В мире античных свитков

с.19

Гла­ва II

Вос­ко­вые таб­лич­ки

Гре­че­ский маль­чик, при­шед­ший в шко­лу, при­но­сил с собой покры­тые вос­ком таб­лич­ки. Поло­жив их на коле­ни, он учил­ся писать бук­вы и сло­ги, выца­ра­пы­вая сво­ей еще неуме­лой ручон­кой сло­ва род­но­го язы­ка. Самая древ­няя такая таб­лич­ка откры­та архео­ло­га­ми на терри­то­рии антич­ной Этру­рии (Мар­си­ли­а­но)¹. Она отно­сит­ся к нача­лу VII века до н. э. и выре­за­на из сло­но­вой кости. По краю ее начер­та­на гре­че­ская азбу­ка, едва ли не древ­ней­ший из извест­ных нам вари­ан­тов: зна­ки ее напи­са­ны еще спра­ва нале­во. До наше­го вре­ме­ни дошли образ­цы антич­ных «школь­ных тет­ра­дей», и на одной из них, хра­ня­щей­ся в Бер­лин­ском музее, мы чита­ем выведен­ную учи­те­лем и ста­ра­тель­но четы­ре раза повто­рен­ную уче­ни­ком про­пись: «Будь при­ле­жен, маль­чик, чтобы тебя не выдра­ли».

Вос­ко­вы­ми таб­лич­ка­ми поль­зо­ва­лись и взрос­лые. Поэт и уче­ный, государ­ст­вен­ный дея­тель и финан­сист набра­сы­ва­ли на них свои чер­но­вые запи­си или исполь­зо­ва­ли для состав­ле­ния опре­де­лен­но­го рода доку­мен­тов. Обыч­но эти таб­лич­ки изготов­ля­лись из бука, дуба и дру­гих твер­дых пород дере­вьев. Края таб­ли­чек были при­под­ня­ты, до их уров­ня нали­вал­ся рас­плав­лен­ный воск: его раз­гла­жи­ва­ли тра­пе­цие­вид­ным скреб­ком. По застыв­ше­му вос­ку писа­ли про­дол­го­ва­тым сталь­ным стерж­нем: один конец его был заост­рен, дру­гой окан­чи­вал­ся лопа­точ­кой. Если запись чем-то не удо­вле­тво­ря­ла пишу­ще­го или же в ней мино­ва­ла надоб­ность, воск загла­жи­ва­ли лопа­точ­кой, пред­ва­ри­тель­но его подо­грев, после чего писа­ли вновь по этой же таб­лич­ке. Стер­жень этот у рим­лян назы­вал­ся стиль (отсюда ведет свое нача­ло не толь­ко соот­вет­ст­ву­ю­щий

с.20

Рис. 2. 1. Пер­стень, кото­рым запе­ча­ты­ва­лись свит­ки, и оттис­ки его на шнур­ках и папи­рус­ных лен­тах. 2. Палет­ка древ­не­еги­пет­ско­го пис­ца с трост­ни­ко­вы­ми стерж­ня­ми и углуб­ле­ни­ем ввер­ху для раз­веде­ния туши. 3. Образ­цы метал­ли­че­ских стерж­ней, сти­лей, кото­ры­ми писа­ли на вос­ко­вых таб­лич­ках. 4. Цилин­дри­че­ский пенал для хра­не­ния кала­мов с при­вя­зан­ной к нему чер­ниль­ни­цей. Весь пись­мен­ный при­бор писец заты­кал за пояс. 5. Дере­вян­ная таб­лич­ка, на кото­рой писа­ли древ­ние школь­ни­ки. 6. Вос­ко­вые таб­лич­ки, послу­жив­шие про­об­ра­зом кни­ги-кодек­са, диптих и поли­птих. 7. Брон­зо­вая двой­ная чер­ниль­ни­ца рим­ско­го вре­ме­ни, для крас­ной и чер­ной туши. Поза­ди нее сви­ток папи­ру­са. (Jbscher R. Pa­py­ri als Zeu­gen an­ti­ker Kul­tur, B., 1949, Taf. 7)

лите­ра­тур­ный тер­мин, но и назва­ние неболь­шо­го кин­жа­ла — сти­лет). «Чаще обо­ра­чи­вай стиль» — сове­то­вал начи­наю­щим авто­рам вели­кий рим­ский поэт Гора­ций (Сати­ры, I, 10, 72), под­чер­ки­вая тем самым необ­хо­ди­мость тща­тель­ной отдел­ки с.21 лите­ра­тур­но­го про­из­веде­ния. Выра­же­ние «обо­ра­чи­вать стиль» полу­чи­ло зна­че­ние «редак­ти­ро­вать», «исправ­лять». В «Латин­ской анто­ло­гии» (I, 286) мы нахо­дим даже сти­хи, посвя­щен­ные это­му орудию пись­ма:

Рим­ский тео­ре­тик ора­тор­ско­го искус­ства Квин­ти­ли­ан сове­ту­ет начи­наю­ще­му ора­то­ру писать толь­ко на вос­ко­вых таб­лич­ках — на них очень лег­ко сти­рать напи­сан­ное (X, 3, 31). Кро­ме того, необ­хо­ди­мость часто опус­кать калам в чер­ни­ла задер­жи­ва­ет сво­бод­ное раз­ви­тие мыс­ли. При этом Квин­ти­ли­ан сове­ту­ет выби­рать не очень длин­ные таб­лич­ки — он сам знал моло­до­го чело­ве­ка, кото­рый писал очень длин­ные сочи­не­ния, пото­му что оце­ни­вал твор­че­ский труд по чис­лу строк. Этот недо­ста­ток мож­но устра­нить про­стой заме­ной длин­ных таб­ли­чек мень­ши­ми.

На пом­пей­ской фрес­ке «Дома Либа­ния» мы видим юную поэтес­су, дер­жа­щую в левой руке вос­ко­вые таб­лич­ки, а пра­вой меч­та­тель­но при­жи­маю­щую заост­рен­ный конец сти­ля к губам. Взгляд ее задум­чи­во устрем­лен вдаль.

Рис. 3. Так назы­вае­мая «поэтес­са» — девуш­ка, дер­жа­щая вос­ко­вые таб­лич­ки (поли­птих) в левой руке и стиль — в пра­вой. Фрес­ка из Пом­пей, I в. нашей эры

Судя по сохра­нив­шим­ся образ­цам, а так­же про­из­веде­ни­ям изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства, стиль мог иметь самую раз­но­об­раз­ную фор­му — вере­те­но­об­раз­ную, фор­му узко­го листа, сужаю­ще­го­ся посе­редине, и т. п.

с.22 Гре­ки назы­ва­ли покры­тую вос­ком таб­лич­ку «Дель­ти­он», дель­той, — веро­ят­но, пото­му, что в глу­бо­кой древ­но­сти они име­ли тре­уголь­ную или тра­пе­цие­вид­ную фор­му. Края таб­ли­чек про­свер­ли­ва­лись, а в отвер­стия про­де­ва­лись шнур­ки (или ремеш­ки, коль­ца), соеди­няв­шие вме­сте две или боль­шее чис­ло таб­ли­чек. Две свя­зан­ные вме­сте таб­лич­ки назы­ва­лись дипти­хом, три — три­пти­хом, четы­ре и более — поли­пти­хом. Такой диптих упо­ми­на­ет­ся Геро­до­том, когда исто­рик сооб­ща­ет о хит­ро­сти, к кото­рой при­бег­нул спар­тан­ский царь Дема­рат, чтобы пере­дать сво­им сограж­да­нам весть о гото­вя­щем­ся похо­де царя Ксерк­са про­тив элли­нов (VII, 239). Дема­рат соскоб­лил с дипти­ха («дель­ти­он дипти­хон») воск, напи­сал пись­мо на поверх­но­сти само­го дере­ва, а затем покрыл всю запись вос­ком. Это было сде­ла­но им с той целью, чтобы скрыть содер­жа­ние пись­ма от пер­сид­ской дорож­ной охра­ны, кото­рая мог­ла бы задер­жать нароч­но­го. Таб­лич­ки были затем достав­ле­ны в Спар­ту и там про­чте­ны. Чистые вос­ко­вые таб­лич­ки не мог­ли вызы­вать подо­зре­ний: это был обыч­ный пред­мет оби­хо­да гра­мот­но­го чело­ве­ка.

Вос­ко­вые таб­лич­ки слу­жи­ли для еже­днев­ных запи­сей, напо­ми­на­ли о делах, кото­рых не сле­до­ва­ло забы­вать, о дол­гах и обя­за­тель­ствах, слу­жи­ли чер­но­ви­ком тек­стов, кото­рые затем пере­но­си­лись на папи­рус и пер­га­мен. Запе­ча­тан­ные таб­лич­ки при­ме­ня­лись для состав­ле­ния заве­ща­ний, для пере­да­чи сек­рет­ных рас­по­ря­же­ний началь­ст­ву­ю­щих лиц, для раз­но­об­раз­ных заяв­ле­ний, рас­пи­сок и даже доно­сов. Часто они слу­жи­ли пись­мом, на кото­ром адре­сат, сте­рев напи­сан­ное, тут же писал свой ответ. Жив­ший во вто­рой поло­вине I в. до н. э. рим­ский поэт Про­пер­ций горь­ко сожа­ле­ет в одной из сво­их эле­гий (III, 22) о про­па­же таб­ли­чек, так часто кур­си­ро­вав­ших меж­ду ним и его воз­люб­лен­ной — хотя они были про­сты и непре­зен­та­бель­ны на вид. «Теперь, — гру­стил он, — какой-нибудь скря­га пишет на них свои сче­та…».

