ра­то­ров (напри­мер, Мар­ка Авре­лия и Луция Вера). Ни в древ­но­сти, ни в новое вре­мя исто­рия пуб­лич­но­го пра­ва не зна­ла диар­хии как осо­бой поли­ти­че­ской фор­мы, и рим­ская исто­рия эпо­хи импе­рии не дает осно­ва­ний гово­рить о после­до­ва­тель­ном разде­ле­нии с.344 вла­сти меж­ду сена­том и импе­ра­то­ром. Юриди­че­ски сенат был пол­но­власт­ным государ­ст­вен­ным орга­ном, фак­ти­че­ски же он зави­сел от импе­ра­то­ра.

Тео­рия Момм­зе­на при­влек­ла вни­ма­ние исто­ри­ков к изу­че­нию прин­ци­па­та Авгу­ста, но мно­го­чис­лен­ные иссле­до­ва­ния, появив­ши­е­ся под вли­я­ни­ем этой тео­рии, носи­ли в боль­шин­стве слу­ча­ев одно­сто­рон­ний харак­тер. Они каса­лись глав­ным обра­зом юриди­че­ских основ вла­сти Авгу­ста и стре­ми­лись уста­но­вить, в первую оче­редь, каков был поли­ти­че­ский строй в эпо­ху ран­ней импе­рии. Одни вслед за Момм­зе­ном счи­та­ли его «диар­хи­ей», дру­гие пола­га­ли, что сохра­ня­лась рес­пуб­ли­кан­ская фор­ма прав­ле­ния, третьи виде­ли в прин­ци­па­те монар­хию.

Тео­рию «диар­хии» Момм­зе­на под­дер­жи­ва­ли и раз­ви­ва­ли даль­ше два исто­ри­ка рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва — Кар­ло­ва и Вил­лемс11. И тот и дру­гой опре­де­ля­ли поли­ти­че­ский строй, суще­ст­во­вав­ший во вре­ме­на Авгу­ста и в после­дую­щий пери­од, как «диар­хию». Они пола­га­ли, прав­да, что осно­вой вла­сти Авгу­ста был не im­pe­rium pro­con­su­la­re, а осо­бый im­pe­rium, не имев­ший како­го-либо обо­зна­че­ния и создан­ный при пере­хо­де от рес­пуб­ли­ки к импе­рии в силу осо­бо­го зако­на.

Момм­зен выска­зал сомне­ние в том, что импе­ра­тор­ская власть была в осно­ве сво­ей монар­хи­че­ской. Его тео­рия «диар­хии» была по суще­ству ком­про­мисс­ным реше­ни­ем вопро­са. Если брать лишь юриди­че­ские осно­вы и офи­ци­аль­ные взгляды Авгу­ста и дру­гих рим­ских импе­ра­то­ров на свою власть, мож­но при­знать, что рес­пуб­ли­кан­ская фор­ма прав­ле­ния сохра­ни­лась и в импе­ра­тор­скую эпо­ху. Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли и высту­пи­ли в защи­ту это­го поло­же­ния. Взгляд на порядок, уста­нов­лен­ный Авгу­стом, как на рес­пуб­ли­ку, наи­бо­лее после­до­ва­тель­но выра­жен в работах Эд. Мей­е­ра. Еще в 1903 г. появи­лась его ста­тья «Kai­ser Augus­tus»12, затем взгляды его были раз­ви­ты в упо­мя­ну­том выше труде о монар­хии Цеза­ря и прин­ци­па­те Пом­пея.

По мне­нию Эд. Мей­е­ра, Август в сво­ей поли­ти­ке сле­до­вал не Цеза­рю, стре­мив­ше­му­ся к пре­вра­ще­нию Рима в монар­хию элли­ни­сти­че­ско­го типа, а Пом­пею, кото­ро­го мож­но счи­тать осно­ва­те­лем прин­ци­па­та. Прин­ци­пат, по Эд. Мей­е­ру, — это поли­ти­че­ская систе­ма, при кото­рой вся пол­нота вла­сти при­над­ле­жит сена­ту, а его охра­ни­те­лем и защит­ни­ком явля­ет­ся пер­вый граж­да­нин рес­пуб­ли­ки, прин­цепс. На прак­ти­ке такой порядок, по мне­нию Эд. Мей­е­ра, уста­но­вил еще Пом­пей, а с.345 тео­ре­ти­че­ское обос­но­ва­ние его дал Цице­рон. Прин­цепс был защит­ни­ком рес­пуб­ли­кан­ских основ. Сенат сто­ял во гла­ве государ­ства, город Рим сохра­нял свое гос­под­ст­ву­ю­щее и при­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние. В таком же при­ви­ле­ги­ро­ван­ном поло­же­нии оста­ва­лась и Ита­лия. Август не допу­стил, чтобы Ита­лия рас­т­во­ри­лась в про­вин­ци­ях, как это­го хотел Цезарь. Эд. Мей­ер счи­та­ет, что сам Август не хотел нару­шать пра­ва сена­то­ров. Он хотел искренне быть пер­вым сре­ди рав­ных. Таким обра­зом, нет ника­ких дан­ных для того, чтобы гово­рить о монар­хии, но, с дру­гой сто­ро­ны, нет осно­ва­ний вво­дить и такой искус­ст­вен­ный тер­мин, как «диар­хия». Август, по Эд. Мей­е­ру, был дей­ст­ви­тель­ным вос­ста­но­ви­те­лем рес­пуб­ли­ки, вла­сти сена­та и пре­иму­ще­ст­вен­но­го поло­же­ния Ита­лии. В осно­ве поли­ти­ки его лежа­ли кон­сер­ва­тив­ные нача­ла. Пред­ло­жен­ное Мей­е­ром опре­де­ле­ние прин­ци­па­та как осо­бой фор­мы рес­пуб­ли­кан­ско­го устрой­ства вызы­ва­ет серь­ез­ные воз­ра­же­ния. Ста­но­вит­ся неяс­ным, име­ют­ся ли в виду отно­ше­ния меж­ду Авгу­стом и сена­том de iure или же de fac­to. Зату­ше­вы­ва­ет­ся борь­ба меж­ду Авгу­стом и сена­тор­ским сосло­ви­ем, кото­рая в той или иной фор­ме про­ис­хо­ди­ла в тече­ние все­го прав­ле­ния Авгу­ста. Эд. Мей­ер ниче­го не гово­рит о свя­зи вла­сти Авгу­ста с вла­стью его пре­ем­ни­ков; непо­нят­но, мож­но ли гово­рить о прин­ци­па­те Кали­гу­лы, Неро­на и Доми­ци­а­на.

О сохра­не­нии рес­пуб­ли­кан­ско­го строя в эпо­ху Авгу­ста гово­рит и Ферре­ро13, посвя­тив­ший исто­рии Авгу­ста IV и V тома сво­его труда. Ферре­ро про­ти­во­по­став­ля­ет Цеза­ря Авгу­сту, при­чем сим­па­тии авто­ра на сто­роне послед­не­го. По мне­нию Ферре­ро, Цезарь был гени­аль­ным неудач­ни­ком, кото­рый нико­гда не мог достиг­нуть сво­их целей, дале­ких от жиз­ни. Август шел иным путем: не созда­вая новой поли­ти­че­ской фор­мы, он сле­до­вал стрем­ле­нию совре­мен­но­го ему ари­сто­кра­ти­че­ско­го обще­ства. Ферре­ро счи­та­ет, что Август дей­ст­во­вал искренне, когда вос­ста­нав­ли­вал рес­пуб­ли­ку, наде­лял раз­лич­ны­ми пра­ва­ми и при­ви­ле­ги­я­ми сена­то­ров. Если у него и были монар­хи­че­ские тен­ден­ции и если в кон­це кон­цов уста­но­ви­лась монар­хия, то вина в этом не Авгу­ста, а все­го рим­ско­го обще­ства в целом.

Исто­ри­че­ское раз­ви­тие, по мне­нию Ферре­ро, при­ве­ло к раз­ло­же­нию зна­ти. Рос­кошь, изне­жен­ность, край­ний инди­виду­а­лизм отвлек­ли ари­сто­кра­тию от слу­же­ния государ­ству. С дру­гой сто­ро­ны, в Риме нико­гда не было усло­вий для упро­че­ния демо­кра­ти­че­ской рес­пуб­ли­ки. Август не мог пре­одо­леть рас­ту­щий сре­ди сена­то­ров абсен­те­изм и был вынуж­ден брать с.346 на себя раз­лич­ные пол­но­мо­чия, и тем самым поми­мо его жела­ния, а может быть, и поми­мо его воли уси­ли­ва­лась его власть. Ферре­ро стре­мит­ся оха­рак­те­ри­зо­вать раз­лич­ные сто­ро­ны жиз­ни рим­ско­го обще­ства и пыта­ет­ся опре­де­лить борь­бу пар­тий. Одну из этих пар­тий, кон­сер­ва­тив­ную, воз­глав­лял, по мне­нию Ферре­ро, Тибе­рий; ей про­ти­во­сто­я­ла «пар­тия про­жи­га­те­лей жиз­ни» во гла­ве с Юли­ей Стар­шей.

Нам уже при­хо­ди­лось гово­рить о тео­рии сти­хий­но­го раз­ви­тия исто­ри­че­ско­го про­цес­са, свое­об­раз­ном фата­лиз­ме и куль­те слу­чай­но­сти в исто­рии, кото­рые харак­тер­ны для Ферре­ро. Мы не най­дем у него отчет­ли­вых харак­те­ри­стик соци­аль­ных групп и обще­ст­вен­ных клас­сов. Основ­ное про­ти­во­ре­чие рабо­вла­дель­че­ско­го обще­ства — про­ти­во­ре­чие меж­ду раба­ми и рабо­вла­дель­ца­ми и клас­со­вая борь­ба меж­ду ними — Ферре­ро пол­но­стью игно­ри­ру­ет­ся.

Вме­сто клас­со­вой борь­бы мы видим у него толь­ко борь­бу груп­пи­ро­вок и коте­рий. Про­из­воль­ны и наив­ны рас­суж­де­ния о «пар­тии про­жи­га­те­лей жиз­ни». В источ­ни­ках нет для них осно­ва­ний.

Ферре­ро харак­те­ри­зу­ет поли­ти­че­ский строй эпо­хи Авгу­ста как рес­пуб­ли­ку, но юриди­че­ские вопро­сы раз­ра­бота­ны им недо­ста­точ­но тща­тель­но, и выво­ды его недо­ста­точ­но после­до­ва­тель­ны. Не все­гда точ­ны и его опре­де­ле­ния раз­лич­ных пол­но­мо­чий Авгу­ста. «Вели­чие и паде­ние Рима» закан­чи­ва­ет­ся смер­тью Авгу­ста. В неболь­шой рабо­те, вышед­шей через мно­го лет после «Вели­чия и паде­ния Рима», автор пишет, что рес­пуб­ли­кан­ский строй сохра­нял­ся в Риме до смер­ти Мар­ка Авре­лия. Пере­ход вла­сти к Ком­мо­ду озна­ме­но­вал­ся упад­ком сена­та, паде­ни­ем его супре­ма­тии и авто­ри­те­та. Паде­ние авто­ри­те­та выс­ше­го рес­пуб­ли­кан­ско­го учреж­де­ния при­во­дит к гос­под­ству армии и воен­щи­ны, а потом и к утвер­жде­нию абсо­лют­ной монар­хии: кон­цом рес­пуб­ли­ки ока­за­лось, таким обра­зом, собы­тие, не име­ю­щее решаю­ще­го зна­че­ния в исто­рии.

Из работ, вышед­ших в послед­нее вре­мя и при­мы­каю­щих к взглядам Эд. Мей­е­ра и Ферре­ро, сле­ду­ет отме­тить моно­гра­фию аме­ри­кан­ско­го исто­ри­ка Хам­мон­да14. Подоб­но совре­мен­ной Вели­ко­бри­та­нии Рим, по сло­вам Хам­мон­да, не имел писа­ной кон­сти­ту­ции. Государ­ст­вен­ное управ­ле­ние зижди­лось на раз­лич­ных пре­цеден­тах и отдель­ных зако­но­да­тель­ных актах, юриди­че­ски не было ниче­го посто­ян­но­го и неиз­мен­но­го. Поли­ти­че­ский строй вре­мен Авгу­ста отли­чал­ся от рес­пуб­ли­ки вре­мен Цице­ро­на; зна­чи­тель­ные изме­не­ния про­изо­шли в поли­ти­че­ской жиз­ни и при пре­ем­ни­ках Авгу­ста; тео­рия часто не с.347 соот­вет­ст­во­ва­ла прак­ти­ке. Но тем не менее мож­но уста­но­вить какие-то осно­вы этой тео­рии, и это состав­ля­ет глав­ную зада­чу кни­ги Хам­мон­да.

Основ­ной тезис всей кни­ги: несмот­ря на про­ти­во­ре­чия, суще­ст­во­вав­шие меж­ду сена­том и импе­ра­то­ром, тео­ре­ти­че­ски вер­хов­ная власть при­над­ле­жа­ла сена­ту. Импе­ра­тор высту­пал как слу­га сена­та, пред­став­ляв­ше­го рим­ский народ. Таким обра­зом, тот поли­ти­че­ский режим, кото­рый уста­но­вил Август, был рес­пуб­ли­кой, а сам Август явил­ся вос­ста­но­ви­те­лем рес­пуб­ли­кан­ской фор­мы прав­ле­ния. Власть Авгу­ста была, по мне­нию Хам­мон­да, чрез­вы­чай­ной маги­ст­ра­ту­рой, не отли­чав­шей­ся в прин­ци­пе от ана­ло­гич­ных маги­ст­ра­тур кон­ца II — I вв. С кон­сти­ту­ци­он­ной точ­ки зре­ния здесь во вла­сти Авгу­ста не было ниче­го необыч­но­го: подоб­но тому как это было и преж­де, im­pe­rium был пре­до­став­лен ему сена­том и рим­ским наро­дом. Сло­ва Авгу­ста (из «Res ges­tae») о том, что он пере­дал рес­пуб­ли­ку из сво­ей вла­сти в рас­по­ря­же­ние сена­та и рим­ско­го наро­да, отра­жа­ют дей­ст­ви­тель­ное поло­же­ние вещей. С 27 г. Август пра­вил на осно­ве пол­но­мо­чий сена­та. В его титу­лах не было ниче­го нерес­пуб­ли­кан­ско­го. Титул импе­ра­то­ра, напри­мер, не обо­зна­чал вер­хов­ной вла­сти; его при­со­еди­нил к сво­е­му име­ни Август как наслед­ник Цеза­ря. В про­ти­во­по­лож­ность Момм­зе­ну, Хам­монд при­хо­дит к заклю­че­нию, что tri­bu­ni­cia po­tes­tas име­ла вто­ро­сте­пен­ное зна­че­ние. Это был почет­ный титул, допол­не­ние к im­pe­rium, необ­хо­ди­мое для про­веде­ния реформ, для упро­че­ния вли­я­ния в Риме и Ита­лии. В граж­дан­ских делах Август был пре­ем­ни­ком Грак­хов и Цеза­ря в защи­те прав наро­да.

В отли­чие от Эд. Мей­е­ра и Ферре­ро, Хам­монд рас­смат­ри­ва­ет вопрос исклю­чи­тель­но с кон­сти­ту­ци­он­ной точ­ки зре­ния. Не разде­ляя взгляда Момм­зе­на на прин­ци­пат как на «диар­хию», Хам­монд идет по пути, ука­зан­но­му Момм­зе­ном в иссле­до­ва­нии «Рим­ское государ­ст­вен­ное пра­во». Но изу­чать кон­сти­ту­ци­он­ную исто­рию изо­ли­ро­ван­но от исто­рии соци­аль­ной — дело совер­шен­но бес­плод­ное. Пол­ная про­ти­во­ре­чий поли­ти­че­ская дей­ст­ви­тель­ность I в. н. э. никак не может быть уло­же­на в «кон­сти­ту­ци­он­ную схе­му». Поэто­му автор иной раз вынуж­ден вый­ти за пре­де­лы пра­ва и занять­ся соци­аль­ны­ми тема­ми. Хам­монд, напри­мер, не может обой­ти вопрос о том, поче­му рес­пуб­ли­кан­ские учреж­де­ния, если они дей­ст­ви­тель­но были вос­ста­нов­ле­ны Авгу­стом, не мог­ли играть и не игра­ли преж­ней роли. Он ука­зы­ва­ет две при­чи­ны: неже­ла­ние лиц сена­тор­ско­го сосло­вия выпол­нять свои обще­ст­вен­ные обя­зан­но­сти и рост зна­че­ния импе­ра­тор­ской бюро­кра­тии. Наив­ность и поверх­ност­ность этих объ­яс­не­ний совер­шен­но оче­вид­ны. Неко­то­рые момен­ты рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва опре­де­ле­ны Хам­мон­дом удач­но, но с.348 кон­сти­ту­ци­он­ная исто­рия, абстра­ги­ро­ван­ная от соци­аль­ной, все­гда оста­ет­ся непо­сле­до­ва­тель­ной и без­ре­зуль­тат­ной15.

Ни тео­рия «диар­хии», ни тео­рия рес­пуб­ли­кан­ской вла­сти Авгу­ста не мог­ли поко­ле­бать иду­ще­го еще со вре­ме­ни древ­но­сти взгляда на прин­ци­пат как на монар­хию.

