Загадка смерти Клеопатры VII в античной литературной традиции

с.121 Лич­ность еги­пет­ской цари­цы Клео­пат­ры VII зани­ма­ет осо­бое место в исто­рии позд­не­го элли­низ­ма вооб­ще и рим­ско-еги­пет­ских отно­ше­ний в част­но­сти. О Клео­пат­ре ещё в древ­но­сти ходи­ли леген­ды, её исто­ри­че­ский образ был созна­тель­но мифо­ло­ги­зи­ро­ван как при­жиз­нен­ны­ми поли­ти­че­ски­ми про­тив­ни­ка­ми, так и после­дую­щей тен­ден­ци­оз­ной гре­ко-рим­ской исто­рио­гра­фи­ей, при­дав­шей цари­це Егип­та нега­тив­но-мисти­че­ские чер­ты. Уни­каль­ность поли­ти­че­ско­го поло­же­ния Клео­пат­ры состо­ит в том, что она высту­пи­ла достой­ной пре­ем­ни­цей сво­его отца — царя Пто­ле­мея XII Авле­та, кото­рый, пре­вра­тив­шись в рим­ско­го сател­ли­та, тем не менее, уме­ло исполь­зо­вал силу Рима для абсо­лю­ти­за­ции сво­ей вла­сти в Егип­те. Опи­ра­ясь сна­ча­ла на Юлия Цеза­ря, а затем на Мар­ка Анто­ния, Клео­пат­ра про­яви­ла себя как често­лю­би­вая и власт­ная лич­ность, фана­тич­но стре­мив­ша­я­ся к реа­ли­за­ции постав­лен­ных целей, нераз­бор­чи­вая в сред­ствах (вплоть до убий­ства кров­ных род­ст­вен­ни­ков-кон­ку­рен­тов) и в то же вре­мя умев­шая лави­ро­вать в слож­ных для неё ситу­а­ци­ях. В отно­ше­ни­ях с Римом Клео­пат­ра твор­че­ски соче­та­ла внеш­нюю лояль­ность с праг­ма­тич­ной защи­той сво­их поли­ти­че­ских инте­ре­сов, пыта­лась пре­вра­тить Еги­пет из объ­ек­та рим­ской экс­пан­сии в его соучаст­ни­ка, путём созда­ния дуа­ли­сти­че­ской рим­ско-еги­пет­ской импе­рии на Восто­ке. Власт­ная цари­ца дерз­ну­ла вый­ти из поло­же­ния рим­ско­го сател­ли­та и стать сопра­ви­тель­ни­цей Рим­ской дер­жа­вы, обу­стро­ить стра­ны Сре­ди­зем­но­мо­рья не по рим­ско­му, а по элли­ни­сти­че­ско­му образ­цу. Но исто­ри­че­ски элли­низм уже был обре­чен, пери­пе­тии рим­ских граж­дан­ских войн ока­за­лись не в поль­зу Клео­пат­ры и её союз­ни­ка Анто­ния. Гран­ди­оз­ные пла­ны «новой Иси­ды» так и оста­лись меч­той [13].

Итак, жизнь Клео­пат­ры была яркой и дина­мич­ной, прав­ле­ние цари­цы при­шлось на один из самых куль­ми­на­ци­он­ных пери­о­дов исто­рии антич­но­го мира, пол­ный тра­ги­че­ских и в то же вре­мя эпо­халь­ных собы­тий. И в этих про­цес­сах сама Клео­пат­ра игра­ла не послед­нюю роль. Смерть, мож­но даже ска­зать — гибель цари­цы — ста­ла послед­ним тра­ги­че­ским актом эпо­хи рим­ских граж­дан­ских войн и рим­ско-еги­пет­ской кон­фрон­та­ции II—I вв. до н. э., став одно­вре­мен­но и свое­об­раз­ным эпи­ло­гом исто­рии дина­стии Пто­ле­ме­ев.

В насто­я­щей рабо­те автор хотел бы глуб­же рас­смот­реть этот антич­ный сюжет и уста­но­вить его исто­ри­че­ское зна­че­ние, выде­лив при этом поли­ти­че­ский, соци­о­куль­тур­ный, пер­со­наль­но-пси­хо­ло­ги­че­ский и соб­ст­вен­но меди­цин­ский аспек­ты.

Преж­де все­го, отме­тим, что харак­тер смер­ти мно­гих царей из дина­стии Пто­ле­ме­ев мож­но рас­смат­ри­вать как свое­об­раз­ный итог их жиз­нен­но­го пути, некий логи­че­ский конец, поз­во­ля­ю­щий харак­те­ри­зо­вать их как людей и поли­ти­че­ских дея­те­лей. Во вся­ком слу­чае, такой под­ход при­ме­ним к тем царям, что ста­ли пра­вить в Егип­те во II в. до н. э., когда в исто­рии Пто­ле­ме­ев начал­ся с.122 дра­ма­ти­че­ский пери­од дина­сти­че­ских меж­до­усо­биц и даже внут­рен­них войн. Эти пооче­ред­но сме­няв­ши­е­ся пра­ви­те­ли почти все умер­ли насиль­ст­вен­ной смер­тью, будучи уби­ты сво­и­ми же род­ст­вен­ни­ка­ми. Так, Пто­ле­мей IX Алек­сандр в борь­бе за власть убил свою мать Клео­пат­ру III, после чего сам был изгнан из Егип­та; сме­нив­ший его брат Пто­ле­мей VIII Сотер II Латир, изгнан­ный ранее, послал про­тив Алек­сандра сво­его фло­то­во­д­ца Херея, кото­рый раз­гро­мил силы Алек­сандра, и послед­ний умер — воз­мож­но, от раны или же был убит (Just. XXXIX, 4—5; Pau­san. I, 9, 3; Euseb. Chron., 163—165). После смер­ти Лати­ра пра­ви­ла его дочь Клео­пат­ра IV Бере­ни­ка III, кото­рая в 80 г. до н. э. всту­пи­ла в брак со сво­им бра­том Пто­ле­ме­ем Х Алек­сан­дром, став­лен­ни­ком рим­ско­го дик­та­то­ра Сул­лы, и была уби­та им уже на 19-й день, после чего взбун­то­вав­ши­е­ся алек­сан­дрий­цы уби­ли и само­го моло­до­го царя (App. I, 102; Euseb. Chron., 165). Пто­ле­мей XII Авлет, заняв­ший после это­го еги­пет­ский трон, запом­нил­ся тем, что каз­нил свою дочь Бере­ни­ку IV, что посме­ла захва­тить власть в Алек­сан­дрии на вре­мя его изгна­ния в 58—55 гг. (Cass. Dio. XXXIX, 58; Euseb. Chron., 167). Авле­ту, воз­вра­тив­ше­му власть при помо­щи рим­ско­го вой­ска, посчаст­ли­ви­лось уме­реть сво­ей смер­тью в 51 г., но трём дру­гим его детям выпа­ло на долю погиб­нуть в борь­бе с Клео­патрой: Пто­ле­мей XIII Новый Дио­нис уто­нул во вре­мя Алек­сан­дрий­ской вой­ны в бит­ве на Ниле (Cass. Dio. XLII, 43; Flor. IV, 2, 60), его млад­ший брат Пто­ле­мей XIV был отрав­лен Клео­патрой в 46 или 44 г. (Euseb. Chron., 167; Jos. Flav. Contr. Apion. II, 5), а их сест­ру Арси­ною II, пря­тав­шу­ю­ся в хра­ме Арте­ми­ды в Эфе­се, в 41 г. Клео­пат­ре выдал Анто­ний (App. V, 9).

Таким обра­зом, смерть Клео­пат­ры, покон­чив­шей само­убий­ст­вом, выде­ля­ет её на фоне кон­чин дру­гих её род­ст­вен­ни­ков и дина­сти­че­ских пред­ков. При­няв самое непо­сред­ст­вен­ное уча­стие в меж­до­усоб­ной борь­бе, погу­бив двух сво­их бра­тьев и сест­ру, Клео­пат­ра всё же избе­жа­ла насиль­ст­вен­ной смер­ти, суме­ла достой­но — по тогдаш­ним поня­ти­ям — уйти из жиз­ни. А с уче­том её поли­ти­че­ско­го пора­же­ния от Окта­ви­а­на такая кон­чи­на была вдвойне успеш­ной: ори­ги­наль­но завер­ша­ла жиз­нен­ный путь цари­цы и в то же вре­мя была про­те­стом, опре­де­лён­ной идео­ло­ги­че­ской победой над рим­ским заво­е­ва­те­лем, демон­стри­ро­ва­ла стой­кость духа. Неда­ром Гора­ций потом вос­хи­щал­ся муже­ст­вен­ной кон­чи­ной цари­цы Егип­та (Hor. Od. I. 37).

Пре­люди­ей к дра­ма­ти­че­ско­му кон­цу Анто­ния и Клео­пат­ры ста­ло пора­же­ние в мор­ской бит­ве при Акци­у­ме 2 сен­тяб­ря 31 г. до н. э., когда флот Окта­ви­а­на раз­гро­мил флот Анто­ния, бежав­ше­го за Клео­патрой и бро­сив­ше­го свои сухо­пут­ные вой­ска. Отступ­ле­ние кораб­лей Клео­пат­ры до сих пор оста­ет­ся загад­кой исто­рии, воз­мож­но, это был какой-то маневр, послед­ст­вия кото­ро­го ока­за­лись неудач­ны­ми. Во вся­ком слу­чае, леги­о­ны Анто­ния, отча­яв­шись дождать­ся сво­его пол­ко­во­д­ца, пере­шли на сто­ро­ну Окта­ви­а­на, к кото­ро­му теперь пере­шла ини­ци­а­ти­ва в граж­дан­ской войне [18]. Сто­рон­ни­ки Анто­ния были демо­ра­ли­зо­ва­ны и раз­об­ще­ны, зави­си­мые общи­ны и пра­ви­те­ли ста­ли мас­со­во пере­хо­дить на сто­ро­ну Окта­ви­а­на, на всем Восто­ке, ещё недав­но под­власт­ном Анто­нию, взя­ли верх пора­жен­че­ские и согла­ша­тель­ские тен­ден­ции. Бег­ство в Алек­сан­дрию ста­ло един­ст­вен­ным уде­лом для Анто­ния и Клео­пат­ры, отныне Еги­пет стал их послед­ним убе­жи­щем и в то же вре­мя ловуш­кой, кото­рую поста­вил Окта­виан.

