В мире античных свитков

с.107

Гла­ва VII

Антич­ная кни­га-кодекс

Появ­ле­ние новой фор­мы кни­ги, кни­ги-кодек­са, вытес­нив­шей из повсе­мест­но­го употреб­ле­ния кни­гу-сви­ток, сле­ду­ет свя­зать с рас­про­стра­не­ни­ем пер­га­ме­на как мате­ри­аль­ной осно­вы кни­ги.

Из пер­га­ме­на изготов­ля­лись и кни­ги-свит­ки — антич­ная тра­ди­ция сохра­ни­ла о них ред­кие упо­ми­на­ния. О таких кни­гах гово­рит юрист Уль­пи­ан (Dig., XXXII, 52), Иси­дор в сво­их «Нача­лах» (VI, 11, 2). Пли­ний Стар­ший в «Есте­ствен­ной исто­рии» (VII, 21, 85) вспо­ми­на­ет, ссы­ла­ясь при этом на Цице­ро­на, об изготов­лен­ном из пер­га­ме­на свит­ке, заклю­чав­шем в себе всю «Или­а­ду». Сви­ток буд­то бы был настоль­ко мал, что поме­щал­ся в скор­лу­пе оре­ха.

Еще в пер­вом веке до н. э. пер­га­мен в каче­стве пис­че­го мате­ри­а­ла употреб­лял­ся в Риме срав­ни­тель­но ред­ко. Прав­да, в одной из сатир Гора­ций, обра­ща­ясь к неко­му Дама­сип­пу, шут­ли­во заме­ча­ет: «Ты пишешь так ред­ко, что в тече­ние года не тре­бу­ешь пер­га­ме­на (membra­nam) более четы­рех раз» (Сати­ры, II, 3, 1—2). Тем не менее, отсут­ст­вие свит­ков из пер­га­ме­на в Гер­ку­лан­ской биб­лио­те­ке явля­ет­ся доста­точ­но крас­но­ре­чи­вым фак­том.

Про­цесс посте­пен­но­го вытес­не­ния папи­рус­ной кни­ги-свит­ка, начав­ший­ся во II веке н. э., завер­шил­ся к кон­цу антич­но­сти. Дол­гое вре­мя обе фор­мы кни­ги сосу­ще­ст­во­ва­ли рядом и часто сме­ши­ва­ли свой мате­ри­ал — антич­ность зна­ла и кодек­сы, изготов­лен­ные из папи­ру­са. Такие кодек­сы мог­ли сши­вать­ся из листов раз­ре­зан­но­го свит­ка. Повреж­ден­ный папи­рус­ный сви­ток нель­зя было сво­ра­чи­вать и с.108 раз­во­ра­чи­вать так, чтобы избе­жать при этом его даль­ней­ше­го раз­ру­ше­ния. Кни­ги тако­го рода попа­да­ют в руки иссле­до­ва­те­лей сре­ди папи­рус­ных нахо­док в Егип­те. При этом, одна­ко, надо учи­ты­вать и то, что для Егип­та папи­рус доль­ше, чем в дру­гих стра­нах, оста­вал­ся глав­ным пис­чим мате­ри­а­лом. Из послед­них нахо­док папи­рус­ных кодек­сов (поми­мо упо­ми­нав­ше­го­ся выше, в гла­ве «Антич­ные кни­ги из Егип­та», кодек­са с пье­са­ми Менанд­ра) мож­но назвать остат­ки боль­шо­го папи­рус­но­го кодек­са, содер­жав­ше­го пье­сы Эсхи­ла: в нем была обна­ру­же­на древ­ней­шая дидас­ка­лия пье­сы «Моля­щие»¹. Остат­ки это­го кодек­са опуб­ли­ко­ва­ны в XX томе «Окси­ринх­ских папи­ру­сов», и есть осно­ва­ния пола­гать, что этот кодекс пред­став­лял собой копию уче­но­го изда­ния. Тек­сты драм были снаб­же­ны зна­ка­ми, облег­чаю­щи­ми чте­ние — уда­ре­ни­я­ми, при­ды­ха­ни­я­ми, а так­же при­ме­ча­ни­я­ми на полях («схо­ли­я­ми»).

Рис. 17. Стра­ни­ца папи­рус­но­го кодек­са, содер­жав­ше­го комедию Менанд­ра «Угрю­мец» (конец I и нача­ло II акта, отде­лен­ные пар­ти­ей хора). Pa­py­rus Bod­mer IV, 1958.

Извест­ный писа­тель и поли­ти­че­ский дея­тель кон­ца антич­но­сти и ран­не­го Сред­не­ве­ко­вья Кас­си­о­дор заве­щал сво­им собра­тьям по «Вива­рию» (о нем см. ниже) кодекс из папи­ру­са (co­dex char­ta­ceus), кото­рый содер­жал в себе текст Биб­лии. В зна­ме­ни­той сво­им собра­ни­ем древ­них руко­пи­сей Амбро­зи­ан­ской биб­лио­те­ке Мила­на хра­нят­ся остат­ки папи­рус­но­го кодек­са, откры­то­го в свое вре­мя с.109 осно­ва­те­лем палео­гра­фии Бер­нар­дом Мон­фо­ко­ном. Кодекс содер­жит текст «Иудей­ских древ­но­стей» Иоси­фа Фла­вия в латин­ском пере­во­де VI века н. э. Текст кни­ги напи­сан на обе­их стра­ни­цах каж­до­го листа и выпол­нен дву­мя пис­ца­ми.

Встре­ча­ют­ся и сме­шан­ные кодек­сы, состав­лен­ные из папи­ру­са и пер­га­ме­на. Инте­рес­но отме­тить, что даже опыт­ные палео­гра­фы не все­гда в состо­я­нии отли­чить хоро­шо выде­лан­ный пер­га­мен от папи­ру­са (хар­ты). Так, напри­мер, кодекс с еван­ге­ли­ем от Мар­ка, хра­нив­ший­ся в собо­ре св. Мар­ка в Вене­ции и счи­тав­ший­ся Мон­фо­ко­ном самым древним из сохра­нив­ших­ся папи­рус­ных кодек­сов, ока­зал­ся в дей­ст­ви­тель­но­сти изготов­лен­ным из само­го тон­ко­го пер­га­ме­на. Из пора­зи­тель­но тон­ко­го пер­га­ме­на выпол­нен Синай­ский кодекс Биб­лии, откры­тый в свое вре­мя Тишен­дор­фом.

Рис. 18. Стра­ни­ца изготов­лен­но­го из пер­га­ме­на кодек­са, содер­жа­ще­го текст Биб­лии (так назы­вае­мый «Синай­ский кодекс»). Вто­рая поло­ви­на IV века нашей эры. Лон­дон, Бри­тан­ский музей.

