Дуроверн кантиаков: особенности развития римского Кентербери в I—II вв. н. э.
с.138 В данной статье речь пойдёт о первых веках существования Дуроверна (нынешний Кентербери), в римское время — административного центра общины кантиаков. Судьба Дуроверна несколько отличалась от других городов юго-востока острова. Располагаясь на торговых путях, связывавших провинцию с континентом, Дуроверн не превратился, подобно Лондинию, в процветающий город, но остался сравнительно небольшим поселением. При этом развитие Дуроверна было поступательным, его — в отличие от Веруламия, Камулодуна и того же Лондиния — не прерывали крупные пожары и другие бедствия. Чтобы понять специфику существования древнего Кентербери, стоит рассмотреть обстоятельства его возникновения и место в ранней истории римской Британии.
Препятствием для исследования является состояние источников. Античная традиция практически не содержит сообщений о Дуроверне, город лишь упоминается в «Географии» Птолемея и «Итинерарии Антонинов». Археологические знания о доримском и римском Кентербери ограниченны: в отличие от Силчестера и Сент-Олбанса город не прекращал своего существования в последующие эпохи, поэтому масштаб проводимых здесь раскопок был и остаётся весьма ограниченным1. Публикаций, касающихся развития с.139 Дуроверна, немного, многие выводы имеют предварительный характер и нуждаются в последующей перепроверке средствами археологии2. Ситуация несколько улучшается благодаря активному изучению Кента, вследствие чего мы имеем достаточно ясное представление о территориально-культурном контексте развития древнего Кентербери. С контекста мы и начнём рассмотрение истории Дуроверна.
Как уже говорилось, в римское время Дуроверн был центром области Кантий3, населённой племенами кантиаков4. Первое упоминание о кантиаках и Кантии встречается у Цезаря (Caes. BG. V. 14. 1), который называл эти племена наиболее развитыми в Британии, по образу жизни походившими на галлов5. Подобная характеристика неудивительна: самой природой Кантию была предопределена особая роль. Кантий, отделённый от Европы лишь узким проливом, был своеобразным мостом, связывавшим Британию с континентом6. Уже с.140 в эпоху позднего неолита и бронзы через регион проходили пути торгового и культурного обмена7. Во II—
Ранние бриттские монеты представляли собой копии различных массалиотских и галльских монет (последние, в свою очередь, являлись подражаниями монетам Филиппа II). На них отсутствуют надписи, что существенно осложняет попытки реконструировать политическое развитие Кантия до походов Цезаря. Ясно лишь, что к середине I в. до н. э. у кантиаков выделяется элита, обладающая доступом к континентальным благам и возможностью чеканить собственные монеты. Параллельно с возникновением такой элиты происходит процесс протоурбанизации — на смену рассеянным по сельской местности небольшим поселениям и временным фортам на холмах приходят нуклеарные поселения, oppida11. Наиболее значительными из них были оппидумы в Кворри Вуд, Рочестере и Бигберри12.
Отсутствие единообразной чеканки и наличие нескольких крупных поселений могут указывать на сосуществование в Кантии нескольких «династий», влиятельных родов, имевших тесные связи и контакты с галльской аристократией, а через неё — с Римом.
с.142 Близость к континенту имела и оборотную сторону: именно территории кантиаков в первую очередь заинтересовали Цезаря, к 55 г. до н. э. добившегося формального повиновения от большинства галльских племён, именно на побережье Кантия произойдёт первая высадка римских легионов.
К сожалению, рассказы Цезаря о двух экспедициях в Британию кратки и не слишком информативны. Цезарь — особенно в пассажах о кампании 55 г. до н. э. — редко указывает названия племён, не использует топонимы, ограничиваясь общими указаниями, на основании которых сложно локализовать конкретную местность или идентифицировать племена, противостоявшие римлянам. Первая экспедиция Цезаря, судя по его рассказу, не вышла за пределы Кантия (Caes. BG. IV. 21—
Кампания 54 г. до н. э. отличалась бо́льшим масштабом, владения Кассивелауна, предводителя союза бриттских племён и главного противника Цезаря, находились к северу от Темзы. Племена Кантия, формально «замирённые» в предыдущем году, вновь выступили против римлян. На этот раз Цезарь перечисляет имена кантиакских царей, напавших на стоянку его кораблей — Кингеториг, Карвилий, Таксимагул и Сеговак (Caes. BG. V. 22. 1). Кантиаком был, вероятнее всего, и попавший в плен к римлянам «знатный вождь» Луториг14. Конкретное упоминание нескольких царей и влиятельных представителей знати вкупе с некоторыми ремарками Цезаря подтверждают тезис о политической неоднородности и раздробленности Кантия15.