с.123 Несо­сто­яв­ши­е­ся вла­сти­те­ли Восто­ка ста­ли лихо­ра­доч­но гото­вить­ся к обо­роне, но их попыт­ки спа­сти своё поло­же­ние боль­ше напо­ми­на­ли аго­нию. Цари­ца ока­за­лась более сооб­ра­зи­тель­ной, чем быв­ший три­ум­вир, и при­бег­ла к хит­ро­сти, о чем подроб­но сооб­ща­ет Кас­сий Дион: «Клео­пат­ра тот­час же поспе­ши­ла в Еги­пет, опа­са­ясь, как бы там, при вести о пора­же­нии, не совер­шил­ся пере­во­рот; чтобы обес­пе­чить себе без­опас­ную высад­ку, она веле­ла разу­кра­сить вен­ка­ми носо­вую часть сво­их кораб­лей и играть на флей­тах побед­ные пес­ни, как буд­то она воз­вра­ща­лась победи­тель­ни­цей. Ока­зав­шись вне опас­но­сти, она каз­ни­ла мно­гих вид­ных людей, кото­рые и преж­де были настро­е­ны про­тив неё и теперь радо­ва­лись её неуда­че. Потом она захва­ти­ла себе огром­ные богат­ства из иму­ще­ства каз­нён­ных и из дру­гих источ­ни­ков, а так­же из свя­ти­лищ и хра­мов, не поща­див даже самых почи­тае­мых. Она ста­ла сна­ря­жать вой­ско и подыс­ки­вать союз­ни­ков» (Cass. Dio. LI, 5). Клео­пат­ра навер­ня­ка учла боль­шой опыт двор­цо­вых интриг и пере­во­ротов, полу­чен­ный её пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми на троне, и поста­ра­лась не допу­стить воз­му­ще­ния внут­ри сво­его цар­ства, полу­чив при этом сра­зу две выго­ды: физи­че­ски уни­что­жив потен­ци­аль­ных про­тив­ни­ков и в то же вре­мя изъ­яв их сред­ства, необ­хо­ди­мые в кри­ти­че­ской ситу­а­ции. Даль­но­вид­ная цари­ца даже раз­ра­бота­ла пла­ны отхо­да в слу­чае захва­та Егип­та рим­ля­на­ми: в рай­оне Суэц­ко­го пере­шей­ка были сосре­дото­че­ны кораб­ли и боль­шие мате­ри­аль­ные сред­ства для воз­мож­но­го бег­ства по Крас­но­му морю в Ара­вий­ский залив, а оттуда, види­мо, в Индию, с кото­рой Пто­ле­меи тра­ди­ци­он­но под­дер­жи­ва­ли тор­го­вые отно­ше­ния; одна­ко оби­тав­шие в этих местах ара­бы, всту­пив в кон­такт с окта­виа­нов­ским намест­ни­ком Сирии, сожгли и раз­ру­ши­ли кораб­ли, так что путь был отре­зан (Plut. Ant., 69; Cass. Dio. LI, 6—7; Oros. VI, 19, 13). В то же вре­мя намест­ник Анто­ния в Кирене, на кото­ро­го побеж­ден­ный пол­ко­во­дец очень рас­счи­ты­вал, отло­жил­ся от него, что окон­ча­тель­но демо­ра­ли­зо­ва­ло Анто­ния, так что он начал думать о само­убий­стве (Plut. Ant., 69; Cass. Dio. LI, 5).

Имен­но в этот момент, надо пола­гать, Анто­ний и Клео­пат­ра серь­ёз­но заду­ма­лись о сво­ей кон­чине, не видя дру­го­го выхо­да из кри­ти­че­ской ситу­а­ции, сло­жив­шей­ся после того, как власть Окта­ви­а­на при­знал почти весь Восток. Анто­ний был осо­бен­но слом­лен слу­чив­шим­ся, у него насту­пил пери­од отча­я­ния и апа­тии, так что он пол­но­стью забро­сил дела. Вот что пишет об этом Плу­тарх: «Анто­ний меж­ду тем поки­нул город, рас­стал­ся с дру­зья­ми и устро­ил себе жили­ще сре­ди волн, протя­нув­ши от Фаро­са в море длин­ную дам­бу. Там он про­во­дил свои дни, бег­ле­цом от людей, гово­ря, что избрал за обра­зец жизнь Тимо­на, ибо судь­бы их сход­ны: ведь и ему, Анто­нию, дру­зья отпла­ти­ли неспра­вед­ли­во­стью и небла­го­дар­но­стью, и ни еди­но­му чело­ве­ку он боль­ше не верит, но ко всем испы­ты­ва­ет отвра­ще­ние и нена­висть» (Plut. Ant., 69). Это доб­ро­воль­ное изгна­ние и отре­ше­ние от мира, навер­ное, долж­но было пси­хо­ло­ги­че­ски под­гото­вить Анто­ния и к физи­че­ско­му кон­цу, на кото­рый он, одна­ко, в тот момент не решил­ся. По рас­ска­зу Стра­бо­на (XVII, 1, 9), Тимо­ни­ум — «послед­нее пред­при­я­тие Анто­ния, когда он, поки­ну­тый дру­зья­ми, отплыл в Алек­сан­дрию после неуда­чи при Акци­у­ме». Серь­ёз­ность апо­ка­лип­си­че­ских наме­ре­ний Анто­ния под­твер­жда­ют совре­мен­ные иссле­до­ва­ния в Алек­сан­дрии, про­из­ведён­ные с.124 фран­цуз­ским под­вод­ным архео­ло­гом Фран­ком Год­дио. В апре­ле 2006 г. при иссле­до­ва­нии затоп­лен­ной ныне Боль­шой Гава­ни коман­де Год­дио уда­лось обна­ру­жить опи­сан­ный Плу­тар­хом Тимо­ни­ум, сей­час это руи­ны высо­ко­го зда­ния пло­ща­дью 30 × 30 мет­ров [2]. Вско­ре после это­го, как сооб­ща­ет Плу­тарх (Ant., 71) Анто­ний воз­вра­тил­ся к обы­ден­ной жиз­ни с Клео­патрой, пре­дав­шись пирам и изыс­кан­ным раз­вле­че­ни­ям, но учредив при этом некий «союз гото­вя­щих­ся к смер­ти» (sy­na­po­tha­nou­me­noi). Под этим «сою­зом смерт­ни­ков», види­мо, сле­ду­ет пони­мать спе­ци­фи­че­ское сооб­ще­ство, куда вхо­ди­ли Клео­пат­ра, Анто­ний и их ближ­ний круг. Несо­мнен­но, что эта сво­его рода сек­та име­ла мисти­че­ский харак­тер, в духе элли­ни­сти­че­ско­го син­кре­тиз­ма она мог­ла выпол­нять функ­цию пре­вра­ще­ния, слов­но под­готав­ли­вая Анто­ния и Клео­пат­ру к пере­хо­ду в загроб­ный мир, в лоно физи­че­ской, а не поли­ти­че­ской смер­ти. В луч­шие вре­ме­на сво­его сов­мест­но­го прав­ле­ния Анто­ний и Клео­пат­ра оли­це­тво­ря­ли себя как «Афро­ди­та и Дио­нис», боже­ст­вен­ная пара вла­сти­те­лей, их культ широ­ко отправ­лял­ся на Восто­ке, сохра­нил­ся даже Сивил­лин ора­кул о гряду­щей эре бла­го­ден­ст­вия, веро­ят­но, свя­зан­ной с Клео­патрой; сама цари­ца Егип­та оли­це­тво­ря­лась не толь­ко с Афро­ди­той, но так­же с Иси­дой [26, с. 127—129]. Воз­мож­но, это были не два раз­ных обра­за, но еди­ная дуа­ли­сти­че­ская ипо­стась Афро­ди­ты — Иси­ды, при помо­щи кото­рой Клео­пат­ра попу­ля­ри­зо­ва­ла свою боже­ст­вен­ность и перед элли­на­ми, и перед егип­тя­на­ми.

Доста­точ­но вспом­нить, насколь­ко тща­тель­но Клео­пат­ра ста­ра­лась попу­ля­ри­зо­вать свой сов­мест­ный с Цеза­ри­о­ном еги­пет­ский культ, исполь­зуя образ сына Цеза­ря для допол­ни­тель­но­го обос­но­ва­ния сво­ей цар­ской вла­сти. Так, на терри­то­рии древ­не­го еги­пет­ско­го горо­да Ермонт (к юго-запа­ду от Фив), при хра­ме свя­щен­но­го быка Бухи­са, была постро­е­на Мам­ми­зи («ком­на­та рож­де­ния») Клео­пат­ры, кото­рая зна­ме­но­ва­ла рож­де­ние Цеза­ри­о­на; эта построй­ка была послед­ним памят­ни­ком Пто­ле­ме­ев в ком­плек­се Ермонт­ско­го хра­ма [20, с. 150]. В офи­ци­аль­ных доку­мен­тах Клео­пат­ра так­же упо­ми­на­ла Цеза­ри­о­на, напри­мер, в декре­те из Герак­лео­по­ля, что дати­ру­ет­ся 13 апре­ля 41 г. до н. э., нача­ло зву­чит так: «Цари­ца Клео­пат­ра, боги­ня, любя­щая отца, и царь Пто­ле­мей, кото­рый так­же Цезарь, бог, любя­щий отца, любя­щий мать…» [1, p. 371]. После пора­же­ния при Акци­у­ме, одно­вре­мен­но с учреж­де­ни­ем «сою­за смерт­ни­ков» Клео­пат­ра объ­яви­ла Цеза­ри­о­на совер­шен­но­лет­ним, чтобы упро­чить его ста­тус сына Цеза­ря и офи­ци­аль­но­го наслед­ни­ка, одна­ко в даль­ней­шем это ста­ло при­чи­ной убий­ства юно­ши по при­ка­зу Окта­ви­а­на (Plut. Ant., 71; Cass. Dio. LI, 6).

