Публий Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта. Москва, изд-во «Наука», 1978.
Перевод с лат. Н. Д. Вольпин (I, IV, XIV),С. В. Шервинского (II, III, VII, X—XIII), С. А. Ошерова (V, VI), М. Л. Гаспарова (VIII).
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров.
Перевод с лат. Н. Д. Вольпин (I, IV, XIV),
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров.
Перевод сделан по следующим изданиям: Ovid with an English translation: Tristia, Ex Ponto, ed. by A. L. Wheeler. London — Cambridge (Mass.), 1924 (re-ed 1959); P. Ovidii Nasonis Ibis: ex novis codicibus ed., scholia Vetera, commentarium cum prolegomenis appendice indice add. R. Ellis. Oxoniae, 1881; Ovidi Halieutica; Ovidi Nux, in: Poetae latini minores, post Aem. Baehrensium ed. F. Vollmer, v. 2, f. 1—2, Lipsiae, 1911—1923; Ovid, Heilmittel gegen die Liebe, Die Pflege des Weiblichen Gesichts, lat. und deutsch v. F. W. Lenz. Berlin, 1960. Немногочисленные отступления от этих изданий в сторону рукописного чтения обычно оговариваются.
Элегия I | 10 20 30 40 50 60 70 80 |
Элегия II | 10 20 30 |
Элегия III | 10 20 30 40 50 60 70 80 |
Элегия IV | 10 20 30 40 50 60 70 |
Элегия V | 10 20 30 40 50 |
Элегия VI | 10 20 30 |
Элегия VII | 10 20 30 40 50 |
Элегия VIII | 10 20 30 40 |
Элегия IX | 10 20 30 |
Элегия X | 10 20 30 40 50 60 70 |
Элегия XI | 10 20 30 40 50 60 70 |
Элегия XII | 10 20 30 40 50 |
Элегия XIII | 10 20 |
Элегия XIV | 10 20 30 40 50 |
В город вхожу я тайком, изгнанника робкая книга, Руку измученной мне с лаской, читатель, подай. Не опасайся, в стыд не вгоню тебя ненароком: Я ни единым стихом не поучаю любви. |
||
5 | Так обернулась судьба моего господина, что, право, Шутками он бы не стал скрашивать горе свое. Да и поэму свою, незрелой юности шалость, Ныне — поздно, увы! — сам он, кляня, осудил. Что я несу, проверь: ничего не найдешь, кроме скорби; |
|
10 | К песням недоброй поры верный подобран размер: Каждый второй из пары стихов припадает, хромая, — То ли путь истомил, то ли с изъяном стопа? Спросишь, зачем обхожусь без желтящего кедра, без пемзы? Я покраснела бы, став краше, чем мой господин; |
|
15 | А что в потеках я вся, что буквы в пятна размыты — Плакал поэт надо мной, портил слезами письмо. Если же случаем речь зазвучит не совсем по-латински, Он, не забудь, писал, варварами окружен. «Молви, читатель, за труд не почти: куда мне податься? |
|
20 | В Риме где я найду, книга-скиталица, кров?» Но изо всех, кому, запинаясь, я это шептала, Еле посмел один гостью на путь навести. «Боги тебе да пошлют, в чем отказано ими поэту, — С миром всю жизнь прожить в сладостном отчем краю! |
|
25 | Что же, веди… поплетусь! Хоть измаялась я, добираясь Морем и посуху в Рим с самого края земли!» Вел он и на ходу пояснял: «Это Цезаря форум… Улице этой у нас имя Священной дано; Видишь Весты храм: здесь огонь хранят и Палладий; |
|
30 | Маленький этот дом — древнего Нумы дворец». Вправо свернули. «Гляди: пред тобою — врата Палатина, Это Статор: вот здесь начали Рим возводить». Налюбовавшись всем, в слепительном блеске доспехов Портик я вижу и кров, бога достойный принять. |
|
35 | «Верно, Юпитера дом?» — я спросила, так заключая По осенившему вход листьев дубовых венку; И, получив ответ о хозяине, смело сказала: «Да, ошибки тут нет: это Юпитера дом!» Но почему, объясни, перед дверью стоит величаво, |
|
40 | Тень простирая вокруг, широколиственный лавр? Не потому ли, что дом непрестанных достоин триумфов, И не затем ли, что он Фебом Левкадским любим? Правит ли праздник свой или всем он праздник приносит, Радость мира даря необозримой земле? |
|
45 | Или же это знак, что навек он честью украшен, Словно невянущий лавр вечнозеленой листвой? Что знаменует венок, узнаем из надписи краткой: Дар он от граждан, кому Цезарем жизнь спасена. К ним, о добрый отец, одного добавь гражданина — |
|
50 | Он на краю земли ныне в изгнанье живет И сознает, скорбя, что вполне заслужил эту кару, Но не злодейством каким — только ошибку свершив. Горе мне! Я страшусь властелина и самого места. Каждой буквой своей в страхе пред ними дрожу. |
|
55 | Видишь? Страницу мою бескровная бледность одела. Видишь? Едва стою, мнусь со стопы на стопу. К небу взываю: «Отцу моему о дозволено ль будет Дом при его господах нынешних снова узреть?» Дальше иду и вожатому вслед по гордым ступеням |
|
60 | Я в белоснежный вхожу бога кудрявого храм, Где меж заморских колонн предстали все Данаиды Вместе с исторгшим меч жестокосердным отцом И где дано узнавать читателю, что создавали В долгих ученых трудах новый и старый поэт. |
|
65 | Стала высматривать я сестер (исключая, понятно, Тех, которых отец рад бы на свет не родить). Тщетно ищу: их нет. Между тем блюститель хранилищ Мне покинуть велит этот священный предел. В храм поспешаю другой, пристроенный прямо к театру, |
|
70 | Но и сюда для меня настрого вход запрещен. Не допустила меня Свобода к чертогу, который Первым двери свои книгам поэтов открыл. Да, стихотворца судьба на его простерлась потомство: Сослан он сам, и детей ссылка постигла равно. |
|
