История Рима

Книга первая
До упразднения царской власти

с.113 108

Гла­ва IX

ЭТРУСКИ

Этрус­ская нацио­наль­ность

Этрус­ки, или, как они сами себя назы­ва­ли, разен­ны¹, пред­став­ля­ют чрез­вы­чай­но рез­кую про­ти­во­по­лож­ность как латин­ским и сабель­ским ита­ли­кам, так и гре­кам. Уже по одно­му тело­сло­же­нию эти наро­ды не похо­ди­ли друг на дру­га: вме­сто строй­ной про­пор­цио­наль­но­сти всех частей тела, кото­рой отли­ча­лись гре­ки и ита­ли­ки, мы видим на этрус­ских изва­я­ни­ях лишь малень­ких при­зе­ми­стых людей с боль­ши­ми голо­ва­ми и тол­сты­ми рука­ми. С дру­гой сто­ро­ны, все, что нам извест­но о нра­вах и обы­ча­ях это­го наро­да, так­же свиде­тель­ст­ву­ет о его глу­бо­ком корен­ном отли­чии от гре­ко-ита­лий­ских пле­мен, и в осо­бен­но­сти его рели­гия: у тус­ков она име­ет мрач­ный, фан­та­сти­че­ский харак­тер, пол­на мисти­че­ски­ми сопо­став­ле­ни­я­ми чисел и состо­ит из жесто­ких и диких воз­зре­ний и обы­ча­ев, кото­рые име­ют так же мало обще­го с ясным рацио­на­лиз­мом рим­лян, как и с гуман­но-свет­лым пре­кло­не­ни­ем элли­нов перед изо­бра­же­ни­я­ми богов. Вывод, кото­рый мож­но отсюда сде­лать, под­твер­жда­ет­ся и самым вес­ким дока­за­тель­ст­вом нацио­наль­но­сти — язы­ком; как ни мно­го­чис­лен­ны дошед­шие до нас остат­ки это­го язы­ка и как ни раз­но­об­раз­ны нахо­дя­щи­е­ся у нас под рукою сред­ства для их рас­шиф­ров­ки, все-таки язык этрус­ков явля­ет­ся до такой сте­пе­ни изо­ли­ро­ван­ным, что до сих пор еще не уда­лось не толь­ко объ­яс­нить смысл его остат­ков, но и с досто­вер­но­стью опре­де­лить его место в клас­си­фи­ка­ции извест­ных нам язы­ков. В исто­рии это­го язы­ка мы ясно раз­ли­ча­ем два пери­о­да. В самом древ­нем пери­о­де вока­ли­за­ция про­веде­на пол­но­стью и столк­но­ве­ние двух соглас­ных избе­га­ет­ся почти без исклю­че­ния². Но вслед­ст­вие усе­че­ния глас­ных и соглас­ных послед­них букв и вслед­ст­вие ослаб­ле­ния или про­пус­ка глас­ных этот мяг­кий и звуч­ный язык мало-пома­лу пре­вра­тил­ся с.114 в невы­но­си­мо жест­кий и гру­бый³; так напри­мер, ramϑa обра­зо­ва­лось из ra­muϑaſ^[1], Tarchnaſ — из Tar­qui­nius, Menrva — из Mi­ner­va, Men­le, Pul­tu­ke, Elchsentre — из Me­ne­laos, Po­ly­deu­kes, Ale­xandros. Как небла­го­звуч­но и гру­бо было 109 про­из­но­ше­ние, все­го яснее вид­но из того, что этрус­ки еще в очень ран­нюю пору пере­ста­ли раз­ли­чать o от u, b от p, c от g, d от t. При этом и уда­ре­ние, так же как в латин­ском язы­ке и в самых гру­бых гре­че­ских диа­лек­тах, посто­ян­но пере­но­сит­ся на началь­ный слог. Точ­но так же было поступ­ле­но и с при­ды­ха­тель­ны­ми соглас­ны­ми; меж­ду тем как ита­ли­ки отбра­сы­ва­ли их, за исклю­че­ни­ем при­ды­ха­тель­ной b или f, а гре­ки, наобо­рот, удер­жа­ли, за исклю­че­ни­ем это­го зву­ка, осталь­ные — ϑ, φ, χ, этрус­ки совер­шен­но отбра­сы­ва­ют самую мяг­кую и самую при­ят­ную для слу­ха φ (за исклю­че­ни­ем ее употреб­ле­ния в сло­вах, заим­ст­во­ван­ных из дру­гих язы­ков) и, наобо­рот, употреб­ля­ют три осталь­ные в самых широ­ких раз­ме­рах даже там, где они преж­де вовсе