с.110 Но папи­рус как мате­ри­ал для изготов­ле­ния кодек­сов обла­дал недо­стат­ка­ми: он был мало эла­стич­ным, часто ломал­ся, листы тако­го кодек­са быст­ро обтре­пы­ва­лись от посто­ян­но­го пере­ли­сты­ва­ния. Пер­га­мен обла­дал рядом серь­ез­ных пре­иму­ществ, и это в конеч­ном сче­те реши­ло судь­бу кни­ги. Пер­га­мен был все же очень доро­гим мате­ри­а­лом: для того, чтобы изгото­вить из него боль­шую кни­гу, тре­бо­ва­лось заре­зать целое ста­до живот­ных. О дефи­ци­те пис­че­го мате­ри­а­ла, кото­рый посто­ян­но испы­ты­ва­ли книж­ные масте­ра ран­не­го сред­не­ве­ко­вья, ярко свиде­тель­ст­ву­ют палимп­сесты — руко­пис­ные кни­ги, текст кото­рых напи­сан поверх дру­го­го, кото­рый был смыт (или соскоб­лен). Смы­ва­ли текст водой или опус­ка­ли под­ле­жа­щий очист­ке кодекс в моло­ко и затем соскаб­ли­ва­ли текст пем­зой или ножом. Пол­но­стью уни­что­жить ста­рый памят­ник пись­мен­но­сти не все­гда уда­ва­лось, и мож­но ука­зать на ряд слу­ча­ев, когда на рели­ги­оз­ных кни­гах сред­не­ве­ко­вья уда­ва­лось открыть лите­ра­тур­ные памят­ни­ки антич­но­сти, до это­го, каза­лось, уже без­воз­врат­но поте­рян­ные для нау­ки. Осо­бен­но про­сла­вил­ся откры­ти­ем палимп­сестов в Амбро­зи­ан­ской биб­лио­те­ке Мила­на Андже­ло Май (не все­гда, впро­чем, ока­зы­вав­ший­ся на высо­те поло­же­ния, когда откры­тый текст необ­хо­ди­мо было про­честь). Так он обна­ру­жил зна­ме­ни­тый трак­тат Цице­ро­на «О государ­стве», счи­тав­ший­ся уте­рян­ным. На дру­гом палимп­се­сте из Веро­ны он открыл остат­ки само­го попу­ляр­но­го в антич­но­сти учеб­ни­ка рим­ско­го пра­ва — «Инсти­ту­ций Гая».

В уже цити­ро­ван­ном тек­сте Пли­ния, посвя­щен­ном изготов­ле­нию папи­ру­са, сооб­ща­ет­ся об обсто­я­тель­ствах, при­вед­ших к изо­бре­те­нию пер­га­ме­на. Пер­гам­ский царь Эвмен II (197—158 гг. до н. э.) решил создать в Пер­га­ме биб­лио­те­ку, кото­рая не усту­па­ла бы зна­ме­ни­той Алек­сан­дрий­ской биб­лио­те­ке. Рев­ни­во отно­сив­ший­ся к сла­ве сво­ей сто­ли­цы, счи­тав­шей­ся цен­тром миро­вой куль­ту­ры, еги­пет­ский царь Пто­ле­мей V Эпи­фан запре­тил выво­зить папи­рус из Егип­та, чтобы поме­шать пер­гам­ско­му царю. Пер­гам­цам поне­во­ле при­шлось искать мате­ри­ал, кото­рый смог бы заме­нить папи­рус: им ока­за­лась осо­бым обра­зом выде­лан­ная кожа, полу­чив­шая в даль­ней­шем назва­ние «Пер­гам­ской хар­ты», или пер­га­ме­на. В этом рас­ска­зе Пли­ний ско­рее все­го сооб­ща­ет леген­ду, заро­див­шу­ю­ся в кру­гах рим­ских уче­ных-анти­ква­ров, стре­мив­ших­ся объ­яс­нить себе, как про­изо­шло вытес­не­ние папи­ру­са этим новым мате­ри­а­лом. По всей веро­ят­но­сти, Пер­гам про­сто про­сла­вил­ся как центр, где этот мате­ри­ал изготов­лял­ся, что и при­ве­ло к с.111 воз­ник­но­ве­нию ново­го назва­ния мате­ри­а­ла (по цен­тру, где он про­из­во­дил­ся). Воз­мож­но, нако­нец, что пер­гам­ские масте­ра вла­де­ли осо­бы­ми про­из­вод­ст­вен­ны­ми сек­ре­та­ми, бла­го­да­ря кото­рым им уда­ва­лось изготов­лять из кож живот­ных обла­дав­ший выдаю­щи­ми­ся каче­ства­ми пис­чий мате­ри­ал. В Риме этот мате­ри­ал часто назы­вал­ся мем­бра­на, а ремес­лен­ни­ки, изготов­ляв­шие его, — мем­бра­на­ри­я­ми (тер­мин этот сохра­нил­ся в эдик­те импе­ра­то­ра Дио­кле­ти­а­на о ценах). Как же изготов­лял­ся пер­га­мен?

Рис. 19. Доку­мент из кан­це­ля­рии рим­ско­го пре­фек­та Егип­та Суб­ати­а­на Акви­лы (око­ло 209 года нашей эры). На доку­мен­те ясно раз­ли­ча­ют­ся кал­ли­гра­фи­че­ское кан­це­ляр­ское пись­мо и соб­ст­вен­но­руч­ная под­пись намест­ни­ка. Пер­вые стро­ки доку­мен­та гла­сят: Суб­ати­ан Акви­лаТео­ну стра­те­гу Арси­но­ит­ско­го (нома) жела­ет здрав­ст­во­вать.