Доку­мен­ты, кото­рые автор хотел сохра­нить втайне, запе­ча­ты­ва­лись его лич­ной печа­тью. В III речи про­тив Кати­ли­ны Цице­рон упо­ми­на­ет о печа­ти одно­го из заго­вор­щи­ков, Лен­ту­ла: на ней был изо­бра­жен дед Лен­ту­ла. Све­то­ний подроб­но опи­сы­ва­ет лич­ные печа­ти импе­ра­то­ра Авгу­ста. Вна­ча­ле Август поль­зо­вал­ся печа­тью с изо­бра­же­ни­ем сфинк­са, затем сме­нил ее на печать с порт­ре­том Алек­сандра Македон­ско­го. В кон­це жиз­ни он стал поль­зо­вать­ся печа­тью со сво­им соб­ст­вен­ным изо­бра­же­ни­ем, и эта печать пере­шла затем к после­дую­щим прин­цеп­сам, его пре­ем­ни­кам.

с.23

Рис. 4. Афи­на, пишу­щая на вос­ко­вых таб­лич­ках. Рису­нок на гре­че­ской вазе V века до нашей эры

с.24 Архи­вы вос­ко­вых таб­ли­чек хра­ни­лись в домах знат­ных рим­лян в спе­ци­аль­ном поме­ще­нии, назы­вав­шем­ся «таб­ли­нум» (от латин­ско­го сло­ва ta­bu­la — таб­лич­ка). О мно­же­стве подоб­но­го рода таб­ли­чек, хра­ня­щих­ся в домах знат­ных рим­лян, пишет и Пли­ний в сво­ей «Есте­ствен­ной исто­рии» (XXXV, 7)². Пли­ний назы­ва­ет их при этом «кодек­са­ми». Как мы увидим ниже, назва­ние это пере­шло затем на руко­пис­ную кни­гу той фор­мы, кото­рая ста­ла наи­бо­лее употре­би­тель­ной в кон­це антич­но­сти.

Бога­тые люди поль­зо­ва­лись рос­кош­ны­ми таб­лич­ка­ми, изготов­ляв­ши­ми­ся из сло­но­вой кости. Они отде­лы­ва­лись золо­том, наруж­ная сто­ро­на их укра­ша­лась баре­лье­фом худо­же­ст­вен­ной работы. Рим­ские кон­су­лы, всту­пая в долж­ность, дари­ли такие таб­лич­ки сво­им зна­ко­мым и дру­зьям в каче­стве ново­год­не­го подар­ка. Имен­но на таких таб­лич­ках знат­ные люди набра­сы­ва­ли чер­но­ви­ки сво­их доку­мен­тов или писем, и уж после дик­то­ва­ли их сво­им рабам-пере­пис­чи­кам («либ­ра­ри­ям»). Как сооб­ща­ет Цице­рон, Цезарь имел при себе семь таких либ­ра­ри­ев (Pro Sul­la, 14).

Писа­ли на таких таб­лич­ках обыч­но кур­си­вом, бег­лым пись­мом, если, разу­ме­ет­ся, вла­де­лец их не был школь­ни­ком, учив­шим­ся кал­ли­гра­фии. Обще­из­вест­ные начер­та­ния букв латин­ско­го алфа­ви­та, пред­став­лен­ные на эпи­гра­фи­че­ских памят­ни­ках — над­пи­сях на брон­зе или камне — изме­не­ны в кур­си­ве до неузна­вае­мо­сти. Дол­гое вре­мя евро­пей­ские уче­ные вооб­ще не мог­ли про­честь это кур­сив­ное пись­мо. На пер­вый взгляд, оно состо­я­ло из отдель­ных линий, штри­хов и дужек, в кото­рых очень труд­но было уга­дать зна­ки латин­ско­го алфа­ви­та. Неко­то­рые к тому же были очень похо­жи друг на дру­га, хотя обо­зна­ча­ли раз­лич­ные бук­вы.