не употреб­ля­лись; так напри­мер, вме­сто The­tis у них выхо­дит The­this, вме­сто Te­le­phus — The­la­phe, вме­сто Odys­seus — Utu­ze или Ut­hu­ze. Немно­гие окон­ча­ния и сло­ва, смысл кото­рых уже выяс­нен, в боль­шин­стве не име­ют ника­ко­го сход­ства с гре­ко-ита­лий­ски­ми; сюда при­над­ле­жат все без исклю­че­ния чис­ли­тель­ные име­на; затем окон­ча­ние al, кото­рым обо­зна­ча­ет­ся родо­вое про­ис­хож­де­ние, неред­ко употреб­ля­ет­ся в знак того, что назва­ние дано по име­ни мате­ри, как, напри­мер, в над­пи­си, най­ден­ной в Кью­зи и сде­лан­ной на двух язы­ках, сло­во Ca­nial пере­веде­но сло­ва­ми Cain­nia na­tus; окон­ча­ние sa при­бав­ля­ет­ся к жен­ским име­нам для обо­зна­че­ния того рода, в кото­рый жен­щи­на всту­пи­ла, вышед­ши замуж; так напри­мер, супру­га неко­е­го Лици­ния назы­ва­лась Lec­ne­sa. Так, ce­la или clan с паде­жом clen­si зна­чит сын; seχ — дочь; ril — год; бог Гер­мес назы­ва­ет­ся Turms, Афро­ди­та — Tu­ran, Гефест — Seth­lans, Бахус — Fuf­luns. Впро­чем, рядом с эти­ми свое­об­раз­ны­ми фор­ма­ми и зву­ка­ми встре­ча­ют­ся и неко­то­рые ана­ло­гии меж­ду этрус­ским язы­ком и ита­лий­ски­ми наре­чи­я­ми. Соб­ст­вен­ные име­на сло­жи­лись, в сущ­но­сти, по обще­му ита­лий­ско­му образ­цу; очень употре­би­тель­ное для обо­зна­че­ния родо­во­го про­ис­хож­де­ния окон­ча­ние enas или ena⁴ то же, что окон­ча­ние enus, кото­рое так часто встре­ча­ет­ся в ита­лий­ских и в осо­бен­но­сти в сабель­ских родо­вых име­нах, как напри­мер, этрус­ские соб­ст­вен­ные име­на Mae­ce­nas и Spu­rin­na в точ­но­сти соот­вет­ст­ву­ют с.115 рим­ским Mae­cius и Spu­rius. Мно­гие име­на богов, встре­чаю­щи­е­ся на этрус­ских памят­ни­ках или счи­таю­щи­е­ся писа­те­ля­ми за этрус­ские, так похо­жи на латин­ские и по сво­е­му кор­ню и частью по сво­им окон­ча­ни­ям, что если они дей­ст­ви­тель­но были этрус­ско­го про­ис­хож­де­ния, то могут счи­тать­ся за дока­за­тель­ство тес­но­го род­ства двух язы­ков; так напри­мер, Usil (солн­це и утрен­няя заря, в род­стве со сло­ва­ми ausum, aurum, auro­ra, sol), Mi­ner­va (me­ner­va­re), La­sa (las­ci­vus), Nep­tu­nus, Vol­tum­na. Одна­ко эти ана­ло­гии смог­ли быть послед­ст­ви­ем воз­ник­ших в более позд­нюю пору поли­ти­че­ских и рели­ги­оз­ных отно­ше­ний меж­ду этрус­ка­ми и лати­на­ми и мог­ли быть резуль­та­том про­ис­хо­див­ших после того под­ра­жа­ний и заим­ст­во­ва­ний; поэто­му они не могут слу­жить опро­вер­же­ни­ем для того, извле­чен­но­го нами из дру­гих дан­ных, выво­да, что язык тус­ков имел во вся­ком слу­чае так же мало сход­ства со все­ми гре­ко-ита­лий­ски­ми наре­чи­я­ми, как язы­ки кельт­ский и сла­вян­ский. По край­ней мере, таким он зву­чал в ушах рим­лян; они нахо­ди­ли, что тус­ки и гал­лы гово­рят на вар­вар­ских язы­ках, а оски и воль­ски на мужиц­ких наре­чи­ях^[2]. Но хотя этрус­ский язык и не имел ниче­го обще­го с кор­нем 110 гре­ко-ита­лий­ских наре­чий, все-таки до сих пор еще не уда­лось при­чис­лить его к како­му-нибудь из извест­ных нам корен­ных язы­ков. В самых раз­но­род­ных наре­чи­ях уче­ные ста­ра­лись отыс­кать корен­ное