История Рима

Книга первая
До упразднения царской власти

с.122 115

Гла­ва X

ЭЛЛИНЫ В ИТАЛИИ. МОРСКОЕ МОГУЩЕСТВО ТУСКОВ И КАРФАГЕНЯН

Ита­лия и загра­нич­ные стра­ны

Исто­рия древ­них наро­дов осве­ща­ет­ся днев­ным све­том не сра­зу; в ней, как и повсюду, рас­свет начи­на­ет­ся с восто­ка. В то вре­мя как ита­лий­ский полу­ост­ров еще был погру­жен в глу­бо­кие сумер­ки, на бере­гах восточ­но­го бас­сей­на Сре­ди­зем­но­го моря уже со всех сто­рон све­ти­ла бога­то раз­ви­тая куль­ту­ра, а участь боль­шин­ства наро­дов — нахо­дить при пер­вых шагах сво­его раз­ви­тия руко­во­ди­те­ля и настав­ни­ка в каком-нибудь из рав­ных с ними по про­ис­хож­де­нию бра­тьев — выпа­ла в широ­ком раз­ме­ре и на долю ита­лий­ских пле­мен. Но вслед­ст­вие гео­гра­фи­че­ских усло­вий полу­ост­ро­ва такое внеш­нее вли­я­ние не мог­ло про­ник­нуть в него сухим путем. Мы не име­ем ника­ких ука­за­ний на то, чтобы в самые древ­ние вре­ме­на кто-либо поль­зо­вал­ся тем труд­но­про­хо­ди­мым сухим путем, кото­рый ведет из Гре­ции в Ита­лию. В зааль­пий­ские стра­ны, без сомне­ния, шли из Ита­лии тор­го­вые пути еще с неза­па­мят­ных вре­мен: древ­ней­ший из них — тот, по кото­ро­му при­во­зи­ли янтарь, — шел от бере­гов Бал­тий­ско­го моря и дости­гал бере­гов Сре­ди­зем­но­го моря близ устьев По, отче­го дель­та этой реки и назы­ва­лась в гре­че­ских леген­дах роди­ной янта­ря; к это­му пути при­мы­кал дру­гой — тот, кото­рый шел попе­рек полу­ост­ро­ва через Апен­ни­ны в Пизу; но этим путем не мог­ли быть зане­се­ны в Ита­лию зачат­ки циви­ли­за­ции. Все эле­мен­ты чуже­зем­ной куль­ту­ры, какие мы нахо­дим в ран­нюю пору в Ита­лии, были зане­се­ны в нее зани­мав­ши­ми­ся море­пла­ва­ни­ем восточ­ны­ми наро­да­ми. Древ­ней­ший из жив­ших на бере­гах Сре­ди­зем­но­го моря куль­тур­ных наро­дов — егип­тяне — еще не пла­вал по морю и пото­му не имел ника­ко­го вли­я­ния на Ита­лию. Так же мало вли­я­ния име­ли фини­кий­цы. Фини­кий­цы в Ита­лии Одна­ко они преж­де всех извест­ных нам наро­дов осме­ли­лись вый­ти из сво­ей тес­ной роди­ны, лежав­шей на край­нем восточ­ном пре­де­ле Сре­ди­зем­но­го моря, и пустить­ся в это море на пла­ву­чих домах сна­ча­ла для рыб­ной лов­ли и для добы­ва­ния рако­вин, а вско­ре после того с.123 и для тор­гов­ли; они преж­де всех откры­ли мор­скую тор­гов­лю и неимо­вер­но рано объ­е­ха­ли бере­га Сре­ди­зем­но­го моря вплоть до его край­не­го запад­но­го пре­де­ла. Фини­кий­ские мор­ские стан­ции появ­ля­ют­ся ранее эллин­ских почти на всех бере­гах это­го моря — как в самой Элла­де, на ост­ро­вах Кри­те и Кип­ре, в Егип­те, Ливии и Испа­нии, так и на бере­гах ита­лий­ско­го запад­но­го моря. Фукидид рас­ска­зы­ва­ет, что, преж­де чем гре­ки появи­лись в Сици­лии или, по мень­шей мере, преж­де чем они посе­ли­лись там в зна­чи­тель­ном чис­ле, фини­кий­цы уже успе­ли заве­сти 116 там на вре­зы­ваю­щих­ся в море высту­пах и боль­ших ост­ро­вах свои фак­то­рии для тор­гов­ли с тузем­ца­ми, а не с целью захва­та чужой зем­ли. Но не так было на ита­лий­ском мате­ри­ке. Из осно­ван­ных там фини­кий­ца­ми коло­ний нам до сих пор извест­на с неко­то­рой досто­вер­но­стью толь­ко одна — пуни­че­ская фак­то­рия под­ле горо­да Цере, вос­по­ми­на­ние о кото­рой сохра­ни­лось частью в назва­нии Pu­ni­cum, дан­ном одно­му местеч­ку на церит­ском бере­гу, частью во вто­ром назва­нии, дан­ном само­му горо­ду Цере — Агил­ла, кото­рое вовсе не про­ис­хо­дит от пеласгов, как это утвер­жда­ют сочи­ни­те­ли небы­лиц, а есть насто­я­щее фини­кий­ское сло­во, озна­чаю­щее «круг­лый город», каким и пред­став­ля­ет­ся Цере с бере­га. Что эта стан­ция — точ­но так же как и дру­гие ей подоб­ные, если они были дей­ст­ви­тель­но заведе­ны где-нибудь на бере­гах Ита­лии, — во вся­ком слу­чае была незна­чи­тель­на и недол­го­веч­на, дока­зы­ва­ет­ся тем, что она исчез­ла почти бес­след­но; тем не менее, нет ни малей­ше­го осно­ва­ния счи­тать ее более древ­ней, чем одно­род­ные с нею эллин­ские посе­ле­ния на тех же бере­гах. Нема­ло­важ­ным дока­за­тель­ст­вом того, что по край­ней мере Лаци­ум позна­ко­мил­ся с хана­а­ни­та­ми впер­вые через посред­ство элли­нов, слу­жит их латин­ское назва­ние Poe­ni, заим­ст­во­ван­ное из гре­че­ско­го язы­ка. Вооб­ще все древ­ней­шие сопри­кос­но­ве­ния ита­ли­ков с восточ­ной циви­ли­за­ци­ей реши­тель­но ука­зы­ва­ют на посред­ни­че­ство Гре­ции, а чтобы объ­яс­нить воз­ник­но­ве­ние фини­кий­ской фак­то­рии под­ле Цере, нет надоб­но­сти отно­сить его к доэл­лин­ско­му пери­о­ду, так как оно про­сто объ­яс­ня­ет­ся позд­ней­ши­ми хоро­шо извест­ны­ми сно­ше­ни­я­ми церит­ско­го тор­го­во­го государ­ства с Кар­фа­ге­ном. Доста­точ­но при­пом­нить, что древ­ней­шее море­пла­ва­ние было и оста­ва­лось, в сущ­но­сти, пла­ва­ни­ем вдоль бере­гов, чтобы понять, что едва ли какая-либо дру­гая из омы­вае­мых Сре­ди­зем­ным морем стран была так дале­ка от фини­кий­цев, как ита­лий­ский кон­ти­нент. Они мог­ли дости­гать это­го кон­ти­нен­та или с запад­ных бере­гов Гре­ции, или из Сици­лии, и весь­ма веро­ят­но, что эллин­ское море­пла­ва­ние рас­цве­ло доста­точ­но рано, для того чтобы опе­ре­дить фини­кий­цев как в пла­ва­нии по Адри­а­ти­че­ско­му морю, так и в пла­ва­нии по Тиррен­ско­му морю. Поэто­му нет ника­ко­го осно­ва­ния при­зна­вать искон­ное непо­сред­ст­вен­ное вли­я­ние фини­кий­цев на ита­ли­ков. Что же каса­ет­ся более с.124 позд­них сно­ше­ний фини­кий­цев с ита­лий­ски­ми оби­та­те­ля­ми бере­гов Тиррен­ско­го моря, кото­рые воз­ник­ли вслед­ст­вие мор­ско­го вла­ды­че­ства фини­кий­цев в запад­ной части Сре­ди­зем­но­го моря, то о них будет идти речь в дру­гом месте.

