Кризис спартанского полиса
(конец V — начало IV вв. до н. э.)

Часть I. Глава 1

СПАРТАНСКИЙ ПОЛИС НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ.
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СДВИГИ

1. ЗАГОВОР КИНАДОНА

Одним из инте­рес­ней­ших сюже­тов соци­аль­но-поли­ти­че­ской исто­рии Спар­ты клас­си­че­ско­го пери­о­да явля­ет­ся так назы­вае­мый заго­вор Кина­до­на, о кото­ром мы узна­ем глав­ным обра­зом от Ксе­но­фон­та (Гр. ист., III, 3, 4—11). Этот рас­сказ Ксе­но­фонт поме­ща­ет в третьей кни­ге «Гре­че­ской исто­рии» («Hel­le­ni­ca») меж­ду сюже­та­ми о воца­ре­нии Аге­си­лая и о под­готов­ке его к экс­пе­ди­ции в Малую Азию. Закон­чив изло­же­ние собы­тий, свя­зан­ных с борь­бой за пре­стол меж­ду Лео­ти­хидом и Аге­си­ла­ем, Ксе­но­фонт за точ­ку отсче­та в сво­ей хро­но­ло­ги­че­ской кан­ве берет нача­ло цар­ст­во­ва­ния Аге­си­лая и по нему уже опре­де­ля­ет вре­мя нача­ла заго­во­ра. «Аге­си­лай не про­цар­ст­во­вал еще года, как одна­жды… про­ри­ца­тель заявил, что боги ука­зы­ва­ют на какой-то ужас­ней­ший заго­вор» (Гр. ист., III, 3, 4; здесь и далее пере­вод С. Я. Лурье). В науч­ной лите­ра­ту­ре за пер­вый год прав­ле­ния Аге­си­лая при­ни­ма­ют 399 г., а сле­до­ва­тель­но, заго­вор Кина­до­на дати­ру­ют 398 г. (Здесь и далее при всех датах наме­рен­но упу­ще­ны сло­ва «до нашей эры»).

Кро­ме Ксе­но­фон­та о заго­во­ре Кина­до­на упо­ми­на­ют так­же Ари­сто­тель (Пол., V, 6, 2, p. 1306) и Поли­ен (II, 14, 1). Оба они, по-види­мо­му, име­ли сво­им источ­ни­ком Ксе­но­фон­та, хотя в отно­ше­нии Ари­сто­те­ля с пол­ной уве­рен­но­стью это­го утвер­ждать нель­зя: слиш­ком крат­кой явля­ет­ся замет­ка Ари­сто­те­ля о Кина­доне. Для Ари­сто­те­ля заго­вор Кина­до­на — один из мно­го­чис­лен­ных исто­ри­че­ских при­ме­ров государ­ст­вен­ных пере­во­ротов или неудав­ших­ся их попы­ток, кото­ры­ми так изоби­лу­ет пятая кни­га его «Поли­ти­ки». Опе­ри­руя бога­тым исто­ри­че­ским мате­ри­а­лом, Ари­сто­тель дает обзор раз­лич­ных попы­ток coups d’etat в исто­рии Спар­ты, начи­ная от мифи­че­ских пар­фе­ни­ев и кон­чая при­ме­ра­ми из «новой» исто­рии это­го государ­ства. Заго­вор Кина­до­на он поме­ща­ет в один ряд с попыт­кой реген­та Пав­са­ния захва­тить всю власть в государ­стве или с замыс­ла­ми Лисанд­ра отно­си­тель­но уни­что­же­ния цар­ской вла­сти (Пол., V, 6, 2, p. 1306b). Эти при­ме­ры пона­до­би­лись Ари­сто­те­лю для иллю­ст­ра­ции сво­ей мыс­ли о неиз­беж­но­сти кон­фрон­та­ции силь­ной лич­но­сти и государ­ства в общи­нах спар­тан­ско­го типа.

