Изд-во Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.
с.311
ПРОБЛЕМА ПРИНЦИПАТА В АНТИЧНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
«RES GESTAE»
Политические порядки, которые начали складываться в 27 г. до н. э., не встретили активного сопротивления ни со стороны сенаторов, ни со стороны других групп римского рабовладельческого общества.
В чем же заключаются особенности этого политического строя и к чему сводится социальная сущность тех отношений, которые создались в результате гражданских войн, — вот основные вопросы римской истории этого периода. Они возникли еще во времена Августа и продолжают оставаться актуальными в историографии наших дней.
Ряд античных авторов определенно говорит о том, что Август, победив своих политических противников, сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Из современников Августа об этом говорит Страбон; об этом упоминает Филон Александрийский, литературная деятельность которого началась вскоре после смерти Августа. Из латинских писателей, близких по времени к Августу, такого мнения придерживался философ Сенека. Мысль о крушении республиканского строя и о переходе власти в руки одного человека красной нитью проходит через сочинения Тацита. Историк III в. Дион Кассий последовательно проводит мысль, что при Августе в Риме была установлена монархия. Официальная версия давала, однако, иной ответ на этот вопрос. Версию эту нельзя игнорировать, и наш обзор античных источников по истории принципата мы начнем с того документа, в котором Август характеризует свою власть и политическую деятельность. Таким документом является литературный памятник, носящий название «Res gestae divi Augusti».
Как передают Светоний и Дион Кассий, после смерти Августа его преемником Тиберием были вскрыты различные документы, и в числе их был тот, про который Светоний говорит: «…altero indicem rerum a se gestarum, quem uellet indici in aeneis tabulis quae ante mausoleum statuerentur» («второй свиток содержал список, относительно которого он выразил желание выгравировать его на медных таблицах и поместить перед его мавзолеем»)1. В согласии со Светонием говорит о перечне деяний и Дион Кассий2.
Остатки того списка деяний, который находился в самом Риме, до нас не дошли, хотя на месте мавзолея неоднократно с.312 производились раскопки, и в
Зато были найдены три копии памятника. Первая копия была найдена на месте древнего города Анкиры (современная Анкара). Она была выбита на стене храма богини Ромы и Августа и сравнительно хорошо сохранилась. Анкирская надпись состоит из двух частей: латинского текста и греческого, который представляет собой перевод с латинского. Открыта она была еще в 1555 г. послами императора Фердинанда II, отправленными к турецкому султану Сулейману. В XVIII в., во времена Людовика XIV, в 1701—
Результаты их исследования были сообщены Моммзену, который сопоставил Анкирскую надпись с надписью из Аполлонии и издал в 1865 г. текст «Res gestae» еще до выхода в свет исследования Перро и Гилома. В 1883 г. вышло второе издание Моммзена, для которого он использовал первый муляж, снятый германским консулом Гуманном.
Второй документ был найден в Аполлонии в XIX в. Он содержал отдельные куски греческого текста.
Позднее была найдена третья копия памятника на месте прежней Антиохии. Первые фрагменты были обнаружены в 1914 г. В. Рамзаем и существенно пополнены во время второй экспедиции в 1924 г. В 1927 г. вышло издание Рамзая и Премерштейна, в котором была сделана попытка корректировать прежние издания в свете новых данных. В настоящее время текст восстановлен почти полностью. В тех случаях, когда не хватает каких-либо кусков латинского текста, он восстанавливается при помощи различных конъектур по греческому тексту5.
Из старых изданий лучшим является второе издание Моммзена, давшего обширные комментарии и исследования частных с.313 вопросов, но этот текст во многих отношениях устарел. В настоящее время лучшим следует считать издание Гаже6, вышедшее в 1935 г.
Подлинный текст был озаглавлен таким образом: «Res gestae divi Augusti quibus orbem terrarum imperio populi Romani subiecit et impensarum in rem publicam populumque Romanum fecit» («[Перечень] деяний божественного Августа, при помощи которых он подчинил весь мир власти римского народа, и тех затрат, какие произвел он в пользу государства и народа римского»).
Рассмотрим содержание памятника. Он разделен на 35 глав, к которым добавлен список раздач. В первых двух главах говорится о начале политической карьеры Августа. Последний рассказывает, как девятнадцати лет от роду, набрав по личному решению и на собственные средства войско, он освободил государство. Сенат принял его в свою среду, предоставив ему право подавать голос вместе с консулярами, и определил ему imperium для защиты государства; после смерти консулов он был избран на эту должность. В том же году народ назначил его триумвиром по переустройству государства. Убийц отца он изгнал из государства, а когда они пошли на государство войной, победил их.
В
После этого перечислены истраченные Августом суммы и подведен им итог.
На первый взгляд может показаться, что в документе нет цельности и единства7. Но это только видимость, может быть, нарочито подчеркнутая отрывочность. Основа композиции документа дана в
Среди всех почестей особенно замечательна встреча его сенаторами при возвращении с Востока; в честь его возвращения воздвигается жертвенник «Августова мира» (c. 12). И в самом деле, ведь при нем три раза закрывался храм Яна Квирина, который за несколько веков был закрыт лишь дважды (c. 13). Почести распространялись не только на Августа, но и на его семью (c. 14).