Гре­ки в Ита­лии

Итак, из всех наро­дов, жив­ших на бере­гах восточ­но­го бас­сей­на Сре­ди­зем­но­го моря, эллин­ские море­пла­ва­те­ли, по всей веро­ят­но­сти, преж­де всех ста­ли посе­щать бере­га Ита­лии. Одна­ко, если мы зада­дим­ся важ­ны­ми вопро­са­ми, из какой мест­но­сти и в какое вре­мя попа­ли туда гре­че­ские море­пла­ва­те­ли, мы будем в состо­я­нии дать сколь­ко-нибудь досто­вер­ный и обсто­я­тель­ный ответ толь­ко на пер­вый из них. Роди­на гре­че­ских пере­се­лен­цев Эллин­ское море­пла­ва­ние полу­чи­ло широ­кое раз­ви­тие впер­вые у эолий­ско­го и ионий­ско­го бере­гов Малой Азии, откуда гре­кам открыл­ся доступ и внутрь Чер­но­го моря и к бере­гам Ита­лии. В назва­нии Ионий­ско­го моря, до сих пор остав­шем­ся за вод­ным про­стран­ст­вом меж­ду Эпи­ром и Сици­ли­ей, и в назва­нии Ионий­ско­го зали­ва, пер­во­на­чаль­но дан­ном гре­ка­ми Адри­а­ти­че­ско­му морю, сохра­ни­лось вос­по­ми­на­ние о неко­гда откры­тых ионий­ски­ми море­пла­ва­те­ля­ми и южных бере­гах Ита­лии и восточ­ных. Древ­ней­шее гре­че­ское посе­ле­ние в Ита­лии — Кумы — было осно­ва­но, как это вид­но 117 и из его назва­ния и из пре­да­ний, горо­дом того же име­ни, нахо­див­шим­ся на ана­то­лий­ском побе­ре­жье. По заслу­жи­ваю­щим дове­рия эллин­ским пре­да­ни­ям, пер­вы­ми гре­ка­ми, объ­е­хав­ши­ми бере­га дале­ко­го запад­но­го моря, были мало­ази­ат­ские фокей­цы. По откры­то­му мало­ази­а­та­ми пути ско­ро после­до­ва­ли и дру­гие гре­ки — ионий­цы^[1] с ост­ро­ва Нак­со­са и из эвбей­ской Хал­киды, ахе­яне, лок­ры, родо­с­цы, корин­фяне, мегар­цы, мес­сен­цы, спар­тан­цы. Подоб­но тому как после откры­тия Аме­ри­ки циви­ли­зо­ван­ные евро­пей­ские нации спе­ши­ли пред­у­предить одна дру­гую в осно­ва­нии там коло­ний, а эти коло­ни­сты ста­ли глуб­же созна­вать солидар­ность евро­пей­ской циви­ли­за­ции сре­ди вар­ва­ров, чем в сво­ем преж­нем оте­че­стве, — пла­ва­ние гре­ков на запад и их посе­ле­ния в запад­ных стра­нах не были исклю­чи­тель­ной при­над­леж­но­стью какой-нибудь отдель­ной зем­ли или како­го-нибудь одно­го пле­ме­ни, а сде­ла­лись общим досто­я­ни­ем всей эллин­ской нации; и подоб­но тому как севе­ро­аме­ри­кан­ские коло­нии были сме­сью англий­ских посе­ле­ний с фран­цуз­ски­ми и гол­ланд­ских с немец­ки­ми — в состав гре­че­ской Сици­лии и «Вели­кой Гре­ции» вошли самые раз­но­об­раз­ные эллин­ские пле­мен­ные эле­мен­ты, до такой сте­пе­ни слив­ши­е­ся в одно целое, что их уже нель­зя было раз­ли­чать одни от дру­гих. Одна­ко за исклю­че­ни­ем несколь­ких сто­яв­ших особ­ня­ком посе­ле­ний, как напри­мер, посе­ле­ний локров с их высел­ка­ми Гип­по­ни­о­ном и Меда­мой и посе­ле­ния фокей­цев в Гиэ­ле (Ve­lia, Elea), осно­ван­ном уже в кон­це той эпо­хи, все эти коло­нии мож­но разде­лить на три глав­ных груп­пы. К пер­вой груп­пе при­над­ле­жат горо­да по сво­е­му про­ис­хож­де­нию ионий­ские, но впо­след­ст­вии с.125 извест­ные под общим назва­ни­ем хал­кид­ских, как то: в Ита­лии — Кумы, вме­сте с дру­ги­ми гре­че­ски­ми посе­ле­ни­я­ми у подош­вы Везу­вия, и Реги­он^[11], а в Сици­лии — Занк­ле (впо­след­ст­вии Мес­са­на), Нак­сос, Ката­на, Леон­ти­ны, Гиме­ра; вто­рую — ахей­скую — груп­пу состав­ля­ют Сиба­рис и боль­шин­ство вели­ко­гре­че­ских горо­дов; к третьей — дорий­ской — при­над­ле­жат: Сира­ку­зы, Гела, Акра­гант и боль­шин­ство сици­лий­ских коло­ний, а в Ита­лии — толь­ко Тарент (Ta­ren­tum) и его высел­ки Герак­лея. Вооб­ще, глав­ное уча­стие в пере­се­ле­нии при­над­ле­жа­ло само­му древ­не­му из эллин­ских пле­мен — ионий­цам — и пле­ме­нам, жив­шим в Пело­пон­не­се до пере­се­ле­ния туда дорян; из чис­ла этих послед­них самое дея­тель­ное уча­стие в пере­се­ле­ни­ях при­ни­ма­ли общи­ны со сме­шан­ным насе­ле­ни­ем, как напри­мер, Коринф и Мега­ра, а в более сла­бой сте­пе­ни — чисто дорий­ские мест­но­сти; это объ­яс­ня­ет­ся тем, что ионий­цы издав­на зани­ма­лись тор­гов­лей и море­пла­ва­ни­ем, а дорий­ские пле­ме­на доволь­но позд­но спу­сти­лись с лежа­щих внут­ри стра­ны гор в при­бреж­ные стра­ны и все­гда дер­жа­лись в сто­роне от мор­ской тор­гов­ли. Эти раз­лич­ные груп­пы пере­се­лен­цев очень ясно раз­ли­ча­ют­ся одна от дру­гой сво­ей монет­ной систе­мой. Фокей­ские пере­се­лен­цы чека­ни­ли свою моне­ту по ходя­че­му в Азии вави­лон­ско­му образ­цу. Хал­кид­ские горо­да дер­жа­лись в самые древ­ние вре­ме­на эгин­ско­го образ­ца, т. е. того, кото­рый пер­во­на­чаль­но пре­об­ла­дал во всей евро­пей­ской Гре­ции, и в осо­бен­но­сти в том его изме­нен­ном виде, кото­рый встре­ча­ет­ся на Эвбее. Ахей­ские общи­ны чека­ни­ли по коринф­ско­му образ­цу и, нако­нец, дорий­ские — по тому, кото­рый был введен Соло­ном в Атти­ке в 160 г. от осно­ва­ния Рима [594 г.], с тем толь­ко раз­ли­чи­ем, что Тарент и Герак­лея сле­до­ва­ли более при­ме­ру сво­их ахей­ских соседей, чем при­ме­ру сици­лий­ских дорян.

