О происхождении Феодосия Великого из Бетики и о невозможности его рождения в галлецийской Кавке
© 2018 г. Перевод с испанского В. Г. Изосина.
с.388
I. «Рождённый в Кавке в Галлеции»: аксиома на глиняных ногах.
Хорошо известно, что император Флавий Феодосий (379—
Эта твёрдая убеждённость широко распространена в иностранной3 и испанской библиографии, хотя в течение XX века4 и до сегодняшнего дня5 она основывается исключительно на двух древних авторах, Идации и Зосиме, ни один из которых не был современником или лицом, близким с.389 к императору, и чьи пассажи представляют серьёзные проблемы с точки зрения текстуальной критики, чей анализ обычно не проводится. Двумя упомянутыми текстами являются следующие:
«Theodosius <natione Spanus de prouincia Gallaecia ciuitate Cauca>6 a Gratiano Augustus appellatur…»[2]
2) Зосим, Νέα Ἱστορία IV, XXIV, 4 (ed. F. Paschoud, 1986, t. II2, p. 286—
«(Грациан) …Θεοδόσιον, ἐκ μὲν τῆς ἐν Ἰβηρίᾳ Καλλεγίας7, πόλεως δὲ Καύκας ὁρμώμενον…»[3]
Начнём с того, что обе фразы должны вызывать недоверие, поскольку название Gallaecia не засвидетельствовано рукописными вариантами обоих авторов (см. ниже) и, кроме того, согласно Laterculus Polemii Silui для 385 года (документ датирован правлением Феодосия), административно Кавка (Cauca) входила не в Галлецию (Gallaecia), но в Карфагенскую провинцию (prouincia Carthaginensis) (рис. 1), и так было со времён Диоклетиана (297 г. н. э.). Следует добавить, что в церковном отношении (скопированном с административного) Кавка и её область (regio) также зависели не от метрополии Bracara (столицы позднеимперской Галлеции), с.390 но от архиепископии Toletum8. Эта юрисдикционная принадлежность сохранялась в дальнейшем и может быть легко доказана, поскольку территория толедской метрополии географически распространялась на её подразделения или епископства Uxama, Segouia и Pallantia (совр. Осма, Сеговия и Паленсия), примерно до линии Дуэро и, таким образом, севернее Кавки, в точности как говорится, например, в так называемом «Разделе Вамбы» (División de Wamba):
Поэтому, если принять во внимание административное и церковное деление того времени, становится очевидным, что Феодосий не мог быть одновременно «из Кавки и галлецийцем» и, следовательно, тексты Идация и Зосима содержат некую ошибку или интерполяцию10. Но эти текстуальные проблемы, равно как и лежащее в их основе административное несоответствие, больше не обсуждаются. В лучшем случае, некоторые авторы указывают на административную проблему и с некоторым смущением отставляют её в сторону. Таким образом, Древняя История закончила открытым признанием двух упомянутых древних текстов, хотя они говорят, что Феодосий обладал двумя противоречащими характеристиками. Моя нынешняя цель состоит в том, чтобы завершить эту незаконченную текстуальную критику, добавив другие аргументы и тексты, и показать, что в действительности дело не могло обстоять таким образом, как об этом, кажется, сообщают Идаций и Зосим. И, как следствие, необходимо оказать больше доверия тем другим текстуальным источникам — не просто имеющимся в наличии, но и более многочисленным, — которые сообщают нам, что sedes natalis[6] Феодосия находилось в провинции Бетика.
Для того чтобы сначала методически опровергнуть основную аксиому — помимо двух уже выдвинутых контраргументов, то есть административного и церковного деления, актуального для 346 года, когда родился будущий император, — я собираюсь остановиться на более древнем из двух упомянутых авторов, который (кроме того, что, будучи испанцем, может оказаться более достоверным) мог быть и источником Зосима.
с.391 Идаций. Этот известный христианский епископ родился в 394 году н. э., следовательно, за год до смерти Феодосия. Он берётся за продолжение исторических хроник Евсевия (ум. около 340) и Иеронима (ум. около 419) до 468 года, когда, должно быть, умер он сам. В своей «Хронике» Идаций, кажется, изо всех сил старается разъяснить то обстоятельство, что знаменитый император, поборник католицизма, был родом из города той же провинции, что и он — родившийся в Forum Limicorum, — и к которой относилась резиденция его епископства — неизвестная точно, возможно, Aquae Flauiae11 — то есть, Галлеции. Такая озабоченность указанием происхождения Феодосия резко контрастирует с тем, что мудрый епископ не интересуется происхождением (origo) никого из последующих императоров, упоминаемых в дальнейшем, что делает такое указание если не невозможным, то, по крайней мере, редким исключением в его работе. Это исключение из правил наводит на мысль, по меньшей мере, о трёх возможностях: [a] упоминание Cauca и/или Gallaecia может быть интерполяцией самого Идация, наверняка соблазнённого гордостью землячества; [b] оно небеспристрастно введено каким-то более поздним переписчиком; [c] оригинальный источник приводил только Cauca, а переписчик добавил, с лучшими или худшими намерениями, ненадлежащую провинцию.
Поэтому необходимо рассмотреть рукописную традицию Идация более подробно. И я обнаружила, в составленном Теодором Моммзеном подробном критическом аппарате, следующие интересные факты: 1) в древнейшей рукописи Идация, названной Моммзеном «epitome Fredegariana» (Парижский кодекс VII—
с.392 Зосим. Несмотря на то, что Идаций, как мы уже видели, не мог быть источником Зосима, поскольку два наиболее древних Идациевых кодекса не приводят рассматриваемой фразы14, в целях большей объективности следует отметить тот факт, что несколько десятилетий спустя этот второй автор утверждает то же самое, хотя и другими словами, и это может быть истолковано в пользу какого-то другого, промежуточного источника, из заинтересованности или по ошибке упоминающего эту «Кавку в Галлеции». Поэтому мы также должны рассмотреть достоверность Зосима.
В этом случае необходимо помнить, что современная филологическая и историографическая критика является, простите за каламбур, достаточно критичной к Зосиму, особенно во всём, что касается Феодосия Великого. Зосим написал на греческом свою Νέα Ὶστορία или Nova Historia около 500 года, то есть более чем через столетие после смерти Феодосия. Это было бы не столь важно, если бы он не был при этом автором уникального источника, который, чередуя свои собственные источники, близко придерживается каждого из них, даже если чуть далее вынужден писать нечто противоположное15. Поэтому Зосим, хотя и использовал хорошие источники, и сам занимал видное положение в администрации Феодосия II, оказывается недостаточно добросовестным и предвзятым автором, допуская много ошибок16 именно в том, что касается хронологии, топографии, военного дела и, разумеется, географии, особенно в делах Западной части империи. Кроме того, что уже упомянуто в предыдущем примечании, в издании и исследовании Ф. Пашу для собрания Бюде повторяются такие фразы этого издателя, как, например, «…nous avons tout simplement ici un nouvel exemple de l’incompétence géographique d’Eunape-Zosime…»[9], и «…on est peut-étre ici en présence d’une falsification intentionelle d’Eunape-Zosime…»[10], так что я думаю, можно, по крайней мере, отнестись с недоверием к значению Зосима как надёжного исторического источника по этому и другим пунктам.
