[Преамбула к диалогу Платона «Апология Сократа»]

с.685

АПОЛОГИЯ СОКРАТА

ЛИЧНОСТЬ СОКРАТА; ЕГО СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ

Начи­ная, есте­ствен­но, с наи­бо­лее ран­них про­из­веде­ний Пла­то­на, целе­со­об­раз­но обра­тить вни­ма­ние преж­де все­го на «Апо­ло­гию Сокра­та» и диа­лог «Кри­тон». Оба этих про­из­веде­ния рису­ют лич­ность Сокра­та, кото­рая ока­за­ла глу­бо­чай­шее вли­я­ние на все фило­соф­ское твор­че­ство Пла­то­на. Не слу­чай­но Сократ явля­ет­ся глав­ным дей­ст­ву­ю­щим лицом всех диа­ло­гов Пла­то­на (за исклю­че­ни­ем «Зако­нов») и ряда сочи­не­ний дру­го­го уче­ни­ка Сокра­та — Ксе­но­фон­та. Поэто­му и для иссле­до­ва­те­лей Пла­то­на, и для широ­ко­го кру­га его чита­те­лей инте­рес­но будет узнать, что пред­став­лял собой Сократ и поче­му весь пла­то­низм — это толь­ко даль­ней­шее раз­ви­тие фило­со­фии Сокра­та.

Сократ вме­сте с софи­ста­ми открыл новую эпо­ху исто­рии антич­ной фило­со­фии, обра­тив­шись от кос­мо­ло­гии и натур­фи­ло­со­фии к про­бле­ме с.686 чело­ве­ка, и в част­но­сти к про­бле­ме разу­ма. В свое вре­мя это, несо­мнен­но, было чем-то вро­де фило­соф­ской рево­лю­ции. А вся­кая рево­лю­ция тре­бу­ет геро­ев и по необ­хо­ди­мо­сти долж­на идти на вели­кие жерт­вы. Таким геро­ем и такой жерт­вой как раз и ока­зал­ся Сократ. Его посто­ян­ное стрем­ле­ние ана­ли­зи­ро­вать тра­ди­ци­он­ные чело­ве­че­ские поня­тия, доби­вать­ся их ясно­сти, ста­рать­ся сохра­нить все луч­шее и сокру­шить все худ­шее в них есте­ствен­но вызы­ва­ло у мно­гих его совре­мен­ни­ков недо­уме­ние или боязнь, а неко­то­рые даже испы­ты­ва­ли ужас и испуг перед тако­го рода еще небы­ва­лым в Гре­ции кри­ти­циз­мом. Сокра­та ста­ли обви­нять в без­бо­жии, в раз­вра­ще­нии моло­де­жи, в под­ры­ве суще­ст­ву­ю­ще­го государ­ст­вен­но­го строя и даже во введе­нии каких-то новых божеств.

Та сила духа, с кото­рой Сократ про­во­дил свои идеи и выяв­лял ложь, при­кры­вае­мую бла­го­при­лич­ным поведе­ни­ем людей и их яко­бы бла­го­на­ме­рен­ны­ми суж­де­ни­я­ми, все­гда вызы­ва­ла у Пла­то­на неиз­мен­ный вос­торг, так что Сократ навсе­гда остал­ся для него живым сим­во­лом самой фило­со­фии. Образ это­го вели­ко­го мыс­ли­те­ля и рису­ет нам Пла­тон в «Апо­ло­гии» и «Кри­тоне»*.

«Апо­ло­гия Сокра­та» — един­ст­вен­ное про­из­веде­ние Пла­то­на, напи­сан­ное не в диа­ло­ги­че­ской фор­ме. Пла­тон вкла­ды­ва­ет в уста Сокра­та боль­шую речь, кото­рая в свою оче­редь состо­ит, как пока­жет ана­лиз, из трех отдель­ных речей. Про­из­ведем этот ана­лиз.

КОМПОЗИЦИЯ РЕЧИ

I. Речь Сокра­та после обви­не­ния, пред­ше­ст­ву­ю­ще­го при­го­во­ру (17a—35d)

1. Вступ­ле­ние. Про­тив Сокра­та обви­ни­те­ли гово­ри­ли крас­но­ре­чи­во, но оши­боч­но и кле­вет­ни­че­ски; он же будет гово­рить попро­сту и без вся­ких при­крас, но толь­ко одну прав­ду, так, как он ее гово­рил все­гда и рань­ше в сво­их спо­рах с раз­ны­ми про­тив­ни­ка­ми (17a—18a).

