Культуролог о проблемах древнегреческой демократии
(по поводу книги: А. В. Зберовский. Демократические традиции политической культуры Древней Греции VIII—V веков до н. э.: исследование философии культуры и политики античных демократий. Красноярск, 2014)

с.229 Ранее нам уже дово­ди­лось зна­ко­мить­ся с одной из работ А. В. Збе­ров­ско­го¹, и тогда мы ото­зва­лись о ней так: «Кни­га стра­да­ет неко­то­рой долей диле­тан­тиз­ма, но сде­лан­ные в ней выво­ды сле­ду­ет при­знать в целом вер­ны­ми»². Как нам теперь ста­ло ясно, речь сле­ду­ет вести не о диле­тан­тиз­ме, а о созна­тель­но заня­той пози­ции.

А. В. Збе­ров­ский по базо­во­му обра­зо­ва­нию явля­ет­ся исто­ри­ком и ныне работа­ет в исто­ри­че­ском под­разде­ле­нии Крас­но­яр­ско­го уни­вер­си­те­та (во вся­ком слу­чае, работал на момент изда­ния кни­ги), одна­ко же опре­де­ля­ет себя в первую оче­редь как «док­то­ра куль­ту­ро­ло­гии».

И это уже о мно­гом гово­рит. Сра­зу же, когда начи­на­ешь читать рас­смат­ри­вае­мую работу, бро­са­ет­ся в гла­за: хотя она вро­де бы напи­са­на по анти­ко­вед­че­ской про­бле­ма­ти­ке, А. В. Збе­ров­ско­му куда бли­же не исто­рия антич­но­сти в её клас­си­че­ском, тра­ди­ци­он­ном пони­ма­нии (пред­по­ла­гаю­щая скру­пу­лёз­ный ана­лиз клю­че­вых свиде­тельств источ­ни­ков на язы­ках ори­ги­на­лов, тща­тель­ное штуди­ро­ва­ние важ­ней­шей лите­ра­ту­ры по затра­ги­вае­мым вопро­сам), а имен­но под­хо­ды куль­ту­ро­ло­ги­че­ские на сты­ке с поли­то­ло­ги­че­ски­ми. Вооб­ще гово­ря, ныне поли­то­ло­гия стре­ми­тель­но сбли­жа­ет­ся с куль­ту­ро­ло­ги­ей (так ска­зать, «друж­ба двух моло­дых дис­ци­плин» — крайне моло­дых, если срав­ни­вать с той же исто­ри­ей). В запад­ной нау­ке таких при­ме­ров пре­до­ста­точ­но, упо­мя­нем хотя бы пер­вых при­пом­нив­ших­ся — Ц. Тодо­ро­ва и Ю. Кри­сте­ву (их иссле­до­ва­ния, кста­ти, А. В. Збе­ров­ско­му не зна­ко­мы), а в оте­че­ст­вен­ной луч­шим при­ме­ров «сты­ка» поли­то­ло­гии и куль­ту­ро­ло­гии нам пред­став­ля­ет­ся, пожа­луй, непло­хая моно­гра­фия М. В. Ильи­на³ (в ней, кста­ти, при­сут­ст­ву­ет и антич­ный мате­ри­ал, но А. В. Збе­ров­ско­му она опять-таки неиз­вест­на).