Вре­мя гре­че­ско­го пере­се­ле­ния

118 Вопрос о точ­ном опре­де­ле­нии вре­ме­ни, когда про­ис­хо­ди­ли пер­вые мор­ские поезд­ки и пер­вые пере­се­ле­ния, конеч­но, все­гда оста­нет­ся покры­тым глу­бо­ким мра­ком. Одна­ко и тут мы можем в неко­то­рой мере доис­кать­ся пре­ем­ст­вен­но­сти собы­тий. В древ­ней­шем исто­ри­че­ском памят­ни­ке гре­ков, при­над­ле­жа­щем, как и самые древ­ние сно­ше­ния с запа­дом, мало­ази­ат­ским ионий­цам, — в гоме­ров­ских пес­нях — гори­зонт не обни­ма­ет почти ниче­го кро­ме восточ­но­го бас­сей­на Сре­ди­зем­но­го моря. Моря­ки, кото­рых зано­си­ли в запад­ное море бури, мог­ли по воз­вра­ще­нии в Малую Азию при­не­сти изве­стие о суще­ст­во­ва­нии запад­но­го мате­ри­ка и кое-что рас­ска­зать о виден­ных ими водо­во­ротах и об ост­ро­вах с огнеды­ша­щи­ми гора­ми; одна­ко даже в тех гре­че­ских стра­нах, кото­рые ранее дру­гих заве­ли сно­ше­ния с запа­дом, еще не было в эпо­ху гоме­ров­ских пес­но­пе­ний ника­ких досто­вер­ных сведе­ний ни о Сици­лии, ни об Ита­лии; и восточ­ные ска­зоч­ни­ки и поэты мог­ли бес­пре­пят­ст­вен­но насе­лять пустые про­стран­ства запа­да сво­и­ми воздуш­ны­ми фан­та­зи­я­ми, подоб­но тому как с.126 запад­ные поэты дела­ли это по отно­ше­нию к бас­но­слов­но­му восто­ку. Кон­ту­ры Ита­лии и Сици­лии более явст­вен­но обри­со­ва­ны в поэ­ти­че­ских про­из­веде­ни­ях Геси­о­да; там уже встре­ча­ют­ся мест­ные назва­ния как сици­лий­ских, так и ита­лий­ских пле­мен, гор и горо­дов, но Ита­лия еще счи­та­ет­ся за груп­пу ост­ро­вов. Напро­тив того, во всей после­ге­си­о­дов­ской лите­ра­ту­ре про­гляды­ва­ет зна­ком­ство элли­нов не толь­ко с Сици­ли­ей, но и со всем ита­лий­ским побе­ре­жьем, по край­ней мере, в общих чер­тах. Мож­но опре­де­лить с неко­то­рой досто­вер­но­стью и порядок, в кото­ром посте­пен­но воз­ни­ка­ли гре­че­ские посе­ле­ния. Древ­ней­шей и самой извест­ной из осно­ван­ных на запа­де коло­ний были, по мне­нию Фукидида, Кумы, и он, конеч­но, не оши­бал­ся. Хотя гре­че­ские море­пла­ва­те­ли мог­ли укры­вать­ся во мно­гих дру­гих, менее отда­лен­ных при­ста­нях, но ни одна из них не была так хоро­шо защи­ще­на от бурь и от вар­ва­ров, как нахо­див­ша­я­ся на ост­ро­ве Искии, где и был пер­во­на­чаль­но осно­ван город того же име­ни; а что имен­но такие сооб­ра­же­ния слу­жи­ли руко­вод­ст­вом при осно­ва­нии это­го посе­ле­ния, свиде­тель­ст­ву­ет и само место, впо­след­ст­вии выбран­ное с той же целью на мате­ри­ке: это — кру­той, но хоро­шо защи­щен­ный утес, кото­рый и по сие вре­мя носит почтен­ное назва­ние ана­то­лий­ской мет­ро­по­лии. Отто­го-то ника­кая дру­гая ита­лий­ская мест­ность не опи­са­на в мало­ази­ат­ских сказ­ках так подроб­но и так живо, как та, в кото­рой нахо­дят­ся Кумы: самые ран­ние путе­ше­ст­вен­ни­ки на запа­де впер­вые сту­пи­ли там на ту ска­зоч­ную зем­лю, о кото­рой они наслы­ша­лись столь­ко чудес­ных рас­ска­зов, и, вооб­ра­жая, что они попа­ли в какой-то вол­шеб­ный мир, оста­ви­ли следы сво­его там пре­бы­ва­ния в назва­нии скал Сирен и в назва­нии веду­ще­го в пре­ис­под­нюю Аорн­ско­го озе­ра. Если же имен­но в Кумах гре­ки впер­вые сде­ла­лись соседя­ми ита­ли­ков, то этим очень лег­ко объ­яс­ня­ет­ся тот факт, что они в тече­ние мно­гих сто­ле­тий назы­ва­ли всех ита­ли­ков опи­ка­ми, т. е. име­нем того ита­лий­ско­го пле­ме­ни, кото­рое жило в самом близ­ком сосед­стве с Кума­ми. Кро­ме того, нам извест­но из досто­вер­ных пре­да­ний, что засе­ле­ние ниж­ней Ита­лии и Сици­лии густы­ми тол­па­ми элли­нов отде­ля­лось от осно­ва­ния Кум зна­чи­тель­ным про­ме­жут­ком вре­ме­ни, что оно было пред­при­ня­то все теми же ионий­ца­ми из Хал­киды и из Нак­со­са, что Нак­сос, нахо­див­ший­ся в Сици­лии, был древ­ней­шим из всех гре­че­ских горо­дов, осно­ван­ных в Ита­лии и в Сици­лии путем насто­я­щей коло­ни­за­ции, и нако­нец, что ахей­цы и дорий­цы при­ня­ли уча­стие в коло­ни­за­ции лишь в более позд­нюю 119 пору. Одна­ко, по-види­мо­му, нет ника­кой воз­мож­но­сти хотя бы при­бли­зи­тель­но опре­де­лить годы всех этих собы­тий. Осно­ва­ние ахей­ско­го горо­да Сиба­ри­са в 33 г. [721 г.] и осно­ва­ние дорий­ско­го горо­да Тарент в 46 г. от осно­ва­ния Рима [708 г.] — самые древ­ние в ита­лий­ской исто­рии собы­тия, вре­мя кото­рых ука­за­но хотя бы с при­бли­зи­тель­ной точ­но­стью. Но с.127 о том, за сколь­ко вре­ме­ни от этой эпо­хи были осно­ва­ны более древ­ние ионий­ские коло­нии, нам извест­но так же мало, как и о вре­ме­ни появ­ле­ния поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний Геси­о­да и даже Гоме­ра. Если допу­стить, что Геро­дот вер­но опре­де­лил вре­мя, в кото­рое жил Гомер, то при­дет­ся отсюда заклю­чить, что за сто лет до осно­ва­ния Рима [ок. 850 г.] Ита­лия еще была неиз­вест­на гре­кам; но это ука­за­ние, как и все дру­гие, отно­ся­щи­е­ся ко вре­ме­ни жиз­ни Гоме­ра, отнюдь не пря­мое свиде­тель­ство, а лишь кос­вен­ный вывод; если же при­нять в сооб­ра­же­ние как исто­рию ита­лий­ских алфа­ви­тов, так и тот заме­ча­тель­ный факт, что гре­че­ский народ был изве­стен ита­ли­кам преж­де, чем вошло в употреб­ле­ние пле­мен­ное назва­ние элли­нов, и что ита­ли­ки дава­ли элли­нам назва­ние Grai или Grae­ci¹ по име­ни одно­го рано исчез­нув­ше­го в Элла­де пле­ме­ни, то при­дет­ся отне­сти самые ран­ние сно­ше­ния ита­ли­ков с гре­ка­ми к гораздо более древ­ней эпо­хе.