Кроме того, по причине своей антихристианской тенденциозности, как уже отмечалось, Зосим считал Константина и Феодосия главными виновниками упадка Рима17. Поэтому, если он обнаружил где-то какую-то ссылку на рождение Феодосия в городе или области менее известных или престижных чем, к примеру, знаменитый Гиспалис (Hispalis) Геркулеса или прославленная с.393 Италика (Italica), колыбель столь великих и благородных императоров (о чём, как мы увидим, говорят другие тексты), я не сомневаюсь, что она должна была показаться ему более предпочтительной. Но важно также помнить, что, как я отмечала ранее [прим. 7], в двух его кодексах не написано собственно Kallaikía, но Kallegía, превращённая современной текстуальной критикой в Gallaecia на основании, в том числе, предшествующего (и предполагаемого) текста Идация, который, как мы только что видели, также содержит не Gallaecia, но Gallila.
Учитывая эти варианты, Gallila у Идация и Καλλεγία у Зосима, я делаю вывод, что весьма сомнительно, чтобы слова Gallaecia и Καλλαικία действительно появлялись у кого-то из этих авторов; кроме того, текстуальными переменными, предложенными нам как одним, так и другим автором (все они отвергнуты современными редакторами), являются kalékoua, kalekoula, kalίkoula, gallicula, gallucula, calletuta…, ни одна из которых не позволяет установить в качестве первоначального текста Gallaecia или Kallegía. Поэтому будет уместным отметить уже здесь (хотя я ещё вернусь к этому в части III), что, в свою очередь, существуют пять альтернатив из числа городов Бетики, которые могут соответствовать этим вариантам, среди которых, например, две Kallékoula/Callecula (одна из них всего в 30 милях от Hispalis/Sevilla), подозрительно совпадающих с шестью из этих исключённых вариантов; кроме того, уменьшительные названия позволяют предположить существование в Бетике какой-то Calleca.
После этой ревизии текста можно утверждать, что два единственных источника, относящих рождение Феодосия Великого в Кавку в Галлеции, оказываются изрядно испорченными в том, что касается их фактического значения, хотя и по разным причинам: Идаций — потому что наверняка не писал этой фразы (как я отмечала выше, эти слова кажутся интерполированными, скорее всего, в VIII или в XIII—
Но прежде чем перейти к излагающим совсем иные обстоятельства литературным источникам, некоторые из которых, как Фемистий и Клавдиан, современны Феодосию и заслуживают большего доверия, я хотела бы вновь, с другими вескими доказательствами, подчеркнуть, что наиболее подрывающим доверие к Идацию и Зосиму, и ещё более безусловно, чем уже отмеченные проблемы текста, является тот факт, что территория современной Коки (Сеговия) со времён Диоклетиана/Константина всегда относилась к административной провинции Carthaginensis и одновременно — к церковной митрополии Toletum. Я думаю, что не стоит больше настаивать на этом, поскольку некоторые авторы даже подняли вопрос о том, следует ли подвергать сомнению фактическое расширение поздней административной Галлеции.
Так, уважаемый французский коллега Ален Трануа, издатель Идация18, утверждает, что подчинённость Кавки Карфагенской провинции, хотя и общепризнанная, с.394 должна стать предметом пересмотра, ссылаясь на мнение К. Торреса Родригеса о том, чтобы «переместить её в Галисию». И хотя далее Трануа, кажется, сомневается в этом, в своём приложении III (p. 130) он воспроизводит карту упомянутого галисийского автора, где Галлеция расширяется на восток и, конечно, согласно желаемому перекрывает Кавку на юге19. Трануа также напоминает слова Андре Шастаньоля о том, что галисийский император был «le point de départ idéal pour un chronographe galicien»[12]. Наконец, я воспроизвожу здесь карту II Трануа (рис. 2), на которой можно наблюдать тот способ, которым он сам картографически создаёт сомнение: так как, составляя свою карту, он, хотя и правильно намечает границу между Карфагенской провинцией и Галлецией, далее распространяет пунктирную область Галлеции таким образом, чтобы включить в неё также Кавку.
Поэтому так важно, чтобы у нас не осталось никаких сомнений относительно принадлежности Кавки к Карфагенской провинции, сослаться на тексты до и после Идация и Зосима. Для этого я приведу пять других свидетельств, помимо вышеупомянутого División de Wamba, поскольку этот источник иногда оспаривается (на мой взгляд, без особых оснований). Во-первых, это Historia Pseudo-Isidoriana, которая идёт в том же направлении20: Ps-Isid. 8: (Четвёртый округ в провинции Carthaginiensis): «Constantinus diuisit Yspaniam in sex metropoles… Quarta metropolis est in Carthagine… capud Toletum; submetropoles eius Oreto[13] …Oxonia, Socouia [scil., Segovia], Palentia…»[14].
С этим совпадает манускрипт Florentinus 1554 Notitia Galliarum XII века (Th. Mommsen, ibid., p. 573): «Prouincia Cartaginis: …ciuitates Sego<u>ia, Oxima, Palentia…». И такое же деление сохраняется в других источниках, арабских и мосарабских, VII и последующих веков21, но я упомяну из них только аль-андалусского географа Абу Убайда аль-Бакри (Уэльва—
Иными словами, Сеговия (с Кокой), Осма и Паленсия всегда упоминаются как зависимые от Toletum. Местоположение сеговийской Коки, гораздо южнее Паленсии и Осмы, позволяет утверждать, что, по крайней мере с начала IV века и, следовательно, также во времена Феодосия, все эти территории не составляли часть Галлеции, и поэтому ею не могла быть также Кавка Зосима и Идация (в том случае, если у них действительно появляется такое упоминание, см. выше).
Учитывая, что ранее я поставила под сомнение достоверность текста Идация, следует также исключить ту возможность, что этот административный status мог измениться во времена Зосима (во второй половине V века). Поэтому я перехожу к четвёртому свидетельству, датируемому 527 годом, когда, в связи с проведением II Толедского собора, в его Деяниях упоминается временная уступка, совершённая самими епископами Toletum, и именно municipium Cauca, с целью облегчить содержание посещающего епископа: «…Et certe municipia, id est Segouia, Brittablo et Cauca eidem …concessimus»[15]23.