Из мно­го­чис­лен­ных работ, трак­ту­ю­щих прав­ле­ние Авгу­ста как монар­хию, в первую оче­редь сле­ду­ет назвать мону­мен­таль­ный труд Гардт­гау­зе­на, три тома кото­ро­го посвя­ще­ны исто­рии Авгу­ста, начи­ная с граж­дан­ских войн и кон­чая его смер­тью16. В пер­вом томе автор дает подроб­ное изло­же­ние собы­тий от смер­ти Цеза­ря до бит­вы при Акции. Дру­гие части посвя­ще­ны систе­ма­ти­че­ско­му изло­же­нию раз­лич­ных вопро­сов по исто­рии прин­ци­па­та. Гардт­гау­зен собрал боль­шое коли­че­ство фак­ти­че­ско­го мате­ри­а­ла по исто­рии обще­ства вре­мен Авгу­ста, он харак­те­ри­зу­ет раз­лич­ных исто­ри­че­ских дея­те­лей, опи­сы­ва­ет обла­сти, вхо­див­шие в состав Рим­ской импе­рии при Авгу­сте, подроб­но оста­нав­ли­ва­ет­ся на внеш­не­по­ли­ти­че­ских отно­ше­ни­ях изу­чае­мо­го пери­о­да. Он гово­рит о состо­я­нии нау­ки, искус­ства, фило­со­фии и пра­ва17. По мне­нию Гардт­гау­зе­на, Август с нача­ла сво­ей поли­ти­че­ской карье­ры стре­мил­ся к еди­но­лич­ной вла­сти и в кон­це кон­цов добил­ся осу­щест­вле­ния сво­ей цели. Это поло­же­ние лежит в осно­ве всей работы авто­ра. Воз­ра­жая Эд. Мей­е­ру, Гардт­гау­зен ука­зы­ва­ет, что Август не мог быть рес­пуб­ли­кан­цем. Он вос­пи­ты­вал­ся при дво­ре Цеза­ря, где силь­ны были монар­хи­че­ские тен­ден­ции. Вос­ста­нов­ле­ние рес­пуб­ли­ки, по мне­нию Гардт­гау­зе­на, было лишь фик­ци­ей. Автор не сомне­ва­ет­ся, что это была монар­хия, пре­сле­дую­щая опре­де­лен­ные поли­ти­че­ские цели. В то же вре­мя она име­ла опре­де­лен­ные маги­ст­рат­ские осно­вы, а пуб­лич­но-пра­во­вые отно­ше­ния, сло­жив­ши­е­ся при Авгу­сте, сво­дят­ся к тому, что его власть была необыч­ным сов­ме­ще­ни­ем обыч­ных рим­ских рес­пуб­ли­кан­ских маги­ст­ра­тур. Работа Гардт­гау­зе­на напи­са­на в био­гра­фи­че­ском аспек­те. Август, по сло­вам Гардт­гау­зе­на, — дитя сво­его вре­ме­ни. Это тип обра­зо­ван­но­го знат­но­го рим­ля­ни­на послед­не­го века до н. э. с.349 Гардт­гау­зен срав­ни­ва­ет Авгу­ста с Напо­лео­ном III. И тот и дру­гой не были пома­зан­ни­ка­ми на цар­ство. Над обо­и­ми сме­я­лись: над одним сме­ял­ся Цице­рон, дру­го­го тре­ти­ро­вал Вик­тор Гюго. И тот и дру­гой всту­пи­ли на поли­ти­че­ский путь моло­ды­ми, и оба в кон­це кон­цов достиг­ли вла­сти, вос­ста­нов­ле­ния государ­ства, про­цве­та­ния наук и искусств. Парал­лель эта нуж­на Гардт­гау­зе­ну для того, чтобы пред­ста­вить монар­хию Авгу­ста как монар­хию над­клас­со­вую, все­со­слов­ную. Огром­ный мате­ри­ал, при­веден­ный самим Гардт­гау­зе­ном, опро­вер­га­ет его основ­ной тезис и еще раз под­твер­жда­ет недо­пу­сти­мость и мало­убеди­тель­ность суж­де­ния по ана­ло­гии. Эта край­няя модер­ни­за­ция явля­ет­ся основ­ным поро­ком не толь­ко труда Гардт­гау­зе­на, но и мно­гих дру­гих про­из­веде­ний бур­жу­аз­ных исто­ри­ков.

Работа Гардт­гау­зе­на неред­ко обхо­дит­ся совре­мен­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми. Мож­но встре­тить моно­гра­фии, утвер­ждаю­щие как новые поло­же­ния, фор­му­ли­ро­ван­ные уже Гардт­гау­зе­ном. У Гардт­гау­зе­на содер­жит­ся огром­ный мате­ри­ал, он при­во­дит мно­гие над­пи­си, опи­са­ние монет, опуб­ли­ко­ван­ные в его вре­мя папи­ру­сы и т. д. Его труд про­дол­жа­ет сохра­нять свое зна­че­ние спра­воч­но­го посо­бия.

В спе­ци­аль­ных работах, вышед­ших в кон­це XIX и нача­ле XX в., иссле­до­ва­те­ли стре­ми­лись уточ­нить отдель­ные поло­же­ния, касаю­щи­е­ся пол­но­мо­чий Авгу­ста, вза­и­моот­но­ше­ний меж­ду ним и сена­том18, изу­ча­лись пол­но­мо­чия близ­ких к нему лиц, его род­ст­вен­ни­ков. То поло­же­ние, что сна­ча­ла Агрип­па, а потом, в кон­це прав­ле­ния Авгу­ста, Тибе­рий полу­чил такие же пол­но­мо­чия, кото­рые были у Авгу­ста, дало Кор­не­ма­ну повод пред­ло­жить тео­рию «двой­но­го прин­ци­па­та» (Dop­pelprin­zi­pat)19. Но эта тео­рия сто­ит в пол­ном про­ти­во­ре­чии с источ­ни­ка­ми, кото­рые гово­рят о рав­но­прав­ных импе­ра­то­рах II и III вв. (Марк Авре­лий и Луций Вер, Кара­кал­ла и Гета), но все­гда и без­услов­но утвер­жда­ют авто­ри­тет Авгу­ста.

Изу­че­ние исто­рии элли­низ­ма ока­за­ло вли­я­ние на исто­рию Рим­ской импе­рии. Срав­ни­тель­ное изу­че­ние элли­ни­сти­че­ской исто­рии и исто­рии Рима дало ряд дока­за­тельств в поль­зу того, что прин­ци­пат Авгу­ста сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как монар­хию. Так, Кэрст ука­зы­вал, что Рим­ская импе­рия явля­ет­ся опре­де­лен­ной ста­ди­ей в раз­ви­тии антич­ной монар­хии, а рим­ские импе­ра­то­ры — пре­ем­ни­ки элли­ни­сти­че­ских дина­стов. Это нахо­дит, с.350 напри­мер, свое выра­же­ние в апо­фе­о­зе20. Близ­кое к это­му поло­же­ние защи­щал Пель­ман, кото­рый срав­ни­вал Рим­скую импе­рию с позд­не­гре­че­ской тира­ни­ей21. Под­чер­ки­вая извест­ные демо­кра­ти­че­ские момен­ты в поли­ти­ке рим­ских импе­ра­то­ров («пра­во бед­но­ты на хлеб»), он, подоб­но Кэр­сту, нахо­дит нема­ло обще­го меж­ду импе­ра­тор­ским режи­мом и элли­ни­сти­че­ски­ми монар­хи­я­ми22.

Уяс­не­нию идео­ло­ги­че­ских основ вла­сти Авгу­ста содей­ст­во­ва­ло изу­че­ние совре­мен­ной ему куль­ту­ры. Извест­ное зна­че­ние име­ли труды Г. Буас­сье, осо­бен­но его «Рим­ская рели­гия от Авгу­ста до Анто­ни­нов». Буас­сье под­черк­нул рестав­ра­ци­он­ные тен­ден­ции в поли­ти­ке Авгу­ста. Он обра­тил вни­ма­ние на то, что про­из­веде­ния поэтов того вре­ме­ни отра­жа­ли совре­мен­ные им рели­ги­оз­но-поли­ти­че­ские тен­ден­ции23. Одна­ко, в труде Буас­сье не дает­ся общей харак­те­ри­сти­ки прин­ци­па­та, не уста­нав­ли­ва­ет­ся у него и свя­зи идео­ло­ги­че­ских тече­ний с соци­аль­ны­ми отно­ше­ни­я­ми.

К 20-м годам теку­ще­го века по исто­рии прин­ци­па­та Авгу­ста появи­лась гро­мад­ная лите­ра­ту­ра. Боль­ше все­го было напи­са­но по вопро­сам, касаю­щим­ся юриди­че­ских основ прин­ци­па­та, но соци­аль­ная сущ­ность его оста­ва­лась в тени. Вопро­сам соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии уде­ля­лось мало вни­ма­ния. Пра­виль­ной поста­нов­ке вопро­са меша­ли корен­ные мето­до­ло­ги­че­ские поро­ки бур­жу­аз­ной исто­рио­гра­фии: игно­ри­ро­ва­ние роли и зна­че­ния клас­со­вой борь­бы, отрыв юриди­че­ских отно­ше­ний и вооб­ще идео­ло­гии от соци­аль­ной жиз­ни, при­зна­ние государ­ства над­клас­со­вой орга­ни­за­ци­ей, модер­низм в оцен­ке явле­ний про­шло­го.

ПРИНЦИПАТ В ТРУДАХ РУССКИХ УЧЕНЫХ

Запад­но­ев­ро­пей­ские иссле­до­ва­те­ли нико­гда не уде­ля­ли долж­но­го вни­ма­ния работам рус­ских уче­ных по исто­рии древ­не­го мира. Оправ­да­ни­ем это­му слу­жил пре­сло­ву­тый прин­цип: «ros­si­ca non le­gun­tur». Хотя по исто­рии прин­ци­па­та было напи­са­но мало спе­ци­аль­ных работ, зато исто­рии импе­рии в целом было с.351 уде­ле­но боль­шое вни­ма­ние, и в неко­то­рых отно­ше­ни­ях рус­ские уче­ные опе­ре­ди­ли запад­но­ев­ро­пей­ских исто­ри­ков.

В аспек­те все­мир­ной исто­рии рас­смат­ри­вал собы­тия древ­но­сти и сред­них веков Т. Н. Гра­нов­ский24. Рим­ская импе­рия для него — новый пери­од «жиз­нен­но­го раз­ви­тия». Пере­ход к импе­рии был неиз­бе­жен. Одной из при­чин было исто­ще­ние про­вин­ций, дол­го­тер­пе­ние кото­рых «было исто­ще­но при­тес­не­ни­я­ми, зло­употреб­ле­ни­ям про­кон­суль­ской вла­сти не было меры и гра­ниц». В Авгу­сте Гра­нов­ский видит забот­ли­во­го пра­ви­те­ля.

Идеи Гра­нов­ско­го были раз­ви­ты С. В. Ешев­ским в его труде «Центр Рим­ско­го мира и его про­вин­ции»25. При­ня­то счи­тать, что пер­вый обзор исто­рии про­вин­ций при­над­ле­жит Момм­зе­ну. Но за два­дцать лет до выхо­да V тома «Исто­рии Рима» была напе­ча­та­на назван­ная работа Ешев­ско­го, в кото­рой дает­ся харак­те­ри­сти­ка всех рим­ских про­вин­ций. Это­му пред­по­сла­на общая оцен­ка импе­рии и ука­за­но зна­че­ние Авгу­ста. «После смер­ти Цеза­ря, — пишет Ешев­ский, — новы­ми сму­та­ми дока­за­на была для Рима невоз­мож­ность воз­вра­та к преж­ним учреж­де­ни­ям, несов­ме­сти­мость рес­пуб­ли­кан­ской сво­бо­ды с гос­под­ст­во­вав­ши­ми стрем­ле­ни­я­ми. Истом­лен­ное государ­ство при­зна­ло власть Авгу­ста. С вос­тор­гом при­вет­ст­во­ва­ли рим­ляне при­об­ре­те­ние внут­рен­не­го мира и спо­кой­ст­вия, хотя бы то и было на счет поли­ти­че­ской сво­бо­ды… Зада­ча импе­рии состо­я­ла в том, чтобы обоб­щить веко­вые резуль­та­ты исклю­чи­тель­но­го, замкну­то­го суще­ст­во­ва­ния Рима, и в те вре­ме­на толь­ко абсо­лю­тизм импе­ра­то­ров мог совер­шить такое дело. Но обоб­щая еще до него добы­тые резуль­та­ты, абсо­лю­тизм не мог стать сам дви­жу­щим нача­лом ново­го раз­ви­тия».

Дра­го­ма­нов26 дал опыт исто­рио­гра­фии Рим­ской импе­рии. Сам он видел в уста­нов­ле­нии импе­ра­тор­ской вла­сти поло­жи­тель­ный акт и пытал­ся опре­де­лить усло­вия, кото­рые при­во­ди­ли исто­ри­ков к отри­ца­тель­ной харак­те­ри­сти­ке прин­ци­па­та Авгу­ста. Он ука­зы­вал, напри­мер, на кон­фес­сио­наль­ную тен­ден­цию като­ли­че­ских исто­ри­ков, нацио­на­лизм немец­ких исто­ри­ков и т. д. Нуж­но, одна­ко, заме­тить, что автор не отме­ча­ет тех моти­вов, какие обу­слов­ли­ва­ли поло­жи­тель­ную и даже апо­ло­ге­ти­че­скую оцен­ку импе­рии со сто­ро­ны тех или иных исто­ри­ков.

Прин­ци­па­ту Авгу­ста посвя­ще­на была спе­ци­аль­ная ста­тья В. И. Герье27, появив­ша­я­ся через два года после выхо­да в свет с.352 соот­вет­ст­ву­ю­щей части «Рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва» Момм­зе­на. Герье дал систе­ма­ти­че­ский обзор опуб­ли­ко­ван­ных ранее работ Момм­зе­на. При­знав зна­че­ние тео­рии Момм­зе­на, Герье отме­тил про­ти­во­ре­чи­вость в его суж­де­ни­ях о том, что прин­ци­пы рим­ско­го государ­ст­вен­но­го строя на про­тя­же­нии веков оста­ва­лись неиз­мен­ны­ми. В отли­чие от Момм­зе­на, кото­рый огра­ни­чи­вал­ся фор­маль­но-юриди­че­ским опре­де­ле­ни­ем основ импе­ра­тор­ской вла­сти, Герье пытал­ся уста­но­вить исто­ри­че­ские усло­вия воз­ник­но­ве­ния прин­ци­па­та. Не при­нял Герье и тези­са Момм­зе­на о «диар­хии». Он счи­та­ет, что власть Авгу­ста была монар­хи­че­ской. Про­ти­во­ре­чие меж­ду поло­же­ни­ем Авгу­ста как еди­но­дер­жав­но­го пра­ви­те­ля и офи­ци­аль­ным вос­ста­нов­ле­ни­ем рес­пуб­ли­кан­ской фор­мы прав­ле­ния Герье пред­ла­га­ет раз­ре­шить таким обра­зом. В рим­ском граж­дан­ском пра­ве пре­тор ино­гда при­бе­гал к фик­ции. Напри­мер, лицо теря­ло пра­во­спо­соб­ность, под­вер­га­лось ca­pi­tis de­mi­nu­tio. Оно теря­ло пра­ва, но вме­сте с тем осво­бож­да­лось и от обя­зан­но­стей, одна­ко это мог­ло затра­ги­вать инте­ре­сы дру­гих лиц, напри­мер креди­то­ров. Пре­тор давал иск, как буд­то лицо не поте­ря­ло прав (si ca­pi­te de­mi­nu­tus non es­set), и этим иском дол­жен был руко­вод­ст­во­вать­ся судья при раз­бо­ре дела. Такой же фик­ци­ей, по Герье, было и вос­ста­нов­ле­ние рес­пуб­ли­ки. К ней при­бег Август, утвер­ждая свою монар­хи­че­скую власть. Это­му объ­яс­не­нию нель­зя отка­зать в ост­ро­умии. Но пре­тор­ская фик­ция была огра­ни­че­на опре­де­лен­ны­ми отно­ше­ни­я­ми граж­дан­ско­го пра­ва. У нас нет ника­ких дан­ных, что фик­ция при­ме­ня­лась в пуб­лич­но-пра­во­вых отно­ше­ни­ях, и тео­рия Герье не может быть поэто­му при­ня­та.

Заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния харак­те­ри­сти­ка Авгу­ста, дан­ная Герье. В отли­чие от мора­ли­зу­ю­щих оце­нок исто­ри­ков XVIII и пер­вой поло­ви­ны XIX в., Герье счи­тал «воз­мож­ным посред­ст­вом изу­че­ния лич­но­сти Авгу­ста озна­ко­мить­ся с сила­ми, какие сла­га­ли исто­рию Рима, так как в лич­но­сти осно­ва­те­ля импе­рии отра­жа­ют­ся, как в мик­ро­кос­ме, твор­че­ская спо­соб­ность рим­ско­го наро­да с его иде­а­ла­ми и стрем­ле­ни­я­ми, а так­же умст­вен­ная и нрав­ст­вен­ная среда того обще­ства и того века, кото­рым при­над­ле­жал Август».

Не при­ни­мая основ­ных выво­дов Герье, мы долж­ны отме­тить, что в его ста­тье, остав­шей­ся неиз­вест­ной запад­но­ев­ро­пей­ским уче­ным и неза­слу­жен­но забы­той у нас, дает­ся содер­жа­тель­ный обзор взглядов на прин­ци­пат и при­во­дит­ся ряд серь­ез­ных воз­ра­же­ний про­тив кон­цеп­ции Момм­зе­на.

Если В. И. Герье выра­зил сомне­ние по пово­ду неко­то­рых поло­же­ний Момм­зе­на, то Э. Д. Гримм под­верг кри­ти­ке самые осно­вы момм­зе­нов­ской тео­рии прин­ци­па­та.

Пер­вый том «Иссле­до­ва­ний по исто­рии раз­ви­тия рим­ской с.353 импе­ра­тор­ской вла­сти»28, издан­ный Грим­мом в 1900 г., охва­ты­ва­ет пери­од от Авгу­ста до Неро­на, но боль­шая часть его посвя­ще­на прин­ци­па­ту Авгу­ста. Автор дает кри­ти­че­ский обзор раз­лич­ных тео­рий прин­ци­па­та и уде­ля­ет боль­шое вни­ма­ние раз­бо­ру тео­рии Момм­зе­на. Гримм ука­зы­ва­ет сла­бое место в постро­е­нии Момм­зе­на, кото­рый счи­тал поли­ти­че­скую систе­му от Авгу­ста до Дио­кле­ти­а­на неиз­мен­ной. «Еще боль­шой вопрос, — гово­рит Гримм, — насколь­ко пра­виль­но заду­ма­на самая попыт­ка охва­тить в одной систе­ме государ­ст­вен­ное пра­во наро­да за тыся­чу с лиш­ком лет его суще­ст­во­ва­ния». Гримм отме­чал, таким обра­зом, один из самых сла­бых в систе­ме Момм­зе­на пунк­тов: неисто­рич­но­стъ его систе­мы рим­ско­го государ­ст­вен­но­го пра­ва.

