Перевод с последнего французского издания Н. И. Лихаревой
(постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам)
с.181
Рабство.
1. Первобытное рабство.
Рабы в Греции назывались δμῶες. Рабом можно было сделаться в силу рождения, войны или запродажной. Геродот1 заявляет, что в первобытной Греции рабство было неизвестно. Тимей2, не заходя так далеко в своих утверждениях, указывает тем не менее, что древние греки не пользовались «рабами, приобретенными за деньги». Однако, достаточно открыть гомеровские поэмы, чтобы убедиться в неправильности этого двойного свидетельства. Справедливо лишь то, что в древнегреческом обществе рабство имело гораздо меньшее значение, чем впоследствии. Ученые сделали подсчет рабов, которыми должен был владеть Одиссей; их оказалось около сотни, причем половина, т. е. пятьдесят, состояла из женщин, занятых работой внутри дома. Эта цифра, разумеется, совсем не так велика, если принять во внимание, что число стад Одиссея достигало 72 и что 24 стада свиней включали тысячу двести голов.
В большинстве богатых домов штат рабов далеко не доходил до таких громадных размеров, и нередко с.182 случалось, что землевладельцы совершенно не имели рабов. У Одиссея рабы занимались преимущественно присмотром за скотом. В Итаке были, например, пастухи для свиней, коз, волов и овец. Между ними существовала известная иерархия. Так, у Эвмея было четыре подчиненных. Кроме того есть указания на должность главного надсмотрщика над волами и главного пастуха.
Хотя рабы и находились в подчинении у господина, который пользовался по отношению к ним полной властью, положение их было довольно сносно. Они являлись как бы членами семьи, и в большинстве случаев с ними обращались хорошо. Эвмей, пастух Одиссея, воспитывался с дочерью царя Лаэрта, Клименой. «Я с нею, — говорит он, — рос и, почти как она, был любим в их семействе». Когда Климена вышла замуж, Эвмей «был награжден красивой хламидой, новым хитоном, также для ног получил и сандалии». Его отправили в поле, но Антиклея продолжала матерински относиться к нему: она даже «дружелюбнее прежнего стала». Со времени же отъезда Одиссея «все миновалось», говорит Эвмей:
«От моей госпожи ничего уж веселого ныне
Мне не бывает с тех пор…
…Нам же, рабам, иногда так утешно
Было б ее навестить, про себя ей все высказать, сведать
Все про нее и, за царским столом отобедав, с подачей
Весело в поле, домой, на вседневный свой труд возвратиться»3.
Эвмей, которому было поручено ведение самостоятельного дела, жил очень независимо. Для угощения своих гостей и для своего собственного стола он мог пользоваться свиньями, находящимися на его попечении; он, не спрашивая ни у кого разрешения, строил хлевы; у него были деньги, которые дали ему возможность купить раба; он страдал только потому, что боялся смерти Одиссея и расхищения его имущества женихами Пенелопы. Следует отметить, что эта картина отношений не представляет чего-то идеального, исключительного. Всюду раб любит с.183 своего господина и, в свою очередь, любим им. Рабы принимают участие в печалях и радостях хозяина; их обращение с ним носит характер фамильярности и почтительности, и на его благосклонность рабы отвечают безграничной преданностью.
(Guiraud. La propriété en Grèce, стр. 71—
2. Мнение Аристотеля о рабстве.
Аристотель4 говорит, что семья состоит «из людей свободных и из рабов». Не довольствуясь указанием на этот факт, он провозглашает его законность. «Некоторые люди, — говорит он, — утверждают, что власть господина противна природе; по их мнению, если один человек — раб, а другой — свободный, то это происходит только благодаря установлению закона, по природе же между ними нет никакой разницы, и рабство является результатом не справедливости, а насилия». Аристотель не разделяет этого взгляда. «Человек, — говорит он, — не может обойтись без орудий, даже чтобы добывать лишь необходимое для поддержания жизни. Среди этих орудий одни — одушевленные, другие — неодушевленные. Для кормчего корабля руль — орудие неодушевленное, а матрос, бодрствующий на носу — орудие одушевленное; точно так же всякий предмет владения представляет собой полезное для жизни орудие, а собственность является совокупностью этих орудий. Раб — это одушевленная собственность и самое совершенное из орудий».
Аристотель идет еще дальше. Он охотно признает, что некоторые люди впали в рабство только благодаря случайности (таковыми очень часто были военнопленные), но полагает вместе с тем, что многие созданы быть рабами и в этом — их истинное назначение. Всякое человеческое существо устроено, по его словам, таким образом, что душа повелевает, а тело повинуется; так и человек: «если он стоит ниже себе подобных в такой степени, как тело ниже души или животное ниже человека, то он с.184 является рабом по природе, и для него же лучше быть в рабстве. Подобными людьми являются все те, кого судьба обрекла добывать себе средства пропитания при помощи своих физических сил и кто не имеет никакой возможности заниматься чем-нибудь лучшим».