2. Два рода обви­ни­те­лей. Преж­ние обви­ни­те­ли более страш­ны, пото­му что они неиз­вест­ны и обви­не­ния их слиш­ком глу­бо­кие, хотя и кле­вет­ни­че­ские. Тепе­реш­ние же обви­ни­те­ли — Анит, Мелет и Дикон — менее страш­ны и более огра­ни­чен­ны (18a—18e).

3. Кри­ти­ка преж­них обви­ни­те­лей. Кле­ве­та — утвер­жде­ние, буд­то Сократ зани­мал­ся тем, что́ нахо­дит­ся под зем­лей, и тем, что́ на небе, т. е. натур­фи­ло­со­фи­ей или аст­ро­но­ми­ей, хотя в самой нау­ке Сократ не нахо­дит ниче­го пло­хо­го. Кле­ве­та и обви­не­ние в том, буд­то он счи­та­ет себя обла­да­те­лем какой-то осо­бой муд­ро­сти, ибо хотя дель­фий­ский бог и объ­явил Сокра­та муд­рей­шим из людей, но эта его муд­рость, как он сам убедил­ся, рас­спра­ши­вая людей, при­зна­вае­мых муд­ры­ми, заклю­ча­ет­ся толь­ко в том, что он при­зна­ет отсут­ст­вие у себя какой бы то ни было муд­ро­сти. За это и озло­би­лись на него все, кого счи­та­ют муд­рым и кто сам себя счи­та­ет тако­вым (19a—24a).

4. Кри­ти­ка новых обви­ни­те­лей. а) Невоз­мож­но дока­зать, что Сократ раз­вра­щал юно­ше­ство, ибо ина­че вышло бы, что раз­вра­щал толь­ко он, а, напри­мер, зако­ны, суд, или судьи, а так­же Народ­ное собра­ние или сам обви­ни­тель его, Мелет, нико­го нико­гда не раз­вра­ща­ли. Кро­ме того, если Сократ кого-нибудь и раз­вра­щал, то еще надо дока­зать, что это раз­вра­ще­ние было наме­рен­ным; а неволь­ное раз­вра­ще­ние не под­ле­жит суду и мог­ло бы быть пре­кра­ще­но при помо­щи част­ных уве­ща­ний (24b—26a). б) Невоз­мож­но дока­зать, что Сократ вво­дил новые боже­ства, ибо Мелет одно­вре­мен­но обви­нял его и в без­бо­жии. Если Сократ вво­дил новые боже­ства, то он во вся­ком слу­чае не без­бож­ник (26b—28a).

5. Общая харак­те­ри­сти­ка, кото­рую Сократ дает само­му себе. а) Сократ не боит­ся смер­ти, но боит­ся лишь мало­ду­шия и позо­ра. с.687 б) Отсут­ст­вие бояз­ни смер­ти есть толь­ко резуль­тат убеж­де­ния в том, что Сократ ниче­го не зна­ет, в част­но­сти, об Аиде и сам счи­та­ет себя незнаю­щим. в) Если бы даже его и отпу­сти­ли при усло­вии, что он не станет зани­мать­ся фило­со­фи­ей, то он все рав­но про­дол­жал бы зани­мать­ся ею, пока его не оста­ви­ло бы дыха­ние жиз­ни. г) Убий­ство Сокра­та будет страш­но не для него само­го, но для его убийц, пото­му что после смер­ти Сокра­та они едва ли най­дут тако­го чело­ве­ка, кото­рый бы посто­ян­но застав­лял их стре­мить­ся к истине. д) Ради вос­пи­та­ния сво­их сограж­дан в истине и доб­ро­де­те­ли Сократ забро­сил все свои домаш­ние дела; в то же вре­мя он за это вос­пи­та­ние ни от кого не полу­чал денег, поче­му и оста­вал­ся все­гда бед­ным. е) Внут­рен­ний голос все­гда пре­пят­ст­во­вал Сокра­ту при­ни­мать уча­стие в обще­ст­вен­ных делах, что и сам Сократ счи­та­ет вполне пра­виль­ным, ибо, по его мне­нию, спра­вед­ли­во­му и чест­но­му чело­ве­ку нель­зя ужить­ся с той бес­ко­неч­ной неспра­вед­ли­во­стью, кото­рой пол­ны обще­ст­вен­ные дела. ж) Сократ нико­гда нико­го ниче­му не учил, он лишь не пре­пят­ст­во­вал ни дру­гим в том, чтобы они зада­ва­ли ему вопро­сы, ни себе само­му — в том, чтобы зада­вать такие же вопро­сы дру­гим или отве­чать на них. Это пору­че­но Сокра­ту богом. И нель­зя при­ве­сти ни одно­го свиде­те­ля, кото­рый бы утвер­ждал, что в вопро­сах и отве­тах Сокра­та было что-нибудь дур­ное или раз­вра­щаю­щее, в то вре­мя как свиде­те­лей, даю­щих пока­за­ния про­ти­во­по­лож­но­го рода, мож­но было бы при­ве­сти сколь­ко угод­но. з) Сократ счи­та­ет недо­стой­ным себя и судей, да и вооб­ще без­бож­ным делом ста­рать­ся раз­жа­ло­бить суд, при­во­дя с собою детей или род­ст­вен­ни­ков и при­бе­гая к прось­бам о поми­ло­ва­нии (28b—35d).