75 | Может быть, некогда к нам снисхождение будет, а позже Время само и к нему Цезаря сердце смягчит! Вышних молю и с ними тебя (ведь не к черни взывать мне!), О величайший бог, Цезарь, к молитве склонись! Если заказано мне пребыванье в общественном месте, |
|
80 | Книгу дозволь приютить частным хотя бы домам! Ныне песни мои, что с позором отвергнуты всюду, Если дозволишь, народ, в руки твои передам. |
|
Стало быть, рок мне судил и Скифию тоже увидеть, Где Ликаонова дочь ось над землею стремит. О Пиэриды, ни вы, ни божественный отпрыск Латоны, Сонм искушенный, жрецу не помогли своему! |
||
5 | Не было пользы мне в том, что, игривый, я не был преступен, Что моя Муза была ветреней жизни моей. Много я вынес беды на суше и на море, прежде Чем приютил меня Понт, вечною стужей знобим. Я, убегавший от дел, для мирных досугов рожденный, |
|
10 | Мнивший, что всякий тяжел силам изнеженным труд, Все терпеливо сношу. Но ни море, лишенное портов, Ни продолжительный путь не погубили меня. Противоборствует дух, и тело в нем черпает силы, И нестерпимое он мне помогает терпеть. |
|
15 | В дни, когда волны меня средь опасностей гнали и ветры, Труд избавлял от тревог сердце больное мое. Но лишь окончился путь и минули труды переезда, Только я тронул стопой землю изгнанья, с тех пор Плач — вся отрада моя, текут из очей моих слезы, |
|
20 | Вод изобильнее, с гор льющихся вешней порой. Рим вспоминаю и дом, к местам меня тянет знакомым И ко всему, что — увы! — в Граде оставлено мной. Горе мне! Сколько же раз я в двери стучался могилы — Тщетно, ни разу они не пропустили меня! |
|
25 | Стольких мечей для чего я избег и зачем угрожала, Но не сразила гроза бедной моей головы? Боги, вы, чьей вражды на себе испытал я упорство, В ком соучастников зрит гнев одного божества, Поторопите, молю, нерадивые судьбы, велите, |
|
30 | Чтоб наконец предо мной смерти открылись врата! | |
Может быть, ты удивишься тому, что чужою рукою Это посланье мое писано: болен я был. Болен, неведомо где, у краев неизвестного мира, В выздоровленье своем был не уверен я сам. |
||
5 | Вообрази, как страдал я душой, не вставая с постели, В дикой стране, где одни геты, сарматы кругом. Климат мне здешний претит, не могу и к воде я привыкнуть, Здесь почему-то сама мне и земля не мила. Дом неудобный, еды не найдешь, подходящей больному, |
|
10 | Некому боли мои Фебовой лирой унять; Друга здесь нет, кто меня утешал бы занятным рассказом И заставлял забывать времени медленный ход. Изнемогая, лежу за пределами стран и народов И представляю с тоской все, чего более нет. |
|
15 | В думах, однако, моих ты одна первенствуешь, супруга, Главная в сердце моем принадлежит тебе честь. Ты далеко, но к тебе обращаюсь, твержу твое имя, Ты постоянно со мной, ночь ли подходит иль день. Даже когда — говорят — бормотал я в безумии бреда, |
|
20 | Было одно у меня имя твое на устах. Если совсем обессилел язык под коснеющим нёбом, Если его оживить капля не сможет вина, Пусть только весть принесут, что жена прибыла, — и я встану, Мысль, что увижу тебя, новой мне силы придаст. |
|
25 | Буду ль я жив, не уверен… А ты, быть может, в веселье Время проводишь, увы, бедствий не зная моих? Нет, дорогая жена! Убежден, что в отсутствие мужа Обречены твои дни только печали одной. Если, однако, мой рок мне сужденные сроки исполнил |
|
30 | И подошел уже час ранней кончины моей, — Ах, что стоило б вам над гибнущим сжалиться, боги, Чтобы хотя б погребен был я в родимой земле, Хоть бы до смерти моей отложено было возмездье Или внезапный конец ссылку мою предварил! |
|
35 | Прежде я с жизнью земной, не намучившись, мог бы расстаться — Ныне мне жизнь продлена, чтобы я в ссылке погиб. Значит, умру вдалеке, на каком-то безвестном прибрежье, Здесь, где печальную смерть сами места омрачат? Значит, мне умирать не придется в привычной постели? |
|
40 | Кто в этом крае мой прах плачем надгробным почтит? Слезы жены дорогой, мне лицо орошая, не смогут Остановить ни на миг быстрое бегство души? Дать не смогу я последний наказ, и с последним прощаньем Век безжизненных мне дружбы рука не смежит. |
|
45 | Без торжества похорон, не почтенный достойной могилой, Мой неоплаканный прах скроет земля дикарей. Ты же, узнав про меня, совсем помутишься рассудком, Станешь в смятенную грудь верной рукой ударять. Будешь ты к этим краям напрасно протягивать руки, |
|
50 | Бедного мужа вотще будешь по имени звать. Полно! Волос не рви, перестань себе щеки царапать — Буду не в первый я раз отнят, мой свет, у тебя. В первый раз я погиб, когда был отправлен в изгнанье, — То была первая смерть, горшая смерть для меня. |
|
55 | Ныне, о жен образец, коль сможешь — но сможешь едва ли, — Радуйся только, что смерть муки мои прервала. Можешь одно: облегчать страдания мужеством сердца — Ведь уж от бедствий былых стала ты духом тверда. Если бы с телом у нас погибали также и души, |
|
60 | Если б я весь, целиком, в пламени жадном исчез! Но коль в пространство летит возвышенный, смерти не зная, Дух наш, и верно о том старец самосский учил, Между сарматских теней появится римская, будет Вечно скитаться средь них, варварским манам чужда. |