Как бы то ни было, но обра­зо­ва­ние «сою­за смерт­ни­ков» было логи­че­ским завер­ше­ни­ем идео­ло­ги­че­ской и рели­ги­оз­ной поли­ти­ки «Афро­ди­ты и Дио­ни­са», под­готов­кой боже­ст­вен­ной пары к кон­цу. Анто­ний, как толь­ко стал три­ум­ви­ром, актив­но экс­плу­а­ти­ро­вал образ Дио­ни­са — Пода­те­ля радо­стей, Источ­ни­ка мило­сер­дия, дей­ст­вуя на Восто­ке под при­кры­ти­ем это­го попу­ляр­но­го куль­та. Ассо­ции­ро­ва­ние Анто­ния с Дио­ни­сом мог­ло при­но­сить ему поли­ти­че­ские дивиден­ды не толь­ко на Восто­ке, но и в Ита­лии. Анто­ний син­хро­ни­зи­ро­вал свой культ Дио­ни­са с куль­том Клео­пат­ры — Афро­ди­ты — Иси­ды и осо­бо отме­чал это с.125 боже­ст­вен­ное един­ство при разда­че восточ­ных земель сво­им детям от цари­цы Егип­та. Когда в карье­ре Анто­ния насту­пил кри­зис, культ Дио­ни­са ока­зал­ся дис­креди­ти­ро­ван: антич­ная тра­ди­ция (Плу­тарх) сохра­ни­ла худо­же­ст­вен­ный сюжет о том, как боже­ство Дио­ни­са поки­ну­ло Анто­ния в Алек­сан­дрии, лишив его сво­его покро­ви­тель­ства. Этот миф вполне отве­чал про­па­ган­дист­ским целям Окта­ви­а­на, логи­че­ски обос­но­вы­вал пора­же­ние Анто­ния [22].

Итак, под­готов­ка к достой­ной кон­чине была глав­ной зада­чей идео­ло­ги­че­ской и рели­ги­оз­ной поли­ти­ки Анто­ния и Клео­пат­ры после их пора­же­ния: раз победу фак­ти­че­ски одер­жал Окта­виан, и вели­кая меч­та о восточ­ной импе­рии не состо­я­лась, оста­ва­лось лишь гор­до отой­ти в мир иной, мак­си­маль­но выдер­жав стиль, в кото­ром боже­ст­вен­ная пара дей­ст­во­ва­ла до это­го. Если для Анто­ния, поверх­ност­но вос­при­ни­мав­ше­го восточ­но-элли­ни­сти­че­ские тра­ди­ции, рели­ги­оз­ное обос­но­ва­ние сво­ей дея­тель­но­сти име­ло чисто поли­ти­че­ский харак­тер, то для Клео­пат­ры, воз­мож­но, всё было гораздо слож­нее. Во вся­ком слу­чае, вой­дя в образ Иси­ды, цари­ца долж­на была сле­до­вать опре­де­лён­ной рели­ги­оз­ной тра­ди­ции, твор­че­ски соче­тать еги­пет­ский культ с соб­ст­вен­но элли­ни­сти­че­ски­ми тен­ден­ци­я­ми. На Восто­ке издрев­ле вос­при­я­тие хода вре­ме­ни име­ло глу­бо­кое идей­но-фило­соф­ское содер­жа­ние, было направ­ле­но на пости­же­ние смыс­ла бытия, рас­кры­тие при­род­ных и исто­ри­че­ских цик­лов, син­хро­ни­зи­ро­ва­лось с рели­ги­оз­ной жиз­нью [14]. Понят­но, что вос­при­я­тие смер­ти и свя­зан­ные с этим мисти­че­ские риту­а­лы были неотъ­ем­ле­мой частью древ­ней тра­ди­ции, про­дол­жая раз­ви­вать­ся в усло­ви­ях элли­ни­сти­че­ско­го син­кре­тиз­ма. О вос­при­я­тии жиз­ни и смер­ти во вре­ме­на Клео­пат­ры доста­точ­но ярко сооб­ща­ет высе­чен­ная на сте­ле над­гроб­ная над­пись в честь мем­фис­ско­го вер­хов­но­го жре­ца Пшер­нип­та­ха, что дати­ру­ет­ся 11-м годом прав­ле­ния цари­цы (42/41 г. до н. э.) [1, pp. 346—349]. Посколь­ку покой­ный Пшер­нип­тах про­во­дил коро­на­цию отца Клео­пат­ры — Пто­ле­мея XII Авле­та, он имел боль­шой вес в Егип­те, и заупо­кой­ная над­пись, по-види­мо­му, была высе­че­на по осо­бо­му при­ка­зу «цари­цы, пове­ли­тель­ни­цы стра­ны Клео­пат­ры и её сына Цеза­ря». Таким обра­зом, над­пись Пшер­нип­та­ха пред­став­ля­ет собой уни­каль­ный источ­ник, поз­во­ля­ю­щий усво­ить офи­ци­аль­ную трак­тов­ку пере­хо­да к загроб­ной жиз­ни, — вполне воз­мож­но, трак­тов­ку, с кото­рой была соглас­на или, по край­ней мере, сле­до­вать кото­рой долж­на была Клео­пат­ра. В над­пи­си изла­га­ет­ся жизнь Пшер­нип­та­ха, испол­нен­ная поче­стей и сла­вы, его смерть изо­бра­же­на как логи­че­ский конец, пере­ход в иной мир. Но при этом есть неболь­шое при­ло­же­ние от име­ни его жены, скон­чав­шей­ся до него, кото­рая как бы обра­ща­ет­ся к Пшер­нип­та­ху, уве­ще­вая его наслаж­дать­ся жиз­нью, пока он жив. В пере­во­де извест­но­го восто­ко­веда XX века Б. А. Тура­е­ва это обра­ще­ние зву­чит так: «О брат, супруг, друг, не уста­вай пить и есть, напи­вай­ся, наслаж­дай­ся любо­вью, празд­нуй, сле­дуй жела­нию серд­ца день и ночь. Весь Запад — стра­на сна, тягост­но­го мра­ка; это место спя­щих в сво­их муми­ях, не про­буж­даю­щих­ся, чтобы видеть сво­их бра­тьев, сво­их отцов и мате­рей, забы­ло серд­це и жён и детей. Вода жиз­ни, что на зем­ле для живу­щих, для меня гниль. Я не знаю, где я, с тех пор, как при­бы­ла в эту юдоль…» [24, с. 676]. с.126 Как видим, смысл уве­ще­ва­ния явно свиде­тель­ст­ву­ет о пре­иму­ще­стве зем­ной жиз­ни над загроб­ной, пред­став­ля­ет состо­я­ние после смер­ти как без­ра­дост­ное, не ощу­щае­мое небы­тие, над­пись при­зы­ва­ет к мак­си­маль­но­му наслаж­де­нию, пока не кон­чил­ся отведен­ный срок. Если такой удел каса­ет­ся даже вер­хов­но­го жре­ца, что же ждёт цари­цу, ещё при жиз­ни объ­яв­лен­ную все­мо­гу­щей боги­ней, новой Иси­дой и Афро­ди­той? Вери­ла ли сама Клео­пат­ра в свою боже­ст­вен­ность, счи­та­ла ли, что после смер­ти её ожи­да­ет что-то луч­шее или же гото­ви­лась после­до­вать Пшер­нип­та­ху? На эти вопро­сы труд­но отве­тить. Но уве­рен­но мож­но кон­ста­ти­ро­вать одно: Клео­пат­ра зна­ла и учи­ты­ва­ла эту тра­ди­цию, руко­вод­ст­во­ва­лась ею на завер­шаю­щем эта­пе сво­его жиз­нен­но­го и поли­ти­че­ско­го пути. Лите­ра­тур­ные источ­ни­ки это под­твер­жда­ют.

Автор осме­лил­ся пред­по­ло­жить, что по сво­е­му миро­вос­при­я­тию Клео­пат­ра скло­ня­лась к мыс­лям, содер­жав­шим­ся в над­пи­си Пшер­нип­та­ха. Дока­за­тель­ст­вом явля­ет­ся подроб­ный рас­сказ Плу­тар­ха, кото­рый пишет, что после учреж­де­ния «сою­за смерт­ни­ков» Клео­пат­ра заня­лась поис­ком средств для без­бо­лез­нен­ной фор­мы само­убий­ства. Гово­ря про этот «союз», Плу­тарх сооб­ща­ет: «В него запи­сы­ва­лись дру­зья, решив­ши­е­ся уме­реть вме­сте с ними, а пока жизнь их обер­ну­лась чере­дой радост­ных празд­неств, кото­рые они зада­ва­ли по оче­реди. Тем вре­ме­нем Клео­пат­ра соби­ра­ла все­воз­мож­ные смер­то­нос­ные зелья и, желая узнать, насколь­ко без­бо­лез­нен­но каж­дое из них, испы­ты­ва­ла на пре­ступ­ни­ках, содер­жав­ших­ся под стра­жей в ожи­да­нии каз­ни. Убедив­шись, что силь­ные яды при­но­сят смерть в муках, а более сла­бые не обла­да­ют жела­тель­ной быст­ро­той дей­ст­вия, она при­ня­лась за опы­ты над живот­ны­ми, кото­рых страв­ли­ва­ли или же напус­ка­ли одно на дру­гое в её при­сут­ст­вии. Этим она тоже зани­ма­лась изо дня в день и, нако­нец, при­шла к выво­ду, что, пожа­луй, лишь укус аспида вызы­ва­ет схо­жее с дре­мотой забы­тьё и оце­пе­не­ние, без сто­нов и судо­рог: на лице высту­па­ет лёг­кий пот, чув­ства при­туп­ля­ют­ся, и чело­век мало-пома­лу сла­бе­ет, с недо­воль­ст­вом откло­няя вся­кую попыт­ку рас­ше­ве­лить его и под­нять, слов­но бы спя­щий глу­бо­ким сном» (Plut. Ant., 71).