II. Речь Сокра­та после обще­го обви­не­ния (35e—38b)

1. Сократ гово­рит о себе самом. Сократ удив­лен, что выдви­ну­тое про­тив него обви­не­ние под­дер­жа­но столь незна­чи­тель­ным боль­шин­ст­вом голо­сов.

2. Сам Сократ за то, что он совер­шил, назна­чил бы себе дру­гое, а имен­но бес­плат­ное пита­ние в При­та­нее.

3. С точ­ки зре­ния Сокра­та, его нака­за­ние не может состо­ять ни в тюрем­ном заклю­че­нии (ибо он не хочет быть чьим-либо рабом), ни в изгна­нии (ибо он не хочет быть в жал­ком и гони­мом состо­я­нии), ни в нало­же­нии штра­фа (ибо у него нет ника­ких денег), ни в отда­че его на пору­ки состо­я­тель­ным уче­ни­кам, кото­рые внес­ли бы за него залог (ибо он в силу веле­ния бога и ради чело­ве­че­ской поль­зы все рав­но нико­гда не пре­кра­тит сво­их иссле­до­ва­ний доб­ро­де­те­ли и настав­ле­ния в ней всех людей).

4. Это­го нико­гда не пой­мут его обви­ни­те­ли и судьи, ибо они ни в чем не верят ему.

III. Речь Сокра­та после смерт­но­го при­го­во­ра (38c—42a)

1. Те, кто голо­со­вал за смерт­ную казнь Сокра­та, при­чи­ни­ли зло не ему, пото­му что он, как ста­рый чело­век, и без того ско­ро дол­жен был бы уме­реть, но себе самим, пото­му что их все будут обви­нять, а Сокра­та будут счи­тать муд­ре­цом.

2. Пусть не дума­ют, что у Сокра­та не хва­ти­ло слов для защи­ты: у него не хва­ти­ло бес­стыд­ства и дер­зо­сти для уни­же­ния перед не с.688 пони­маю­щи­ми его судья­ми. От смер­ти лег­ко уйти и на войне, и на суде, если толь­ко уни­зить­ся до пол­но­го мораль­но­го паде­ния. Но Сократ себе это­го не поз­во­лит.

3. Осудив­шие Сокра­та очень быст­ро будут отмще­ны теми обли­чи­те­ля­ми, кото­рых он же сам и сдер­жи­вал рань­ше.

4. Обра­ща­ясь к тем из голо­со­вав­ших, кто хотел его оправ­дать, Сократ гово­рит, что внут­рен­ний голос, все­гда оста­нав­ли­ваю­щий его перед совер­ше­ни­ем про­ступ­ков, на этот раз все вре­мя мол­чал и не тре­бо­вал при­ни­мать каких-либо мер для избе­жа­ния смер­ти, кото­рая в дан­ном слу­чае есть бла­го.

5. Дей­ст­ви­тель­но, смерть — не зло, ибо если она есть пол­ное уни­что­же­ние чело­ве­ка, то это было бы для Сокра­та толь­ко при­об­ре­те­ни­ем, а если она есть, как гово­рят, пере­ход в Аид, то и это для него при­об­ре­те­ние, ибо он най­дет там пра­вед­ных судей, а не тех, кото­рые его сей­час осуди­ли; он будет общать­ся с таки­ми же, как он, неспра­вед­ли­во осуж­ден­ны­ми; он будет про­во­дить там жизнь, иссле­дуя доб­ро­де­тель и муд­рость людей. И нако­нец, он будет уже окон­ча­тель­но бес­смер­тен. Поэто­му и его сто­рон­ни­ки тоже пусть не боят­ся смер­ти.