Исхо­дя из это­го, Гримм счи­та­ет необ­хо­ди­мым рас­смат­ри­вать прин­ци­пат в его раз­ви­тии. Опре­де­лив «кон­сти­ту­ци­он­ное поло­же­ние Окта­ви­а­на» после победы над Анто­ни­ем, он пола­гал, что обра­зо­ва­ние (или учреж­де­ние) импе­рии отнюдь не было завер­ше­но 13 янва­ря 27 г., при­чем кон­сти­ту­и­ру­ю­щим новые отно­ше­ния актом была προσ­τα­σία τῶν κοινῶν, пра­во рас­по­ря­жать­ся дела­ми государ­ства; про­кон­суль­ская власть и власть три­бу­на дают­ся в 23 г. Таким обра­зом, монар­хи­че­ская власть Авгу­ста созда­ет­ся не сра­зу, а появ­ля­ет­ся в резуль­та­те зако­но­да­тель­ных актов 27, 23, 19 гг. Тео­ре­ти­че­ское же обос­но­ва­ние монар­хии отно­сит­ся лишь к нача­лу II в. н. э. и раз­ви­ва­ет­ся под вли­я­ни­ем элли­ни­сти­че­ских поли­ти­че­ских тео­рий. Путь иссле­до­ва­ния раз­ви­тия импе­ра­тор­ской вла­сти, пред­ло­жен­ный Грим­мом, несо­мнен­но, верен, но постро­е­ние стра­да­ет отча­сти тем же недо­стат­ком, какой харак­те­рен и для дру­гих бур­жу­аз­ных кон­цеп­ций: исто­рия импе­ра­тор­ской вла­сти дает­ся в отры­ве от соци­аль­ной исто­рии. Созда­ет­ся пред­став­ле­ние о каком-то «имма­нент­ном раз­ви­тии» импе­ра­тор­ской вла­сти, неза­ви­си­мо от соци­аль­ных отно­ше­ний и клас­со­вой борь­бы. Недо­стат­ком работы явля­ет­ся и то, что автор игно­ри­ру­ет эпи­гра­фи­че­ский мате­ри­ал, кро­ме «Res ges­tae di­vi Augus­ti». Такое огра­ни­че­ние кру­га источ­ни­ков лиша­ет иссле­до­ва­те­ля важ­ных доку­мен­тов, явля­ю­щих­ся ино­гда решаю­щи­ми для тех или иных выво­дов. Из вопро­сов исто­ри­ко-юриди­че­ских вызы­ва­ет сомне­ние изда­ние сена­том кон­сти­ту­и­ру­ю­ще­го поста­нов­ле­ния о том, что Авгу­сту пре­до­став­ля­ет­ся προσ­τα­σία τῶν κοινῶν. Выра­же­нию Дио­на Кас­сия, наве­ян­но­му раз­но­го рода фило­соф­ски­ми док­три­на­ми, при­дан юриди­че­ский смысл.

Для пони­ма­ния исто­рии эко­но­ми­че­ских отно­ше­ний эпо­хи прин­ци­па­та име­ют зна­че­ние «Очер­ки из исто­рии рим­ско­го с.354 земле­вла­де­ния» И. М. Грев­са29. Автор защи­ща­ет пороч­ную в мето­до­ло­ги­че­ском отно­ше­нии ойкос­ную тео­рию хозяй­ства, но им сде­лан ряд вер­ных выво­дов по исто­рии аграр­ных отно­ше­ний вре­мен Авгу­ста. В сво­их так назы­вае­мых «хозяй­ст­вен­но-пси­хо­ло­ги­че­ских» этюдах он стре­мит­ся пока­зать эво­лю­цию рим­ско­го земле­вла­де­ния в импе­ра­тор­скую эпо­ху. На осно­ва­нии изу­че­ния про­из­веде­ний Гора­ция Гревс дал харак­те­ри­сти­ку поме­стья сред­них раз­ме­ров вре­мен Авгу­ста. Автор ука­зы­ва­ет, что во вре­ме­на прин­ци­па­та мел­кое и сред­нее земле­вла­де­ние игра­ло бо́льшую роль, чем в пред­ше­ст­ву­ю­щую эпо­ху, но вме­сте с тем вновь воз­рож­да­лось круп­ное земле­вла­де­ние, впо­след­ст­вии вос­тор­же­ст­во­вав­шее. Гово­ря о сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ном труде, Гревс обра­тил вни­ма­ние на то, что коло­ны игра­ли замет­ную роль уже во вре­ме­на Авгу­ста. Одна­ко взгляд на сель­ское хозяй­ство как на ойкос­ное не поз­во­лил Грев­су оха­рак­те­ри­зо­вать роль обме­на в сель­ском хозяй­стве и обра­тить вни­ма­ние на вза­и­моот­но­ше­ния меж­ду Ита­ли­ей и про­вин­ци­я­ми; име­ю­щи­ми боль­шое зна­че­ние в эво­лю­ции земель­ных отно­ше­ний.

Раз­ви­тие соци­аль­ных отно­ше­ний в эпо­ху прин­ци­па­та рас­смат­ри­ва­ет­ся в послед­них гла­вах «Очер­ков исто­рии Рим­ской импе­рии» Р. Ю. Вип­пе­ра30. Автор ука­зы­ва­ет, что вни­ма­ние иссле­до­ва­те­лей к исто­рии прин­ци­па­та оста­ва­лось лишь в сфе­ре поли­ти­че­ской жиз­ни, кото­рая пол­на сим­во­ли­ки, не выра­жаю­щей сути дела. «Дру­гое дело, если бы нам уда­лось выяс­нить сна­ча­ла соци­аль­ный фун­да­мент, харак­те­ри­зу­ю­щий эпо­ху, клас­со­вое деле­ние обще­ства, груп­пи­ров­ку инте­ре­сов, потреб­но­стей и поня­тий в его среде, наклон в дви­же­нии его групп». Вип­пер счи­та­ет, что отказ Окта­ви­а­на от вла­сти в 27 г. был фик­тив­ным. Те дра­ма­ти­че­ские сце­ны, какие опи­сы­ва­ют нам источ­ни­ки, были зара­нее под­готов­ле­ны и услов­ле­ны. Прин­ци­пат пред­став­ля­ет собой ком­про­мисс меж­ду круп­ней­шим коло­ни­аль­ным вла­де­те­лем, каким был импе­ра­тор, и «ста­рым вла­дель­че­ским клас­сом» — сена­тор­ской ари­сто­кра­ти­ей. Прин­цепс «сто­ял… во гла­ве раз­ви­ваю­щей­ся систе­мы обще­го патро­на­та. Прин­ци­пат обра­зо­вал до извест­ной сте­пе­ни вер­хуш­ку сла­гав­шей­ся обще­ст­вен­ной иерар­хии». Авгу­сту чуж­ды были какие бы то ни было попыт­ки соци­аль­ных реформ. Наобо­рот, он ста­вил сво­ей целью охра­нить суще­ст­ву­ю­щий порядок от соци­аль­ных вол­не­ний. Вип­пер опре­де­ля­ет роль всад­ни­че­ства, гово­рит о появ­ле­нии новой ари­сто­кра­тии, харак­те­ри­зу­ет поли­ти­че­скую и соци­аль­ную борь­бу во вре­ме­на Авгу­ста. с.355 Боль­шое зна­че­ние он при­да­ет восточ­но­эл­ли­ни­сти­че­ским иде­ям, спо­соб­ст­во­вав­шим укреп­ле­нию монар­хии.

Кни­га Р. Ю. Вип­пе­ра, несо­мнен­но, вно­сит новое в изу­че­ние прин­ци­па­та, посколь­ку на пере­д­нем плане у авто­ра были не юриди­че­ские кате­го­рии, а соци­аль­ные отно­ше­ния. Прав­да, про­тест про­тив фор­ма­лиз­ма в изу­че­нии поли­ти­че­ских явле­ний ино­гда при­во­дит к недо­оцен­ке роли неко­то­рых зако­но­да­тель­ных актов, оста­ет­ся в тени борь­ба меж­ду Авгу­стом и сена­тор­ским сосло­ви­ем, кото­рую нель­зя игно­ри­ро­вать. Но самым суще­ст­вен­ным недо­че­том явля­ет­ся модер­ни­за­ция эко­но­ми­че­ских отно­ше­ний, недо­оцен­ка роли рабов как основ­но­го про­из­во­ди­тель­но­го клас­са рим­ско­го обще­ства.

Ряд вопро­сов, касаю­щих­ся исто­рии Рим­ской импе­рии, затро­нут в «Очер­ках из исто­рии сред­не­ве­ко­во­го обще­ства и государ­ства» Д. М. Пет­ру­шев­ско­го. Автор не каса­ет­ся спе­ци­аль­но эпо­хи Авгу­ста, но дает харак­те­ри­сти­ку отно­ше­ний, воз­ник­ших в резуль­та­те уста­нов­ле­ния при Авгу­сте рим­ско­го мира (pax Ro­ma­na)31.

Роль зако­но­да­тель­ства Авгу­ста и отдель­ные сто­ро­ны идео­ло­гии прин­ци­па­та выяс­не­ны были М. М. Покров­ским, обра­тив­шим вни­ма­ние на то, что поэ­ти­че­ские про­из­веде­ния эпо­хи Авгу­ста отра­жа­ют отно­ше­ние обще­ст­вен­но­го мне­ния к зако­нам Авгу­ста о семье и бра­ке, при­чем осо­бен­ное зна­че­ние име­ют дан­ные Овидия. М. М. Покров­ский отме­тил реаль­ные моти­вы совре­мен­ной им дей­ст­ви­тель­но­сти в таких про­из­веде­ни­ях, как «Эне­ида» Вер­ги­лия.

Таким обра­зом, в рабо­те рус­ских уче­ных был постав­лен ряд важ­ных вопро­сов по исто­рии импе­рии, хотя после ста­тьи Герье и не появ­ля­лось осо­бых иссле­до­ва­ний о прин­ци­па­те Авгу­ста.

Шагом назад, по срав­не­нию с дру­ги­ми работа­ми рус­ских уче­ных, была вышед­шая в 1918 г. неболь­шая кни­га М. И. Ростов­це­ва «Рож­де­ние Рим­ской импе­рии»32. Агно­сти­цизм авто­ра ска­зал­ся в отка­зе опре­де­лить поли­ти­че­ский строй эпо­хи Авгу­ста. «Про­сты­ми фор­му­ла­ми, — по его мне­нию, — слож­ное содер­жа­ние кон­сти­ту­ции Авгу­ста точ­ным обра­зом оха­рак­те­ри­зо­вать нель­зя. Создан­ный Авгу­стом строй есть ком­про­мисс, не толь­ко ком­про­мисс поли­ти­че­ский, или даже не столь­ко ком­про­мисс поли­ти­че­ский, сколь­ко соци­аль­ный». Реак­ци­он­ный модер­низм Ростов­це­ва, про­тив­ни­ка соци­а­ли­сти­че­ской рево­лю­ции, нашел отра­же­ние в оцен­ке роли рим­ско­го про­ле­та­ри­а­та. «Рас­пы­лен­ный по Ита­лии и про­вин­ци­ям рим­ский с.356 граж­дан­ский про­ле­та­ри­ат и вме­сте с ним рома­ни­зо­ван­ный и рома­ни­зо­вав­ший­ся про­ле­та­ри­ат про­вин­ций был вели­чай­шей силой смут и раз­ло­же­ния». С реак­ци­он­ных пози­ций оце­ни­ва­ет­ся Ростов­це­вым и роль Рим­ской импе­рии. Импе­ра­тор­ской вла­сти уда­лось орга­ни­зо­вать этот про­ле­та­ри­ат в вой­ско, победить ста­рую ари­сто­кра­тию и всту­пить на путь ком­про­мис­са с сена­тор­ским сосло­ви­ем, сохра­нив­шим «свои при­ви­ле­гии, свое зна­че­ние выс­ше­го сосло­вия, свою обособ­лен­ность, свои тра­ди­ции, созна­тель­но под­дер­жи­вав­ши­е­ся Авгу­стом». Вме­сте с тем прин­ци­пат озна­чал победу Ита­лии над про­вин­ци­я­ми, спе­ци­аль­но над Восто­ком. Но и про­вин­ци­ям, точ­нее, про­вин­ци­аль­ной зна­ти, были сде­ла­ны неко­то­рые уступ­ки. Все это обес­пе­чи­ло устра­не­ние послед­ст­вий граж­дан­ских войн, раз­ви­тие хозяй­ства и куль­ту­ры как в Риме, так и в Ита­лии, а так­же в про­вин­ци­ях. «Мате­ри­аль­ной опо­рой вла­сти Авгу­ста было вой­ско», а «зало­гом дли­тель­но­сти этой вла­сти были мир и порядок». Автор не ука­зы­ва­ет, что сле­ду­ет разу­меть под «миром и поряд­ком», игно­ри­ру­ет он и соци­аль­ные дви­же­ния эпо­хи пер­вых веков импе­рии.

В 1926 г. вышла «Соци­аль­но-эко­но­ми­че­ская исто­рия Рим­ской импе­рии» Ростов­це­ва. Кни­га эта появи­лась пер­во­на­чаль­но на англий­ском язы­ке, когда автор, враж­деб­но отно­ся­щий­ся к совет­ской вла­сти, поки­нул роди­ну.

СОВРЕМЕННАЯ БУРЖУАЗНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ПРИНЦИПАТА

«Соци­аль­но-эко­но­ми­че­ская исто­рия Рим­ской импе­рии» М. И. Ростов­це­ва, вос­тор­жен­но при­ня­тая мно­ги­ми бур­жу­аз­ны­ми исто­ри­ка­ми Запа­да, раз­ви­ва­ла те реак­ци­он­ные тези­сы, какие были сфор­му­ли­ро­ва­ны в «Рож­де­нии Рим­ской импе­рии».

Ростов­цев вво­дит поня­тие «рево­лю­ция». Он назы­ва­ет рево­лю­ци­он­ным ита­лий­ский про­ле­та­ри­ат, счи­та­ет рево­лю­ци­он­ной армию три­ум­ви­ров, боров­шу­ю­ся про­тив сена­тор­ско­го сосло­вия и выра­жав­шую, по мне­нию Ростов­це­ва, инте­ре­сы ита­лий­ско­го насе­ле­ния. Окта­виан назы­ва­ет­ся рево­лю­ци­он­ным вождем, а его дея­тель­ность после 27 г. харак­те­ри­зу­ет­ся как разум­ное соче­та­ние кон­сер­ва­тив­ных и рево­лю­ци­он­ных начал. «Ита­лий­ская муни­ци­паль­ная бур­жу­а­зия», как назы­ва­ет ее Ростов­цев, состав­ля­ла опо­ру дина­стии Юли­ев-Клав­ди­ев. Нам уже при­шлось гово­рить, что пере­ход к импе­рии нель­зя счи­тать рево­лю­ци­ей; нет поэто­му ника­ких осно­ва­ний опре­де­лять дея­тель­ность Авгу­ста как рево­лю­ци­он­ную; ниче­го рево­лю­ци­он­но­го нет и в вой­ске. Долж­но быть реши­тель­но отверг­ну­то и мне­ние Ростов­це­ва о «гибрид­но­сти новой фор­мы»; нель­зя согла­сить­ся и с отка­зом от ее опре­де­ле­ния.

с.357 Успех кни­ги Ростов­це­ва свиде­тель­ст­во­вал об уси­ле­нии реак­ци­он­ных тен­ден­ций в запад­ной бур­жу­аз­ной исто­рио­гра­фии. В середине 20-х и в нача­ле 30-х годов появ­ля­ет­ся ряд общих и спе­ци­аль­ных работ по исто­рии Авгу­ста. Сле­ду­ет отме­тить, что эклек­тизм и отсут­ст­вие новых точек зре­ния явля­ет­ся харак­тер­ной чер­той мно­гих общих трудов. В «Исто­рии Рим­ской импе­рии» Дес­сау33 Авгу­сту посвя­щен весь пер­вый том, име­ю­щий зна­че­ние лишь как систе­ма­ти­че­ский обзор поли­ти­че­ских собы­тий. При­зна­вая прин­ци­пат монар­хи­ей, автор отри­ца­ет воз­мож­ность гово­рить о «диар­хии» как поли­ти­че­ском строе. Боль­ший инте­рес пред­став­ля­ет вто­рая часть вто­ро­го тома, посвя­щен­ная Ита­лии и про­вин­ци­ям в эпо­ху Юли­ев-Клав­ди­ев.

Из англий­ских работ об Авгу­сте извест­на моно­гра­фия Хольм­са34. В оцен­ке харак­те­ра прав­ле­ния Авгу­ста Хольмс бли­зок к Гардт­гау­зе­ну и Дес­сау. В рабо­те Хольм­са име­ют зна­че­ние лишь экс­кур­сы по част­ным вопро­сам. На фран­цуз­ском язы­ке в 1935 г. вышла кни­га об Авгу­сте Лео­на Омо. Счи­тая прин­ци­пат монар­хи­ей, Омо выдви­га­ет неко­то­рые новые поло­же­ния лишь в трак­тов­ке харак­те­ра вла­сти Авгу­ста. По его мне­нию, нет осно­ва­ний гово­рить о еди­ном бес­пре­рыв­ном импе­рии: с 27 по 23 г. у Авгу­ста был кон­суль­ский im­pe­rium, с 23 г. — осо­бый im­pe­rium mai­us. Омо не счи­та­ет воз­мож­ным гово­рить, что это был про­кон­суль­ский im­pe­rium. Im­pe­rium pro­con­su­la­re был лишь юриди­че­ским пре­цеден­том того импе­рия, каким поль­зо­вал­ся Август. Кро­ме три­бун­ской вла­сти, Омо счи­та­ет одной из состав­ных частей вла­сти Авгу­ста вер­хов­ный пон­ти­фи­кат. Монар­хия, создан­ная Авгу­стом, отли­ча­лась от поли­ти­че­ско­го иде­а­ла Цеза­ря. «В целом систе­ма прин­ци­па­та выра­жа­ла нацио­наль­ную реак­цию про­тив систе­мы восточ­но­эл­ли­ни­сти­че­ской монар­хии Цеза­ря». Соци­аль­ная исто­рия вре­мен Авгу­ста оста­ет­ся у Омо в тени35. В целом труд его мало ори­ги­на­лен, и пред­став­ля­ют инте­рес лишь отдель­ные част­ные заме­ча­ния.

Одна­ко не эти общие работы опре­де­ли­ли общее направ­ле­ние исто­рио­гра­фии прин­ци­па­та послед­них деся­ти­ле­тий.