Харак­тер гре­че­ско­го пере­се­ле­ния

Исто­рия ита­лий­ских и сици­лий­ских гре­ков не вхо­дит, прав­да, в исто­рию Ита­лии как состав­ная часть: посе­лив­ши­е­ся на запа­де эллин­ские коло­ни­сты посто­ян­но нахо­ди­лись в самой тес­ной свя­зи со сво­ей роди­ной — они при­ни­ма­ли уча­стие в нацио­наль­ных празд­не­ствах и поль­зо­ва­лись пра­ва­ми элли­нов. Тем не менее и при изло­же­нии исто­рии Ита­лии необ­хо­ди­мо обри­со­вать раз­но­об­раз­ный харак­тер гре­че­ских посе­ле­ний и ука­зать, во вся­ком слу­чае, на те самые выдаю­щи­е­ся их осо­бен­но­сти, кото­ры­ми обу­слов­ли­ва­лось раз­но­сто­рон­нее вли­я­ние гре­че­ской коло­ни­за­ции на Ита­лию. Ахей­ский город­ской союз Меж­ду все­ми с.128 гре­че­ски­ми коло­ни­я­ми самой сосре­дото­чен­ной в самой себе и самой замкну­той была та, из кото­рой воз­ник Ахей­ский союз горо­дов; в состав его вхо­ди­ли горо­да Сирис, Пан­до­зия, Метаб, или Мета­понт, Сиба­рис со сво­и­ми высел­ка­ми Посидо­ни­ей и Лаосом, Кротон, Кау­ло­ния, Теме­за, Тери­на и Пик­сос. Эти коло­ни­сты боль­шей частью при­над­ле­жа­ли к тому гре­че­ско­му пле­ме­ни, кото­рое упор­но сохра­ня­ло и свой свое­об­раз­ный диа­лект, нахо­див­ший­ся в 120 самом близ­ком род­стве с дорий­ским, и древ­не­на­цио­наль­ную эллин­скую пись­мен­ность вме­сто вошед­ше­го в общее употреб­ле­ние ново­го алфа­ви­та и кото­рое бла­го­да­ря сво­ей проч­ной союз­ной орга­ни­за­ции охра­ня­ло свою осо­бую нацио­наль­ность и от вли­я­ния вар­ва­ров и от вли­я­ния осталь­ных гре­ков. К этим ита­лий­ским ахе­я­нам так­же при­ме­ни­мо то, что гово­рит Поли­бий об ахей­ской сим­ма­хии, обра­зо­вав­шей­ся в Пело­пон­не­се: «Они не толь­ко живут в союз­ном и дру­же­ст­вен­ном обще­нии меж­ду собою, но так­же име­ют оди­на­ко­вые зако­ны, оди­на­ко­вые весы, меры и моне­ты и одних и тех же пра­ви­те­лей, сена­то­ров и судей». Этот Ахей­ский союз горо­дов был свое­об­раз­ным явле­ни­ем коло­ни­за­ции. Горо­да не име­ли гава­ней (толь­ко у Крото­на был снос­ный рейд) и сами не вели тор­гов­ли; житель Сиба­ри­са мог похва­стать­ся тем, что он про­жил всю жизнь, не выхо­дя за пре­де­лы мостов внут­ри постро­ен­но­го на лагу­нах горо­да, в то вре­мя как тор­гов­лей вме­сто него зани­ма­лись уро­жен­цы Миле­та и этрус­ки. Одна­ко гре­ки вла­де­ли там не одной толь­ко бере­го­вой поло­сой зем­ли, напро­тив того, они гос­под­ст­во­ва­ли от моря до моря «в стране вина и быков» (Οἰνωτ­ρία, Ἰτα­λία), или в «Вели­кой Элла­де», а мест­ные зем­ледель­цы были обя­за­ны обра­ба­ты­вать для них зем­лю и пла­тить им оброк в каче­стве их кли­ен­тов или даже кре­пост­ных. Сиба­рис, быв­ший в свое вре­мя самым боль­шим из ита­лий­ских горо­дов, вла­ды­че­ст­во­вал над четырь­мя вар­вар­ски­ми пле­ме­на­ми, вла­дел два­дца­тью пятью местеч­ка­ми и был в состо­я­нии осно­вать на бере­гах дру­го­го моря Лаос и Посидо­нию; чрез­вы­чай­но пло­до­род­ные низ­мен­но­сти Кра­ти­са и Бра­да­на достав­ля­ли сиба­ри­там и мета­пон­тий­цам гро­мад­ную при­быль, и там, веро­ят­но, впер­вые ста­ли обра­ба­ты­вать зем­лю для про­да­жи зер­но­во­го хле­ба на вывоз. О высо­кой сте­пе­ни бла­го­со­сто­я­ния, кото­рой эти государ­ства достиг­ли в неимо­вер­но корот­кое вре­мя, все­го яснее свиде­тель­ст­ву­ют един­ст­вен­ные из дошед­ших до нас худо­же­ст­вен­ные про­из­веде­ния этих ита­лий­ских ахе­ян — моне­ты: они отли­ча­ют­ся стро­гой антич­но-изящ­ной работой и явля­ют­ся вооб­ще древ­ней­ши­ми памят­ни­ка­ми искус­ства и пись­мен­но­сти в Ита­лии; их нача­ли чека­нить, как это дока­за­но, уже в 174 г. от осно­ва­ния Рима [580 г.]. Эти моне­ты дока­зы­ва­ют, что жив­шие на запа­де ахе­яне не толь­ко при­ни­ма­ли уча­стие в раз­ви­тии искус­ства вая­ния, имен­но в ту пору достиг­ше­го в их оте­че­стве бле­стя­щих успе­хов, но даже пре­взо­шли свое оте­че­ство в том, что каса­ет­ся тех­ни­ки: вме­сто с.129 отче­ка­нен­ных толь­ко с одной сто­ро­ны и все­гда без вся­кой над­пи­си тол­стых кусоч­ков сереб­ра, кото­рые были в то вре­мя в употреб­ле­нии в соб­ст­вен­ной Гре­ции и у ита­лий­ских дорян, ита­лий­ские ахе­яне ста­ли чека­нить весь­ма искус­но и лов­ко боль­шие, тон­кие и все­гда снаб­жен­ные над­пи­ся­ми сереб­ря­ные моне­ты при помо­щи двух одно­род­ных клейм, частью выпук­лых, частью с углуб­ле­ни­я­ми; этот спо­соб чекан­ки свиде­тель­ст­во­вал о бла­го­устрой­стве циви­ли­зо­ван­но­го государ­ства, так как пред­о­хра­нял от под­дел­ки, кото­рая состо­я­ла в том, что метал­лы низ­ше­го каче­ства обво­ла­ки­ва­лись тон­ки­ми сереб­ря­ны­ми листоч­ка­ми. Одна­ко это быст­рое про­цве­та­ние не при­нес­ло ника­ких пло­дов. В без­за­бот­ном суще­ст­во­ва­нии, не тре­бо­вав­шем ни упор­ной борь­бы с тузем­ца­ми, ни внут­рен­ней уси­лен­ной работы, гре­ки отучи­лись напря­гать свои физи­че­ские и умст­вен­ные силы. Ни одно из бле­стя­щих имен гре­че­ских худож­ни­ков и писа­те­лей не про­сла­ви­ло ита­лий­ских ахе­ян, меж­ду тем как в Сици­лии было бес­чис­лен­ное мно­же­ство таких имен, и даже в Ита­лии хал­кид­ский Реги­он мог назвать Иви­ка, а дорий­ский Тарент — Архи­та; у это­го наро­да посто­ян­но вра­щал­ся у 121 оча­га вер­тел и издав­на про­цве­та­ли толь­ко кулач­ные бои. Тира­нов там не допус­ка­ла до вла­ды­че­ства рев­ни­вая ари­сто­кра­тия, рано забрав­шая бразды прав­ле­ния в свои руки в отдель­ных общи­нах, а в слу­чае надоб­но­сти нахо­див­шая надеж­ную под­держ­ку в союз­ной вла­сти; одна­ко прав­ле­ние луч­ших людей гро­зи­ло пре­вра­тить­ся во вла­ды­че­ство немно­гих, в осо­бен­но­сти когда роды, поль­зо­вав­ши­е­ся исклю­чи­тель­ны­ми пра­ва­ми в раз­лич­ных общи­нах, соеди­ня­лись меж­ду собою и слу­жи­ли под­держ­кой один дру­го­му. Такие тен­ден­ции пре­об­ла­да­ли в назван­ной име­нем Пифа­го­ра лиге «дру­зей»; она пред­пи­сы­ва­ла чтить подоб­но богам гос­под­ст­ву­ю­щее сосло­вие и обра­щать­ся с под­чи­нен­ным сосло­ви­ем «как с живот­ны­ми». Такой тео­ри­ей и прак­ти­кой она вызва­ла страш­ную реак­цию, окон­чив­шу­ю­ся уни­что­же­ни­ем пифа­го­рий­ской лиги «дру­зей» и вос­ста­нов­ле­ни­ем преж­них союз­ных учреж­де­ний. Но ярост­ные раздо­ры пар­тий, вос­ста­ния рабов целы­ми мас­са­ми, обще­ст­вен­ные неду­ги вся­ко­го рода, при­ме­не­ние на прак­ти­ке непрак­тич­ной поли­ти­че­ской фило­со­фии, коро­че гово­ря, все неду­ги нрав­ст­вен­но испор­чен­ной циви­ли­за­ции не пере­ста­ва­ли сви­реп­ст­во­вать в ахей­ских общи­нах до тех пор, пока не сокру­ши­ли поли­ти­че­ско­го могу­ще­ства этих общин. Поэто­му нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что посе­лив­ши­е­ся в Ита­лии ахе­яне име­ли на ее циви­ли­за­цию менее бла­готвор­ное вли­я­ние, чем все дру­гие гре­че­ские коло­нии. Этим зем­ледель­цам было труд­нее, чем тор­го­вым общи­нам, рас­про­стра­нять их вли­я­ние за пре­де­лы их вла­де­ния, а внут­ри этих вла­де­ний они зака­ба­ли­ли тузем­цев и заглу­ши­ли все заро­ды­ши нацио­наль­но­го раз­ви­тия, не про­ло­жив вза­мен того для ита­ли­ков ново­го пути посред­ст­вом их пол­ной элли­ни­за­ции. Вслед­ст­вие это­го с.130 в Сиба­ри­се и в Мета­пон­те, в Кротоне и в Посидо­нии исчез, и более ско­ро, и более бес­след­но, и более бес­слав­но, чем в какой-либо дру­гой стране, тот самый гре­че­ский быт, кото­рый повсюду сохра­нял свою живу­честь, несмот­ря ни на какие поли­ти­че­ские неуда­чи, а те дву­языч­ные сме­шан­ные наро­ды, кото­рые впо­след­ст­вии обра­зо­ва­лись из остат­ков тузем­ных ита­ли­ков и ахе­ян и из при­ме­си новей­ших пере­се­лен­цев сабель­ско­го про­ис­хож­де­ния, так­же не достиг­ли насто­я­ще­го бла­го­со­сто­я­ния. Впро­чем, эта ката­стро­фа при­над­ле­жит по вре­ме­ни к сле­дую­ще­му пери­о­ду.

Ионий­ско-дорий­ские горо­да

Коло­нии всех осталь­ных гре­ков были ино­го рода и име­ли иное вли­я­ние на Ита­лию. Они так­же не пре­не­бре­га­ли зем­леде­ли­ем и при­об­ре­те­ни­ем земель­ной соб­ст­вен­но­сти; во вся­ком слу­чае, с тех пор как гре­ки вошли в силу, они не доволь­ст­во­ва­лись, как доволь­ст­во­ва­лись фини­ки­яне, осно­ва­ни­ем в вар­вар­ских стра­нах укреп­лен­ных фак­то­рий. Но все эти горо­да осно­вы­ва­лись пре­иму­ще­ст­вен­но с тор­го­вой целью и пото­му, в про­ти­во­по­лож­ность ахей­ским, нахо­ди­лись обык­но­вен­но у луч­ших гава­ней и самых удоб­ных мест для при­ча­ла. Про­ис­хож­де­ние, моти­вы и вре­мя этих посе­ле­ний были очень неоди­на­ко­вы; одна­ко все они име­ли нечто общее одни с дру­ги­ми: так напри­мер, во всех этих горо­дах были в общем употреб­ле­нии неко­то­рые более новые фор­мы алфа­ви­та² и дорий­ское наре­чие, рано про­ник­нув­шее даже в те горо­да, где, как, напри­мер, 122 в Кумах³, был все­гда в употреб­ле­нии мяг­кий ионий­ский диа­лект. Для раз­ви­тия Ита­лии эти коло­нии име­ли дале­ко не оди­на­ко­вое зна­че­ние; здесь доста­точ­но будет упо­мя­нуть о тех из них, кото­рые име­ли реши­тель­ное вли­я­ние на судь­бу ита­лий­ских пле­мен, — о дорий­ском Тарен­те и об ионий­ских Кумах. Тарент Из всех эллин­ских посе­ле­ний в Ита­лии на долю тарен­тин­цев выпа­ла самая бле­стя­щая роль. Бла­го­да­ря пре­вос­ход­ной гава­ни — един­ст­вен­ной удоб­ной на всем южном бере­гу — их город сде­лал­ся скла­доч­ным местом для южно­и­та­лий­ской тор­гов­ли и даже отча­сти для той, кото­рая велась на Адри­а­ти­че­ском море. Два про­мыс­ла, зане­сен­ные туда из мало­ази­ат­ско­го Миле­та — бога­тая рыб­ная лов­ля в зали­ве и выра­бот­ка пре­вос­ход­ной ове­чьей шер­сти, рав­но как ее окра­ши­ва­ние соком тарен­тин­ской пур­пу­ро­вой улит­ки, спо­соб­ной сопер­ни­чать с тир­скою, — зани­ма­ли тыся­чи рук и при­бав­ля­ли к внут­рен­ней тор­гов­ле вывоз­ную. Моне­ты, най­ден­ные там в гораздо боль­шем чис­ле, чем где-либо в гре­че­ской с.131 Ита­лии, и неред­ко выче­ка­нен­ные из золота, до сих пор слу­жат крас­но­ре­чи­вым дока­за­тель­ст­вом обшир­но­сти и ожив­лен­но­сти тарен­тин­ской тор­гов­ли. Свои обшир­ные тор­го­вые сно­ше­ния Тарент, долж­но быть, завел еще в ту пору, когда он оспа­ри­вал у Сиба­ри­са пер­вен­ство сре­ди гре­че­ских горо­дов ниж­ней Ита­лии; одна­ко тарен­тин­цам, по-види­мо­му, нико­гда не уда­ва­лось, в отли­чие от дру­гих ахей­ских горо­дов, сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­но рас­ши­рить свою терри­то­рию, закре­пить ее за собой.