К сожа­ле­нию, антич­ная тра­ди­ция, кото­рая опи­сы­ва­ла бы нам про­цесс про­из­вод­ства, отсут­ст­ву­ет. Но нет осно­ва­ний пола­гать, что этот про­цесс в антич­но­сти был прин­ци­пи­аль­но с.112 иным, чем тот, кото­рый изве­стен нам из сред­не­ве­ко­вых опи­са­ний. В эпо­ху ран­не­го сред­не­ве­ко­вья изготов­ле­ни­ем его зани­ма­лись почти исклю­чи­тель­но мона­хи: это вполне есте­ствен­но, так как лица цер­ков­но­го зва­ния обла­да­ли моно­по­ли­ей на обра­зо­ва­ние и вооб­ще при­над­ле­жа­ли немно­гим гра­мот­ным людям того вре­ме­ни. Кни­ги писа­лись — вер­нее, пере­пи­сы­ва­лись — почти исклю­чи­тель­но в мона­сты­рях, и в них же про­из­во­дил­ся необ­хо­ди­мый пис­чий мате­ри­ал. Шку­ры живот­ных (глав­ным обра­зом, ове­чьи и теля­чьи, но исполь­зо­ва­лись так­же козьи шку­ры и даже сви­ные) обра­ба­ты­ва­лись в тече­ние несколь­ких дней гаше­ной изве­стью, чтобы от них лег­че отста­ва­ли остат­ки мяса и шер­сти. Через несколь­ко дней после такой обра­бот­ки шку­ры натя­ги­ва­лись на рамы, и мастер, поль­зу­ясь спе­ци­аль­ным скреб­ком в виде полу­ме­ся­ца (ra­so­rium, no­va­cu­lum), соскре­бы­вал шерсть с одной сто­ро­ны и остат­ки мяса — с дру­гой. Полу­чен­ную таким обра­зом кожу дер­жа­ли в извест­ко­вой воде, чтобы отбе­лить ее и уни­что­жить остат­ки жира, после чего она натя­ги­ва­лась на раму и высу­ши­ва­лась. В более позд­нее вре­мя ее, по-види­мо­му, обра­ба­ты­ва­ли пем­зой, чтобы сде­лать более тон­кой. Для при­да­ния ей белиз­ны и мяг­ко­сти в нее вти­ра­ли мел (сле­ду­ет отме­тить, что в сохра­нив­ших­ся от антич­но­сти образ­цах пер­га­ме­на следы обра­бот­ки мелом не обна­ру­же­ны). Самый тон­кий пер­га­мен изготов­лял­ся из кожи еще не родив­ших­ся ягнят, это был излюб­лен­ный пис­чий мате­ри­ал пап­ской кан­це­ля­рии в сред­ние века. Но изготов­лен­ный из шкур ягнят пер­га­мен мог, есте­ствен­но, идти на изготов­ле­ние книг неболь­шо­го фор­ма­та.

В пер­га­мене раз­ли­ча­ют две сто­ро­ны — белую и глад­кую (быв­шая внут­рен­няя сто­ро­на шку­ры), и более гру­бую, име­ю­щую жел­то­ва­тый цвет (быв­шая наруж­ная, покры­тая воло­са­ми сто­ро­на шку­ры). Одна­ко не во всех сохра­нив­ших­ся образ­цах мож­но заме­тить раз­ли­чия сто­рон. Антич­ность, по-види­мо­му, зна­ла свои сек­ре­ты про­из­вод­ства, о чем гово­рят сохра­нив­ши­е­ся позд­не­рим­ские образ­цы пер­га­ме­на, отли­чаю­щи­е­ся осо­бо тон­кой выдел­кой. В древ­ней­ших гре­че­ских и рим­ских кни­гах, напи­сан­ных на пер­га­мене, «воло­ся­ная» и «мяс­ная» сто­ро­ны при­ле­га­ли к себе подоб­ным².

Пре­иму­ще­ства пер­га­ме­на обес­пе­чи­ли ему веду­щую роль в про­из­вод­стве кни­ги. Эти пре­иму­ще­ства заклю­ча­лись преж­де все­го в дол­го­веч­но­сти и проч­но­сти это­го мате­ри­а­ла, тогда как папи­рус­ные кни­ги-свит­ки от часто­го пере­ма­ты­ва­ния, атмо­сфер­ной вла­ги, меха­ни­че­ских повреж­де­ний раз­ру­ша­лись доволь­но быст­ро: папи­рус­ная кни­га стар­ше 200 лет в антич­но­сти с.113 счи­та­лась боль­шой ред­ко­стью. Кро­ме того, пер­га­мен мож­но было испи­сы­вать с обе­их сто­рон без опа­се­ния, что чер­ни­ла про­ник­нут на дру­гую сто­ро­ну. По этим при­чи­нам пер­га­мен был более под­хо­дя­щим мате­ри­а­лом для изготов­ле­ния кодек­сов. Да и сама кни­га-кодекс была по фор­ме более удоб­ной: ее мож­но было быст­ро листать без опа­се­ния повредить стра­ни­цы, воз­вра­щать­ся — при­том очень быст­ро — к уже про­чи­тан­но­му месту, закла­ды­вать нуж­ные места и сра­зу их откры­вать. Это было осо­бен­но важ­но в юриди­че­ской прак­ти­ке, когда надо было быст­ро про­ци­ти­ро­вать нуж­ную юриди­че­скую фор­му­лу («кодекс зако­нов»), и еще более важ­но в цер­ков­ном оби­хо­де, где при­хо­ди­лось осо­бен­но часто цити­ро­вать «Свя­щен­ное писа­ние» (в эпо­ху ран­не­го сред­не­ве­ко­вья в обра­ще­нии нахо­ди­лись глав­ным обра­зом кни­ги рели­ги­оз­но­го содер­жа­ния). Кодекс из пер­га­ме­на имел так­же то пре­иму­ще­ство, что деле­ние сочи­не­ния на части («кни­ги»), соот­вет­ст­ву­ю­щие совре­мен­ным гла­вам, не тре­бо­ва­ло отдель­ных свит­ков — все мог­ло уме­стить­ся в одном кодек­се, зани­мав­шем гораздо мень­ше места, чем сово­куп­ность свит­ков: кодекс был гораздо более удоб­ным в поль­зо­ва­нии, пор­та­тив­ным и лег­ким. Победа кодек­са над свит­ком сим­во­ли­зи­ро­ва­ла идео­ло­ги­че­скую победу хри­сти­ан­ства над «язы­че­ст­вом» — про­из­веде­ния гре­ко-рим­ской лите­ра­ту­ры сохра­ня­лись еще в свит­ках, тогда как новые хри­сти­ан­ские кни­ги изготов­ля­лись в виде кодек­сов, фор­ма кото­рых, таким обра­зом, ассо­ции­ро­ва­лась с их содер­жа­ни­ем.

Пере­ход к кодек­су зна­чи­тель­но облег­чал работу копи­и­ста: с листом пер­га­ме­на мани­пу­ли­ро­вать было гораздо про­ще. В сред­ние века копи­ро­ва­ние кодек­сов осу­ществля­лось каж­дым копи­и­стом в отдель­но­сти — работа целой груп­пы копи­и­стов под дик­тов­ку была здесь исклю­че­на. Такой рез­ко инди­виду­а­ли­зи­ро­ван­ный про­цесс изготов­ле­ния кни­ги обу­сло­вил рас­цвет искус­ства кал­ли­гра­фии, с одной сто­ро­ны; с дру­гой, делал саму кни­гу доро­гой и ред­кой, пре­вра­щал ее в пред­мет оби­хо­да немно­гих при­ви­ле­ги­ро­ван­ных людей, — пре­иму­ще­ст­вен­но, духов­но­го сосло­вия. Писец не писал, а свя­щен­но­дей­ст­во­вал: пере­пис­ка книг счи­та­лась бого­угод­ным делом пер­во­сте­пен­ной важ­но­сти, и мона­хи, зани­мав­ши­е­ся этим, были, как пра­ви­ло, осво­бож­де­ны от всех дру­гих работ в мона­сты­ре³.