Если подобные идеи провозглашал такой великий ум, как Аристотель, нетрудно догадаться, каковы должны были быть общепринятые взгляды. Греки никогда не сомневались в необходимости и законности рабства.
3. Источники рабства.
В V и IV веках до Р. Х. рабство пополнялось несколькими различными источниками.
Прежде всего, были рабы, родившиеся в доме (οἰκογενεῖς). Они принадлежали не своим отцам или матерям, которые, как рабы, были лишены права владеть чем бы то ни было, а господину своих отцов или матерей. Число таких рабов вообще было не очень велико.
После каждой войны победитель продавал своих пленников, как рабов. Стоит только просмотреть сочинения Фукидида5, чтобы найти там множество примеров. «Двести платейцев были умерщвлены, а женщины ввергнуты в рабство» (III, 68). «Афиняне обратили в рабство женщин и детей торонейцев» (V, 3). Большая часть афинян, принимавших участие в сицилийском походе, погибли или попали в рабство; таких было не менее 7000 (VII, 87).
Некоторые лица обращали в ремесло похищение людей на море или на суше и продажу их в рабство. Это занятие никогда вполне не исчезало, несмотря на тяжесть наказаний, которые оно влекло за собой. Один афинский закон, стремясь противодействовать этому преступлению, постановлял, «чтобы никто не смел вступать в торговую сделку с продавцом рабов, не истребовав у него предъявления свидетельства, удостоверяющего, с.185 что продаваемый человек был уже рабом такого-то, названного по имени, господина».
До Солона должник был ответствен за долги своей личностью, и нередко бывало, что в случае несостоятельности он становился рабом; Солон отменил этот обычай. Нищета заставляла иногда взрослого человека жертвовать своей свободой, и закон не мешал этому. Ребенок, от которого отец отказывался при его рождении6, был обыкновенно обречен на рабство, и это явление случалось, надо думать, нередко, потому что в развязках комедий очень часто идет о нем речь. В Афинах отец семьи имел право продать свою дочь, если она вела дурную жизнь.
Наконец, потеря свободы могла быть результатом постановления суда. Так наказывали иностранцев, которые скрывали свое положение и пытались путем обмана проникнуть в число граждан. Гражданин, выкупленный из плена кем-нибудь из своих соотечественников, лишался свободы, если не вносил суммы своего выкупа; но сомнительно, чтобы эта угроза когда-нибудь приводилась в исполнение. Одно постановление, изданное городом Галикарнассом около 457 года до Р. Х., как временная мера, допускает возможность в некоторых случаях продавать людей в чужие края.
4. Продажа рабов.
Греческий писатель Лукиан7 в своем сочинении, озаглавленном «Распродажа душ» (Βίων πρᾶσις), дает сатирическую картину продажи Зевсом философов, применяя к этому торгу приемы, употреблявшиеся при продаже рабов.
Зевс. — Эй, ты! расставляй скамьи, приготовляй места для приходящих, распредели по порядку различные секты; но сначала позаботься принарядить философов, чтобы они имели хороший вид и привлекли бы много с.186 покупателей. Ты, Гермес, будь глашатаем, сзывай покупщиков; пусть в добрый час они пожалуют на рынок. Мы будем продавать с аукциона философские секты разного рода и различных направлений. Кто не в состоянии заплатить наличными деньгами, пусть представит поручительство.
Гермес. — Кого ты хочешь пустить в продажу первым?
Зевс. — Этого ионийца с длинными волосами; у него вид почтенного человека.
Гермес. — Эй, пифагореец8, сойди сюда и покажись собравшимся здесь.
Купец. — Откуда ты?
Пифагореец. — С острова Самоса.
Купец. — Где ты воспитывался?
Пифагореец. — В Египте, у местных мудрецов…
Купец. — Сними с себя одежду: я хочу видеть тебя обнаженным. В какую сумму он оценен?
Гермес. — В десять мин (около 370 руб.).
Купец. — Вот они; я беру его.
Зевс. — Как имя покупателя и его отечества?
Гермес. — Я думаю, это какой-нибудь италиец из Кротоны или из Тарента.
Зевс. — Пусть он берет купленного, и приведите другого раба.
Гермес. — Не хочешь ли вот того грязного человека родом с Понта?
Зевс. — Хорошо.
