Кризис спартанского полиса
(конец V — начало IV вв. до н. э.)
Часть I. Глава 1
СПАРТАНСКИЙ ПОЛИС НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ.
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СДВИГИ
Публикуется по электронной версии, предоставленной Центром антиковедения СПбГУ, 2000 г.
2. НЕОДАМОДЫ
Неодамоды как особая социальная группа спартанского общества сформировалась, по-видимому, в начале Пелопоннесской войны. Выделившись из всего корпуса илотов, она вместе со своим новым статусом получила и новое словесное оформление. Хотя термин «неодамод» кажется совершенно прозрачным, впрочем как и многие другие слова, относящиеся к спартанской социальной терминологии, однако при переводе и толковании его могут возникнуть некоторые затруднения. Этот термин можно переводить и как «новые граждане» и как «люди, вновь присоединенные к народу».
Известное несоответствие между реальным статусом неодамодов и словесным оформлением этой группы спартанского населения было замечено давно. И в зависимости от различного толкования как самого термина, так и всего комплекса источников, относящихся к неодамодам, решался и вопрос о возможном их гражданстве. К сожалению, состояние источников таково, что с большой долей вероятности можно только предполагать, что неодамоды, подобно афинским метекам, были лично свободны, но гораздо труднее решить вопрос о степени включения их в гражданский коллектив Спарты. Ксенофонт в рассказе о заговоре Кинадона помещает неодамодов между илотами и гипомейонами, т. е. бесспорно относит их к неполноправным группам населения. Но какова была степень их неполноправности, на этот вопрос однозначного ответа в наших источниках нет, хотя какие-то предположения общего порядка и можно высказать.
Конечно, в таком кастовом государстве, каким была Спарта, неодамоды не могли быстро и безболезненно смешаться со спартиатами, и в этом смысле их гражданские права бесспорно были «второго сорта». Они скорее всего не были организованы, подобно спартиатам, в сисситии и не владели наследственными клерами. Их готовность участвовать в заговоре Кинадона ясно указывает на то, что свое положение в обществе они считали не совсем удовлетворительным, впрочем, как и гипомейоны, в гражданстве которых вряд ли можно сомневаться. Кастово-аристократический характер спартанского государства во многом и определялся наличием внутри гражданского коллектива нескольких ступеней гражданства. Таким образом, община «равных», как себя декларировала Спарта, была весьма далека от подлинного экономического и социального равенства своих членов. Отсюда раскол гражданского коллектива и готовность спартанского демоса (куда, без сомнения, можно отнести и неодамодов) добиваться социально значимых перемен даже насильственным путем.
Возвращаясь к вопросу о гражданстве неодамодов, хочется заметить, что наша традиция сохранила примеры, свидетельствующие о включении в гражданский коллектив больших групп ранее несвободного населения типа спартанских илотов. Так случилось, например, в 491 г. с сиракузскими киллириями. Им дарованы были гражданские права за активное участие в демократическом перевороте (Герод., VII, 155; Дион. Гал., VI, 62). Подобная практика — апелляция государства или отдельной партии в экстремальных условиях к неполноправным группам населения и наделение последних в случае успеха гражданскими правами — была вполне обычной для греческих полисов. Так киллирии стали сиракузскими гражданами, оказав действенную помощь демократическому блоку Сиракуз, а неодамоды могли быть приобщены к гражданскому сословию за свою военную службу в тяжелый для Спарты период Пелопоннесской войны.
Первое упоминание о неодамодах относится к 421 г. (Фук., V, 34, 1). Из контекста Фукидида ясно, что к этому времени неодамоды уже выделились в особую категорию лиц, отличную как от илотов, так и от других групп спартанских вольноотпущенников. О существовании каких-то других категорий освобожденных илотов кроме неодамодов нам известно только из отрывка Мирона, сохраненного у Афинея (Мирон у Афинея, 271f). Кроме неодамодов Мирон называет еще четыре группы освобожденных рабов, которых большинство ученых считает именно илотами, а не рабами в обычном значении этого слова. Свидетельство Мирона, конечно, является ценным доказательством существования нескольких категорий илотов-вольноотпущенников, среди которых самой значительной группой были неодамоды. По-видимому, в классической и эллинистической Спарте манумиссия илотов не была редким явлением.