6. Что же каса­ет­ся обви­ни­те­лей, то Сократ про­сит их нака­зы­вать его детей (если они будут иметь слиш­ком высо­кое мне­ние о себе и отли­чать­ся коры­сто­лю­би­ем), при­ни­мая такие же меры, какие сам Сократ при­ни­мал в отно­ше­нии сво­их обви­ни­те­лей, т. е. меры убеж­де­ния.

7. Заклю­че­ние. Сократ идет на смерть, а его обви­ни­те­ли будут жить, но не ясно, что из это­го луч­ше и что хуже.

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ К ДИАЛОГУ

Если мы обра­тим­ся теперь к общей оцен­ке «Апо­ло­гии», то необ­хо­ди­мо будет ска­зать несколь­ко слов о двух сто­ро­нах это­го про­из­веде­ния — худо­же­ст­вен­ной и логи­че­ской.

В худо­же­ст­вен­ном отно­ше­нии «Апо­ло­гия», несо­мнен­но, заслу­жи­ва­ет высо­кой оцен­ки. Перед нами пред­ста­ет образ вели­ча­во­го и непре­клон­но­го мыс­ли­те­ля, осуж­ден­но­го на смерть из-за обви­не­ний, кото­рые нель­зя назвать ина­че как жал­ки­ми. Речи обви­ни­те­лей Сокра­та на суде до нас не дошли. Но ясно, что обви­не­ния эти состо­я­ли толь­ко из общих фраз. Если бы два глав­ных обви­не­ния, предъ­яв­лен­ные Сокра­ту, — в раз­вра­ще­нии моло­де­жи и в без­бо­жии — были хотя бы в какой-то мере кон­крет­ны­ми и опи­раю­щи­ми­ся на фак­ты, в речи Сокра­та, несо­мнен­но, была бы сокру­ши­тель­ная кри­ти­ка тако­го рода обви­не­ний. Пози­ция Сокра­та на суде по необ­хо­ди­мо­сти ока­за­лась для него не очень выгод­ной, посколь­ку на общие фра­зы мож­но отве­чать лишь общи­ми же фра­за­ми.

Тут важ­но дру­гое. Важ­но то озлоб­ле­ние, кото­рое вызы­вал в сво­их некри­ти­че­ски мыс­ля­щих сограж­да­нах этот посто­ян­ный кри­тик и раз­об­ла­чи­тель, — озлоб­ле­ние, в силу кото­ро­го тогдаш­ние кон­сер­ва­то­ры пред­по­чли разде­лать­ся с ним физи­че­ски, а не отве­чать на его кри­ти­ку, при­во­дя какие-нибудь разум­ные дово­ды.

Оце­ни­вая «Апо­ло­гию» с худо­же­ст­вен­ной точ­ки зре­ния, может быть, сто­и­ло бы еще отме­тить несколь­ко необыч­ный для тра­ди­ци­он­но­го обра­за Сокра­та гор­дый и само­уве­рен­ный тон его выступ­ле­ния. Если исхо­дить из того, как рису­ют Сокра­та Ксе­но­фонт, сам Пла­тон в дру­гих про­из­веде­ни­ях, да и вооб­ще вся антич­ная тра­ди­ция, — это был мяг­кий и обхо­ди­тель­ный чело­век, иной раз, может быть, несколь­ко юрод­ст­ву­ю­щий, все­гда иро­нич­ный и насмеш­ли­вый, но зато все­гда доб­ро­душ­ней­ший и скром­ней­ший. Совсем дру­гое мы видим в пла­то­нов­ской «Апо­ло­гии». Хотя Сократ здесь и заяв­ля­ет, что он ниче­го не зна­ет, ведет он себя, одна­ко, как с.689 чело­век, пре­крас­но знаю­щий, что такое фило­со­фия, как чело­век, уве­рен­ный в неве­же­стве и мораль­ной низ­ко­проб­но­сти сво­их судей, даже как чело­век, доста­точ­но гор­дый и само­уве­рен­ный, кото­рый не прочь несколь­ко бра­ви­ро­вать сво­ей фило­соф­ской сво­бо­дой, сво­им бес­стра­ши­ем перед судом и обще­ст­вом и сво­ей уве­рен­но­стью в нали­чии у него осо­бо­го веще­го голо­са его гения (δαί­μων), все­гда отвра­щаю­ще­го его от недо­стой­ных поступ­ков. Учи­ты­вая эту само­уве­рен­ность Сокра­та в пла­то­нов­ской «Апо­ло­гии», неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли в про­шлом даже сомне­ва­лись в под­лин­но­сти это­го про­из­веде­ния.