|
65 | Сделай, чтоб кости мои переправили в урне смиренной В Рим, чтоб изгнанником мне и после смерти не быть. Не запретят тебе: в Фивах сестра, потерявшая брата, Похоронила его, царский нарушив запрет. Пепел мой перемешай с листвой и толченым амомом |
|
70 | И за стеной городской тихо землею засыпь. Пусть, на мрамор плиты взглянув мимолетно, прохожий Крупные буквы прочтет кратких надгробных стихов: «Я под сим камнем лежу, любовных утех воспеватель, Публий Назон, поэт, сгубленный даром своим. |
|
75 | Ты, что мимо идешь, ты тоже любил, потрудись же, Молви: Назона костям пухом да будет земля!» К надписи слов добавлять не надо: памятник создан — Книги надежней гробниц увековечат певца. Мне повредили они, но верю: они и прославят |
|
80 | Имя его и дадут вечную жизнь и творцу. Ты же дарами почти погребальными маны супруга, Мне на могилу цветов, мокрых от слез, принеси — Хоть превратилось в огне мое тело бренное в пепел, Благочестивый обряд скорбная примет зола. |
|
85 | О, написать я хотел бы еще, но голос усталый И пересохший язык мне не дают диктовать. Кончил. Желаю тебе — не навеки ль прощаясь — здоровья, Коего сам я лишен. Будь же здорова, прости! |
|
Ты, кем и прежде я дорожил, чья давняя дружба В злой проверена час, в горьком паденье моем! Слушай меня и верь умудренному опытом другу: Тихо живи, в стороне от именитых держись. |
||
5 | Тихо живи, избегай, как можешь, знатных и сильных, Их очагов огонь молнией грозной разит! Пользы от сильных мы ждем. Но уж лучше и пользы не надо Нам от того, кто вред может легко причинить. Райну с мачты спустив, спасаются в зимнюю бурю, |
|
10 | Чем на больших парусах, лучше на малых плыви. Видел ты, как волна кору качает на гребне, Но погружается вглубь к сети подвязанный груз? Остерегли бы меня, как тебя сейчас остерег я, Верно, я и теперь в Городе жил бы, как жил. |
|
15 | Был я доколе с тобой и плыл под ласковым ветром, Благополучно мой челн несся по глади морской. Это не в счет, если ты на ровном падаешь месте: Только коснулся земли, на ноги встал и пошел! А бедняк Эльпенор, упавший с крыши высокой, |
|
20 | Перед своим царем тенью бессильной предстал. Или меж тем как Дедал на крыльях парил безопасно, Передал имя свое водам бескрайним Икар. А почему? Летел тот повыше, этот пониже, Хоть и оба равно не на природных крылах. |
|
25 | Верь мне: благо тому, кто живет в благодатном укрытье, Определенных судьбой не преступая границ. Не возмечтал бы глупец Долон о конях Ахиллеса, Разве б остался Евмед к старости лет одинок? Сына Мероп не видал бы в огне, дочерей — тополями, |
|
30 | Если б отца Фаэтон в нем не гнушался признать. Так берегись и ты возноситься слишком высоко, И притязаний своих сам подбери паруса. Ног не избив, пройти ристалище ты ль не достоин, Мне не в пример процветать благоволеньем судьбы! |
|
35 | Верностью и добротой заслужил ты это моленье, Неколебимой ко мне дружбой во все времена. Видел я, мой приговор ты встретил так сокрушенно, Что едва ли в тот час был я бледнее тебя. Видел, из глаз твоих мне на щеки падали слезы, |
|
40 | Пил я с жадностью их, пил заверенья в любви. Сосланного и теперь защитить ты пробуешь друга, Ищешь, чем облегчить необлегчимую боль. Зависти не возбудив и славой не взыскан, в довольстве Мирно век доживай, с равными дружбу води |
|
45 | И в Назоне люби то, чего не коснулось гоненье, — Имя! Скифский Понт всем остальным завладел. |
|
Эти простертые под эриманфской Медведицей земли Не отпускают меня, выжженный стужею край. Дальше — Босфор, Танаис, Киммерийской Скифии топи, |
||
50 | Еле знакомые нам хоть по названью места; А уж за ними — ничто: только холод, мрак и безлюдье. Горе! Как близко пролег круга земного предел! Родина так далеко! Далеко жена дорогая, Все, что в мире ценил, чем дорожил, — далеко! |
|
55 | Отнято все, но так, что хотя рукой не достанешь, Отнятое могу видеть очами души! Вижу мой дом, и Рим, и в подробностях каждое место, Вижу все, что со мной в этих случалось местах. Образ жены встает так явственно перед глазами, |
|
60 | Нам и горечь она, и утешенье дарит: Горестно, что не со мной, утешно, что не разлюбила И что бремя свое, твердая духом, несет. Также и вы, друзья, живете в сердце поэта, С радостью по именам он перечислил бы вас, |
|
65 | Да не велит осмотрительный страх: сегодня, пожалуй, Мало кого соблазнит в песню Назона попасть. Раньше наперебой домогались, за честь почитали, Если в моих стихах имя встречали свое. Но, поскольку сейчас эта честь не совсем безопасна, |
|
70 | Вас не стану пугать и назову про себя! Скрытых друзей не выдаст мой стих, уликой не будет — Кто нас тайно любил, тайно пусть любит и впредь: Все же знайте, что здесь, на краю земли, неизменно Вас я в сердце своем и разлученный ношу. |
|
75 | Пусть же каждый из вас облегчит мою долю, чем может, Руку падшему в прах пусть не откажет подать. Счастья желаю вам постоянного — чтобы вовеки Не довелось вам, как мне, помощи скорбно молить. |
|