род­ство с этрус­ским, но и поверх­ност­ные рас­сле­до­ва­ния и самые уси­лен­ные розыс­ки все без исклю­че­ния не при­ве­ли ни к како­му резуль­та­ту; не было най­де­но сход­ства даже с язы­ком бас­ков, к кото­ро­му обра­ща­лись преж­де всех дру­гих из гео­гра­фи­че­ских сооб­ра­же­ний. И в дошед­ших до нас незна­чи­тель­ных остат­ках язы­ка лигу­ров, кото­рые сохра­ни­лись в неко­то­рых мест­ных назва­ни­ях и соб­ст­вен­ных име­нах, не най­де­но ника­кой свя­зи с язы­ком тус­ков. Даже без вести исчез­нув­ший народ, кото­рый на ост­ро­вах Туск­ско­го моря и в осо­бен­но­сти на ост­ро­ве Сар­ди­нии стро­ил тыся­чи зага­доч­ных гроб­ниц, кото­рые назва­ны «нур­ха­га­ми», не мог иметь ника­кой свя­зи с этрус­ка­ми, так как на этрус­ской терри­то­рии не най­де­но ни одно­го подоб­но­го соору­же­ния. Толь­ко по неко­то­рым отры­воч­ным и, как кажет­ся, доволь­но надеж­ным ука­за­ни­ям, мож­но пред­по­ла­гать, что этрус­ков сле­ду­ет отне­сти к чис­лу индо-гер­ман­цев. Так, осо­бен­но mi в нача­ле мно­гих древ­ней­ших над­пи­сей, без сомне­ния, то же, что ἐμί, εἰμί, а фор­ма роди­тель­но­го паде­жа корен­ных слов ve­ne­ruſ, ra­fu­vuſ встре­ча­ет­ся так­же в древ­не­ла­тин­ском и соот­вет­ст­ву­ет древ­не­му сан­скрит­ско­му окон­ча­нию as. Подоб­ным же обра­зом имя этрус­ско­го Зев­са Ti­na, или Ti­nia, конеч­но, нахо­дит­ся в такой же свя­зи с сан­скрит­ским di­na — день, в какой Ζάν нахо­дит­ся с одно­зна­чу­щим diwan. Но даже при всем этом этрус­ский народ пред­став­ля­ет­ся нам едва ли менее изо­ли­ро­ван­ным. Уже Дио­ни­сий гово­рил, что «этрус­ки не с.116 похо­жи сво­им язы­ком и обы­ча­я­ми ни на какой народ»; а к это­му и нам нече­го доба­вить.

Роди­на этрус­ков

Так же труд­но ска­зать что-либо опре­де­лен­ное о том, откуда пере­се­ли­лись этрус­ки в Ита­лию; но мы отто­го не мно­го теря­ем, так как это пере­се­ле­ние во вся­ком слу­чае при­над­ле­жит к пери­о­ду дет­ства это­го наро­да, а его исто­ри­че­ское раз­ви­тие и нача­лось и закон­чи­лось в Ита­лии. Одна­ко едва ли най­дет­ся дру­гой вопрос, на раз­ре­ше­ние кото­ро­го было бы потра­че­но боль­ше уси­лий вслед­ст­вие при­выч­ки архео­ло­гов доис­ки­вать­ся пре­иму­ще­ст­вен­но того, чего и невоз­мож­но и даже вовсе не нуж­но знать, как напри­мер «кто была мать Геку­бы», по выра­же­нию импе­ра­то­ра Тиве­рия. Судя по тому, что древ­ней­шие и зна­чи­тель­ней­шие этрус­ские горо­да нахо­ди­лись глу­бо­ко внут­ри мате­ри­ка, а на самом бере­гу моря не было ни одно­го сколь­ко-нибудь выдаю­ще­го­ся этрус­ско­го горо­да кро­ме Попу­ло­нии, кото­рый, как нам поло­жи­тель­но извест­но, не вхо­дил в древ­ний Союз две­на­дца­ти горо­дов, далее, судя по тому, что в исто­ри­че­скую эпо­ху этрус­ки подви­га­лись с севе­ра на юг, сле­ду­ет пола­гать, что они попа­ли на полу­ост­ров сухим путём; к тому же мы заста­ем их на такой низ­кой сту­пе­ни куль­ту­ры, при кото­рой пере­се­ле­ние мор­ским путем немыс­ли­мо. Через про­ли­вы наро­ды пере­би­ра­лись и в древ­ней­шие вре­ме­на, как через реки; но высад­ка на запад­ном бере­гу Ита­лии пред­по­ла­га­ет совер­шен­но дру­гие