Автор спе­ци­аль­но при­вёл насто­я­щую цита­ту пол­но­стью, чтобы луч­ше понять наме­ре­ния Клео­пат­ры. Что же полу­ча­ет­ся? Цари­ца, «новая Иси­да», в дей­ст­ви­тель­но­сти не пола­га­лась на свою боже­ст­вен­ность, хоте­ла лёг­кой смер­ти и с фана­тич­ной целе­устрем­лён­но­стью «изо дня в день» иска­ла опти­маль­ное сред­ство для удо­вле­тво­ре­ния сво­его жела­ния. Подоб­ное поведе­ние, мож­но ска­зать, болез­нен­ная настой­чи­вость, ско­рее свой­ст­вен­но не само­уве­рен­ной вла­сти­тель­ни­це, а чело­ве­ку, одер­жи­мо­му стра­хом, кото­рый пред­видит опас­ность и лихо­ра­доч­но пыта­ет­ся уйти от неё. Види­мо, Клео­пат­ра испы­ты­ва­ла силь­ней­ший стресс, боя­лась насиль­ст­вен­ной смер­ти, не жела­ла испы­тать воз­мож­ную боль, или же не име­ла реши­мо­сти на само­убий­ство. Вот поче­му луч­шим выхо­дом она посчи­та­ла укус змеи, вво­дя­щий в некий транс, подоб­но тому, о каком гово­рит­ся в над­пи­си Пшер­нип­та­ха: «…стра­на сна, тягост­но­го мра­ка… я не знаю, где я, с тех пор как, как при­бы­ла в эту юдоль…». Подоб­ный пси­хо­ло­ги­че­ский настрой может быть свой­ст­ве­нен лич­но­сти, утра­тив­шей ста­биль­ное поло­же­ние, не дове­ря­ю­щей сво­е­му окру­же­нию, а Клео­пат­ра как раз каз­ни­ла с.127 знат­ных людей, гото­ви­лась к бег­ству, т. е. обна­ру­жи­ва­ла своё внут­рен­нее смя­те­ние. Если ещё немно­го пофан­та­зи­ро­вать, то, как знать, может быть, Клео­пат­ра в это вре­мя вспо­ми­на­ла о сво­их бра­тьях и сест­ре Арси­ное, кото­рых она так или ина­че уби­ла. Ведь в момен­ты паде­ния люди все­гда склон­ны к мисти­че­ским раз­мыш­ле­ни­ям, вос­при­ни­ма­ют свои неуда­чи как некое нака­за­ние свы­ше, а в эпо­ху элли­низ­ма подоб­ные веро­ва­ния были весь­ма рас­про­стра­не­ны. К тому же Клео­пат­ра, актив­но зани­мав­ша­я­ся раз­ра­бот­кой сво­его куль­та, с уче­том её извест­ной обра­зо­ван­но­сти, опре­де­лён­но мог­ла быть под­вер­же­на таким суе­ве­ри­ям.

Ещё одним дока­за­тель­ст­вом стрес­со­во­го состо­я­ния Клео­пат­ры явля­ют­ся её мно­го­чис­лен­ные попыт­ки дого­во­рить­ся Окта­виа­ном, о кото­рых сооб­ща­ют Плу­тарх и Дион Кас­сий. После сво­его пора­же­ния Анто­ний и Клео­пат­ра обме­ня­лись с Окта­виа­ном несколь­ки­ми послан­ни­ка­ми, через кото­рых доби­ва­лись пере­ми­рия и ком­про­мис­са. Клео­пат­ра даже про­ве­ла ряд тай­ных пере­го­во­ров через посред­ни­ков, пере­дав Окта­виа­ну зна­ки цар­ской вла­сти и обе­щая ему чуть ли не пре­дать Анто­ния в обмен на гаран­тии для неё. Но эти интри­ги так и не при­ве­ли к поло­жи­тель­но­му резуль­та­ту, даже вызва­ли подо­зре­ния Анто­ния, хотя Клео­пат­ра име­ла неко­то­рые надеж­ды, что суме­ет дого­во­рить­ся с Окта­виа­ном. Когда Анто­ний высту­пил про­тив вторг­ших­ся в Еги­пет окта­виа­нов­ских войск, Клео­пат­ра тай­но сда­ла погра­нич­ную кре­пость Пелу­зий и затем, когда рим­ляне подо­шли к Алек­сан­дрии, фак­ти­че­ски отло­жи­ла от Анто­ния еги­пет­ский флот. Впро­чем, это могут быть инси­ну­а­ции тен­ден­ци­оз­ной рим­ской исто­рио­гра­фии, так как сто­рон­ни­ки Анто­ния покида­ли его и без коз­ней Клео­пат­ры, Анто­ний был уже обре­чён. 1 авгу­ста 30 г. до н. э. флот и кон­ни­ца Анто­ния ото­шли к Окта­виа­ну, а его пехота была раз­би­та в бою. Сама же цари­ца закры­лась в сво­ём мав­зо­лее и посла­ла Анто­нию лож­ную весть о само­убий­стве, вынудив того в состо­я­нии стрес­са зако­лоть­ся мечом. Прав­да, затем Анто­ния пере­ме­сти­ли в мав­зо­лей Клео­пат­ры, и он умер у неё на руках, в обста­нов­ке дра­ма­ти­че­ско­го про­ща­ния.

Вза­и­моот­но­ше­ния Анто­ния и Клео­пат­ры все­гда были пред­ме­том вни­ма­ния исто­рио­гра­фии, начи­ная с древ­но­сти, а их харак­тер вызы­вал посто­ян­ные спо­ры. Антич­ная тра­ди­ция, испо­ве­дуя точ­ку зре­ния победи­те­ля Окта­ви­а­на, изо­бра­жа­ла Анто­ния послуш­ным оруди­ем «роко­вой жен­щи­ны» Клео­пат­ры, кото­рую пред­став­ля­ли как едва ли не вопло­ще­ни­ем ковар­ства и зла. Плу­тарх (Ant., 27) писал о её уме­нии обхож­де­ния, Афи­ней (Dei­no­sop­hist. IV, 147e—148f) о рос­кош­ных пирах и рас­то­чи­тель­но­сти, Вел­лей Патер­кул (II, 82—83) о пагуб­ном вли­я­нии цари­цы на Анто­ния. Гора­ций назвал Клео­пат­ру «роко­вым дивом», «чудо­ви­щем судь­бы» — fa­ta­le monstrum (Hor. Od. I, 37). Пли­ний в «Есте­ствен­ной исто­рии» пред­ста­вил цари­цу «коро­но­ван­ной блуд­ни­цей» — re­gi­na me­ret­rix (Plin. IX, 119). Евтро­пий (VII, 6, 7) писал, что Клео­пат­ра, по жен­ской алч­но­сти, воз­же­ла­ла цар­ст­во­вать в Риме и скло­ни­ла Анто­ния на вели­кую граж­дан­скую вой­ну. И всё же самые тен­ден­ци­оз­ные харак­те­ри­сти­ки Анто­нию и Клео­пат­ре дали пере­сказ­чик Ливия Луций Флор и ком­пи­ля­тор IV в. н. э. Авре­лий Вик­тор. Флор (IV, 11, 1—3) при­во­дит явно сфаб­ри­ко­ван­ный рас­сказ о том, как Анто­ний, оде­тый в одеж­ду царя, раз­врат­ни­чал с Клео­патрой. Вик­тор (De vir. clar., 85, 6) раз­ви­ва­ет эту тему, сооб­щая сплет­ню, что Анто­ний, яко­бы, даже умер, сидя в с.128 цар­ском обла­че­нии на троне. Про саму же Клео­пат­ру Вик­тор (86, 2) при­во­дит, пожа­луй, наи­бо­лее сен­са­ци­он­ный в антич­ной исто­рио­гра­фии «факт»: «Она была так раз­врат­на, что часто про­сти­туи­ро­ва­ла, и обла­да­ла такой кра­сотой, что мно­гие муж­чи­ны сво­ей смер­тью пла­ти­ли за обла­да­ние ею в тече­ние одной ночи». Образ Клео­пат­ры был созна­тель­но извра­щён окта­виа­нов­ской про­па­ган­дой, чтобы дис­креди­ти­ро­вать не толь­ко цари­цу, но и Анто­ния, пока­зать его отступ­ни­ком, кото­рый пре­льстил­ся «вар­вар­кой» и отка­зал­ся от рим­ских цен­но­стей, посяг­нул на цар­скую власть, стал тира­ном. Так союз Анто­ния и Клео­пат­ры был пред­став­лен для рим­ско­го обще­ства, что с само­го нача­ла граж­дан­ской вой­ны обес­пе­чи­ло идео­ло­ги­че­ский пере­вес лаге­рю Окта­ви­а­на.

Что же каса­ет­ся лич­ных отно­ше­ний Анто­ния и Клео­пат­ры, то в них, по всей види­мо­сти, тес­но пере­пле­та­лись поли­ти­че­ский праг­ма­тизм и какие-то реаль­ные чув­ства. Оба парт­нё­ра име­ли зна­чи­тель­ный опыт ком­му­ни­ка­ции, были вели­ки­ми людь­ми, а пото­му их сим­би­оз дол­жен был пре­сле­до­вать кон­крет­ные инте­ре­сы. Извест­ный спе­ци­а­лист по исто­рии антич­но­сти М. И. Ростов­цев рас­смат­ри­вал еди­не­ние Анто­ния и Клео­пат­ры имен­но как «согла­ше­ние …, при­няв­шее в кон­це кон­цов обыч­ную в элли­ни­сти­че­ском мире фор­му брач­но­го сою­за. В какой мере к делу при­ме­ша­лась любовь Анто­ния к Клео­пат­ре, без­раз­лич­но. На пер­вом плане сто­я­ла не она, а общие инте­ре­сы: Клео­пат­ра спа­са­ла своё поло­же­ние, Анто­ний сохра­нял себе нуж­ный ему поли­ти­че­ский и финан­со­вый резерв» [21, с. 82]. По мне­нию Ростов­це­ва, этот союз был вза­и­мо­вы­год­ной сдел­кой, в кото­рой оба парт­нё­ра пре­сле­до­ва­ли кон­крет­ные цели; «соба­чья при­вя­зан­ность Анто­ния к Клео­пат­ре» все­го лишь плод окта­виа­нов­ской про­па­ган­ды [21, с. 86—88].