Дружба у нас не была настолько тесной, что если б Скрыл ты ее, упрекнуть мог я хоть в чем-то тебя. Может быть даже, тесней и не стали бы узы меж нами, Если бы мне в паруса ветер по-прежнему дул. |
||
5 | Но, когда пал я и все, испугавшись обвала, бежали, Все повернулись спиной, дружбу забыли со мной, Тела, небесным огнем опаленного, смел ты коснуться, В дом, безнадежный для всех, собственной волей прийти, Дать несчастному то, что из старых дали знакомцев |
|
10 | Двое иль трое, — хоть ты знал и недолго меня. Видел смятенье я сам и в лице твоем, и во взгляде, Влажные видел от слез щеки, бледнее моих. Каждое слово твое окропляли соленые капли — Их губами я пил, слухом впивая слова. |
|
15 | Тут на объятье тебе я впервые ответил объятьем, Принял твой поцелуй вместе с рыданьем твоим. Мой дорогой, и в разлуке меня защищаешь ты (имя Ставить, ты знаешь, нельзя, — вот и пишу «дорогой»). Признаки есть и еще твоей откровенной приязни — |
|
20 | Каждый из них навсегда в сердце моем я сберег. Дай тебе бог, чтобы мог ты всегда защищать своих близких И чтобы в меньшей беде должен был им помогать. Если же спросишь, чем я, затерянный в этой пустыне, Занят (наверное, ты этот вопрос задаешь), — |
|
25 | Слабой надеждою льщусь, что суровость могучего бога Можно смягчить (отнимать эту надежду не смей!). То ли напрасно я жду, то ли милости можно добиться — Ты докажи, что ее можно добиться, молю. Все красноречье свое собери для этого дела, |
|
30 | Дай мне узнать, что моя что-нибудь значит мольба. Гнев тем легче смягчить, чем выше тот, кто разгневан, Тронуть тем проще дух, чем благороднее он: Доблестен лев — и довольно ему, если жертва простерта, Враг повержен — и вмиг битве приходит конец. |
|
35 | Волк лишь да гнусный медведь умирающих долго терзают, Или презреннее зверь, если найдется такой. Что величавей найдешь, чем Ахилл под стенами Трои? Но не стерпел он, когда старец дарданский рыдал. А милосердье вождя эмафийского миру явили |
|
40 | Пор и почетный обряд Дариевых похорон. Иль, чтоб не смертных одних называть, свой гнев укротивших: Бывший Юноне врагом сделался зятем ее. Мне хотя бы затем на спасенье надеяться можно, Что покарали меня не за пролитую кровь. |
|
45 | Я ведь на Цезаря жизнь и не мог никогда покушаться В жажде весь мир погубить, ибо он Цезарем жив. Я не сказал ничего, ничего болтовнею не выдал — Лишний хмель у меня лишних не выманил слов. Видел я, да — но не знал, что увидел преступное дело, |
|
50 | Вся-то вина, что в тот миг были глаза у меня. Нет, себя до конца обелять от вины я не вправе, Но половина вины — только оплошность моя. Значит, надежда есть, что добьешься ты хоть смягченья Кары, что сам он в другом месте меня поселит. |
|
55 | О, если б мне эту весть принесла однажды Денница, Вестница Солнца, ко мне светлых направив коней! |
|
Дружбы нашей союз и не хочешь ты скрыть, дорогой мой, Да и не мог бы скрывать, если бы даже хотел; Ты всех дороже мне был, покуда судьба позволяла, И у тебя никого не было ближе меня. |
||
5 | Был тогда весь народ любви свидетелем нашей, Больше, чем ты и чем я, славилась в Риме она. Как благородной душой друзьям любимым ты предан, — Знает об этом и муж, чтимый всех больше тобой. Ты ничего не скрывал, во всем твой поверенный был я, |
|
10 | Что ты ни скажешь тайком, все сохраню я в груди. Также и тайны мои тебе одному доверял я, Все, увы, кроме той, что погубила меня. Знай ты ее — и с тобой невредимым бы друг твой остался. Твой разумный совет спас бы, я верю, меня. |
|
15 | Но, уж конечно, на казнь судьба меня прямо толкала И преграждала любой выход к спасению мне. То ли могла бы меня уберечь от беды осторожность, То ли разум вовек верх над судьбой не берет, — Все-таки ты, со мной такою связанный дружбой, |
|
20 | Что по тебе всех сильней сердце мне гложет тоска, Помни меня! Если сил тебе Цезаря милость прибавит, Их во спасение мне тотчас испробуй, молю, Чтобы утишился гнев оскорбленного бога и сам он Мне наказанье смягчил, место изгнанья сменив. |
|
25 | Пусть будет так, если нет в душе моей умысла злого, Если началом вины только оплошность была. Случай — о нем говорить и опасно, и долго — заставил Взгляд мой свидетелем стать гнусных и пагубных дел; Памяти этого дня мой дух боится, как раны, |
|
30 | Вспомню — и вспыхнет вмиг с прежнею силою стыд. Ну, а все то, о чем вспоминать так стыдно, должны мы Вечно под спудом держать, прятать в глухой темноте. Только одно об этом скажу: я и вправду виновен, Но никакая корысть не подстрекала меня. |
|
35 | Глупостью должно назвать, не иначе, мое преступленье, Если давать вещам подлинные имена. Если же это не так, значит, место, в котором живу я, — Пригород Рима, и ты ссылку мне дальше проси! |
|
В путь! Передайте привет, торопливые строки, Перилле: Верный посланец, письмо, к ней мою речь донеси. То ли застанешь ее сидящей близ матери нежной, То ли меж книг, в кругу ей дорогих Пиэрид. |
||
5 | Всякий прервет она труд, о твоем лишь узнает прибытье, С чем ты, спросит, пришла, спросит и как я живу? Ей отвечай, что живу, но так, что не жить предпочел бы, Что затянувшийся срок бед не уменьшил моих. Хоть пострадал я от Муз, однако же к ним возвратился, |