Гермес. — Эй, ты! человек с сумой и в тунике без рукавов, поди-ка сюда и обойди кругом это помещение. Кто хочет купить его?
Купец. — На что может быть пригоден такой грязный и обтрепанный человек? Из него можно сделать только землекопа или водовоза.
Гермес. — Сделай его привратником; он будет охранять тебя лучше собаки.
с.187 Купец. — Я дам за него самое большее два обола (около 12 коп.).
Зевс. — Ведите другого раба. Позови того киренца, разодетого в пурпур и с венком на голове.
Гермес. — Послушайте, обратите все внимание! это превосходный предмет, требующий богатого покупателя.
Купец. — Но какой же благоразумный человек купит такого испорченного и развращенного раба? Как от него несет духами! Какая у него неверная и колеблющаяся походка! А ну-ка ты, Гермес, скажи, каковы его таланты и что он может делать.
Гермес. — Он умеет отлично готовить печенья: это превосходный повар. Получив воспитанье в Афинах, он служил в Сицилии у тираннов, которые очень ценили его.
Купец. — Я не в состоянии купить его.
Гермес. — Боюсь, что он останется непроданным.
Зевс. — Уведи его отсюда и приведи другого.
(Лукиан. Распродажа душ, 1—
5. Стоимость рабов.
Обычную цену рабов, употребляемых при добыче серебра или на самых тяжелых полевых работах, можно определить в две или в две с половиной мины (около 74—
Стоимость домашних рабов изменялась, как и стоимость рабов-чернорабочих, в зависимости от того, предназначались ли они для самых обыкновенных работ или для должностей, предполагавших большее умственное развитие или известную близость к господам. Демосфен9 с.188 в одной своей речи упоминает о рабе ценностью в две мины (около 74 руб.), но не указывает его назначения; в другой речи одна рабыня оценена в пять мин (около 185 руб.); эта цифра, получившаяся путем судебной оценки, может рассматриваться как наивысшая в данном случае. Впрочем, цена в пять мин была довольно обычной, если раб отличался каким-нибудь талантом. Рабы, служащие для удовлетворения потребностей роскоши, ценились, разумеется, дороже. Самый плохой повар при найме получал не менее 6 оболов (около 36 коп.) в день.
В надписях, относящихся к актам отпущения на волю, находится множество указаний на цены. Самая обычная цена — от
с.189 Следует прибавить, что отпущения на волю этих рабов были обставлены тяжелыми условиями и что для многих из них к денежному выкупу присоединялись другие обязательства: то вольноотпущенник вынужден был оставаться на определенное время или на всю жизнь у продавца, то должен выплачивать этому продавцу, или за него — какому-нибудь другому лицу, известный оброк; подобные условия составляли как бы дополнительную плату, которая неизбежно должна была уменьшить основную сумму.
Кроме того, надо отметить, что среди упомянутых документов некоторые относятся к римской эпохе и ни один не древнее македонского периода10. Они составлены, следовательно, в то время, когда деньги сделались менее редкими, что повысило цену различных предметов. Таким образом, для IV века эти цифры должны быть немного понижены.
(Wallon. Histoire de l’esclavage, т. I, стр. 210—
6. Местности, поставлявшие рабов.
Два рода документов дают указания на то, откуда обыкновенно доставляли рабов.
Одна афинская надпись конца V века перечисляет рабов некоего Кефисодора — иностранца, поселившегося в Пирее11. Вот перечень этих рабов и их цен; впрочем, надо заметить, что обыкновенно стоимость рабов была выше. (Corpus inscriptionum Atticarum, т. I, 277).
Фракиянка | 165 драхм (около 61 руб.) | ||
Фракиянка | 135 драхм (около 50 руб.) | ||
Фракиец | 170 драхм (около 63 руб.) | ||
Сириец | 240 драхм (около 89 руб.) | ||
Кариец | 105 драхм (около 39 руб.) | ||
Иллириец | 161 драхма (около 60 руб.) | ||
Фракиянка | 220 драхм (около 81 руб.) | ||
с.190 | Фракиец | 115 драхм (около 43 руб.) | |
Скиф | 144 драхмы (около 53 руб.) | ||
Иллириец | 121 драхма (около 45 руб.) | ||
Колхидец | 153 драхмы (около 57 руб.) | ||
Молодой кариец | 174 драхмы (около 64 руб.) | ||
Мальчик-кариец | 72 драхмы (около 27 руб.) | ||
Сириец | 301 драхма (около 111 руб.) | ||
Фессалиец | 151 драхма (около 56 руб.) | ||
Лидиец | ? |
С другой стороны, имеется много дельфийских12 надписей III и II века до Р. Х., в которых указано происхождение раба.