То, что этот послед­ний не явля­ет­ся исто­ри­ком-анти­ко­ве­дом в стро­гом смыс­ле сло­ва (да и в нестро­гом тоже), ста­но­вит­ся ясным бук­валь­но с пер­вых с.230 стра­ниц, и то же самое впе­чат­ле­ние остав­ля­ет вся кни­га. В том, что автор чита­ет древ­не­гре­че­ские источ­ни­ки в рус­ских пере­во­дах, а не в ори­ги­на­ле, нет сомне­ний. В том, что он крайне поверх­ност­но зна­ет совре­мен­ные иссле­до­ва­ния о древ­не­гре­че­ской исто­рио­гра­фии, тоже нет ника­ких сомне­ний; упу­ще­ний про­сто мас­са, это даже чудо­вищ­но⁴. В том, что в рабо­те нема­ло оши­бок и даже, так ска­зать, смеш­ных ляпов, опять же сомне­ний нет. Нам не хоте­лось бы эти ляпы пере­чис­лять, мы ведь пишем дан­ную замет­ку отнюдь не с целью изде­вать­ся над А. В. Збе­ров­ским, а с целью дать объ­ек­тив­ную оцен­ку его опу­су. Одна­ко неко­то­рые суж­де­ния выглядят настоль­ко вопи­ю­ще негра­мот­ны­ми, что их про­сто нель­зя не ука­зать. «Изна­чаль­но Афи­ны — укреп­лён­ный центр гре­че­ско­го пле­ме­ни, где на Акро­по­ле — гос­под­ст­ву­ю­щем хол­ме — уже в нача­ле VIII века до н. э. была постро­е­на кре­пость, куда пере­еха­ли ари­сто­кра­ты Атти­ки» (с. 27). В дей­ст­ви­тель­но­сти на афин­ском Акро­по­ле в нача­ле VIII в. до н. э. ниче­го не воз­во­ди­лось (мы пони­ма­ем, что А. В. Збе­ров­ский — не архео­лог, но ведь и автор этих строк не архео­лог, а тем не менее с соот­вет­ст­ву­ю­щей архео­ло­ги­че­ской лите­ра­ту­рой озна­ко­мить­ся не поме­ша­ло бы)⁵. Пер­вые укреп­ле­ния Акро­по­ля воз­во­ди­лись во II тыс. до н. э., после­дую­щие — уже в V в. до н. э.; Акро­поль сам по себе пред­став­лял собой твер­ды­ню, кото­рую нелег­ко было взять любо­му вра­гу. «Афин­ский стра­тег Пахет, сдав годо­вой отчет и боясь вый­ти на обсуж­де­ние наро­да, зако­лол себя мечом» (с. 164). В дей­ст­ви­тель­но­сти Пахет зако­лол­ся имен­но при­на­род­но, как раз в ходе судеб­но­го про­цес­са в гелиее по пово­ду сда­чи им отче­та. «Афин­ский стра­тег Алки­ви­ад, когда почув­ст­во­вал, что обще­ст­вен­ный инте­рес к его фигу­ре умень­ша­ет­ся, сна­ча­ла купил, а затем изуро­до­вал необык­но­вен­но доро­гую соба­ку: лишь бы о нем гово­ри­ли и тем самым повы­ша­ли его шан­сы на выдви­же­ние на оче­ред­ных выбо­рах (на самом деле Алки­ви­ад совер­шил такое прак­ти­че­ски с про­ти­во­по­лож­ной целью, см. Plut. Alc. 9. — И. С.). Для этой же с.231 цели он про­сто так пуб­лич­но дал пощё­чи­ну бога­чу Гип­по­ни­ку, совер­шен­но не зная это­го чело­ве­ка. Как под­чёр­ки­ва­ет Плу­тарх, исклю­чи­тель­но, чтобы под­нять свой обще­ст­вен­ный рей­тинг и узна­вае­мость перед выбо­ра­ми (Плу­тарх не толь­ко это­го не под­чер­ки­ва­ет, но ниче­го подоб­но­го даже и не гово­рит, а гово­рит совсем иное, см. Plut. Alc. 8. — И. С.)» (с. 166). Какое коли­че­ство гру­бей­ших иска­же­ний на про­тя­же­нии несколь­ких фраз! Мы, конеч­но, пони­ма­ем, для чего А. В. Збе­ров­ско­му пона­до­би­лось при­бе­гать к инси­ну­а­ци­ям: чтобы фак­ты укла­ды­ва­лись в его тео­рию. Или он про­сто невни­ма­тель­но чита­ет источ­ни­ки? Допус­ка­ем и такое. Кста­ти, эпи­зо­ды с соба­кой и с поще­чи­ной отно­сят­ся к юно­сти Алки­ви­а­да, когда он ещё не был стра­те­гом. А уж когда он занял эту долж­ность (в 420 г. до н. э.), ему вплоть до смер­ти уж точ­но не при­хо­ди­лось забо­тить­ся о том, чтобы его не забы­ва­ли: его и без того посто­ян­но пом­ни­ли (см. хотя бы: Aris­toph. Ran. 1422 sqq.). Далее, на той же самой стра­ни­це встре­ча­ем сле­дую­щую фор­му­ли­ров­ку: «спар­тан­ский царь Пав­са­ний, раз­гро­мив­ший пер­сов при Пла­те­ях, офи­ци­аль­но назван­ный все­ми “Спа­си­тель Элла­ды”». Во-пер­вых, Пав­са­ний был не царём, а реген­том при сво­ем несо­вер­шен­но­лет­нем пле­мян­ни­ке Пли­стар­хе. Во-вто­рых, никто его офи­ци­аль­но спа­си­те­лем Элла­ды не про­воз­гла­шал, даже в его род­ном поли­се; име­ла место попыт­ка его само­про­воз­гла­ше­ния тако­вым (уста­нов­ка «Зме­и­ной колон­ны» в Дель­фах), но спар­тан­ские вла­сти отре­а­ги­ро­ва­ли неза­мед­ли­тель­но, при­ка­зав сте­реть с памят­ни­ка сла­во­сло­вия Пав­са­нию, а вза­мен них нане­сти совер­шен­но иную над­пись, кото­рую А. В. Збе­ров­ский и сам мог видеть, если бывал в Стам­бу­ле, в цен­тре кото­ро­го «Зме­и­ная колон­на» ныне сто­ит. Про­дол­жим цити­ро­ва­ние. «Те же, кто по каким-то при­чи­нам в тече­ние дли­тель­но­го вре­ме­ни отка­зы­ва­лись от выпол­не­ния обще­ст­вен­но­го дол­га, мог­ли под­верг­нуть­ся так назы­вае­мой доки­мас­сии (sic! — И. С.) и лишить­ся пра­ва граж­дан­ства» (с. 178). Ну как же мож­но так неком­пе­тент­но писать… Доки­ма­сия (отнюдь не «доки­мас­сия», дан­ный казус лиш­ний раз пока­зы­ва­ет, что А. В. Збе­ров­ский не зна­ет древ­не­гре­че­ско­го язы­ка) — это про­вер­ка лица, уже избран­но­го на ту или иную долж­ность; в слу­чае неуда­чи при ее про­хож­де­нии граж­да­нин не зани­мал долж­но­сти, но уж никак не лишал­ся граж­дан­ских прав, зачем пре­да­вать­ся фан­та­зи­ям? На той же стра­ни­це: «…в Афи­нах эпо­хи Перик­ла при насе­ле­нии око­ло 400000 чело­век граж­да­на­ми, т. е. поли­ти­че­ски пол­но­прав­ны­ми, счи­та­лось все­го 14240». Как мож­но было до тако­го допи­сать­ся? В Афи­нах эпо­хи Перик­ла коли­че­ство пол­но­прав­ных граж­дан по нашим, доволь­но мини­ма­лист­ским, оцен­кам, пре­вос­хо­ди­ло 40000 чело­век⁶, а по оцен­кам М. Хан­се­на, дости­га­ло даже 60000 чело­век⁷. А. В. Збе­ров­ско­му сто­и­ло хотя бы ино­гда загляды­вать в совре­мен­ную лите­ра­ту­ру о неко­то­рых аспек­тах исто­рии антич­ной Гре­ции, име­ю­щих пря­мое отно­ше­ние к его рабо­те. Идём даль­ше. «Во вре­мя Пело­пон­нес­ской вой­ны (431—404 гг. до н. э.) с.232 афин­ский стра­тег Никий сумел бло­ки­ро­вать спар­тан­ский отряд на ост­ро­ве Сфак­те­рий» (sic) (с. 186). Ост­ров на самом деле носил имя не «Сфак­те­рий» а Сфак­те­рия, но глав­ное не в этом, а в том, что Никий к этой опе­ра­ции не имел вооб­ще ника­ко­го отно­ше­ния, ею руко­во­дил стра­тег Демо­сфен. А меж­ду тем А. В. Збе­ров­ский на мни­мом уча­стии Никия выст­ра­и­ва­ет целую тео­рию (с. 187). Но ложь может порож­дать толь­ко ложь. Зачем А. В. Збе­ров­ско­му пона­до­би­лось лгать? Вот тут мы уже в пол­ном недо­уме­нии. Неуже­ли подоб­ны­ми мето­да­ми долж­ны руко­вод­ст­во­вать­ся совре­мен­ные рос­сий­ские поли­то­ло­ги и куль­ту­ро­ло­ги? На с. 260 автор рас­смат­ри­вае­мой кни­ги упо­ми­на­ет о каких-то улич­ных боях в Афи­нах в кон­це V в. до н. э.; под­черк­нём, что оли­гар­хи­че­ские пере­во­роты 411 и 404 гг. до н. э. свер­ши­лись сугу­бо мир­ным путём, без каких-либо воору­жён­ных столк­но­ве­ний. На той же стра­ни­це (да и не толь­ко на ней) упо­ми­на­ет­ся «тира­ния Кри­тия и Хар­мида». Не вхо­дя здесь в обсуж­де­ние вопро­са о том, мож­но ли счи­тать режим «Трид­ца­ти» тира­ни­ей, ого­во­рим толь­ко, что имя Хар­мида здесь воз­ни­ка­ет совер­шен­но напрас­но, умест­нее зву­ча­ло бы имя Харик­ла. Но вот самое заме­ча­тель­ное: ссыл­ку здесь А. В. Збе­ров­ский дает на с. 450—482 кни­ги: Кури­лов М. Э. Соци­аль­но-поли­ти­че­ское устрой­ство, внеш­няя поли­ти­ка и дипло­ма­тия клас­си­че­ской Спар­ты. Сара­тов, 2005; кста­ти, ука­за­но, что в этой кни­ге яко­бы 547 стра­ниц, в дей­ст­ви­тель­но­сти же их все­го 96. Как же мож­но давать такие из паль­ца высо­сан­ные ссыл­ки? Что перед нами — наду­ва­тель­ство, хал­ту­ра? Затруд­ня­ем­ся ска­зать.