Этот текст обладает по сравнению с Зосимом тем решительным преимуществом, что, будучи документом, составленным после Идация и исходящим от объединённых местностью испанских епископов, он подтверждает, что: 1) как Carpetania на Тахо, так и большая часть Celtiberia и древней regio Vaccaeorum оставались в зависимости от толедской архиепископии; и 2) это доказывается тем, что церковные власти Toletum вправе распоряжаться городами своей территории и то, что здесь предоставляется (вместе с собственно Сеговией и сегодняшним мадридским Буитраго), является, expressis verbis[16], городом Кавкой.
Наконец, хотя это и позднейший сборник, излагающая связанные с первыми годами арабского завоевания (716 г.) события Primera Crónica General de España по-прежнему считает, что южная область Старой Кастилии (где фиксируется Кавка/Кока) составляла часть regio Carpentania (sic)24.
Я думаю, что после всего сказанного не может быть никаких сомнений в том, что в IV—
Ещё одним подлежащим рассмотрению важным аспектом является историческая и археологическая значимость, которую можно было бы ожидать от города, предполагавшегося родиной (patria) императорской династии. Что касается статусного аспекта, то Кавка времён Республики, объект римских стремлений, подверглась резне и разорению во время завоевания. Плиний Старший в 73—
К этому аргументу и к представленным мною ранее шести текстуальным доказательствам следует добавить молчание о Коке археологических27 и эпиграфических28 источников. с.397 Как следствие, будет разумным признать, что мы не считаем окружающую современный посёлок обстановку подходящей для императорского города.
Вышеупомянутой действительности не мог быть чужд Идаций (как более достойный уважения автор из тех двоих, которых я комментирую), и именно потому, что он был очень характерным представителем своей собственной провинции Галлеции. Поэтому из двух данных посылок может быть сделан только один вывод: либо он — как подсказывают его кодексы — никогда этого не утверждал (a sensu contrario[19], если бы это императорское происхождение (origo) было верным, то из-за патриотической гордости, на которую я ссылалась выше, он не переставал бы на него указывать), либо, если он так поступил, погрешив против истины относительно подлинной провинциальной зависимости Кавки, невелико то доверие, которое мы должны ему оказать, когда позже он утверждает, что там родился последний великий испанский император. Короче говоря, мы видим, что независимо от способа тщательное изучение тех двух единственных источников, на которых основана эта аксиома, в совокупности с противоречащими ей административными и церковными источниками указывает на то, что Феодосий I не мог происходить ни из Галлеции, ни из Кавки, даже если признать, что этот город относился к данной провинции.
II. Семь заслуживающих доверие текстов в пользу более логичного происхождения Феодосия из Бетики.
Предшествующее пространное отступление было вызвано значением той историографической аксиомы, которую мне следует разрушить. Теперь, после того, как достоверность двух единственных текстов (Идация и Зосима), подтверждающих рождение Феодосия в Кавке, была по различным основаниям поставлена под сомнение, и были представлены шесть свидетельств, без сомнений указывающих на то, что в административном и церковном отношении Кавка никогда не относилась к провинции Галлеция (см. выше), я перехожу к анализу семи других обнаруженных мною древних источников, по моему мнению, куда более непосредственных и правдоподобных, которые указывают на то, что Феодосий I не только происходил из Бетики, но и был уроженцем единственного города Империи (или ближайшей к нему местности), который, помимо Рима, был по преимуществу колыбелью императоров: это очень древний и благородный город Италика (сегодня — Сантипонсе, в 8 км к северу от Севильи). Ведь ни один другой город за пределами Италии не может похвастать тем, что произвёл на свет двоих, если не троих, из них: Траяна, Адриана29 и, утверждение о чём я здесь защищаю, Феодосия. Или — позвольте мне добавить — с.398 четверых, потому что в перечне испанских цезарей очень часто забывают старшего сына Феодосия, императора Аркадия, который также родился в Испании и, скорее всего, это произошло во владениях его деда и отца.
В те времена и при дворе Феодосия I, и среди тех, кто его очень хорошо знал, было общим местом его сходство во многих чертах с Марком Ульпием Траяном; сходство, даже если допустить некоторое влияние пропаганды (учитывая тот моральный авторитет, а также признанный образец для императоров, Optimus, которым стал Траян), вполне реальное. Помимо физического сходства (которое, как утверждает эпитоматор Аврелия Виктора, можно было легко распознать по изображениям (picturae) Траяна), ему присущи то же провинциальное происхождение (origo) и наследие рода Элиев (gens Aelia), как в одном из самых известных восхвалений ясно описывает официальный поэт и бард Клавдий Клавдиан: Tibi (Hispaniae) saecula debent Traianum, series his fontibus Aelia fluxit…[20]30
Однако и помимо всего этого Феодосий ни в коем случае не был parvenu[22], и происхождение от Траяна было не единственной верительной грамотой, благодаря которой он выдвинулся. Оставляя в стороне его официального императорского предка, следует признать, что молодой генерал принадлежал к domus, уже во время валентиниановской династии достигшему высоких заслуг, должностей и богатств за годы до того, как он сам взошёл на престол в 379 году. Мало кто из римских солдат мог бы сказать, что не знал его отца, комита Флавия Феодосия (comes Flauius Theodosius), или не сражался под его командованием в различных провинциях Империи. Аммиан Марцеллин, например, уже написал похвалу отцу будущего императора, бывшему magister equitum в 369—
с.399 Подобным же образом брат генерала и дядя Феодосия, Флавий Евхерий (Flavius Eucherius), был с 378 года — то есть ещё до восхождения его племянника на императорский престол — не кем иным, как комитом священных щедрот (comes sacrarum largitionum) Грациана (367—
Некоторые тексты о Феодосии I не конкретизируют город его рождения, что в принципе может привести к заключению, что он не был ни очень благородным, ни слишком известным; но это отсутствие деталей не позволяет исключить, что он родился в старой Италике или в каком-нибудь другом городе Бетики. Такие литературные источники делятся на две группы: к первой, ссылающейся на «испанское» происхождение в общем виде, следует отнести Латиния Паката, панегириста императора в 389 году: «…Nam primum tibi mater Hispania est …deum dedit Hispania quem uidemus…»[25] (в середине его заслуженно знаменитой laus Hispaniae)34, или Сократа и Феодорита, двоих из числа авторов так называемой Historia tripartita времён его внука Феодосия II35.