Если Ари­сто­тель толь­ко упо­ми­на­ет о заго­во­ре Кина­до­на в после­до­ва­тель­ном спис­ке при­ме­ров неудав­ших­ся пере­во­ротов, то для Поли­е­на, авто­ра сочи­не­ния «Воен­ные хит­ро­сти» (ок. 162 г. н. э.), исто­рия Кина­до­на — это повод рас­ска­зать о тай­ных мето­дах эфо­ров, кото­рые те при­ме­ня­ли для уни­что­же­ния сво­их про­тив­ни­ков. Вер­сия Поли­е­на в общем не отли­ча­ет­ся от рас­ска­за Ксе­но­фон­та. Из срав­не­ния обо­их тек­стов вид­но, что рас­сказ Поли­е­на — это крат­кий кон­спект пер­во­ис­точ­ни­ка, т. е. Ксе­но­фон­та. Ни Ари­сто­тель, ни Поли­ен не вно­сят каких-либо суще­ст­вен­ных допол­не­ний к нашим зна­ни­ям о заго­во­ре Кина­до­на. Здесь бес­спо­рен при­о­ри­тет Ксе­но­фон­та. Но для нас без­услов­но важ­но уже то, что Ари­сто­тель не толь­ко знал об этом фак­те, но поме­щал его в один ряд с самы­ми зна­чи­тель­ны­ми собы­ти­я­ми и лич­но­стя­ми спар­тан­ской исто­рии.

Заго­вор Кина­до­на — очень любо­пыт­ный и тра­ги­че­ский эпи­зод в исто­рии Спар­ты. По-сво­е­му это совер­шен­но уни­каль­ный слу­чай, парал­ле­лей кото­ро­му мы не зна­ем. Бла­го­да­ря подроб­но­му рас­ска­зу Ксе­но­фон­та, изло­жен­но­му в весь­ма дра­ма­ти­че­ской фор­ме, мож­но рекон­струи­ро­вать всю недол­гую исто­рию этой неудав­шей­ся попыт­ки государ­ст­вен­но­го пере­во­рота. Пер­вый вопрос, кото­рый воз­ни­ка­ет при изу­че­нии тек­ста Ксе­но­фон­та, — это вопрос о лич­но­сти руко­во­ди­те­ля заго­во­ра. Из рас­ска­за Ксе­но­фон­та мож­но полу­чить пред­став­ле­ние о при­мер­ном воз­расте Кина­до­на и об его соци­аль­ном ста­ту­се: «Это был юно­ша, силь­ный телом и духом, но не при­над­ле­жав­ший к сосло­вию гоме­ев» (Гр. ист., III, 3, 5). О том, что ему было никак не мень­ше 30 лет, гово­рит, во-пер­вых, сам текст Ксе­но­фон­та, где Кина­дон назван не про­сто «юно­шей», а «юно­шей по виду». Во-вто­рых, об этом свиде­тель­ст­ву­ет тот факт, что к момен­ту заго­во­ра Кина­дон уже неод­но­крат­но выпол­нял раз­лич­ные пору­че­ния эфо­ров, а это пред­по­ла­га­ет дости­же­ние извест­но­го воз­рас­та (III, 3, 9).

Труд­нее опре­де­лить соци­аль­ный ста­тус Кина­до­на. Един­ст­вен­ное пря­мое свиде­тель­ство — это утвер­жде­ние Ксе­но­фон­та, что Кина­дон не при­над­ле­жал к сосло­вию «рав­ных» (Гр. ист., III, 3, 5). Посколь­ку в дан­ном слу­чае важ­но было пока­зать соци­аль­ную про­пасть меж­ду пра­вя­щей вер­хуш­кой Спар­ты и огром­ной мас­сой все­го осталь­но­го насе­ле­ния, как граж­дан­ско­го, так и неграж­дан­ско­го, то водо­раздел он про­вел по самой верх­ней гра­ни­це, отде­ля­ю­щей «рав­ных» от абсо­лют­но­го боль­шин­ства спар­тан­ско­го наро­да. Одна­ко, хотя Кина­дон и не при­над­ле­жал к поли­ти­че­ской эли­те спар­тан­ско­го обще­ства, бес­спор­но одно — он был спар­тан­ским граж­да­ни­ном. В про­тив­ном слу­чае он никак не мог бы при­ни­мать уча­стия во внут­ри­по­ли­ти­че­ских акци­ях эфо­ров и не имел бы тес­ных кон­так­тов с таким ари­сто­кра­ти­че­ским инсти­ту­том, каким был в Спар­те кор­пус всад­ни­ков. Тем не менее заме­ча­ние Ксе­но­фон­та отно­си­тель­но исклю­че­ния Кина­до­на из чис­ла «рав­ных» гово­рит в поль­зу того, что в какой-то мере он был ущем­лен в сво­их граж­дан­ских пра­вах. По неиз­вест­ным нам при­чи­нам (воз­мож­но, это была поте­ря кле­ра) его соци­аль­ный ста­тус был пони­жен, и он попал ско­рее все­го в раз­ряд гипо­мей­о­нов. Гипо­мей­о­на­ми в Спар­те назы­ва­ли таких спар­ти­а­тов, кото­рые поте­ря­ли часть сво­их граж­дан­ских прав. В пере­во­де это сло­во озна­ча­ет «млад­шие», «мень­шие», «опу­стив­ши­е­ся». Впер­вые этот тер­мин зафик­си­ро­ван у Ксе­но­фон­та (III, 3, 6). Воз­мож­но, и само поня­тие «опу­стив­ши­е­ся спар­ти­а­ты» так­же воз­ник­ло неза­дол­го до это­го и было свя­за­но с введе­ни­ем зако­на Эпи­та­дея (о гипо­мей­о­нах и законе Эпи­та­дея см. соот­вет­ст­ву­ю­щие гла­вы насто­я­ще­го посо­бия).