Мы при­ве­ли из кни­ги А. В. Збе­ров­ско­го лишь несколь­ко про­из­воль­но взя­тых при­ме­ров совер­шен­но безот­вет­ст­вен­но­го отно­ше­ния к фак­там, к свиде­тель­ствам источ­ни­ков, к дан­ным лите­ра­ту­ры, а ведь при воз­мож­но­сти мы мог­ли бы такие при­ме­ры мно­го­крат­но при­умно­жить («имя им — леги­он»). Без­услов­но, А. В. Збе­ров­ский воз­ра­зит нам в том духе, что это, дескать, мел­кие при­дир­ки. Ну да, мел­кие, очень мел­кие… На этом фоне уж и вовсе сущи­ми «мело­ча­ми» выглядит то, что Збе­ров­ский дела­ет, ска­жем, Апол­ло­до­ра «Аппо­ло­до­ром» (с. 347), Г. Ф. Поля­ко­ву — муж­чи­ной (с. 363), и т. д., и т. п. (повто­рим, если уж мы хоте­ли бы серь­ёз­но при­ди­рать­ся, то кам­ня на камне не оста­ви­ли бы от тек­ста, но мы это­го не хотим и пото­му сде­ла­ли лишь выбо­роч­ные заме­ча­ния). Неуже­ли в среде совре­мен­ных рос­сий­ских куль­ту­ро­ло­гов и вправ­ду при­ня­то так вот «пост­мо­дер­нист­ски» обра­щать­ся с мате­ри­а­лом? Явля­ясь на про­тя­же­нии ряда лет чле­ном дис­сер­та­ци­он­но­го сове­та по куль­ту­ро­ло­гии в РГГУ, автор этих строк выска­зал бы всё-таки несколь­ко иное мне­ние: ско­рее работа А. В. Збе­ров­ско­го долж­на быть при­зна­на досад­ным исклю­че­ни­ем.