|
10 | Из сочетания слов строю двустишья опять. «Ты не забыла ль, спроси, наших общих занятий? Ученым Все ли стихам предана нравам отцов вопреки?» Рок и природа тебе целомудренный нрав даровали, Лучшие свойства души и поэтический дар. |
|
15 | Первым тебя я привел на священный источник Пегаса, Чтобы в тебе не скудел сок плодоносной струи. В годы девичьи твой дар уже заприметил я первым И, как отец, для тебя спутником стал и вождем. Так, если тот же огонь в груди у тебя сохранится, |
|
20 | Лесбоса лира одна сможет тебя превзойти. Только боюсь, что тебе судьба моя встанет преградой, Что злоключенья мои сердце твое охладят. Часто, бывало, ты мне, я тебе, что напишем, читали. Был для тебя и судьей, был и наставником я. |
|
25 | Я со вниманьем стихи, сочиненные только что, слушал, Слабые встретив, тебя я покраснеть заставлял. Может быть, видя пример, как я погибаю от книжек, Думаешь: вдруг и тебя кара подобная ждет? Страх, Перилла, оставь, но только своими стихами |
|
30 | Женщин не совращай и не учи их любви. Праздность гони от себя и, уже овладевшая знаньем, Снова искусству служи, к жертвам привычным вернись. К этим прелестным чертам прикоснутся губители-годы, Вскоре морщина пройдет по постаревшему лбу. |
|
35 | Руку на эту красу поднимет проклятая старость — Тихо подходит она, поступь ее не слышна. Скажет иной про тебя: красива была! Огорчишься, В зеркало взглянешь — его станешь во лжи обвинять. Скромны средства твои, хоть ты и огромных достойна, |
|
40 | Но и представив, что ты в первом ряду богачей, — Знай, своевольна судьба: то даст, то отнимет богатство, Иром становится вмиг тот, кто поныне был Крез. Но для чего пояснять? Лишь одним преходящим владеем, Кроме того, что дают сердце и творческий дар. |
|
45 | Вот хоть бы я: и отчизны лишен, и вас, и Пенатов, Отнято все у меня, что было можно отнять. Только мой дар неразлучен со мной, и им я утешен, В этом у Цезаря нет прав никаких надо мной. Пусть кто угодно мне жизнь мечом прикончит свирепым, |
|
50 | И по кончине моей слава останется жить. Будет доколь со своих холмов весь мир покоренный Марсов Рим озирать, будут читать и меня. Ты же — счастливей твое да будет призванье! — старайся, Сколько возможно тебе, смертный костер превозмочь! |
|
О, как я бы хотел в колесницу ступить Триптолема, Кто непривычной земле вверил впервые посев; Как бы желал я взнуздать драконов, которые в небе Мчали Ээтову дочь от эфирейских твердынь; |
||
5 | Как я мечтал бы владеть опереньем крыльев летучих — Или твоих, о Персей, или твоих, о Дедал, — Чтобы раздвинуть, летя, воздушные легкие струи, Чтобы увидел я вновь милую землю отцов, Дальний покинутый дом, и друзей, не забывших о друге, |
|
10 | И наконец, наконец, милую сердцу жену! Ах, чудак ты, чудак! не ребячься в мечтаньях, которым Сбыться, увы, не дано ни под какою звездой! Если не можешь молчать — молись августейшему богу, Богу, чью дивную мощь ты испытал на себе. |
|
15 | Он тебе властен один подарить колесницу и крылья — Пусть лишь скажет: вернись — сразу же станешь крылат! Стану об этом молить (ведь о большем молить я не вправе), Но и такая мольба в меру ли будет скромна? Позже, когда божество справедливым насытится гневом, |
|
20 | Впору будет припасть с трепетной просьбой к нему. Ныне же не о большом, а о малом даре прошу я. Пусть мне будет дано эту покинуть страну! Здесь не к добру ни суша, ни влага, ни небо, ни воздух, Здесь неотступно меня гложет, несчастного, хворь: |
|
25 | То ли измученный дух заражает страданием тело, То ли причина всех бед — самая эта земля, — С первого дня меня здесь ночные бессонницы мучат, Сохнет плоть на костях, в горло кусок не идет; Как на осенних ветвях, поражаемых ранним морозом, |
|
30 | Блекнет лиственный цвет в первом дыханье зимы, Так и мое выцветает лицо, истощаются силы, И неотлучная скорбь долгие жалобы льет. Страждет тело мое, но душа не менее страждет: Боль в обоих одна бременем давит двойным. |
|
35 | А перед умственным взором стоит, как зримое тело, Ясно читаясь в былом, образ судьбины моей: Прежние вижу места, и людей, и нравы, и речи И вспоминаю, кем был, и понимаю, кем стал, И умереть я хочу, и на Цезарев гнев я пеняю, |
|
40 | Что за обиды свои он не карает мечом. Но коли он пожелал и во гневе явить свою милость, Пусть мою казнь смягчит; край мне укажет иной. |
|
Да, здесь есть города с населением — кто бы поверил? — Греческим, в тесном кольце варварских диких племен. Некогда даже сюда поселенцы зашли из Милета, Стали меж гетов свои сооружать очаги. |
||
5 | Местности имя меж тем древней, чем построенный город: Был здесь зарезан Абсирт, месту название дав. На корабле, что воинственной был попеченьем Минервы Создан и первым прошел даль неиспытанных вод, Бросив отца, прибыла, по преданью, злодейка Медея |
|
10 | К этому брегу, залив плеском встревожив весла. Встав на высоком холме, заприметил дозорный погоню: «Враг подошел! Паруса вижу, Колхида, твои!» Трепет минийцев объял. Пока причалы снимают, Быстрые руки пока якорный тянут канат, |
|