Ряд новых вопро­сов свя­зан был с новы­ми архео­ло­ги­че­ски­ми и эпи­гра­фи­че­ски­ми откры­ти­я­ми. Нам уже при­шлось гово­рить отно­си­тель­но антио­хий­ско­го вари­ан­та «Res ges­tae di­vi Augus­ti». Он был открыт еще в 1914 г., но резуль­та­ты это­го откры­тия нашли отра­же­ние в работах, вышед­ших в 20-х годах. с.358 В 1927 г. были изда­ны эдик­ты Авгу­ста из Кире­на­и­ки. В 1943 г. опуб­ли­ко­ва­ны пись­ма Окта­ви­а­на о Селев­ке Розос­ском. Сово­куп­ность этих доку­мен­тов дала воз­мож­ность несколь­ко ина­че поста­вить вопрос о вла­сти Авгу­ста. Осо­бен­ное зна­че­ние име­ло в этом отно­ше­нии пра­виль­ное вос­ста­нов­ле­ние латин­ско­го тек­ста 34-й гла­вы «Res ges­tae di­vi Augus­ti». До того цели­ком извест­на была гре­че­ская часть: Ἀξιώμα­τι πάν­των διήνεγ­κα, ἐξου­σίας δὲ οὐδέν τι πλεῖον ἔσχον τῶν συ­ναρ­ξάντων μοι. Момм­зен счи­тал, что в латин­ском тек­сте сто­я­ло: «dig­ni­ta­te om­ni­bus praes­ti­ti». Dig­ni­tas озна­ча­ет досто­ин­ство, поче­сти. Это поня­тие не было свя­за­но с пред­став­ле­ни­ем о вли­я­нии чело­ве­ка, с ним не соеди­ня­лись ника­кие ассо­ци­а­ции, отно­ся­щи­е­ся к пра­ву. «Mo­nu­men­tum An­tio­che­num» поз­во­лил вос­ста­но­вить под­лин­ный текст: «Post id tem­pus [a]uc­to­ri­ta­te [om­ni­bus praes­ti­ti po­tes]ta­tis autem ni­hi­lo ampli­us [ha­bu]i quam ce­te­ri qui mi­hi quo­que in ma­gistra­tu con­le­gae [f]uerunt». Рам­зай и Пре­мер­штейн обра­ти­ли вни­ма­ние на то, что сло­ву Ἀξιώμα­τι соот­вет­ст­ву­ет поня­тие «auc­to­ri­ta­te» (до Момм­зе­на так вос­ста­нав­ли­вал текст Франц, такое же чте­ние было в изда­нии Берг­ка)36. В спе­ци­аль­ной ста­тье гол­ланд­ский иссле­до­ва­тель Мюл­лер ука­зал на семан­ти­че­скую связь слов «Augus­tus», «augur» и «auc­to­ri­tas», вос­хо­дя­щих к гла­го­лу «auge­re»37. Это сбли­же­ние, прав­да, вызва­ло воз­ра­же­ние Пре­мер­штей­на38, но оно при­влек­ло вни­ма­ние к ново­му откры­тию. В 1925 г. в жур­на­ле «Her­mes» была опуб­ли­ко­ва­на ста­тья Гейн­це «Auc­to­ri­tas»39. Гейн­це обра­ща­ет вни­ма­ние на то, что сло­во «auc­to­ri­tas» — опре­де­лен­ный юриди­че­ский тер­мин. В ста­рин­ном пра­ве сло­во «auc­to­ri­tas» обо­зна­ча­ет ответ­ст­вен­ность лица, пере­даю­ще­го вещь при помо­щи ман­ци­па­ции в том слу­чае, если какое-нибудь третье лицо оспа­ри­ва­ло у при­об­ре­та­те­ля соб­ст­вен­ность на при­об­ре­тен­ную вещь. Этим же сло­вом обо­зна­ча­лось и отно­ше­ние опе­ку­на к сво­е­му опе­кае­мо­му. Поня­тие «auc­to­ri­tas pat­rum» обо­зна­ча­ло и осо­бое поло­же­ние рим­ско­го сена­та. В ран­ние вре­ме­на ни одно реше­ние народ­но­го собра­ния не мог­ло иметь силы без одоб­ре­ния сена­то­ров, и эта санк­ция обо­зна­ча­лась поня­ти­ем «auc­to­ri­tas pat­rum». В после­дую­щие пери­о­ды реше­ние сена­та, опро­те­сто­ван­ное народ­ны­ми три­бу­на­ми, запи­сы­ва­лось ино­гда как auc­to­ri­tas pat­rum. Гла­ва 34-я «Res ges­tae» пока­зы­ва­ет, что Август пре­вос­хо­дит всех осо­бым вли­я­ни­ем, осо­бым авто­ри­те­том, име­ю­щим ста­рин­ное про­ис­хож­де­ние. Семан­ти­че­ски сло­во с.359 «auc­to­ri­tas», утвер­жда­ет Гейн­це, свя­за­но со сло­вом «Augus­tus». Отме­чая важ­ность вопро­са о зна­че­нии поня­тия auc­to­ri­tas для харак­те­ри­сти­ки вла­сти Авгу­ста, мы долж­ны ска­зать, что Гейн­це огра­ни­чил­ся в сво­ей ста­тье лишь общи­ми сооб­ра­же­ни­я­ми, не поста­вил вопро­са об изме­не­нии семан­ти­ки сло­ва и соци­аль­ных осно­вах раз­ви­тия это­го поня­тия с древ­ней­ших вре­мен до Авгу­ста.

После пуб­ли­ка­ции антио­хий­ско­го вари­ан­та «Res ges­tae» и упо­мя­ну­тых ста­тей роль осо­бой auc­to­ri­tas, воз­вы­шав­шей Авгу­ста над маги­ст­ра­та­ми, была при­зна­на почти все­ми спе­ци­а­ли­ста­ми по исто­рии прин­ци­па­та, но зна­че­нию это­го поня­тия дава­лась раз­лич­ная интер­пре­та­ция40. В этой свя­зи при­об­ре­ла зна­че­ние моно­гра­фия Пре­мер­штей­на «О сущ­но­сти прин­ци­па­та», вышед­шая в 1937 г., через два года после смер­ти авто­ра41. В пер­вой части это­го сочи­не­ния гово­рит­ся о фило­соф­ских обос­но­ва­ни­ях прин­ци­па­та, во вто­рой — о его социо­ло­ги­че­ских осно­вах и в третьей — о государ­ст­вен­но-пра­во­вом поло­же­нии прин­цеп­са.

Под­чер­ки­вая, что Август для обос­но­ва­ния сво­ей вла­сти исполь­зо­вал попу­ляр­ные стои­че­ские идеи, Пре­мер­штейн при­мы­ка­ет ко взглядам, кото­рые выска­зы­ва­лись рань­ше. Во вто­рой части работы автор выво­дит власть Авгу­ста из тех отно­ше­ний, кото­рые иско­ни суще­ст­во­ва­ли в рим­ском обще­стве: из отно­ше­ний меж­ду кли­ен­том и патро­ном. В осно­ве их лежа­ла fi­des — вер­ность. Это под­дер­жи­ва­лось обы­ча­ем, кото­рый имел боль­шее зна­че­ние, неже­ли зако­но­да­тель­ные уста­нов­ле­ния.

На осно­ве этих отно­ше­ний воз­ни­ка­ют поли­ти­че­ские сою­зы и поли­ти­че­ские пар­тии. В 91 г. ита­ли­ки дали клят­ву вер­но­сти Ливию Дру­зу Млад­ше­му. Подоб­ное же зна­че­ние име­ла и клят­ва сто­рон­ни­ков Кати­ли­ны. В 44 г. была при­не­се­на клят­ва Юлию Цеза­рю, но осо­бен­но важ­на в этом отно­ше­нии гла­ва 25-я «Res ges­tae di­vi Augus­ti», где Август рас­ска­зы­ва­ет о том, что в 32 г. жите­ли Ита­лии и ряда про­вин­ций при­нес­ли ему при­ся­гу на вер­ность. С это­го вре­ме­ни Август как бы высту­па­ет в роли вер­хов­но­го патро­на над всей рим­ской дер­жа­вой. Впо­след­ст­вии клят­ва дела­ет­ся обя­за­тель­ной при нача­ле прав­ле­ния каж­до­го импе­ра­то­ра. Неко­то­рые отно­ше­ния вре­мен импе­рии явля­ют­ся обы­ча­я­ми, харак­тер­ны­ми для патро­на­та и кли­ен­те­лы. Так в заве­ща­ни­ях част­ных лиц при­ня­то было ста­вить импе­ра­то­ра в каче­стве сона­след­ни­ка, как это дела­ли с.360 обыч­но кли­ен­ты. Из обя­зан­но­сти патро­на­та высту­пать на суде за сво­его кли­ен­та выте­ка­ет ius res­pon­den­di, кото­рое полу­чи­ли рим­ские юри­сты в импе­ра­тор­скую эпо­ху. Им импе­ра­тор как бы пере­до­ве­рил свое пра­во высту­пать в защи­ту граж­дан. Харак­тер этих патро­нат­ных отно­ше­ний сим­во­ли­зи­ру­ет­ся в титу­ле «pa­ter pat­riae», кото­рый был полу­чен Авгу­стом во 2 г. до н. э., в почи­та­нии гения импе­ра­то­ра, а затем и в импе­ра­тор­ской вла­сти.

Этот прин­цип, харак­тер­ный для импе­ра­тор­ской вла­сти, нахо­дит свое выра­же­ние в пра­во­вых нор­мах. Уже в 27 г. Август полу­ча­ет осо­бые пол­но­мо­чия, кото­рые Дион Кас­сий выра­жа­ет сло­ва­ми; Φροντὶς καὶ προ­στα­σία τῶν κοινῶν πᾶ­σα. И Пре­мер­штейн пере­во­дит это сло­ва­ми: «Cu­ra et tu­tel­la rei pub­li­cae uni­ver­sa».

Сло­во «cu­ra» озна­ча­ет заботу, попе­че­ние, а «tu­tel­la» — опе­ку. Таким обра­зом, в 27 г. Август полу­ча­ет «заботу и попе­че­ние над всем государ­ст­вом». Август как бы вста­ет над всем рим­ским государ­ст­вом как вер­хов­ный патрон и опе­кун. Этим объ­яс­ня­ет­ся то, что ему дает­ся титул «pa­ter pat­riae» — отца оте­че­ства. Пре­по­ру­чая Авгу­сту сво­его рода опе­ку над государ­ст­вом, сенат давал ему auc­to­ri­tas, кото­рой он обла­дал с нача­ла суще­ст­во­ва­ния рим­ско­го государ­ства. Эта auc­to­ri­tas как бы лега­ли­зо­ва­ла поло­же­ние Авгу­ста как патро­на над рим­ской дер­жа­вой, что под­дер­жи­ва­лось клят­ва­ми на вер­ность. Исхо­дя из это­го, дру­зья (ami­ci) Авгу­ста могут выпол­нять государ­ст­вен­ные пору­че­ния и полу­чать назна­че­ния на выс­шие долж­но­сти (напри­мер, пре­фек­та горо­да) ex auc­to­ri­ta­te Augus­ti. Так созда­ет­ся импе­ра­тор­ский аппа­рат управ­ле­ния. Пре­мер­штейн при­хо­дит к заклю­че­нию, что auc­to­ri­tas явля­ет­ся одним из основ­ных государ­ст­вен­ных пол­но­мо­чий, кото­рое полу­ча­ет Август от сена­та. Это поло­же­ние, по мне­нию Пре­мер­штей­на, не устра­ня­ет тео­рию импе­ра­тор­ской вла­сти, создан­ную Момм­зе­ном, а допол­ня­ет. Не при­зна­вая тео­рии диар­хии и отте­няя монар­хи­че­ские осно­вы прин­ци­па­та, Пре­мер­штейн счи­та­ет, что im­pe­rium pro­con­su­la­re и tri­bu­ni­cia po­tes­tas состав­ля­ли осно­ву вла­сти Авгу­ста.

В допол­не­ние к Момм­зе­ну Пре­мер­штейн ввел новый момент (отно­ше­ния меж­ду патро­ном и кли­ен­том как опре­де­лен­ный социо­ло­ги­че­ский прин­цип), поз­во­ля­ю­щий, по его мне­нию, объ­яс­нить неко­то­рые сто­ро­ны дея­тель­но­сти Авгу­ста и отно­ше­ние к нему рим­ско­го насе­ле­ния. Нет, одна­ко, осно­ва­ний при­да­вать прин­ци­пу патро­на­та-кли­ен­те­лы все­об­щее зна­че­ние, как это дела­ет Пре­мер­штейн. Какое зна­че­ние мог­ли они, напри­мер, иметь для восточ­ных обла­стей, кото­рым они были чуж­ды? Но самое глав­ное, мы не долж­ны забы­вать пороч­но­сти абстракт­но-юриди­че­ских иссле­до­ва­ний, ото­рван­ных с.361 от исто­рии соци­аль­ных отно­ше­ний. Здесь Пре­мер­штейн оста­вал­ся на тех же пози­ци­ях, что и Момм­зен. Фор­маль­но-юриди­че­ские тол­ко­ва­ния вла­сти Авгу­ста остав­ля­ют нераз­ре­шен­ным вопрос о про­ис­хож­де­нии вла­сти Авгу­ста и исхо­дят из пред­по­ло­же­ния, что Август управ­лял государ­ст­вом на закон­ных (с точ­ки зре­ния тра­ди­ци­он­ных рим­ских пра­во­вых норм) осно­ва­ни­ях, и игно­ри­ру­ют факт узур­па­ции вла­сти в резуль­та­те граж­дан­ской вой­ны. Вызы­ва­ют воз­ра­же­ния и неко­то­рые выво­ды Пре­мер­штей­на, касаю­щи­е­ся auc­to­ri­tas (раз­бор их см. ниже), в част­но­сти вопрос о φροντὶς καὶ προ­στα­σία τῶν κοινῶν πᾶ­σα как cu­ra и tu­tel­la42.

Несмот­ря на эти суще­ст­вен­ные недо­че­ты, труд Пре­мер­штей­на при­зна­ет­ся в насто­я­щее вре­мя в бур­жу­аз­ной исто­рио­гра­фии наи­бо­лее авто­ри­тет­ной работой по исто­рии прин­ци­па­та. Осо­бое зна­че­ние при­об­ре­ла тео­рия Пре­мер­штей­на отно­си­тель­но auc­to­ri­tas Авгу­ста, кото­рая пре­до­став­ле­на была послед­не­му сенат­ским реше­ни­ем о cu­ra et tu­tel­la rei pub­li­cae uniuer­sa43.

Выво­ды Пре­мер­штей­на дали осно­ва­ние италь­ян­ско­му исто­ри­ку-юри­сту Фран­чи­ши счи­тать cu­ra et tu­tel­la закон­ным осно­ва­ни­ем монар­хии Авгу­ста. Эти пол­но­мо­чия «если и не созда­ли насто­я­щей монар­хии, то они под­гото­ви­ли все усло­вия, при кото­рых монар­хия мог­ла воз­ник­нуть». Подоб­ные суж­де­ния встре­ча­ем мы и у дру­гих италь­ян­ских исто­ри­ков44. Смысл их сво­дит­ся к тому, что Август как гла­ва пар­тии (ca­po­par­te) полу­чил власть в силу дове­рия наро­да. Этот вывод обу­слов­лен иде­а­ли­за­ци­ей Авгу­ста во вре­ме­на гос­под­ства Мус­со­ли­ни. В этой свя­зи в 1937 г. в фашист­ской Ита­лии с осо­бой пом­пой отме­ча­лись две тыся­чи лет со дня рож­де­ния Авгу­ста; появи­лось нема­ло книг, из кото­рых самым «мону­мен­таль­ным трудом» явля­ет­ся сбор­ник Нацио­наль­ной Ака­де­мии Лин­чеи45. Осо­бен­но харак­тер­на в нем всту­пи­тель­ная ста­тья Ферра­би­но46, отли­чаю­ща­я­ся неуме­рен­ной иде­а­ли­за­ци­ей Авгу­ста. Похваль­ные эпи­те­ты по адре­су послед­не­го очень напо­ми­на­ют то, что писа­лось во Фран­ции ров­но сто лет с.362 назад бона­пар­тист­ски­ми исто­ри­ка­ми по пово­ду Цеза­ря. Цезарь и Напо­ле­он, гово­рит Ферра­би­но, были метео­ра­ми в исто­рии, Август же был созида­те­лем, забо­тив­шим­ся о бла­ге Ита­лии. Вос­хва­ле­ние забот Авгу­ста об Ита­лии долж­но было, оче­вид­но, отвлечь вни­ма­ние насе­ле­ния Ита­лии, стра­дав­ше­го от нище­ты и разо­ре­ния осо­бен­но с тех пор, как фашист­ская Ита­лия всту­пи­ла на путь аван­тюр и пре­вра­ща­лась в при­да­ток фашист­ской Гер­ма­нии.

«Пра­ва» Ита­лии на Авгу­ста «мило­сти­во при­зна­ва­лись» и немец­ки­ми фашист­ски­ми исто­ри­ка­ми. Один из номе­ров жур­на­ла «Die An­ti­ke» в 1937 г. был посвя­щен Авгу­сту, и «исто­рик» Роден­вальд писал об осо­бом зна­че­нии искус­ства эпо­хи Авгу­ста для жите­лей «новой импе­рии». Если в «ака­де­ми­че­ских» кру­гах в Гер­ма­нии про­дол­жа­лась еще тра­ди­ция Момм­зе­на в опре­де­ле­нии маги­ст­ра­тур Авгу­ста, то близ­кие к фашиз­му «исто­ри­ки» утвер­жда­ли о «пра­вах Авгу­ста» на боже­ские поче­сти47. Кни­га фашист­ву­ю­ще­го «исто­ри­ка» В. Вебе­ра «Прин­цепс»48 пред­став­ля­ет собой насто­я­щую апо­ло­гию Авгу­ста как «типа вла­сти­те­ля» (Herrscher­ty­pus). Вебер начи­на­ет изло­же­ние с послед­них дней и смер­ти Авгу­ста, нахо­дя все в его дея­тель­но­сти вели­че­ст­вен­ным и тор­же­ст­вен­ным. Он совер­шен­но игно­ри­ру­ет страх, кото­рый испы­ты­ва­ли перед соци­аль­ным дви­же­ни­ем пра­вя­щие груп­пы рим­ских рабо­вла­дель­цев. Никто не вос­хва­лял еще так «Res ges­tae», как Вебер. По его сло­вам, это рели­ги­оз­ный памят­ник (ἱερὸς λό­γος) ново­яв­лен­но­го боже­ства, про­из­веде­ние, выдаю­ще­е­ся по сво­е­му сти­лю и даже рит­ми­че­ско­му соче­та­нию отдель­ных слов. Вся кни­га Вебе­ра напи­са­на с точ­ки зре­ния реак­ци­он­но­го фор­ма­лиз­ма.