Далее говорится о милостях и щедрости Августа: он раздает деньги и хлеб плебеям (c. 15), выводит колонии (c. 16), помогает государственной казне (c. 17), украшает Рим новыми постройками (c. 19, 20, 21), устраивает игры и зрелища (c. 22, 23). В дальнейшем идет речь о его внешней политике. Он очистил море от пиратов и счастливо закончил войну с рабами. Войну с Антонием ему доверили италийские жители и присягнули ему на верность. То же сделали и провинциалы (c. 25). Границы римского государства были Августом расширены; с большим уважением относились к нему властители неримских областей, к нему прибывали послы из тех стран, которые никогда не имели еще официальных сношений с Римом (c. 26—
с.316 В конце подводятся итоги, указывается самое главное: особым сенатским постановлением он был назван Августом, так как после окончания гражданских войн он восстановил республику, передал ее в распоряжение сената и римского народа (c. 34). Все сословия признали его деятельность и даровали ему титул отца отечества. Таким образом, все изложенное мотивирует надпись на золотом щите. Она доказывает, что всей своей деятельностью Август воплотил в жизнь основные черты идеального римлянина: uirtus, pietas, iustitia, clementia.
По содержанию весь памятник, по нашему мнению, разбивается на следующие части:
I. Деяния и почести:
1) Выступление на политическую арену и гражданские войны (c. 1—
2) Гражданские полномочия и гражданская деятельность (c. 4—
3) Религиозные и особо торжественные почести (c. 9—
II. Щедрость Августа (impensae) (c. 15—
III. Внешнеполитическая деятельность (c. 25—
IV. Признание заслуг Августа в области внешней и внутренней политики.
Итак, за простым, как бы случайным перечнем деяний скрывается до конца продуманное обоснование деятельности, показывающее, что вся жизнь с девятнадцатилетнего возраста была посвящена служению государству, и это получило должную оценку.
По языку «Res gestae diui Augusti» можно без особых колебаний отнести к числу наиболее простых и доступных текстов классической латыни, но вместе с тем это памятник, относительно которого спорят и долго будут спорить знатоки римской истории и латинского языка8. И, действительно, в огромнейшей литературе, посвященной этому источнику, мы находим самые разнообразные мнения, касающиеся происхождения документа, его характера, составных его частей, стиля и его общеисторического значения.
По вопросу о происхождении «Res gestae divi Augusti» Э. Корнеманом была развита теория нескольких редакций памятника. Самые даты возникновения и различных редакций «Res gestae» Корнеманом в различных его работах менялись. В монографии, изданной в 1923 г., Корнеман связывает появление «Res gestae» с постройкой мавзолея. Мысль о перечне деяний, по Корнеману, появилась у Октавиана еще в 28 г., когда он приступил к постройке мавзолея на Марсовом поле. с.317 К этому времени относится первоначальная запись, соответствующая c. 1—
Однако многие исследователи полагают, что документ целиком относится к тому времени, каким он датирован, т. е. к 14 г. н. э.10
Корнеман аргументирует свое положение, в частности, ссылкой на то, что при обзоре внешней политики игнорируется поражение римлян в Тевтобургском лесу. Но Август вообще не говорит о поражениях, он умалчивает о них. В
Второй вопрос касается характера документа. Некоторые исследователи указывают, что «Res gestae» принадлежат к типу надгробных надписей (elogia sepulcralia)11. Другие относят этот документ к типу завещаний, указывая, что надпись является своего рода отчетом, прежде всего в израсходованных суммах12, напоминающим даже те приходо-расходные книги, которые вел pater familias13. Мы не можем видеть в нем отчет в израсходованных суммах, так как последние играют в источнике далеко не первостепенную роль; они приводятся для того, чтобы конкретизировать те или иные положения. Третьи считают «Res gestae» политическим завещанием14. Была попытка возвести «Res gestae» к «отчетам-присягам» (eiurationes), которые давали римские магистраты при сложении своих полномочий15. Но это не подтверждается источниками. Указывалось, наконец, на то, что «Res gestae» создались под влиянием распространенных в эллинистическую эпоху «деяний» (πράξεις) царей и божеств. Приводят в качестве параллелей Бехистунскую надпись Дария I, надпись Антиоха I, деяния Озириса и Изиды16. По мнению Вилламовиц-Меллендорфа, развитому потом и Вебером, «Res gestae» имеют в виду будущий апофеоз Августа; по своему жанру, по мнению Вебера, они принадлежат к разряду ἱεροὶ λόγοι17. Но нельзя указать памятника, который по своему жанру совпадал бы с «Res gestae divi Augusti». Он не похож на известные нам elogia sepulcralia, в которых, за редким исключением, рассказ ведется в третьем лице; мы не можем назвать другой какой-либо документ, который можно было бы причислить к разряду подобных отчетов. Мы не можем считать его политическим завещанием Августа, так как Светоний и Дион Кассий определенно указывают, с.319 что завещание было особым документом, отличным от перечня деяний. Мы не находим, наконец, в нем тех мест, какие цитируются Дионом Кассием из завещания Августа.
Вместе с тем по своему замыслу «Деяния» Августа являются по форме римским источником. Сухой и сдержанный стиль, подчеркивающий скромность и сдержанность автора, не похож на те восточные и эллинистические «Деяния», в которых некоторые исследователи предполагали найти прототип нашего документа. Можно указать лишь на прием градации (αὔξησις), который мы обнаруживаем в заключении памятника, где посредством «нарастания» приводятся те исключительные почести, каких удостоился Август18. Этот прием характерен для βασιλοκοὶ λόγοι. Но по одному этому признаку нет еще оснований причислять «Res gestae» к эллинистическим деяниям. Некоторые исследователи отказывались, наконец, от определения литературного жанра, считали, что «Res gestae divi Augusti» представляют собой такой литературный памятник, прототип которого нельзя отыскать в иных произведениях. Но памятник все же не так сложен, чтобы отнести его к какому-то особенному, единичному случаю, не возводимому ни к какому прототипу. Литературный жанр следует искать, конечно, в римских произведениях.