15 | Правду возмездья поняв, она грудь разит себе дланью, Столько свершившей уже, столько готовящей зол. И хоть таила в душе преизбыток решимости дерзкой, Бледность была у нее на устрашенном лице. Вот, увидав вдали паруса: «Мы пойманы! — молвит. — |
|
20 | Надобно хитрость найти, чтобы отца задержать!» И, озираясь вокруг, не зная, как быть и что делать, Вдруг на брата она кинула взор невзначай. Кстати явился он ей. «Победила! — она восклицает. — Знаю: кончиной своей он мое счастье спасет!» |
Δ |
25 | Мальчик в неведенье зла ничего между тем не страшился; Миг — и невинному в бок меч свой вонзает она. Тело на части разъяв, куски разъятые плоти В поле спешит разбросать, где их сыскать нелегко. А, чтоб отец все знал, к вершине скалы прикрепляет |
|
30 | Бледные руки его с кровоточащей главой — Чтоб задержала отца эта новая скорбь, чтоб, останки Сына ища, задержал полный печалями путь. Томами с этой поры зовется место, где тело Брата родного сестра острым мечом рассекла. |
|
Ежели кто-нибудь там об изгнаннике помнит Назоне, Если звучит без меня в Городе имя мое, Пусть он знает: живу под созвездьями, что не касались Глади морей никогда, в варварской дальней земле. |
||
5 | Вкруг — сарматы, народ дикарей, и бессы, и геты — Как унижают мой дар этих племен имена! В теплое время, с весны, защитой нас Истра теченье, Он преграждает волной вылазки дерзких врагов, Но лишь унылой зимы голова заскорузлая встанет, |
|
10 | Землю едва убелит мрамором зимним мороз, Освободится Борей, и снег соберется под Арктом — Время ненастья и бурь тягостно землю гнетет. Снега навалит, и он ни в дождь, ни на солнце не тает — Оледенев на ветру, вечным становится снег. |
|
15 | Первый растаять еще не успел — а новый уж выпал, Часто, во многих местах, с прошлого года лежит. Столь в этом крае могуч Аквилон мятежный, что, дуя, Башни ровняет с землей, сносит, сметая, дома. Мало людям тепла от широких штанин и овчины: |
|
20 | Тела у них не видать, лица наружу одни. Часто ледышки висят в волосах и звенят при движенье, И от мороза блестит, белая вся, борода. Сами собою стоят, сохраняя объемы кувшинов, Вина: и пить их дают не по глотку, а куском. |
|
25 | Что расскажу? Как ручьи побежденные стынут от стужи Или же как из озер хрупкой воды достают? Истр не у́же реки, приносящей папирус: вливает В вольное море волну многими устьями он, Но, если дуют ветра беспрерывно над влагой лазурной, |
|
30 | Стынет и он и тайком к морю, незримый, ползет. Там, где шли корабли, пешеходы идут и по водам, Скованным стужею, бьет звонко копыто коня. Вдоль по нежданным мостам — вода подо льдом протекает — Медленно тащат волы тяжесть сарматских телег. |
|
35 | Трудно поверить! Но лгать поистине мне бесполезно — Стало быть, верьте вполне правде свидетельских слов. Видел я сам: подо льдом недвижен был Понт необъятный, Стылую воду давил скользкою коркой мороз. Мало увидеть — ногой касался я твердого моря, |
|
40 | Не намокала стопа, тронув поверхность воды. Если бы море, Леандр, таким пред тобой расстилалось, Воды пролива виной не были б смерти твоей! В эту погоду взлетать нет силы горбатым дельфинам В воздух: сдержаны злой все их попытки зимой. |
|
45 | Сколько Борей ни шумит, ни трепещет бурно крылами, Все же не может поднять в скованных водах волну. Так и стоят корабли, как мрамором, схвачены льдами, Окоченелой воды взрезать не может весло. Видел я сам: изо льда торчали примерзшие рыбы, |
|
50 | И между прочим средь них несколько было живых. Так едва лишь Борей могучею, грозною силой Полые воды реки, волны на море скует, Истр под ветром сухим становится ровен и гладок И по нему на конях дикий проносится враг. |
|
55 | Враг, опасный конем и далеко летящей стрелою, Все истребляет вокруг, сколько ни видно земли. Многие в страхе бегут. Никто за полями не смотрит, Не охраняют добра, и разграбляется все: Бедный достаток селян и скотина с арбою скрипучей — |
|
60 | Все, что в хозяйстве своем житель убогий имел. В плен уводят иных, связав им за спины руки, — Им уж не видеть вовек пашен и Ларов своих! Многих сражает степняк своей крючковатой стрелою — Кончик железный ее красящий яд напитал. |
|
65 | Все, что не в силах беглец унести или вывезти, гибнет, Скромные хижины вмиг вражий съедает огонь. Здесь внезапной войны и в спокойное время страшатся, Не налегают на плуг, землю не пашет никто. Или же видят врага, иль боятся его, хоть не видят, |
|
70 | Как неживая лежит, брошена всеми, земля. Здесь под тенью лозы не скрываются сладкие гроздья, Емкий сосуд не шипит, полный вином до краев, Нет тут сочных плодов, и Аконтию не на чем было б Клятвы слова написать, чтобы прочла госпожа. |
|
75 | Видишь без зелени здесь, без деревьев нагие равнины. Нет, счастливый сюда не забредет человек! Так, меж тем как весь мир необъятный раскинут широко, Для наказания мне этот назначили край! |
|
Ты, что поносишь меня в моих злоключеньях, бесчестный, И беспрестанно меня, крови взыскуя, винишь, Скалами ты порожден, молоком ты вскормлен звериным, Не сомневаясь, скажу: камни в груди у тебя. |
||