Совре­мен­ный рос­сий­ский исто­рик А. П. Бели­ков подроб­но иссле­до­вал пси­хо­ло­ги­че­ский аспект отно­ше­ний Анто­ния с Клео­патрой и при­шёл к выво­ду, что их парт­нёр­ство было про­ти­во­ре­чи­вым, их разде­ля­ли раз­лич­ные инте­ре­сы, поэто­му союз «Афро­ди­ты и Дио­ни­са» нель­зя рас­смат­ри­вать в духе любов­ной интри­ги. Сум­ми­руя резуль­та­ты сво­их изыс­ка­ний, Бели­ков утвер­жда­ет: «Пока дела шли успеш­но и они мог­ли мно­гое дать друг дру­гу — все было пре­крас­но. После бит­вы при Акции цен­ность Анто­ния, как поли­ти­че­ско­го парт­не­ра, рез­ко упа­ла. А посколь­ку люб­ви не было, то как пер­спек­тив­ный парт­нер он рез­ко упал в гла­зах Клео­пат­ры. Для Анто­ния все начи­на­лось с трез­во­го рас­че­та, но затем он всерь­ез увлек­ся цари­цей, как нату­ра при­вяз­чи­вая и сла­бая, лег­ко под­чи­ня­ю­ща­я­ся чужой воле. Это не было любо­вью, вер­нее опре­де­лить такое чув­ство как увле­че­ние-под­чи­не­ние с силь­ной сте­пе­нью зави­си­мо­сти. Для Клео­пат­ры же все как нача­лось с необ­хо­ди­мо­сти, так ею и закон­чи­лось. Три­ум­вир был нужен ей и ее государ­ству. К тому же у нее уже был опыт подоб­ных отно­ше­ний с Юли­ем Цеза­рем, кото­ро­го она, несо­мнен­но, ува­жа­ла боль­ше, чем Анто­ния. Она была намно­го силь­нее три­ум­ви­ра и рядом с ним не смог­ла стать сла­бой жен­щи­ной, а вынуж­де­на была оста­вать­ся цари­цей» [6, с. 154]. С эти­ми выво­да­ми хотел бы солида­ри­зо­вать­ся и автор. Анто­ний и Клео­пат­ра в про­дол­же­ние сво­ей сов­мест­ной дея­тель­но­сти, без­услов­но, нуж­да­лись друг в дру­ге, и не толь­ко в поли­ти­че­ской плос­ко­сти, одна­ко их чело­ве­че­ские отно­ше­ния не с.129 сле­ду­ет пре­уве­ли­чи­вать. Так или ина­че, Клео­пат­ра пре­да­ла Анто­ния, пред­при­няв послед­нюю попыт­ку ради спа­се­ния сво­ей вла­сти дого­во­рить­ся с Окта­виа­ном.

Под­готов­ка к смер­ти ста­ла для неё глав­ной зада­чей, хотя она ещё сохра­ня­ла сла­бую надеж­ду на ком­про­мисс с победи­те­лем. Антич­ные источ­ни­ки утвер­жда­ют, что Клео­пат­ра зара­нее раз­ра­бота­ла сце­на­рий сво­его ухо­да, кото­рый заду­мы­вал­ся как завер­шаю­щей акт её рели­ги­оз­ной поли­ти­ки и дол­жен был напо­сле­док под­черк­нуть боже­ст­вен­ность «новой Иси­ды». Плу­тарх пишет, что как толь­ко Окта­виан взял Пелу­зий, цари­ца «при­ка­за­ла пере­не­сти всё наи­бо­лее цен­ное из цар­ской сокро­вищ­ни­цы — золо­то, сереб­ро, сма­рагды, жем­чуг, чёр­ное дере­во, сло­но­вую кость, кори­цу — к себе в усы­паль­ни­цу, это было высо­кое и вели­ко­леп­ное зда­ние, кото­рое она уже дав­но воз­двиг­ла близ хра­ма Иси­ды. Там же нава­ли­ли гру­ду пак­ли и смо­ли­стой лучи­ны…» (Plut. Ant., 74).

Плу­тар­ху вто­рит Дион Кас­сий, кото­рый под­твер­жда­ет, что цари­ца Егип­та наме­ре­ва­лась уме­реть, одно­вре­мен­но уни­что­жив свои сокро­ви­ща: «Клео­пат­ра собра­ла их все в гроб­ни­це, кото­рую она веле­ла выстро­ить при цар­ском двор­це, и угро­жа­ла сжечь их вме­сте с собой, если ей будет гро­зить какое бы то ни было несча­стье» (Cass. Dio. LI, 8). Сожже­ние огром­ных богатств, навер­ное, не огра­ни­чи­ва­лось одним лишь жела­ни­ем при­чи­нить ущерб победи­те­лю и уни­зить его досто­ин­ство — этот замы­сел дол­жен был иметь какой-то мисти­че­ский смысл: то ли это была гран­ди­оз­ная заупо­кой­ная жерт­ва в честь боже­ст­вен­ной пра­ви­тель­ни­цы, то ли цари­ца про­сто хоте­ла уйти рос­кош­но и со сла­вой, чтобы запом­нить­ся как послед­ней из Пто­ле­ме­ев.

Из слов Дио­на (LI, 11) сле­ду­ет, что после смер­ти Анто­ния Клео­пат­ра нахо­ди­лась в стрес­со­вом состо­я­нии и гото­ва была покон­чить с собой из стра­ха перед Окта­виа­ном: «Даже в таком ужас­ном поло­же­нии она настоль­ко чув­ст­во­ва­ла себя цари­цей, что пред­по­чи­та­ла уме­реть, нося это имя и сохра­няя все зна­ки сво­его досто­ин­ства, толь­ко бы не остать­ся жить в каче­стве част­но­го лица. Она всё вре­мя дер­жа­ла нагото­ве огонь, чтобы в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти уни­что­жить свои богат­ства, а при себе име­ла аспидов и раз­ных дру­гих змей; силу их смер­тель­но­го яда она зара­нее испы­та­ла на дру­гих людях». Но покон­чить с собой вслед за Анто­ни­ем Клео­пат­ре не уда­лось: аген­ты Окта­ви­а­на забра­лись в мав­зо­лей и схва­ти­ли цари­цу, вырвав из её рук кин­жал, кото­рым она хоте­ла зако­лоть­ся; Клео­пат­ра была пере­веде­на в цар­ский дво­рец, ей обес­пе­чи­ли обыч­ное почёт­ное содер­жа­ние, но тща­тель­но следи­ли за ней, убрав все при­год­ные для само­убий­ства пред­ме­ты (Plut. Ant., 79; Cass. Dio. LI, 11). Так завер­шил­ся тот тяжё­лый и дра­ма­ти­че­ский день 1 авгу­ста 30 г.

Окта­виан поз­во­лил Клео­пат­ре само­лич­но похо­ро­нить Анто­ния и даже встре­тил­ся с ней, уго­ва­ри­вая её не накла­ды­вать на себя руки и дове­рить­ся его мило­сер­дию. Эта встре­ча была послед­ней попыт­кой цари­цы най­ти ком­про­мисс с победи­те­лем и отсто­ять себя, но пере­го­во­ры завер­ши­лись ничем. «Всту­пая в пере­го­во­ры с Окта­виа­ном, в том чис­ле и лич­ные, Клео­пат­ра наде­я­лась добить­ся от него дости­же­ния сво­их целей, как суме­ла это сде­лать с Цеза­рем и Анто­ни­ем. Но Окта­виан был совер­шен­но дру­гим чело­ве­ком. По сво­им каче­ствам он был, пожа­луй, подо­бен еги­пет­ской цари­це, так что эти два одно­имён­ных полю­са реши­тель­но оттал­ки­ва­лись друг от дру­га», — тако­во мне­ние с.130 рос­сий­ско­го исто­ри­ка Ю. Б. Цир­ки­на, с кото­рым мож­но толь­ко согла­сить­ся [25, с. 298].

Клео­пат­ра воочию убеди­лась в бес­смыс­лен­но­сти пре­бы­ва­ния под покро­ви­тель­ст­вом Окта­ви­а­на, реаль­но осо­зна­ла, что он не оста­вит ей цар­ский титул. В то же вре­мя она пони­ма­ла, что победи­тель не допу­стит её ухо­да из жиз­ни, что она нуж­на ему в идео­ло­ги­че­ских целях, дабы пока­зать все­му Риму вели­чие Окта­ви­а­на, кото­рый выхо­дил не толь­ко три­ум­фа­то­ром граж­дан­ской вой­ны с Анто­ни­ем, но и заво­е­ва­те­лем Егип­та. Цари­це было ясно, что свер­шив­ше­е­ся втор­же­ние рим­ских войск окон­ча­тель­но поста­ви­ло крест на государ­ст­вен­но­сти элли­ни­сти­че­ско­го Егип­та, озна­ча­ло конец дина­стии Пто­ле­ме­ев. И Клео­пат­ра, как послед­няя пред­ста­ви­тель­ни­ца это­го вели­ко­го рода, почти три­ста лет пра­вив­ше­го Егип­том, имев­ше­го вли­я­ние на про­цес­сы в Восточ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье, долж­на была теперь стать почёт­ной плен­ни­цей вла­сти­те­ля Рима, укра­сить его три­умф. Без­услов­но, Клео­пат­ра не мог­ла с этим сми­рить­ся.