Но про­яв­ля­ет ли автор пол­ную ком­пе­тент­ность так­же и в обла­сти поли­ти­че­ской куль­ту­ро­ло­гии, име­ю­щей дело с антич­но­стью? Нет, и это­го ска­зать с.233 так­же нель­зя. Им не упо­мя­ну­ты ни Лео Штра­ус, ни Хан­на Арендт⁸, а меж­ду тем имен­но меж­ду эти­ми дву­мя «поляр­но» настро­ен­ны­ми мыс­ли­те­ля­ми, мож­но ска­зать, и рас­по­ла­га­ет­ся весь дис­курс о древ­не­гре­че­ской демо­кра­тии в совре­мен­ной поли­то­ло­гии. Уж как это мож­но было в свя­зи с гре­че­ским поли­сом куль­ту­ро­ло­гу «забыть» о Х. Арендт (глав­ный труд кото­рой, кста­ти, пере­ведён на рус­ский⁹) — сие, пра­во же, удив­ле­ния достой­но.

Чита­те­ли, воз­мож­но, уже заме­ти­ли, что кни­га А. В. Збе­ров­ско­го нами созна­тель­но оце­ни­ва­ет­ся не толь­ко с точ­ки зре­ния исто­ри­че­ской, но и с точ­ки зре­ния куль­ту­ро­ло­ги­че­ской, с кото­рой напи­са­на эта работа. Мы вся­че­ски ста­ра­ем­ся понять авто­ра, уга­дать, в чем «смысл и назна­че­ние» его тек­ста.

Нема­ло нам при­хо­ди­лось читать изыс­ка­ний тако­го рода. В одном из них¹⁰ нам выда­ет­ся эта­кий вот перл: ока­зы­ва­ет­ся, глав­ное в демо­кра­тии — не власть наро­да, это все­го лишь «демо­кра­ти­че­ская мифо­ло­гия». Глав­ное в демо­кра­тии — это «эффек­тив­ная систе­ма пере­го­во­ров, поз­во­ля­ю­щая под­дер­жи­вать зна­чи­тель­ный запас леги­тим­но­сти поли­ти­че­ско­го режи­ма». Вот как! Понят­но, что с таких более чем стран­ных пози­ций Афи­нам и вооб­ще древ­не­гре­че­ским демо­кра­ти­ям отка­зы­ва­ют в пра­ве счи­тать­ся насто­я­щи­ми, пол­но­цен­ны­ми демо­кра­ти­я­ми. А в каче­стве образ­цов демо­кра­ти­че­ско­го устрой­ства преж­них вре­мён выдви­га­ют антич­ный Рим и сред­не­ве­ко­вую Вене­цию. Оли­гар­хи­че­ский Рим и крайне оли­гар­хи­че­ская Вене­ция ока­зы­ва­ют­ся све­то­ча­ми демо­кра­тии! Так пишут пред­ста­ви­те­ли нау­ки, слу­жа­щей тому, чтобы быть руко­вод­ст­вом к дей­ст­вию для поли­ти­ков-прак­ти­ков. Неуди­ви­тель­но, что, опи­ра­ясь на подоб­ные реко­мен­да­ции, нам стро­ят под видом демо­кра­тии новый авто­ри­тар­ный режим. Демо­кра­тия, в кото­рой не оста­ет­ся места для вла­сти наро­да… Это страш­но.

А в то же вре­мя в чем-то схо­жие сооб­ра­же­ния встре­ча­ем у Т. В. Куд­ряв­це­вой, кото­рая отнюдь не явля­ет­ся поли­то­ло­гом или куль­ту­ро­ло­гом; она исто­рик-антич­ник вполне тра­ди­ци­он­но­го типа, недав­но напи­са­ла дель­ную моно­гра­фию о суде в демо­кра­ти­че­ских Афи­нах¹¹, в заклю­чи­тель­ной части кото­рой, одна­ко же, есть стран­ный пас­саж. Пря­мая демо­кра­тия полис­но­го типа, по Т. В. Куд­ряв­це­вой, назва­на демо­кра­ти­ей лишь по недо­ра­зу­ме­нию; в дей­ст­ви­тель­но­сти же «пря­мая демо­кра­тия есть раз­но­вид­ность авто­кра­тии и зна­чит род­ст­вен­на не пред­ста­ви­тель­ной демо­кра­тии, а монар­хии и оли­гар­хии… Пря­мая демо­кра­тия не есть ни вид, ни родо­на­чаль­ни­ца, ни даже с.234 несо­вер­шен­ная фор­ма демо­кра­тии»¹². Подоб­ная пара­док­саль­ная точ­ка зре­ния (пара­док­саль­ность осо­бен­но бро­са­ет­ся в гла­за, если вспом­нить, что сам тер­мин «демо­кра­тия», — а ста­ло быть, и фено­мен — родил­ся имен­но в Древ­ней Гре­ции) обос­но­вы­ва­ет­ся сле­дую­щей, не менее пара­док­саль­ной аргу­мен­та­ци­ей. Не может счи­тать­ся демо­кра­ти­ей поли­ти­че­ская систе­ма, в кото­рой вер­хов­ная власть при­над­ле­жит наро­ду. В «насто­я­щих» демо­кра­ти­ях (а это демо­кра­тии пред­ста­ви­тель­ные, т. е., есте­ствен­но, в первую оче­редь совре­мен­ные государ­ства Запа­да) народ не обла­да­ет вла­стью, а лишь пра­вом на избра­ние тех, кто осу­ществля­ет власть. Столь замыс­ло­ва­тый ход рас­суж­де­ний — власть наро­да не есть демо­кра­тия! — при­знать­ся, нам (дума­ет­ся, что и не толь­ко нам) не слиш­ком поня­тен.