Одна­ко в насто­я­щее вре­мя под­лин­ность «Апо­ло­гии» едва ли кем-нибудь серь­ез­но отри­ца­ет­ся. Само­уве­рен­ный же тон Сокра­та в этом сочи­не­нии Пла­то­на вполне объ­яс­ним офи­ци­аль­ной обста­нов­кой суда, где ему при­шлось волей-нево­лей защи­щать­ся. В такой обста­нов­ке Сокра­ту нико­гда не при­хо­ди­лось высту­пать, поче­му для него и ока­за­лось необ­хо­ди­мым сме­нить свое обыч­ное доб­ро­ду­шие и бла­го­же­ла­тель­ность на более твер­дый и само­уве­рен­ный тон.

Что же каса­ет­ся чисто логи­че­ско­го аспек­та «Апо­ло­гии», то здесь автор ее дале­ко не везде на высо­те. Да это и понят­но. Ужас изо­бра­жае­мой у Пла­то­на ката­стро­фы не давал Сокра­ту воз­мож­но­сти осо­бен­но следить за логи­кой сво­ей аргу­мен­та­ции. Ведь здесь речь шла не про­сто о каких-то ака­де­ми­че­ских деба­тах на абстракт­но-фило­соф­скую тему. Здесь про­ис­хо­ди­ла вели­кая борь­ба исто­ри­че­ских сил раз­ных эпох. А такая жиз­нен­ная борь­ба уже мало счи­та­ет­ся с логи­че­ской аргу­мен­та­ци­ей.

Так, у Сокра­та одним из основ­ных аргу­мен­тов про­тив како­го-либо утвер­жде­ния часто высту­па­ет здесь толь­ко отри­ца­ние это­го послед­не­го. Обви­ни­те­ли Сокра­та утвер­жда­ли, что он зани­ма­ет­ся натур­фи­ло­со­фи­ей. Сократ же гово­рит, что он ею не зани­мал­ся. Это едва ли мож­но счи­тать логи­че­ским аргу­мен­том, посколь­ку про­стое отри­ца­ние фак­та еще не есть дока­за­тель­ство его отсут­ст­вия. Тол­ко­ва­ние сво­ей муд­ро­сти как зна­ния само­го фак­та отсут­ст­вия вся­ко­го зна­ния тоже носит в «Апо­ло­гии» ско­рее кон­ста­ти­ру­ю­щий, чем аргу­мен­ти­ру­ю­щий, харак­тер. В ответ на обви­не­ние в раз­вра­ще­нии моло­де­жи пла­то­нов­ский Сократ доволь­но бес­по­мощ­но гово­рит сво­им обви­ни­те­лям: а сами вы нико­го не раз­вра­ща­ли? Это, конеч­но, тоже не логи­че­ская аргу­мен­та­ция, а ско­рее чисто жиз­нен­ная реак­ция.

Отве­чая на обви­не­ние в без­бо­жии, пла­то­нов­ский Сократ тоже рас­суж­да­ет весь­ма фор­маль­но: если я без­бож­ник, зна­чит, я не вво­дил новые боже­ства; а если я вво­дил новые боже­ства, зна­чит, я не без­бож­ник. Такое умо­за­клю­че­ние пра­виль­но толь­ко фор­маль­но. По суще­ству же древ­ние натур­фи­ло­со­фы, объ­яс­няв­шие миро­зда­ние не мифо­ло­ги­че­ски, но посред­ст­вом мате­ри­аль­ных сти­хий, несо­мнен­но, были без­бож­ни­ка­ми с тра­ди­ци­он­но-мифо­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния, хотя их мате­ри­аль­ные сти­хии наде­ля­лись вся­ки­ми атри­бу­та­ми все­мо­гу­ще­ства, везде­су­щия, веч­но­сти и даже оду­шев­лен­но­сти. Если бы, напри­мер, Сократ дей­ст­ви­тель­но при­зна­вал боже­ства­ми обла­ка (как мы чита­ем в извест­ной комедии Ари­сто­фа­на «Обла­ка»), то это, конеч­но, с тра­ди­ци­он­но-мифо­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния было бы самым насто­я­щим без­бо­жи­ем. Пла­то­нов­ский Сократ, одна­ко, не вхо­дит в суще­ство вопро­са, а огра­ни­чи­ва­ет­ся ука­за­ни­ем на логи­че­скую несов­ме­сти­мость веры и неве­рия вооб­ще.