Писец сидел (или сто­ял) за пюпит­ром с наклон­ной с.114 плос­ко­стью, рядом с изготов­ляв­шей­ся копи­ей лежал ори­ги­нал и орудия пись­ма. В такой позе мы видим пис­цов на мини­а­тю­рах сред­не­ве­ко­вых книг. Как и их антич­ные пред­ше­ст­вен­ни­ки, они поль­зо­ва­лись чер­ни­ла­ми двух цве­тов, чер­ны­ми и крас­ны­ми. Крас­ным цве­том выпи­сы­ва­лись ини­ци­а­лы, началь­ные стро­ки, заглав­ные бук­вы абза­цев и началь­ные стро­ки абза­цев, сло­ва in­ci­pit («начи­на­ет­ся») и в кон­це кни­ги expli­cit («кон­ча­ет­ся»). Стрем­ле­ние выде­лить нача­ло кни­ги, гла­вы, абза­ца (ино­гда стро­ки) осо­бой фор­мой и отдел­кой началь­ной бук­вы поро­ди­ло осо­бый вид сред­не­ве­ко­во­го изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства, кото­рый ино­гда, назы­ва­ют «ици­ци­аль­ной орна­мен­ти­кой» (по-немец­ки Ini­tia­lor­na­men­tik), вос­хо­дя­щий сво­и­ми тра­ди­ци­я­ми к антич­но­сти⁴. Нель­зя не пора­жать­ся ред­кой кра­со­те этих началь­ных литер сред­не­ве­ко­вой кни­ги, в орна­мен­те кото­рых искус­но пере­пле­та­ют­ся рас­ти­тель­ные и живот­ные моти­вы: ино­гда это целые мини­а­тюр­ные кар­ти­ны, тре­бу­ю­щие при­сталь­но­го рас­смот­ре­ния. Как мы увидим ниже, дале­ко не все пис­цы обла­да­ли талан­том худож­ни­ка, и обыч­но для таких мини­а­тюр писец остав­лял пустое место, кото­рое затем запол­нял сво­им рисун­ком худож­ник-«мини­а­тор».

Ста­ра­тель­ный писец, не обла­дая часто доста­точ­ной гра­мот­но­стью, — вос­про­из­во­дил и ошиб­ки ори­ги­на­ла. Аль­фонс Дэн в сво­ей кни­ге при­во­дит сле­дую­щий забав­ный слу­чай. Копи­ист, пере­пи­сы­вав­ший фло­рен­тий­скую руко­пись Ямвли­ха, натолк­нул­ся на место, кото­рое было испор­че­но: текст ока­зал­ся разо­рван­ным и пере­пи­сан­ным непо­сле­до­ва­тель­но. В кон­це тек­ста, попав­ше­го не на свое место, в ори­ги­на­ле имел­ся знак, отсы­лаю­щий чита­те­ля назад, к тому месту, где этот текст дол­жен был нахо­дить­ся. Но копи­ист, дой­дя до это­го зна­ка, стал пере­пи­сы­вать текст вновь с того само­го места, где про­изо­шел раз­рыв, и вновь пере­пи­сал его до того зна­ка, кото­рым чита­тель отсы­лал­ся назад. «Он мог бы про­дол­жать этот Сизи­фов труд до бес­ко­неч­но­сти», — иро­ни­че­ски заме­ча­ет Дэн по это­му пово­ду⁵.

Кни­гу из пер­га­ме­на мож­но было отде­лы­вать гораздо более тща­тель­но, чем кни­гу из папи­ру­са. Здесь, может быть, кро­ет­ся сек­рет того, что сред­не­ве­ко­вые кни­ги так часто ста­но­ви­лись под­лин­ны­ми про­из­веде­ни­я­ми искус­ства. Изготов­лен­ную из пер­га­ме­на кни­гу-кодекс мож­но было укра­шать иллю­ст­ра­ци­я­ми из непро­зрач­ных (грун­то­вых) кра­сок — таких, каких папи­рус не смог бы выдер­жать. Поэто­му худож­ни­ку, укра­шав­ше­му такую кни­гу, откры­ва­лось широ­кое поле дея­тель­но­сти. Они назы­ва­лись, как уже здесь гово­ри­лось, мини­а­то­ра­ми с.115 (от сло­ва mi­nium, кино­варь) или иллю­ми­на­то­ра­ми, а сами кодек­сы, укра­шен­ные мини­а­тю­ра­ми, — иллю­ми­но­ван­ны­ми кодек­са­ми. Пере­плет изготов­лял лига­тор, застеж­ки — фибу­ла­рий. Осо­бо доро­гие пере­пле­ты изготов­ля­лись юве­ли­ра­ми.

Про­об­ра­зом кни­ги-кодек­са был поли­птих, несколь­ко соеди­нен­ных вме­сте вос­ко­вых таб­ли­чек. В древ­ней­шее вре­мя они так­же назы­ва­лись латин­ским сло­вом «каудекс». «Древ­ние назы­ва­ли сло­вом “Каудекс” соеди­не­ние несколь­ких таб­ли­чек» — пишет Сене­ка (De brev. vit., 13). Так как поли­птих мож­но было мно­го­крат­но пере­во­ра­чи­вать, «листать», это же назва­ние было пере­не­се­но на сши­тые вме­сте листы пер­га­ме­на.

Латин­ский кодекс, как и сви­ток, не имел титуль­но­го листа и начи­нал­ся обыч­но со слов «in­ci­pit li­ber» — «начи­на­ет­ся кни­га» (далее мог­ло сле­до­вать имя авто­ра и назва­ние про­из­веде­ния). В кон­це кни­ги ста­ви­лись сло­ва «expli­cit li­ber», «закан­чи­ва­ет­ся кни­га». Гла­гол expli­cit про­из­веден от кор­ня pli­ca­re, «сво­ра­чи­вать в труб­ку» — таким обра­зом, про­ис­хож­де­ние тер­ми­на свя­за­но с кни­гой-свит­ком.

Один доку­мент XIII века, издан­ный Рокин­ге­ром (Ro­ckin­ger, Quel­len zur baye­ri­schen und deutschen Ge­schich­te, IX, 437), содер­жит харак­тер­ное настав­ле­ние пис­цу, соста­ви­те­лю доку­мен­тов (в этом настав­ле­нии пер­га­мен назван Car­ta, то есть хар­та)⁶:

«…Хар­та, на кото­рой дол­жен писать­ся текст, долж­на быть чистой от остат­ков мяса, хоро­шо выскоб­ле­на, обра­бота­на пем­зой, под­готов­ле­на для рук и работы пис­ца, не слиш­ком тол­стой и жест­кой, но и не слиш­ком тон­кой и мяг­кой. Ей сле­ду­ет при­дать четы­рех­уголь­ную фор­му, так, чтобы шири­на подо­баю­щим обра­зом соот­вет­ст­во­ва­ла длине, чтобы ни шири­на, ни дли­на не выхо­ди­ли за гра­ни­цы поло­жен­но­го, подоб­но Ное­ву ков­че­гу, кото­рый по пове­ле­нию божье­му был искус­но и про­пор­цио­наль­но по длине, ширине и высо­те соору­жен и сде­лан.