Нет-нет, А. В. Збе­ров­ский ничем подоб­ным не гре­шен. Нали­чие демо­кра­тии у древ­них гре­ков он вполне при­зна­ёт и, более того, пола­га­ет, что ее «отсчет» сле­ду­ет начи­нать с VIII в. до н. э. Так, уже в аннота­ции (с. 2) гово­рит­ся: «Моно­гра­фия пред­став­ля­ет собой иссле­до­ва­ние фило­со­фии куль­ту­ры и поли­ти­ки в демо­кра­ти­че­ских (кур­сив наш. — И. С.) поли­сах Древ­ней Гре­ции VIII—V вв. до н. э.». Далее, заго­ло­вок пер­во­го пара­гра­фа пер­вой гла­вы (с. 27) сфор­му­ли­ро­ван так: «Демо­кра­тия и ста­нов­ле­ние цен­но­стей граж­дан­ской куль­ту­ры в Афи­нах VIII — нача­ла V века до н. э.». Подоб­ные выра­же­ния отнюдь не явля­ют­ся каки­ми-то слу­чай­ны­ми ого­вор­ка­ми, они вполне вер­но пере­да­ют базо­вые уста­нов­ки авто­ра.

Итак, одним росчер­ком пера исто­рия гре­че­ской (и, в част­но­сти, афин­ской) демо­кра­тии удли­ня­ет­ся аж до нача­ла арха­и­че­ской эпо­хи. Это уже явный пере­бор. Похо­же, А. В. Збе­ров­ский как куль­ту­ро­лог и поли­то­лог, боль­ше инте­ре­су­ю­щий­ся общи­ми работа­ми по этим дис­ци­пли­нам, неже­ли фак­то­ло­ги­че­ской кон­кре­ти­кой (как гово­рит­ся, «если фак­ты не укла­ды­ва­ют­ся в нашу тео­рию, тем хуже для фак­тов»), про­сто не в кур­се поле­ми­ки об исто­ках эллин­ской демо­кра­тии, вед­шей­ся и веду­щей­ся в лите­ра­ту­ре по исто­рии антич­но­сти.

Осо­бен­но ярким отра­же­ни­ем этой поле­ми­ки стал упо­ми­нав­ший­ся выше кол­лек­тив­ный труд К. Раафлау­ба, Дж. Обе­ра и Р. Уол­ле­са. Каж­дый из трех ее авто­ров отста­и­ва­ет соб­ст­вен­ную точ­ку зре­ния отно­си­тель­но того, начи­ная с како­го момен­та и с каких собы­тий мож­но гово­рить о рож­де­нии демо­кра­ти­че­ско­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства. Эти три вари­ан­та тако­вы: либо рефор­мы Соло­на (590-е гг. до н. э.), либо рефор­мы Кли­сфе­на (500-е гг. до н. э.; дан­ный вари­ант подав­ля­ю­щим боль­шин­ст­вом анти­ко­ве­дов, в том чис­ле и нами, вос­при­ни­ма­ет­ся как наи­бо­лее близ­кий к истине), либо ради­каль­ные рефор­мы 460—450-х гг. до н. э. (так назы­вае­мые рефор­мы Эфи­аль­та—Перик­ла). Как видим, не толь­ко о VIII, но даже и о VII в. до н. э. ника­кой речи здесь не идёт, да и не может идти.

с.235 В VIII в. до н. э. ещё толь­ко нача­лось ста­нов­ле­ние гре­че­ских поли­сов как тако­вых. Конеч­но, мож­но ска­зать, что в самой идее поли­са уже при­сут­ст­ву­ет, изна­чаль­но и неотъ­ем­ле­мо, некий эле­мент пер­вич­ных демо­кра­ти­че­ских цен­но­стей (посколь­ку воз­ни­ка­ет поня­тие граж­дан­ства, посколь­ку уже для гоме­ров­ских вре­мен есть свиде­тель­ства о народ­ных собра­ни­ях и т. п.). Одна­ко если мы дей­ст­ви­тель­но хотим изу­чать демо­кра­тию у элли­нов в её ста­нов­ле­нии (а это важ­но, посколь­ку помо­га­ет луч­ше понять и ее вли­я­ние на после­дую­щую исто­рию чело­ве­че­ства), то необ­хо­ди­ма тер­ми­но­ло­ги­че­ская стро­гость, о кото­рой столь пекут­ся исто­ри­ки, но кото­рая, оче­вид­но, не столь прин­ци­пи­аль­на для куль­ту­ро­ло­гов, более склон­ных к эссе­и­сти­ке.

При­ме­ни­тель­но к ран­ним (арха­и­че­ским) поли­сам куда коррект­нее гово­рить не о тен­ден­ци­ях демо­кра­тиз­ма, а о тен­ден­ци­ях эга­ли­та­риз­ма. На послед­ний момент неод­но­крат­но делал акцент такой выдаю­щий­ся иссле­до­ва­тель, как И. Моррис¹³. Да и эти тен­ден­ции дале­ко не все­гда и не везде побеж­да­ли; сплошь и рядом про­цесс фор­ми­ро­ва­ния того или ино­го кон­крет­но­го поли­са закан­чи­вал­ся уста­нов­ле­ни­ем не демо­кра­ти­че­ско­го, а оли­гар­хи­че­ско­го строя. Кста­ти, тот же Моррис в сво­ей глав­ной кни­ге¹⁴ посту­ли­ру­ет сле­дую­щий ход раз­ви­тия для Афин: после нарас­та­ния эга­ли­тар­ных черт в обще­стве с середи­ны VIII в. до н. э. уже вско­ре (на рубе­же VIII—VII вв. до н. э.) про­изо­шло их «свер­ты­ва­ние» и государ­ство ста­ло зна­чи­тель­но более оли­гар­хич­ным по режи­му. Мно­гое в кон­цеп­ции Морри­са (счи­таю­ще­го, что Афи­ны даже вре­мен­но пере­ста­ли быть поли­сом) мы кри­ти­ко­ва­ли¹⁵, но в целом невоз­мож­но отри­цать, что Афи­ны VII в. до н. э. — самая обыч­ная оли­гар­хия знат­ных («ари­сто­кра­тия», как назы­ва­ли подоб­ное прав­ле­ние мыс­ли­те­ли клас­си­че­ской эпо­хи).