Такими произведениями, которые послужили прототипами нашего источника, были, видимо, те elogia, какие составлялись триумфаторами и консулами. После триумфа триумфатор имел обыкновение обозначать свои деяния в списке, который выставлялся на Форуме. Август питал несомненный интерес к элогиям знаменитых римлян, которые были возобновлены и даже заново составлены, причем наряду с подлинными элогиями видных республиканских деятелей появились элогии легендарных царей, включая Энея. Из наиболее ранних, а вместе с тем подлинных элогиев до нас дошли элогии Дуилия, победителя карфагенян в морской битве при Милах, и Попилия Лената, консула 132 г. до н. э., который боролся со сторонниками Тиберия Гракха, но продолжал наделение землей. Запись Дуилия ведется от первого лица, мы находим в ней выражение «primus feci» — «первый сделал», которое встречается и в «Res gestae divi Augusti». В надписи Лената (правда, в третьем лице) мы также находим указания, что ему первому принадлежат те или иные действия19. От с.320 других элогиев «Res gestae» отличаются главным образом своим размером. Повлияли, несомненно, те записки («рапорты»), какие наделенный полномочиями магистрат или промагистрат представлял сенату. Нельзя, конечно, отрицать возможность некоторых реминисценций, восходящих к эллинистическим источникам. Мысль о постройке мавзолея могла появиться только под влиянием эллинистических образцов, но в архитектурном отношении он был выдержан в стиле этрусского памятника. Идея «Деяний» также могла возникнуть под воздействием эллинистических образцов, но этому документу придана была чисто римская форма. Во всем произведении Август говорит о себе, но, как было уже сказано, он старается соблюсти свойственную идеальному римлянину умеренность и скромность. Он пытается показать, что все получено было им по заслугам, что он поступал всегда легально, что он проявлял сдержанность и скромность по сравнению со своими предшественниками. В одном случае он говорит даже, что он перестроил Капитолийский храм и театр Помпея и не написал при этом на нем своего имени20. Памятник найден был на Востоке, он помещен был в храме Августа, но и заглавные строки и само произведение свидетельствуют о том, что он написан был для Рима и для римлян. Август один лишь раз обмолвился, что он сделан для провинциальных жителей. В провинциальных храмах он помещен был как реликвия, как подлинные слова нового божества, ценимые независимо от их содержания.
«Res gestae» содержат значительный фактический материал. О том, как излагает Август события, происходившие при его участии, показывают следующие отрывки деяний: «Annos undeuiginti natus exercitum priuato consilio et priuata impensa comparaui, per quem rem publicam a dominatione factionis oppressam in libertatem uindicaui. Eo nomine senatus decretis honorificis in ordinem suum me adlegit C. Pansa e A. Hirtio consulibus consularem locum sententiae ferendae tribuens et imperium mihi dedit» («19 лет от роду по частному своему решению и на частные свои средства я собрал войско, при помощи которого вернул свободу республике, угнетенной партией злоумышленников. Во имя этого сенат почетным декретом избрал меня в свою среду в консульство Пансы и с.321 Гирция, предоставив мне право подавать свое мнение вместе с консулярами, и дал мне imperium»)21. На первый взгляд создается впечатление, что Августа кооптировали в сенат для того, чтобы он вернул республике свободу. На самом же деле, как нам известно из других источников, Август был кооптирован в сенат в начале 43 г., а о возвращении республике свободы речь могла идти лишь после Мутинской битвы, что произошло в апреле 43 г. Тот, кто знал все обстоятельства, мог сказать, что Августа ввели в сенат потому, что он «выступил по частному своему решению и на частные свои средства собрал войско». К слову «войско» относится предложение «при помощи которого вернул свободу республике». Формально Август не отступил от истины, но не совсем ясной формулировкой он создавал впечатление, что в благодарность за освобождение республики он был избран членом сената. И такая сознательная двусмысленность выражений встречается не раз.
Например, в
В годы гражданской войны инвектива была главным средством пропаганды. Август отказывается от этого метода, чтобы не возбуждать воспоминаний о гражданских войнах. По словам Диона Кассия, он не называл ни Антония, ни других своих противников ни во время своих триумфов, ни в последующие времена24. В «Res gestae» также не назван по имени ни один из его противников. Антоний имеется в виду, когда говорится о возвращении украшений храмам провинций Азии: «In templis omnium ciuitatium prouinciae Asiae uictor ornamenta reposui, quae spoliatis templis is cum quo bellum gesseram priuatim possederat» («В храмы всех городов провинции Азии с.322 я после победы возвратил украшения, которыми, опустошив храмы, завладел тот, с кем я вел войну»)25. Не упоминается Антоний и в главе
Характер произведения, являющегося перечнем событий, сказывается на его стиле. Язык памятника отличается простотой и краткостью30. Вполне подтверждается замечание Светония: «В манере речи он придерживался изящества и простоты. Особенно старался он как можно яснее выразить свои мысли»31.