5 | Где, на каком рубеже твоя остановится злоба? Где усмотрел ты беду, что миновала меня? Понт неприютный, Борей да аркадской Медведицы звезды Только и видят меня в варварском этом краю. Ни на каком языке не могу говорить с дикарями, |
|
10 | Все здесь, куда ни взгляни, полнит опасливый страх. Как быстроногий олень, когда жадным он пойман медведем, Или овца посреди с гор набежавших волков, Так же и я трепещу в окруженье племен беспокойных, Чуть не впритык у ребра вражеский чувствуя меч. |
|
15 | Пусть бы кара мала: любимой лишиться супруги, Родины милой, всего, в чем наслажденья залог, — Пусть бы из всех невзгод только Цезаря гнев я изведал, Мало ли было навлечь Цезарев гнев на себя? Все же нашелся такой, кто рад бередить мои раны, |
|
20 | Бойким своим языком всю мою жизнь очернить. В тяжбе нетрудной блистать способен любой красноречьем. Много ли надобно сил, чтобы разбитое бить? Крепкие стены твердынь разрушать — достославное дело, То, что готово упасть, может повергнуть и трус. |
|
25 | Я уж не тот, кем был, — что ж ты тень бесплотную топчешь? Камень бросить спешишь в мой погребальный костер? Гектор Гектором был, доколе сражался, и не был Гектором больше, влачим вслед гемонийским коням. Помни, что я уж не тот, которого знал ты когда-то, |
|
30 | Нет его больше в живых, призрак остался взамен. Что ж ты призрак пустой преследуешь злыми речами? Полно! Прошу, перестань маны тревожить мои. Чистою правдой признай все мои преступленья, но только Их не злодейством считай, а заблужденьем скорей. |
|
35 | Я наказанье и так отбываю — насыть свою злобу! Карой изгнанья плачусь, местом изгнанья самим. Доля моя палачу показаться могла бы плачевной, Лишь для тебя одного я еще мало казним. Не был злее тебя и Бусирид, не был жесточе |
|
40 | Тот, кто на слабый огонь медного ставил быка. Не был и тот, кто быка преподнес царю сицилийцев, Произведенье свое речью такой пояснив: «Польза в созданье моем важней, чем сходство с природой, Больше за пользу меня, чем за искусство хвали! |
|
45 | Здесь, на правом боку, у быка ты отверстие видишь? Тех, кто на казнь осужден, можешь внутри запереть. Жертву потом начинай на медленных угольях жарить — Взвоет она, и бык, словно живой, замычит. Ты на подарок такой равноценным ответь мне подарком |
|
50 | И за находку мою плату достойную дай». Молвил ему Фаларид: «О казней выдумщик дивный! Дело ты собственных рук кровью своей освяти». Сказано — сделано: вмиг, как учил он, быка раскалили, Так что из пасти его двойственный звук излетал. |
|
55 | О сицилийцах к чему я твержу меж сарматов и гетов? Кто бы ты ни был, к тебе жалобы вновь обращу. Можешь вполне утолить свою жажду кровью моею, Все, как хотел ты, сбылось — алчное сердце, ликуй! Всяческих бед претерпел я на суше и на море столько, |
|
60 | Что по рассказам одним мог бы ты мне сострадать. Ежели рядом со мной поставишь Улисса, увидишь: Гневный был страшен Нептун, гневный Юпитер страшней. Кто бы ты ни был, уймись, перестань бередить мои раны, Язв глубоких моих грубой не трогай рукой. |
|
65 | Чтобы затихли скорей о моей провинности толки, Дай ты время моим зарубцеваться делам. Помни об общей судьбе: она человека возвысит, Тут же унизит его — бойся превратностей сам! После того как со мной случилось такое, о чем я |
|
70 | Думать не мог, о моих все ж ты печешься делах… Что же, не бойся: моя отныне всех горестней участь, Цезаря гнев за собой все мои беды влечет. А чтобы мог убедиться ты сам и словам моим верил, Я пожелаю тебе кару мою испытать. |
|
Уж холода умеряет Зефир — значит, год завершился, Но меотийской зимы длительней зим я не знал. Тот, кто вез на спине чрез море злосчастную Геллу, В срок надлежащий сравнял длительность ночи и дня. |
||
5 | Юноши, верно, у вас и веселые девушки ходят Рвать фиалки в местах, где их не сеял никто. Тысячью разных цветов луговины уже запестрели, Птицы, нигде не учась, песни поют о весне. Ласточка, чтобы с себя материнское смыть преступленье, |
|
10 | Люльку под балкой крепит, строит свой маленький дом. Злаки, что были досель бороздами скрыты Цереры, Снова из почвы сырой нежные тянут ростки. Там, где растет виноград, на лозе наливаются почки — Только от гетских краев лозы растут далеко! |
|
15 | Там, где рощи шумят, на деревьях листва зеленеет — Только от гетских краев рощи шумят далеко! Ныне там время забав: уступает игрищам разным Форум свою суетню и красноречья бои. Там и ристанье коней, и с потешным оружием схватки; |
|
20 | Дротики мечут, легко обручей катят круги. Юноши, тело свое натерев, текучее масло С мышц утомленных омыть девственной влагой спешат. Полон театр, там споры кипят, накаляются страсти, Три вместо форумов трех нынче театра шумят. |
|
25 | Трижды, четырежды — нет, не исчислить, насколько блаженны Те, для кого не закрыт Град и услады его! Здесь же слежу я, как снег под весенними тает лучами, Как перестали ломать крепкий на озере лед. Море не сковано льдом, и по твердому Истру не гонит |
|
30 | С грохотом громким арбу местный сармат-волопас. Скоро в наш край прибывать и суда начнут понемногу, Возле Понтийской земли станет заморский корабль. Тотчас к нему побегу, корабельщика встречу приветом, Прибыл зачем, расспрошу, кто он, откуда приплыл. |