Гре­че­ские горо­да под­ле Везу­вия

Меж­ду тем как самая восточ­ная из гре­че­ских коло­ний в Ита­лии раз­ви­ва­лась с такой быст­ро­той и с таким блес­ком, самые север­ные из них, осно­ван­ные у подош­вы Везу­вия, достиг­ли более скром­но­го про­цве­та­ния. Жите­ли Кум пере­бра­лись на мате­рик с пло­до­род­но­го ост­ро­ва Эна­рии (Искии) и осно­ва­ли для себя вто­рую роди­ну на воз­вы­ше­нии у само­го мор­ско­го бере­га, а оттуда осно­ва­ли пор­то­вый город Дике­ар­хию (позд­ней­ший Путео­ли) и потом «Новый город» — Неа­поль. Они жили, как и все вооб­ще хал­кид­ские горо­да в Ита­лии и в Сици­лии, по зако­нам, введен­ным уро­жен­цем Ката­ны Харон­дом (око­ло 100 г.) [ок. 650 г.] при демо­кра­ти­че­ской фор­ме прав­ле­ния, кото­рая, впро­чем, огра­ни­чи­ва­лась высо­ким цен­зом и пре­до­став­ля­ла власть избран­но­му из самых бога­тых граж­дан сове­ту; эти учреж­де­ния дол­го оста­ва­лись в силе и пред­о­хра­ни­ли все эти горо­да как от узур­па­то­ров, так и от дес­по­тиз­ма чер­ни. О внеш­них сно­ше­ни­ях этих посе­лив­ших­ся в Кам­па­нии гре­ков мы име­ем мало сведе­ний. По необ­хо­ди­мо­сти или по доб­рой воле они еще более тарен­тин­цев были замкну­ты в узких рам­ках сво­ей терри­то­рии; так как они не обна­ру­жи­ва­ли наме­ре­ния поко­рять и при­тес­нять тузем­цев, а, напро­тив того, всту­па­ли с ними в мир­ные и тор­го­вые сно­ше­ния, то они удач­но устро­и­ли свою судь­бу и вме­сте с тем заня­ли пер­вое место меж­ду мис­си­о­не­ра­ми гре­че­ской циви­ли­за­ции в Ита­лии.

Отно­ше­ния адри­а­ти­че­ских земель к гре­кам

На бере­гах Регин­ско­го про­ли­ва гре­ки заня­ли, с одной сто­ро­ны, весь южный и весь запад­ный бере­га мате­ри­ка вплоть до Везу­вия, с дру­гой — бо́льшую часть восточ­ной Сици­лии. Совер­шен­но ина­че сло­жи­лись обсто­я­тель­ства на запад­ных бере­гах Ита­лии к севе­ру от Везу­вия и на всех ее восточ­ных бере­гах. На том ита­лий­ском побе­ре­жье, кото­рое омы­ва­ет­ся Адри­а­ти­че­ским морем, нигде не было гре­че­ских коло­ний, с чем, по-види­мо­му, нахо­ди­лись в свя­зи срав­ни­тель­но неболь­шое чис­ло и вто­ро­сте­пен­ное зна­че­ние таких коло­ний на про­ти­во­ле­жа­щем илли­рий­ском бере­гу и на 123 мно­го­чис­лен­ных, лежа­щих у этих бере­гов, ост­ро­вах. Хотя в той части это­го побе­ре­жья, кото­рая нахо­дит­ся в самом близ­ком рас­сто­я­нии от Гре­ции, и были осно­ва­ны еще в эпо­ху рим­ских царей два зна­чи­тель­ных тор­го­вых горо­да — Эпидамн, или Дирра­хий (тепе­реш­ний Дурац­цо, 127 г.) [627 г.], и Апол­ло­ния (под­ле Авло­ны, око­ло 167 г.) [ок. 587 г.], но далее к севе­ру нель­зя ука­зать ни одной ста­рин­ной гре­че­ской коло­нии за исклю­че­ни­ем незна­чи­тель­но­го с.132 посе­ле­ния на чер­ной Кер­ки­ре (Кур­цо­ла, око­ло 174 г.?) [ок. 580 г.]. До сих пор еще не дока­за­но с доста­точ­ной ясно­стью, поче­му гре­че­ская коло­ни­за­ция была так незна­чи­тель­на имен­но в этой стране, куда, каза­лось бы, сама при­ро­да ука­зы­ва­ла доро­гу элли­нам и куда с древ­ней­ших вре­мен направ­ля­лось тор­го­вое дви­же­ние из Корин­фа и в осо­бен­но­сти из осно­ван­но­го вско­ре вслед за Римом (око­ло 44 г.) [ок. 710 г.] посе­ле­ния на Кер­ки­ре (Кор­фу) — тор­го­вое дви­же­ние, для кото­ро­го слу­жи­ли скла­доч­ны­ми места­ми на ита­лий­ском бере­гу горо­да близ устьев По — Спи­на и Атрия. Для объ­яс­не­ния это­го фак­та еще недо­ста­точ­но ука­зать на бури, сви­реп­ст­во­вав­шие на Адри­а­ти­че­ском море, на него­сте­при­им­ство илли­рий­ских бере­гов и на дикость тузем­цев. Но для Ита­лии име­ло чрез­вы­чай­но важ­ные послед­ст­вия то обсто­я­тель­ство, что шед­шие с восто­ка эле­мен­ты циви­ли­за­ции были зане­се­ны в ее восточ­ные стра­ны не пря­мо, а околь­ным путем, через ее запад­ные мест­но­сти. Даже в тор­гов­ле, кото­рую вели там Коринф и Кер­ки­ра, при­ни­мал неко­то­рую долю уча­стия самый восточ­ный из тор­го­вых горо­дов Вели­кой Гре­ции, дорий­ский Тарент, кото­рый гос­под­ст­во­вал над вхо­дом в Адри­а­ти­че­ское море со сто­ро­ны Ита­лии бла­го­да­ря тому, что вла­дел Гид­ром (Отран­то). Так как на всем восточ­ном побе­ре­жье в ту пору еще не было сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ных тор­го­вых рын­ков, за исклю­че­ни­ем пор­то­вых горо­дов близ устьев По (Анко­на ста­ла рас­цве­тать гораздо поз­же и еще поз­же стал изве­стен Брун­ди­зий), то понят­но, что судам, выхо­див­шим в море из Эпидам­на и из Апол­ло­нии, неред­ко при­хо­ди­лось раз­гру­жать­ся в Тарен­те. И сухим путем тарен­тин­цы вели частые сно­ше­ния с Апу­ли­ей; ими было зане­се­но в юго-восточ­ную Ита­лию все, чем она была обя­за­на гре­че­ской циви­ли­за­ции. Впро­чем, к той поре отно­сят­ся толь­ко пер­вые зачат­ки этой циви­ли­за­ции, так как элли­ни­за­ция Апу­лии была делом более позд­ней эпо­хи.