усло­вия. Поэто­му древ­ней­шее место житель­ства этрус­ков сле­ду­ет искать к запа­су или к севе­ру от Ита­лии. Нель­зя назвать совер­шен­но неправ­до­по­доб­ным пред­по­ло­же­ние, что этрус­ки пере­бра­лись в Ита­лию через Ретий­ские Аль­пы, так как древ­ней­шие из извест­ных нам оби­та­те­лей Грау­бюн­де­на и Тиро­ля — реты — гово­ри­ли с само­го нача­ла исто­ри­че­ской эпо­хи по-этрус­ски, и даже в их назва­нии есть какое-то созву­чие с назва­ни­ем разен­нов; это, конеч­но, мог­ли быть остат­ки этрус­ских посе­ле­ний на бере­гах По, но по мень­шей мере 111 столь­ко же прав­до­по­доб­но и то, что это была часть наро­да, кото­рая оста­лась на ста­рых посе­ле­ни­ях. Но этой про­стой и есте­ствен­ной догад­ке рез­ко про­ти­во­ре­чит рас­сказ о том, что этрус­ки были пере­се­лив­ши­е­ся из Азии лидий­цы. Этот рас­сказ при­над­ле­жит к чис­лу очень древ­них. Он встре­ча­ет­ся уже у Геро­до­та и потом повто­ря­ет­ся у позд­ней­ших исто­ри­ков с бес­чис­лен­ны­ми изме­не­ни­я­ми и допол­не­ни­я­ми, хотя неко­то­рые осмот­ри­тель­ные иссле­до­ва­те­ли, как напри­мер Дио­ни­сий, реши­тель­но вос­ста­ют про­тив тако­го мне­ния и при этом ука­зы­ва­ют на тот факт, что меж­ду лидий­ца­ми и этрус­ка­ми не было ни малей­ше­го сход­ства ни в рели­гии, ни в зако­нах, ни в обы­ча­ях, ни в язы­ке. Конеч­но, мог­ло слу­чить­ся, что какая-нибудь куч­ка мало­ази­ат­ских пира­тов про­бра­лась в Этру­рию и что ее похож­де­ния вызва­ли появ­ле­ние таких ска­зок, но еще более прав­до­по­доб­но, что весь этот рас­сказ осно­ван на про­стом недо­ра­зу­ме­нии. с.117 Ита­лий­ские этрус­ки, или Turs-en­nae (так как эта фор­ма назва­ния, по-види­мо­му, была пер­во­на­чаль­ной и лежа­ла в осно­ве гре­че­ско­го назва­ния Τυρσ-ηνοί, Τυῤῥη­νοί, умбр­ско­го Turs-ci и обо­их рим­ских Tus­ci, Et­rus­ci), в неко­то­рой мере схо­дят­ся по назва­нию с лидий­ским наро­дом Τοῤῥη­βοί или, как он так­же назы­вал­ся, Τυῤῥ-ηνοί по име­ни горо­да Τύῤῥα, а это оче­вид­но слу­чай­ное сход­ство назва­ний, как кажет­ся, и послу­жи­ло един­ст­вен­ным фун­да­мен­том как для упо­мя­ну­той гипо­те­зы, ниче­го не выиг­рав­шей от сво­ей древ­но­сти, так и для постро­ен­ной на ней из раз­но­го исто­ри­че­ско­го хла­ма вави­лон­ской баш­ни. Тогда ста­ли отыс­ки­вать связь меж­ду ремеслом лидий­ских пира­тов и древним море­пла­ва­ни­ем этрус­ков и дошли до того (преж­де всех, сколь­ко нам извест­но, сде­лал это Фукидид), что осно­ва­тель­но или неосно­ва­тель­но сме­ша­ли торреб­ских мор­ских раз­бой­ни­ков с гра­бив­ши­ми и блуж­дав­ши­ми на всех морях пира­та­ми-пелас­га­ми; все это про­из­ве­ло самую без­образ­ную пута­ни­цу в обла­сти исто­ри­че­ских пре­да­ний. Под назва­ни­ем тирре­ны ста­ли разу­меть то лидий­ских торре­бов (как это вид­но из древ­ней­ших источ­ни­ков и из гим­нов Гоме­ра), то пеласгов (кото­рых назы­ва­ли тирре­на­ми-пелас­га­ми или про­сто тирре­на­ми), то ита­лий­ских этрус­ков, несмот­ря на то, что эти послед­ние нико­гда не всту­па­ли в близ­кие сно­ше­ния ни с пелас­га­ми, ни с торре­ба­ми и даже не состо­я­ли в пле­мен­ном род­стве ни с теми, ни с дру­ги­ми.