Текст, при соблюде­нии пра­вил пра­во­пи­са­ния, дол­жен писать­ся одной и той же рукой⁷, без под­ти­рок и пома­рок в местах, где запо­до­зре­на ошиб­ка, чер­ны­ми чер­ни­ла­ми одно­го оттен­ка (дру­гие чер­ни­ла исклю­ча­ют­ся). Весь текст от пер­вой до послед­ней бук­вы дол­жен сохра­нять одну и ту же фор­му и дукт⁸, и раз­ме­чать­ся линей­кой. Текст дол­жен так­же обла­дать удоб­ной для чте­ния частотой букв, чтобы пись­мо было не с.116 слиш­ком раз­ре­жен­ным и не слиш­ком густым. Пись­мо не долж­но быть бес­фор­мен­ным, но ров­ным и упо­рядо­чен­ным.

Все зна­ки, уда­ре­ния и при­ме­ча­ния долж­ны быть соблюде­ны. В про­цес­се пись­ма слог не дол­жен делить­ся таким обра­зом, чтобы конец стро­ки содер­жал одну часть сло­га, а остав­ша­я­ся часть начи­на­ла бы сле­дую­щую стро­ку. Сло­во не долж­но делить­ся на сло­ги так, чтобы оно каза­лось дву­мя сло­ва­ми, а два сло­ва или более не долж­ны писать­ся так, чтобы выглядеть как одно сло­во. И если сло­во не может поме­стить­ся цели­ком в кон­це пред­ше­ст­ву­ю­щей стро­ки, пусть подоб­ное разде­ле­ние и неза­кон­чен­ность сло­ва будет обо­зна­че­на знач­ком на полях, чтобы не вве­сти чита­те­ля в заблуж­де­ние. Рав­ным обра­зом текст доку­мен­та или пись­ма от верх­ней до ниж­ней части дол­жен иметь подо­баю­щую пря­мо­уголь­ную фор­му, с поля­ми со всех сто­рон — ввер­ху, вни­зу, спра­ва и сле­ва, иметь дукт и гра­ни­цы линий, так, чтобы пись­мо каза­лось избе­гаю­щим полей и края хар­ты соот­вет­ст­ву­ю­щим и подо­баю­щим обра­зом. В про­тив­ном слу­чае хар­та, под­верг­шись повреж­де­нию, может иска­зить смысл тек­ста. Отсюда сле­ду­ет, что хар­та или фор­ма хар­ты не долж­на быть слиш­ком длин­ной или слиш­ком широ­кой: она долж­на иметь поля, как уже было ска­за­но выше, рас­по­ло­жен­ные в соот­вет­ст­ву­ю­щем поряд­ке».

Цити­ро­ван­ное настав­ле­ние свиде­тель­ст­ву­ет о высо­ких тре­бо­ва­ни­ях, кото­рые предъ­яв­ля­лись пис­цу. Искус­ству кал­ли­гра­фии учи­лись года­ми и цени­лось оно высо­ко.

Сам кодекс изготов­лял­ся сле­дую­щим обра­зом. Лист пер­га­ме­на сги­бал­ся попо­лам — этот согну­тый лист назы­вал­ся гре­че­ским сло­вом дипло­ма. Подоб­ную же фор­му име­ли раз­лич­ные дого­во­ры, акты и дру­гие офи­ци­аль­ные доку­мен­ты⁹. Четы­ре таких согну­тых попо­лам листа обра­зо­ва­ли тет­радь (от гре­че­ско­го сло­ва «тет­рад­ной», про­из­вод­но­го от чис­ли­тель­но­го «четы­ре»). Такая тет­радь была самой употре­би­тель­ной заготов­кой для кодек­са и серия таких тет­ра­дей, пере­пле­тен­ная вме­сте, обра­зо­ва­ла кодекс¹⁰. Тет­ра­ди име­ли номе­ра, с.117 ста­вив­ши­е­ся на послед­ней стра­ни­це; эти номе­ра или зна­ки (кусто­ды, от латин­ско­го cus­tos, страж) гаран­ти­ро­ва­ли пра­виль­ную после­до­ва­тель­ность тет­ра­дей при соеди­не­нии их в кодек­сы.

Для антич­но­сти наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ной фор­мой кодек­са была квад­рат­ная, поз­во­ляв­шая поме­стить несколь­ко коло­нок тек­ста на одной стра­ни­це. Обыч­но их было три или четы­ре. Такая орга­ни­за­ция про­стран­ства стра­ни­цы кодек­са вела свое про­ис­хож­де­ние от кни­ги-свит­ка, где в поле зре­ния чита­те­ля нахо­ди­лись одно­вре­мен­но три-четы­ре колон­ки тек­ста. Один из древ­ней­ших кодек­сов с тек­стом Биб­лии, выпол­нен­ный в кон­це антич­но­сти (так назы­вае­мый Синай­ский кодекс) име­ет по четы­ре колон­ки тек­ста на каж­дой стра­ни­це — таким обра­зом, в раз­вер­ну­той кни­ге взгляду чита­те­ля откры­ва­лись сра­зу восемь коло­нок. В Синай­ском кодек­се в колон­ке поме­ща­ют­ся 12—13 букв. Это дает нам нагляд­ное пред­став­ле­ние об унци­аль­ном пись­ме (от латин­ско­го сло­ва «унция» — две­на­дца­тая часть цело­го, в дан­ном слу­чае стро­ка колон­ки). Три колон­ки тек­ста име­ет на стра­ни­це древ­ней­шая дати­ру­е­мая сирий­ская руко­пись, хра­ня­ща­я­ся в Бри­тан­ском музее (она дати­ру­ет­ся 723 г. Селев­кид­ской эры, то есть 412 г. нашей эры).

Для запи­си тек­ста стра­ни­цы кодек­са так­же рас­чер­чи­ва­лись, но уже не свин­цом, как это дела­лось на папи­ру­се, а тупой сто­ро­ной како­го-нибудь режу­ще­го инстру­мен­та, остав­ля­ю­ще­го вдав­лен­ную линию.

Как пра­ви­ло, кодекс сохра­нял деле­ние на такие части («кни­ги»), на кото­рые делил­ся ори­ги­нал, суще­ст­во­вав­ший в фор­ме свит­ков. Теперь каж­дый отдель­ный сви­ток пре­вра­щал­ся фак­ти­че­ски в гла­ву кодек­са, хотя ста­рое назва­ние «кни­ги» за этой гла­вой сохра­ня­лось. Латин­ский тер­мин «паги­на» («стра­ни­ца»), употреб­ляв­ший­ся в при­ме­не­нии к кни­ге-свит­ку, теперь пере­но­сит­ся на стра­ни­цу кодек­са.

Несколь­ко кодек­сов, содер­жав­ших какое-то целое про­из­веде­ние или собра­ние сочи­не­ний одно­го авто­ра, назы­ва­лись кор­пу­сом.