Отно­ше­ния запад­ных ита­ли­ков к гре­кам

Напро­тив того, не под­ле­жит ника­ко­му сомне­нию, что гре­ки в самую древ­нюю пору посе­ща­ли и те запад­ные бере­га Ита­лии, кото­рые лежат к севе­ру от Везу­вия, и что на тамош­них мысах и ост­ро­вах суще­ст­во­ва­ли эллин­ские фак­то­рии. Конеч­но, самым древним дока­за­тель­ст­вом таких посе­ще­ний слу­жит то, что бере­га Тиррен­ско­го моря были избра­ны местом дей­ст­вия для ска­за­ния об Одис­сее⁴. Если сре­ди Липар­ских ост­ро­вов были най­де­ны Эоло­вы ост­ро­ва, если с.133 Лакин­ский мыс был при­нят за ост­ров Калип­со, Мизен­ский — за ост­ров Сирен, Цир­цей­ский — за ост­ров Цир­цеи^[2], если кру­той Тарра­цин­ский мыс был при­нят за постав­лен­ную на высо­те гроб­ни­цу Эль­пе­но­ра, если близ Кай­е­ты^[3] и близ Фор­мий^[4] водят­ся лестри­го­ны, если оба сына Одис­сея и Цир­цеи^[5] — Агрий, т. е. дикий, 124 и Латин — вла­ды­че­ст­во­ва­ли над тиррен­ца­ми «в самом сокро­вен­ном угол­ке свя­щен­ных ост­ро­вов», или, по новей­ше­му тол­ко­ва­нию, Латин был сыном Одис­сея и Цир­цеи, Авзон^[6] — сыном Одис­сея и Калип­со^[7], то все это — ста­рин­ные сказ­ки ионий­ских море­пла­ва­те­лей, вспо­ми­нав­ших на Тиррен­ском море о сво­ем доро­гом оте­че­стве; и та же вос­хи­ти­тель­ная живость впе­чат­ле­ний, кото­рую мы нахо­дим в ионий­ской леген­де о стран­ст­во­ва­ни­ях Одис­сея, ска­зы­ва­ет­ся в пере­не­се­нии той же леген­ды в мест­ность под­ле Кум и во все те места, кото­рые посе­ща­лись кум­ски­ми моря­ка­ми. Следы этих древ­них стран­ст­во­ва­ний так­же вид­ны в гре­че­ском назва­нии ост­ро­ва Эта­лии (Иль­вы, Эль­бы), кото­рый, как кажет­ся, при­над­ле­жал к чис­лу мест­но­стей, все­го ранее заня­тых гре­ка­ми после Эна­рии, и быть может так­же в назва­нии пор­та Тела­мо­на в Этру­рии; они вид­ны и в двух посе­ле­ни­ях на церит­ском бере­гу — в Пир­гах (под­ле Сан­та-Севе­ры) и в Аль­си­оне (под­ле Пало)^[8], где несо­мнен­но ука­зы­ва­ют на гре­че­ское про­ис­хож­де­ние не толь­ко назва­ния, но и свое­об­раз­ная архи­тек­ту­ра стен в Пир­гах^[9], вовсе не схо­жая с архи­тек­ту­рой церит­ских и вооб­ще этрус­ских город­ских стен. Эта­лия («огнен­ный ост­ров») со сво­и­ми бога­ты­ми мед­ны­ми и в осо­бен­но­сти желез­ны­ми руд­ни­ка­ми, веро­ят­но, игра­ла в тор­го­вых сно­ше­ни­ях глав­ную роль и слу­жи­ла цен­тром как для ино­зем­ных посе­лен­цев, так и для их сно­ше­ний с тузем­ца­ми; это тем более веро­ят­но пото­му, что плав­ка руды на неболь­шом и неле­си­стом ост­ро­ве не мог­ла про­из­во­дить­ся без тор­го­вых сно­ше­ний с мате­ри­ком. И сереб­ря­ные руд­ни­ки в Попу­ло­нии, на мысу, кото­рый лежит про­тив Эль­бы, быть может так­же были зна­ко­мы гре­кам и раз­ра­ба­ты­ва­лись ими. Так как в те вре­ме­на чуже­зем­ные при­шель­цы обык­но­вен­но зани­ма­лись не одной тор­гов­лей, но так­же раз­бо­я­ми на море и на суше и, конеч­но, не про­пус­ка­ли слу­чая оби­рать тузем­цев и уво­дить их в раб­ство, то и тузем­цы, со сво­ей сто­ро­ны, конеч­но, поль­зо­ва­лись пра­вом воз­мездия; а что лати­ны и тиррен­цы поль­зо­ва­лись этим пра­вом и с боль­шей энер­ги­ей и с бо́льшим успе­хом, чем их южно­и­та­лий­ские соседи, вид­но не толь­ко из легенд, но, глав­ным обра­зом, так­же из достиг­ну­тых резуль­та­тов. В этих стра­нах ита­ли­кам уда­лось защи­тить­ся от чуже­зем­ных при­шель­цев и не толь­ко не усту­пить свои тор­го­вые и пор­то­вые горо­да, но и вырвать их из их рук и остать­ся пове­ли­те­ля­ми на сво­ем соб­ст­вен­ном море. То же самое эллин­ское наше­ст­вие, кото­рое пора­бо­ти­ло южно­и­та­лий­ские пле­ме­на и уни­что­жи­ло их нацио­наль­ность, при­учи­ло сред­не­ита­лий­ские наро­ды к море­пла­ва­нию и к осно­ва­нию новых горо­дов — конеч­но, про­тив воли настав­ни­ков. Там с.134 ита­лик впер­вые заме­нил свои плоты и чел­но­ки фини­кий­ски­ми и гре­че­ски­ми греб­ны­ми гале­ра­ми. Там впер­вые встре­ча­ют­ся боль­шие тор­го­вые горо­да, сре­ди кото­рых зани­ма­ют пер­вые места Цере в южной Этру­рии и Рим на бере­гах Тиб­ра; судя по ита­лий­ским назва­ни­ям этих горо­дов и по тому, что они стро­и­лись в неко­то­ром отда­ле­нии от мор­ско­го бере­га, как и совер­шен­но одно­род­ные с ними тор­го­вые горо­да близ устьев По — Спи­на и Атрия и далее к югу — Ари­мин, сле­ду­ет пола­гать, что они были осно­ва­ны не гре­ка­ми, а ита­ли­ка­ми. Мы, понят­но, не в состо­я­нии про­следить исто­ри­че­ский ход этой древ­ней­шей реак­ции ита­лий­ской нацио­наль­но­сти про­тив наше­ст­вия ино­зем­цев; одна­ко мы в состо­я­нии раз­ли­чить один факт, имев­ший чрез­вы­чай­но важ­ное зна­че­ние для даль­ней­ше­го раз­ви­тия Ита­лии, — то, что эта реак­ция при­ня­ла в Лаци­у­ме и в южной Этру­рии иное направ­ле­ние, чем в соб­ст­вен­но туск­ских стра­нах и в тех, кото­рые к ним при­мы­ка­ли.

Элли­ны и лати­ны

125 Зна­ме­на­тель­но то, что даже леген­да про­ти­во­по­став­ля­ет лати­на «дико­му тиррен­цу», а мир­ное побе­ре­жье близ устьев Тиб­ра — него­сте­при­им­но­му мор­ско­му бере­гу, на кото­ром жили воль­ски. Впро­чем, это­му сопо­став­ле­нию не сле­ду­ет при­да­вать того смыс­ла, что гре­че­ская коло­ни­за­ция была тер­пи­ма в неко­то­рых мест­но­стях сред­ней Ита­лии, а в неко­то­рых дру­гих не допус­ка­лась. В исто­ри­че­ские вре­ме­на к севе­ру от Везу­вия нигде не было ника­кой неза­ви­си­мой гре­че­ской общи­ны, а если Пир­ги когда-нибудь и были такой общи­ной, то они, конеч­но, были воз­вра­ще­ны ита­ли­кам, т. е. цери­там, еще до нача­ла той эпо­хи, о кото­рой до нас дошли пре­да­ния. Но не под­ле­жит сомне­нию, что мир­ные сно­ше­ния с ино­зем­ны­ми тор­гов­ца­ми нахо­ди­ли покро­ви­тель­ство и поощ­ре­ние и в южной Этру­рии, и в Лаци­у­ме, и на восточ­ных бере­гах, чего не было в дру­гих местах. Осо­бен­но заме­ча­тель­но поло­же­ние горо­да Цере. «Цери­тов, — гово­рит Стра­бон, — очень высо­ко цени­ли элли­ны за их храб­рость, за их спра­вед­ли­вость и за то, что, несмот­ря на свое могу­ще­ство, они воз­дер­жи­ва­лись от гра­бе­жа». Здесь разу­ме­ют­ся не мор­ские раз­бои, от кото­рых церит­ские тор­гов­цы, как и вся­кие дру­гие, не отка­за­лись бы при слу­чае; но Цере был как для фини­кий­цев, так и для гре­ков чем-то вро­де сво­бод­ной гава­ни. Мы уже упо­ми­на­ли о той фини­кий­ской стан­ции, кото­рая впо­след­ст­вии полу­чи­ла назва­ние Пуни­кум (с.123), рав­но как о двух эллин­ских — Пир­гах и Аль­си­оне; от раз­граб­ле­ния этих-то пор­то­вых горо­дов и воз­дер­жа­лись цери­ты, в чем, без сомне­ния, и заклю­ча­лась при­чи­на того, что Цере, у кото­ро­го был пло­хой рейд и не было побли­зо­сти ника­ких копей, так рано достиг высо­ко­го бла­го­со­сто­я­ния и полу­чил для древ­ней­шей гре­че­ской тор­гов­ли еще более важ­ное зна­че­ние, чем самой при­ро­дой пред­на­зна­чен­ные для тор­го­вых пор­тов ита­лий­ские горо­да, нахо­див­ши­е­ся вбли­зи устьев с.135 Тиб­ра и По. Все назван­ные здесь горо­да с древ­ней­ших пор нахо­ди­лись в рели­ги­оз­ной свя­зи с Гре­ци­ей. Пер­вый из всех вар­ва­ров, при­нес­ший дары олим­пий­ско­му Зев­су, был туск­ский царь Ари­мн, быть может, вла­дев­ший Ари­ми­ном. Спи­на и Цере име­ли в хра­ме дель­фий­ско­го Апол­ло­на свои соб­ст­вен­ные каз­но­хра­ни­ли­ща наравне с дру­ги­ми общи­на­ми, нахо­див­ши­ми­ся в посто­ян­ных сно­ше­ни­ях с этим свя­ти­ли­щем, а в древ­ней­ших пре­да­ни­ях цери­тов и рим­лян игра­ют вид­ную роль как кум­ский ора­кул, так и дель­фий­ское свя­ти­ли­ще. Эти горо­да сво­бод­но посе­ща­лись все­ми ита­ли­ка­ми, для кото­рых слу­жи­ли цен­тра­ми дру­же­ст­вен­ных сно­ше­ний с ино­зем­ны­ми тор­гов­ца­ми; отто­го-то они сде­ла­лись ранее дру­гих бога­ты­ми и могу­ще­ст­вен­ны­ми, а для эллин­ских това­ров, как и для зачат­ков эллин­ской циви­ли­за­ции, слу­жи­ли насто­я­щи­ми скла­доч­ны­ми места­ми.