Во второй группе находятся те, кто, не упоминая их expressis verbis, косвенно указывают в качестве места происхождения Бетику и Италику, напоминая о связи, семейной или гражданской, Феодосия с великим Траяном. Кроме таких текстов, как уже упомянутый Феодорит (V, 5, 1: «блестящего происхождения»), с.400 источником, особенно на этом настаивающим, является Epitome de Caesaribus. Этот анонимный компилятор, составивший свою работу в конце IV века — то есть как раз во времена Феодосия, — в своей заключительной императорской биографии — именно того императора, о котором я веду речь (Epit. de Caes. 48, 1—
с.401 То, что Феодосий в любом случае воспринимал Траяна в чём-то своим, сразу же становится понятным из простого знания об огромной колонне, ныне утраченной, которую, в подражание колонне Траяна в Риме, Феодосий приказал воздвигнуть для себя на форуме Константинополя. Я полагаю, что существуют и другие различные доказательства, такие, например, как возобновление темы Victoria Romana, начертанной на его щите, которая, начиная с Феодосия и, прежде всего, благодаря настойчивости его первой императрицы и единственной августы Элии Флациллы (Aelia Flaccilla), вполне возможно происходящей из Бетики (см. ниже, часть IV), превратится в одну из излюбленных тем на монетах его династии, как это было и в чеканках Траяна, а также на самом видном месте его колонны; различие состоит в том, что некогда горделивый девиз Рима — на протяжении веков занимавший главное место в сенате в Curia Julia и к тому времени уже ставший предметом великих споров за и против его удаления оттуда — появился на реверсах монет Феодосия приниженным и вынужденным изобразить на своём щите христианскую хризму39.
Хотя, как мы увидим далее, при дворе самого Феодосия были уверены в его тесной связи и происхождении от Траяна, и доказательств противного не существует, историческая учёность утверждала, с тех пор, как об этом в конце XVII века заявил великий французский историк Луи-Себастьян Ле Нэн де Тиллемон40, что связь Феодосия с Траяном и Италикой — это только «eine genealogische Konstruktion aus der Zeit nach Theodosius’s Regierungsantritt»[32]41, то есть простая генеалогическая басня, начавшая зарождаться с.402 после 379 года. Но такая идея — которую я нахожу впервые высказанной, как уже сказано, у Ле Нэна де Тиллемона, — как мне представляется, прекрасно вписывается в тот самый тип намеренного обесценивания испанского происхождения лучших императоров Рима, который был модным в Европе в течение XVII и XVIII вв., в те времена, когда Испания как держава вызывала великую европейскую политическую и культурную ненависть, и та же самая девальвация привела, по моему мнению, Эдуарда Гиббона к изобретению в 1786 году исторически мало обоснованных — но случайно ставших триумфальными — определений «антониновская династия» и «императоры Антонины» для обозначения в целом счастливого и процветающего II века и нескольких императоров, которых собственно античные источники называют скорее Ulpia progenies42, proles Aelia43 или series Aelia44, в соответствии с которыми несколько лет назад я в одиночестве начала восстанавливать справедливость, предложив наименование «династия Ульпиев-Элиев»45.
Необходимо, прежде всего, опровергнуть этот всё ещё столь непререкаемый тезис о предполагаемом «генеалогическом изобретении» Феодосия I после его вступления на престол, чтобы иметь впоследствии возможность подкрепить литературные источники, утверждающие происхождение императора из Бетики. Прежде всего, я противопоставляю этому тезису то, что, как мы только что видели, Аммиан Марцеллин уже восхвалял великие заслуги его отца, предшествующие его пришедшейся на 375 год казни и проявленные, по меньшей мере, с 368 года в Британии, следовательно, более чем за десять лет до Regierungsantritt[37] Феодосия в 379 году, а также то, что, как я уже сказала, один из его дядей был императорским комитом (comes) у Грациана уже в 378 году.
с.403 Это означает, что, по крайней мере в поколении, предшествующем Феодосию I, во времена правления валентиниановской династии, его семья была не только весьма известной, но также влиятельной и очень близкой к власти. Это затрудняет — я думаю, делает почти невозможной — попытку, годы спустя, выдумать и ввести в обращение ряд измышлений относительно фальшивой связи, семейной, муниципальной или отдалённого родства, с Optimus Princeps. Совсем иное дело, если бы имперская пропаганда хотела подчеркнуть то, что не только верно, но при этом политически ожидаемо; однако на том лишь основании — и здесь отличие предлагаемого мною анализа, — что такие семейные и гражданские узы были верны. Тем не менее, как утверждает историческая учёность, мы верим в то, что вся коллекция басен о предках Феодосия была изобретена, распространена и сохранена a posteriori, и что всё это было задумано в недрах двора, полного испанцев.
Феодосий, по свидетельству Фемистия, действительно прибыл в Константинополь «в сопровождении многочисленной группы испанских родственников», которая с годами должна была увеличиваться и те, кто нам известны, занимают ведущие и требующие большого доверия должности: консулаты, комитаты (comitatus) щедрот (largitiones) и частных имуществ (res privatae), проконсулаты, высокие военные должности и т. д. Все они, вне сомнения, сформировали в недрах двора и администрации, как впервые продемонстрировал в 1965 году Андре Шастаньоль46, новый испанский клан («хотя и небольшой», как уточняет автор). В течение тридцати лет, прошедших после публикации просопографических источников Поздней империи и оценки различных текстов и надписей, в исследованиях было собрано множество данных о длинном ряде родственников (familiares) и друзей (amici) испанского происхождения, возвышенных до значительных гражданских и военных почестей и должностей Империи, начиная уже с Валентиниана, но особенно — с Феодосия I47.
с.404 Весь этот процесс, кстати, неизбежно напоминает постепенное возвышение испанских сенаторов и всадников, которые почти три века назад, при покровительстве сначала императоров из династии Юлиев-Клавдиев, а затем трёх Флавиев, готовились и укреплялись для «imperium arripere»[39], сумев, наконец, установить целую испанскую династию, Ulpia-Aelia, продолжавшуюся почти столетие (98—
В конце
Кажется вполне естественным, что множество земляков, окружавших и поддерживавших Феодосия, без сомнения, хорошо знали друг друга и знали многое, если не всё, о подлинной родословной, заслугах, богатстве и древности родов происхождения каждого. Поэтому я думаю, что есть и другие гипотезы, которые следовало бы рассмотреть прежде, чем признать столь общепринятым вымысел, относящийся к рождению и генеалогии Феодосия, для успеха которого мы должны себе представить, что десятки соотечественников, как друзей, так и врагов, в течение десятилетий были посвящены в обширный и благочестивый заговор молчания, который, к тому же, должен был начаться ещё в предыдущем поколении. Если бы, однако, происхождение Феодосия от Траяна было абсолютной ложью, то какой-нибудь исторический источник, и прежде всего враждебный (как в случае того же Зосима), объявил бы об этом — но такие заявления отсутствуют. Таким образом, учёная гипотеза Ле Нэна и тех, кто по-прежнему ей следует, не только не доказывает такую «генеалогическую басню», но и идёт против существующих доказательств и, прежде всего, против логики вещей.