Впер­вые в Евро­пе этот кур­сив про­чел Иоганн Мас­сман, издав­ший тек­сты вос­ко­вых таб­ли­чек рим­ской эпо­хи, отно­сив­ших­ся к 131—167 гг. нашей эры. Они были най­де­ны в древ­не­рим­ских золотых руд­ни­ках в Тран­силь­ва­нии, близ Абруд­ба­ньи, в кон­це XVIII — нача­ле XIX века. После несколь­ких лет работы Мас­сма­ну уда­лось «дешиф­ро­вать» кур­сив, и кни­гу, посвя­щен­ную этим таб­лич­кам, он выпу­стил в свет в 1840 г.³ В ней он писал: «Тому, кто при­ни­ма­ет­ся читать эти таб­лич­ки, зна­ки кото­рых я бы назвал едва раз­ли­чи­мы­ми, очер­та­ния отдель­ных букв вна­ча­ле пред­став­ля­ют­ся рас­плыв­ши­ми­ся даже при самом при­сталь­ном рас­смот­ре­нии. Они как бы сли­ва­ют­ся меж­ду собой, пока про­дви­гаю­ще­му­ся шаг за шагом не блес­нут пер­вые с.25 лучи све­та из глу­бо­ко­го мра­ка. Имен­но это и про­изо­шло со мной». Работы Мас­сма­на полу­чи­ли миро­вую извест­ность.

Наи­бо­лее зна­чи­тель­ные наход­ки антич­ных вос­ко­вых таб­ли­чек отно­сят­ся ко вто­рой поло­вине XIX — нача­лу XX века⁴. В кон­це XIX в. гол­лан­дец Ван Ассен­дельфт де Конинг пода­рил Лей­ден­ской биб­лио­те­ке 7 таб­ли­чек, состав­ляв­ших целый поли­птих. Их при­об­рел в 1881 г. в Паль­ми­ре его брат, офи­цер гол­ланд­ско­го флота. Все они были испи­са­ны с обе­их сто­рон, кро­ме пер­вой, внеш­няя сто­ро­на кото­рой была совер­шен­но глад­кой (она игра­ла роль совре­мен­ной облож­ки). Подоб­но боль­шин­ству извест­ных нам таб­ли­чек, «Ассен­дельфт­ские таб­лич­ки» были выре­за­ны из бука. Тем­ный отте­нок покры­вав­ше­го их вос­ка, воз­мож­но, объ­яс­ня­ет­ся тем, что к нему добав­ля­лась смо­ла — отче­го про­ца­ра­пан­ные бук­вы ста­но­ви­лись более замет­ны­ми. Фор­ма таб­ли­чек была почти квад­рат­ной — 14,5×12 см⁵.

Обо­рот пер­вой таб­лич­ки содер­жит стих из поэ­мы Геси­о­да «Труды и дни». Он тща­тель­но выпи­сан округ­лы­ми и ров­ны­ми бук­ва­ми и без сомне­ния пред­став­ля­ет собой про­пись, остав­лен­ную в этой «школь­ной тет­ра­ди» учи­те­лем — это образ­цо­во выпол­нен­ное упраж­не­ние в кал­ли­гра­фии. На осталь­ных таб­лич­ках запи­са­ны бас­ни Баб­рия — «Боль­ной ворон», «Лев и бык», «Куро­пат­ка и зем­леде­лец», «Уку­шен­ный мура­вьем и Гер­мес», «Бык и козел», «Лев и лиси­ца». Баб­рий дей­ст­ви­тель­но был излюб­лен­ным школь­ным авто­ром, что объ­яс­ня­ет­ся, преж­де все­го, нра­во­учи­тель­ной тен­ден­ци­ей, кото­рой про­ни­за­ны его бас­ни. При срав­не­нии с дошед­ши­ми до наше­го вре­ме­ни руко­пи­ся­ми про­из­веде­ний Баб­рия «Ассен­дельфт­ские таб­лич­ки» ока­за­лись пол­ны оши­бок, про­пус­ков, а ино­гда и добав­ле­ний. Это не долж­но нас удив­лять: перед нами школь­ная тет­радь и при­том не само­го луч­ше­го уче­ни­ка.

В свя­зи с «Ассен­дельфт­ски­ми таб­лич­ка­ми» умест­но вспом­нить най­ден­ные в 1891 г. в Егип­те мимы Герон­да, писа­те­ля III в. до н. э. Эти мимы пред­став­ля­ют собой неболь­шие коми­че­ские сцен­ки из народ­ной жиз­ни, нари­со­ван­ные в гру­бо реа­ли­сти­че­ской, ско­рее даже нату­ра­ли­сти­че­ской мане­ре. В миме «Учи­тель» вдо­ва Мет­ро­ти­ма при­во­дит к учи­те­лю сво­его отбив­ше­го­ся от рук сына Кот­та­ла, горь­ко жалу­ясь при этом, что сын ее совсем забыл, где нахо­дит­ся дверь шко­лы:

с.26

Палео­гра­фи­че­ские сооб­ра­же­ния поз­во­ля­ют сде­лать заклю­че­ние, что вре­мя, к кото­ро­му отно­сят­ся таб­лич­ки, близ­ко ко вре­ме­ни жиз­ни само­го Баб­рия (II век нашей эры). Но совер­шен­но ясно, что «Ассен­дельфт­ские таб­лич­ки» не могут быть отне­се­ны ко вре­ме­ни после 272 года — в этом году Паль­ми­ра была уни­что­же­на озве­рев­ши­ми сол­да­та­ми Авре­ли­а­на и пере­ста­ла суще­ст­во­вать как город.