Далее Сократ утвер­жда­ет, что он нико­гда не зани­мал­ся обще­ст­вен­ны­ми дела­ми. Но тут же в пол­ном про­ти­во­ре­чии с самим собой он неод­но­крат­но настой­чи­во утвер­жда­ет, что все­гда борол­ся и будет бороть­ся с неспра­вед­ли­во­стью, высту­пая в защи­ту спра­вед­ли­во­сти, а зна­чит, его фило­со­фия ока­зы­ва­ет­ся вовсе не невин­ны­ми вопро­са­ми и отве­та­ми, но, как гово­рит сам Сократ, борь­бой за обще­ст­вен­ное бла­го и за устои государ­ства.

с.690 Далее, ни фило­со­фия Сокра­та, ни ее ори­ги­наль­ный и ост­рый вопро­соот­вет­ный метод в «Апо­ло­гии» почти никак не пред­став­ле­ны, за исклю­че­ни­ем неко­то­рых мест, где Сократ мыс­лен­но как бы всту­па­ет в раз­го­вор с Меле­том (24d—27e). Часто употреб­ля­ют­ся обы­ден­ные тер­ми­ны вро­де «бог», «доб­ро», «доб­ро­де­тель», «зло», «порок», «муд­рость» и т. д., одна­ко фило­соф­ско­го разъ­яс­не­ния их не дает­ся. Наряду с обыч­ны­ми бога­ми употреб­ля­ет­ся мало­по­нят­ное в устах Сокра­та и моло­до­го Пла­то­на сло­во «бог» в един­ст­вен­ном чис­ле (без вся­ко­го наиме­но­ва­ния это­го бога). Конеч­но, при­пи­сы­вать мыс­ли­те­лям V и IV вв. до н. э. позд­ней­ший моно­те­изм было бы анти­ис­то­ри­че­ской глу­по­стью, но исто­рик фило­со­фии здесь, несо­мнен­но, увидит какое-то отда­лен­ное и туман­ное, пока еще очень абстракт­ное пред­чув­ст­вие позд­ней­ше­го моно­те­из­ма, для кото­ро­го во вре­ме­на Сокра­та и Пла­то­на пока еще не было соци­аль­но-исто­ри­че­ской поч­вы. Нако­нец, выска­зы­ва­ния пла­то­нов­ско­го Сокра­та о загроб­ном мире не лише­ны здесь неко­то­ро­го скеп­ти­циз­ма (см. 40c, 40e), что про­ти­во­ре­чит его твер­дой уве­рен­но­сти в сво­ем бла­го­по­лу­чии за гро­бом. Кро­ме того, если бы Аид и был для пла­то­нов­ско­го Сокра­та абсо­лют­ной дей­ст­ви­тель­но­стью в отли­чие от дур­ной зем­ной дей­ст­ви­тель­но­сти, то в апел­ля­ции к это­му Аиду не было бы ниче­го фило­соф­ско­го, это — чистей­шая мифо­ло­гия.

Все это, рав­но как и про­яв­ля­ю­щи­е­ся в дру­гих слу­ча­ях логи­че­ская непо­сле­до­ва­тель­ность, неяс­ность и недо­го­во­рен­ность, конеч­но, нисколь­ко не сни­жа­ет обра­за вели­ча­во­го и самоот­вер­жен­но­го слу­жи­те­ля исти­ны — Сокра­та, каким он был фак­ти­че­ски и каким хотел обри­со­вать его Пла­тон. Жиз­нен­ная мощь тако­го обра­за лома­ет чисто логи­че­скую аргу­мен­та­цию и полу­ча­ет огром­ное фило­соф­ское и мораль­ное зна­че­ние для вся­ко­го непредубеж­ден­но­го иссле­до­ва­те­ля антич­ной фило­со­фии.