Когда после похо­рон Анто­ния у цари­цы нача­лась лихо­рад­ка, она пыта­лась отка­зать­ся от пищи и таким спо­со­бом уме­реть, в чём про­си­ла помо­щи у сво­его вра­ча Олим­па; одна­ко Окта­виан рас­крыл этот замы­сел (Plut. Ant., 82). Клео­пат­ру уси­лен­но сте­рег­ли, чтобы в цело­сти отпра­вить в Рим в каче­стве плен­ни­цы. Окта­виан решил воз­вра­щать­ся домой через Сирию, а цари­цу с детьми отпра­вить в Рим морем. «Она подо­зре­ва­ла этот его замы­сел и пред­по­чла бы тыся­чу раз уме­реть, чем стер­петь это, — рас­ска­зы­ва­ет Кас­сий Дион (LI, 13). — Теперь она уже и на самом деле жаж­да­ла смер­ти и не раз обра­ща­лась с моль­бой к Цеза­рю [Окта­виа­ну] чтобы он тем или иным спо­со­бом убил её, да и сама пыта­лась пред­при­нять раз­ные шаги к это­му». Тогда, чтобы обма­нуть бди­тель­ность рим­лян, Клео­пат­ра при­тво­ри­лась, что соглас­на, пере­да­ла по опи­си свои сокро­ви­ща Окта­виа­ну, даже ото­бра­ла дра­го­цен­но­сти для его жены Ливии, яко­бы для того, чтобы уми­ло­сти­вить победи­те­ля. Цари­цу ста­ли охра­нять не так стро­го. В ито­ге 12 авгу­ста 30 г., за три дня до отплы­тия в Рим, Клео­пат­ра покон­чи­ла с собой, при­со­еди­нив­шись к Анто­нию.

По Плу­тар­ху (Ant., 85), рим­ляне узна­ли об этом так. Посе­тив моги­лу Анто­ния, Клео­пат­ра воз­вра­ти­лась во дво­рец, при­ня­ла купа­ние и позав­тра­ка­ла, после чего к воротам двор­ца явил­ся некий кре­стья­нин с пол­ной кор­зин олив, и, так как он не вызы­вал подо­зре­ний, кара­уль­ные его про­пу­сти­ли. После это­го к Окта­виа­ну посту­пи­ла запе­ча­тан­ная таб­лич­ка с пись­мом Клео­пат­ры, в кото­ром она про­си­ла похо­ро­нить её вме­сте с Анто­ни­ем. Толь­ко тогда рим­ляне поня­ли, что про­изо­шло, и бро­си­лись в покои цари­цы, где нашли её уже мерт­вой, лежав­шей в золо­том убо­ре на ложе. Рядом лежа­ли две рабы­ни Клео­пат­ры — Ира­да и Хар­ми­он, тоже уми­рав­шие. Кто-то из рим­лян в яро­сти крик­нул: «Пре­крас­но, Хар­ми­он!». И рабы­ня отве­ти­ла: «Да, поис­ти­не пре­крас­но и достой­но пре­ем­ни­цы столь­ких царей», после чего умер­ла. Конеч­но, послед­ний факт может быть про­сто худо­же­ст­вен­ным вымыс­лом, сохра­нив­шим­ся в антич­ной тра­ди­ции для кра­соты сюже­та.

По мне­нию боль­шин­ства древ­них исто­ри­ков, Клео­пат­ра умер­ла от уку­са ядо­ви­той змеи, кото­рый при­чи­нил ей быст­рую и без­бо­лез­нен­ную кон­чи­ну (Vell. Pat. II, 87, 1; Flor. IV, 11, 11; Eut­rop. VII, 6, 7; Aurel. Vic­tor. 86, 3). Но это с.131 объ­яс­не­ние не счи­та­лось окон­ча­тель­ным. Совре­мен­ник Окта­ви­а­на Авгу­ста гео­граф Стра­бон писал, что есть две вер­сии смер­ти Клео­пат­ры: от уку­сов змеи и от ядо­ви­той мази для при­ти­ра­ний (Strab. XVII, 1, 10). Самые подроб­ные сведе­ния об этом оста­ви­ли Кас­сий Дион и Плу­тарх, их рас­ска­зы несколь­ко раз­ли­ча­ют­ся, но в целом содер­жат все те основ­ные тол­ко­ва­ния смер­ти цари­цы, что име­лись у рим­лян и затем сохра­ни­лись в исто­ри­че­ской тра­ди­ции.

Вер­сия Плу­тар­ха: «Гово­рят, что аспида при­нес­ли вме­сте со смок­ва­ми, спря­тан­ным под яго­да­ми и листья­ми, чтобы он ужа­лил цари­цу неожи­дан­но для нее, — так рас­по­ряди­лась она сама. Но, вынув­ши часть ягод, Клео­пат­ра заме­ти­ла змею и ска­за­ла: “Так вот она где была…” — обна­жи­ла руку и под­ста­ви­ла под укус. Дру­гие сооб­ща­ют, что змею дер­жа­ли в закры­том сосуде для воды и Клео­пат­ра дол­го выма­ни­ва­ла и драз­ни­ла ее золотым вере­те­ном, покуда она не выполз­ла и не впи­лась ей в руку повы­ше лок­тя. Впро­чем, исти­ны не зна­ет никто — есть даже сооб­ще­ние, буд­то она пря­та­ла яд в полой голов­ной шпиль­ке, кото­рая посто­ян­но была у нее в воло­сах. Одна­ко ж ни еди­но­го пят­на на теле не высту­пи­ло, и вооб­ще ника­ких при­зна­ков отрав­ле­ния не обна­ру­жи­ли. Впро­чем, и змеи в ком­на­те не нашли, но неко­то­рые утвер­жда­ли, буд­то виде­ли зме­и­ный след на мор­ском бере­гу, куда выхо­ди­ли окна. Нако­нец, по сло­вам несколь­ких писа­те­лей, на руке Клео­пат­ры вид­не­лись два лег­ких, чуть замет­ных уко­ла. Это, веро­ят­но, убеди­ло и Цеза­ря [Окта­ви­а­на], пото­му что в три­ум­фаль­ном шест­вии нес­ли изо­бра­же­ние Клео­пат­ры с при­льнув­шим к ее руке аспидом. Тако­вы обсто­я­тель­ства ее кон­чи­ны» (Plut. Ant., 86).

Вер­сия Дио­на Кас­сия: «Никто не зна­ет досто­вер­но, какой спо­соб смер­ти она избра­ла: на руке её были вид­ны толь­ко еле замет­ные уко­лы. Одни гово­рят, что она при­ло­жи­ла к сво­е­му телу того аспида, кото­ро­го ей при­нес­ли либо в сосуде для воды, либо в буке­те цве­тов. Дру­гие — что гре­бень, кото­рым она обыч­но рас­чё­сы­ва­ла воло­сы, был сма­зан ядом, при­чём этот яд обла­дал осо­бым свой­ст­вом: при при­кос­но­ве­нии к телу он не при­но­сил ника­ко­го вреда, но если хотя бы кап­ля его попа­да­ла в кровь, он немед­лен­но отрав­лял её и при­чи­нял мгно­вен­ную и без­бо­лез­нен­ную смерть. Этот гре­бень, сма­зан­ный ядом, Клео­пат­ра до это­го вре­ме­ни обыч­но носи­ла в воло­сах, а в этот миг, слег­ка оца­ра­пав себе руку, впу­сти­ла яд в кровь.

Таким ли или каким-либо подоб­ным спо­со­бом Клео­пат­ра погиб­ла, и вме­сте с нею две её при­служ­ни­цы. А евнух — как толь­ко Клео­пат­ра была взя­та под стра­жу — доб­ро­воль­но под­верг себя уку­сам ядо­ви­тых змей и, ужа­лен­ный ими, бро­сил­ся в гроб­ни­цу, кото­рую зара­нее себе при­гото­вил» (Cass. Dio. LI, 14).

Итак, смерть Клео­пат­ры была доволь­но зага­доч­ной. С учё­том пси­хо­ло­ги­че­ско­го настроя цари­цы, а так­же идео­ло­ги­че­ской выго­ды тако­го ухо­да, посту­пок Клео­пат­ры вполне объ­яс­ним. Одна­ко меди­цин­ский или, вер­нее, фар­ма­ко­ло­ги­че­ский аспект этой исто­рии вызы­ва­ет мно­го вопро­сов. Во-пер­вых, антич­ные авто­ры одно­знач­но не утвер­жда­ют, что цари­ца умер­ла от уку­са змеи или от при­ня­тия яда каким-либо иным спо­со­бом. Мож­но не сомне­вать­ся лишь в том, что при­чи­ной смер­ти Клео­пат­ры и прав­да был силь­но дей­ст­ву­ю­щий яд — ско­рее все­го, зме­и­ный, ибо перед этим, как гово­ри­лось выше, цари­ца испы­ты­ва­ла на заклю­чен­ных смер­то­нос­ные свой­ства мно­же­ства змей. Каким обра­зом она с.132 при­ня­ла этот яд, неиз­вест­но, может быть, её отра­ви­ли соб­ст­вен­ные слу­жан­ки, испол­няя при­каз сво­ей пове­ли­тель­ни­цы. Во вся­ком слу­чае, цари­ца всё-таки нашла какое-то эффек­тив­ное ядо­ви­тое веще­ство, поз­во­лив­шее ей быст­ро и, судя по все­му, без­бо­лез­нен­но отой­ти в мир иной.