Кста­ти, ого­во­рим вот какой прин­ци­пи­аль­но важ­ный момент: мы выше неод­но­крат­но употреб­ля­ли тер­мин «государ­ство» при­ме­ни­тель­но к поли­су, и ниже тоже будем это делать, а вот для А. В. Збе­ров­ско­го полис государ­ст­вом не явля­ет­ся. Реши­тель­но необ­хо­ди­мо при­ве­сти доволь­но про­стран­ную цита­ту из его кни­ги (с. 19): «С нашей точ­ки зре­ния, антич­ный полис — это один из вари­ан­тов транс­фор­ма­ции родо­во­го обще­ства в клас­со­вое и государ­ст­вен­ное, но при этом сам полис — это ещё не государ­ство (кур­сив наш. — И. С.). Более того, полис — это такая обще­ст­вен­ная струк­ту­ра, кото­рая в какой-то сте­пе­ни его отри­ца­ет, сдер­жи­вая клас­со­ге­нез, тем самым сдер­жи­ва­ет поли­то­ге­нез, созда­ние клас­со­во­го государ­ства. По сути, мож­но гово­рить о сле­дую­щем: с.236 антич­ный демо­кра­ти­че­ский полис — это терри­то­ри­аль­ная граж­дан­ская общи­на, кото­рая, эво­лю­ци­о­ни­руя из позд­не­ро­до­во­го обще­ства в клас­со­вое в спе­ци­фи­че­ских усло­ви­ях, в целях сво­его выжи­ва­ния была вынуж­де­на создать в себе меха­низм кон­тро­ля за соб­ст­вен­ным раз­ви­ти­ем, замед­ли­ла или свер­ну­ла про­цес­сы клас­со- и поли­то­ге­не­за, вер­ну­лась, в опре­де­лён­ной сте­пе­ни, к тра­ди­ци­ям родо­во­го равен­ства, к куль­ту­ре кол­лек­ти­виз­ма». Срав­ним теперь с нашим опре­де­ле­ни­ем поли­са («полис есть город­ская граж­дан­ская общи­на, кон­сти­ту­и­ру­ю­щая себя как государ­ство», кур­сив наш)¹⁶ — и кон­траст, наде­ем­ся, будет заме­тен каж­до­му.

Преж­де все­го отме­тим, что А. В. Збе­ров­ский здесь в выс­шей сте­пе­ни нагляд­но демон­стри­ру­ет, что явля­ет­ся при­вер­жен­цем клас­со­вой тео­рии государ­ст­вен­но­сти, ины­ми сло­ва­ми, марк­си­стом. А ведь марк­сист­ские пред­став­ле­ния о государ­стве дав­но уста­ре­ли, ста­ли досто­я­ни­ем исто­рии. Даже если поль­зо­вать­ся тер­ми­ном «класс» (кото­рый ныне отнюдь не в моде), о том, что клас­сы появ­ля­ют­ся рань­ше государ­ства и борь­ба меж­ду ними обу­слов­ли­ва­ет его воз­ник­но­ве­ние, мож­но было рас­суж­дать в XIX в., но в сле­дую­щем сто­ле­тии изыс­ка­ния на мате­ри­а­ле самых раз­ных ран­них соци­у­мов со всей опре­де­лён­но­стью пока­за­ли, что чаще все­го дина­ми­ка про­цес­са была пря­мо про­ти­во­по­лож­ной.

Глу­бо­ко оши­ба­ет­ся А. В. Збе­ров­ский, когда утвер­жда­ет, что-де во вре­ме­на ста­нов­ле­ния гре­че­ских поли­сов шла транс­фор­ма­ция «родо­во­го обще­ства в клас­со­вое и государ­ст­вен­ное». Это тоже некий штамп, заим­ст­во­ван­ный из вре­мён Энгель­са, когда ещё не была откры­та ахей­ская (микен­ская) циви­ли­за­ция, пред­ше­ст­во­вав­шая антич­ной полис­ной и осно­ван­ная в поли­ти­че­ском плане на таком типе государ­ст­вен­но­сти, как «двор­цо­вое цар­ство». Мы глу­бо­ко пора­же­ны: не может же тако­го быть, чтобы автор кни­ги, о кото­рой идет речь, чело­век, полу­чив­ший всё-таки исто­ри­че­ское обра­зо­ва­ние, не знал бы о том фак­те, что уже во II тыс. до н. э. в Гре­ции нали­че­ст­во­ва­ло не родо­вое обще­ство, а нахо­ди­лись раз­ви­тые государ­ства. Потом они, прав­да, погиб­ли (в резуль­та­те «дорий­ско­го втор­же­ния», «микен­ско­го кол­лап­са» — да как бы ни назы­вать этот про­цесс, в дан­ном слу­чае сие не прин­ци­пи­аль­но), но ведь невоз­мож­но же пред­ста­вить, что в стране взял да и вновь воз­ро­дил­ся родо­вой строй, уже ушед­ший в про­шлое. В дей­ст­ви­тель­но­сти в Элла­де пер­вой поло­ви­ны I тыс. до н. э. имел место не пере­ход к государ­ст­вен­но­сти от родо­вых струк­тур (дав­но отмер­ших¹⁷), а постро­е­ние ново­го (прин­ци­пи­аль­но ново­го!) типа государ­ст­вен­но­сти на облом­ках раз­ва­лив­ше­го­ся ста­ро­го.