Согласно исследованиям Валлона13 (т. I, стр. 171—
7. Число рабов.
Официальная перепись 309 г. до Р. Х. в Аттике насчитывала
«Тем не менее греки охотно придерживались правила Аристотеля, что большое число прислуги представляет неудобство. У самого Аристотеля было тринадцать рабов; три другие философа (Феофраст, Стратон и Ликон) имели от 6 до 12 рабов каждый. Надо думать из уважения к логике, что эти числа не выходили из границ умеренности, предписываемой всеми этими философами. Но было ли это обычной нормой? Конечно, нет: иные могли удовлетвориться меньшим числом. При среднем же достатке количество рабов редко опускалось ниже трех или четырех. Во всех сценах комедии, происходящих внутри дома, рабы играют такую роль, для выполнения которой предполагается не меньшая цифра их; а то, что можно наблюдать в театре, так верно отражающем жизнь греческого общества, находится и в тех картинах действительной жизни, которые рисуют нам ораторы. Ксенофан16 жалуется, что его бедность не позволяет ему иметь даже двух рабов.
«К этому надо прибавить, что кроме тех рабов, с.192 которыми владели в качестве собственности, часто держали еще и наемных. Были граждане, желавшие удовлетворить свои тщеславные наклонности более дешевой ценой; они нанимали особых прислужниц, составлявших свиту их жен, или слуг, которые сопровождали на прогулку их самих. К найму рабов прибегали особенно часто при каких-нибудь чрезвычайных обстоятельствах, например, в дни свадеб или больших празднеств. Тогда нанимали поваров, приготовлявших еду, танцовщиц и флейтисток, завершавших пиршества».
(Wallon. Histoire de l’esclavage, т. I, стр. 188—
8. Положение раба.
Раб в известном отношении был членом семьи. Когда он вступал в какое-нибудь афинское семейство, его по обычаю сажали у очага и бросали ему на голову сухие фиги, финики и печенья, как бы приобщая его к домашней религии. Тем не менее благодаря этой церемонии он не получал никаких положительных прав. В принципе раб был ничто и не пользовался правом владеть каким бы то ни было имуществом. Он был в полной власти своего господина, который мог по произволу распоряжаться личностью своего раба и взять себе даже мелкие его сбережения. Зависимость раба была безгранична; закон, правосудие не существовали для него; хотя на него смотрели как на человеческое существо, но обращались с ним, как с предметом собственности.
Однако, на практике слишком суровые постановления закона часто смягчались. Некоторые греки полагали даже, что в Афинах заходили слишком далеко в этом отношении. «Рабам предоставляется там, — говорил один писатель V века, — невероятная вольность; их не позволяют бить, и раб не подумает и пошевелиться для вас. Причина этого совершенно ясна. Если бы обычай с.193 разрешал свободному человеку бить раба, то нередко били бы по ошибке афинского гражданина, приняв его за невольника, потому что в их одеянии нет разницы. Доходят даже до того, что рабам позволяют жить в роскоши и вести широкий образ жизни». (Ксенофонт (?)17, Афинское государство, гл. I, § 10—
Обычай охотно допускал, «чтобы раб имел жену и имущество и чтобы он пользовался в пределах, допускаемых верховными правами господина, некоторой властью над своей женой, детьми и имуществом». (Wallon, I, 331). «Рабу предоставляли известную часть доходов и старались таким образом поощрить его усердие к поддержанию домашнего благосостояния и увеличить его трудоспособность. Так, раб, управляющий поместьем, получал лично для себя кусок земли, пастух — овцу. Рабам, употребляемым в промышленности или торговле, предоставлялся известный процент с предметов, которые они должны были производить или продавать.
К этому надо добавить те мелкие доходы, которые они имели от близких знакомых их господ, дававших им „на водку”, а также то, чем они сами сумели завладеть благодаря великодушию или недосмотру их хозяев. Когда господин был мотом, расточавшим свое имущество, «оберегать его — значило бы причинять себе убытки без пользы для него», говорит одно действующее лицо у Менандра19. Раб, таким образом, спасал из этой бездонной всепоглощающей бочки то, что мог; при всяком удобном случае он взимал в свою пользу двойной налог с расходов господина, воруя, грабя и урывая часть из чужой добычи». (Там же, стр. 291—
Раб, живя в постоянном общении с господином и с.194 являясь свидетелем всех его поступков, должен был оказывать на него известное влияние. Один из клиентов оратора Лизия20 стремился доказать своим судьям, что он не мог совершить преступления, в котором его обвиняли; он указывал, что подобная неосторожность с его стороны была бы очень неблагоразумна. «Поступив таким образом, я попал бы в зависимость от моих рабов; с этого времени я не имел бы возможности наказывать их даже за самые важные проступки, потому что моя строгость могла бы побудить их искать мщения путем доноса» (VII, 16). С рабами обходились бережно потому, что их содействие было необходимо во всем, и потому, что господа постоянно нуждались в их помощи или их соучастии.