Места этрус­ской осед­ло­сти в Ита­лии

С дру­гой сто­ро­ны, в инте­ре­сах исто­рии необ­хо­ди­мо с досто­вер­но­стью доис­кать­ся, где нахо­ди­лись древ­ней­шие места житель­ства этрус­ков и как этот народ дви­гал­ся оттуда далее. О том, что до вели­ко­го наше­ст­вия кель­тов этрус­ки жили к севе­ру от реки По (Pa­dus), сопри­ка­са­ясь с восточ­ной сто­ро­ны на бере­гах Эча с вене­та­ми, при­над­ле­жав­ши­ми к илли­рий­ско­му (аль­бан­ско­му?) пле­ме­ни, а с запад­ной — с лигу­ра­ми, есть нема­ло ука­за­ний; об этом глав­ным обра­зом свиде­тель­ст­ву­ет уже ран­нее упо­мя­ну­тый гру­бый этрус­ский диа­лект, на кото­ром еще во вре­ме­на Ливия гово­ри­ло насе­ле­ние Ретий­ских Альп, рав­но как оста­вав­ша­я­ся до позд­ней поры туск­ским горо­дом Ман­туя. К югу от По и близ устьев этой реки этрус­ки и умб­ры сме­ши­ва­лись меж­ду собою — пер­вые в каче­стве гос­под­ст­ву­ю­ще­го пле­ме­ни, вто­рые в каче­стве древ­ней­ших оби­та­те­лей стра­ны, осно­вав­ших ста­рин­ные тор­го­вые горо­да Атрию и Спи­ну; одна­ко Фель­си­на (Боло­нья) и Равен­на, как кажет­ся, были осно­ва­ны тус­ка­ми. Про­шло мно­го вре­ме­ни, преж­де чем кель­ты пере­бра­лись через По; отто­го-то этрус­ско-умбр­ский быт и пустил гораздо более глу­бо­кие кор­ни на пра­вом бере­гу этой реки, чем на ранее утра­чен­ном левом. Впро­чем, все мест­но­сти к севе­ру от Апен­нин так быст­ро 112 пере­хо­ди­ли от одно­го наро­да к дру­го­му, что ни один из этих наро­дов не мог достиг­нуть там проч­но­го раз­ви­тия. Для исто­рии гораздо более важ­но обшир­ное посе­ле­ние тус­ков в той стране, кото­рая и в насто­я­щее вре­мя еще носит их имя. Если с.118 там когда-нибудь и жили лигу­ры или умб­ры (с.108), то следы их пре­бы­ва­ния были почти совер­шен­но изгла­же­ны окку­па­ци­ей и циви­ли­за­ци­ей этрус­ков. В этой стране, про­сти­раю­щей­ся вдоль бере­гов моря от Пизы до Тарк­ви­ний и замкну­той с восточ­ной сто­ро­ны Апен­ни­на­ми, этрус­ская нация нашла для себя проч­ную осед­лость и с боль­шой стой­ко­стью про­дер­жа­лась там до вре­мен импе­рии. Север­ной гра­ни­цей соб­ст­вен­но туск­ской стра­ны была река Арно; зем­ли, кото­рые тянут­ся оттуда к севе­ру вплоть до устьев Мак­ры и до под­но­жия Апен­нин, были спор­ной терри­то­ри­ей, нахо­див­шей­ся то в руках лигу­ров, то в руках этрус­ков, и пото­му там не мог­ло обра­зо­вать­ся зна­чи­тель­ных посе­ле­ний. С южной сто­ро­ны веро­ят­но были гра­ни­цей сна­ча­ла Цими­ний­ский лес (цепь хол­мов к югу от Витер­бо), а потом Тибр; уже было заме­че­но ранее (с.109), что стра­на меж­ду Цими­ний­ски­ми гора­ми и Тиб­ром с горо­да­ми Сут­ри­ем, Непе­те, Фале­ри­я­ми, Вей­я­ми и Цере была заня­та этрус­ка­ми гораздо поз­же, чем север­ные окру­га, быть может, не ранее вто­ро­го сто­ле­тия от осно­ва­ния Рима [сер. VII — сер. VI в.], и что корен­ное ита­лий­ское насе­ле­ние удер­жа­лось там на сво­их преж­них местах, осо­бен­но в Фале­ри­ях, хотя и в зави­си­мом поло­же­нии. С тех пор как Тибр сде­лал­ся