В отде­ле егип­то­ло­гии Государ­ст­вен­но­го Эрми­та­жа хра­нят­ся две дере­вян­ные таб­лич­ки, издан­ные в свое вре­мя Г. Ф. Цере­те­ли⁷. Вели­чи­на пер­вой из них — 31×17.5 см при тол­щине в 0.7 см. Эта таб­лич­ка не покры­ва­лась вос­ком, и древ­не­еги­пет­ский школь­ник писал на ней, смы­вая напи­сан­ное, когда в нем мино­ва­ла надоб­ность. На лице­вой сто­роне дву­мя раз­ны­ми почер­ка­ми напи­са­ны 20 строк пись­мом, кото­рое при­ня­то назы­вать устав­ным. Пер­вые пять строк напи­са­ны ров­ным изящ­ным почер­ком, бук­вы слег­ка накло­не­ны впра­во. Как отме­ча­ет изда­тель тек­ста, Г. Ф. Цере­те­ли, «на всем пись­ме лежит печать твер­дой и опыт­ной руки»:

Затем сле­ду­ют две стро­ки, по-види­мо­му, напи­сан­ные ранее и полу­стер­тые. Вось­мая и после­дую­щие стро­ки пред­став­ля­ют собой трое­крат­ное повто­ре­ние пер­вых пяти, но уже дру­гой рукой — рукой уче­ни­ка. Уче­ник ста­рал­ся вос­про­из­ве­сти пись­мо учи­те­ля, но это ему пло­хо уда­ва­лось: вре­мя от вре­ме­ни он сби­ва­ет­ся, начи­на­ет свя­зы­вать бук­вы, они то разъ­ез­жа­ют­ся в раз­ные сто­ро­ны, то нахо­дят одна на дру­гую. К кон­цу упраж­не­ния почерк уче­ни­ка ста­но­вит­ся все хуже и хуже — вид­но, что он ста­рал­ся поско­рее изба­вить­ся от непри­ят­но­го заня­тия. Поми­мо это­го, он сде­лал мно­го орфо­гра­фи­че­ских оши­бок: так, он три раза вме­сто сиг­мы напи­сал омик­рон!

Пер­вые четы­ре стро­ки про­пи­си, кото­рую при­шлось повто­рять уче­ни­ку, пред­став­ля­ют собой дву­сти­шие — два ямби­че­ских три­мет­ра, при­чем каж­дый из них отде­лен зна­ком — дву­мя вер­ти­каль­ны­ми штри­ха­ми. В таком рит­ме обыч­но зву­чат гре­че­ские посло­ви­цы и пого­вор­ки, дошед­шие до нас в боль­шом с.27 коли­че­стве. Смысл это­го дву­сти­шия мож­но пере­дать по-рус­ски (сохра­няя ритм под­лин­ни­ка) сле­дую­щим обра­зом:

Мож­но пред­ста­вить себе, по како­му пово­ду маль­чу­га­ну была зада­на такая про­пись. Воз­мож­но, он подрал­ся со сво­и­ми сверст­ни­ка­ми, и учи­тель решил нака­зать его, задав ему напи­сать это дву­сти­шие несколь­ко раз.

Пятая стро­ка тоже носит нра­во­учи­тель­ный харак­тер, и содер­жит мораль, древ­нюю как мир. Она гла­сит:

Вто­рая таб­лич­ка покры­ва­лась вос­ком. Раз­ме­ры ее — 15×17.7 см при тол­щине 0.5 см. Лице­вая сто­ро­на ее име­ет углуб­ле­ние, покры­тое тон­ким сло­ем побу­рев­ше­го от вре­ме­ни вос­ка. Шири­на края, окру­жаю­ще­го углуб­ле­ние, — 1.3 см. В нем име­ют­ся отвер­стия для шнур­ков или ремеш­ков, кото­ры­ми эта таб­лич­ка свя­зы­ва­лась с дру­ги­ми.

На этой таб­лич­ке мы нахо­дим шесть строк устав­но­го пись­ма, пре­крас­но сохра­нив­ше­го­ся и отно­ся­ще­го­ся к III в. нашей эры:

Этот текст так­же укла­ды­ва­ет­ся в два ямби­че­ских три­мет­ра, отде­лен­ных друг от дру­га тем же зна­ком — дву­мя вер­ти­каль­ны­ми штри­ха­ми. Дву­сти­шие заклю­ча­ет в себе сле­дую­щую мораль:

За дву­сти­ши­ем сле­ду­ет обыч­но встре­чаю­ще­е­ся в гре­че­ских «школь­ных тет­ра­дях» сло­во:

При­веден­ный выше текст был так­же про­пи­сью, кото­рую учи­тель напи­сал для сво­его уче­ни­ка, но таб­лич­ки, где уче­ник эту про­пись повто­рял, не сохра­ни­лись.