Походы Цезаря, как известно, не привели к включению острова в состав римской державы. Но последствия их для самой Британии сложно переоценить. Постепенные перемены, происходившие с.143 в жизненном укладе населения острова, значительно ускорились: расширился обмен с континентом, начали возникать новые oppida, бриттская знать стала активно использовать римскую материальную культуру для выражения своего социального статуса и демонстрации власти. Правители островных племён начали чеканить собственные имена и титулы на монетах, благодаря анализу которых мы можем с некоторыми оговорками реконструировать политическую историю Альбиона между 54 г. до н. э. и 43 г. н. э.
Кантий сохранил своё ведущее значение в торговле с Римом — благодаря ему в Британии оказывались предметы роскоши, вино, оружие. При этом его политическое развитие несколько замедлилось: вероятно, негативную роль в этом сыграли неудачные попытки противостоять Цезарю, которые должны были привести к уничтожению части наиболее независимых и влиятельных представителей кантиакской знати.
На основании имеющихся в нашем распоряжении нумизматических источников складывается впечатление, что в Кантии не сложилось единого центра власти, подобного тем, что возникли у катувеллаунов на востоке и у атребатов на юге. На монетных выпусках последней четверти I в. до н. э. встречаются имена нескольких царей — Дубновеллауна16, Восена и ещё одного правителя, имя которого начиналось на «Сам[…]». Политическая раздробленность, с одной стороны, и экономическая привлекательность региона, с другой, сыграли с кантиаками злую шутку. К рубежу эр Кантий оказывается важнейшей ставкой в соперничестве Восточной и Южной династий. Территории кантиаков контролируются то катувеллаунскими царями (Тасциованом), то владыками атребатов (Эпиллом)17. С начала I в. н. э. Кантий оказывается в руках Кунобелина, наиболее значительного правителя Восточной династии и всего юго-востока Британии. В
На этом политическом фоне происходили важные изменения в процессе урбанизации Кента. К
Историю доримского Дуроверна сложно реконструировать из-за состояния источников. Само расположение нового поселения, находки импортной керамики и амфор, большой комплекс римских и бриттских монет указывает на его торговое значение21. В то же время нам неизвестны (возможно, пока) какие-либо укрепления, масштабные постройки и погребения, которые можно было бы соотнести с правящей элитой. Вероятно, ранний Дуроверн был важным перевалочным пунктом на торговых путях, связывающих континент и внутренние области Британии. Поселение контролировалось и защищалось сначала представителями Южной, позже — Восточной династии, которые сделали центром своих владений в регионе рочестерский oppidum.
Ситуация изменилась после вторжения Клавдия в 43 г. (здесь и далее — н. э.). К сожалению, ни рассказ Диона Кассия (LX. 20—
Для Кантия началась новая жизнь. Став первым завоёванным краем на острове, он в силу своего расположения должен был превратиться в наиболее лояльную и контролируемую область Британии. В Ричборо, Рекалвере, Лиме и Дувре были возведены верфи и форты. Дороги от этих морских ворот провинции соединялись в Дуроверне, который превратился в административный центр civitatis кантиаков24. Перенос центра области из Рочестера в Кентербери можно объяснить сугубо прагматическими соображениями. С точки зрения расположения Дуроверн был удобнее — воины, чиновники, торговцы могли быстро добраться туда как по дороге, так и рекой. Кроме того, изменение статуса Рочестера могло быть ударом по с.146 местным традициям и служило наглядным доказательством того, что жизнь кантиаков (и прежде всего уцелевшей аристократии) изменилась и что привычные центры власти теперь утратили значения25.
Перемены, происходившие в Кантии, не столь заметны в жизни самого Дуроверна. Известные нам деревянные строения в центре поселения не исчезли, а просуществовали в практически неизменном виде до
Активная перестройка Дуроверна начинается в эпоху Флавиев28. К сожалению, археологические исследования не позволяют в с.147 полной мере восстановить облик нового города, часть важных деталей мозаики остаётся неизвестной. Не обнаружено храмовых комплексов29, неясно, где находилось сердце поселения — форум и здание базилики. Впрочем, с уверенностью можно утверждать, что к концу I в. город преобразился30: появилась регулярная планировка улиц, деревянные постройки в центре Дуроверна сменились каменными. Нам известно несколько частных домов с богатыми, по меркам провинции, интерьерами (в районе аркады Марлоу, на Хай стрит), несколько зданий общественных бань (на Сент-Джордж стрит и Сент-Маргарет стрит) и театр (на пересечении Сент-Маргарет стрит и Уотлинг стрит)31. В городе трудились ремесленники: нам известно несколько гончарных мастерских и кузниц (на Сент-Стивенс роуд, в Уайтхолл Гарденс)32; работали торговые лавки (на Хай стрит и Сент-Джордж стрит)33.