Раз­бе­рем подроб­но текст Ксе­но­фон­та о заго­во­ре Кина­до­на, кото­рый начи­на­ет­ся с крат­ко­го, но весь­ма дра­ма­ти­че­ско­го введе­ния. В то вре­мя, как царь Аге­си­лай совер­шал обыч­ные жерт­во­при­но­ше­ния от име­ни государ­ства, про­ри­ца­тель сооб­щил ему, что «боги ука­зы­ва­ют на какой-то ужас­ней­ший заго­вор» (Гр. ист., III, 3, 4). Все даль­ней­шие попыт­ки царя полу­чить бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния ни к чему не при­ве­ли. И толь­ко на чет­вер­тый раз ему уда­лось добить­ся хоро­ших резуль­та­тов. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что руко­вод­ство поли­са с помо­щью целой серии неудач­ных жерт­во­при­но­ше­ний пыта­лось при­ко­вать вни­ма­ние общи­ны к тре­вож­ной ситу­а­ции в государ­стве. По-види­мо­му, Аге­си­лай уже имел какие-то дан­ные о заго­во­ре и, дей­ст­вуя по зара­нее раз­ра­ботан­но­му сце­на­рию, ста­рал­ся создать опре­де­лен­ных пси­хо­ло­ги­че­ский настрой у сограж­дан.

Далее собы­тия при­об­ре­та­ют стре­ми­тель­ный харак­тер. Через несколь­ко дней к эфо­рам посту­пил донос о заго­во­ре, при­чем в нем был ука­зан и руко­во­ди­тель заго­во­ра — Кина­дон (Гр. ист., III, 3, 4). Имя донос­чи­ка Ксе­но­фонт не назы­ва­ет, ско­рее все­го, он его и не знал, ведь дело было очень тем­ное и дели­кат­ное. A prio­ri было ясно, что в заго­во­ре мог­ли быть заме­ша­ны пред­ста­ви­те­ли мно­гих спар­тан­ских семей, и пото­му эфо­ры пред­по­чи­та­ли дей­ст­во­вать быст­ро и тай­но.