Поскольку я считаю, что, как было показано выше, реальное рождение Феодосия не могло иметь места в ваккейской Кавке, то перехожу теперь к представлению четырёх авторов, в целом с семью текстами, которые, как я надеюсь, гарантированно позволят мне защитить гипотезу о том, что на самом деле Феодосий происходил из знаменитой Италики или, во всяком случае, из области её territorium, ближайшей к реке Бетис (Baetis), в её ближайшем к Гиспалису (Hispalis) течении; конкретнее, в районе Эль-Альхарафе напротив Гиспалиса и непосредственно в нынешнем знаменитом районе Триана.
с.405 1) Фемистий. Первый из этих текстов заслуживает доверия и точно современен Феодосию. Он принадлежит этому знаменитому пафлагонскому ритору, язычнику, бывшему с 335 года[40] весьма влиятельным сенатором, в 383 году[41] ставшему praefectus Urbis Константинополя, который был наставником юного августа Аркадия и адресовал Феодосию 19 из 33 своих речей. Нет необходимости подчёркивать, что, с учётом изложенных обстоятельств, Фемистий обладал превосходной информацией, полученной им как в архивах, так и непосредственно.
Из этих выражений влиятельного историка и политика, тесно связанного с Феодосием, кажется, становится ясно, что Феодосий не только считался потомком того же рода, что и Траян и Адриан, но и что они были уроженцами одного города или, как минимум, провинции Бетика: τοὺς σοὺς πολίτας…51
2—
Внимательное прочтение многих сочинений, посвящённых Клавдием Клавдианом членам императорской семьи, показывает, что он является не только перворазрядным историческим источником, но и хранилищем очень интересных данных для «археологического» изучения правления Феодосия и двух его сыновей (прежде всего, Гонория), хотя, как это ни парадоксально — и как я имела возможность проверить — оставался автором, практически никогда не используемым для этих целей55. Действительно, наши поиски у Клавдия Клавдиана, непосредственного и ближайшего свидетеля, чьё знакомство с domus Феодосия было столь тесным (обстоятельство, от которого так далеки Идаций и Зосим), подтверждают — в том, что нас сейчас конкретно интересует, — что во всем его обширном творчестве нет ни единого слова или литературного образа, связывающего кого-либо из членов императорской семьи, даже метафорически, с каким-либо городом или областью северного плато Испании; река Durius или Дуэро (к чьему водоразделу относится Кавка) упоминается во всех его работах только однажды и только как Hispania56.
с.407 С другой стороны, Клавдиан пишет различные стихи, в которых связывает Феодосия и его сыновей с Траяном57 и, в более общем плане, с domus Ulpia et Aelia58, что косвенно также связывает их с родиной Траяна и Адриана. Но в некоторых стихах, как мы увидим ниже, Клавдиан expressis verbis наделяет Феодосия, как и его отца-комита, происхождением с берегов великого Бетиса.
И это действительно наиболее логично и хорошо доказано: концентрация самых богатых испанских сенаторских родов всегда происходила в южной части и в восточной прибрежной полосе Пиренейского полуострова, поскольку именно в двух этих областях имели место ранняя и высокой степени романизация, а также наилучшие условия для экономического процветания. Действительно, распределение испанских сенаторских родов, известных в Ранней империи по городами их происхождения, подтверждает, согласно недавно разработанной мною карте (рис. 3), отсутствие сенаторов во всей центральной области Испании, где находится Кавка, за исключением трёх членов одной семьи в Segobriga (Куэнка), а также то, что такое отсутствие распространяется на весь северо-западный квадрант Испании, охватывая, конечно же, всю настоящую Галлецию. И хотя верно, что во времена Поздней империи увеличивается число крупных сельских uillae с роскошными полами на центральном плато и на севере, до сих пор не удалось связать ни одну из них с каким-либо сенаторским родом59.
Мне также хотелось бы отметить, что хотя Септимий Север проводил политическую и физическую ликвидацию многих сенаторских родов из Бетики, он никогда бы не покончил, по крайней мере, полностью, с Ulpia или с Aelia, поскольку они были теми gentes, с которыми, как хорошо известно, он сам — хотя и весьма мошенническим способом — по собственной инициативе породнился60.
с.408 Поэтому неудивительно, что, как я уже отмечала в предыдущем разделе, усилия археологии не могут доказать нахождение в традиционной Кавке61 не только предполагаемого там места рождения Феодосиев, но также и ясно представленных уровней с императорскими предметами этого и последующего времени. Единственное изменение, которое, я думаю, можно предположить в панораме ordo senatorius Hispanus[50] в течение IV века — это более широкое присутствие сенаторов нового происхождения, происходящих из другой большой речной долины. Но не долины Дуэро, а другой наиболее известной из больших иберийских рек: auriferus Tagus[51]62, из долины которой — думаю, за это можно ручаться — происходила знаменитая Флавия Серена (Flauia Serena), племянница и позже приёмная дочь Феодосия (см. ниже).
Вернёмся, однако, к нити разговора. Как я уже сказала, различные ссылки неоднократно упомянутого Клавдия Клавдиана, согласно С. Мадзарино, «официального летописца режима Феодосия», прямо указывают на нижнюю долину реки Бетис (современный Гвадалквивир) как на место рождения Феодосия. Предвосхищая себя, отмечу, что поэт ни разу не утверждает явно, что Феодосий родится в Италике. Итак: поскольку Клавдиан был официальным пропагандистом, и учитывая его очевидный интерес в том, чтобы подчеркнуть связь Феодосия с Траяном, можно было бы ожидать, что он, обслуживая так называемую «fabulación», «выдуманную историю», упомянул бы о ней. Таким образом, на мой взгляд, тот факт, что он не упоминает явно Италику, как раз и придаёт его свидетельствам бо́льшую достоверность. Этот, скорее, подтверждает мысль о том, что Феодосий, безусловно, происходил из Бетики, хотя и не именно из Италики. Стоит уточнить, что, несмотря на отсутствие явной ссылки, те стихи, в которых указывается место происхождения Феодосия, никак, даже образно, не могут быть применены ни к Кавке, ни к центральной области полуострова, но только к названной области на юге Испании. И эти данные нельзя обойти или умолчать, как обычно поступают те, кто защищает кавкианскую версию, обычно ограничиваясь тем, чтобы вообще ничего не упоминать из Клавдиана по этому вопросу. Теперь я передаю эти пять интересующих меня текстов, в хронологическом порядке, отмечая в них слова, относящиеся к данной теме.
с.409 2) Первую из трёх ссылок Клавдиана мы находим в песне II поэмы, отмечающей первое консульство Стилихона в 400 году, в части вступления Hispania:
…glaucis tum prima Mineruae nexa comam foliis fuluaque intexta micantem ueste Tagum tales profert Hispania uoces […] exiguumne putat, quod sic amplexus Hiberam progeniem nostros inmoto iure nepotes sustinet, ut patrium commendet purpura Baetim?…[52]63 |
Кажется ясным, что patrius Baetis может относиться только к происхождению Феодосия в городе или местности, очень близком к реке Baetis.