Элли­ны и тус­ки. Мор­ское могу­ще­ство этрус­ков

Ина­че сло­жи­лись обсто­я­тель­ства у «диких тиррен­цев». Мы уже виде­ли, какие при­чи­ны пред­о­хра­ни­ли от ино­зем­но­го мор­ско­го вла­ды­че­ства насе­ле­ние тех латин­ских и этрус­ских (или, вер­нее, нахо­див­ших­ся под вла­ды­че­ст­вом этрус­ков) стран, кото­рые лежат на пра­вом бере­гу Тиб­ра и у низо­вьев реки По; но те же самые при­чи­ны вызва­ли в соб­ст­вен­ной Этру­рии заня­тие мор­ски­ми раз­бо­я­ми и раз­ви­тие соб­ст­вен­но­го мор­ско­го могу­ще­ства под вли­я­ни­ем либо осо­бых мест­ных усло­вий или вслед­ст­вие того, что мест­ное насе­ле­ние пита­ло врож­ден­ную склон­ность к наси­ли­ям и гра­бе­жу. Там уже не удо­воль­ст­во­ва­лись тем, что вытес­ни­ли гре­ков из Эта­лии и Попу­ло­нии; туда, как кажет­ся, даже не впус­ка­ли ни одно­го ино­зем­но­го тор­гов­ца, а этрус­ские капе­ры ско­ро ста­ли пус­кать­ся дале­ко в море, и имя тиррен­цев ста­ло наво­дить страх на гре­ков — неда­ром 126 же эти послед­ние счи­та­ли абор­даж­ный крюк этрус­ским изо­бре­те­ни­ем и назва­ли ита­лий­ское запад­ное море Туск­ским морем. Как быст­ро и как неудер­жи­мо ста­ли эти дикие кор­са­ры вла­ды­че­ст­во­вать, осо­бен­но на Тиррен­ском море, все­го яснее вид­но из того, что они осно­ва­ли укреп­лен­ные пунк­ты и на бере­гах Лаци­у­ма и на бере­гах Кам­па­нии. Хотя в соб­ст­вен­но Лаци­у­ме вла­ды­че­ст­во­ва­ли лати­ны, а у подош­вы Везу­вия — гре­ки, но сре­ди них и рядом с ними этрус­ки вла­ды­че­ст­во­ва­ли в Антии и в Суррен­те. Воль­ски попа­ли в зави­си­мость от этрус­ков; эти послед­ние добы­ва­ли из их лесов кили для сво­их галер, а так как мор­ские раз­бои антий­цев пре­кра­ти­лись толь­ко с заня­ти­ем стра­ны рим­ля­на­ми, то понят­но, поче­му гре­че­ские море­пла­ва­те­ли назы­ва­ли южное побе­ре­жье воль­сков лестри­гон­ским. Этрус­ки рано заня­ли высо­кий Соррент­ский мыс и еще более уте­си­стый, но лишен­ный гава­ней ост­ров Капри, воз­вы­шаю­щий­ся меж­ду зали­ва­ми Неа­по­ли­тан­ским и Салерн­ским, как насто­я­щая сто­ро­же­вая баш­ня, с кото­рой пира­ты мог­ли обо­зре­вать Тиррен­ское море. Даже в Кам­па­нии они, как утвер­жда­ют, учреди­ли свой соб­ст­вен­ный союз из две­на­дца­ти горо­дов, и уже в исто­ри­че­скую эпо­ху с.136 встре­ча­ют­ся там внут­ри мате­ри­ка общи­ны, гово­рив­шие по-этрус­ски; эти посе­ле­ния, веро­ят­но, были обя­за­ны сво­им суще­ст­во­ва­ни­ем так­же вла­ды­че­ству этрус­ков в омы­ваю­щем Кам­па­нию море и их сопер­ни­че­ству с жив­ши­ми у подош­вы Везу­вия куман­ца­ми. Впро­чем, этрус­ки не огра­ни­чи­ва­лись толь­ко раз­бо­я­ми и гра­бе­жа­ми. Об их мир­ных сно­ше­ни­ях с гре­че­ски­ми горо­да­ми свиде­тель­ст­ву­ют золотые и сереб­ря­ные моне­ты, кото­рые чека­ни­лись по мень­шей мере с 200 г. от осно­ва­ния Рима [ок. 550 г.] в этрус­ских горо­дах и в осо­бен­но­сти в Попу­ло­нии по гре­че­ско­му образ­цу и по гре­че­ской про­бе; а то, что штем­пель на этих моне­тах был не вели­ко­гре­че­ский, а ско­рее атти­че­ский или даже мало­ази­ат­ский, слу­жит ука­за­ни­ем на недру­же­люб­ные отно­ше­ния этрус­ков к ита­лий­ским гре­кам. В сущ­но­сти, они нахо­ди­лись в более бла­го­при­ят­ном для тор­гов­ли и гораздо более выгод­ном поло­же­нии, чем жите­ли Лаци­у­ма. Зани­мая все про­стран­ство от одно­го моря до дру­го­го, они гос­под­ст­во­ва­ли в запад­ных водах над боль­шим ита­лий­ским воль­ным пор­том, в восточ­ных — над устья­ми По и тогдаш­ней Вене­ци­ей, сверх того — над боль­шой сухо­пут­ной доро­гой, кото­рая с древ­них вре­мен шла от Пизы на Тиррен­ском море до Спи­ны на Адри­а­ти­че­ском, и нако­нец в южной Ита­лии — над бога­ты­ми рав­ни­на­ми Капуи и Нолы. Они обла­да­ли самы­ми важ­ны­ми в ита­лий­ской вывоз­ной тор­гов­ле про­дук­та­ми: желе­зом из Эта­лии, медью из Вола­терр и из Кам­па­нии, сереб­ром из Попу­ло­нии и даже янта­рем, кото­рый им достав­ля­ли с бере­гов Бал­тий­ско­го моря (с.122). Под охра­ной их пират­ской орга­ни­за­ции, играв­шей в этом слу­чае роль англий­ско­го нави­га­ци­он­но­го акта, но толь­ко в гру­бом виде, их соб­ст­вен­ная тор­гов­ля, конеч­но, ста­ла про­цве­тать, и нель­зя удив­лять­ся ни тому, что этрус­ские тор­гов­цы мог­ли сопер­ни­чать в Сиба­ри­се с милет­ски­ми, ни тому, что это соче­та­ние капер­ства с опто­вой тор­гов­лей поро­ди­ло ту без­мер­ную и без­рас­суд­ную рос­кошь, сре­ди кото­рой силы этрус­ков рано исто­щи­лись.

Сопер­ни­че­ство фини­кий­цев с элли­на­ми

Обо­ро­ни­тель­ное и отча­сти враж­деб­ное поло­же­ние, в кото­рое ста­ли по отно­ше­нию к элли­нам этрус­ки и в более сла­бой сте­пе­ни лати­ны, необ­хо­ди­мо долж­но было ото­звать­ся и на том сопер­ни­че­стве, кото­рое ока­зы­ва­ло в ту пору самое силь­ное вли­я­ние на тор­гов­лю и на судо­ход­ство в Сре­ди­зем­ном море — на сопер­ни­че­стве фини­кий­цев с элли­на­ми. Здесь не место подроб­но опи­сы­вать, как в эпо­ху рим­ских царей эти две вели­ких нации боро­лись из-за 127 пре­об­ла­да­ния на всех бере­гах Сре­ди­зем­но­го моря — в Гре­ции и в самой Малой Азии, на Кри­те и на Кип­ре, на бере­гах афри­кан­ских, испан­ских и кельт­ских; эта борь­ба не велась непо­сред­ст­вен­но на ита­лий­ской поч­ве, но ее послед­ст­вия глу­бо­ко и дол­го чув­ст­во­ва­лись и в Ита­лии. Све­жая энер­гия и более мно­го­сто­рон­ние даро­ва­ния млад­ше­го из двух сопер­ни­ков сна­ча­ла достав­ля­ли ему повсюду пере­вес; элли­ны не толь­ко изба­ви­лись от с.137 фини­кий­ских фак­то­рий, осно­ван­ных как в их евро­пей­ском, так и в их ази­ат­ском оте­че­стве, но даже вытес­ни­ли фини­кий­цев с Кри­та и Кип­ра, утвер­ди­лись в Егип­те и Кирене и завла­де­ли ниж­ней Ита­ли­ей и боль­шей восточ­ной частью сици­лий­ско­го ост­ро­ва. Мел­кие фини­кий­ские тор­го­вые посе­ле­ния повсюду долж­ны были усту­пить место более энер­гич­ной гре­че­ской коло­ни­за­ции. Уже и в запад­ной Сици­лии были осно­ва­ны Селин (126 г.) [628 г.] и Акра­гант (174 г.) [580 г.]; сме­лые мало­ази­ат­ские фокей­цы уже ста­ли разъ­ез­жать по само­му отда­лен­но­му запад­но­му морю, постро­и­ли на кельт­ском побе­ре­жье Мас­са­лию (око­ло 150 г.) [ок. 600 г.] и ста­ли зна­ко­мить­ся с бере­га­ми Испа­нии. Но око­ло поло­ви­ны II века [ок. 600 г.] раз­ви­тие гре­че­ской коло­ни­за­ции вне­зап­но при­оста­но­ви­лось; при­чи­ной этой при­оста­нов­ки, без сомне­ния, было быст­рое воз­рас­та­ние само­го могу­ще­ст­вен­но­го из осно­ван­ных фини­кий­ца­ми в Ливии горо­дов — Кар­фа­ге­на, оче­вид­но вызван­ное опас­но­стью, кото­рою ста­ли угро­жать элли­ны все­му фини­кий­ско­му пле­ме­ни. Хотя у той нации, кото­рая поло­жи­ла нача­ло мор­ской тор­гов­ле на Сре­ди­зем­ном море, ее более юная сопер­ни­ца уже отня­ла исклю­чи­тель­ное гос­под­ство над запад­ным морем, обла­да­ние обо­и­ми путя­ми, соеди­няв­ши­ми восточ­ный бас­сейн Сре­ди­зем­но­го моря с запад­ным, и моно­по­лию тор­го­во­го посред­ни­че­ства меж­ду восто­ком и запа­дом, но фини­кий­цы еще мог­ли удер­жать за собою вла­ды­че­ство, по край­ней мере, над морем к запа­ду от Сар­ди­нии и Сици­лии; Кар­фа­ген взял­ся за это дело со всей свой­ст­вен­ной ара­мей­ско­му пле­ме­ни упор­ной и осмот­ри­тель­ной энер­ги­ей. Как сопро­тив­ле­ние фини­кий­цев, так и их коло­ни­за­ция при­ня­ли совер­шен­но иной харак­тер. Древ­ней­шие фини­кий­ские посе­ле­ния, подоб­но тем, кото­рые были осно­ва­ны ими в Сици­лии и были опи­са­ны Фукидидом, были купе­че­ски­ми фак­то­ри­я­ми, а Кар­фа­ген под­чи­нил себе обшир­ные стра­ны с мно­го­чис­лен­ны­ми под­дан­ны­ми и с силь­ны­ми кре­по­стя­ми. До той поры фини­кий­ские посе­ле­ния обо­ро­ня­лись от гре­ков пооди­ноч­ке, могу­ще­ст­вен­ный же ливий­ский город сосре­дото­чил в себе все обо­ро­ни­тель­ные силы сво­их сопле­мен­ни­ков с такой непре­клон­ной реши­мо­стью, рав­ной кото­рой не было в гре­че­ской исто­рии.