Нуж­но заме­тить, что взгляды италь­ян­ских и немец­ких авто­ров, иде­а­ли­зи­ру­ю­щих Авгу­ста и его прав­ле­ние, нахо­ди­ли под­держ­ку в англий­ских и аме­ри­кан­ских трудах. Всерь­ез, напри­мер, писа­лось о тор­же­ствах по «откры­тию» Алта­ря Мира, не отме­ча­лась поли­ти­че­ская тен­ден­ция таких «трудов», как италь­ян­ский сбор­ник в свя­зи с юби­ле­ем Авгу­ста, кото­ро­му без осо­бых осно­ва­ний была дана высо­кая оцен­ка49.

Сле­ду­ет отме­тить, что мно­го­чис­лен­ные англий­ские и аме­ри­кан­ские работы по исто­рии прин­ци­па­та внес­ли мало ново­го. Это отно­сит­ся, в част­но­сти, к X тому «Кем­бридж­ской древ­ней исто­рии». В нем прин­ци­па­ту Авгу­ста уде­ле­но 14 глав50. Общие вопро­сы прин­ци­па­та затро­ну­ты в гла­ве 5-й («The prin­ceps»), напи­сан­ной Г. Стю­ар­том Джон­сом, и заклю­чи­тель­ной, с.363 при­над­ле­жа­щей Эдко­ку. Харак­те­ри­зуя власть Авгу­ста, Стю­арт Джонс счи­та­ет, что «зна­че­ние поня­тия auc­to­ri­tas было ясно для рим­ля­ни­на. Оно ука­зы­ва­ло, что реше­ния Авгу­ста в обла­сти поли­ти­ки выше реше­ния того или ино­го лица или даже орга­на государ­ст­вен­ной вла­сти». Автор дает систе­ма­ти­че­ский обзор рим­ской кон­сти­ту­ции в пер­вые деся­ти­ле­тия прин­ци­па­та, под­чер­ки­вая после­до­ва­тель­ное уси­ле­ние вла­сти Авгу­ста. Таким обра­зом, при опре­де­ле­нии юриди­че­ско­го поло­же­ния в государ­стве Авгу­ста при­ме­ня­ет­ся тот же метод, что и в рус­ском иссле­до­ва­нии Э. Д. Грим­ма, но еще мень­шее вни­ма­ние, чем у послед­не­го, уде­ля­ет­ся соци­аль­ным отно­ше­ни­ям.

Гла­ва, напи­сан­ная Эдко­ком, назва­на «Дости­же­ния Авгу­ста». Автор при­да­ет боль­шое зна­че­ние auc­to­ri­tas прин­цеп­са, кото­рой отли­ча­лось поло­же­ние Авгу­ста от дру­гих рим­лян, в том чис­ле и от сопра­ви­те­лей (импе­ра­то­ров), имев­ших оди­на­ко­вые с Авгу­стом im­pe­rium pro­con­su­la­re и tri­bu­ni­cia po­tes­tas. Гово­ря о поли­ти­че­ском строе Рима в эпо­ху Авгу­ста, Эдкок отме­ча­ет, что это не была рес­пуб­ли­ка, но в то же вре­мя это не была ни наслед­ст­вен­ная монар­хия, ни воен­ная тира­ния, ни авто­кра­ти­че­ский режим, где все зави­сит от воли одно­го чело­ве­ка. Это свое­об­ра­зие объ­яс­ня­ет­ся тем, что не суще­ст­во­ва­ло боль­шо­го раз­ры­ва меж­ду рес­пуб­ли­кой и импе­ри­ей. Такая поста­нов­ка вопро­са свиде­тель­ст­ву­ет об отка­зе от реше­ния прин­ци­пи­аль­ных вопро­сов.

Дру­гие гла­вы тома охва­ты­ва­ют раз­но­об­раз­ные вопро­сы исто­рии прин­ци­па­та Авгу­ста: орга­ни­за­цию управ­ле­ния в Риме и про­вин­ци­ях, армию и флот, внеш­нюю поли­ти­ку, эко­но­ми­че­скую жизнь Рима, Ита­лии и про­вин­ций, соци­аль­ную поли­ти­ку, исто­рию куль­ту­ры. Харак­тер­ной чер­той этих глав явля­ет­ся то, что оста­ет­ся в тени клас­со­вая борь­ба. Напи­сан­ная Лэс­том гла­ва, посвя­щен­ная соци­аль­ной поли­ти­ке, дает в сущ­но­сти обзор зако­но­да­тель­ства Авгу­ста, касаю­ще­го­ся преж­де все­го семей­ных отно­ше­ний, но не его поли­ти­ки в отно­ше­нии раз­лич­ных клас­сов. Вопрос о том, на какие груп­пы опи­рал­ся Август, како­во было направ­ле­ние клас­со­вой борь­бы в эту эпо­ху, не толь­ко не раз­ре­шен, но даже и не постав­лен.

Вопро­сов идео­ло­гии прин­ци­па­та каса­ет­ся в сво­их работах фран­цуз­ский исто­рик Гаже. В ста­тье, опуб­ли­ко­ван­ной в жур­на­ле «Re­vue his­to­ri­que» за 1936 г.51, автор дает крат­кий обзор лите­ра­ту­ры о Цеза­ре и Авгу­сте за послед­ние 15—20 лет и фор­му­ли­ру­ет про­бле­мы, воз­ник­шие за послед­нее вре­мя. Гаже счи­та­ет необ­хо­ди­мым разо­брать отдель­ные эле­мен­ты идео­ло­гии прин­ци­па­та, ука­зать, каким обра­зом воз­ник каж­дый из этих с.364 эле­мен­тов и какую роль игра­ли они в обос­но­ва­нии вла­сти Авгу­ста. Роль и зна­че­ние прин­цеп­са невоз­мож­но понять, исхо­дя из юриди­че­ско­го ана­ли­за тех пол­но­мо­чий, каки­ми он был наде­лен. Дело в том, что отдель­ные пол­но­мо­чия Авгу­ста (напри­мер, tri­bu­ni­cia po­tes­tas) хотя и сохра­ня­ли преж­нее рес­пуб­ли­кан­ское назва­ние, но при­об­ре­ли иной смысл. Эдик­ты Авгу­ста из Кире­ны гово­рят о неогра­ни­чен­ной вла­сти импе­ра­то­ра в тех про­вин­ци­ях, кото­рые по разде­лу 27 г. до н. э. нахо­ди­лись в веде­нии сена­та. Нако­нец, новый вари­ант «Res ges­tae di­vi Augus­ti» — «Mo­nu­men­tum An­tio­che­num» дал воз­мож­ность уста­но­вить, что Август хотя и поль­зо­вал­ся такой же вла­стью (po­tes­tas), как и дру­гие маги­ст­ра­ты, но сто­ял выше них в силу auc­to­ri­tas. Гаже утвер­жда­ет, что власть Авгу­ста не будет понят­на без уче­та рели­ги­оз­ных моти­вов ее обос­но­ва­ния. С само­го нача­ла прин­ци­па­та мы встре­ча­ем­ся с эле­мен­та­ми импе­ра­тор­ско­го куль­та: почи­та­ние гения импе­ра­то­ра, осо­бое рели­ги­оз­ное зна­че­ние Pax Ro­ma­na и даже три­бун­ская власть (tri­bu­ni­cia po­tes­tas) име­ли осо­бое мисти­че­ское зна­че­ние.

Гаже утвер­жда­ет, что нель­зя гово­рить о пря­мом пере­не­се­нии в Рим восточ­ных рели­ги­оз­ных пред­став­ле­ний. Про­ис­хо­дил про­цесс «инфиль­тра­ции» элли­ни­сти­че­ских рели­ги­оз­ных идей и пред­став­ле­ний, изме­нив­ший тра­ди­ци­он­ные рим­ские поня­тия. Так, три­ум­фа­тор во вре­мя тор­же­ст­вен­но­го шест­вия по Риму не был уже про­стым, извест­ным всем пол­ко­вод­цем, а инкар­на­ци­ей (вопло­ще­ни­ем) боже­ства («Ново­го Дио­ни­са», «Ново­го Гер­ку­ле­са» и т. д.). Восточ­но­эл­ли­ни­сти­че­ские пред­став­ле­ния созда­ва­ли поч­ву для раз­ви­тия монар­хи­че­ских идей. Отно­ся­щи­е­ся сюда поня­тия при­об­ре­та­ли иное зна­че­ние. Поня­тие царь (rex), напри­мер, свя­зы­ва­лось, с одной сто­ро­ны, с Тарк­ви­ни­ем Гор­дым, тира­ном, изгнан­ным из Рима, но, с дру­гой сто­ро­ны, поль­зо­вал­ся попу­ляр­но­стью царь Ромул, осно­ва­тель горо­да. Обо­жест­вле­ние чело­ве­ка коре­нит­ся в восточ­ных веро­ва­ни­ях, но они дав­но про­ник­ли в Рим, и здесь осо­бым почи­та­ни­ем поль­зо­вал­ся Ромул — отец оте­че­ства (pa­ter pat­riae). Нако­нец, стрем­ле­ние к все­мир­ной монар­хии объ­яс­ня­ет­ся вли­я­ни­ем стои­че­ской фило­со­фии, кото­рая ста­ла попу­ляр­ной в ари­сто­кра­ти­че­ских кру­гах со вре­мен Сци­пи­о­на Млад­ше­го и слу­жи­ла оправ­да­ни­ем рим­ских заво­е­ва­ний.

Монар­хи­че­ские идеи Цеза­ря разде­ля­лись и осу­ществля­лись Авгу­стом. Миро­вой харак­тер Рим­ской импе­рии был офи­ци­аль­ным дог­ма­том, и когда Август назы­ва­ет себя «победи­те­лем на суше и на море», он гово­рит как вла­ды­ка все­лен­ной (maître cos­mi­que). Прав­да, по срав­не­нию с Цеза­рем он пре­под­но­сил это в смяг­чен­ной фор­ме.

В заклю­чи­тель­ной гла­ве Гаже пишет: «Пред­ше­ст­ву­ю­щие стра­ни­цы, как и харак­тер все­го иссле­до­ва­ния, могут с.365 про­из­ве­сти на чита­те­лей впе­чат­ле­ние пара­док­са, как буд­то мы пола­га­ем, что импе­ра­тор­ский режим был про­дук­том чисто идео­ло­ги­че­ско­го дви­же­ния. Нико­му не при­дет в голо­ву под­вер­гать сомне­нию то, что эта вели­кая “монар­хи­че­ская рево­лю­ция” была резуль­та­том дли­тель­но­го про­цес­са соци­аль­но­го и поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия. Без анар­хии в кон­це Рим­ской рес­пуб­ли­ки, без харак­тер­ной для сена­та неспо­соб­но­сти осу­ществлять сто­яв­шие перед ним миро­вые зада­чи, а преж­де все­го без вме­ша­тель­ства воен­но­го фак­то­ра невоз­мож­но было бы объ­яс­нить появ­ле­ние импе­рии. Весь вопрос заклю­ча­ет­ся в том, как объ­яс­нить тот оче­вид­ный парал­ле­лизм, кото­рый наблюда­ет­ся меж­ду соб­ст­вен­но кон­сти­ту­ци­он­ной исто­ри­ей Рима в послед­ний век Рес­пуб­ли­ки и эво­лю­ци­ей идей, нра­вов и веро­ва­ний, отно­ся­щих­ся к поли­ти­че­ской жиз­ни». Эти ссыл­ки на «анар­хию», «воен­ный фак­тор», «монар­хи­че­скую рево­лю­цию» свиде­тель­ст­ву­ют о бес­си­лии Гаже уста­но­вить гене­зис тех идей, кото­рые он счи­тал харак­тер­ны­ми для эпо­хи фор­ми­ро­ва­ния прин­ци­па­та. Вер­но поло­же­ние, что кон­сти­ту­ци­он­ную исто­рию нель­зя изу­чать, отвле­ка­ясь от дру­гих идео­ло­ги­че­ских явле­ний, но раз­ви­тие послед­них так­же будет непо­нят­но, если брать их изо­ли­ро­ван­но от соци­аль­ной жиз­ни. Опа­се­ния Гаже, что его чита­те­ли будут счи­тать импе­ра­тор­ский режим про­дук­том чисто идео­ло­ги­че­ско­го дви­же­ния, име­ли пол­ное осно­ва­ние. Его ста­тья вновь под­твер­жда­ет, что невоз­мож­но изу­чать исто­рию идео­ло­гии без ана­ли­за соци­аль­ной исто­рии. Уста­нов­ле­ние импе­рии нель­зя объ­яс­нить без ана­ли­за соот­но­ше­ния клас­со­вых сил в пери­од вто­ро­го три­ум­ви­ра­та и во вре­ме­на Авгу­ста.

Из работ бур­жу­аз­ных иссле­до­ва­те­лей, уде­ля­ю­щих вни­ма­ние соци­аль­ной исто­рии во вре­ме­на прин­ци­па­та, сле­ду­ет отме­тить неод­но­крат­но цити­ро­вав­ший­ся нами труд Сай­ма «Рим­ская рево­лю­ция»52. Автор при­да­ет боль­шое зна­че­ние родо­вым и фамиль­ным груп­пи­ров­кам сре­ди пра­вя­щей рим­ской оли­гар­хии. Поли­ти­че­ские пар­тии в Риме осно­вы­ва­лись на иных прин­ци­пах, чем в новое вре­мя. Род­ст­вен­ные, дру­же­ские, кли­ент­ские и, нако­нец, чисто лич­ные свя­зи — вот то, на чем зижди­лись рим­ские пар­тии.

По Сай­му, основ­ной смысл пере­мен, про­ис­шед­ших за пери­од с 60-х годов до н. э. и до 14 г. н. э., заклю­ча­ет­ся в том, что пра­вя­щая оли­гар­хия, оли­гар­хия ноби­лей, сме­ни­лась дру­гой, в состав кото­рой наряду с остат­ка­ми ста­рой ари­сто­кра­тии вошли иные соци­аль­ные эле­мен­ты. Мы каса­лись взглядов Сай­ма на Цеза­ря и на исто­рию граж­дан­ских войн после его смер­ти. с.366 Целый ряд при­чин, по Сай­му, спо­соб­ст­ву­ет успе­ху Окта­ви­а­на сре­ди ита­лий­ской муни­ци­паль­ной ари­сто­кра­тии. Про­тив Анто­ния соста­вил­ся еди­ный фронт, и Окта­виан высту­пил как вождь (dux) всей Ита­лии.

Победа Окта­ви­а­на и его пар­тии при­ве­ла к изме­не­нию поли­ти­ки. Сам Окта­виан, назван­ный Авгу­стом, пре­вра­тил­ся из вождя в прин­цеп­са. 13 янва­ря 27 г. не внес­ло ниче­го прин­ци­пи­аль­но ново­го в поли­ти­че­ский строй. Корен­ные изме­не­ния про­изо­шли позд­нее.

Сайм счи­та­ет схе­ма­тиз­мом и боль­шим заблуж­де­ни­ем выдви­гать на пере­д­ний план юриди­че­ские обос­но­ва­ния вла­сти Авгу­ста и искать ее поли­ти­че­ские пре­цеден­ты в рес­пуб­ли­кан­ском государ­ст­вен­ном пра­ве; тщет­ны были бы наши попыт­ки рекон­струи­ро­вать и фило­соф­ское обос­но­ва­ние прин­ци­па­та.

После победы над сво­и­ми поли­ти­че­ски­ми про­тив­ни­ка­ми Август не был уже рево­лю­ци­он­ным вождем, каким он был во вре­мя граж­дан­ской вой­ны, и чтобы удер­жать власть, он дол­жен был иметь под­держ­ку соб­ст­вен­ни­ков и опи­рать­ся на актив­ное содру­же­ство пра­вя­щих клас­сов. Выше всех его пол­но­мо­чий сто­я­ла его auc­to­ri­tas — то осо­бое вли­я­ние, кото­рым поль­зо­вал­ся в рим­ском обще­стве сенат и выдаю­щи­е­ся его чле­ны. Не вся ари­сто­кра­тия пере­шла на сто­ро­ну Авгу­ста: сре­ди no­bi­les было нема­ло вра­гов Авгу­ста. Пер­вые годы прин­ци­па­та харак­те­ри­зу­ют­ся пре­об­ла­да­ни­ем монар­хи­че­ских тен­ден­ций в поли­ти­ке Авгу­ста. Одна­ко это встре­ча­ет про­ти­во­дей­ст­вие руко­во­ди­те­лей его пар­тии и при­во­дит послед­нюю к кри­зи­су. Сайм счи­та­ет, что раз­ре­ше­нию кри­зи­са спо­соб­ст­во­ва­ли близ­кие к Авгу­сту люди: его жена Ливия, Меце­нат и Агрип­па. Осо­бен­но боль­шую роль сыг­ра­ли Ливия, забо­тив­ша­я­ся об укреп­ле­нии вли­я­ния сво­их сыно­вей, и Агрип­па, кото­рый, несмот­ря на свою вер­ность Авгу­сту, сохра­нил рес­пуб­ли­кан­ские убеж­де­ния. Затруд­не­ния во внеш­ней поли­ти­ке, заго­во­ры на жизнь Авгу­ста и его болезнь спо­соб­ст­во­ва­ли тому, что в 23 г. совер­шил­ся coup d’état, и этот год с бо́льши­ми осно­ва­ни­я­ми мож­но счи­тать нача­лом прин­ци­па­та, чем 27 г. Окта­виан отка­зал­ся от кон­суль­ства, и власть его с это­го вре­ме­ни бази­ро­ва­лась на про­кон­суль­ском импе­рии (im­pe­rium pro­con­su­la­re) и три­бун­ской вла­сти (tri­bu­ni­cia po­tes­tas). No­bi­les изби­ра­ют­ся на выс­шие долж­но­сти; в кон­суль­ских фастах это­го вре­ме­ни мы нахо­дим нема­ло пред­ста­ви­те­лей ста­рой зна­ти, выдаю­щих­ся фами­лий, уста­нав­ли­ва­ют­ся семей­ные свя­зи, но опо­рой Авгу­ста, его пар­ти­ей оста­ют­ся ho­mi­nes no­vi, ита­лий­ская муни­ци­паль­ная ари­сто­кра­тия, а глав­ным обра­зом армия. Вете­ра­ны, посе­лен­ные в Ита­лии и про­вин­ци­ях, были проч­ной опо­рой его вла­сти, быв­шие цен­ту­ри­о­ны ста­но­вят­ся всад­ни­ка­ми, из них ком­плек­ту­ет­ся импе­ра­тор­ский аппа­рат. Отно­ше­ние Авгу­ста к раз­лич­ным сосло­ви­ям меня­ет­ся в раз­ные с.367 пери­о­ды прав­ле­ния, но харак­тер­ной чер­той его поли­ти­ки сле­ду­ет счи­тать при­вле­че­ние новых людей. Это объ­яс­ня­ет­ся не толь­ко их талан­та­ми и заслу­га­ми, но и тем, что в это вре­мя боль­шую роль игра­ют патро­нат и про­тек­ция как само­го Авгу­ста, так и близ­ких к нему людей, напри­мер Ливии. К кон­цу прав­ле­ния Авгу­ста, осо­бен­но с 4 г. н. э., в его внут­рен­ней поли­ти­ке уси­ли­ва­ют­ся монар­хи­че­ские и дина­сти­че­ские тен­ден­ции.