Если первое сообщение о неодамодах помещено Фукидидом среди событий 421 г. (V, 34, 1), то в последний раз неодамоды действуют в греческой истории в 370/369 г. (Ксен. Гр. ист., VI, 5, 24). Таким образом, временной диапазон их надежно зафиксированного существования составляет 50 лет, с 421 по 370 г. В дальнейшем о неодамодах говорится или в связи с этим особым периодом спартанской истории (Пелопоннесская война и гегемония Спарты), или в общих лексиконах (например, у Гезихия и Свиды). Полное отсутствие упоминаний о деятельности неодамодов после 370 г., вероятно, объясняется как спецификой наших источников (ведь рассказ Ксенофонта вскоре после этого времени прерывается), так и фактическим уменьшением социальной значимости неодамодов, в которых Спарта после крушения своей гегемонии уже не испытывала острой нужды.
Думать, что после 370 г. неодамоды раз и навсегда исчезли в Спарте, по-видимому, нет оснований. Они вполне могли существовать здесь в течение всего классического и эллинистического периодов. Отсутствие же упоминаний о них в источниках объясняется тем, что более поздние авторы, начиная уже с Аристотеля, не понимали разницы между илотами и неодамодами и потому постоянно объединяли из общим родовым понятием — илоты.
Рассмотрим теперь те места у Фукидида и Ксенофонта, где фигурируют илоты или неодамоды в качестве гоплитов. Первый раз илоты в таком качестве были использованы в Халкидикской кампании 424 г. (Фук., IV, 80, 5), хотя сама идея, по-видимому, появилась несколько раньше. Так, Фукидид рассказывает об избиении двух тысяч илотов, которым спартанцы обещали свободу (IV, 80, 4). Судя по всему, массовая резня этих илотов произошла уже после официального акта их освобождения, возможно, где-нибудь в военном лагере, куда их удалили для обучения и экипировки. Это событие, вероятно, связано с оккупацией афинянами Пилоса и массовым бегством туда илотов (Фук., IV, 41, 3). По-видимому, испуг спартанцев был столь велик, что они, поддавшись панике, пересмотрели свое прежнее решение и сочли за благо избавиться от ими же созданной илотской армии. Через год (возможно, по инициативе Брасида) спартанцы вновь вернулись к этой идее и отправили с Брасидом во Фракию корпус, состоящий из 700 илотов и неизвестного числа наемников (Фук., IV, 80, 5). Это была первая спартанская армия, в число которой не входило ни одного спартиата, за исключением разве что самого Брасида. Освобождены илоты Брасида были уже после возвращения из Фракийского похода, по-видимому, осенью 421 г. Во всяком случае, именно такой вывод можно сделать на основании сообщения Фукидида о совместном поселении бывших илотов Брасида и неодамодов в Лепрее: «Тем же летом вернулось из Фракии войско, отправленное туда во главе с Брасидом… Лакедемоняне решили даровать свободу илотам, сражавшимся под начальством Брасида, с правом жить где угодно» (V, 34, 1). Постановление это скорее всего было вынесено спартанской апеллой в знак признательности за отличную службу илотов. Кроме свободы им было даровано также почетное право «жить где угодно». Это очень важное замечание, которое может означать, что экс-илотам дозволялось покидать территорию Спарты.
Процитированное выше место является первым упоминанием о неодамодах у Фукидида. Из контекста ясно, что неодамоды уже какое-то время существовали как вполне сложившаяся группа. Однако в 424 г. перед Фракийским походом их в распоряжении Брасида еще не было. На основании этого сообщения Фукидида можно предположить, что неодамоды скорее всего появились именно в этот промежуток между 424 и 421 гг.