В 1868 г. Фрё­нер издал четы­ре таб­лич­ки мар­сель­ско­го музея, где мы так­же нахо­дим про­пи­си учи­те­ля, с добав­ле­ни­ем сло­ва «ста­рай­ся!», три­жды повто­рен­ные уче­ни­ком. На одной из этих таб­ли­чек мож­но увидеть ошиб­ку уче­ни­ка, исправ­лен­ную учи­те­лем⁸.

с.28 Одна из самых заме­ча­тель­ных нахо­док вос­ко­вых таб­ли­чек была сде­ла­на во вре­мя рас­ко­пок в Пом­пе­ях 3—5 июля 1875 года в бога­том доме пом­пей­ско­го финан­си­ста Люция Цеци­лия Юкун­да⁹. Над пор­ти­ком пери­сти­ля его дома были откры­ты остат­ки сун­ду­ка, в кото­ром хра­ни­лись око­ло 127 дипти­хов и три­пти­хов. Сохран­ность их остав­ля­ла желать луч­ше­го: они были обуг­ле­ны и кро­ши­лись в руках. Поми­мо это­го, жар вул­ка­ни­че­ско­го пеп­ла и падаю­щих камеш­ков рас­пла­вил воск во мно­гих таб­лич­ках и сде­лал текст, а так­же оттис­ки печа­тей труд­но раз­ли­чи­мы­ми. Зна­чи­тель­ную часть их, одна­ко, сумел про­честь и под­гото­вить к печа­ти дирек­тор Неа­по­ли­тан­ско­го музея Джу­лио да Пет­ра. Доку­мен­ты, сохра­нив­ши­е­ся на этих таб­лич­ках, отно­сят­ся в боль­шин­стве слу­ча­ев к 53—62 гг. нашей эры, и толь­ко два — к более ран­не­му вре­ме­ни (15 и 27 гг. н. э.).

Преж­де чем перей­ти к содер­жа­нию этих таб­ли­чек, необ­хо­ди­мо ска­зать несколь­ко слов о харак­те­ре заня­тий их вла­дель­ца. Дея­тель­ность его была свя­за­на с аук­ци­о­на­ми, зани­мав­ши­ми осо­бое место в эко­но­ми­че­ской жиз­ни рим­ско­го обще­ства кон­ца рес­пуб­ли­ки и эпо­хи ран­ней импе­рии. Лицо, желав­шее про­дать свою соб­ст­вен­ность — това­ры, име­ние, рабов — или же сдать эту соб­ст­вен­ность в арен­ду, или, нако­нец, пред­ла­гав­шее взять на себя выпол­не­ние каких-то работ, обра­ща­лось к пуб­ли­ке через аук­ци­о­на­то­ра, брав­ше­го на себя, на комис­си­он­ных нача­лах, устрой­ство аук­ци­о­на. Аук­ци­о­на­тор брал на себя полу­че­ние денег от поку­па­те­ля, и вооб­ще все воз­ни­кав­шие в про­цес­се аук­ци­о­на спо­ры раз­ре­ша­лись меж­ду аук­ци­о­на­то­ром и поку­па­те­лем, а не соб­ст­вен­ни­ком про­да­вае­мо­го иму­ще­ства. Послед­ний имел дело толь­ко с аук­ци­о­на­то­ром, или, как его еще назы­ва­ли, коак­то­ром. Коак­тор совер­шал круп­ные сдел­ки на кредит­ных нача­лах и поэто­му дол­жен был рас­по­ла­гать боль­ши­ми сум­ма­ми.

Боль­шин­ство вос­ко­вых таб­ли­чек, най­ден­ных в доме Цеци­лия Юкун­да, пред­став­ля­ют собой три­пти­хи — три таб­лич­ки, свя­зан­ные шнур­ком. В отли­чие от три­пти­хов, кото­рые иссле­до­вал Мас­сман, пом­пей­ские три­пти­хи состо­ят из таб­ли­чек, име­ю­щих углуб­ле­ния, запол­няв­ши­е­ся вос­ком и пред­на­зна­чен­ные для пись­ма толь­ко на 2, 3 и 5-й стра­ни­цах. На 2 и 3-й стра­ни­цах писал­ся глав­ный текст доку­мен­та, затем пер­вая и вто­рая таб­лич­ки свя­зы­ва­лись (так, что вто­рая и третья стра­ни­цы три­пти­ха ока­зы­ва­лись закры­ты­ми), и в спе­ци­аль­ном желоб­ке посредине глад­кой чет­вер­той стра­ни­цы про­пус­кал­ся шну­рок (на этой стра­ни­це, как уже ука­зы­ва­лось, ника­ко­го тек­ста не с.29 писа­лось, и вос­ком она не покры­ва­лась). Про­пу­щен­ный в желоб­ке шну­рок скреп­лял­ся печа­тя­ми сиг­на­то­ров — свиде­те­лей, при­сут­ст­во­вав­ших при заклю­че­нии сдел­ки, при­чем каж­дый из них ста­вил свою под­пись рядом со сво­ей печа­тью, чер­ни­ла­ми по дере­ву.