По мне­нию Сай­ма, с пер­вых дней прин­ци­па­та воз­ве­ща­ет­ся «нацио­наль­ная про­грам­ма», глав­ны­ми лозун­га­ми кото­рой были: уста­нов­ле­ние мира (pax Augus­ta), воз­вра­ще­ние сво­бо­ды (li­ber­tas) и вос­ста­нов­ле­ние обы­ча­ев пред­ков (mos maio­rum). Эти лозун­ги нахо­дят отра­же­ние в зако­но­да­тель­стве Авгу­ста. Орга­ни­за­ции обще­ст­вен­но­го мне­ния было уде­ле­но боль­шое вни­ма­ние, и это было воз­ло­же­но на поэтов и исто­ри­ков. Боль­шин­ство их постра­да­ло во вре­мя «рево­лю­ции», но было воз­на­граж­де­но Авгу­стом. Нет осно­ва­ний видеть в их отно­ше­ни­ях к Авгу­сту толь­ко при­двор­ную лесть. Поэты это­го вре­ме­ни — уро­жен­цы Ита­лии, они отра­жа­ют взгляды «ита­лий­ских клас­сов». Харак­тер­ны­ми чер­та­ми авгу­стов­ской поэ­зии было пре­одо­ле­ние алек­сандри­низ­ма и элли­низ­ма, воз­вра­ще­ние к образ­цам клас­си­че­ской Гре­ции и рим­ской тра­ди­ции. Все это спо­соб­ст­во­ва­ло созда­нию нацио­наль­ной рим­ской поэ­зии.

Август встре­чал сопро­тив­ле­ние глав­ным обра­зом со сто­ро­ны потом­ков ста­рой зна­ти. Кон­сер­ва­то­ры нахо­ди­ли под­держ­ку в его семье. Одно вре­мя кли­ку кон­сер­ва­то­ров под­дер­жи­вал его пасы­нок Тибе­рий, какие-то неяс­ные и непо­нят­ные поли­ти­че­ские моти­вы вызва­ли ссыл­ку сна­ча­ла Стар­шей, а потом и Млад­шей Юлии. Но оппо­зи­ция ста­рой сена­тор­ской зна­ти не была дей­ст­вен­ной. Для эпо­хи Авгу­ста и после­дую­щих пери­о­дов харак­тер­но выми­ра­ние ста­рой ари­сто­кра­тии, вызван­ное эко­но­ми­че­ски­ми и поли­ти­че­ски­ми при­чи­на­ми. Сайм оста­нав­ли­ва­ет­ся на судь­бе раз­лич­ных родов, играв­ших боль­шую роль во вре­ме­на рес­пуб­ли­ки. После соци­аль­ной рево­лю­ции no­bi­les оста­лись лишь бла­го­да­ря под­держ­ке и суб­сиди­ям воен­но­го вождя, вра­га их клас­са, но они «ниче­го не забы­ли и ниче­му не научи­лись» во вре­мя рево­лю­ции. Поли­ти­че­ская актив­ность усту­па­ет место стрем­ле­нию к покою (quies), что рань­ше харак­тер­но было для всад­ни­че­ства. Pax et prin­ceps полу­ча­ют все­об­щее при­зна­ние. Победа Авгу­ста объ­яс­ня­ет­ся не его спо­соб­но­стя­ми и талан­та­ми, а под­держ­кой его пар­тии. В конеч­ном сче­те это была победа «непо­ли­ти­че­ских клас­сов». Прин­ци­пат может в извест­ном смыс­ле рас­смат­ри­вать­ся как три­умф Ита­лии над Римом. «Рим­ское государ­ство, твер­до бази­ру­ю­ще­е­ся на еди­ной Ита­лии и свя­зан­ное со всей импе­ри­ей, пол­но­стью обно­ви­лось бла­го­да­ря новым инсти­ту­там, новым иде­ям и новой лите­ра­ту­ре, став­шей клас­си­че­ской».

с.368 Тако­вы в общих чер­тах взгляды Сай­ма на прин­ци­пат Авгу­ста. В его рабо­те име­ют зна­че­ние гла­вы, посвя­щен­ные ана­ли­зу соста­ва раз­лич­ных поли­ти­че­ских пар­тий, в кото­рых автор исполь­зу­ет дан­ные про­со­по­гра­фии. Его иссле­до­ва­ние дает в част­но­сти пред­став­ле­ние о «новых людях», окру­жав­ших Авгу­ста, всем ему обя­зан­ных и во всем его под­дер­жи­вав­ших.

Ана­ли­зи­руя зна­че­ние раз­лич­ных поли­ти­че­ских лозун­гов, Сайм пока­зы­ва­ет, как меня­ли свое зна­че­ние или при­спо­соб­ля­лись к раз­лич­ным поли­ти­че­ским усло­ви­ям такие поня­тия, как «li­ber­tas», «con­cor­dia or­di­num», «con­sen­sus Ita­liae», «mos maio­rum» и т. д., кото­рые пред­став­ля­ют собой свое­об­раз­ные поли­ти­че­ские лозун­ги (catchwords). Автор высту­па­ет про­тив сведе­ния исто­рии прин­ци­па­та к ана­ли­зу юриди­че­ских поня­тий. В одном месте он заме­ча­ет, что Тацит и Гиб­бон луч­ше пони­ма­ли мно­гие вопро­сы исто­рии прин­ци­па­та, чем совре­мен­ные исто­ри­ки.

Вме­сте с тем мож­но ука­зать и ряд суще­ст­вен­ных недо­че­тов в кни­ге Сай­ма. Нам уже при­шлось гово­рить о непра­виль­ной трак­тов­ке им собы­тий эпо­хи кон­ца рес­пуб­ли­ки как рево­лю­ции и так­же на непра­виль­ное, иду­щее от Ростов­це­ва, отож­дест­вле­ние инте­ре­сов армии и ита­лий­ско­го насе­ле­ния. Ни эруди­ция авто­ра, ни тща­тель­ность его работы не могут воз­ме­стить основ­ной мето­до­ло­ги­че­ский порок авто­ра «Рим­ской рево­лю­ции» — неуме­ние видеть за фак­та­ми поли­ти­че­ской и соци­аль­ной борь­бы их скры­той пру­жи­ны, их глу­бо­кой эко­но­ми­че­ской осно­вы. Автор игно­ри­ру­ет то основ­ное обсто­я­тель­ство, что рим­ское обще­ство было обще­ст­вом рабо­вла­дель­че­ским; этот про­бел не могут вос­пол­нить отдель­ные ука­за­ния на огром­ней­шее коли­че­ство рабов, при­над­ле­жа­щих новым маг­на­там; про­бле­ма отно­ше­ний меж­ду раба­ми и рабо­вла­дель­ца­ми не толь­ко не раз­ре­ше­на Сай­мом, но и не постав­ле­на. Не раз­ре­шен и вопрос об объ­ек­тив­ном зна­че­нии пере­хо­да от рес­пуб­ли­ки к импе­рии. Спор­ны­ми счи­та­ем мы и заклю­че­ния авто­ра о пар­тий­ных груп­пи­ров­ках во вре­ме­на прин­ци­па­та. В источ­ни­ках нет ука­за­ний, что Ливия, Агрип­па и Меце­нат были ини­ци­а­то­ра­ми поли­ти­че­ских нов­шеств 28 г. Не нахо­дит под­твер­жде­ния в источ­ни­ках и выска­зан­ное еще Ферре­ро поло­же­ние, что Тибе­рий был гла­вой ари­сто­кра­ти­че­ской пар­тии. Мы уже выра­зи­ли свое несо­гла­сие и со взгляда­ми Сай­ма на «Res ges­tae di­vi Augus­ti» (см. стр. 327).

Мень­шее зна­че­ние име­ют вопро­сы соци­аль­ной исто­рии в моно­гра­фии Гран­та «From im­pe­rium to auc­to­ri­tas. Исто­ри­че­ское изу­че­ние мед­ных монет от 49 г. до 14 г. до н. э.»53. Как с.369 пока­зы­ва­ет назва­ние, вопрос об im­pe­rium и auc­to­ri­tas сто­ит у Гран­та на пере­д­нем плане. Автор изу­чил мно­го­чис­лен­ную лите­ра­ту­ру по исто­рии прин­ци­па­та. В отли­чие от дру­гих запад­но­ев­ро­пей­ских иссле­до­ва­те­лей Грант исполь­зо­вал и рус­ские иссле­до­ва­ния, в част­но­сти ста­тьи, опуб­ли­ко­ван­ные в совет­скую эпо­ху. Грант систе­ма­ти­че­ски изу­чал мед­ные моне­ты, чека­нив­ши­е­ся в кон­це рес­пуб­ли­ки и во вре­ме­на Авгу­ста, и уста­но­вил, что в инте­ре­су­ю­щий его пери­од было выпу­ще­но при­бли­зи­тель­но 340 серий мед­ных монет, опи­са­но же все­го 96. Систе­ма­ти­че­ски изу­чая леген­ды и изо­бра­же­ния на моне­тах, Грант стре­мит­ся раз­ре­шить неко­то­рые про­бле­мы, касаю­щи­е­ся кон­сти­ту­ци­он­ной исто­рии. Этим вопро­сам он посвя­ща­ет заклю­чи­тель­ную часть сво­ей кни­ги. Вывод авто­ра сво­дит­ся к сле­дую­ще­му. Im­pe­rium mai­us, кото­ро­му под­чи­ня­ют­ся im­pe­ria дру­гих маги­ст­ра­тов и про­ма­ги­ст­ра­тов, являл­ся осно­вой вла­сти Юлия Цеза­ря и заклю­чал в себе рево­лю­ци­он­ный эле­мент. К носи­те­лю это­го рода импе­рия отно­сит­ся prae­no­men — im­pe­ra­tor. Im­pe­rium mai­us был осно­вой вла­сти пол­ко­вод­цев и вла­сти­те­лей после смер­ти Цеза­ря. Это отно­сит­ся не толь­ко к три­ум­ви­рам, но и к их про­тив­ни­кам, в част­но­сти к Секс­ту Пом­пею; такой вла­стью поль­зо­вал­ся и Окта­виан до 27 г. Сущ­ность новых кон­сти­ту­ци­он­ных отно­ше­ний заклю­ча­ет­ся в том, что im­pe­rium mai­us усту­пил место auc­to­ri­tas. Не име­ет преж­не­го зна­че­ния и импе­ра­тор. Иное зна­че­ние при­об­ре­та­ет так­же поня­тие prin­ceps. Prin­ci­pis auc­to­ri­tas — истин­ная осно­ва вла­сти Авгу­ста. Его im­pe­rium не отли­ча­ет­ся от вла­сти дру­гих кон­су­лов. Грант выра­жа­ет сомне­ние по пово­ду дан­ных Дио­на о том, что в 23 г. Авгу­сту был дан про­кон­суль­ский im­pe­rium, а в 19 г. — пожиз­нен­ная кон­суль­ская власть. В прин­ци­пе эти im­pe­ria про­ти­во­ре­чи­вы. У Авгу­ста был im­pe­rium do­mi, на осно­ва­нии кото­ро­го он раз­би­рал дела в Риме и Ита­лии, коман­до­вал пре­то­ри­ан­ской гвар­ди­ей, про­во­дил ценз; несу­ще­ст­вен­ным, по мне­нию Гран­та, явля­ет­ся то, что im­pe­rium как пере­жи­ток про­шло­го слу­жил осно­вой для защи­ты гра­ниц. Все меро­при­я­тия по устрой­ству государ­ства: выведе­ние коло­ний, ини­ци­а­ти­ва новых зако­нов, кон­троль над управ­ле­ни­ем сенат­ски­ми про­вин­ци­я­ми и пр. — все это про­во­дит­ся Авгу­стом на осно­ве его auc­to­ri­tas, кото­рая явля­лась лич­ной его вла­стью, даю­щей осно­ва­ния Авгу­сту для вся­ко­го рода поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти неза­ви­си­мо от po­tes­tas и im­pe­rium и уси­ли­ваю­щей вся­кие пол­но­мо­чия и вся­кую власть. В неко­то­рых слу­ча­ях Август дей­ст­ву­ет офи­ци­аль­но в согла­сии с сена­том. В таком слу­чае при­ме­ня­ет­ся офи­ци­аль­ная фор­му­ла: ex auc­to­ri­ta­te Cae­sa­ris et se­na­tus con­sul­to. Про­ме­жу­точ­ным зве­ном меж­ду эти­ми поня­ти­я­ми (auc­to­ri­tas prin­ci­pis и se­na­tus con­sul­tum) явля­ет­ся tri­bu­ni­cia po­tes­tas, даю­щая прин­цеп­су воз­мож­ность соби­рать коми­ции, сенат и иные с.370 пре­иму­ще­ства. Auc­to­ri­tas в суще­стве сво­ем была вла­стью нефор­маль­ной, и нет осно­ва­ний гово­рить о ее лега­ли­за­ции, как это думал Пре­мер­штейн.

Грант пра­виль­но под­ме­тил сла­бые сто­ро­ны тео­рии Пре­мер­штей­на и с пол­ной спра­вед­ли­во­стью ука­зал на недо­пу­сти­мость модер­ни­за­ции в вопро­сах, касаю­щих­ся кон­сти­ту­ци­он­ной тео­рии, но неко­то­рые выво­ды его сто­ят в пря­мом про­ти­во­ре­чии с источ­ни­ка­ми. Это каса­ет­ся преж­де все­го сенат­ских поста­нов­ле­ний 23 и 19 гг. о вла­сти Авгу­ста. Нет осно­ва­ний игно­ри­ро­вать дан­ные Дио­на Кас­сия. Не моти­ви­ро­ва­но, каким обра­зом было суже­но поня­тие im­pe­rium. Соот­но­ше­ния меж­ду im­pe­rium и auc­to­ri­tas были, по наше­му мне­нию, ины­ми, чем пола­га­ет Грант (см. ниже). Зна­че­ние его труда не столь­ко в кон­сти­ту­ци­он­ной тео­рии, сколь­ко в исполь­зо­ва­нии мед­ных монет как исто­ри­че­ско­го источ­ни­ка. Гран­ту уда­лось рас­шиф­ро­вать леген­ду CA как Cae­sa­ris auc­to­ri­tas на неко­то­рых мед­ных моне­тах, чека­нен­ных на Восто­ке, под­твер­дить, что коло­нии выво­ди­лись Авгу­стом на осно­ва­нии его auc­to­ri­tas, а глав­ное — пока­зать, какую боль­шую роль игра­ла коло­ни­за­ция во вре­ме­на Авгу­ста, и под­черк­нуть, что вза­и­моот­но­ше­нию меж­ду прин­цеп­сом и город­ски­ми общи­на­ми при­да­ва­лось боль­шое зна­че­ние при пере­хо­де к импе­рии. К сожа­ле­нию, и в этих вопро­сах, как и свя­зан­ных с кон­сти­ту­ци­он­ной исто­ри­ей, автор не каса­ет­ся соци­аль­ных отно­ше­ний. Прав­да, моне­ты дают для это­го мало мате­ри­а­ла, но ведь и выво­ды свои, касаю­щи­е­ся im­pe­rium и auc­to­ri­tas, Грант дела­ет глав­ным обра­зом на осно­ва­нии лите­ра­тур­ных источ­ни­ков, лишь иллю­ст­ри­руя, а не дока­зы­вая те или иные поло­же­ния нумиз­ма­ти­че­ски­ми дан­ны­ми. В этом отно­ше­нии мы можем сде­лать Гран­ту тот же упрек, что и Хам­мон­ду: кон­сти­ту­ци­он­ная исто­рия может быть пло­до­твор­на лишь тогда, когда она явля­ет­ся частью соци­аль­ной исто­рии.

В ином плане, чем у Гран­та, раз­би­ра­ет­ся вопрос об осно­вах вла­сти Авгу­ста в рабо­те Магде­ле­на «Auc­to­ri­tas prin­ci­pis»54. Автор ста­вит сво­ей целью рас­смот­реть вопрос, обо­зна­чен­ный в загла­вии работы, исто­ри­че­ски: «Август, — гово­рит Магде­лен, — про­ти­во­по­ста­вил свою auc­to­ri­tas сво­ей po­tes­tas. Про­ти­во­по­став­ле­ние это не было ново­стью. Это была веч­ная двой­ст­вен­ность лич­но­го авто­ри­те­та и закон­ной вла­сти». Auc­to­ri­tas того или ино­го поли­ти­че­ско­го дея­те­ля в рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху осно­вы­ва­лась на его лич­ном пре­сти­же, кото­рый созда­вал­ся пред­ше­ст­ву­ю­щей его дея­тель­но­стью (res ges­tae) и офи­ци­аль­ным поло­же­ни­ем. На осно­ва­нии auc­to­ri­tas нель­зя было при­ка­зы­вать, но она поз­во­ля­ла ее носи­те­лю высту­пать ини­ци­а­то­ром тех или иных пред­ло­же­ний, утвер­ждать и гаран­ти­ро­вать с.371 опре­де­лен­ные поли­ти­че­ские дей­ст­вия. По тео­рии Цице­ро­на, лицо, кото­рое поль­зу­ет­ся осо­бым пре­сти­жем и вли­я­ни­ем (prin­ceps auc­to­ri­ta­te), по сво­ей ини­ци­а­ти­ве (priua­to con­si­lio) может высту­пать в каче­стве осво­бо­ди­те­ля государ­ства от смут, вол­не­ний и бес­по­ряд­ков (uin­dex li­ber­ta­tis) и в каче­стве прин­цеп­са-упра­ви­те­ля (prin­ceps-rec­tor). Цице­ро­нов­ская тео­рия прин­ци­па­та была, по Магде­ле­ну, не поли­ти­че­ской уто­пи­ей, но извест­ной систе­ма­ти­за­ци­ей кон­крет­ной поли­ти­че­ской обста­нов­ки.