Неопределенность некоторых выражений, о которой приходилось уже говорить, не бросается в глаза. Она обнаруживается лишь при сопоставлении с событиями, действительно имевшими место. Эта неопределенность, по-видимому, плод длительной работы над отдельными выражениями, скрывающими действительное положение вещей, но не находящимися в формальном противоречии с имевшими место событиями.
Сопоставление «Res gestae» с другими памятниками дает нам возможность несколько уточнить наши выводы, касающиеся стиля произведения в связи с его общей политической тенденцией. Обратимся снова к
Войско было собрано Октавианом для того, чтобы вернуть государству, угнетенному господством противозаконной партии, свободу: «…per quem rem publicam a dominatione factionis oppressam in libertatem uindicaui»36.
Аналогичное выражение встречаем мы в «Записках о гражданской войне» Гая Юлия Цезаря: «Ex prouincia egressum… et se et populum Romanum factione paucorum oppressum in libertatem uindicaret»37. Такое же выражение найдем мы и у Цицерона: «fuerit ille Brutus, qui et ipse dominatu regio rem publicam liberauit»38. Слово «uindicare» происходит от выражения «uim dicere» — «объявлять о применении силы», которое употреблялось в гражданском праве: «Ubi rem meam inuenio, ibi uindico» — «где нахожу свою вещь, там и виндицирую»39. Vindicare in libertatem отдельного человека — возвращать свободу гражданину. Слово «uindicare» семантически родственно слову «uindex». В 28 г. Август употребляет его на монетах в качестве эпитета. На лицевой стороне тетрадрахм, выпущенных в Эфесе, изображен увенчанный лаврами Август и дана надпись: «Imp[erator] Caesar diui filius cos VI libertatis P[opuli] R[omani] Vindex»40. По старинному римскому с.324 праву «uindex» выступает в качестве освободителя или поручителя закабаленного по nexum человека. Если должник (nexus) не отдавал долга, то кредитор мог наложить на него руку, т. е. лишить его свободы. Но тогда могло выступить третье лицо, в качестве поручителя, которое отводило руку кредитора и освобождало должника. Это лицо и называлось «uindex». Такое же положение по отношению к республиканской свободе занимает и Август.
Выражение «чтобы республика не потерпела ущерба, сенат поручил мне в качестве пропретора наблюдать вместе с консулами» («res publica n[e quid detrimenti caperet] me pro praetore simul cum consulibus pro[uidere iussit]»)41 является перефразировкой формулы, называвшейся «senatusconsultum ultimum». В
В одной надписи, где идет речь о начале принципата, мы встречаем место, тождественное не по своим выражениям, а по мысли: «pacato orbe terrorum, restituta re publica»44. В пренестинском календаре говорится: «rem publicam populo Romano restituit»45. Август рассказывает, что по сенатскому постановлению в курии Юлия был поставлен в честь Августа золотой щит ради его мужества, милосердия, справедливости и благочестия: «Clupeus aureus in curia Julia positus quem mihi senatum populumque Romanum dare uirtutis clementiaeque iustitae et pietatis causa testatum est per eius clupei inscriptionem»46. Сохранились надписи, повторяющие надпись на с.325 щите: «SPQR Augusto dedit clupeum uirtutis clementiae iustitiae pietatis causa»47.
Мы не можем подобрать параллельные места ко всем главам памятника, но и приведенных цитат достаточно для некоторых заключений относительно языка памятника. Мы встречаем повторение таких выражений, которые составляют loci communes политических документов того времени. Такое употребление шаблонных и стандартных выражений политического языка не случайно. Август не стремился к оригинальным выражениям. Наоборот, он старался употреблять самые обычные, самые распространенные выражения, чтобы тем самым подчеркнуть справедливость всего сказанного. Эти выражения, как бы взятые из официальных документов, должны были напомнить различные события, которые ассоциировались с определенными выражениями; привычные слова официальных документов как бы подтверждали справедливость того, о чем говорилось.
Нет оснований говорить, что последние главы были составлены Тиберием. Последнему принадлежит только заголовок. Весь текст принадлежит, несомненно, Августу. За это говорит композиция произведения. Об этом свидетельствует только ему одному присущее употребление некоторых выражений (например, eo nomine в каузальном значении в
Исключительное значение для истории принципата имеет определение политической тенденции нашего памятника. Начальные и заключительные главы говорят о республиканизме Августа. В начале памятника сказано, что еще в юности он вернул государству свободу. В заключительных главах повествуется о том, что, после того как были потушены гражданские войны, Август, облеченный по всеобщему доверию высшей властью, передал государство из своих рук в распоряжение сената и римского народа. За это он был назван Августом и удостоился ряда почестей49. Август неоднократно подчеркивает, что он избегал каких-либо чрезвычайных полномочий: он отказался от диктатуры. Он не принял пожизненного консулата50, он не согласился принять титул curator legum et morum с чрезвычайными полномочиями. Он поступал во всем согласно с обычаями предков (mos maiorum)51. О том, какое значение занимал Август в государстве, он пишет: «Post id tempus auctoritate omnibus praestiti, potestatis autem nihilo amplius habui quam ceteri qui mihi quoque in magistratu с.326 conlegae fuerunt» («После этого я превосходил всех своим “авторитетом” [auctoritas], власти же у меня было не более, чем у моих коллег по магистратуре»)52. Здесь уже в республиканские утверждения вносится известный корректив. Август превосходит всех своей auctoritas. Следовательно, когда мы перейдем к выяснению вопроса о власти Августа, нам нужно разобрать, в каком значении употребляется здесь слово «auctoritas».