Ксе­но­фонт в фор­ме диа­ло­га меж­ду эфо­ра­ми и донос­чи­ком рису­ет зло­ве­щую кар­ти­ну состо­я­ния спар­тан­ско­го обще­ства (Гр. ист., III, 3, 5—7), бла­го­да­ря чему ста­но­вит­ся более понят­ным харак­тер про­ис­хо­дя­щих в Спар­те про­цес­сов. На сме­ну «узкой оли­гар­хии спар­ти­а­тов» к нача­лу IV в. При­шла «еще более узкая оли­гар­хия гоме­ев». Послед­ние нахо­ди­лись в пугаю­щем мень­шин­стве по срав­не­нию с уни­жен­ной и враж­деб­но к ним отно­ся­щей­ся мас­сой. Судя по рас­ска­зу Ксе­но­фон­та, Кина­дон счи­тал сво­и­ми есте­ствен­ны­ми союз­ни­ка­ми все кате­го­рии спар­тан­ско­го насе­ле­ния, за исклю­че­ни­ем лишь тех, кто вхо­дил в состав общи­ны «рав­ных». Далее в тек­сте Ксе­но­фон­та дает­ся по-сво­е­му уни­каль­ный спи­сок всех непол­но­прав­ных групп спар­тан­ско­го обще­ства. Донос­чик рису­ет перед эфо­ра­ми страш­ную кар­ти­ну: по его сло­вам, замыс­лы заго­вор­щи­ков пол­но­стью сов­па­да­ют «со стрем­ле­ни­я­ми всех ило­тов, нео­да­мо­дов, гипо­мей­о­нов, перие­ков», и эти люди испы­ты­ва­ют такую нена­висть к спар­ти­а­там, что «никто не может скрыть, что он с удо­воль­ст­ви­ем съел бы их живьем» (III, 3, 6). Судя по при­веден­но­му Ксе­но­фон­том пере­ч­ню, соци­аль­ная база заго­во­ра мог­ла быть очень широ­кой. Одна­ко руко­во­ди­те­ли заго­во­ра были явно не из наро­да, хотя и пыта­лись сбли­зить себя с ним. У Ксе­но­фон­та мы нахо­дим сле­дую­щие сведе­ния отно­си­тель­но истин­но­го чис­ла заго­вор­щи­ков. «На вопрос эфо­ров, сколь­ко было… соучаст­ни­ков в заго­во­ре, тот [донос­чик — Л. П.] отве­тил, что… руко­во­ди­те­ли заго­во­ра посвя­ти­ли в свои пла­ны лишь немно­гих и при­том лишь самых надеж­ных людей» (III, 3, 6). О пра­вах, кото­ры­ми обла­да­ли эти люди, мож­но лишь гадать, одна­ко несколь­ко ука­за­ний в тек­сте Ксе­но­фон­та застав­ля­ют думать, что речь идет о спар­ти­а­тах. Сам Кина­дон, по сло­вам Ксе­но­фон­та, неод­но­крат­но испол­нял пору­че­ния эфо­ров и при этом поль­зо­вал­ся услу­га­ми кор­пу­са «всад­ни­ков» (III, 3, 9). Сре­ди вид­ных участ­ни­ков заго­во­ра Ксе­но­фонт так­же назы­ва­ет про­ри­ца­те­ля Тиса­ме­на (III, 3, 11), кото­рый, по-види­мо­му, был чле­ном зна­ме­ни­то­го жре­че­ско­го рода Иамидов из Элиды. Его дед, так­же Тиса­мен, в 480 г. Был при­нят в спар­тан­скую общи­ну и на про­тя­же­нии мно­гих лет зани­мал пост глав­но­го жре­ца-про­ри­ца­те­ля в Спар­те (Герод., IX, 33, 35; Павс., III, 11, 5—8). По сло­вам Геро­до­та, Тиса­мен и «его брат были един­ст­вен­ны­ми людь­ми, кото­рые сде­ла­лись спар­тан­ски­ми граж­да­на­ми» (IX, 35). Извест­ны и дру­гие пред­ста­ви­те­ли это­го рода. Так, брат наше­го заго­вор­щи­ка Агий при­ни­мал уча­стие в бит­ве при Эгос­пота­мах (Павс., III, 11, 5). Все это, конеч­но, гово­рит в поль­зу того, что Тиса­мен, как и Кина­дон, был спар­ти­а­том, при­чем доста­точ­но вид­ным, а уча­стие тако­го чело­ве­ка в заго­во­ре свиде­тель­ст­ву­ет о глу­бо­ком рас­ко­ле спар­тан­ской общи­ны. То, что Ксе­но­фонт не при­во­дит в тек­сте родо­слов­ной Тиса­ме­на, не уди­ви­тель­но. В Спар­те и так пре­крас­но зна­ли «кто есть кто», а ком­про­ме­ти­ро­вать перед внеш­ним миром его бра­та Агия, чело­ве­ка, воз­мож­но, близ­ко­го Лисанд­ру, Ксе­но­фонт вовсе не хотел.