с.237 Идею о том, что гре­че­ский полис нель­зя ещё назы­вать государ­ст­вом, что эта некая фор­ма поте­стар­но­го обра­зо­ва­ния, пред­ше­ст­ву­ю­щая государ­ству (или, так ска­зать, прото­го­судар­ство), вооб­ще гово­ря, неред­ко мож­но встре­тить имен­но в работах пред­ста­ви­те­лей поли­то­ло­ги­че­ской нау­ки, кото­рые исхо­дят из того, что государ­ства­ми могут счи­тать­ся толь­ко государ­ства совре­мен­но­го типа, с обя­за­тель­ным нали­чи­ем, в част­но­сти, бюро­кра­ти­че­ско­го управ­лен­че­ско­го аппа­ра­та (како­во­го в антич­ных поли­сах дей­ст­ви­тель­но не было). А вот ни один исто­рик в здра­вом уме под дан­ным тези­сом не под­пи­шет­ся. Ибо исто­ри­ки пре­крас­но зна­ют, что государ­ства могут быть (и были) очень раз­ны­ми, совер­шен­но не сле­ду­ет редук­ци­о­нист­ски под­го­нять весь их широ­кий спектр под один шаб­лон, кото­рый пре­ва­ли­ру­ет ныне. Если в этот шаб­лон не впи­сы­ва­ют­ся антич­ные поли­сы, то в него точ­но так же не впи­шут­ся, ска­жем, монар­хии сред­не­ве­ко­вой Запад­ной Евро­пы с при­су­щей им слож­ной систе­мой свя­зей меж­ду сюзе­ре­на­ми и вас­са­ла­ми. Меж­ду про­чим, в этих монар­хи­ях прин­цип «вас­сал мое­го вас­са­ла — не мой вас­сал» начи­сто исклю­чал пол­ный суве­ре­ни­тет пра­ви­те­ля (а суве­ре­ни­тет — один из наи­бо­лее осно­во­по­ла­гаю­щих при­зна­ков государ­ст­вен­но­сти) в отно­ше­нии лиц и терри­то­рий в его стране. Какой-нибудь барон не обя­зан был под­чи­нять­ся при­ка­зу коро­ля, а толь­ко при­ка­зу того, допу­стим, гер­цо­га, кото­рый являл­ся его непо­сред­ст­вен­ным сюзе­ре­ном. В антич­ных поли­сах, по край­ней мере, хоть с суве­ре­ни­те­том вер­хов­ной вла­сти было всё в поряд­ке.

На основ­ных иде­ях А. В. Збе­ров­ско­го осно­вы­ва­ют­ся и все кон­крет­ные поло­же­ния, про­во­ди­мые в его кни­ге. Сре­ди них есть вполне вер­ные, с кото­ры­ми нель­зя не согла­сить­ся. Напри­мер, что полис­ный демо­кра­ти­че­ский соци­ум прин­ци­пи­аль­но отвер­гал власть элит, а эли­тар­ные мыс­ли­те­ли, со сво­ей сто­ро­ны, отвер­га­ли демо­кра­тию — имен­но демо­кра­тию в целом, а не какие-то отдель­ные ее сто­ро­ны (Збе­ров­ский в дан­ной свя­зи гово­рит о «кон­тр­куль­ту­рах»), и что глав­ный вопрос, в сущ­но­сти, заклю­чал­ся в том: нуж­на ли спе­ци­а­ли­за­ция управ­лен­цев?

Да, это очень важ­ный вопрос, види­мо, для всех обществ, и пре­дель­но заост­рён­но он был постав­лен Р. Михель­сом, сфор­му­ли­ро­вав­шим «желез­ный закон оли­гар­хии», соглас­но кото­ро­му управ­лен­че­ский слой в демо­кра­ти­че­ском государ­стве все­гда стре­мит­ся к уве­ко­ве­че­нию сво­его власт­но­го поло­же­ния, к пре­вра­ще­нию его в конеч­ном счё­те в наслед­ст­вен­ное, тем самым вырож­да­ясь в насто­я­щую оли­гар­хи­че­скую эли­ту. На наш взгляд, в Афи­нах вплоть до V в. до н. э. (вклю­чи­тель­но) этот «желез­ный закон» не дей­ст­во­вал (на при­чи­нах тако­го поло­же­ния вещей мы оста­нав­ли­ва­лись в дру­гом месте¹⁸, если же гово­рить в пре­дель­но общей фор­ме — демо­сом был задей­ст­во­ван с.238 целый ряд «анти­э­ли­тист­ских» меха­низ­мов, в чис­ле кото­рых, напри­мер, пре­сло­ву­тый ост­ра­кизм). Кста­ти, автор рас­смат­ри­вае­мой кни­ги не раз спе­ци­аль­но ого­ва­ри­ва­ет, что хро­но­ло­ги­че­ские рам­ки (как раз по V в. до н. э.) выбра­ны им совер­шен­но созна­тель­но: во вре­ме­на Пла­то­на и Ари­сто­те­ля под­лин­ные пред­став­ле­ния об антич­ной демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ре уже иска­жа­лись в резуль­та­те кри­зис­ных про­цес­сов (ср., напри­мер, с. 13). С этим, опять же, спо­рить труд­но.