3) Второе свидетельство Клавдиана, почти столь же явное, как и предыдущее, хотя не упоминает саму реку, мы находим в поэме, которую он сам читал в Риме, по случаю IV консульства Гонория, в 398 году:
Haud indigna coli nec nuper cognita Marti Ulpia progenies et quae diademata mundo sparsit Hibera domus. Nec tantam uilior unda promeruit gentis seriem: cunabula fouit Oceanus; terrae dominas pelagi futuros inmenso decuit rerum de principe nasci, Hic processit auus…[54]64 |
Здесь этот очень важный для моей цели текст (и см. ниже в том же смысле текст № 4) сообщает нам о том, что, с одной стороны, Гонорий происходит от progenies с.410 Ulpia, а с другой, что его род «порождён Океаном», «огромным морем», как и дед императора. Это утверждение, из-за его ссылок на Океан, казалось непонятным почти всем авторам, как тем многим, кто защищает ваккейскую Кавку, как и тем (куда меньшим числом), кто в прошлом думал об Италике; я же, напротив, считаю, что здесь всё сказано очень ясно.
Поскольку, как некоторое время назад удалось доказать (об этом явлении были известны только литературные ссылки), в древности Атлантический океан действительно проникал через эстуарии Бетиса вплоть до Гиспалиса и выше, смешивая свои волны с речными, то океанские приливы были вполне заметны ещё в 15 км вверх по течению от Севильи, до Илипы (Ilipa, Алькала-дель-Рио) и, с ещё бо́льшим основанием, перед стенами Италики, омывавшейся в ту пору Гвадалквивиром65. Недаром поэт Силий Италик (ещё один персонаж, вплоть до начала прошлого века наделяемый происхождением из Италики, но сейчас лишённый родины) воспевал Севилью как …alternis aestibus, Hispal, то есть, «Гиспалис, в череде приливов и отливов…» (Pun., III, v. 392). И в XIII веке в городе ещё числился район под названием «морской квартал» («barrio de la Mar»).
Хотя сейчас вся эта местность представляет собой отвоёванную у океана и реки твёрдую почву, её древний облик удалось подтвердить геологически уже в 1959 году, во времена инженера Хуана Гавала-и-Лаборде (Juan Gavala y Laborde)66 (рис. 4). Спустя четыре десятилетия, в последние годы XX века, многочисленные, более точные гео- и археологические изыскания в пространстве между Гиспалисом и нынешним устьем Гвадалквивира ещё убедительнее доказывали, что здесь находился большой выступ Атлантики, представлявший собой гигантский залив или, скорее, настоящую дельту, в которой смешивались воды Бетиса и Океана, и даже было возможным добывать морскую соль в ныне столь удалённом вглубь суши пункте, как Ла-Пуэбла-дель-Рио (La Puebla del Río)67 (рис. 5). Можно даже доказать, что Бетис и, следовательно, с.411 океанские приливы доходили ранее до самых стен той же Colonia Aelia Augusta Italicensium, как удалось установить Ж. Ваннэ по достигаемым водой уровням, особенно во время ужасных наводнений 1892 и 1961 гг., и мне самой, в недавней работе, по гравюрам и текстам XVIII и XIX вв.68 (рис. 6).
На этом основании я утверждаю, что, когда Клавдиан определяет Oceanus как отца, порождающего как domus Ulpia, так и domus Theodosiana, он не прибегает к поэтическому средству, но помещает regio natalis обоих в античный физико-географический контекст не только вполне правдоподобный, но реальный, что в наши дни может быть надёжно доказано69. Красивая океаническая метафора предполагает хорошее знание Клавдиана об этой области (я полагаю, из письменных и устных упоминаний, к которым он имел доступ) и, кроме того, позволяет утверждать, что не только Феодосий, но и его отец, comes Flauius Theodosius, были уроженцами какого-то места в пределах пространства, простирающегося между устьем Бетиса и городом Илипа, применительно к которому, как я думаю, было бы правомерно говорить, что «[Атлантический] океан омывал колыбели его рода»70. Это наблюдение о бухте или заливе находит дальнейшее подтверждение и уточнение в следующем тексте Клавдиана, № 4.
4) Текст, находящийся в Panegyricus de tertio consulatu Honorii, vv. 175—
O decus aetherium, terrarum gloria quondam, te tuus Oceanus natali gurgite lassum excipit et notis Hispania proluit undis[57], |
с.412 но связано с natalis gurges, что вполне может быть переведено с поэтического языка (OLD, s. v., ac. 2a) как «залив твоего рождения», то есть бухта или вход океана на сушу (см. комментарий к тексту № 3).
5) Пятый решающий текст, и четвёртый из вспоминаемых мною текстов Клавдиана, находится среди фесценнинских (импровизированных) стихов, которые поэт посвящает свадьбе Гонория, младшего сына Феодосия, и Марии, старшей дочери Стилихона и Серены:
Habet hinc patrem maritus, habet hinc puella matrem. […] decorent uirecta Baetim, Tagus intumescat auro generisque procreator sub uitreis Oceanus luxurietur antris[58]71. |
Я обращаю внимание на то, что представляется мне двумя парами литературных образов: Theodosius/Baetis и Serena/Tagus. Этот текст, наряду с другими, был использован мною как основание для выдвинутого в вышеупомянутой неопубликованной монографии предположения о том, что второй брат Феодосия72, отец Серены и Марии, — его осиротевших дочерей император удочерит годы спустя — имел, в свою очередь, место жительства и поместья, как и другие сенаторы IV века, в плодородной долине Tagus или Тахо. Итак, здесь я прихожу к тому, что к социально-экономическому могуществу, которым при Ранней империи обладала долина Бетиса, в позднеимперскую эпоху добавляется влияние широкой и плодородной долины Тахо (о чём также существует несколько значимых древних текстов, мало или совсем не разработанных историографией). Как уже упоминалось, это явление и перемещение могут считаться прелюдией и почти оправданием того, почему немногими годами спустя готские захватчики выбирают в качестве королевской резиденции город Toletum, уже с доримских времён бывший естественной столицей Carpetania и собственно бассейна Тахо73. Оставляю этот вопрос с.413 лишь отмеченным, поскольку в данный момент для меня важна та ясность, с которой в свадебных песнях Гонорию и Марии придворный поэт Клавдиан ещё раз связывает Феодосия с берегами Бетиса и с Океаном, называя последний procreator generis: «производитель рода».
