История римского права

Часть I. История институтов публичного права

Глава I. Период царей

с.55 35

§ 7. Уго­лов­ное пра­во и уго­лов­ный суд

Зарож­де­ние уго­лов­но­го пра­ва и уго­лов­но­го суда

Охра­няя обще­ст­вен­ный порядок, государ­ство запре­ща­ет те или дру­гие дея­ния, при­зна­вае­мые им в этом отно­ше­нии вред­ны­ми, угро­жая за совер­ше­ние их таки­ми или ины­ми нака­за­ни­я­ми. Систе­ма норм, опре­де­ля­ю­щих, какие имен­но дея­ния при­зна­ют­ся пре­ступ­ны­ми и каким нака­за­ни­ям под­вер­га­ет­ся пре­ступ­ник, состав­ля­ет область уго­лов­но­го пра­ва. В слу­чае совер­ше­ния кем-либо одно­го из таких запре­щен­ных дея­ний 36 государ­ство в лице сво­их орга­нов (судеб­ных и поли­цей­ских вла­стей) про­из­во­дит рас­сле­до­ва­ние, судит и соот­вет­ст­вен­но при­го­во­ру осу­ществля­ет нака­за­ние. Систе­ма норм, опре­де­ля­ю­щих весь этот порядок про­из­вод­ства, носит назва­ние уго­лов­но­го про­цес­са.

Круг дея­ний, при­зна­вае­мых для все­го обще­ст­вен­но­го поряд­ка вред­ны­ми, чрез­вы­чай­но обши­рен: сюда вхо­дят не толь­ко дея­ния, затра­ги­ваю­щие обще­ст­вен­ный инте­рес пря­мо и непо­сред­ст­вен­но (напр., изме­на, бунт, под­дел­ка моне­ты и т. д.), но и такие дея­ния, кото­рые pri­ma fa­cie нано­сят вред како­му-нибудь отдель­но­му лицу, но в то же вре­мя (посред­ст­вен­но) угро­жа­ют и инте­ре­сам все­го обще­ства — напр., убий­ство, гра­беж, воров­ство и т. д. с.56 Разу­ме­ет­ся, этот круг пре­ступ­ных дея­ний не есть что-либо все­гда — во все вре­ме­на и у всех наро­дов — оди­на­ко­вое: дея­ние, при­зна­вае­мое пре­ступ­ным в одну эпо­ху и у одно­го наро­да, может быть совер­шен­но доз­во­лен­ным в дру­гую эпо­ху и у дру­го­го наро­да.

При­ми­тив­ные наро­ды уго­лов­но­го пра­ва и уго­лов­но­го суда в нашем, толь­ко что опи­сан­ном, смыс­ле не зна­ют: нераз­вив­ша­я­ся и неокреп­нув­шая государ­ст­вен­ная власть пре­сле­до­ва­ние пре­ступ­ле­ний еще не счи­та­ет в чис­ле сво­их задач. Дея­ния, воз­му­щаю­щие общее чув­ство все­го наро­да, вызы­ва­ют неор­га­ни­зо­ван­ную рас­пра­ву, «само­суд» тол­пы над винов­ни­ком («суд Лин­ча»); дея­ния, направ­лен­ные про­тив тех или дру­гих отдель­ных лиц, вызы­ва­ют месть само­го потер­пев­ше­го или его близ­ких. Государ­ст­вен­ная власть при этом ни во что не вме­ши­ва­ет­ся.

Рас­пра­ва и месть при извест­ных усло­ви­ях (мень­шей ост­ро­те раз­дра­же­ния) заме­ня­ют­ся выку­пом по согла­ше­нию меж­ду пре­ступ­ни­ком, с одной сто­ро­ны, и потер­пев­шим или его близ­ки­ми — с дру­гой; такие согла­ше­ния носят назва­ние част­ных ком­по­зи­ций.

Обы­чай част­ной мести в высо­кой сте­пе­ни, конеч­но, спо­соб­ст­ву­ет накоп­ле­нию в обще­стве обост­рен­ных отно­ше­ний: он сеет ино­гда дол­говре­мен­ную, пере­хо­дя­щую из поко­ле­ния в поко­ле­ние и охва­ты­ваю­щую широ­кие кру­ги лиц (семьи, роды), ссо­ру и враж­ду меж­ду сто­ро­ною обид­чи­ка и сто­ро­ной потер­пев­ше­го. Про­ис­хо­дя­щие отсюда внут­рен­ние сму­ты могут порою зна­чи­тель­но ослаб­лять силу наро­да, столь необ­хо­ди­мую, осо­бен­но в ту отда­лен­ную и бес­по­кой­ную эпо­ху, для защи­ты от внеш­них вра­гов. Это обсто­я­тель­ство и застав­ля­ет затем креп­ну­щую посте­пен­но государ­ст­вен­ную власть взять на себя регла­мен­та­цию уго­лов­но­го суда и нака­за­ний. Но пер­вые шаги государ­ства в этом направ­ле­нии еще роб­ки и нере­ши­тель­ны. При­мер тако­го пере­ход­но­го состо­я­ния пред­став­ля­ет и Рим не толь­ко в пери­од царей, но еще и в пер­вые вре­ме­на рес­пуб­ли­ки, как об этом свиде­тель­ст­ву­ют зако­ны XII таб­лиц.