Фини­кий­цы и ита­ли­ки в борь­бе с элли­на­ми

Но едва ли не самым важ­ным момен­том этой реак­ции ока­за­лась для буду­ще­го та тес­ная связь, в кото­рую всту­пи­ли более сла­бые фини­кий­цы для обо­ро­ны от элли­нов с тузем­ным насе­ле­ни­ем Сици­лии и Ита­лии. Когда книдяне и родо­с­цы попы­та­лись око­ло 175 г. [579 г.] утвер­дить­ся под­ле Лили­бея, в самом цен­тре фини­кий­ских посе­ле­ний в Сици­лии, их про­гна­ли оттуда тузем­цы — эли­мей­цы из Сеге­ста — и фини­кий­цы. Когда фокей­цы посе­ли­лись око­ло 217 г. [537 г.] в Ала­лии (Ale­ria) на ост­ро­ве Кор­си­ке, про­тив Цере, чтобы выгнать их оттуда, появил­ся союз­ный флот этрус­ков и кар­фа­ге­нян, состо­яв­ший из ста два­дца­ти парус­ных судов; и хотя в про­ис­шед­шей там мор­ской бит­ве — одной из самых древ­них, с с.138 кото­ры­ми зна­ко­ма исто­рия, — победу при­пи­сы­вал себе вдвое более сла­бый флот фокей­цев, одна­ко кар­фа­ге­няне и этрус­ки достиг­ли цели сво­его напа­де­ния: фокей­цы поки­ну­ли Кор­си­ку и посе­ли­лись на менее откры­том для напа­де­ний бере­гу Лука­нии в Гиэ­ле (Ve­lia). Заклю­чен­ный меж­ду 128 Этру­ри­ей и Кар­фа­ге­ном дого­вор не толь­ко уста­но­вил пра­ви­ла отно­си­тель­но вво­за това­ров и нака­за­ния за их нару­ше­ние, но был вме­сте с тем и воен­ным сою­зом (συμ­μα­χία), о важ­но­сти кото­ро­го свиде­тель­ст­ву­ет выше­упо­мя­ну­тое сра­же­ние при Ала­лии. Харак­тер­но для поло­же­ния цери­тов, что на пло­ща­ди в Цере они пере­би­ли кам­ня­ми взя­тых в плен фокей­цев и потом, чтобы загла­дить свое зло­де­я­ние, посла­ли дары дель­фий­ско­му Апол­ло­ну, Лаци­ум не при­ни­мал уча­стия в этой борь­бе с элли­на­ми; напро­тив того, рим­ляне нахо­ди­лись в очень древ­ние вре­ме­на в дру­же­ст­вен­ных сно­ше­ни­ях с фокей­ца­ми — как с теми, кото­рые жили в Гиэ­ле, так и с теми, кото­рые жили в Мас­са­лии, а арде­а­ты, как утвер­жда­ют, даже осно­ва­ли сооб­ща с закин­фя­на­ми в Испа­нии город, впо­след­ст­вии назы­вав­ший­ся Сагун­том. Но от лати­нов уже никак нель­зя было ожи­дать, чтобы они при­ня­ли сто­ро­ну элли­нов; руча­тель­ст­вом это­го слу­жат как тес­ная связь меж­ду Римом и Цере, так и следы ста­рин­ных сно­ше­ний лати­нов с кар­фа­ге­ня­на­ми. С пле­ме­нем хана­а­ни­тов рим­ляне позна­ко­ми­лись через посред­ство элли­нов, так как посто­ян­но назы­ва­ли его гре­че­ским име­нем (с.123); но они не заим­ст­во­ва­ли от гре­ков ни назва­ния горо­да Кар­фа­ге­на⁵, ни народ­но­го назва­ния Афров⁶; тир­ские това­ры назы­ва­лись у древ­ней­ших рим­лян сарран­ски­ми⁷, а это назва­ние, оче­вид­но, не мог­ло быть заим­ст­во­ва­но от гре­ков; как эти фак­ты, так и позд­ней­шие дого­во­ры свиде­тель­ст­ву­ют о древ­них и непо­сред­ст­вен­ных тор­го­вых сно­ше­ни­ях меж­ду Лаци­у­мом и Кар­фа­ге­ном. Ита­ли­кам и фини­кий­цам дей­ст­ви­тель­но в основ­ном уда­лось соеди­нен­ны­ми сила­ми удер­жать в сво­их руках запад­ную часть Сре­ди­зем­но­го моря. В непо­сред­ст­вен­ной или в кос­вен­ной зави­си­мо­сти от кар­фа­ге­нян оста­ва­лась севе­ро-запад­ная часть Сици­лии с важ­ны­ми пор­то­вы­ми горо­да­ми Соле­и­сом и Панор­мом на север­ном бере­гу и с Моти­ей на мысу, обра­щен­ном к Афри­ке. Во вре­ме­на с.139 Кира и Кре­за, имен­но тогда, когда муд­рый Биас убеж­дал ионян пере­се­лить­ся из Малой Азии в Сар­ди­нию (око­ло 200 г.) [ок. 550 г.], их пред­у­предил кар­фа­ген­ский пол­ко­во­дец Малх, поко­рив­ший зна­чи­тель­ную часть это­го важ­но­го ост­ро­ва, а через пол­сто­ле­тия после того все побе­ре­жье Сар­ди­нии уже нахо­ди­лось в бес­спор­ном вла­де­нии кар­фа­ген­ской общи­ны. Напро­тив того, Кор­си­ка, вме­сте с горо­да­ми Ала­ли­ей и Нике­ей, доста­лась этрус­кам, кото­рые ста­ли соби­рать с тузем­цев дань про­дук­та­ми их бед­но­го ост­ро­ва — смо­лою, вос­ком и медом. В Адри­а­ти­че­ском море и на водах к запа­ду от Сици­лии и от Сар­ди­нии гос­под­ст­во­ва­ли союз­ни­ки — этрус­ки и кар­фа­ге­няне. Прав­да, гре­ки все еще не пре­кра­ща­ли борь­бы. Изгнан­ные из Лили­бея родо­с­цы и книдяне утвер­ди­лись на ост­ро­вах меж­ду Сици­ли­ей и Ита­ли­ей и осно­ва­ли там город Липа­ру (175 г.) [579 г.]. Мас­са­лия ста­ла про­цве­тать, несмот­ря на свое изо­ли­ро­ван­ное поло­же­ние, и ско­ро захва­ти­ла в свои руки тор­гов­лю на всем про­стран­стве от Ниц­цы до Пире­не­ев. У самых Пире­не­ев была осно­ва­на из Липа­ры 129 коло­ния Рода (тепе­реш­ний Розас); в Сагун­те, как утвер­жда­ют, посе­ли­лись закин­фяне, и даже в Тин­ги­се (Тан­гер), в Мав­ри­та­нии, пра­ви­ли гре­че­ские дина­сты. Но гре­ки уже более не подви­га­лись впе­ред; после осно­ва­ния Акра­ган­та они уже не мог­ли достиг­нуть сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­но­го рас­ши­ре­ния сво­их вла­де­ний ни в Адри­а­ти­че­ском море, ни в запад­ной части Сре­ди­зем­но­го моря, а доступ в испан­ские воды и в Атлан­ти­че­ский оке­ан был для них совер­шен­но закрыт. Каж­дый год воз­об­нов­ля­лась борь­ба липар­цев с туск­ски­ми «мор­ски­ми раз­бой­ни­ка­ми» и кар­фа­ге­нян с мас­са­лиота­ми, с кире­ней­ца­ми и в осо­бен­но­сти с гре­че­ски­ми сици­лий­ца­ми; но ни одна сто­ро­на не достиг­ла проч­ных успе­хов, и резуль­та­том веко­вых рас­прей было толь­ко под­дер­жа­ние sta­tus quo. Таким обра­зом, Ита­лия была, хотя и кос­вен­ным обра­зом, обя­за­на фини­кий­цам тем, что по край­ней мере в сво­их сред­них и север­ных частях избег­ла коло­ни­за­ции и что там, в осо­бен­но­сти в Этру­рии, воз­ник­ла нацио­наль­ная мор­ская дер­жа­ва. Впро­чем, нет недо­стат­ка в дока­за­тель­ствах того, что фини­кий­цы отно­си­лись если не к сво­им латин­ским союз­ни­кам, то по мень­шей мере к более могу­ще­ст­вен­ным на море этрус­кам с той зави­стью, кото­рая свой­ст­вен­на всем мор­ским дер­жа­вам: досто­ве­рен или вымыш­лен рас­сказ о том, что кар­фа­ге­няне поме­ша­ли отправ­ке этрус­ской коло­нии на Канар­ские ост­ро­ва, он, во вся­ком слу­чае, дока­зы­ва­ет, что и там стал­ки­ва­лись сопер­ни­чав­шие инте­ре­сы.