Таковы четыре весьма интересных клавдиановских текста, которые я хотела привести с целью доказать происхождение Феодосия из Бетики и из долины Бетиса, вполне возможно, из Италики или из другого пункта, во всяком случае очень к ней близкого, то есть расположенного на её territorium. Я говорю об этом под условием двух выдвинутых мною предположений: a) что поэт очень хорошо знал императорскую семью, и b) что невозможно было бы выдумать такие подробности и претендовать на то, чтобы в них поверили при дворе с множеством знающих правду испанцев. Нет необходимости повторять вновь, что все эти океанические ссылки невозможно отнести к Кавке (ваккейской и внутренней), десятилетиями фигурировавшей в стольких работах об императоре в качестве родного города, а некоторые из них настолько конкретны, что не могут быть всего лишь неопределённым приложением к траяновскому потомству.
6) Марцеллин Комит. Равное или даже бо́льшее доверие может быть оказано шестому свидетельству, хронике (Chronicon) имперского канцлера и светлейшего мужа комита Марцеллина (uir clarissimus comes Marcellinus). Хотя этот составленный в VI веке документ, фиксируя год за годом хронику правления Феодосия, имеет стерильный и официальный характер, он часто предоставляет точные даты различных событий. На самом деле, по мнению Теодора Моммзена, эта хроника является одним из самых надёжных хронографических источников Поздней империи и содержит, как правило, хорошо проверенные данные:
Следует, я думаю, признать, что невозможно говорить об Идации или Зосиме (особенно с учётом тех административных и текстуальных проблем, которые я подробно изложила в I части настоящего исследования) как об исторических источниках, лучших, чем комит Марцеллин, византийский аналог данных, собранных в Риме в Fasti consulares или Fasti triumphales. И мы видим, что когда речь заходит о том, чтобы напомнить год посвящения нового императора на основе официальной информации, исходящей из имперских анналов Константинополя, Марцеллин с ясностью указывает на то, что тот был испанцем и, ещё точнее, уроженцем Италики, «города божественного Траяна» (термин ciuitas здесь также вполне соответствует эпохе).
7) Аль-Расис. Как на седьмой и последний текст в пользу моего тезиса я сошлюсь на авторитетного испано-арабского историка X века, аль-андалусского и к тому же из Кордовы, с.414 Мухаммада аль-Рази, называемого «Расис» («Rasís») при христианских дворах, где он был благочестиво переведён на романский язык. Он был уроженцем Corduba, столицы старой римской Бетики (в то время уже Qurtuba), и получил образование в лучших классических библиотеках этого важного межкультурного города75. В своей хронике, дошедшей до нас на романизированном языке, Расис сохранил похожее сообщение, которое, как мы увидим, прекрасно сочетается со свидетельствами Клавдиана:
Аль-Рази был хорошо знаком с Италикой и знал (именно так он рассказывает об этом в своей хронике), что этот престижный город был родиной как Траяна («e dizen fue natural de ltalica a par de Sevilla»)[62], так и Адриана («e dizen que fue natural de Ytalia e Sevilla [scil., de Itálica de Sevilla]»)[63]77. Однако, дойдя до Феодосия, он не говорит, что «era de Itálica», но «de un lugar junto a Sevilla». И это вновь, как и в случае Клавдиана, оказывается деталью, добавляющей доверия к его утверждению, поскольку оба автора, Клавдиан и аль-Расис, хотя и столь далёкие друг от друга по времени, пространству и культуре, указывают для Феодосия место рождения, ближайшее к Италике, но без точного его упоминания. Объяснение должно состоять в том, что, согласно их соответствующим источникам, Феодосий на самом деле был уроженцем места, расположенного в Бетике, очень близкого к Гиспалису, к Бетису и к Италике — следовательно, внутри того, что было древним эстуарием Бетиса, — но не столь знаменитого и известного.
Фраза аль-Рази, хотя и столь краткая, содержит два других ценных сообщения. Действительно, этот кордобский автор (который, как я уже отметила, помимо того, что сам был андалузцем, черпал из непревзойдённых латинских источников) не говорит нам о том, что Феодосий был «из города», но что он был «из места». С учётом того подтекста, который имел этот термин в с.415 средневековой испанской топонимии, я думаю, будет правомерно заключить, что он родился не в собственно городе, а в малозначительном населённом пункте или, что ещё вероятнее, в частных владениях. И второе интересное сообщение: кастильское выражение «a par, a la par» может означать простую близость, но также, и это даже точнее, параллель в пространстве, то есть «a la misma altura o latitud de» («на той же высоте или широте»). Эти детали могут нам пригодиться для более или менее точного определения места нахождения того, что двумя веками ранее могло быть privata Traiana.
Итак, подводя итог: семь предложенных текстов — пять из них практически одновременны и повествуют о ближайших членах domus, один происходит из официальных фаст, а последний — от превосходного и хорошо информированного аль-андалусского историка, — обладают достаточным авторитетом и достоверностью для утверждения, что комит Феодосий, сам Феодосий I и, конечно, Аркадий (так как он родился во время удаления его отца в Испанию) были выходцами и родились в Италике или, точнее, в очень близком к ней месте, возможно, на её territorium, в пункте, омываемом Атлантическим океаном в тех условиях, которые я проанализировала выше, и где-то возле большого севильского (hispalense) залива. Благодаря аль-Расису можно также заключить, что такое «место» находилось не «рядом с Гиспалисом», а «на его собственной высоте». Или, что то же самое, «напротив».
III. Заключение.
Пожалуй, настало время предложить объяснение того, как могла произойти путаница в текстах относительно истинного места рождения императора Феодосия. Напомню о замешательстве (которое я уже отмечала в начале) перед тем фактом, что в кодексах двух единственных авторов, на которых основывается аксиома о рождении Феодосия в Кавке — Идация и Зосима, — ни разу не встречаются правильно написанными слова Gallaecia и Καλλαικία, но вместо этого — другие формы и варианты, некоторых из них весьма необычны, каковы, соответственно, galila, gallicula, gallucula, calletuta, или kallegía, kalékoua, kalekoula, kalíkoula… В этой связи я называла [см. часть I] два очень похожих топонима Бетики у двух раннеимперских авторов: действительно, Птолемей приводит две Kallékoula (Geogr. II, 4, 9; 10); вторую — почти сразу же после того, как даёт координаты Гиспалиса.
Но поразительнее всего случай Плиния Старшего. Точный полиграф[64], он упоминает в Бетике три разные Callet (Nat. Hist. III, 12, 14 и 15, две последних — ближайшие к Гиспалису), и одну из двух Callicula Птолемея. И действительно, возникает необычайная ситуация, поскольку отвергнутыми вариантами этой плиниевой Callicula (Nat. Hist. III, 3, 12) являются, согласно изданию Майхоффа и Яна (C. Mayhoff, L. Ian, 1906—
с.416 Поэтому, как только мы доказали, что родной провинцией domus Theodosiana не может быть Галлеция, но на самом деле ею была Бетика, появляется вероятность того, что у обоих «противоречащих» авторов, Идация и Зосима, речь могла идти об одном из таких южных городов: если оригинальное сообщение содержало что-то вроде «natus apud Calleculam», или «apud Callecam», возможно предположить, что по незнанию топонима автор или переписчик, бесхитростный или заинтересованный, подумал бы, что речь идёт о «Gallecia», затем добавив впереди её, как логическое следствие, определение prouincia. Это — объяснение, доказательство которого потребует прямого и тщательного пересмотра кодексов обоих авторов, что я не имею возможности сделать сейчас. Однако я считаю его возможным и его следует здесь отметить как ещё один аргумент в пользу моей гипотезы, учитывая поразительное совпадение всех вариантов этой Καλλέκουλα или бетийской Callecula.