По пово­ду прин­ци­па­та Авгу­ста Магде­лен гово­рит сле­дую­щее: эпи­тет «prin­ceps» при­ме­ня­ет­ся к Окта­виа­ну еще в нача­ле поли­ти­че­ской его карье­ры. По окон­ча­нии граж­дан­ских войн Окта­виан высту­па­ет как uin­dex li­ber­ta­tis, т. е. в каче­стве прин­цеп­са-осво­бо­ди­те­ля. В пуб­лич­ных актах, отно­ся­щих­ся к нача­лу 27 г., Окта­виан трак­ту­ет­ся как вос­ста­но­ви­тель рес­пуб­ли­ки, дея­ния его при­рав­ни­ва­ют­ся к ново­му осно­ва­нию государ­ства, уста­нов­ле­нию счаст­ли­во­го века, он — auc­tor op­ti­mi sta­tus. «Клас­си­че­ская кон­цеп­ция auc­to­ri­tas сохра­ни­лась в авгу­сто­вом прин­ци­па­те, но она при­ня­ла мас­шта­бы, каких ранее у нее нико­гда не было». Осо­бое зна­че­ние име­ло имя Авгу­ста, кото­рое до того не при­сва­и­ва­лось нико­му из смерт­ных и напо­ми­на­ло о подви­гах Рому­ла. В цице­ро­нов­ском пони­ма­нии auc­to­ri­tas была толь­ко вопро­сом лич­но­го пре­сти­жа, во вре­ме­на Авгу­ста auc­to­ri­tas явля­ет­ся суще­ст­вен­ным эле­мен­том ново­го поли­ти­че­ско­го режи­ма. На осно­ва­нии auc­to­ri­tas Август созы­вал сенат и высту­пал ини­ци­а­то­ром сенат­ских поста­нов­ле­ний (se­na­tus con­sul­ta ex auc­to­ri­ta­te Augus­ti). В про­ти­во­по­лож­ность Момм­зе­ну, счи­тав­ше­му прин­ци­пат осо­бой маги­ст­ра­ту­рой, Магде­лен утвер­жда­ет, что осно­ван­ный на auc­to­ri­tas прин­ци­пат Авгу­ста не может быть отне­сен к маги­ст­ра­ту­рам. У само­го Авгу­ста (в гла­ве 34-й «Res ges­tae») auc­to­ri­tas про­ти­во­по­став­ля­ет­ся po­tes­tas. Ана­ли­зи­руя вопрос о том, кого мог Август иметь в виду как кол­лег по маги­ст­ра­ту­рам, о кото­рых гово­рит­ся в дан­ном месте «Res ges­tae», Магде­лен при­хо­дит к заклю­че­нию, что речь мог­ла идти лишь о сопра­ви­те­лях Авгу­ста — Агрип­пе и Тибе­рии.

Во вре­ме­на Авгу­ста auc­to­ri­tas prin­ci­pis была все же еще по суще­ству мораль­ным осно­ва­ни­ем вла­сти, в после­дую­щую эпо­ху, при его пре­ем­ни­ках, на осно­ва­нии сво­ей auc­to­ri­tas импе­ра­то­ры изда­ют обя­за­тель­ные рас­по­ря­же­ния и, нако­нец (со вре­ме­ни Севе­ров), пуб­ли­ку­ют обще­им­пер­ские зако­ны.

Заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния ком­плекс источ­ни­ков, исполь­зо­ван­ных Магде­ле­ном при ана­ли­зе поня­тия «auc­to­ri­tas prin­ci­pis». Для позд­не­рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи исполь­зо­ван Цице­рон, при­чем трак­та­ты его по общим поли­ти­че­ским вопро­сам взя­ты не изо­ли­ро­ван­но, а в свя­зи с реча­ми и пись­ма­ми. Для вре­ме­ни Авгу­ста основ­ным источ­ни­ком берут­ся «Res ges­tae», кото­рые с.372 рас­смат­ри­ва­ют­ся как еди­ный доку­мент; соот­вет­ст­ву­ю­щие дан­ные гла­вы 34-й берут­ся в общем кон­тек­сте все­го источ­ни­ка.

Но выво­ды авто­ра дале­ко не бес­спор­ны. Как нами уже было отме­че­но, нет осно­ва­ний гово­рить о какой-то осо­бой тео­рии прин­ци­па­та, создан­ной Цице­ро­ном. В отно­ше­нии прин­ци­па­та Авгу­ста Магде­лен под­чер­ки­ва­ет, что авто­ры мно­гих немец­ких и италь­ян­ских работ в свя­зи с совре­мен­ны­ми им поли­ти­че­ски­ми усло­ви­я­ми не обра­ща­ли вни­ма­ния на те эле­мен­ты рес­пуб­ли­кан­ской идео­ло­гии, какие сохра­ня­лись Авгу­стом. Прин­ци­пат Авгу­ста рас­смат­ри­вал­ся как явле­ние, не знав­шее пре­цеден­тов, и auc­to­ri­tas трак­то­ва­лась исклю­чи­тель­но как прин­цип авто­ри­тар­ной монар­хии. Но это заме­ча­ние бро­ше­но вскользь, и сам автор не дает опре­де­лен­ной харак­те­ри­сти­ки поли­ти­че­ской сущ­но­сти прин­ци­па­та. Магде­лен не дела­ет долж­ных выво­дов из сво­его ана­ли­за источ­ни­ков. При­чи­на это­го — фор­маль­ный под­ход к изу­че­нию пуб­лич­но-пра­во­вых вопро­сов рим­ской исто­рии. Офи­ци­аль­ную вер­сию вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки Магде­лен при­зна­ет за истин­ную, и даже цити­руя Дио­на Кас­сия, автор не под­чер­ки­ва­ет, что послед­ний трак­то­вал власть Авгу­ста как монар­хи­че­скую. Самый факт узур­па­ции Авгу­ста Магде­лен игно­ри­ру­ет, а в свя­зи с непра­виль­ным пони­ма­ни­ем поли­ти­че­ско­го пере­во­рота, про­ис­шед­ше­го при Авгу­сте, недо­оце­ни­ва­ет­ся и зна­че­ние auc­to­ri­tas в раз­ви­тии импе­ра­тор­ской вла­сти. Auc­to­ri­tas, как будет пока­за­но ниже, име­ла боль­шее зна­че­ние в адми­ни­ст­ра­тив­ной и зако­но­да­тель­ной дея­тель­но­сти Авгу­ста, чем пола­га­ет Магде­лен.

Ана­ли­зи­руя поня­тие «auc­to­ri­tas», автор не гово­рит о соци­аль­но-поли­ти­че­ской ее зна­чи­мо­сти, и поэто­му пра­виль­ные отдель­ные наблюде­ния, вер­ные тол­ко­ва­ния тех или иных дан­ных источ­ни­ков нель­зя счи­тать за новую и после­до­ва­тель­ную тео­рию вла­сти Авгу­ста.

Наш обзор бур­жу­аз­ной лите­ра­ту­ры послед­них лет пока­зал, что новые эпи­гра­фи­че­ские откры­тия пред­ста­ви­ли в ином све­те вопрос о юриди­че­ских осно­вах вла­сти Авгу­ста, но, несмот­ря на удач­ные тол­ко­ва­ния отдель­ных поло­же­ний, в целом про­бле­ма прин­ци­па­та оста­ет­ся нераз­ре­шен­ной. Это­му меша­ет клас­со­вая и поли­ти­че­ская огра­ни­чен­ность бур­жу­аз­ных исто­ри­ков; это­му пре­пят­ст­ву­ют при­су­щий бур­жу­аз­ной нау­ке фор­ма­лизм, абстра­ги­ро­ва­ние кон­сти­ту­ци­он­ной исто­рии от исто­рии соци­аль­ной. Послед­няя же если и изу­ча­лась, то пра­виль­ным выво­дам меша­ли обыч­ные для бур­жу­аз­ной нау­ки модер­нист­ские поло­же­ния.

Обзор теку­щей исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ры свиде­тель­ст­ву­ет о том, что вопрос о прин­ци­па­те про­дол­жа­ет оста­вать­ся в бур­жу­аз­ной исто­рио­гра­фии акту­аль­ным до самых послед­них дней. Но несмот­ря на оби­лие книг и ста­тей, все же мно­гие с.373 суще­ст­вен­ные вопро­сы оста­ют­ся нераз­ре­шен­ны­ми, и нель­зя ждать их раз­ре­ше­ния от авто­ров, сто­я­щих на пози­ци­ях бур­жу­аз­ной мето­до­ло­гии.

Все это гово­рит о боль­ших зада­чах, сто­я­щих перед совет­ски­ми иссле­до­ва­те­ля­ми, зани­маю­щи­ми­ся антич­ной исто­ри­ей.

ВОПРОС О ПРИНЦИПАТЕ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Совет­ской исто­ри­че­ской нау­кой уста­нов­лен ряд поло­же­ний, явля­ю­щих­ся важ­ней­ши­ми мето­до­ло­ги­че­ски­ми пред­по­сыл­ка­ми для иссле­до­ва­ния исто­рии прин­ци­па­та. Боль­шое зна­че­ние, как ука­за­но выше, име­ли иссле­до­ва­ния совет­ских уче­ных по исто­рии вос­ста­ний рабов и изу­че­ние их вли­я­ния на поли­ти­че­скую жизнь рабо­вла­дель­че­ско­го обще­ства (II—I вв. до н. э.). В свя­зи с этим было под­черк­ну­то, что борь­ба с вос­ста­ни­я­ми при­ве­ла к уста­нов­ле­нию воен­ной дик­та­ту­ры, а фор­мой этой дик­та­ту­ры и была импе­ра­тор­ская власть55. С осо­бен­ной отчет­ли­во­стью под­черк­ну­то это в трудах А. В. Мишу­ли­на и С. И. Ковале­ва.

Одна­ко в совет­ской лите­ра­ту­ре еще недо­ста­точ­но уде­ле­но вни­ма­ние объ­ек­тив­но­му зна­че­нию пере­хо­да от рес­пуб­ли­ки к импе­рии.

Харак­те­ри­сти­ка прин­ци­па­та дана была В. С. Сер­ге­е­вым в его «Очер­ках по исто­рии древ­не­го Рима»56. Автор опре­де­ля­ет прин­ци­пат как рес­пуб­ли­кан­скую монар­хию и рас­смат­ри­ва­ет его как ком­про­мисс меж­ду монар­хи­че­ской вла­стью и сена­тор­ской зна­тью. Автор под­чер­ки­ва­ет роль армии, оста­нав­ли­ва­ет­ся на внеш­ней поли­ти­ке Авгу­ста. Боль­шое вни­ма­ние уде­ля­ет автор орга­ни­за­ции управ­ле­ния и куль­ту­ре. Гла­ва, посвя­щен­ная прин­ци­па­ту, напи­са­на на осно­ва­нии источ­ни­ков и с уче­том новей­шей лите­ра­ту­ры.

В новом труде С. И. Ковале­ва («Исто­рия Рима», Л., 1948) прин­ци­па­ту Авгу­ста посвя­ще­на осо­бая гла­ва. Каса­ясь юриди­че­ско­го оформ­ле­ния вла­сти Окта­ви­а­на, Ковалев, учи­ты­вая дан­ные антио­хий­ско­го вари­ан­та «Res ges­tae» и новей­ших иссле­до­ва­ний, гово­рит, что в каче­стве «пер­во­го сена­то­ра» Август «поль­зо­вал­ся всем мораль­ным авто­ри­те­том (auc­to­ri­tas) гла­вы выс­ше­го учреж­де­ния в государ­стве». Автор дает обзор пол­но­мо­чий с.374 Авгу­ста, полу­чен­ных в раз­ное вре­мя, не все­гда, прав­да, отте­няя, что же име­ло решаю­щее зна­че­ние. «Внут­рен­няя поли­ти­ка Авгу­ста, — гово­рит он, — про­во­ди­лась под зна­ком рестав­ра­ции ста­ри­ны, что логи­че­ски выте­ка­ло из духа глу­бо­кой реак­ции, охва­тив­шей все обще­ство». В этой свя­зи дает­ся крат­кий обзор соци­аль­ной поли­ти­ки Авгу­ста. Гово­ря о резуль­та­тах дея­тель­но­сти послед­не­го, С. И. Ковалев пишет: «Исто­ри­че­ская обста­нов­ка сло­жи­лась для Авгу­ста чрез­вы­чай­но удач­но. Он вос­поль­зо­вал­ся поли­ти­че­ским наслед­ст­вом Цеза­ря. Эпо­ха, в кото­рую он дей­ст­во­вал, уже не тре­бо­ва­ла ярких фигур и геро­и­че­ских лич­но­стей. Осто­рож­ный и хит­рый, Окта­виан вполне отве­чал той зада­че, кото­рую воз­ло­жи­ла на него исто­рия, отве­чал гораздо боль­ше, чем все его сопер­ни­ки». К сожа­ле­нию, самые зада­чи, какие ста­ви­ла исто­рия, недо­ста­точ­но рас­кры­ты авто­ром, что, впро­чем, нель­зя поста­вить ему в упрек, если при­нять во вни­ма­ние и самый харак­тер его труда и неис­сле­до­ван­ность дан­ных вопро­сов в нашей марк­сист­ской исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ре.

Недав­но появив­ша­я­ся кни­га А. Б. Рано­ви­ча «Восточ­ные про­вин­ции Рим­ской импе­рии» (изд. АН СССР, 1949) вос­пол­ня­ет про­бел в нашей лите­ра­ту­ре по исто­рии стран и наро­дов рим­ско­го мира в эпо­ху ран­ней импе­рии. Введе­ние посвя­ще­но общим вопро­сам исто­рии импе­рии.

А. Б. Рано­вич счи­та­ет, что «воз­ник­но­ве­ние импе­рии было обще­ст­вен­ным пере­во­ротом». «Рес­пуб­ли­кан­ские идеи, учреж­де­ния, мето­ды управ­ле­ния, фор­мы граж­дан­ст­вен­но­сти не были начи­сто отме­те­ны новой импе­ра­тор­ской вла­стью. Ведь даже корен­ная рево­лю­ция мно­гое сохра­ня­ет от преж­не­го режи­ма. Импе­рия мно­гое уна­сле­до­ва­ла от рес­пуб­ли­ки… Но необ­хо­ди­мо отре­шить­ся от взгляда на импе­рию как на про­дол­же­ние, хотя бы в дру­гих фор­мах, рес­пуб­ли­кан­ско­го режи­ма. Импе­рия озна­ча­ла поли­ти­че­ский пере­во­рот, быв­ший резуль­та­том серь­ез­но­го и глу­бо­ко­го обще­ст­вен­но­го кри­зи­са». Никто не мог ока­зать сопро­тив­ле­ние импе­ра­тор­ской вла­сти, опи­рав­шей­ся на воен­ную силу. «Импе­рия озна­ча­ла конец изжив­шей себя граж­дан­ской общи­ны горо­да Рима». «Поли­ти­че­ское един­ство, создан­ное Рим­ской импе­ри­ей, было гораздо более проч­ным и глу­бо­ким, чем един­ство, создан­ное элли­низ­мом». Но «обра­зо­ва­ние еди­ной импе­рии, уни­что­же­ние пере­го­ро­док, какие ста­ви­ли меж­ду наро­да­ми ста­рые обще­ст­вен­ные усло­вия жиз­ни, ниве­ли­ро­ва­ние насе­ле­ния, т. е. все то, что дела­ло импе­рию выс­шим эта­пом раз­ви­тия рабо­вла­дель­че­ско­го обще­ства, дости­га­лось сред­ства­ми наси­лия, исто­щав­ши­ми про­из­во­ди­тель­ные силы, при­вед­ши­ми в кон­це кон­цов импе­рию к кру­ше­нию». В основ­ной части, посвя­щен­ной жиз­ни отдель­ных восточ­ных про­вин­ций, автор оста­нав­ли­ва­ет­ся на с.375 поло­же­нии тех или иных обла­стей в эпо­ху ран­ней импе­рии. За 85 лет, истек­шие со вре­ме­ни появ­ле­ния в печа­ти труда Ешев­ско­го, работа А. Б. Рано­ви­ча явля­ет­ся пер­вым само­сто­я­тель­ным рус­ским иссле­до­ва­ни­ем по исто­рии рим­ских про­вин­ций. Цен­ность его состо­ит в том, что оно напи­са­но на осно­ва­нии марк­сист­ско-ленин­ской мето­до­ло­гии. При­зна­вая боль­шое зна­че­ние кни­ги, мы все же долж­ны отме­тить, что импе­рия была преж­де все­го выхо­дом из поли­ти­че­ско­го, а в извест­ной мере и соци­аль­но­го кри­зи­са. Эко­но­ми­че­ская осно­ва рим­ско­го государ­ства не была еще глу­бо­ко затро­ну­та новы­ми отно­ше­ни­я­ми, и нет осно­ва­ний гово­рить о кри­зи­се про­из­вод­ства в I в. до н. э. Ниже будет пока­за­но, что вопро­сы юриди­че­ские, касаю­щи­е­ся пра­во­вых основ вла­сти импе­ра­то­ра, име­ют боль­шее зна­че­ние, чем при­да­вал им А. Б. Рано­вич, не учи­ты­вав­ший неко­то­рых новых пуб­ли­ка­ций.