Зна­ки и тех­ни­че­ские ука­за­ния, встре­чав­ши­е­ся в свит­ке, пере­шли на кни­гу-кодекс. Так, напри­мер, сло­во «исправ­ле­но», ста­вив­ше­е­ся в кон­це свит­ка и озна­чав­шее, что сви­ток про­ве­рен и отредак­ти­ро­ван, ста­ло поме­щать­ся и в кон­це кодек­са, а ино­гда и в кон­це отдель­ных «книг», то есть, по сути дела, глав.

Уже к кон­цу I века нашей эры кодек­сы из пер­га­ме­на ста­ли обыч­ным и обще­употре­би­тель­ным видом кни­ги. Но сопер­ни­че­ство обо­их видов кни­ги все еще про­дол­жа­лось, и это нашло отра­же­ние в эпи­грам­ме Мар­ци­а­ла, отра­зив­шей мне­ние тех с.118 кру­гов рим­ской» обра­зо­ван­ной пуб­ли­ки, кото­рые смог­ли быст­ро оце­нить пре­иму­ще­ства ново­го типа кни­ги. Мар­ци­ал пишет (XIV, 190):

«Малые лист­ки» упо­мя­ну­ты здесь не слу­чай­но. В рим­ской книж­ной тех­ни­ке кодекс вна­ча­ле высту­пал в каче­стве пор­та­тив­ной, дорож­ной («кар­ман­ной») кни­ги, или кни­ги, пред­на­зна­чен­ной в пода­рок. Искон­ные фор­ма­ты кодек­са были очень неболь­ши­ми (напр., 5×6.5 см), и так про­дол­жа­лось до IV в. н. э. Более позд­ние кодек­сы име­ли в высоту, в сред­нем от 12 до 40 см. Излюб­лен­ным фор­ма­том был близ­кий к квад­рат­но­му — 12×14 до 23×26 см. Ино­гда соот­но­ше­ние сто­рон кодек­са мог­ло рав­нять­ся 1:2.

На пер­га­мене были запи­са­ны уже и речи Цице­ро­на и мно­гие дру­гие авто­ры ко вре­ме­ни Мар­ци­а­ла (ср. XIV, 188, 192 и др.).

В про­цес­се пере­пис­ки кни­ги текст мог под­верг­нуть­ся зна­чи­тель­ным иска­же­ни­ям. Ошиб­ка одно­го пере­пис­чи­ка усу­губ­ля­лась ошиб­ка­ми после­дую­щих, осо­бен­но тогда, когда общая куль­ту­ра и гра­мот­ность пис­цов зна­чи­тель­но сни­зи­лась (как это име­ло место в сред­ние века). Слож­ность заклю­ча­лась еще в опре­де­лен­ном язы­ко­вом барье­ре, так как латынь, кото­рую зна­ли сред­не­ве­ко­вые мона­хи, уже отли­ча­лась от клас­си­че­ской латы­ни, «золо­то­го» и «сереб­ря­но­го» века рим­ской лите­ра­ту­ры. Осо­бен­но печаль­ная судь­ба постиг­ла руко­пи­си, содер­жав­шие комедии Плав­та. Эти комедии были напи­са­ны на живом народ­ном язы­ке, кото­ро­му была чуж­да вся­кая искус­ст­вен­ность («когда я слу­шаю тещу мою Лелию, — гово­рит герой одно­го из диа­ло­гов Цице­ро­на, — мне кажет­ся, что я слу­шаю Плав­та или Невия»). В язы­ке Плав­та было так­же мно­го арха­и­че­ских форм, что отме­чал уже Цице­рон в сво­ем сочи­не­нии «Об ора­то­ре» (III, 344). Не зная язы­ка Плав­та и совер­шен­но не пони­мая плав­тов­ской про­со­дии и мет­ри­ки, пере­пис­чи­ки ковер­ка­ли сло­ва по сво­е­му про­из­во­лу. Иска­же­ния достиг­ли край­не­го пре­де­ла во вре­ме­на дея­тель­но­сти италь­ян­ских гума­ни­стов, когда про­из­во­ди­лись изме­не­ния не толь­ко в отдель­ных сло­вах, но допус­ка­лись целые пере­ста­нов­ки фраз, сокра­ще­ния и про­пус­ки боль­ших частей тек­ста.

В 1815 году Андже­ло Маи открыл в Амбро­зи­ан­ской биб­лио­те­ке Мила­на палимп­сест, где под биб­лей­ским тек­стом, напи­сан­ным в сред­ние века, ока­зал­ся древ­ней­ший текст с.119 комедий Плав­та, вос­хо­дя­щий к рим­ским вре­ме­нам, во вся­ком слу­чае, не позд­нее V века нашей эры. На осно­ве вновь откры­то­го тек­ста зна­ме­ни­тый фило­лог середи­ны XIX века Ричль издал в 1848—1853 гг. уже зна­чи­тель­но исправ­лен­ны­ми 11 комедий Плав­та, поло­жив тем самым нача­ло вос­ста­нов­ле­нию под­лин­но­го зву­ча­ния тво­ре­ний гени­аль­но­го дра­ма­тур­га, вто­рич­но вер­нув их к жиз­ни в том виде, в каком они появи­лись на свет.

Боль­шую роль в сохра­не­нии памят­ни­ков антич­ной лите­ра­ту­ры, и древ­ней кни­ги вооб­ще сыг­рал уже упо­ми­нав­ший­ся здесь поли­ти­че­ский дея­тель и уче­ный Ита­лии Кас­си­о­дор Сена­тор, жив­ший в кон­це V — нача­ле VI века нашей эры. Он родил­ся в Калаб­рии (поме­стье Ски­ла­ки­ум) и про­ис­хо­дил из рим­ской про­вин­ци­аль­ной зна­ти. Его отец и дед зани­ма­ли вид­ные посты в государ­стве, и сам он еще совсем моло­дым чело­ве­ком выдви­нул­ся при Одо­ак­ре, сме­стив­шем послед­не­го рим­ско­го импе­ра­то­ра, Рому­ла Авгу­сту­ла, с тро­на Запад­ной Рим­ской импе­рии.