В других местах Август говорит о своем принципате. Он имеет в виду весь период своего правления, когда говорит «me principe»53. С особенной отчетливостью выступает автократизм в 25—
В буржуазной литературе был поставлен вопрос о том, под каким философским влиянием возникли «Деяния Августа». Указывалось на роль стоической философии и на то, что в авторе «Res gestae» воплощается в известном отношении тот идеал правителя54, о котором писал Цицерон в трактате «De re publica». Однако само произведение в философском отношении настолько примитивно, что трудно говорить о том, что оно возникло под воздействием какой-то философской системы. Автор имел в виду староримские добродетели, им он хотел подражать, их вводить в жизнь. Но эти добродетели не есть нечто определенное, объективно отражающее быт и нравы римского народа в отдаленные времена. Идеал доброго римлянина сложился сравнительно поздно и под воздействием представителей средней Стои. Что же касается влияний Цицерона, то многие его положения, мысли, отдельные выражения были в ходу в эпоху принципата, и это, естественно, нашло отражение в «Деяниях». Таким образом, нет никаких оснований говорить о каких-то философских основах памятника или считать его произведением, имеющим какое-то религиозное значение (ἱερὸς λόγος).
«Res gestae» сохранились на латинском и греческом языках. Греческий перевод, за исключением некоторых незначительных с.327 отступлений55, точен, язык документа относится к правильному κοινή56. В критических произведениях был поставлен вопрос о том, где мог быть сделан перевод. Кайбель и Моммзен склонялись к мысли, что перевод был сделан в Риме; по мнению Ниссена, к которому присоединяются Гаже и ряд других исследователей, памятник был переведен в Галатии57. Публикация эдиктов Августа из Киренаики дает как будто право признать более справедливым взгляд Кайбеля и Моммзена. Эдикты, дошедшие до нас в греческом переводе, свидетельствуют о существовании некоторых устойчивых греческих выражений, соответствующих определенным латинским терминам. Перевод «Res gestae», несомненно, был сделан в Риме, может быть, при жизни Августа, а вероятнее всего — уже после его смерти. Нельзя сказать, что греческий перевод полностью корректирует латинский текст, как полагает Марковский58, но все же мы можем некоторые не совсем ясные выражения латинского подлинника корректировать греческим переводом. Однако преувеличивать значение греческого перевода нет оснований. Мы имеем дело с переводом хотя и авторитетным, исполненным в Риме под контролем людей, хорошо знакомых с политическими принципами Августа, но все же переводом, передающим основной латинский текст. Отметим, что монархические тенденции в греческом документе подчеркнуты больше, чем в латинском.
Проведено разграничение между «princeps senatus» и понятием «princeps» в смысле первого человека в государстве, пользующегося исключительным влиянием (cun. dux). В первом случае латинское понятие передается описательно (πρῶτον ἀξιώματος τόπον ἔσχον)59. Выражение «me principem» переводится ἐμοῦ ἡγεμόνος. Но эта замена касается не только греческого варианта «Res gestae». Это устойчивые выражения официального греческого языка.
Какое значение имеет наш источник для истории принципата? В новейшей литературе мы найдем два совершенно противоположных мнения. В. Вебер ставит его в центре всей истории Августа. Это ἱερὸς λόγος нового божества, это — ключ к пониманию нового императорского Рима60. По мнению Сайма, с.328 «Res gestae» не дают представления даже о конституционном положении Августа, и было бы неблагоразумно пользоваться в качестве надежного источника этим документом, плоским и раздражающим своими пропусками и неверными толкованиями61. Суждения обоих авторов односторонни. «Res gestae» содержат мало таких сведений, которые были бы не известны из других источников. Правда, только из него узнаем мы о таком важном событии, как присяга 32 г. Статистические данные, касающиеся ценза римских граждан, наделения ветеранов землей, участия сенаторов в походе против Антония, суммы раздач — тоже известны лишь из нашего памятника. Другие данные позволяют нам корректировать известия тех или иных авторов. Но не в этом состоит значение «Res gestae» как источника. Самое важное в этом документе не отдельные факты, может быть, даже и не известные до его опубликования, а его политическая тенденция. Нельзя отрицать того, что он является политической программой нового правительства — программой принципата. Конечно, то, что Август говорит о самом себе, отнюдь не является отражением реальной действительности. Это не воспоминания деятеля определенной эпохи, правителя, живого человека. В нашем источнике идет речь о правителе идеальном, о принцепсе, каким должен он представляться римским гражданам.
«Res gestae» дают нам официальный взгляд Августа на свою власть, на пройденный им политический путь, и в этом громадное значение памятника. Он помогает нам если не решать многие вопросы по истории принципата Августа, то находить пути к их решению.