Еще одним дока­за­тель­ст­вом тому, что тай­ное обще­ство Кина­до­на состо­я­ло по пре­иму­ще­ству из спар­ти­а­тов, слу­жит заме­ча­ние Ксе­но­фон­та о воору­же­нии заго­вор­щи­ков (Гр. ист., III, 3, 7). Ока­зы­ва­ет­ся, заго­вор­щи­ки име­ли соб­ст­вен­ное ору­жие. А как извест­но, в Спар­те толь­ко чле­ны граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва име­ли пра­во в мир­ное вре­мя носить ору­жие. Воору­жен­ным и орга­ни­зо­ван­ным пра­виль­ным обра­зом заго­вор­щи­кам про­ти­во­по­став­ля­ет­ся без­оруж­ная народ­ная мас­са, кото­рая, по сло­вам Кина­до­на, в момент выступ­ле­ния может воору­жить­ся чем попа­ло — любы­ми оруди­я­ми ремес­лен­но­го труда (III, 3, 7). Эта кар­ти­на, нари­со­ван­ная Ксе­но­фон­том, вполне соот­вет­ст­ву­ет логи­ке любых пере­во­ротов свер­ху, при кото­рых узкая груп­па заго­вор­щи­ков из гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са дела­ет став­ку на выступ­ле­ние народ­ных масс. Очень похо­жий меха­низм заго­во­ра дей­ст­во­вал, напри­мер, в Афи­нах во вре­ме­на Писи­стра­ти­дов. Ари­сто­ги­тон и его сто­рон­ни­ки соста­ви­ли заго­вор, при­чем, по сло­вам Фукидида, «заго­вор­щи­ков ради без­опас­но­сти было немно­го. Если лишь горсть храб­ре­цов, рас­суж­да­ли они, отва­жит­ся напасть на Гип­пия и его тело­хра­ни­те­лей, то воору­жен­ная тол­па непо­свя­щен­ных в заго­вор тот­час же при­со­еди­нит­ся к ним в борь­бе за сво­бо­ду» (Фук., VI, 56, 3; пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го).

Если первую часть рас­ска­за Ксе­но­фон­та мож­но назвать исто­ри­ей заго­во­ра Кина­до­на, то вто­рая часть пред­став­ля­ет собой исто­рию «кон­тр­за­го­во­ра» эфо­ров (Гр. ист., III, 3, 8—11). С боль­шим зна­ни­ем дела Ксе­но­фонт пере­чис­ля­ет те меры, кото­рые были пред­при­ня­ты эфо­ра­ми. Так, Ксе­но­фонт гово­рит, что «они не созва­ли даже так назы­вае­мой малой эккле­сии» (речь, по-види­мо­му, идет о собра­нии «рав­ных»), но сов­мест­но с герон­та­ми вынес­ли общее реше­ние выслать Кина­до­на из горо­да и аре­сто­вать его в Авлоне (III, 3, 8). Конеч­но, подоб­ный маневр невоз­мож­но было обсуж­дать ни в каком народ­ном собра­нии. Эфо­ры, застиг­ну­тые край­ней опас­но­стью, сте­пень кото­рой они не зна­ли, доби­ва­лись под­держ­ки геру­сии на тот слу­чай, если в даль­ней­шем их дей­ст­вия пока­за­лись бы спор­ны­ми.

Для того, чтобы изо­ли­ро­вать Кина­до­на и тай­но обез­гла­вить заго­вор, эфо­ры выду­ма­ли прав­до­по­доб­ный пред­лог — Кина­до­на посла­ли в Авлон (Север­ная Мес­се­ния) и при­ка­за­ли «ему при­ве­сти… несколь­ко авло­ни­тов и ило­тов, име­на кото­рых были напи­са­ны на ски­та­ле» (Гр. ист., III, 3, 8). Ксе­но­фонт, желая пояс­нить при­чи­ну тако­го реше­ния вла­стей, добав­ля­ет, что «Кина­дон уже не раз испол­нял тако­го рода пору­че­ния эфо­ров» (III, 3, 9). По-види­мо­му, он был посто­ян­ным участ­ни­ком тако­го рода кара­тель­ных отрядов, кото­рые вре­мя от вре­ме­ни про­че­сы­ва­ли спар­тан­скую терри­то­рию. Так что выдум­ка, к кото­рой при­бег­ли эфо­ры, чтобы уда­лить Кина­до­на из горо­да, бес­спор­но, была прав­до­по­доб­на. У Ксе­но­фон­та кар­ти­на гото­вя­щей­ся кара­тель­ной экс­пе­ди­ции несет печать досто­вер­но­сти. Он назы­ва­ет целый ряд весь­ма крас­но­ре­чи­вых дета­лей, кото­рые вполне мож­но поло­жить в осно­ву рекон­струк­ции подоб­ных пред­при­я­тий. Так, мы нахо­дим упо­ми­на­ние даже о трех повоз­ках, на кото­рых сле­до­ва­ло при­вез­ти в Спар­ту аре­сто­ван­ных перие­ков и ило­тов (III, 3, 9). Все эти реа­лии дают пред­став­ле­ние о поли­цей­ской систе­ме спар­тан­ско­го государ­ства и при­да­ют все­му рас­ска­зу Ксе­но­фон­та коло­рит досто­вер­но­сти.