Конечно, рабов можно было принудить ко всему страхом, так как у господина не было недостатка в средствах принуждения. Но афиняне предпочитали заслужить их привязанность хорошим обращением. «Желаете ли вы, — говорит Плавт21, — более верным способом сохранить у себя раба и помешать ему убежать? Вам стоит только пленить его хорошей пищей и хорошим вином; привяжите его за морду к столу с хорошими кушаньями. Если вы будете давать ему есть и пить каждый день вволю, сколько он пожелает, никогда ему и в голову не придет убежать от вас, если даже он будет подвергаться опасности смертной казни. Вот чем надо привязать раба, чтобы легче сохранить его. Удивительна эластичность этих связей, сплетенных из еды! Чем более их расширять, тем теснее и сильнее они обхватывают» (Menechmi, 11 и сл.).
Самый закон, по крайней мере закон афинский, предоставлял рабу известные гарантии. «Он охранял раба личность и его жизнь, защищая его, как и свободного человека, от оскорблений и наказывая за его смерть так же, как и за смерть гражданина. Закон делал даже больше: с.195 он проникал внутрь господского дома, чтобы наблюдать, как господин осуществлял свои права. Раб принадлежал ему, но он не мог лишить этого раба жизни по произволу. Закон запрещал это под страхом изгнания и религиозного покаяния; правда, наказание за убийство раба было меньше, чем в случаях убийства других людей. Даже тогда, когда раб заслуживал смерти, если он, например, убивал своего господина, родственники умершего не должны были лишать жизни убийцу, а обязаны были передать его в руки должностных лиц.
Господин не мог злоупотреблять даже мерами дисциплинарного воздействия; раб, имевший справедливые основания для жалобы, мог требовать, чтобы его продали, и получал возможность перейти таким образом по постановлению суда в более мягкие руки. Закон даровал ему право иметь официального защитника, а некоторые святилища, именно Тезея, Эвменид и Эрехтеи, открывали перед ним до постановления суда двери своих убежищ».
(Wallon, т. I, стр. 313—
9. Характер раба.
Греческая комедия дает нам довольно точное понятие о роли и характере рабов.
В древней комедии (т. е. до конца V века) раб выступает еще мало: он не играет в ней главной роли, как не играл ее и в действительной жизни. Он появляется лишь в качестве неизбежной подробности или же в интермедии для того, чтобы развлекать и забавлять публику своими воплями, когда его били. Однако в «Осах» и в «Мире» Аристофана22 рабам отводится уже бо́льшая роль в диалогах и в ходе пьесы. В «Лягушках» и в «Плутосе» того же автора они своим присутствием и комическими выходками одушевляют все действие. В «Лягушках» таким лицом является Ксантий со своими грубыми словечками и с.196 смелыми ответами; он смеется над хвастливыми выходками своего господина и первенствует над ним своей твердостью в минуту опасности. В «Плутосе» в начале пьесы появляется Карион; он сокрушается о печальном положении раба, который связан с судьбой своего господина и фатальным образом вовлекается в последствия его безумств, но пытается исправить случившееся, расспрашивает, советует, проявляет желание вмешаться и действительно вмешивается во все.
Раб Аристофана — всегда один и тот же тип: любопытный и назойливый, беззастенчивый насмешник; он хочет быть на равной ноге со своим господином; это стремление проявляется в вопросах, которые он предлагает господину, и в советах, которые он ему дает; раб как бы соперничает со своим повелителем в авторитете.
Эти черты еще явственнее проявляются в «новой комедии» IV и III веков. Изображая частную жизнь, она естественно должна была отвести больше места и рабу. Чаще всего раб тут является основной пружиной интриг и попадает, таким образом, в самый центр действия; благодаря этому новая комедия сумела выставить в более ярком свете отношения, связывающие его с другими людьми и особенно с господином. Эта комедия не дошла до нас, но мы знакомы с нею по Плавту и Теренцию, которые заимствовали из нее большинство своих сюжетов. Почти у всех рабов Плавта проявляется по отношению к их господам тот легкий и фамильярный тон, который, как общераспространенный обычай, был гораздо более свойствен Афинам, чем Риму. Таковы именно Эпидик и Псевдол в двух пьесах того же наименования: Эпидик утверждает, что он заставит поступать по-своему своего господина и его друга — двух умнейших людей в Совете, и затем встречает их гнев такими откровенными признаниями и дерзкою покорностью, что заставляет их опасаться новой ловушки. Псевдол нагло появляется перед Симоном и, сообщая о своем намерении обмануть его в течение того же самого дня, с.197 предлагает ему побиться с ним об заклад, что тот не сможет помешать ему; когда же раб одерживает победу, то заставляет Симона положить ему на плечи выигранные им 20 мин.