ДАННЫЕ НУМИЗМАТИКИ И ЭПИГРАФИКИ
Ценным дополнением к «Res gestae» являются данные нумизматики. Монеты в древности были средством пропаганды62. Особое значение приобрели они в этом отношении при Августе. с.329 Исследования Дж. Ньюби показали, что почти каждую главу, каждый факт, приводимый Августом, можно иллюстрировать изображениями и легендами на выпущенных Августом монетах. Ньюби, правда, не учтено, что данные нумизматики иногда не совпадают с тенденцией «Res gestae». В последних, например, подчеркнута миролюбивая политика Августа, на монетах же обычным является изображение символов мирового господства, например Виктории, несущей шар или опирающейся на него. В ином свете, чем на основании «Res gestae», выступает перед нами религиозная политика Августа. В «Деяниях» Август говорит лишь о религиозных почестях, присужденных ему как смертному сенатом, монеты же пропагандируют культ Августа. На основании исследования медных монет Грант предложил ряд выводов, касающихся юридического положения Августа. Важны его заключения об отношениях между Августом и провинциальными городами. Немотивированным мы считаем отказ Гранта от систематического использования золотых и серебряных монет. Легенды и изображения на них, соответствовавшие видам правительства, служили образцом для медных монет, чеканившихся в провинциальных городах. Программа внешней и внутренней политики, династические устремления, религиозная политика — все это можно иллюстрировать монетами эпохи Августа. Такое событие, как возвращение знамен парфянами и успехи в Армении, отмечается на монетах в течение двух лет. Почти все монеты 17 г. до н. э. отмечают секулярные игры.
В продолжение десяти с лишком лет выпускаются монеты с изображением Гая и Луция Цезарей, любимых внуков и усыновленных детей Августа, которых, по его словам, «юношами отняла судьба». Несмотря на многочисленные исследования по нумизматике эпохи Августа, монеты его времени представляют собой источник, до сих пор еще недостаточно использованный.
Из других документальных памятников большое значение имеют надписи. Многие из них говорят об императорском культе. Ряд эпиграфических и папирологических материалов касается вопросов управления. Наиболее важны эдикты Августа из Киренаики63, позволяющие судить о провинциальной политике Августа, об отношении его к наместникам провинций, о методах ограждения провинциалов от произвола администрации, а также о порядке проведения сенатских постановлений. Если «Res gestae» дают программу принципата, то эдикты из Киренаики показывают нам принципат в действии. с.330 Имеют несомненное значение и другие надписи, освещающие самые разнообразные вопросы социальной и политической жизни64.
ПРИНЦИПАТ В АНТИЧНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
До нас не дошло целиком ни одно историческое произведение времен Августа, в котором говорилось бы о последних веках республики и о переходе к принципату. На основании сведений, имеющихся в нашем распоряжении, мы можем лишь сказать, что в историографии того времени были сильны публицистические тенденции и наряду с официальной историографией существовала историография оппозиционная, восхвалявшая последних республиканцев. Но дошедшие до нас отрывки из этих произведений настолько незначительны, что не могут пролить свет на историю эпохи Августа.
Близкой по времени и по тенденции к «Res gestae» является «Сокращенная история» Веллея Патеркула. Это единственный источник, где проведен такой же официальный взгляд, как и у самого Августа. После рассказа о возвращении Августа Веллей Патеркул характеризует положение государства таким образом: «Окончились гражданские войны, продолжавшиеся 20 лет, прекращены войны внешние, возвращен мир, повсюду исчез страх битв, восстановлена сила законов, авторитет суда, величие сената, власть магистратов приобрела прежнее значение… была возвращена первоначальная и старинная форма государства. Снова обрабатываются поля, почитаются святыни, к людям вернулось спокойствие, каждый владеет своим имуществом»65.
Многие выражения Веллея Патеркула повторяют «Res gestae».
Как приходилось уже говорить в другой связи, Веллей Патеркул иногда повторял дословно свои источники. Таким образом, в качестве дополнения к «Res gestae» как официальному документу мы имеем официозный источник, автор которого вышел из военных, был близок ко двору Тиберия, разделял официальную идеологию и трактовал деятельность Августа как восстановление древней формы римского государства. Из фактических сведений, приводимых Веллеем, особенное значение имеют данные о войнах. Они важны как свидетельство современника и участника походов.
Из последующих писателей, произведения которых сохранились до наших дней, Августа часто упоминает Сенека Младший (философ). Сенека не историк и не юрист, он принимал участие в политической жизни своего времени, был близок ко с.331 двору, а в конце жизни к оппозиционным кругам римской аристократии, но это сравнительно мало отражено в его произведениях. В них он моралист и философ в первую очередь. Деятельность Августа интересует его с точки зрения морали. Сенека приводит немало примеров из его деятельности, для того чтобы иллюстрировать то или иное положение своих морализующих рассуждений. Август для Сенеки прежде всего «добрый принцепс» — «princeps bonus», сдерживающий свой гнев, проявляющий великодушие и пр.
Самое понятие «princeps» приобретает у Сенеки иное значение, чем во времена Августа. Сенека употребляет его как синоним слову «rex»: «Principes regesque et quocumque alio nomine sunt tutores status publici»66.
Цари и принцепсы (reges и principes) различаются только по названию. Задача их — быть «опекунами» государства. Император (цезарь) как бы слился с государством, вошел в него: «Olim enim ita se induit rei publicae Caesar ut seduci alterum non posset sine utriusque pernicie»67.