гра­ни­цей Этру­рии со сто­ро­ны Умбрии и Лаци­у­ма, там мог­ло уста­но­вить­ся доволь­но мир­ное поло­же­ние дел, и веро­ят­но не про­ис­хо­ди­ло ника­ких суще­ст­вен­ных изме­не­ний гра­ниц, по мень­шей мере, на гра­ни­це с лати­на­ми. Как ни силь­но было в рим­ля­нах созна­ние, что этрус­ки были для них чуже­зем­ца­ми, а лати­ны — зем­ля­ка­ми, они, как кажет­ся, опа­са­лись напа­де­ний не столь­ко с пра­во­го бере­га реки, сколь­ко со сто­ро­ны сво­их сопле­мен­ни­ков из Габий и из Аль­бы; это объ­яс­ня­ет­ся тем, что со сто­ро­ны этрус­ков они были обес­пе­че­ны не толь­ко есте­ствен­ной гра­ни­цей — широ­кой рекой, но и тем бла­го­при­ят­ным для их тор­го­во­го и поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия обсто­я­тель­ст­вом, что ни один из самых силь­ных этрус­ских горо­дов не сто­ял так близ­ко от реки, как близ­ко сто­ял от нее на латин­ском бере­гу Рим. Бли­же всех от Тиб­ра жили вей­ен­ты, и с ними все­го чаще всту­па­ли в серь­ез­ные столк­но­ве­ния Рим и Лаци­ум из-за обла­да­ния Фиде­на­ми, кото­рые слу­жи­ли для вей­ен­тов на левом бере­гу Тиб­ра таким же пред­мост­ным укреп­ле­ни­ем, каким был для рим­лян на пра­вом бере­гу Яни­кул, и кото­рые пере­хо­ди­ли попе­ре­мен­но то в руки лати­нов, то в руки этрус­ков. Напро­тив того, с более отда­лен­ным горо­дом Цере отно­ше­ния были гораздо более мир­ны и дру­же­ст­вен­ны, чем вооб­ще меж­ду соседя­ми в те вре­ме­на. Хотя до нас и дошли смут­ные и очень древ­ние пре­да­ния о борь­бе меж­ду Лаци­у­мом и Цере и меж­ду про­чим о том, как церит­ский царь Мезен­ций одер­жал над рим­ля­на­ми вели­кие победы и обло­жил их данью вином, но гораздо опре­де­лен­нее, чем о той вре­мен­ной враж­де, пре­да­ния свиде­тель­ст­ву­ют нам о тес­ной свя­зи меж­ду эти­ми дву­мя самы­ми с.119 древни­ми цен­тра­ми тор­гов­ли и море­пла­ва­ния в Лаци­у­ме и Этру­рии. Вооб­ще, нет ника­ких несо­мнен­ных дока­за­тельств того, что этрус­ки про­ни­ка­ли сухим путем в стра­ны, лежа­щие на дру­гой сто­роне Тиб­ра. Хотя в рас­ска­зе о мно­го­чис­лен­ной вар­вар­ской армии, уни­что­жен­ной в 230 г. от осно­ва­ния Рима [524 г.] Ари­сто­де­мом под сте­на­ми Кум (с.112), этрус­ки и назва­ны преж­де всех дру­гих, но даже если допу­стить, что этот рас­сказ досто­ве­рен во всех сво­их подроб­но­стях, то из него мож­но будет сде­лать толь­ко тот вывод, 113 что этрус­ки при­ни­ма­ли уча­стие в боль­шом хищ­ни­че­ском наше­ст­вии. Гораздо важ­нее тот факт, что на юге от Тиб­ра нель­зя с досто­вер­но­стью ука­зать ни одно­го этрус­ско­го посе­ле­ния, осно­ван­но­го на сухом пути, и осо­бен­но, что нет ника­ких ука­за­ний на то, что этрус­ки тес­ни­ли латин­скую нацию. Обла­да­ние Яни­ку­лом и обо­и­ми бере­га­ми устьев Тиб­ра оста­ва­лось, сколь­ко нам извест­но, в руках рим­лян, и его никто у них не оспа­ри­вал. Что же каса­ет­ся пере­се­ле­ний отдель­ных этрус­ских общин в Рим, то мы име­ем о них толь­ко один отры­воч­ный, извле­чен­ный из туск­ских лето­пи­сей рас­сказ, из