Если развитие города и эволюция городского пространства — пусть и в общих чертах — нам известны, то с населением Дуроверна ситуация сложнее. Корпус надписей, наиболее «говорящих» и с.148 важных источников для анализа жизни и состава городского населения, невелик. Более того, значительная часть эпиграфических памятников Дуроверна содержит очень мало информации, как в силу плохой сохранности, так и из-за функциональных особенностей34. Невозможность относительно точно датировать большинство имеющихся надписей лишь добавляет головной боли исследователям римского Кентербери. Впрочем, некоторые выводы и предположения на основе анализа эпиграфики сделать всё-таки возможно.
Фрагменты монументальных надписей можно, на основании косвенных признаков (шрифта, используемых формул), датировать концом I—
Некоторые обитатели Дуроверна известны из «малых» надписей на керамике: Влатав36, Блатерон (RIB. II. 2501. 110), Гай Ку[…] Вален (RIB. II. 2433. 19), Сегелла (RIB. II. 2501. 498), Абит (RIB. II. 2503. 170). С большими оговорками восстанавливается имя с.149 Муррия (RIB. II. 2491. 132). Два из этих имён — Влатав и Блатерон — несомненно, кельтские37.
Безусловно, количество имеющихся надписей не позволяет делать окончательных выводов. Однако нам кажется весьма показательным то обстоятельство, что среди немногих известных нам имён кельтские составляют чуть меньше половины. Обладателями этих имён могли быть как бритты, так и галлы — в данном случае важен сам факт сохранения кельтской ономастики в Дуроверне. Малое число надписей (даже по меркам эпиграфически бедной Британии), как представляется, per se указывает на равнодушное отношение жителей римского Кентербери к «эпиграфическому обычаю» (epigraphic habit). Вероятно, это было связано с тем, что большинство жителей города составляли бритты, у которых не было подобной традиции. Те же социальные группы, представители которых оставили большинство надписей в других частях Британии, в Дуроверне либо отсутствовали (армия, провинциальная администрация), либо были представлены незначительно (торговцы)38.
Гипотеза о преимущественно бриттском населении римского Кентербери позволяет — вкупе с другими факторами — понять специфичность развития города. Первые десятилетия римской власти Дуроверн практически не меняется, хотя его значение в транзитной торговле растёт, благодаря стабилизации морских связей с континентом. К концу I в. Дуроверн отстраивается в соответствии с провинциальными образцами; при этом образ жизни жителей города, судя по данным археологии, меняется незначительно. Занятия, способы выражать свою идентичность и демонстрировать статус, рацион питания — всё это не претерпевает серьёзных изменений по сравнению с кануном римского вторжения39.
с.150 Подобное развитие Дуроверна коррелирует с общей картиной жизни Кантия в римскую эпоху. Она выглядит не слишком динамичной в сравнении с другими регионами юго-востока Британии. Урбанизация здесь ограничивается двумя городскими центрами (Кентербери и Рочестером), практически отсутствуют виллы40, нет центров ремесленного производства, производящих продукцию для других областей провинции, наконец, неизвестны имена наиболее богатых и влиятельных жителей (которые в соседних регионах появляются в строительных и вотивных надписях)41. С достаточной долей уверенности можно сделать вывод, что кантиаки продолжали придерживаться прежнего образа жизни, сохраняли общинные устои и традиции, не принимая до конца имперский хабитус и связанные с ним модели поведения.
Как сочетается этот вывод с известной фразой Цезаря про «самое цивилизованное британское племя»? Почему Кантий, которой уже по своему географическому положению должен был стать первым регионом римской провинции, оказался в итоге «менее римским», чем восток Англии или территории Южной династии? Нам представляется, что целый ряд внешних и внутренних факторов определил специфику развития Дуроверна и Кантия в I—
К внешним факторам относятся действия Рима. Во-первых, Кантий и его жители раньше других встречались с римской армией с.151 во время вторжений Цезаря и Клавдия; и хотя следов разрушительной поступи легионов в нашем распоряжении немного, было бы наивно полагать, что для кантиаков такие встречи обошлись без последствий. Ликвидация и депортация нелояльных элит, гибель простых бриттов, оказавшихся не в том месте и не в то время, разорение пашен и домов — всё это могло и, как нам представляется, случалось в реальности; и всё это замедляло развитие Кантия.