Мож­но пред­по­ло­жить, что Клео­пат­ра мог­ла исполь­зо­вать опыт дру­го­го вели­ко­го пра­ви­те­ля элли­низ­ма — пон­тий­ско­го царя Мит­ри­да­та VI Евпа­то­ра, кото­рый был изве­стен сво­и­ми позна­ни­я­ми в обла­сти ядов и про­ти­во­ядий. Послед­ний тоже про­во­дил опы­ты со скор­пи­о­на­ми и дру­ги­ми ядо­ви­ты­ми живот­ны­ми, сме­ши­вая их смер­то­нос­ные выде­ле­ния и соста­вив из них про­ти­во­ядие, извест­ное как «мит­ри­да­тов­ское»; об этом подроб­но сооб­ща­ет в сво­их сочи­не­ни­ях Клав­дий Гален [12, с. 448—449]. Если пред­по­ло­жить, что Клео­пат­ра дей­ст­ви­тель­но опи­ра­лась на фар­ма­ко­ло­ги­че­ский опыт пред­ше­ст­ву­ю­щих ей элли­ни­сти­че­ских само­держ­цев, то имен­но Мит­ри­дат Евпа­тор объ­ек­тив­но являл­ся тем, кому мог­ла под­ра­жать еги­пет­ская цари­ца. Но это лишь вер­сия. Ведь поми­мо зна­ме­ни­то­го «мит­ри­да­то­ва сред­ства» Клео­пат­ра мог­ла обра­тить­ся к опы­ту древ­не­еги­пет­ской меди­ци­ны, кото­рая издрев­ле сла­ви­лась сво­и­ми фар­ма­ко­ло­ги­че­ски­ми дости­же­ни­я­ми, не гово­ря уже об искус­стве баль­за­ми­ро­ва­ния и муми­фи­ка­ции. Вполне воз­мож­но и то, что Клео­пат­ра заим­ст­во­ва­ла какие-то пре­па­ра­ты у еги­пет­ских меди­ков, тем более что Плу­тарх упо­ми­на­ет неко­е­го вра­ча Олим­па, кото­ро­го цари­ца про­си­ла помочь ей в само­убий­стве. Как бы то ни было, в исто­рии смер­ти Клео­пат­ры меди­цин­ский аспект имел вто­ро­сте­пен­ную роль, был про­сто сред­ст­вом, при помо­щи кото­ро­го послед­няя пред­ста­ви­тель­ни­ца Пто­ле­ме­ев осу­ще­ст­ви­ла свой завер­шаю­щий поли­ти­че­ский акт.

Истин­ную при­чи­ну смер­ти Клео­пат­ры уже нико­гда не узна­ют. Но само коли­че­ство вер­сий и ори­ги­наль­ность объ­яс­не­ний свиде­тель­ст­ву­ют, что рим­лян весь­ма бес­по­ко­ил этот вопрос. Источ­ни­ки пря­мо сооб­ща­ют, что Окта­виан был изум­лён и раз­дра­жён поступ­ком Клео­пат­ры, даже пытал­ся воз­вра­тить её к жиз­ни при помо­щи неких цели­те­лей — псил­лов, кото­рым пору­чил высо­сать яд (Suet. Aug. 17, 4; Oros. VI, 19, 18). Об этом так­же сохра­нил подроб­ный рас­сказ Дион Кас­сий (LI, 14): «Когда Цезарь узнал о смер­ти Клео­пат­ры, он был потря­сён: он осмот­рел её тело и велел попы­тать­ся вер­нуть её к жиз­ни с помо­щью раз­ных про­ти­во­ядий и псил­лов. Псил­ла­ми назы­ва­ют­ся муж­чи­ны (жен­щи­ны псил­ла­ми не быва­ют), кото­рые могут выса­сы­вать зме­и­ный яд из ран людей, толь­ко что уку­шен­ных зме­ёй, но ещё не умер­ших; если их самих уку­сит любая змея, им это ника­ко­го вреда не при­не­сёт. Это свой­ство пере­да­ёт­ся по наслед­ству в одних и тех же семьях: ново­рож­ден­ных детей либо кла­дут вме­сте со зме­я­ми, либо бро­са­ют зме­ям их пелён­ки; змеи не могут уку­сить ново­рож­ден­но­го ребён­ка, а, сопри­ка­са­ясь с его пелён­ка­ми, впа­да­ют в оце­пе­не­ние. Вот как это про­ис­хо­дит». Судя по изло­же­нию Дио­на, упо­мя­ну­тые псил­лы были какой-то еги­пет­ской рели­ги­оз­ной сек­той или сосло­ви­ем, их вра­чеб­ная дея­тель­ность была свя­за­на с куль­том змей и име­ла мисти­че­ский харак­тер. Прин­цип насле­до­ва­ния целеб­ных свойств, отправ­ле­ние риту­а­ла при рож­де­нии ребён­ка-псил­ла (посвя­ще­ние?) поз­во­лят сде­лать вывод, что эта груп­па была тра­ди­ци­он­ным объ­еди­не­ни­ем, а её исто­ки вос­хо­дят к суе­ве­ри­ям, может быть, ещё до элли­ни­сти­че­ской эпо­хи.

с.133 Отча­яв­шись «реани­ми­ро­вать» Клео­пат­ру, Окта­виан всё же вос­при­нял её уход с ува­же­ни­ем и при­ка­зал с почё­том похо­ро­нить её набаль­за­ми­ро­ван­ное тело вме­сте с Анто­ни­ем, поме­стив их в усы­паль­ни­це цари­цы, кото­рую велел завер­шить; слу­жан­ки Клео­пат­ры тоже были удо­сто­е­ны почет­но­го захо­ро­не­ния (Plut. Ant., 86; Cass. Dio. LI, 15; Suet. Aug. 17, 4). Окта­виан осмот­рел так­же тело Алек­сандра Вели­ко­го, но посе­тить усы­паль­ни­цу Пто­ле­ме­ев отка­зал­ся, заявив, что хотел видеть царя, а не мерт­ве­цов (Suet. Aug. 18, 1). Так новый вла­сте­лин Рима ясно дал понять, что эпо­ха Пто­ле­ме­ев про­шла. Цеза­ри­он, отправ­лен­ный в Эфи­о­пию, был захва­чен и убит, как опас­ный сопер­ник. Дети Анто­ния и Клео­пат­ры были взя­ты на вос­пи­та­ние его рим­ской женой Окта­ви­ей, из них Клео­пат­ра Селе­на, дочь цари­цы и три­ум­ви­ра, потом ста­ла женой нуми­дий­ско­го царя Юбы II; таким обра­зом, боко­вая ветвь Пто­ле­ме­ев вошла в род афри­кан­ских царей (Plut. Ant., 87; Cass. Dio. LI, 15; Strab. XVII, 3, 7).

В исто­рии с гибе­лью Клео­пат­ры VII оста­ёт­ся про­яс­нить лишь один момент — поли­ти­че­ское зна­че­ние это­го акта, связь его с идео­ло­ги­че­ской и рели­ги­оз­ной дея­тель­но­стью цари­цы, кото­рая при жиз­ни пре­зен­то­ва­ла себя в каче­стве Афро­ди­ты и «новой Иси­ды». Как отме­че­но выше, Клео­пат­ра не мог­ла посту­пить­ся сво­им цар­ским и боже­ст­вен­ным ста­ту­сом, после пора­же­ния и кру­ше­ния всех надежд ей как пра­ви­тель­ни­це и как лич­но­сти оста­ва­лось одно — достой­но уйти, завер­шить дина­стию. Сде­лать это мож­но было толь­ко с помо­щью доб­ро­воль­но­го при­ня­тия смер­ти, отка­за от мило­стей победи­те­ля, посмерт­но­го тор­же­ства над вторг­шим­ся в Еги­пет могу­чим рим­ским заво­е­ва­те­лем. Клео­пат­ра мог­ла осу­ще­ст­вить свой цар­ский уход в мир иной толь­ко в рам­ках сво­ей преж­ней рели­ги­оз­ной поли­ти­ки, чтобы ещё раз закре­пить в умах людей поня­тие о себе как о боже­ст­вен­ной избран­ни­це, необык­но­вен­ной цари­це. В этом слу­чае вполне понят­ной ста­но­вит­ся прось­ба Клео­пат­ры к Окта­виа­ну похо­ро­нить её вме­сте с Анто­ни­ем: этот жест, на пер­вый взгляд про­стое выра­же­ние чело­ве­че­ских чувств, не в послед­нюю оче­редь дол­жен был стать эпи­ло­гом дуа­ли­сти­че­ско­го куль­та «Афро­ди­ты и Дио­ни­са», логи­че­ским кон­цом «сою­за смерт­ни­ков».

Источ­ни­ки свиде­тель­ст­ву­ют, что, гото­вясь к само­убий­ству, Клео­пат­ра оде­лась в рос­кош­ное цар­ское оде­я­ние, взя­ла в руки зна­ки цар­ской вла­сти (Cass. Dio. LI, 13; Flor. IV, 11, 11). Эти при­готов­ле­ния под­твер­жда­ют, что кон­чи­на была для Клео­пат­ры осо­бым риту­а­лом, даже на поро­ге смер­ти она хоте­ла оста­вать­ся цари­цей, для чего оде­лась соот­вет­ст­ву­ю­ще и даже взя­ла зна­ки вла­сти. Авто­ри­тет­ный бри­тан­ский исто­рик Эдвин Бивен ещё в пер­вой поло­вине XX века заме­тил, что конец Клео­пат­ры пре­вра­тил­ся в мисте­рию, а цар­ский наряд, в кото­ром она встре­ти­ла смерть, навер­ное, был оде­я­ни­ем «новой Иси­ды» [1, pp. 381—382]. К это­му мож­но при­ба­вить крат­кое упо­ми­на­ние Фло­ра (IV, 11, 11) о том, что цари­ца «погру­зи­лась в смерть, как в сон» — если в эту фра­зу рим­ский исто­рик вкла­ды­вал какой-то семан­ти­че­ский смысл, то её мож­но сопо­ста­вить с уже цити­ро­ван­ным отрыв­ком из назван­ной над­пи­си Пшер­нип­та­ха: «…стра­на сна, тягост­но­го мра­ка… я не знаю, где я, с тех пор как, как при­бы­ла в эту юдоль…». Навер­ное, таким было умо­на­стро­е­ние Клео­пат­ры, перед тем как она доб­ро­воль­но ушла в небы­тие, пред­по­чи­тая остать­ся в памя­ти людей как цари­ца и сой­ти в моги­лу, сохра­няя цар­ский и боже­ст­вен­ный сан, чем ста­но­вить­ся плен­ни­цей рим­лян и позо­рить дина­стию Пто­ле­ме­ев. И это ей уда­лось, при помо­щи эффек­тив­но­го яда она дей­ст­ви­тель­но выде­ли­лась на фоне дру­гих сво­их пред­ков, с.134 запом­нив­шись не толь­ко при­жиз­нен­ны­ми дела­ми, направ­лен­ны­ми на вос­ста­нов­ле­ние импе­рии Пто­ле­ме­ев, но и сво­ей кон­чи­ной.

