Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1950.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
349. Титу Помпонию Аттику, в Рим
Формийская усадьба, 6 марта 49 г.
1. Хотя я и полагал, что, когда ты будешь читать это письмо, я уже буду знать, что произошло в Брундисии (ведь из Канусия Гней отправился за восемь дней до календ, а это я пишу в канун нон, на четырнадцатый день после его выступления из Канусия), тем не менее я каждый час был в тревоге из-за ожидания и удивлялся, что не сообщали даже никаких слухов; ведь было удивительное молчание. Но это, возможно, пустые старания; все-таки это уже необходимо знать.
2. Одно огорчает меня: до сего времени не могу выяснить, где наш Публий Лентул, где Домиций. Но я хочу знать, как мне легче выяснить, что они намерены делать: намерены ли они отправиться к Помпею, а если намерены, то каким путем и когда намерены отправиться. Рим, слыхал я, уже переполнен оптиматами; Сосий и Луп1, которые, как полагал наш Гней, должны были прибыть в Брундисий раньше, чем он, производят суд. Отсюда же уезжают во множестве; даже Маний Лепид, с которым я обычно коротал дни, думает завтра.
3. Я же задержался в формийской усадьбе, чтобы скорее узнавать новости; затем хочу в Арпин; оттуда, по пути, где меньше всего возможна встреча, — к Верхнему морю, удалив или совсем отпустив ликторов. Ведь, по слухам, честные мужи, которые и теперь и ранее часто были для государства большим оплотом, не одобряют этого моего промедления, и обо мне много и строго судят на пирах, рано начинающихся.
Итак, мне следует выехать и, чтобы быть честным гражданином, пойти на Италию войной на суше и на море и снова разжечь против себя ненависть бесчестных, которая уже погасла, и последовать советам Лукцея и Феофана.
4. Ведь Сципион2 либо выезжает по жребию в Сирию, либо вместе с зятем почетно, либо бежит от гнева Цезаря, а Марцеллы3 остались бы, если бы не боялись меча Цезаря. Аппий — в таком же страхе, а также из-за недавнего враждебного отношения4. Кроме него и Гая Кассия, все прочие — легаты, Фавст5 — проквестор; одному мне дозволено любое из двух. К этому присоединяется соображение о брате6; было бы несправедливо, если бы он разделил эту участь. На него Цезарь даже больше разгневается, но я не могу упросить его остаться. Я отдам это Помпею, потому что должен. Ведь лично меня не побуждает никто другой, ни слова честных, которых нет, ни дело, которое велось трусливо, будет вестись бесчестно. Одному, одному отдаю я это, даже без его просьбы, и защищающему, как он говорит, не свое дело, а государственное. Я очень хотел бы знать, что ты думаешь насчет переезда в Эпир.
ПРИМЕЧАНИЯ