Таковы также рабы Теренция, которые то беспечно и насмешливо относятся к страданиям своего молодого господина, как Биррий из «Андриенны», то, проникнутые преданностью, берут в свои руки господские дела, как Дав из «Андриенны» или Сир из пьесы «Heautontimorumenos»; один проявляет самоотверженность, которая была вызвана добротой Памфила по отношению к нему, другой — авторитет, который он приобрел благодаря своим заслугам.
(Wallon. Hist. de l’esclavage dans l’antiquité, I, стр. 300—
10. Общественные рабы.
В Афинах и в большинстве греческих городов выполнение некоторых низших общественных должностей возлагалось на общественных рабов. Это были метельщики улиц, палачи, люди, производившие пытки. К этому разряду рабов принадлежали также 300 человек стражи, учрежденной после Саламинской битвы23, а позднее — 1000 и 1200 стражников, составлявших в Афинах нечто вроде жандармерии; по месту их родины они носили название скифов. Один ученый (Böckh) полагает, что их надо было покупать ежегодно от тридцати до сорока человек, ценой от трех до четырех мин (около 110—
Стражник-скиф. |
В одном отчете о расходах, произведенных в 329—
Положение этих людей, по крайней мере некоторых, было гораздо лучше положения частных рабов. Те из них, которые служили по административной части, пользовались известным почетом. Демосфен утверждает даже, что на рабах, называвшихся δημόσιοι и приставленных к должностному лицу, которое заведовало государственным казначейством, в значительной мере лежала обязанность контролировать действия этого последнего.
Скифы были расквартированы в палатках, разбитых сначала на агоре24, а впоследствии перенесенных на Ареопаг25. Другие рабы жили, где хотели; у них были свои дома, движимость и свое хозяйство. Их небольшие с.199 сбережения составляли их собственность. Поэт Эсхин26 рассказывает об одном рабе, который был богат и вел широкий образ жизни. Но мало вероятно, чтобы эти рабы пользовались правом являться в суд. Если им приходилось вести процесс, они должны были обращаться к посредничеству гражданина, бывшего их патроном. Они допускались к религиозным церемониям, и государство доставляло им все необходимое, чтобы они могли присутствовать там с честью. В одной надписи перечисляются следующие расходы: за одну жертву, которую общественные рабы принесли во время одного праздника (χοαί), — 23 драхмы (около 8 руб. 50 коп.); за посвящение двух общественных рабов в малые мистерии27 — 30 драхм (около 11 руб.).
(Caillemer. Dict. des antiq., II, стр. 91—
11. Беглые рабы.
Нередко бывало, что раб убегал от своего хозяина, несмотря на все предосторожности, которые принимались по отношению к подозреваемым в недобром намерении, т. е. несмотря на ножные кандалы, цепи на руках, ошейники на шее, а иногда клейма на лбу. Рабы пользовались для побега малейшими неурядицами, переживаемыми государством — войнами или внутренними волнениями; некоторые не ожидали даже и таких случаев. Владельцы стремились поймать их, потому что всякий раб представлял собой известный капитал, который никому не хотелось утрачивать. За рабами отправляли погоню; требовали их выдачи от государств, в которых они скрывались бегством; делали объявления, обещающие приличное вознаграждение тому, кто приведет их обратно. Вот образчик подобного объявления; оно найдено в Египте, но написано по-гречески и касается раба из Александрии, города вполне греческого.
«Один раб Аристогена, сына Хризиппа из Алабанды с.200 (в Малой Азии), скрылся из Александрии. Зовут его Гермон, но он носит также прозвище Нилоса; он родом сириец, из города Бамбика; ему около 18 лет; он среднего роста, без бороды, со стройными ногами; на подбородке у него ямочка, около левой ноздри родимое пятно; пониже левого угла рта — шрам; на правой руке изображены варварские буквы.
В момент его бегства на нем был пояс с тремя золотыми монетами ценою в одну мину и 10 жемчужин; у него было железное кольцо с лекифом28 и скребницей; одеждой ему служили хламида и передник.
Доставивший его получит 2 таланта медью и 3000 драхм; тот же, кто только укажет его убежище, получит 1 талант и 2000 драхм, если беглец находится в священном месте; если же он скрывается в доме состоятельного человека, подлежащего взысканию, то — 3 таланта и 5000 драхм.