Во-вторых, основное внимание провинциальной администрации было сосредоточено не на Кантии, а на землях, составлявших ядро владений Восточной династии. Логику действия первых наместников можно понять — уже покорённый, контролируемый армией и флотом, крепко связанный с Империей торговыми путями регион не нужно было замирять и обустраивать; иной была ситуация на территориях, которые ещё недавно жили независимо, правители которых открыто противостояли Риму. Уничтожить потенциальную угрозу восстания, возвысить лояльные группы элит, создать новую структуру управления на месте прежней — это были важнейшие задачи новой власти. Решать эти задачи было необходимо в Восточной Англии, поэтому именно здесь появляется первая столица провинции — колония ветеранов в Камулодуне, здесь же строится храм божественного Клавдия с алтарём провинциального совета42. Именно поэтому основные силы и средства шли на северо-восток, не задерживаясь в Кантии.
В-третьих, в землях кантиаков сложилась своеобразная система присутствия римской армии. Важнейшие порты — Ричборо, Рекалвер, Лим, Дувр — служили базами для военного флота и защищались отдельными гарнизонами; остальная часть Кантия была свободна от римской армии. Важнейшие поселения (и в первую очередь Дуроверн) вырастали на основе доримских поселений, а не вокруг фортов или на месте легионных лагерей (как это было в том же Камулодуне или севернее, в Эбораке). Таким образом, минимальным с.152 оказывалось влияние важнейшего механизма романизации — воинского сообщества43.
В-четвёртых, у географического фактора есть и обратная сторона. Поселения Кантия и, в частности, Дуроверн были первыми британскими пунктами в сети коммуникаций, связывавших остров и континент. Но при этом они располагались на большом отдалении от северных и западных областей провинции, они не могли выступать в качестве торгового и административного центра острова. Эта роль перешла к городу, выросшему на пересечении дорог и торговых путей, городу, уже с
Внутренние факторы выделить сложнее в силу специфики имеющихся источников (письменных и материальных), которые либо напрямую, либо косвенно связаны с римской цивилизацией. Тем не менее нам представляется, что к числу важнейших следует отнести фактор «элиты». Кантиакская знать не была столь же влиятельной, сколь её соперники и союзники из Восточной и Южной династии; её могли ослабить конфликты с соседями и междоусобные столкновения, её должна была ослабить встреча с легионами. В результате в регионе не нашлось лидеров, подобных Тиберию Клавдию Тогидубну, Картимандуе или безвестным аристократам из Веруламия44. Эти представители местной элиты умело пользовались приходом римлян, не только укрепляя свою власть, но и с помощью внешних ресурсов превращая подвластные им территории в части римского мира. Элиты кантиаков оказались не столь активными и отдавали предпочтение сохранению собственных традиций, а не интенсивному приобщению к чужим. Такое поведение могло быть связано с ещё одним фактором, который допустимо выделить лишь гипотетически: специфическим самосознанием кантиаков. Возможно, с.153 в нём были сильны общинные, консервативные черты, которые лишь укреплялись при внешнем воздействии Империи45. Держась за свои традиции, кантиаки сохраняли себя.
Итак, развитие Дуроверна (и Кантия в целом) в римский период представляется достаточно последовательным, хоть и медленным. В повседневной жизни города и кантиаков элементы имперского образа жизни сочетались с местными традициями. Влияние последних, как представляется на данный момент, было сильнее, поэтому римский Кентербери был в первую очередь поселением кантиаков, а уже во вторую — римским городом. Впрочем, следует иметь в виду, что дальнейшие археологические изыскания и находки новых эпиграфических памятников могут серьёзно изменить наши взгляды на Дуроверн.
Durovernum cantiacorum: the development of Roman Canterbury, AD I—
The author considers the development of Durovernum, the main town of civitatis cantiacorum (Cantium). Despite close connections with the Continent and Rome established in pre-Roman times the town of Durovernum (and Cantium) evolved slowly. A number of factors determined this pattern. Some of these factors were related with the policy of Rome — activity of provincial governors, repercussions of the Roman invasion, specific garrisoning of the region. Others had internal nature — the lack of powerful and ambitious local elites, the mentality of cantiaci. Author supposes that the Britons (mainly cantiaci) formed a majority of the town population; these Britons didn’t hasten to change their lifestyle and acquired only some elements of Roman imperial culture.
ПРИМЕЧАНИЯ