кото­ро­го вид­но, что одно сбо­ри­ще тус­ков, пред­во­ди­мое сна­ча­ла уро­жен­цем Воль­си­ний Цели­ем Вивен­ной, а после его гибе­ли — его вер­ным това­ри­щем Мастар­ной, было при­веде­но этим послед­ним в Рим. В этом нет ниче­го неправ­до­по­доб­но­го, но пред­по­ло­же­ние, что по име­ни это­го Целия был назван Целий­ский холм, оче­вид­но при­над­ле­жит к раз­ряду фило­ло­ги­че­ских вымыс­лов, а та при­бав­ка к рас­ска­зу, что этот Мастар­на сде­лал­ся рим­ским царем под име­нем Сер­вия Тул­лия, без сомне­ния, не что иное, как неправ­до­по­доб­ная догад­ка тех архео­ло­гов, кото­рые зани­ма­ют­ся выво­да­ми из сопо­став­ле­ния легенд. Сверх того, на суще­ст­во­ва­ние этрус­ских посе­ле­ний в Риме ука­зы­ва­ет «туск­ский квар­тал», нахо­див­ший­ся у под­но­жия Пала­ти­на (с.50). Так­же едва ли мож­но сомне­вать­ся в том, что послед­ний из гос­под­ст­во­вав­ших в Риме цар­ских родов — род Тарк­ви­ни­ев — был этрус­ско­го про­ис­хож­де­ния или из горо­да Тарк­ви­нии, как гла­сит леген­да, или из Цере, где был недав­но най­ден фамиль­ный склеп Тарх­на­сов; даже впле­тен­ное в леген­ду жен­ское имя Тана­к­виль, или Танх­виль, — не латин­ское, а, наобо­рот, очень употре­би­тель­ное в Этру­рии. Но что каса­ет­ся рас­ска­за, буд­то Тарк­ви­ний был сыном одно­го гре­ка, пере­се­лив­ше­го­ся из Корин­фа в Тарк­ви­нии и оттуда в каче­стве мете­ка в Рим, то его нель­зя назвать ни исто­ри­че­ским, ни леген­дар­ным, и в нем исто­ри­че­ская связь собы­тий не толь­ко пере­пу­та­на, но и совер­шен­но обо­рва­на. Из этой леген­ды едва ли мож­но что-нибудь извлечь кро­ме того голо­го и в сущ­но­сти вовсе без­раз­лич­но­го фак­та, что рим­ский ски­петр был под конец в руках цар­ско­го рода туск­ско­го про­ис­хож­де­ния; к это­му выво­ду мож­но при­со­во­ку­пить толь­ко то, что это гос­под­ство одно­го чело­ве­ка туск­ско­го про­ис­хож­де­ния над Римом не с.120 долж­но быть при­ни­мае­мо ни в смыс­ле вла­ды­че­ства тус­ков или какой-либо одной туск­ской общи­ны над Римом, ни в смыс­ле вла­ды­че­ства Рима над южной Этру­ри­ей. Дей­ст­ви­тель­но, ни одна из этих двух гипо­тез не име­ет доста­точ­ных осно­ва­ний; исто­рия Тарк­ви­ни­ев разыг­ры­ва­ет­ся в Лаци­у­ме, а не в Этру­рии, кото­рая, сколь­ко нам извест­но, не име­ла в тече­ние все­го цар­ско­го пери­о­да ника­ко­го суще­ст­вен­но­го вли­я­ния на язык и обы­чаи рим­лян и вооб­ще ничем не пре­пят­ст­во­ва­ла пра­виль­но­му раз­ви­тию рим­ско­го государ­ства или латин­ско­го сою­за. При­чи­ну таких пас­сив­ных отно­ше­ний Этру­рии к сосед­ней латин­ской стране, по всей веро­ят­но­сти, сле­ду­ет искать частью в борь­бе этрус­ков с кель­та­ми на бере­гах По, через кото­рую эти послед­ние пере­шли, как кажет­ся, лишь после изгна­ния из Рима царей, частью — в стрем­ле­нии этрус­ской нации к море­пла­ва­нию и к вла­ды­че­ству на морях и на при­мор­ском побе­ре­жье, как это вид­но, напри­мер, по их посе­ле­ни­ям в Кам­па­нии; но об этом будет идти речь в сле­дую­щей гла­ве.