Если кто желает сделать заявление об этом, пусть обратится к служащим у стратега.
С ним вместе скрылся еще Бион, раб Калликрата; рост низкий, плечи широкие, глаза зеленоватые. Когда он бежал, на нем был гиматион29, короткий рабский плащ, и женская шкатулка ценою в 6 талантов и 5000 драхм медью.
Доставивший его получит столько же, как и в первом случае. Заявления относительно этого раба делать также служащим стратега».
(Letronne. Journal des Savants, 1833 г., стр. 329).
12. Восстание рабов.
«Раб, — говорит Платон, — имущество крайне беспокойное. Опыт доказывал это неоднократно; частые бунты в Мессении, бедствия в государствах, в которых скопляется много рабов, говорящих на одном с.201 языке, а также события в Италии, где рабы-бродяги производят различные разбойничьи нападения — подтверждают высказанную мысль более, чем достаточно. Неудивительно, что в виду всех затруднений не знаешь, как лучше поступить. Со своей стороны, я вижу только два средства: во-первых, если господа хотят, чтобы рабы легче переносили свою неволю, — не держать рабов одной и той же нации, а по возможности приобретать таких, которые говорят на различных языках; во-вторых, хорошо обращаться с ними, что важно не только для рабов, но еще более для наших собственных интересов». («Законы», книга VI).
Историк Нимфодор30 рассказывает о восстании рабов на острове Хиосе, где рабство было сильно развито. Впрочем, возможно, что этот рассказ — только легенда.
«Рабы хиосцев покидают своих господ и убегают в горы; оттуда они толпами нападают на поместья и разграбляют их. Горная и лесистая местность этого острова благоприятствует им. Сами хиосцы рассказывают, что недавно в горы убежал один раб; он был храбрым и не без военных способностей; он собрал вокруг себя беглых рабов, образовал из них войско и стал их предводителем. Против него часто устраивались походы, но безуспешно. В конце концов Дримак (так было его имя) обратился к хиосцам с такой речью:
„Бедствия, причиняемые вам вашими бывшими рабами, не прекратятся; это предсказывает нам божественный оракул. Послушайте меня: оставьте нас в покое, и вам будет только лучше”. Тогда с ним вступили в переговоры, и между обеими сторонами было заключено перемирие; Дримак после этого приказал сделать себе собственные меры, весы и печать. Он показал их хиосцам и сказал: „Все, что я получу от вас, я буду перемеривать и перевешивать; когда у меня будет всего достаточно, я наложу печати на ваши амбары. Если с.202 кто-нибудь из ваших рабов убежит, я разберу его дело; я оставлю у себя тех, у которых окажутся достаточные основания жаловаться на своих господ; других я буду отправлять обратно”.
С тех пор число побегов уменьшилось, потому что все боялись его приговоров. Рабы, находящиеся около него, боялись его гораздо больше, чем своих господ, и повиновались ему, как предводителю войска. Он наказывал за нарушение дисциплины и не позволял никому грабить поля и причинять без его приказа жителям какой-либо вред. В дни праздников он разъезжал по поместьям и получал от хозяев вино, откормленных жертвенных животных и другие дары; если он узнавал, что кто-нибудь из них замышлял погубить его, он наказывал виновного. Впоследствии хиосское государство назначило вознаграждение за его голову.
„Я достаточно пожил, — сказал он одному из своих друзей; — ты молод и во цвете лет; убей меня; ты будешь богат, свободен и счастлив”. Друг его не соглашался, но потом Дримак убедил его, и он принес хиосцам голову своего предводителя. Но хиосцы снова оказались жертвой грабежей беглых рабов; тогда они вспомнили о справедливости Дримака и воздвигли ему, как полубогу, надгробие. До сих пор беглые рабы отдают ему часть своей первой добычи. Рассказывают, что он часто является во сне многим господам, чтобы предупредить их о недобрых замыслах их рабов. Те, кому он оказывает эти услуги, совершают на его могиле жертвоприношения».
(Нимфодор. Fragmenta historicorum graecorum, изд. Didot, т. II, fragm. 12).
13. Отпущение на волю.
Афинский раб мог получить свободу или в силу постановления государства, или путем выкупа, или благодаря отпускной, дарованной ему его господином.
1. Если раб оказывал крупную услугу государству, с.203 например, доносил о преступлении или сражался на войне, государство в виде вознаграждения даровало ему свободу. Так, рабы, принявшие участие в битве при Аргинусских островах31, были объявлены свободными. В этом случае хозяин раба имел право на вознаграждение, выплачиваемое ему из государственных средств.