De­lic­ta pub­li­ca и de­lic­ta pri­va­ta

Пре­ступ­ле­ния, непо­сред­ст­вен­но затра­ги­ваю­щие инте­рес все­го обще­ства (т. н. de­lic­ta pub­li­ca¹), уже под­ле­жат в прин­ци­пе суду государ­ст­вен­ной вла­сти, т. е. царя: неор­га­ни­зо­ван­ная рас­пра­ва наро­да уже не счи­та­ет­ся явле­ни­ем пра­во­мер­ным. По пре­да­нию, одной 37 из ста­рей­ших рим­ских маги­ст­ра­тур явля­ют­ся duo­vi­ri per­duel­lio­nis², помощ­ни­ки царя для рас­сле­до­ва­ния дел о государ­ст­вен­ной измене в широ­ком смыс­ле сло­ва. Суще­ст­во­ва­ние этих с.57 долж­ност­ных лиц в эпо­ху царей может быть спор­ным, но едва ли может быть спор­ным то, что это­го рода дела в прин­ци­пе уже под­ле­жат суду царя. Царь име­ет неогра­ни­чен­ное пра­во нака­за­ния — coër­ci­tio; он не свя­зан при этом ни родом пре­ступ­ле­ния, ни мерой нака­за­ния: он может при­влечь к ответ­ст­вен­но­сти за вся­кое дея­ние, кото­рое най­дет пре­ступ­ным, и может нало­жить вся­кое нака­за­ние, какое най­дет нуж­ным. Уго­лов­но­го пра­ва в насто­я­щем смыс­ле еще не суще­ст­ву­ет: нет еще точ­ных опре­де­ле­ний ни того, что пре­ступ­но, ни того, что может быть нало­же­но, как нака­за­ние. Како­го-либо уго­лов­но­го кодек­са, хотя бы и несо­вер­шен­но­го, еще нет; прин­цип совре­мен­но­го пра­ва «nul­lum cri­men, nu­la poe­na si­ne le­ge»³ еще не дей­ст­ву­ет; все заклю­че­но еще в без­гра­нич­ной coer­ci­tio выс­ше­го пред­ста­ви­те­ля государ­ст­вен­ной вла­сти, т. е. царя.

Царь судит и реша­ет, как пер­вая, но в то же вре­мя и как выс­шая, окон­ча­тель­ная инстан­ция; какой-либо апел­ля­ции на его реше­ния не допус­ка­ет­ся. Царь может, конеч­но, пре­до­ста­вить окон­ча­тель­ное реше­ние дела народ­но­му собра­нию, но это для него отнюдь не обя­за­тель­но.

Пре­ступ­ле­ния про­тив част­ных лиц, по обще­му пра­ви­лу, еще рас­смат­ри­ва­ют­ся как дело чисто част­ное само­го потер­пев­ше­го, как de­lic­ta pri­va­ta. Лишь немно­гие из них вле­кут за собой уго­лов­ное нака­за­ние, нала­гае­мое по ини­ци­а­ти­ве государ­ст­вен­ной вла­сти, и, таким обра­зом, пере­во­дят­ся в раз­ряд de­lic­ta pub­li­ca. Тако­во, напр., убий­ство — par­ri­ci­dium; для дел об убий­стве суще­ст­во­ва­ли, по пре­да­нию, осо­бые quaes­to­res par­ri­ci­dii, но о них нуж­но ска­зать то же самое, что было толь­ко что ска­за­но о duo­vi­ri per­duel­lio­nis; нака­за­ние за убий­ство — смерт­ная казнь.