Доку­мен­ты, о кото­рых идет здесь речь, пред­став­ля­ли собой рас­пис­ки в выпла­те и полу­че­нии денег от коак­то­ра Цеци­лия Юкун­да. Текст глав­но­го доку­мен­та, о кото­ром выше шла речь, писал­ся рукой само­го Юкун­да. На 5-й стра­ни­це три­пти­ха писал­ся вто­рой доку­мент, имев­ший мень­шее зна­че­ние, рукой креди­то­ра — это была рас­пис­ка в полу­че­нии денег от Цеци­лия Юкун­да, или, как ее назы­ва­ли тогда гре­че­ским сло­вом, хиро­граф («соб­ст­вен­но­руч­ная рас­пис­ка»). Эта стра­ни­ца остав­ля­лась откры­той, так как в тек­сте хиро­гра­фа коак­тор ниче­го не мог изме­нить, тогда как в сво­ем тек­сте, напи­сан­ном его соб­ст­вен­ной рукой, он смог бы вне­сти изме­не­ния (поэто­му он и запе­ча­ты­вал­ся в при­сут­ст­вии свиде­те­лей, ста­вив­ших свою под­пись).

Глав­ным типом доку­мен­тов, хра­нив­ших­ся в доме Цеци­лия Юкун­да, были рас­пис­ки, кви­тан­ции об упла­те (пер­скрип­ции, по-латы­ни), кото­рые удо­сто­ве­ря­ли упла­ту Л. Цеци­ли­ем Юкун­дом денег тому лицу, от име­ни и по пору­че­нию кото­ро­го устра­и­вал­ся аук­ци­он. При­ме­ром такой рас­пис­ки может слу­жить доку­мент № 25 (по изда­нию: CIL, v. IV, Suppl. P. I., Ta­bu­lae ce­ra­tae Pom­peis re­per­tae, Be­rol., 1898). На обре­зе три­пти­ха чер­ни­ла­ми напи­са­но: «Рас­пис­ка Умб­ри­ции Яну­а­рии». Над­пись на обре­зе поз­во­ля­ла лег­ко отыс­кать тре­бу­е­мую рас­пис­ку, подоб­но тому, как над­пись на кореш­ке пере­пле­та совре­мен­ной кни­ги поз­во­ля­ет лег­ко отыс­кать ее на биб­лио­теч­ной пол­ке. Текст вто­рой и третьей стра­ни­цы это­го хоро­шо сохра­нив­ше­го­ся три­пти­ха содер­жит сле­дую­щее:

с.30 Инте­рес­но, что в этом доку­мен­те перед нами высту­па­ет жен­щи­на, само­сто­я­тель­но веду­щая свои денеж­ные дела. Умб­ри­ция Яну­а­рия не состав­ля­ла исклю­че­ния для Рима того вре­ме­ни. Извест­но, напри­мер, что жена Цице­ро­на, Терен­ция, пита­ла непре­одо­ли­мую страсть к нажи­ве и вся­ко­го рода финан­со­вым спе­ку­ля­ци­ям. При этом она при­бе­га­ла к услу­гам не очень чисто­плот­ных дель­цов и часто тер­пе­ла зна­чи­тель­ные убыт­ки. Пыта­ясь вый­ти из затруд­ни­тель­но­го поло­же­ния, она ино­гда поку­ша­лась на сред­ства сво­его супру­га, кото­рый и сам был вели­ким масте­ром вся­ко­го рода спе­ку­ля­ций — име­ни­я­ми, кни­га­ми, скульп­ту­ра­ми и т. п. В сво­ей пере­пис­ке Цице­рон не раз горь­ко жалу­ет­ся на свою супру­гу. В кон­це кон­цов он с ней раз­вел­ся.

Точ­ная дати­ров­ка доку­мен­та (12 декаб­ря 56 года нашей эры) явля­ет­ся обыч­ной для дело­вых людей того вре­ме­ни. Сам Юкунд был энер­гич­ным финан­си­стом, денеж­ным воро­ти­лой мест­но­го зна­че­ния (Пом­пеи были неболь­шим про­вин­ци­аль­ным город­ком Ита­лии). Но если про­вин­ци­аль­ный делец обла­дал таким архи­вом, мож­но себе пред­ста­вить, какой вели­чи­ны дости­га­ли архи­вы могу­ще­ст­вен­ных финан­со­вых тузов сто­ли­цы.