Остатки республиканского строя, сохранившиеся при Августе, постепенно стирались при его преемниках, но исторические произведения писались главным образом представителями сенаторской оппозиции, для которой были характерны идеализация республики и преклонение перед последними республиканскими героями. Соответствующим образом рисовалась и деятельность Августа. Наиболее ярко это направление представлено в историографии Корнелием Тацитом, этим последним представителем «патрицианского образа мыслей», как называл его Энгельс68. Тацит писал в начале II в., и его исторический труд «Анналы» посвящен истории преемников Августа до конца правления Нерона. Второе произведение, написанное ранее «Анналов», — «Истории» — касается событий 68—
По происхождению Тацит не принадлежал к аристократии, но ему лучше, чем кому-либо другому, удалось отразить мировоззрение вымирающей римской аристократии. Прошло более ста лет с того времени, как пала республика, но тема эта осталась живой. Переход к монархии для Тацита — это не только с.332 изменение в области политических отношений, это изменение всего уклада жизни. С падением республики исчезают старинные доблести, вымирают и истинные представители римского духа. Идеал Тацита лежит в прошлом. Законы двенадцати таблиц были для него последним выражением справедливого права; почти все постановления, которые принимались после этого, являлись результатом несогласия сословий, проводились силой и преследовали несправедливые цели. Государство клонилось к упадку, происходили гражданские войны. Только Августу удалось установить мир, но мир этот достался римлянам ценой потери свободы69. Тацит не сомневался в том, что порядок, установленный Августом, был единодержавием. «После Акциума, — говорит он, — дело мира потребовало, чтобы вся власть была передана одному лицу»70. Но каким образом Август достиг этого? У Тацита не исключается возможность иррационального объяснения этого успеха: «Счастье, — говорит он, — постоянно помогало Августу в делах государственных»71. Но вместе с тем Тацит приводит и целый ряд исторических условий, содействовавших успеху политики Августа. Он привлек войско на свою сторону подарками, народ — раздачей хлеба, а всех — сладостью мира. Наиболее пылкие республиканцы погибли в боях, а представители сенаторской знати предпочитали пользоваться подарками или раболепствовать, нежели бороться за возвращение к прошлому. Провинции же, по мнению Тацита, определенно выиграли при новом режиме. Постепенно Август сосредоточивал в своих руках полномочия, принадлежавшие сенату и магистратам. Никто ему не оказывал, да и не мог оказывать сопротивления72.
Оценка Августа у Тацита противоречива. Он передает различные мнения, которые высказывались во времена похорон Августа, и тем самым раскрывает нам свои колебания. Одни находили, что Август вынужден был начать гражданскую войну, чтобы мстить за отца, и должен был вернуть порядок государству. Они указывали, что по отношению к гражданам он руководился правом, к союзникам — умеренностью; он дал государству устройство не с царской властью, не с диктатурой, а с титулом принцепса. Он продвинул и обеспечил от нападений границы римского государства, Рим при нем был украшен великолепными зданиями. Лишь в немногих случаях применялось насилие для общего блага и спокойствия73. с.333 Другие же говорили, что месть за отца и забота о государстве были лишь предлогами. Август стремился к захвату власти и достиг этого ценой жестокости и коварства. Его обвиняли в смерти Гирция и Пансы, в организации проскрипций, в обмане своих коллег по триумвирату. Августу ставили в вину, что «он не оставил ничего для почестей богов, желая, чтобы его почитали храмами и божественными изображениями»74. Август действительно установил мир, но это был мир кровавый. К теме о замирении Тацит возвращается неоднократно, и сам он, видимо, склонен был судить так, как те противники Августа, о которых он говорил. Несомненной иронией звучит его суждение о результатах деятельности Августа в разговоре об ораторах, когда «продолжительное спокойствие, непрерывное бездействие народа, постоянная тишина в сенате и всего более строгие порядки умиротворяли и самое красноречие, как и все остальное»75. Pacauerat, производное от pax, лозунга эпохи Августа, употреблено здесь с оттенком иронии.
Вопрос об организации власти Августом Тацита интересует мало. Он говорит, что Август сделал себя консулом и старался показать, что он довольствуется правами трибуна. В другом месте Тацит также подчеркивает значение трибунской власти. «Это название (tribunicia potestas) Август придумал для того, чтобы не принимать титула царя и тем не менее каким-либо наименованием превосходить всякую другую власть»76. Таким образом, титулы Августа лишь формальность, прикрывающая его единодержавие.
В суждениях Тацита есть доля истины, но вместе с тем они возникли под влиянием тех отношений, которые сложились в эпоху Тацита, когда титулатура времен Августа сохранялась, но потеряла уже всякое значение.
Политический строй, созданный Августом, у его преемников превращается в тиранию, произвол, беззаконие. Тацит отрицательно относится ко всем представителям династии Юлиев-Клавдиев, и это отношение распространяется в известной степени и на Августа, родоначальника династии. Лишь императорам династии Антонинов — Нерве и Траяну удалось соединить свободу и принципат.
Тацит вскрывает тайну императорской власти (arcana imperii): она базируется на войске. Это стало особенно ясно после смерти Нерона, когда, опираясь на войско, можно было сделаться императором не только в Риме, но и в другом месте77.
с.334 Это важное наблюдение вошло в историографию и сохраняет свое значение до наших дней. Значение Тацита заключается в том, что он передал взгляды на Августа определенной части римского общества. Наконец, им было указано, что политику Августа нельзя отрывать от политики его преемников.