Но вот тут мы выхо­дим на вопрос: явля­ют­ся ли те дей­ст­ви­тель­но пра­виль­ные идеи, кото­рые пред­ла­га­ют­ся А. В. Збе­ров­ским, его ори­ги­наль­ны­ми нара­бот­ка­ми? Да нет, конеч­но. Та же идея об эга­ли­тар­ном «анти­э­ли­тиз­ме» гре­че­ских демо­кра­тий зву­ча­ла дав­но и неод­но­крат­но; очень афо­ри­стич­но, напри­мер, выска­зал­ся (в ком­па­ра­тив­ном духе) У. Ран­си­мен: афи­няне изо­бре­ли ост­ра­кизм, а рим­ляне — три­умф¹⁹.

Рав­ным обра­зом и на анти­де­мо­кра­тизм афин­ских эли­тар­ных интел­лек­ту­а­лов клас­си­че­ской эпо­хи, не при­ни­мав­ших имен­но демо­кра­тию как систе­му, ука­зы­ва­лось не раз (наи­бо­лее рельеф­но, пожа­луй, в моно­гра­фии Дж. Обе­ра²⁰). Кста­ти, А. В. Збе­ров­ский, рас­суж­дая об отно­ше­нии мыс­ли­те­лей к демо­кра­ти­че­ским реа­ли­ям Афин, опять же посто­ян­но допус­ка­ет пере­держ­ки. Мы уж обе­ща­ли выше, что не будем чрез­мер­но упи­рать на мно­го­чис­лен­ные ляпы, кото­ры­ми столь изоби­лу­ет его работа, но ещё от пары при­ме­ров про­сто не можем удер­жать­ся. Сократ — «пер­вый фило­соф, кото­рый стал про­фес­сио­наль­но рас­суж­дать об эти­ке и устрой­стве чело­ве­че­ско­го обще­ства» (с. 273). Это не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти: дан­ную про­бле­ма­ти­ку несколь­ко рань­ше Сокра­та нача­ли под­ни­мать стар­шие софи­сты, сре­ди кото­рых, меж­ду про­чим, были не толь­ко такие лица, как Про­та­гор, Гор­гий и др., ино­гда наез­жав­шие в Афи­ны гостя­ми, но и корен­ной афи­ня­нин Анти­фонт²¹. Да и сло­во «про­фес­сио­наль­но» в отно­ше­нии Сокра­та, не брав­ше­го денег со сво­их слу­ша­те­лей, зву­чит более чем стран­но.

В «Апо­ло­гии» Пла­то­на «Сократ назы­ва­ет Народ­ное собра­ние сво­его род­но­го горо­да “вашим”, по сути чуж­дым себе, про­ти­во­по­став­ляя себя сво­е­му род­но­му горо­ду» (с. 272). Про­ци­ти­ро­ван­ное суж­де­ние, кате­го­ри­че­ское и неосно­ва­тель­ное, явля­ет­ся типич­ным про­дук­том про­стой неопыт­но­сти, сла­бо­го зна­ком­ства авто­ра с памят­ни­ка­ми клас­си­че­ской антич­ной лите­ра­ту­ры. Какие дале­ко иду­щие заклю­че­ния выво­дят­ся из — все­го-навсе­го — употреб­ле­ния место­име­ния «ваш», а не «наш», как ожи­дал бы А. В. Збе­ров­ский. Если с.239 бы он почи­тал сплош­ня­ком хотя бы речи Демо­сфе­на, кото­ро­го уж никто не упрекнет в отри­ца­тель­ном отно­ше­нии к вла­сти демо­са, то он мно­го­крат­но встре­тил бы у слав­но­го ора­то­ра, обра­щаю­ще­го­ся к судьям или к граж­да­нам в эккле­сии, ров­но такие же выра­же­ния: «ваш город», «ваши зако­ны», «ваша демо­кра­тия» и т. п. Дело толь­ко в узу­се, ника­ких прин­ци­пи­аль­ных миро­воз­зрен­че­ских момен­тов здесь искать не сто­ит.

Будем под­во­дить ито­ги; ведь не писать же на самом деле рецен­зию, сопо­ста­ви­мую по объ­ё­му с рецен­зи­ру­е­мым тек­стом (а имен­но это при­шлось бы делать, если нуж­но было бы ука­зы­вать на все допу­щен­ные крас­но­яр­ским учё­ным недо­чё­ты). Резю­ми­ру­ем сле­дую­щим обра­зом. Когда-то кто-то о каком-то труде ска­зал: «В рабо­те мно­го ново­го и мно­го цен­но­го, но новое не явля­ет­ся цен­ным, а цен­ное не явля­ет­ся новым». О кни­ге А. В. Збе­ров­ско­го нель­зя даже ска­зать, что в ней «мно­го ново­го».

Выне­сет ли из неё что-либо инте­рес­ное для себя исто­рик, если решит её про­честь? Нет, не выне­сет. Выне­сет ли из неё что-либо инте­рес­ное для себя поли­то­лог? Допус­ка­ем. Но даже и ему мы бы всё-таки реко­мен­до­ва­ли обра­тить­ся не к этой вто­рич­ной раз­ра­бот­ке, а к лите­ра­ту­ре, кото­рая про­ве­ре­на вре­ме­нем и при­зна­на клас­си­кой — к тем же Арендт, Штра­у­су, в край­нем слу­чае хоть к Кар­лу Поппе­ру, у кото­ро­го при нема­лом коли­че­стве зави­раль­ных идей есть и нема­ло цен­но­го.