Порт­рет Цеци­лия Юкун­да сохра­нил­ся. Перед нами «пол­ное, несколь­ко обрюзг­шее лицо ста­ре­ю­ще­го чело­ве­ка, кото­рый мно­го видел и мно­го узнал за свою пест­рую, труд­ную и не про­стую жизнь… недоб­рая усмеш­ка, так вели­ко­леп­но пере­дан­ная худож­ни­ком, была его обыч­ной реак­ци­ей на вся­кое боль­шое чув­ство и на любую высо­кую мысль»¹⁰.

Потреб­но­сти эко­но­ми­че­ской и куль­тур­ной жиз­ни древ­не­го Рима тре­бо­ва­ли боль­шо­го коли­че­ства вос­ко­вых таб­ли­чек, и изготов­ле­ние их долж­но было стать важ­ной отрас­лью ремес­ла. Сырье и мате­ри­а­лы име­лись в изоби­лии — пче­ло­вод­ство было высо­ко­раз­ви­той отрас­лью сель­ско­го хозяй­ства древ­ней Ита­лии, и леса покры­ва­ли тогда еще зна­чи­тель­ную часть стра­ны: к севе­ру от нее про­сти­ра­лись обла­сти, где в изоби­лии встре­ча­лись буко­вые рощи.

В созда­нии антич­ной кни­ги вос­ко­вые таб­лич­ки игра­ли нема­ло­важ­ную роль. Здесь нахо­дил свое вопло­ще­ние пер­во­на­чаль­ный замы­сел авто­ра, набра­сы­ва­лись отдель­ные части его про­из­веде­ния, над кото­ры­ми шла затем редак­тор­ская работа. Лишь после тща­тель­ной отдел­ки лите­ра­тур­ное про­из­веде­ние пере­но­си­лось на папи­рус («хар­ту») или пер­га­мен.

Ино­гда отдел­ка про­из­веде­ния была не очень тща­тель­ной, и это вело к неточ­но­стям и ошиб­кам само­го раз­лич­но­го харак­те­ра. Имен­но тако­во про­ис­хож­де­ние мно­го­чис­лен­ных с.31 погреш­но­стей в «Есте­ствен­ной исто­рии» Пли­ния Стар­ше­го. Работу Пли­ния Аль­фонс Дэн рису­ет в сле­дую­щих чер­тах. Вооб­ра­зи­те, пишет Дэн, Пли­ния Стар­ше­го, кото­рый после обеда, про­сто­го и лег­ко­го, на древ­ний манер, рас­по­ло­жил­ся под лет­ним солн­цем для отды­ха. Рядом с ним сидит раб, кото­рый чита­ет ему гре­че­ско­го авто­ра. После каж­дой гла­вы или части тек­ста раб дела­ет пау­зу, и тогда Пли­ний обра­ща­ет­ся к дру­го­му рабу, дер­жа­ще­му вос­ко­вые таб­лич­ки и стиль. Ему Пли­ний дик­ту­ет пере­вод (или пере­сказ) того гре­че­ско­го тек­ста, кото­рый он толь­ко что про­слу­шал. При этом он мог вста­вить в текст заме­ток и свои заме­ча­ния, сооб­ра­же­ния и мыс­ли, допол­няя и видо­из­ме­няя ори­ги­нал. Есте­ствен­но, что вос­при­ня­тый со слу­ха текст мог быть не все­гда понят доста­точ­но точ­но¹¹.

Дио­ни­сий Гали­кар­насский (De comp. verb. 25) рас­ска­зы­ва­ет, что Пла­тон не рас­ста­вал­ся с вос­ко­вы­ми таб­лич­ка­ми до самой смер­ти, про­дол­жая до послед­не­го часа жиз­ни зани­мать­ся лите­ра­тур­ным трудом. Воз­ле его смерт­но­го одра были най­де­ны таб­лич­ки, на одной из кото­рых ока­зал­ся набро­сок нача­ла «Государ­ства» («Отпра­вил­ся я вче­ра в Пирей, в сопро­вож­де­нии Глав­ко­на и Ари­сто­на…»).

Антич­ную шко­лу, дело­вой, лите­ра­тур­ный и науч­ный мир древ­но­сти нель­зя пред­ста­вить без это­го по-сво­е­му очень удоб­но­го орудия пись­ма, пор­та­тив­но­го и эко­ном­но­го. Вос­ко­вые таб­лич­ки про­дол­жа­ли оста­вать­ся в оби­хо­де Евро­пы в тече­ние все­го ран­не­го Сред­не­ве­ко­вья. Они слу­жи­ли свое­об­раз­ны­ми запис­ны­ми книж­ка­ми фран­цуз­ских коро­лей еще в XIII и XIV вв.