Когда король ост­готов заво­е­вал север Ита­лии, Кас­си­о­дор добил­ся того, что южные про­вин­ции стра­ны доб­ро­воль­но при­со­еди­ни­лись к государ­ству Тео­до­ри­ха. За это Кас­си­о­дор был облас­кан и воз­на­граж­ден высо­ки­ми адми­ни­ст­ра­тив­ны­ми поста­ми. В сво­ей дея­тель­но­сти Кас­си­о­дор стре­мил­ся сбли­зить заво­е­ва­те­лей с корен­ным насе­ле­ни­ем Ита­лии; поч­вой для сбли­же­ния была высо­кая рим­ская куль­ту­ра, кото­рую стре­ми­лись пере­нять вар­ва­ры. Кас­си­о­дор был самым удоб­ным чело­ве­ком для ост­гот­ских вла­сти­те­лей, стре­мив­ших­ся при­влечь на свою сто­ро­ну мест­ную знать, так как он делал все, чтобы при­спо­со­бить дей­ст­вия ост­готов к нор­мам и рус­лу тра­ди­ци­он­ной рим­ской государ­ст­вен­но­сти. В 614 г. Кас­си­о­дор зани­ма­ет пост кон­су­ла и осу­ществля­ет руко­во­дя­щую роль в управ­ле­нии южны­ми про­вин­ци­я­ми стра­ны. Две­на­дцать книг его «Раз­лич­ных доку­мен­тов», издан­ных еще тогда, когда он зани­мал все эти ответ­ст­вен­ные посты, гово­рят о том, что ему были доступ­ны важ­ней­шие офи­ци­аль­ные и зако­но­да­тель­ные акты.

По-види­мо­му, еще в 30-х годах VI века Кас­си­о­дор ведет пере­го­во­ры с рим­ским папой Ага­пи­том о созда­нии в Риме выс­шей тео­ло­ги­че­ской шко­лы по образ­цу подоб­ных учреж­де­ний на Восто­ке. Но это пред­при­я­тие успе­хом не увен­ча­лось, и тогда он осно­вал в сво­ем наслед­ст­вен­ном име­нии Ски­ла­ки­уме мона­стырь, полу­чив­ший назва­ние Вива­рий (или Кастел­лум). Подоб­ные пре­вра­ще­ния древ­них рим­ских вилл в мона­сты­ри были тогда неред­ким явле­ни­ем. Зем­ли вил­лы пере­шли в веде­ние мона­сты­ря, и соби­рав­ши­е­ся туда мона­хи мог­ли соче­тать с.120 жизнь дея­тель­ную, заклю­чав­шу­ю­ся в обра­бот­ке этой зем­ли по древним рецеп­там уче­ных рим­ских зем­ледель­цев (от Като­на до Колу­мел­лы), с жиз­нью созер­ца­тель­ной и уче­ны­ми заня­ти­я­ми. Кас­си­о­дор в общем про­жил в Вива­рии око­ло 40 лет, хотя ему и при­хо­ди­лось покидать его на вре­мя (после смер­ти Тео­до­ри­ха он воз­вра­щал­ся к государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти). Но когда визан­тий­ский пол­ко­во­дец Вели­за­рий раз­гро­мил королев­ство ост­готов, он уда­лил­ся в Вива­рий уже навсе­гда.

Мона­стырь этот пре­вра­тил­ся в свое­об­раз­ную Ака­де­мию. Постро­ен­ный на хол­ме, в живо­пис­ной мест­но­сти Ита­лии, он стал при­бе­жи­щем для всех, кто стре­мил­ся в это неспо­кой­ное вре­мя укрыть­ся от вол­не­ний и невзгод сует­но­го мира в тихую оби­тель и погру­зить­ся в заня­тия нау­ка­ми. Разу­ме­ет­ся, в первую оче­редь в Вива­рии зани­ма­лись бого­сло­ви­ем, изу­ча­ли «Свя­щен­ное писа­ние» и ком­мен­та­рии к нему отцов церк­ви. Но зани­ма­лись там и меди­ци­ной (пере­во­ди­ли с гре­че­ско­го на латин­ский труды зна­ме­ни­тых вра­чей), фило­со­фи­ей, рито­ри­кой, «семью сво­бод­ны­ми искус­ства­ми»¹¹. Кас­си­о­дор при­ло­жил мно­го уси­лий, чтобы собрать здесь боль­шую биб­лио­те­ку. Кни­ги для нее ску­па­лись повсюду — в Риме и в про­вин­ци­ях (Гал­лии, Азии, Афри­ке). К это­му вре­ме­ни кни­ги ста­ли ред­ки­ми. Бес­ко­неч­ные вой­ны и втор­же­ния вар­ва­ров — готов, ван­да­лов, гун­нов — нанес­ли тяже­лый урон цве­ту­щим горо­дам Ита­лии и про­вин­ций. В пла­ме­ни сжи­гае­мых горо­дов гиб­ли сокро­ви­ща антич­ной куль­ту­ры и преж­де все­го, конеч­но, кни­ги. Свою леп­ту в уни­что­же­ние клас­си­че­ской лите­ра­ту­ры внес­ли и пред­ста­ви­те­ли гос­под­ст­ву­ю­щей хри­сти­ан­ской церк­ви, зани­мав­ши­е­ся уни­что­же­ни­ем «язы­че­ских» книг со зна­ни­ем дела.

Все эти обсто­я­тель­ства и побуди­ли Кас­си­о­до­ра пре­вра­тить Вива­рий в свое­об­раз­ный изда­тель­ский центр, образ­цо­вый по тем вре­ме­нам скрип­то­рий. Мона­сты­ри того вре­ме­ни доволь­но часто зани­ма­лись изготов­ле­ни­ем книг, пре­иму­ще­ст­вен­но рели­ги­оз­но­го содер­жа­ния. Но в отли­чие от них Кас­си­о­дор уде­лял осо­бое вни­ма­ние пере­пис­ке про­из­веде­ний клас­си­че­ской лите­ра­ту­ры, дока­зы­вая, что эти кни­ги необ­хо­ди­мы для луч­ше­го пони­ма­ния «свя­щен­но­го писа­ния». По-види­мо­му, свет­ской лите­ра­ту­ре в Вива­рии отда­ва­лось пред­по­чте­ние, что мож­но поста­вить в связь со вку­са­ми само­го осно­ва­те­ля, вос­пи­тан­но­го в луч­ших тра­ди­ци­ях древ­ней рим­ской куль­ту­ры.

с.121 Кас­си­о­дор окру­жил себя пис­ца­ми, труд кото­рых нахо­дил­ся посто­ян­но в цен­тре его вни­ма­ния. Лич­но сам он редак­ти­ро­вал и исправ­лял пере­пи­сан­ные кни­ги, следя за каче­ст­вом работы копи­и­стов. Послед­ние начи­на­ли работу рано утром и вели ее стро­го по часам (в цен­тре зала скрип­то­рия сто­я­ла клеп­сид­ра, водя­ные часы). Уже в воз­расте око­ло 93 лет Кас­си­о­дор напи­сал трак­тат «Об орфо­гра­фии», чтобы заве­щать пра­ви­ла копи­ро­ва­ния книг мона­ше­ской бра­тии Вива­рия.

Имя Кас­си­о­до­ра ока­за­лось навсе­гда свя­зан­ным с исто­ри­ей кни­ги в Ита­лии. Био­гра­фы назы­ва­ют его вели­ким рестав­ра­то­ром нау­ки, его ста­туи были уста­нов­ле­ны в самых боль­ших биб­лио­те­ках стра­ны.