По зако­нам XII таб­лиц уго­лов­ное нака­за­ние, и имен­но в виде смерт­ной каз­ни, вле­кут еще и неко­то­рые дру­гие пре­ступ­ле­ния. Так, напр., за умыш­лен­ный под­жог пре­ступ­ник, как сооб­ща­ет Гай, «vinctus ver­be­ra­tus ig­ni ne­ca­ri jube­tur», т. е. под­вер­га­ет­ся телес­но­му нака­за­нию и затем сжи­га­ет­ся. Стро­го — той же смерт­ной каз­нью, poe­na ca­pi­ta­lis, — кара­ют­ся, далее, пре­ступ­ле­ния зем­ледель­че­ские: умыш­лен­ное нару­ше­ние меже­вых зна­ков (ter­mi­ni mo­tio; здесь при­ме­ши­ва­ет­ся еще сакраль­ный мотив, ибо межи счи­та­лись под охра­ной богов; вслед­ст­вие это­го, по рим­ско­му пре­да­нию, еще Нума уста­но­вил: «eum, qui ter­mi­num exa­ras­set, et с.58 ip­sum et bo­ves sac­ros es­se», т. е. что и винов­ник и быки, при помо­щи кото­рых было совер­ше­но пре­ступ­ле­ние, дела­ют­ся обре­чен­ны­ми каре богов, т. е. послед­ст­ви­ям «sa­cer es­to»), похи­ще­ние и истреб­ле­ние посе­вов («sus­pen­sum Ce­re­ri ne­ca­ri jube­bant»⁴), а рав­но их закол­до­ва­ние («qui fru­ges ex­can­tas­sit» и «qui alie­nam se­ge­tem pel­le­xe­rit»⁵). Нако­нец, poe­na ca­pi­ta­lis влек­ло за собой и сочи­не­ние паск­ви­лей⁶ («si quis oc­cen­ta­vis­set si­ve car­men con­di­dis­set, quod in­fa­miam fa­ce­ret fla­gi­tium­ve al­te­ri»⁷). В какой 38 мере, одна­ко, эти послед­ние делик­ты могут быть отне­се­ны еще к эпо­хе до зако­нов XII таб­лиц, ска­зать труд­но.

За эти­ми немно­ги­ми и бес­си­стем­ны­ми исклю­че­ни­я­ми все осталь­ное сохра­ня­ет еще все­це­ло част­ный харак­тер. Так, напр., чле­но­вреди­тель­ство еще по зако­нам XII таб­лиц пре­до­став­ля­ет­ся част­ной мести по пра­ви­лу «око за око, зуб за зуб» — «si membrum rup­sit, ni cum eo pa­cit (т. е. если не состо­ит­ся миро­вая сдел­ка), ta­lio es­to»⁸ — прин­цип тали­о­на. За пре­ступ­ле­ния менее важ­ные част­ная месть уже, одна­ко, запре­ща­ет­ся; потер­пев­ше­му пре­до­став­ля­ет­ся толь­ко пра­во тре­бо­вать в свою поль­зу извест­ный штраф. Этот штраф не есть штраф в смыс­ле наше­го уго­лов­но­го пра­ва; он не взыс­ки­ва­ет­ся государ­ст­вен­ной вла­стью для себя (не идет в каз­ну), а рас­смат­ри­ва­ет­ся, как част­ный долг потер­пев­ше­му, кото­рый этот послед­ний может взыс­кать, но может и не взыс­ки­вать. Он явля­ет­ся заме­ной преж­них доб­ро­воль­ных согла­ше­ний; он уже так­си­ро­ван государ­ст­вом, но и толь­ко: все осталь­ное реша­ет­ся по нача­лам част­но­го, граж­дан­ско­го пра­ва, и пото­му об этих част­ных обя­за­тель­ствах из делик­тов будет идти речь в исто­рии граж­дан­ско­го пра­ва.

Таким обра­зом, нор­мы зако­нов XII таб­лиц пред­став­ля­ют еще арха­и­че­скую смесь раз­но­род­ных начал. С одной сто­ро­ны, в слу­ча­ях более тяж­ких пре­ступ­ле­ний еще цар­ст­ву­ет лич­ная месть; с дру­гой сто­ро­ны, государ­ство уже начи­на­ет вме­ши­вать­ся в отно­ше­ния с.59 меж­ду сто­ро­на­ми, заме­няя мще­ние част­ны­ми штра­фа­ми. Государ­ство как буд­то реша­ет­ся на такое втор­же­ние, но лишь в слу­ча­ях более лег­ких, не рискуя затра­ги­вать част­ных отно­ше­ний там, где оно может натолк­нуть­ся на боль­шее лич­ное раз­дра­же­ние потер­пев­ших. Но если тако­во поло­же­ние дел в эпо­ху XII таб­лиц, т. е. в нача­ле рес­пуб­ли­ки, то для пери­о­да царей мы долж­ны пред­по­ло­жить состо­я­ние еще более при­ми­тив­ное: еще менее государ­ст­вен­ной регла­мен­та­ции и еще боль­ше эле­мен­тов мести.