|
35 | Странно тут видеть его, если он не из ближнего края, Если не плыл по своим он безопасным водам, — Редко кто так далеко из Италии по морю едет, Редко заходят сюда, где им пристанища нет. Греческим он языком владеет иль знает латинский — |
|
40 | Этот язык для меня был бы, конечно, милей! Где бы на бурных волнах Пропонтиды иль в устье пролива По произволу ветров он не пустил паруса, Кто бы он ни был, с собой, возможно, доставит он вести, Мне перескажет молву иль хоть частицу молвы. |
|
45 | Если б он мог — об этом молю! — рассказать про триумфы Цезаря и про его богу латинян обет! Или как ты, наконец, Германия буйная, пала, Скорбной склонясь головой перед великим вождем. Тот, кто расскажет про все, о чем вдалеке я тоскую, |
|
50 | Без промедленья войдет гостем желанным в мой дом. Горе! Ужель навсегда быть в Скифии дому Назона? Этот ли ссыльный очаг Ларов заменит моих? Боги! О сделайте так, чтобы мной обитаемый угол Цезарь не домом моим, но лишь тюрьмою считал! |
|
Самый безрадостный день (к чему я на свет появился!) — День, когда был я рожден, — в должное время настал. Что посещаешь ты вновь изгнанника в годы несчастий? Лучше бы им наконец было предел положить. |
||
5 | Если б заботился ты обо мне и была в тебе совесть, С родины милой за мной ты бы не следовал вдаль. Там, где первые дни моего ты младенчества видел, Лучше, когда бы ты стал днем и последним моим. Лучше, подобно друзьям при моем расставании с Римом, |
|
10 | Ты, опечалившись, мне просто сказал бы: «Прости!» В Понте что надо тебе? Или Цезаря гневом ты тоже Изгнан в предел ледяной крайнего круга земли? Видимо, ждешь ты и здесь, по обычаю, почестей прежних — Чтобы спадали с плеча белые складки одежд, |
|
15 | Чтобы курился алтарь, цветочными венчан венками, Чтобы в священном огне ладан, сгорая, трещал, Чтобы тебе я поднес пирог, отмечающий годы, Чтобы молитвы богам благоговейно творил? Нет, не так я жив, не такая пора наступила, |
|
20 | Чтобы я мог твой приход прежним весельем встречать. Мне погребальный алтарь, кипарисом печальным увитый, Больше пристал и огонь, смертного ждущий костра. Жечь фимиам ни к чему, обращенья к богам бесполезны, Не подобают устам нашим благие слова. |
|
25 | Если, однако, молить в этот день мне о чем-либо можно, Я лишь о том, чтоб сюда ты не являлся, молю, Здесь я доколе живу, почти на окраине мира, Около Понта с его ложным прозваньем «Евксин». |
|
Первосвященник наук, ученых мужей покровитель, Чем ты занят, скажи, гения друг моего? Частый мой гость в счастливые дни, ты много ли сделал, Чтобы хоть частью одной с вами я жил и теперь? |
||
5 | Также ль мои собираешь стихи — кроме тех, о науке, Чье сотворенье творцу только на гибель пошло? Делай, что в силах твоих, почитатель новых поэтов, Плоти от плоти моей в Риме исчезнуть не дай. К ссылке приговорен поэт, не книги поэта — |
|
10 | Не заслужили они кару, как он заслужил. Видели мы не раз: отец — в далеком изгнанье, А между тем сыновьям в Риме позволено жить. Стихотворенья мои без матери, словно Паллада, Были на свет рождены, племя-потомство мое. |
|
15 | Их под опеку твою отдаю: тем больше заботы Им удели, что теперь нет и отца у сирот. Трех из моих детей со мною постигла зараза, Но безбоязненно в дом можешь принять остальных. Есть среди них и пятнадцать книг о смене обличья, |
|
20 | Выхваченных из огня при погребенье отца. Если бы сам не погиб до времени, верную славу Я бы стяжал и для них, тщательно слог отточив. Так они и живут без отделки в устах у народа — Если в народных устах что-нибудь живо мое. |
|
25 | К прежним добавь и эти стихи, уж не знаю, какие, Только б они до тебя с края земли добрели. Если строки мои прочесть найдется охотник, Пусть он заране учтет, где я писал и когда: В ссылке, в дикой стране. Кто об этом знает и помнит, |
|
30 | По справедливости тот будет поэта судить — И подивится еще, как мог в подобных лишеньях Я хоть такие стихи скорбной рукой выводить. Да, надломили мой дар страданья, а дар мой и прежде Сильным не бил ключом — скудную струйку точил. |
|
35 | Но и таков, как был, захирел он без упражненья — В долгом застое сох, чахнул и вовсе погиб. Вдосталь книг не найду, какие манят и питают, — Здесь вместо книг поет звон тетивы и меча. Нет по всей стране никого, кому бы я с толком |
|
40 | Мог почитать стихи, — выслушав, их не поймут. В уединенье ль уйти — так нельзя: против гетов ворота Тут на запоре всегда, город стена сторожит. Слово порой ищу или имя, название места — Нет вокруг ничего, кто бы верней подсказал. |
|
45 | Или порой начну говорить, и — стыдно сознаться — Просто слова не идут: ну разучился, и все! Уши оглушены и фракийской молвью, и скифской, Чудится, скоро стихи стану по-гетски писать. Даже боюсь, поверь, что вкравшиеся меж латинских |
|
50 | Ты и понтийские тут вдруг прочитаешь слова. Довод защиты прими — судьбы превратной условья И, какова ни на есть, книгу мою оправдай. |
ПРИМЕЧАНИЯ
Элегия 1.
Все ли по-прежнему ты предаешься занятиям общим, А не ученую песнь ладишь по нраву отца? |