Ещё раз подводя итог, я прихожу к выводу, что существует более чем достаточно весомых свидетельств против того, что Феодосий Великий происходил, как это аксиоматически утверждается, из сеговийской Кавки, а с другой стороны, имеются более многочисленные и надёжные свидетельства для правомерного предположения, что он мог происходить из Бетики, а именно из Италики или очень близкой к ней области. Как мы видели, четыре исторических автора, лучшие из современников и приближённых (Фемистий и Клавдиан), из хронографов (Марцеллин Комит) или из земляков (аль-Расис), настойчиво связывают Феодосия с Бетисом и Океаном, с Италикой, с Траяном и с domus Ulpia.
Любопытно, что такой же была традиция испанской историографии в XVI—
Если Феодосий Великий родился не в самой Италике, как столь ясно говорит Фемистий, регистрирует, как правило, достоверная «Хроника» Марцеллина Комита или столь авторитетный аль-андалусский автор, как аль-Расис, то по крайней мере, согласно ясному свидетельству Клавдия Клавдиана, его род мог проживать на её territorium, в верхней части Эль-Альхарафе, которой достигали океанские приливы, в какой-то привилегированной среде обитания на Бетисе, между Гиспалисом и Илипой, «рядом с Севильей». Её срединное место, жилая зона, было связано с Гиспалисом и Италикой, где, возможно, уже имелись частные владения Траяна (priuata Traiana), доминирующие и предшествующие нынешнему севильскому району Триана. Можно доказать, что эта возвышенная область на правом берегу Бетиса, Эль-Альхарафе, с отдалённой финикийской эпохи и до сего времени была и остаётся богатой и здоровой, подходящим местом для обитания и отдыха князей и знати. Определение более или менее точного места в области Эль-Альхарафе между современным районом Триана и местоположением Италики станет предметом последующей публикации.
Предложенная мною здесь гипотеза имеет, кроме того, весьма полезное следствие: она гораздо лучше объясняет, почему в начале 376 года, после казни отца, молодой Феодосий сам сослал себя в свои владения на юге Испании и воспользовался вынужденной отставкой, чтобы вступить в брак с благородной женщиной из Бетики — быть может, даже из Италики, — и почему эта благородная дама, обладавшая высокими человеческими и культурными качествами, всё ещё носила благородный и престижный nomen рода Адриана, вместе с cognomen в старинном сенаторском вкусе: Flauia Aelia Flaccilla81. Хотя документально ничего неизвестно о родине (patria) Элии Флациллы, можно доказать, как я указала в другом месте, что члены знатных бетийских родов имели обыкновение вступать в брак в своём собственном географическом кругу, и даже кровном, предпочтительно между consobrini и consobrinae (двоюродными братьями и сёстрами), с целью сохранить экономические и земельные патримонии внутри одного рода и, если возможно, с.418 увеличить их. Этот социальный обычай брака между кузенами, хотя сегодня его практика очень ослабла, по-прежнему называется в Испании «соединять земли». Можно на самом деле убедиться в таком бетийском обычае (consuetude) в кругу gentes Ulpia и Aelia, например, в браках Элия Адриана Афра (Aelius Hadrianus Afer) (опытного военного, отца Адриана), самого Адриана, Марка Аврелия, Луция Вера и, как я недавно предположила, возможно, также Траяна с Помпеей Плотиной82; все они заключили браки с двоюродными сёстрами.
Поэтому нам не должно казаться странным, что он удалился на свою родную землю и, вероятно, в начале 376 года знатный, молодой и многообещающий генерал Флавий Феодосий вступил в брак с Элией Флациллой. Возможно, уже давно намечался этот брак между потомками Траяна и Адриана, и в этом нет ничего странного, ведь их семьи привыкли так поступать на протяжении столетий. До того, как два с половиной года спустя, осенью 378 года83, fatum[71] потребовала от Феодосия, чтобы он исполнил свою роль последнего императора единой Империи, а Элия Флацилла стала его единственной августой и самой упорной вдохновительницей окончательного поворота Рима к католицизму, у молодой пары ещё было время, чтобы обрести там же в 377 году — и мы должны предположить, что это произошло в частных семейных владениях (privata) — своего первенца, Флавия Аркадия (Flavius Arcadius). Вот ещё один уроженец Бетики, который наследует своему отцу как император уже отделённого Востока и обеспечит в будущем преемственность второй испанской династии Рима, правившей в конце древней Империи.
В отличие от Траяна, своего предка и своего примера, который не мог иметь собственного сына, huius (scil., Theodosii) autem Orienti simul atque Occidenti per succiduas usque ad nunc generationes gloriosa propago dominator84. Эти строки были написаны Павлом Орозием около 417 года н. э. Оставалось ещё много лет до случайной смерти в 450 году его внука Феодосия II, и несколько больше (в 455 году) — Валентиниана III. Они были последними императорами — потомками Феодосия Великого, основателя (auctor) свой династии, которого судьба привела властвовать чуть ли не от Геркулесовых столпов на другой конец Mare Nostrum[72].
ПРИМЕЧАНИЯ
…тут первой, Минервины сизы Вплетшая листья в власы, в одеяниях рдяных, блестящим Тагом истканных, речь такову Испания взносит: […] или ничтожным то мнит, что так, иберийску лелея Отрасль, с державою он незыблемой наших потомков Оберегает, что отческий славен порфирою Бетис?.. (пер. с лат. |
Не недостойна честей, и Марсу не внове известна Ульпия ветвь, и владычны венцы рассеявый миру Дом Иберийский; и хлябь, скромнейшая оной, не знала Рода толь мощна стяжать череду: колыбель полелеял Сам Океан; державцам земли и моря грядущим От господина всех дел неизмерного должно родитись: Дед отсель происшёл… (пер. с лат. |
О эфирна краса, а некогда слава земная, Твой Океан тебя, утомлённого, в отчески хляби Принял, и знаемою омыла Испания глубью. (пер. с лат. |
Мужа там отец родился, Девы там родилась матерь […] Зелень да украсит Бетис, Таг да вскипает златом, И, начальник сей породы, В гротах своих пусть Океан Сткляных познает гордость. (пер. с лат. |