Узнав о заго­во­ре, эфо­ры реши­ли вовлечь в свой «кон­тр­за­го­вор» стар­ше­го гип­па­гре­та, одно­го из трех руко­во­ди­те­лей спар­тан­ско­го кор­пу­са «всад­ни­ков». Как извест­но, имен­но эфо­ры назна­ча­ли трех гип­па­гре­тов, что свиде­тель­ст­ву­ет о тес­ных кон­так­тах меж­ду ними и кор­пу­сом «всад­ни­ков» (Ксен. Лак. пол., IV, 3), исполь­зо­ва­ние кото­ро­го в каче­стве поли­цей­ской силы для подав­ле­ния внут­рен­них смут было, оче­вид­но, в поряд­ке вещей. Соглас­но тай­ной инструк­ции, полу­чен­ной от эфо­ров, гип­па­грет послал вме­сте с Кина­до­ном в Авлон несколь­ко под­чи­нен­ных ему «юно­шей», кото­рые были постав­ле­ны в извест­ность о пред­сто­я­щей им тай­ной мис­сии. Для стра­хов­ки эфо­ры посла­ли в Авлон так­же кон­ный отряд (Ксен. Гр. ист., III, 3, 10), о чем Кина­дон, есте­ствен­но, не знал. Соглас­но Поли­е­ну, этот кон­ный отряд дол­жен был при­быть в Авлон рань­ше Кина­до­на. В отли­чие от кор­пу­са «всад­ни­ков», кото­рый пол­но­стью состо­ял из спар­тан­ских юно­шей и толь­ко по наиме­но­ва­нию ассо­ции­ро­вал­ся с регу­ляр­ной кон­ни­цей, мора всад­ни­ков, о кото­рой упо­ми­на­ет Ксе­но­фонт, по-види­мо­му, состо­я­ла из насто­я­щих всад­ни­ков.

В Авлоне все про­изо­шло по раз­ра­ботан­но­му эфо­ра­ми сце­на­рию. Кина­дон был аре­сто­ван, «сознал­ся во всем и назвал име­на соучаст­ни­ков» после это­го он был поспеш­но пре­про­вож­ден в Спар­ту, но еще рань­ше «кон­ный гонец при­нес прото­кол с име­на­ми выдан­ных Кина­до­ном соучаст­ни­ков» (Ксен. Гр. ист., III, 3, 10—11). Ксе­но­фонт нигде не гово­рит, каким спо­со­бом уда­лось вытя­нуть из Кина­до­на все необ­хо­ди­мые сведе­ния. Оче­вид­но, «юно­шам», сопро­вож­дав­шим Кина­до­на, раз­ре­ше­но было дей­ст­во­вать как угод­но, вплоть до при­ме­не­ния пыток. Поли­ен пря­мо гово­рит о том, что Кина­до­на пыта­ли (Поли­ен, II, 14, 1); да и как ина­че мож­но было так быст­ро узнать от него име­на заго­вор­щи­ков (Ксен. Гр. ист., III, 3, 10). По сло­вам Ксе­но­фон­та, эфо­рам уда­лось аре­сто­вать всех вид­ных участ­ни­ков заго­во­ра еще до при­бы­тия Кина­до­на в Спар­ту (III, 3, 11). На про­цес­се, про­ис­хо­див­шем в самой Спар­те, Кина­дон под­твер­дил все свои преж­ние пока­за­ния, а на вопрос о моти­вах заго­во­ра, заявил, что «зате­ял заго­вор из жела­ния быть не ниже вся­ко­го дру­го­го в Лакеде­моне» (III, 3, 11).

На этом месте соб­ст­вен­но и кон­ча­ет­ся рас­сказ Ксе­но­фон­та о заго­во­ре Кина­до­на. О каз­ни заго­вор­щи­ков Ксе­но­фонт уже не сооб­ща­ет. Но, конеч­но, пол­ное отсут­ст­вие страш­ных реа­лий в рас­ска­зе Ксе­но­фон­та вовсе не озна­ча­ет, что их не было в дей­ст­ви­тель­но­сти. Поли­ен пря­мо гово­рит о том, что эфо­ры «без вся­ко­го сму­ще­ния при­ка­за­ли убить всех, на кого был донос, за исклю­че­ни­ем само­го донос­чи­ка» (Поли­ен, II, 14, 1).