Антич­ная лите­ра­тур­ная тра­ди­ция сохра­ни­ла про­ти­во­ре­чи­вый и в то же вре­мя при­тя­га­тель­ный сво­ей скан­даль­но­стью образ цари­цы Егип­та. Пожа­луй, из всех древ­них исто­ри­ков наи­бо­лее яркую (и в то же вре­мя — тен­ден­ци­оз­ную) харак­те­ри­сти­ку побеж­дён­ных «Афро­ди­ты и Дио­ни­са» оста­вил Кас­сий Дион (L, 15), кото­рый писал:

«Анто­ний все­гда хоро­шо пони­мал, как сле­ду­ет посту­пать, и в этом не имел себе рав­ных, но совер­шил мно­го нера­зум­ных поступ­ков; порой он был необы­чай­но храбр и в то же вре­мя не раз тер­пел неуда­чи по сво­ей тру­со­сти, он был то велик душою, то ничто­жен; чужое доб­ро захва­ты­вал, своё рас­то­чал, иных без вся­ких при­чин про­щал, а мно­гих карал не по спра­вед­ли­во­сти. Поэто­му, хотя он стал из ничтож­но­го все­мо­гу­щим, из бед­ня­ка — бога­чом, ни то, ни дру­гое не пошло ему на поль­зу, и он, наде­яв­ший­ся стать еди­но­власт­ным пове­ли­те­лем рим­лян, кон­чил жизнь само­убий­ст­вом.

Клео­пат­ра же не зна­ла пре­де­лов ни в любов­ной стра­сти, ни в стя­жа­тель­стве, была често­лю­би­ва и вла­сто­лю­би­ва, и к тому же над­мен­на и дерз­ка. Цар­ской вла­сти в Егип­те она доби­лась любов­ны­ми чара­ми, но, наде­ясь тем же путём достиг­нуть гос­под­ства над рим­ля­на­ми, ошиб­лась в сво­их рас­чё­тах и поте­ря­ла и то, что име­ла. Двух вели­чай­ших рим­лян сво­его вре­ме­ни она под­чи­ни­ла сво­ей вла­сти, а из-за третье­го сама покон­чи­ла с собой. Вот како­вы были Анто­ний и Клео­пат­ра и вот как кон­чи­ли они свою жизнь».

Таким обра­зом, Клео­пат­ра VII в про­дол­же­ние всей жиз­ни была вер­на сво­им глав­ным иде­ям и целям: укреп­ле­нию соб­ст­вен­но­го цар­ско­го и боже­ст­вен­но­го ста­ту­са, созда­нию дуа­ли­сти­че­ской рим­ско-еги­пет­ской импе­рии на Восто­ке в сою­зе с вла­сте­ли­на­ми Рима — сна­ча­ла с Цеза­рем, а после его смер­ти с Анто­ни­ем. Потер­пев пора­же­ние, Клео­пат­ра осо­зна­ла крах сво­их амби­ци­оз­ных импер­ских про­ек­тов и утра­ти­ла смысл сво­ей жиз­ни, ибо она мог­ла жить лишь как боже­ст­вен­ная пра­ви­тель­ни­ца, пре­ем­ни­ца вели­ких Пто­ле­ме­ев, пре­ем­ни­ков Алек­сандра, и «новая Иси­да» в одном лице. Поэто­му логи­че­ским кон­цом Клео­пат­ры мог­ла быть толь­ко смерть — при­чём не про­сто уми­ра­ние, как у обыч­но­го чело­ве­ка, а три­ум­фаль­ный уход, достой­ный жен­щи­ны-фара­о­на, а глав­ное, пол­но­стью выдер­жан­ный в сти­ле её идео­ло­ги­че­ской и рели­ги­оз­ной поли­ти­ки. Само­убий­ство цари­цы долж­но было сим­во­ли­зи­ро­вать доб­ро­воль­ный отказ от утра­тив­шей цен­ность жиз­ни и в то же вре­мя — посмерт­ное тор­же­ство над рим­ским заво­е­ва­те­лем, кото­рый сумел захва­тить Еги­пет, но ока­зал­ся бес­си­лен поко­рить его боже­ст­вен­ную пра­ви­тель­ни­цу. Конеч­но, Клео­пат­ра боя­лась смер­ти и испы­та­ла силь­ней­ший стресс, но често­лю­бие вынуди­ло её остать­ся в том обра­зе, какой она пред­став­ля­ла под­дан­ным и все­му миру в тече­ние жиз­ни. Если даже сама она утра­ти­ла все надеж­ды, то сво­им ухо­дом пыта­лась заста­вить дру­гих пове­рить в свою исклю­чи­тель­ность и боже­ст­вен­ность, вос­хи­тить­ся её муже­ст­вен­ной кон­чи­ной, при­знать, что она выде­ля­ет­ся из чис­ла дру­гих заво­ё­ван­ных Римом царей. Толь­ко такой исход мог устро­ить често­лю­би­вую Клео­пат­ру, в нату­ре кото­рой гор­дая цари­ца одер­жа­ла верх над жен­щи­ной, под­вер­жен­ной сла­бо­стям про­стых смерт­ных.

с.135

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Be­van E. R. The Hou­se of Pto­le­my. — Lon­don, 1927.

2. Mis­sion Re­port 2006 — Franck God­dio So­cie­ty. — Avai­lab­le from: http://www.franckgod­dio.org/Si­te­map/Project/Projec­tAr­ti­cel.aspx?ProjectNa­me=Ale­xandria&Layout=B&XmlDo­cu­ment=0012.xml

3. Авре­лий Вик­тор. Исто­рия Рима // Вест­ник древ­ней исто­рии, 1963, № 4. — С. 214—257; 1964, № 1. — С. 227—252; № 2. — С. 197—240.

4. Аппи­ан Алек­сан­дрий­ский. Рим­ская исто­рия. — М., 2002.

5. Афи­ней. Пир муд­ре­цов. — М., 2004.

6. Бели­ков А. П. Марк Анто­ний и Клео­пат­ра: горя­чая любовь или холод­ный рас­чёт? // Иссе­дон. Том II. — Ека­те­рин­бург, 2003. — С. 143—154.

7. Гай Све­то­ний Тран­квилл. Жизнь две­на­дца­ти цеза­рей. — М., 1993.

8. Гора­ций. Оды. — М., 1936.

9. Дион Кас­сий. Рим­ская исто­рия. Конец Анто­ния и Клео­пат­ры // Памят­ни­ки позд­ней антич­ной науч­но-худо­же­ст­вен­ной лите­ра­ту­ры. — М., 1964. — С. 126—133.

10. Евсе­вий. Хро­ни­ка. Спи­сок Пто­ле­ме­ев / Пер. А. Мар­ты­но­ва. — Доступ­но: http://an­cientro­me.ru/antlitr/euse­bius/chro­nic­le/pto­le­maios.htm

11. Иосиф Фла­вий. Иудей­ские древ­но­сти. Том 2. — М., 2002.

12. Латы­шев В. В. Изве­стия древ­них писа­те­лей о Ски­фии и Кав­ка­зе (Клав­дий Гален) // Вест­ник древ­ней исто­рии, 1948, № 2. — С. 447—449.

13. Мар­ты­нов А. Клео­пат­ра VII. Очерк жиз­ни и дея­тель­но­сти послед­ней цари­цы Егип­та. Части 1—2 // Нау­ка и Тех­ни­ка (Харь­ков), № 10, октябрь 2007. — С. 59—63; № 11, ноябрь 2007. — С. 64—69.

14. Мар­ты­нов А. Систе­ма мер вре­ме­ни в древ­них стра­нах Ближ­не­го Восто­ка. // Нау­ка и Тех­ни­ка (Харь­ков), № 6, июнь 2007. — С. 12—17.

15. Неми­ров­ский А. И., Даш­ко­ва М. Ф. Луций Анней Флор — исто­рик Древ­не­го Рима. — Воро­неж, 1977.

16. Неми­ров­ский А. И., Даш­ко­ва М. Ф. «Рим­ская исто­рия» Вел­лея Патер­ку­ла. — Воро­неж, 1985.

17. Оро­зий Павел. Исто­рия про­тив языч­ни­ков. — СПб., 2004.

18. Пар­фе­нов В. Н. Бит­ва при Акции: леген­да и дей­ст­ви­тель­ность // Антич­ный мир и архео­ло­гия. Вып. 6. Сара­тов, 1986. С. 57—73.

19. Плу­тарх. Анто­ний // Плу­тарх. Срав­ни­тель­ные жиз­не­опи­са­ния. В 3 т. Том 3. — СПб., 2001.

20. Редер Д. Г. Из исто­рии одно­го древ­не­еги­пет­ско­го горо­да // ВДИ, 1948, № 2. — С. 141—151.

21. Ростов­цев М. И. Рож­де­ние Рим­ской импе­рии. — М., 2003.

22. Смы­ков Е. В. Анто­ний и Дио­нис (из исто­рии рели­ги­оз­ной поли­ти­ки три­ум­ви­ра М. Анто­ния) // Антич­ный мир и архео­ло­гия. Вып. 11. — Сара­тов, 2002. — С. 80—106.

с.136

23. Стра­бон. Гео­гра­фия в 17 кни­гах. — Л., 1964.

24. Тура­ев Б. А. Исто­рия Древ­не­го Восто­ка. — Минск, 2004.

25. Цир­кин Ю. Б. Граж­дан­ские вой­ны в Риме. Побеж­дён­ные. — СПб., 2006.

26. Чер­ны­шов Ю. Г. Соци­аль­но — уто­пи­че­ские идеи и миф о «золо­том веке» в Древ­нем Риме. Часть 1. До уста­нов­ле­ния прин­ци­па­та. — Ново­си­бирск, 1994.

27. Юстин. Эпи­то­ма сочи­не­ния Пом­пея Тро­га «His­to­riae Phi­lip­pi­cae». — СПб., 2005.