Государ­ст­вен­ное устрой­ство этрус­ков

Туск­ское государ­ст­вен­ное устрой­ство, точ­но так же как гре­че­ское и латин­ское, было осно­ва­но на общине, пре­вра­тив­шей­ся в город. Но ран­няя наклон­ность этрус­ков к море­пла­ва­нию, тор­гов­ле и про­мыш­лен­но­сти созда­ла у них город­ской быт, как кажет­ся, ранее, 114 чем в осталь­ной Ита­лии; в гре­че­ских исто­ри­че­ских повест­во­ва­ни­ях город Цере упо­ми­на­ет­ся ранее всех дру­гих ита­лий­ских горо­дов. Напро­тив того, этрус­ки были и менее спо­соб­ны и менее склон­ны к воен­но­му делу, чем рим­ляне и сабел­лы; у них очень рано встре­ча­ет­ся вовсе не ита­лий­ский обы­чай употреб­лять в дело наем­ные вой­ска. Древ­ней­шая орга­ни­за­ция этрус­ских общин долж­но быть име­ла в сво­их общих чер­тах сход­ство с рим­ской; там власт­во­ва­ли цари, или луку­мо­ны, у кото­рых были такие же, как у рим­ских царей, наруж­ные зна­ки отли­чия, а пото­му, веро­ят­но, и такая же пол­нота вла­сти; меж­ду зна­тью и про­сто­на­ро­дьем суще­ст­во­ва­ла силь­ная враж­да; за сход­ство родо­во­го строя руча­ет­ся сход­ство в систе­ме соб­ст­вен­ных имен, толь­ко с тем раз­ли­чи­ем, что про­ис­хож­де­ние с мате­рин­ской сто­ро­ны име­ет гораздо более зна­че­ния у этрус­ков, чем в рим­ском пра­ве. Союз­ная орга­ни­за­ция, как кажет­ся, была очень сла­бой. Она обни­ма­ла не всю нацию: этрус­ки, жив­шие в север­ной части стра­ны и в Кам­па­нии, состав­ля­ли отдель­ные сою­зы, так же как и общи­ны соб­ст­вен­но Этру­рии; каж­дый из этих сою­зов состав­лял­ся из две­на­дца­ти общин, кото­рые име­ли одну мет­ро­по­лию пре­иму­ще­ст­вен­но для бого­слу­же­ния и гла­ву сою­за или, вер­нее, пер­во­свя­щен­ни­ка, но в сущ­но­сти были, кажет­ся, рав­но­прав­ны и частью так могу­ще­ст­вен­ны, что там не мог­ла воз­ник­нуть ничья геге­мо­ния и не мог­ла раз­вить­ся силь­ная цен­траль­ная власть. Мет­ро­по­ли­ей в соб­ст­вен­но Этру­рии были Воль­си­нии; из ее осталь­ных две­на­дца­ти горо­дов нам извест­ны по с.121 досто­вер­ным пре­да­ни­ям толь­ко Перу­зия, Вету­ло­ний, Воль­ци и Тарк­ви­нии. Но у этрус­ков так же ред­ко что-либо пред­при­ни­ма­лось сооб­ща, как, наобо­рот, чле­на­ми латин­ско­го сою­за что-либо пред­при­ни­ма­лось порознь: вой­на обык­но­вен­но велась какой-нибудь отдель­ной общи­ной, ста­рав­шей­ся при­влечь к уча­стию сво­их соседей, а если в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях сам союз пред­при­ни­мал вой­ну, то отдель­ные горо­да очень часто не при­ни­ма­ли в ней ника­ко­го уча­стия — коро­че ска­зать, отсут­ст­вие силь­ной руко­во­дя­щей вла­сти замет­но в этрус­ских сою­зах еще более, чем в дру­гих, схо­жих с ними ита­лий­ских пле­мен­ных сою­зах.