Младший современник Тацита — Светоний в биографии Августа приводит немало любопытных сведений. Светоний (бывший секретарь императора Адриана) использовал большое количество источников, но отнесся к ним некритически, ценность его данных в биографии Августа неодинакова. В оценке личности Августа Светоний непоследователен. До победы над своими противниками Август у Светония выступает как человек кровожадный, алчный, вероломный, неискренний и развратный. После же захвата власти — это правитель щедрый, справедливый и милостивый, человек скромный и постоянный. Эта непоследовательность Светония объясняется, вероятно, теми документами, которыми он располагал; документы, относящиеся к периоду до 27 г., исходили из лагеря аристократии, от противников Августа, а источники, относящиеся к последующим временам, были близки к официальным и официозным документам. Недаром у Светония мы находим немало выражений, общих с «Res gestae diui Augusti»78.
В то время как Тацит важен для нас своими выводами и наблюдениями, характеристиками общественных настроений, Светоний ценен фактическими данными, при использовании которых следует учитывать, что наряду с источниками документальными и достоверными Светоний пользовался слухами и анекдотами, распространенными и до его дней в придворной среде. Но в передаче использованных им первоисточников Светоний точен, и его биография Августа является, несомненно, одним из наших главных источников.
Но основным источником по истории принципата Августа является «Римская история» Диона Кассия. Грек по происхождению, Дион Кассий принадлежал к тому слою сенаторской знати, который появился во времена Антонинов, когда стало широко практиковаться включение в состав сената уроженцев эллинизированных городов Востока. Отец Диона был сенатором и управлял провинцией, сам Дион Кассий родился в Никее, получил риторское образование, достиг сенаторского звания, близко стоял ко двору Александра Севера, был консулом и управлял провинциями. В его истории содержатся с.335 наиболее подробные сведения об интересующем нас времени. Это касается и внутреннего положения империи и событий внешней истории. У Диона Кассия мы находим «историю власти Августа»: он отмечает, когда ему присвоены были те или иные полномочия.
Вопрос о достоверности сведений Диона Кассия является одним из спорных в современной историографии. Трудно решить вопрос об его источниках. Вероятно, он имел в своем распоряжении недошедшие до нас книги Тита Ливия, но изложение последнего обрывалось на 9 г. до н. э., и, судя по сохранившимся эпитомам, Тит Ливий уделял главное внимание внешнеполитической истории; можно назвать других авторов (Ауфидия Басса, Кремуция Корда, греческого историка Тимогена), но поскольку нам известна в лучшем случае лишь тенденция их произведений, мы не можем сделать заключение, которое, основываясь на анализе первоисточника Диона, касалось бы достоверности тех или иных частей его «Истории»79. Несомненно, что Дион Кассий обращался иногда и к документальным материалам. Так, он использовал, видимо, извлечения из сенатских постановлений, касающихся наделения Августа различными полномочиями80. Давали ему материал и разные риторические сборники, откуда он если и не брал целиком речи тех или иных исторических деятелей, то пользовался ими как материалами.
У Диона Кассия в его суждениях о принципате Августа вопрос о падении республики и утверждении монархии также играет большую роль.
В оценке Августа Дион Кассий исходит из политической теории, которая господствовала во времена Александра Севера среди сенаторской аристократии. Идеалом автора является такой политический порядок, при котором по милости императора сенат и его члены занимают в государстве почетное положение. Дион Кассий характеризует политический строй, установленный Августом как единодержавие, при котором члены сената пользовались влиянием. По Диону, единовластие Августа не является, как у Тацита, результатом узурпации, а имеет известные основания (передача Августу сенатом власти над государством на определенные сроки). Наиболее полно выражены взгляды Диона Кассия в
Важное значение приобретает выражение φροντὶς καὶ с.337 προστασία τῶν κοινῶν πᾶσα. Для решения вопроса о характере полномочий Августа необходимо установить, являются ли эти слова дословным переводом определенной формулы римского публичного права или же заимствованы из словаря позднегреческих политических теорий. Подобная же неопределенность наблюдается и в других тождественных случаях.
Композиция труда Диона Кассия является, несомненно, сложной. Он пользуется анналистическим приемом расположения материала (по годам), но пытается объединить его систематическим изложением. В результате хронология его не всегда надежна.
Большим преимуществом его труда является то, что он передает сенатские постановления; но Дион Кассий не учитывал, что иногда эти постановления не утверждались, отменялись, ограничивались. Нет уверенности, что он излагал эти постановления всегда точно и удачно находил греческие выражения для соответствующих латинских терминов. Наконец, изложение Диона, не всегда ясное и точное, представляет собой конструкцию, подтверждающую его философско-политический тезис. К такого рода конструкциям относятся, видимо, сообщения, касающиеся политического положения Августа в 29 и 27 гг. Нет оснований поэтому смотреть на труд Диона Кассия, как на своего рода подлинный политический документ83, хотя в целом он является надежным источником.
Ряд данных содержится у историков-компиляторов императорского времени: Юстина, Флора, Евтропия, Аврелия Виктора. Наибольший интерес представляет произведение Юстина, давшего сокращение исторического произведения галльского уроженца Помпея Трога, который писал во времена Августа и который отрицательно относился к установленному римлянами господству над миром. Менее интересны другие писатели84. Отметим, что личность Августа привлекла внимание Юлиана Отступника, давшего ему яркую характеристику, в которой Август называется хамелеоном.
Не будем останавливаться на отношении к Августу христианских писателей конца античного мира и эпохи средних веков. В центре всякого рода легенд, которые создавались вокруг имени Августа, лежало предание, что в правление Августа родился основатель христианской религии85. Легенды, созданные в эпоху раннего христианства и в средние века, больше относятся к средневековому эпосу, чем к римской истории.
ПРИМЕЧАНИЯ