Тра­ди­ция, пред­став­лен­ная таки­ми авто­ри­те­та­ми, как Ари­сто­тель и Ксе­но­фонт, дает нам заме­ча­тель­ную воз­мож­ность судить о соци­аль­но-поли­ти­че­ских моти­вах и целях заго­во­ра Кина­до­на. Ари­сто­тель глав­ную при­чи­ну усмат­ри­вал в узкоэ­го­и­сти­че­ских инте­ре­сах руко­во­ди­те­ля заго­во­ра Кина­до­на, кото­рым дви­га­ло исклю­чи­тель­но лич­ное често­лю­бие. По его сло­вам, Кина­дон устро­ил воору­жен­ный заго­вор про­тив спар­ти­а­тов из-за того, что, «будучи чело­ве­ком муже­ст­вен­ным, не зани­мал в государ­стве над­ле­жа­ще­го почет­но­го поло­же­ния» (Пол., V, 6, 2, p. 1306b). При­мер с Кина­до­ном пона­до­бил­ся Ари­сто­те­лю для того, чтобы про­де­мон­стри­ро­вать опас­ность отстра­не­ния от управ­ле­ния государ­ст­вом людей муже­ст­вен­ных и энер­гич­ных, осо­бен­но в тех поли­сах, где пра­вя­щий класс коли­че­ст­вен­но неве­лик, а ума­лен­ные в пра­вах име­ют в сво­ем рас­по­ря­же­нии ору­жие. Ари­сто­тель, веро­ят­но, имел в виду имен­но слу­чай с Кина­до­ном, когда сове­то­вал ари­сто­кра­ти­че­ским пра­ви­тель­ствам при­ни­мать в состав пра­вя­ще­го клас­са пред­ста­ви­те­лей дру­гих сосло­вий, назы­вая это «вра­чеб­ным сред­ст­вом», необ­хо­ди­мым для поли­ти­че­ско­го рав­но­ве­сия (Пол., V, 7, 8, p. 1308a).

Отдель­ные заме­ча­ния Ксе­но­фон­та, раз­бро­сан­ные в его рас­ска­зе о заго­во­ре Кина­до­на, созда­ют впе­чат­ле­ние, что сам Ксе­но­фонт усмат­ри­вал цель заго­во­ра в удо­вле­тво­ре­нии соци­аль­но­го често­лю­бия той части спар­ти­а­тов, кото­рые ока­за­лись вне общи­ны «рав­ных» (Гр. ист., III, 3; 5; 11).

Для уяс­не­ния всей сово­куп­но­сти при­чин, при­вед­ших к заго­во­ру Кина­до­на, и о его месте в соци­аль­но-поли­ти­че­ской борь­бе в Спар­те надо иметь в виду сле­дую­щие фак­то­ры. Во-пер­вых, воз­ник­но­ве­ние в пери­од Пело­пон­нес­ской вой­ны новой ари­сто­кра­тии, кото­рая по сво­е­му соци­аль­но­му соста­ву была дале­ко не одно­род­на. Сре­ди них были, веро­ят­но, и гипо­мей­о­ны, и нео­да­мо­ды, и мофа­ки. Одна­ко в экс­тре­маль­ных усло­ви­ях вой­ны эти люди ничем не отли­ча­лись по сво­е­му ста­ту­су от пред­ста­ви­те­лей общи­ны «рав­ных». Они участ­во­ва­ли в дале­ких похо­дах, зани­ма­ли самые вид­ные посты в армии, назна­ча­лись пра­ви­те­ля­ми (гар­мо­ста­ми) поко­рен­ных горо­дов. Там, за пре­де­ла­ми Спар­ты, об их про­ис­хож­де­нии никто и не вспо­ми­нал. Но кон­чи­лась вой­на, и все изме­ни­лось.