Неодамоды упоминаются в источниках чаще всего именно в связи с их набором в армию. В эту эпоху (421—
В
Перечень всех этих мест у Фукидида и Ксенофонта, где упоминаются неодамоды, дает возможность сделать некоторые выводы как о первоначальной численности неодамодов, так и о динамике их роста. По-видимому, в течение Пелопоннесской войны общее их количество не превышало 2 тысяч человек. Спартанское правительство, конечно, тщательно регулировало их численность и больше не повторяло, по крайней мере во время Пелопоннесской войны, своего неудачного опыта с одновременным освобождением сразу большого количества илотов (ср. Фук., IV, 80, 4). Страх перед столь значительной армией недавних илотов, с одной стороны, а также финансовые трудности по их содержанию — с другой, должны были заставить Спарту тщательно регулировать численность неодамодов и производить набор их небольшими партиями в несколько сот человек. Так, с Брасидом в 424 г. было послано 700 илотов (Фук., IV, 80, 5). В 421 г. эти экс-илоты Брасида вместе с неодамодами были поселены в Лепрее. Их общая численность, по-видимому, составляла тысячу человек (ср. Фук., V, 49, 1). В 413 г. спартанцы дважды отправляли небольшие отряды неодамодов в Сицилию численностью в 300—
После Пелопоннесской войны контингент неодамодов был увеличен и составил, по-видимому, 3 тысячи человек. Во всяком случае, в 400 г. с Фиброном была послана тысяча неодамодов, а в 396 г. с Агесилаем — 2 тысячи (Ксен. Гр. ист., III, 1, 4; 4, 2). В дальнейшем мы ни разу больше не слышим о таких значительных армиях неодамодов. По-видимому, на
Вышеназванные свидетельства показывают, что в эту эпоху (421—
Сам факт включения неодамодов как гоплитов в спартанскую военную систему заставляет обратиться к вопросу их финансирования и вооружения. К сожалению, источники хранят по этому поводу почти полное молчание, предоставляя тем самым большое поле для всякого рода гипотез. Скорее всего во время Пелопоннесской войны неодамоды содержались на средства Пелопоннесской лиги. Позже с притоком богатств в Спарту и с поступлением фороса от союзников увеличились и финансовые возможности Спарты, что позволило ей необычайно усилить свой резерв из неодамодов (Ксен. Гр. ист., III, 1, 4).
По-видимому, гоплиты из числа неодамодов не отличались высокими профессиональными достоинствами и не ценились так, как гоплиты-спартиаты. Об этом, в частности, свидетельствует отказ Полидаманта в 374 г. от отряда неодамодов (Ксен. Гр. ист., VI, 1, 14: «Если же вы захотите отделаться отправкой в Фессалию отряда неодамодов под командой одного из граждан, то я советую вам не мешаться в это дело»). По-видимому, посольство из Фарсала хотело получить от спартанцев армию, хотя бы часть которой состояла из спартиатов и возглавлялась царем.
Низкое качество неодамодов как гоплитов, во-первых, объясняется отсутствием у них правильной и длительной военной подготовки. Они, конечно, не могли равняться со спартиатами, которые все были профессиональными военными очень высокого класса. Другая причина малой эффективности армии неодамодов кроется в самом их моральном духе, в нежелании этих бывших илотов сражаться за Спарту и все спартанское. Действительно степень ненависти у неполноправных групп населения, к которым Ксенофонт относит и неодамодов, к господствующей элите была достаточно велика (Гр. ист., III, 3, 6), и ни о какой социальной гармонии тут говорить не приходится. Недаром спартанцы всегда заботились о том, чтобы отряды союзников в спартанской армии по крайней мере в два-три раза превышали бы в количественном отношении неодамодов: такова была их «техника безопасности»! Так что внезапное исчезновение упоминаний о неодамодах в наших источниках, по-видимому, не случайно и соответствует действительному положению дел. Спартанцы в ближайшие после 370 годы скорее всего полностью отказались от использования неодамодов как гоплитов. С одной стороны, это было связано с объективными причинами — крушением спартанской гегемонии и прекращением заморских экспедиций, а с другой стороны, немалый вес, как кажется, имел и субъективный фактор: низкое качество гоплитов из числа неодамодов и их политическая неблагонадежность.