2. Раб мог также купить свою свободу на свои сбережения или на чужие деньги. Неизвестно, однако, был ли обязан господин принять выкуп раба или он имел право отказать в этом.
3. Чаще всего отпущение на волю происходило по завещанию господина, который, умирая, освобождал рабов, хорошо ему служивших. Но освобождение раба могло произойти также и благодаря действию господина при жизни. Потому-то и встречаются отпущения, объявлявшиеся на суде или перед народным собранием.
Вне Аттики применялись и другие формы отпущения на волю. В Мантинее и во многих фессалийских городах государство гарантировало вольноотпущеннику свободу под условием уплаты им налога, взимаемого один раз навсегда. В других местах, а именно в Беотии и Фокиде, часто случалось, что господин посвящал своего вольноотпущенника какому-нибудь божеству; в этом случае было запрещено ввергать его снова в рабство; жрец и должностные лица должны были защищать его от попыток такого рода. Прибегали также к следующему приему. Господин и раб приходили к дверям храма; там жрецы принимали раба, как бы отдаваемого богу, и выплачивали господину при нескольких свидетелях условленную сумму. Раб в этом случае принадлежал божеству, и так как выкуп за освобождение вручался богу, то свобода раба охранялась самим этим божеством.
Вольноотпущенный занимал среднее положение между рабом и свободным человеком. Он приравнивался к с.204 метэкам; поэтому он выплачивал государству ежегодную подать и был обязан иметь патрона32, которым обыкновенно делался его прежний господин. Он не имел никаких политических прав и даже не пользовался всеми гражданскими правами. В Афинах он не мог владеть землей; он не имел также права завещать свое имущество; если он умирал бездетным, его достояние неизбежно доставалось его патрону.
Патрон пользовался даже правом по своему усмотрению ограничивать свободу вольноотпущенного, как это будет видно из нижеследующих документов. Вольноотпущенник при всех обстоятельствах был обязан по отношению к патрону послушанием и почтением; он должен был предлагать ему при всяком случае свои услуги, советоваться с ним, желая вступить в брак, и отказаться от женитьбы, не одобряемой господином. Если он не выполнял этих обязанностей, то по постановлению суда мог быть снова ввергнут в рабство.
(По Caillemer et Foucart. Dict. des antiquités, I, стр. 301 и сл.).
14. Акт отпущения на волю.
«Праксий, сын Теона, отпускает на волю Евпраксию и ее маленького ребенка, по имени Дориона. Пусть никто не лишит их каким-либо образом свободы. Пусть они живут у Праксия и жены его Афродизии до конца жизни последних; пусть они похоронят своих господ и воздадут им погребальные почести. Если они не выполнят этого долга, отпускная потеряет силу, и они принуждены будут заплатить пеню в 30 мин серебром (около 1100 руб.). Если кто-нибудь завладеет ими или поработит их, это порабощение будет недействительно и подлежит проклятию, а виновный заплатит штраф в 30 мин, которые будут разделены пополам между патроном вольноотпущенных и богом Асклепием. Всякий с.205 фокеец, желающий взять их под свое покровительство, может быть их патроном».
(Dittenberger. Sylloge inscript. graecar., 445).
15. Другой акт отпущения на волю.
«Эпихарид, сын Эвдама из Лелеи, продал богу на следующих условиях одну женщину, родом сириянку, по имени Азию. Согласно условию между Азией и богом, цена ее равняется трем с половиной минам серебра (около 130 руб.). Она будет свободной, и ее свобода должна быть защищена от посягательств в течение всей ее жизни; она может делать, что ей угодно, но при условии жить в Лелее. Поручители: Диодор, сын Геракона, и Тимокл, сын Тразеи, — дельфийцы.
Если кто-нибудь попытается обратить Азию в рабство, Эпихарид и его поручители обязаны отстаивать действительность покупки, совершенной богом. Если они не сделают этого, то подлежат ответственности согласно договору и законам. Вместе с тем, если кто-нибудь встретит Азию, может силою вернуть ей свободу, без страха судебного процесса или какого-либо наказания. Без позволения Эпихарида Азия не имеет права жить вне Лелеи; в противном случае продажа ее (божеству) делается недействительной. Ей строго воспрещается также отчуждать какую-либо часть ее имущества; в противном случае продажа Азии (богу) недействительна.
Если она умрет, ее имущество целиком перейдет к Эпихариду или его наследникам.
Свидетели: 3 должностных и 6 частных лиц. Купчая хранится у фокейца Кафисона, сына Эвклида из Лелеи, и у дельфийца Мантия, сына Дамохара».
(Dittenberger. Sylloge, 465).
ПРИМЕЧАНИЯ