Во-вто­рых, не исклю­че­но, что ядро заго­во­ра состо­я­ло в основ­ном из быв­ших спо­движ­ни­ков Лисанд­ра, кото­рые и после вой­ны не поте­ря­ли кон­так­тов со сво­им уже опаль­ным пол­ко­вод­цем. У нас нет ника­ких дан­ных об уча­стии Лисанд­ра в заго­во­ре. Одна­ко Лисандр с его опы­том орга­ни­за­ции вся­ко­го рода гете­рий вполне мог сто­ять за кули­са­ми собы­тий. Тут мож­но учесть и его соб­ст­вен­ное не совсем чистое про­ис­хож­де­ние, и преды­ду­щий опыт обра­ще­ния к низам обще­ства отдель­ных поли­ти­че­ских дея­те­лей Спар­ты. Во вся­ком слу­чае в этом обви­ня­ли Клео­ме­на и Пав­са­ния (Герод., VI, 74; Фук., I, 132, 4). Не объ­яс­ня­ет­ся ли столь ско­рая и реши­тель­ная рас­пра­ва эфо­ров над заго­вор­щи­ка­ми их жела­ни­ем замять поли­ти­че­ский скан­дал, коль ско­ро в нем был заме­шан Лисандр?

Затем, нали­чие в стране поли­ти­че­ско­го кри­зи­са. Об оже­сто­чен­ной борь­бе в Спар­те после окон­ча­ния Пело­пон­нес­ской вой­ны свиде­тель­ст­ву­ют мно­гие фак­ты: спо­ры и раз­но­гла­сия по пово­ду денег, при­слан­ных Лисанд­ром из Малой Азии, про­ти­во­ре­чи­вое поведе­ние Спар­ты по отно­ше­нию к Афи­нам в 403 г., борь­ба за пре­сто­ло­на­следие и узур­па­ция вла­сти Аге­си­ла­ем, опа­ла Лисанд­ра, изгна­ние царя Пав­са­ния и т. д.

Далее, нали­чие в стране глу­бо­ко­го соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го кри­зи­са, кото­рый про­явил­ся в коли­че­ст­вен­ном несоот­вет­ст­вии меж­ду все умень­шаю­щим­ся чис­лом пол­но­прав­ных граж­дан и огром­ной мас­сой обни­щав­ших спар­тан­цев. Раз­мы­ва­ние граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва в Спар­те было уско­ре­но при­ня­ти­ем сра­зу после Пело­пон­нес­ской вой­ны ново­го зако­на, вошед­ше­го в исто­рию под име­нем «ретры Эпи­та­дея» (Плут. Агис, 5; Арист. Пол., II, 6, 10, p. 1270a). Пре­крас­ную иллю­ст­ра­цию рас­ко­ла спар­тан­ской общи­ны на два враж­дую­щих лаге­ря дает нам Ксе­но­фонт. По его сло­вам, соот­но­ше­ние поли­ти­че­ской эли­ты спар­тан­ско­го обще­ства ко все­му осталь­но­му граж­дан­ско­му насе­ле­нию пред­став­ля­ет собой про­пор­цию 1 : 100 (Гр. ист., III, 3, 5). Пусть эти циф­ры несколь­ко завы­ше­ны, но в них про­яв­ля­ет­ся вполне опре­де­лен­ная тен­ден­ция. Спар­тан­ское обще­ство нача­ла IV в. — это обще­ство уже боль­ное, лишен­ное внут­рен­ней гомо­ген­но­сти, рас­ко­ло­тое на раз­но­род­ные эле­мен­ты. Уж если такие люди, как Кина­дон и Тиса­мен, высту­па­ли про­тив сво­ей общи­ны и даже скло­ня­лись к мыс­ли о воз­мож­ных поли­ти­че­ских кон­так­тах с илота­ми, то это — бес­спор­ное свиде­тель­ство глу­бо­ко­го соци­аль­но­го и поли­ти­че­ско­го кри­зи­са, охва­тив­ше­го Спар­ту сра­зу после Пело­пон­нес­ской вой­ны. Заго­вор Кина­до­на с этой точ­ки зре­ния — это одно из про­яв­ле­ний обще­го кри­зи­са поли­са IV в.

Непо­сред­ст­вен­ным резуль­та­том подав­ле­ния заго­во­ра Кина­до­на мож­но счи­тать, по-види­мо­му, вре­мен­ное укреп­ле­ние поли­ти­че­ской орга­ни­за­ции Спар­ты, что нашло свое выра­же­ние преж­де все­го в отсут­ст­вии раз­но­гла­сий меж­ду царя­ми и эфо­ра­ми. В прав­ле­ние Аге­си­лая мы не зна­ем ни одно­го слу­чая кон­фрон­та­ции цар­ской вла­сти и эфо­ра­та.