Если действительно после 370 г. отряды неодамодов были расформированы, то куда же девались оставшиеся не у дел несколько сот или даже тысяч неодамодов? Как Спарта решила проблему с их «трудоустройством»? Возможно, когда спартанской гегемонии в Греции пришел конец и неодамоды потеряли свой raison d’etre, многие из них остались на мессенской территории и стали гражданами мессенских городов. Возможно также, что часть неодамодов пополнила число греческих наемников-профессионалов. Остальные вполне могли осесть в тех местечках, куда их в свое время в качестве гарнизонных солдат поселили спартанцы. На этот счет есть очень важное сообщение Фукидида. Оказывается, в 421 г. спартанцы поселили в Лепрее, городке, находящемся на границе Элиды и Мессении, отряд, состоящий из неодамодов и бывших илотов Брасида. Последние были только что освобождены по возвращении из Фракии «с правом жить где угодно» (Фук., V, 34, 1). Выбор Лепрея, по-видимому, объясняется наличием там свободных земель. Действительно, насколько нам известно, Лепрей, уже с давних пор тяготевший к Спарте (в 479 г. отряд лепреатов сражался при Платеях — Герод., IX, 28, 4), был аванпостом спартанской политики, направленной против Элиды. Незадолго до 421 г. спартанцы, вмешавшись в спор между Лепреем и Элидой, поспешили объявить Лепрей автономным и тут же послали туда весьма внушительный гарнизон (Фук., V, 31, 1—
Кроме Лепрея на территории Пелопоннеса мы знаем еще один пункт, где находился гарнизон неодамодов. По свидетельству Ксенофонта, такой гарнизон был расположен в местечке Ойе Скиритской области, возглавлял его спартанец Исхолай. В 369 г. весь гарнизон вместе с Исхолаем был уничтожен аркадянами (Ксен. Гр. ист., VI, 5, 24—
Вероятно, гарнизоны в Лепрее и Ойе были не единственными. Спартанцы, возможно, всякий раз, когда неодамоды не требовались в действующей армии, селили их на границах в стратегически важных пунктах. Не исключено, что они получали там участки земли в «служебное» пользование, т. е. могли владеть ими только продолжая служить в армии. Подобно афинским клерухам, спартанские неодамоды в этих военно-земледельческих поселениях были переведены на полное самообеспечение — практика, вполне обычная для античных полисов с их слабой финансовой базой. Место же для подобных колоний неодамодов Спарта могла найти на территории многих общин Пелопоннеса, над которыми она осуществляла политический патронат. Таким образом, можно с большой долей вероятности предполагать, что по крайней мере часть неодамодов после 370 г. трансформировалась в граждан тех периекских и союзных Спарте общин, которые по той или иной причине были открыты для колонизации и обладали запасом «вакантной» земли.
Подводя итоги, хочется отметить, что промежуток с 421 по 370 г. — это как раз период военной экспансии Спарты, период, когда она испытывала постоянную нужду в солдатах. Заменяя спартиатов в армии, неодамоды по сути дела представляли эрзац гражданского ополчения. Важно отметить, что отряды неодамодов в отличие от отрядов периеков никогда не смешивались с гражданскими полками: они не входили в спартанские лохи (ср. Фук., V, 67, 1) и моры (Ксен. Гр. ист., IV, 3, 15), а представляли собой особый контингент гоплитов в спартанской армии. Наличие в конце V — начале IV в. достаточно многочисленного контингента вольноотпущенников в Спарте, конечно, свидетельствует о каком-то глубинном не только военном, но и социально-экономическом перерождении спартанского общества. Ведь массовое вольноотпущенничество всегда являлось индикатором кризисных явлений в античных государственных структурах.
С появлением неодамодов прежняя схема, компонентами которой были, с одной стороны, спартиаты, а с другой — илоты и периеки, потеряла свой простой и однозначный характер. Усложнились социальные связи между всеми членами общества, поскольку возникли новые промежуточные звенья между классами господ и рабов.
Неодамоды, выделившись из всего корпуса илотов, вместе со свободой, по-видимому, приобрели и некоторые права гражданства. Однако, подобно римским либертинам, они считались ниже спартиатов. Если в Риме либертинов записывали в менее почетные городские трибы, то в Спарте для неодамодов или вообще был закрыт доступ в сисситии, или для них были организованы собственные обеденные клубы. И либертины и неодамоды отбывали воинскую повинность отдельно от гражданского ополчения: либертины главным образом во флоте, неодамоды — в отдельных подразделениях гоплитской армии. Хотя неодамоды вполне могли быть допущены в спартанскую апеллу, однако не исключено, что с ростом числа неодамодов спартанцы только для гомеев создали так называемую малую экклесию, наличие которой в Спарте зафиксировано, но не объяснено Ксенофонтом (Гр. ист., III, 3, 8).
В заключение хочется еще раз заметить, что путем выделения неодамодов из числа илотов сам институт илотии к началу IV в. потерял свою однородность. Государство, лишившись тем или иным путем большей части своих граждан, пыталось восполнить их убыль кооптированием из числа илотов якобы новых граждан — неодамодов. Последние должны были заменить спартиатов в армии. Однако это паллиативное решение сложной социальной проблемы не привело к ожидаемым результатам. Неодамоды оказались плохими солдатами и опасными соседями. На протяжении 50 лет своего существования они так и остались «непереваренным куском» в теле Спарты.
Все меры спартанского государства по спасению своего гражданства носили чисто искусственный, половинчатый и потому малоэффективный характер. Должно было пройти еще полтора века, Спарта должна была лишиться почти всех своих граждан прежде, чем государство наконец уничтожило ту архаическую цензовую систему при определении гражданских прав, которая в Афинах, например, была отменена еще на рубеже классики и архаики.