С иссле­до­ва­ни­ем Г. А. Стра­та­нов­ско­го «Подви­ги Авгу­ста (Res ges­tae di­vi Augus­ti)» мы зна­ко­мы толь­ко по тези­сам к дис­сер­та­ции (Л., 1941). Автор пра­виль­но ука­зы­ва­ет на «важ­ность уста­нов­ле­ния лите­ра­тур­ной фор­мы памят­ни­ка для пони­ма­ния “Res ges­tae” как исто­ри­че­ско­го источ­ни­ка», отра­жаю­ще­го офи­ци­аль­ную идео­ло­гию прин­ци­па­та. Спра­вед­ли­во отме­ча­ет­ся «систе­ма под­чер­ки­ва­ний, умол­ча­ний и искус­ной груп­пи­ров­ки мате­ри­а­ла. Жанр и стиль памят­ни­ка под­чи­не­ны еди­ной цели оправ­да­ния прин­ци­па­та подви­га­ми и заслу­га­ми прин­цеп­са» (IV, 1). «Про­ти­во­ре­чи­вость офи­ци­аль­ной идео­ло­гии Авгу­ста отра­жа­ет реаль­ное поло­же­ние вещей: борь­бу груп­пи­ро­вок в среде пра­вя­ще­го рабо­вла­дель­че­ско­го клас­са и рас­ши­ре­ние соци­аль­ной базы рабо­вла­дель­цев» (IV, 1). Одна­ко, на наш взгляд, пре­уве­ли­че­но вли­я­ние элли­ни­сти­че­ских образ­цов. Уж очень неза­мыс­ло­ва­та «фило­соф­ская» сто­ро­на памят­ни­ка, чтобы воз­во­дить его к сто­и­кам и Ари­сто­те­лю, к борь­бе «све­та и тьмы» в при­ро­де. Боль­шее зна­че­ние, чем общие места из эпидей­кри­че­ской лите­ра­ту­ры (вся­ко­го рода πρά­ξεις) име­ют, по наше­му мне­нию, офи­ци­аль­ные доку­мен­ты вре­мен граж­дан­ских войн и прин­ци­па­та. Но посколь­ку мы не зна­ко­мы с иссле­до­ва­ни­ем в целом, мы не можем раз­би­рать всех поло­же­ний иссле­до­ва­ния Г. А. Стра­та­нов­ско­го.

Ина­че постав­лен вопрос в дис­сер­та­ции С. Л. Утчен­ко «Идей­но-поли­ти­че­ская борь­ба в Риме нака­нуне паде­ния рес­пуб­ли­ки» (руко­пись). Автор отме­ча­ет в «Res ges­tae» чер­ты, общие с про­из­веде­ни­я­ми поли­ти­че­ской лите­ра­ту­ры позд­не­рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи, в част­но­сти с трак­та­та­ми Цице­ро­на. Отри­цая непо­сред­ст­вен­ное вли­я­ние послед­не­го на Авгу­ста, С. Л. Утчен­ко счи­та­ет, что в «Res ges­tae» исполь­зо­ва­ны ходя­чие выра­же­ния поли­ти­че­ской тер­ми­но­ло­гии, создан­ные отча­сти под вли­я­ни­ем гре­че­ской тео­рии.

с.376 В ряде работ совет­ских иссле­до­ва­те­лей дава­лась харак­те­ри­сти­ка лите­ра­тур­ных направ­ле­ний эпо­хи Авгу­ста. Удач­ные при­ме­ры, иллю­ст­ри­ру­ю­щие связь поэ­зии с жиз­нью, дает М. М. Покров­ский в сво­ей «Исто­рии рим­ской лите­ра­ту­ры»57. По пово­ду «Эне­иды» Вер­ги­лия М. М. Покров­ский при­хо­дит, напри­мер, к сле­дую­ще­му заклю­че­нию: «Эне­ида ярко отра­жа­ет совре­мен­ную Вер­ги­лию дей­ст­ви­тель­ность; она пол­на ссы­лок и на про­шлую исто­рию Рима, но фак­ты про­шлой исто­рии пред­ла­га­ют­ся чита­те­лю в таком осве­ще­нии, какое им дава­ли рим­ские кон­сер­ва­то­ры кон­ца рес­пуб­ли­ки и нача­ла импе­рии». Вер­ги­лию посвя­тил несколь­ко работ Н. Ф. Дера­та­ни58. Им напи­са­но пред­и­сло­вие к ново­му изда­нию «Эне­иды», а в спе­ци­аль­ной ста­тье «Вер­ги­лий и Август» Н. Ф. Дера­та­ни уста­нав­ли­ва­ет поли­ти­че­ские моти­вы в поэ­зии Вер­ги­лия, свя­зы­вая их с монар­хи­че­ски­ми тен­ден­ци­я­ми в совре­мен­ной ему поли­ти­че­ской идео­ло­гии. В «Исто­рии антич­ной лите­ра­ту­ры» И. Д. Трон­ско­го59 даны отчет­ли­вые харак­те­ри­сти­ки писа­те­лей вре­ме­ни Авгу­ста и под­черк­ну­ты поли­ти­че­ские моти­вы в их твор­че­стве.

Вопро­сы искус­ства эпо­хи Авгу­ста затра­ги­ва­лись в работах М. М. Кобы­ли­ной, В. Д. Бла­ват­ско­го, Н. И. Бру­но­ва, а так­же кол­лек­тив­ном труде по исто­рии архи­тек­ту­ры60. И для этих работ харак­тер­но стрем­ле­ние свя­зать вопро­сы искус­ства с соци­аль­ны­ми отно­ше­ни­я­ми. Это — основ­ная чер­та совет­ских иссле­до­ва­те­лей исто­рии рим­ской куль­ту­ры. Таким обра­зом, совет­ская исто­рио­гра­фия наме­ти­ла ряд важ­ных вопро­сов для изу­че­ния прин­ци­па­та, хотя исто­рии его было уде­ле­но неза­слу­жен­но мало вни­ма­ния.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1L. Til­le­mont, His­toi­re des em­per., v. 1, Pa­ris, 1690.
  • 2Vol­tai­re, Dic­tion­nai­re phi­lo­sop­hi­que.
  • 3Mon­tes­quieu, Gran­deur et dé­cad. des Ro­mains, XIII.
  • 4E. Gib­bon, The his­to­ry of the Dec­li­ne and Fall of the Ro­man Em­pi­re, vol. I, Ied. 1776; ed. by Bu­ry, Lond. 1897; русск. перев. Э. Гиб­бон, Исто­рия упад­ка и раз­ру­ше­ния Рим­ской импе­рии, перев. Неве­дом­ско­го, т. I, М. 1883.
  • 5Fr. Scham­pag­ny, Cé­sars, I, II, 1853; русск. перев. Шам­па­ньи, Кеса­ри, 1842 и 1882.
  • 6J. J. Am­pè­re, L’ Em­pi­re Ro­main à Ro­me, t. I, Pa­ris, 1867.
  • 7Beu­lé, Augus­te, sa fa­mil­le et ses amis, Pa­ris, 1875.
  • 8Du­ruy, His­toi­re des Ro­mains de­puis les temps les plus re­cu­lés jus­qu’à la fin du reg­ne des An­to­ni­ne, IV, Pa­ris, 1871.
  • 9Me­ri­va­le, His­to­ry of the Ro­man Em­pi­re. Lon­don, 1834—1844.
  • 10Th. Mom­msen, Rö­mi­sches Staatsrecht, II, Lpz. 1887; Ab­riss d. rö­mi­sch. Staatsr., Lpz. 1917; Res ges­tae di­vi Augus­ti, 1883.
  • 11Kar­lowa, Rö­mi­sche Rechtge­schich­te, I, Lpz. 1885, S. 491 ff.; Wil­lems, Le droit pub­lic ro­main, Louv.—Pa­ris, 1883; русск. перев. «Рим­ское государ­ст­вен­ное пра­во», Киев 1888—1892.
  • 12Ed. Meyer, Kai­ser Augus­tus, Klei­ne Schr., I, Hal­le 1910, S. 441—492.
  • 13Г. Ферре­ро, Вели­чие и паде­ние Рима, т. III, М., 1916; т. IV, 1922; т. V, 1925.
  • 14M. Ham­mond, The Augus­tan Prin­ci­pa­le, Cambr. (Mass.) 1933.
  • 15В ста­тье «Hel­le­nis­ti­cal influen­ces on the struc­tu­re of the Augus­tan prin­ci­pa­te» (Mem. Am. Ac. in R., v. XVIII, 1940, p. 25) Хам­монд гово­рит о том, какое вли­я­ние ока­за­ли элли­ни­сти­че­ские обы­чаи (клят­ва, апо­фе­оз, при­двор­ная жизнь, бюро­кра­тия) на прин­ци­пат Авгу­ста. Эти обы­чаи явля­ют­ся несо­мнен­ны­ми при­зна­ка­ми монар­хи­че­ской вла­сти, и это не отри­ца­ет­ся авто­ром. Как согла­со­вать выво­ды этой ста­тьи с его моно­гра­фи­ей о прин­ци­па­те, оста­ет­ся непо­нят­ным.
  • 16V. Gardthau­sen, Augus­tus u. s. Zeit. I, 1—3; II, 1—3; 1891—1904.
  • 17Ста­тья о состо­я­нии фило­со­фии при Авгу­сте напи­са­на Гир­це­лем (R. Hir­zel, Phi­lo­sop­hie im Zei­tal­ter des Augus­tus, Th. I, S. 1926); ста­тья о рим­ском пра­ве при­над­ле­жит Гельс­си­гу (R. Helssig, Die rö­mi­sche Rechtswis­sen­schaft im Zei­tal­ter des Augus­tus, Th. I, S. 1918).
  • 18J. Kro­mayer, Die rechtli­che Beg­rün­dung des Prin­zi­pats, Marb. 1888; McFay­den, The his­to­ry of the tit­le im­pe­ra­tor un­der the Ro­man Em­pi­re, Chi­ca­go, 1920; The prin­ceps and the se­na­to­rial pro­vin­ces, «Clas­sic. Phi­lo­lo­gy», XVI, 1921, p. 34.
  • 19E. Kor­ne­mann, Dop­pelprin­zi­pat und Reichstei­lung im Im­pe­rium Ro­ma­num, Marb. 1888.
  • 20Kaerst, Ge­schich­te der an­ti­ken Mo­nar­chie; Ge­schich­te d. Hel­le­nis­mus, II; Sci­pio Aemi­lia­nus, die Stoa und der Prin­zi­pat. «N. Jahrb. für Wis­sensch. und Jugendbil­dung», 1929.
  • 21R. Pöhlmann, Ge­schich­te der so­zia­len Fra­ge und So­zia­lis­mus in der an­ti­ken Welt, II, 1925; Cae­sa­ris­mus, «Aus Ge­genwart und Ver­gan­gen­heit», 1 Ausg.: Die Rö­mi­sche Kai­ser­zeit (Ulstein’s Weltge­schich­te).
  • 22Ряд работ уста­нав­ли­ва­ет связь государ­ст­вен­ных учреж­де­ний эпо­хи Авгу­ста с учреж­де­ни­я­ми элли­ни­сти­че­ски­ми. См., напри­мер, O. Hirschfeld, Die kai­ser­li­chen Verwal­tungsbeam­ten bis auf Diok­le­tian, 1905.
  • 23Г. Буас­сье, Рим­ская рели­гия от Авгу­ста до Анто­ни­нов, русск. пер. М. 1914. Из дру­гих общих работ см. Gre­nier, Le Gé­nie Ro­mai­ne dans la ré­li­gion, les arts et la poé­sie, Pa­ris 1926.
  • 24Т. Н. Гра­нов­ский, Соч., т. II.
  • 25С. В. Ешев­ский, Соч., ч. I.
  • 26М. Дра­го­ма­нов, Вопрос о все­мир­но-исто­ри­че­ском зна­че­нии Рим­ской импе­рии и Тацит, ч. I, Киев, 1869.
  • 27В. И. Герье, Август и уста­нов­ле­ние импе­рии, «Вест­ник Евро­пы», 1877, № 6, 7, 8.
  • 28Э. Д. Гримм, Иссле­до­ва­ния по исто­рии раз­ви­тия рим­ской импе­ра­тор­ской вла­сти, ч. 1, СПб., 1901.
  • 29И. М. Гревс, Очер­ки из исто­рии рим­ско­го земле­вла­де­ния пре­иму­ще­ст­вен­но во вре­мя импе­рии, т. I, СПб. 1899.
  • 30Р. Ю. Вип­пер, Очер­ки исто­рии Рим­ской импе­рии, ГИЗ, 1923.
  • 31Д. М. Пет­ру­шев­ский, Очер­ки из исто­рии сред­не­ве­ко­во­го обще­ства и государ­ства, М., 1922.
  • 32М. И. Ростов­цев, Рож­де­ние Рим­ской импе­рии, П., 1918.
  • 33H. Des­sau, Ge­schich­te der rö­mi­schen Kai­ser­zeit. B. I, Ber­lin, 1929, B. II, T. II, 1928.
  • 34T. Ri­ce Hol­mes, The Ar­chi­tect of the Ro­man Em­pi­re, vol. I, 1928; vol. II, 1931.
  • 35L. Ho­mo, Les insti­tu­tions po­li­ti­ques ro­mai­nes, Pa­ris 1927; Le haut Em­pi­re (Glotz, His­toi­re gé­né­ra­le, hist. Rom., t. III); Augus­te, Pa­ris 1935.
  • 36Franz, «Arch. Zeitschr.», I, 1843, S. 23; Th. Bergk, Augus­ti re­rum a se ges­ta­rum in­dex. Gött., 1873.
  • 37F. Mül­ler, Augus­tus, «Med. d. Kon. Ak. d. Wetensch. Amst.», II, 1927.
  • 38A. Pre­merstein, «Phil. Woch.», 1929, 845—851.
  • 39Hein­ze. Auc­to­ri­tas, «Her­mes», LX, 1925. S. 348—366.
  • 40В ста­тье «Mo­nu­men­tum An­cy­ra­num», PWRE, B. XVI, I, S. 211—231, Кор­не­ман огра­ни­чи­вал зна­че­ние auc­to­ri­tas: по его мне­нию, этим ука­зы­ва­лось, что в 27 и в сле­дую­щих годах, когда Август был кон­су­лом, сво­им вли­я­ни­ем (auc­to­ri­tas) он пре­вос­хо­дил кол­лег по кон­су­ла­ту, имев­ших с ним оди­на­ко­вую власть (po­tes­tas).
  • 41A. Pre­merstein. Vom Wer­den und Wesen des Pnnzi­pats.
  • 42Обра­тим вни­ма­ние, что задол­го до Пре­мер­штей­на Э. Д. Гримм ука­зал, что προσ­τα­σία τῶν κοινῶν была пору­че­на Авгу­сту еще в 27 г. и явля­лась основ­ной ком­пе­тен­ци­ей прин­цеп­са. О том, что тео­рия Грим­ма пред­ше­ст­во­ва­ла Пре­мер­штей­ну, гово­рит и Грант (M. Grant, From im­pe­rium…, p. 452, n. 5).
  • 43См. рецен­зии: Кар­штед­та (Karstedt. «Göt­tin­gi­sche Gel. Anz.», 1938, S. 5 ff.); Леви (Le­vi, «Ri­vis­ta di fil. e d’is­tor. cl.», 1938, p. 196 sq.); Андер­со­на (JRS, XXVIII, 1938, p. 93 sq.). Кар­штедт и Леви оспа­ри­ва­ют тео­рию auc­to­ri­tas, обос­но­ван­ную Пре­мер­штей­ном; Андер­сон счи­та­ет ее допу­сти­мой.
  • 44P. Fran­cis­ci, Ge­ne­si e strut­tu­ra del prin­ci­pa­to Augus­teo, Ro­ma 1941, p. 41. Ср. So­la­ri, L’im­pe­rio Augus­ta, Bol. 1940.
  • 45Augus­tus, Stu­di in oc­ca­sio­ne del bi­mil­le­na­rio Augus­teo, Ro­ma, 1938.
  • 46Ibid, p. 1.
  • 47См., напри­мер, Tae­ger, Das Al­ter­tum, B. II.
  • 48W. Weber, Prin­ceps, Stu­dien zur Ge­sch. des Aus., Stuttg.—Berl. 1936.
  • 49JRS, 1938, p. 126.
  • 50CAH, X, ch. V—XVIII. p. 127—606.
  • 51J. Ga­gé, De Cé­sar à Augus­te. Ou en est le prob­lè­me des ori­gi­nes du prin­ci­pat?, «Re­vue hist.», Pa­ris 1936, p. 279—342; ср. Н. Маш­кин, Из лите­ра­ту­ры о прин­ци­па­те, ВДИ, 1938, № 1 (2).
  • 52R. Sy­me, Rom. Rev. Oxf. 1939. См. рецен­зию Н. А. Маш­ки­на, ВДИ, 1947, № 1, стр. 116 (там же ука­за­ния на рецен­зии в ино­стран­ных жур­на­лах).
  • 53M. Grant, From im­pe­rium to auc­to­ri­tas. A his­to­ri­cal stu­dy of Aes Coi­na­ge in the Ro­man Em­pi­re 49 B. C. — A. D. 14. Cambr., 1946.
  • 54A. Mag­de­lain, Auc­to­ri­tas prin­ci­pis, Pa­ris 1947.
  • 55А. В. Мишу­лин, Совет­ская исто­рио­гра­фия и зада­ча древ­ней исто­рии, ВДИ, 1938, № 1 (2), стр. 7; А. В. Мишу­лин, Рево­лю­ция рабов и паде­ние Рим­ской рес­пуб­ли­ки, М. 1936; А. В. Мишу­лин, Исто­рия Рима, М. 1946; С. А. Жебелев и С. И. Ковалев, Вели­кие вос­ста­ния рабов II—I вв. до н. э. в Риме, «Изве­стия ГАИМК», 1934, № 101; С. И. Ковалев, Исто­рия антич­но­го обще­ства. Элли­низм. Рим., Л., 1936; С. И. Ковалев, Две про­бле­мы рим­ской исто­рии, «Вест­ник ЛГУ», 1947, № 4, стр. 86 сл.; Исто­рия Рима, Л., 1948.
  • 56В. С. Сер­ге­ев, Очер­ки по исто­рии древ­не­го Рима, М. 1938, стр. 373—411.
  • 57М. М. Покров­ский, Исто­рия рим­ской лите­ра­ту­ры, М.—Л. 1942.
  • 58Н. Ф. Дера­та­ни, Вер­ги­лий и его Эне­ида; Вер­ги­лий, «Эне­ида», 1933; И. Ф. Дера­та­ни, Вер­ги­лий и Август, ВДИ, 1946, № 4, стр. 66 сл.
  • 59И. Д. Трон­ский, Исто­рия антич­ной лите­ра­ту­ры, Л. 1946.
  • 60М. М. Кобы­ли­на, Искус­ство древ­не­го Рима, М.—Л. 1939; В. Д. Бла­ват­ский, Архи­тек­ту­ра древ­не­го Рима, М. 1938; Н. И. Бру­нов, Очер­ки по исто­рии архи­тек­ту­ры, т. II, М. 1935; Все­об­щая исто­рия архи­тек­ту­ры. т. II, ч. 2, Архи­тек­ту­ра древ­не­го Рима, М. 1948.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1387643698 1303242327 1303308995 1405475027 1405475028 1405475029