Дея­тель­ность Кас­си­о­до­ра и подоб­ных ему рев­ни­те­лей клас­си­че­ской куль­ту­ры при­ве­ла к тому, что тра­ди­ции ее не угас­ли даже в самые тяже­лые для нее вре­ме­на. Про­све­щен­ные абба­ты, насто­я­те­ли мона­сты­рей цени­ли древ­ние кни­ги и забо­ти­лись о их сохран­но­сти, попол­няя мона­стыр­ские биб­лио­те­ки путем орга­ни­за­ции в них скрип­то­ри­ев. Устав орде­на св. Бенедик­та из Нур­сии (480—542 гг.) тре­бо­вал от мона­хов осо­бое вни­ма­ние уде­лять уче­ным заня­ти­ям. Скрип­то­рии бенедик­тин­цев сыг­ра­ли важ­ную роль в сохра­не­нии тра­ди­ций антич­но­го книж­но­го дела.

Для сред­не­ве­ко­во­го чело­ве­ка кни­га была вопло­ще­ни­ем бого­вдох­но­вен­но­го сло­ва — она не мыс­ли­лась в каче­стве пред­ме­та, кото­рый дол­жен нахо­дить­ся в част­ном вла­де­нии, и была необ­хо­ди­мей­шей частью рек­ви­зи­та мисти­че­ской дра­мы, разыг­ры­вав­шей­ся при бого­слу­же­нии. Напро­тив, антич­ная кни­га была пред­на­зна­че­на для мыс­ля­ще­го и чув­ст­ву­ю­ще­го инди­вида, обра­зо­ван­но­го чело­ве­ка, спе­ци­а­ли­ста и про­сто чита­те­ля, стре­мя­ще­го­ся постиг­нуть заклю­чен­ные в этой кни­ге исти­ны или почерп­нуть из нее худо­же­ст­вен­ное наслаж­де­ние. Она отде­лы­ва­лась в соот­вет­ст­вии со вку­са­ми тех людей, для кото­рых была пред­на­зна­че­на. С IV века нашей эры, когда победа кодек­са над свит­ком была уже совер­шив­шим­ся фак­том, выра­ба­ты­ва­ют­ся тра­ди­ции укра­ше­ния и отдел­ки кодек­са, про­дол­жен­ные затем в сред­ние века.

По-види­мо­му, раз­лич­ные виды книг тре­бо­ва­ли соот­вет­ст­ву­ю­щей отдел­ки. В «Сати­ри­коне» Пет­ро­ния при­сут­ст­ву­ю­щий на пиру у Три­маль­хи­о­на гость хва­лит­ся сво­им сыном, умным не по летам: «Недав­но купил я сыноч­ку несколь­ко книг с крас­ны­ми стро­ка­ми: хочу, чтобы поню­хал немно­го зако­ны для веде­ния домаш­них дел» (46). Отсюда мож­но сде­лать вывод, что кодек­сы юриди­че­ско­го содер­жа­ния крас­ной стро­кой с.122 поль­зо­ва­лись осо­бен­но часто (по-види­мо­му, для выде­ле­ния каж­до­го зако­на и ком­мен­та­ри­ев к нему).

Одним из древ­ней­ших сохра­нив­ших­ся до наших дней антич­ных кодек­сов, иллю­ст­ра­ции кото­ро­го про­дол­жа­ют тра­ди­ции антич­но­го изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства, явля­ет­ся Вати­кан­ский кодекс Вер­ги­лия, в кото­ром мы нахо­дим 50 хоро­шо сохра­нив­ших­ся иллю­ст­ра­ций, выпол­нен­ных грун­то­вы­ми крас­ка­ми, на сюже­ты «Геор­гик» и «Эне­иды». Иллю­ст­ра­ции «Вати­кан­ско­го Вер­ги­лия» (так назы­вае­мо­го Стар­ше­го) выпол­не­ны в сти­ле, сход­ном с рисун­ка­ми «Кве­длин­бург­ской Ита­лы» — фраг­мен­тов антич­но­го кодек­са, состо­я­щих из четы­рех листов тек­ста с иллю­ст­ра­ци­я­ми и еще двух листов чисто­го тек­ста¹². Эти фраг­мен­ты хра­нят­ся в Гер­ман­ской государ­ст­вен­ной биб­лио­те­ке в Бер­лине. Кни­га была выпол­не­на рим­ским унци­а­лом — округ­лен­ны­ми бук­ва­ми, ясно отде­лен­ны­ми друг от дру­га. Вре­мя руко­пи­си — после 400 г. н. э., вели­чи­на листов — 30.5 на 27.5 см.

Иллю­ст­ра­ции на вто­ром листе, выпол­нен­ные грун­то­вы­ми крас­ка­ми, заклю­че­ны в про­стран­стве, разде­лен­ном на четы­ре квад­ра­та, кото­рые все вме­сте обне­се­ны одной боль­шой квад­рат­ной рам­кой. Рисун­ки иллю­ст­ри­ру­ют 15 гла­ву пер­вой кни­ги Царств (I Sam. cap., 15)¹³. На пер­вом квад­ра­те (сле­ва ввер­ху) мы видим царя Сау­ла в рос­кош­ном антич­ном наряде, какой носи­ли рим­ские импе­ра­то­ры и пол­ко­вод­цы. Саул совер­ша­ет воз­ли­я­ние богам, про­ли­вая вино из чаши на жерт­вен­ный алтарь. Сле­ва от него сто­ит колес­ни­ца, запря­жен­ная парой вели­ко­леп­ных раз­но­маст­ных коней. На этой колес­ни­це при­был Саму­ил, чтобы пере­дать Сау­лу «сло­во божье». Антич­ные костю­мы, алтарь в фор­ме гре­че­ской сте­лы и сама пар­ная колес­ни­ца («бига») нари­со­ва­ны в тра­ди­ци­ях антич­ной живо­пи­си с боль­шим про­фес­сио­наль­ным мастер­ст­вом. Квад­рат ввер­ху спра­ва пред­став­ля­ет нам Сау­ла, стре­мя­ще­го­ся удер­жать ухо­дя­ще­го Саму­и­ла, схва­тив его за край пла­ща. В рисун­ках пре­крас­но сохра­не­ны тра­ди­ции реа­ли­сти­че­ско­го антич­но­го искус­ства — осо­бен­но хоро­ши кони, нетер­пе­ли­во рою­щие копы­та­ми зем­лю. Пол­ны жиз­ни и дви­же­ния фигу­ры людей.

Верх­нее поле рисун­ков, не заня­тое фигу­ра­ми, несет на себе пояс­ни­тель­ные тек­сты. Они выпол­не­ны полу­ун­ци­а­лом и кур­си­вом, тогда как основ­ной текст, как уже гово­ри­лось, выпол­нен рим­ским унци­а­лом. Итак, мы стал­ки­ва­ем­ся здесь с с.123 про­ду­ман­ной иерар­хи­ей раз­лич­ных типов пись­ма, вос­хо­дя­щей так­же к древ­ней рим­ской тра­ди­ции.

К сожа­ле­нию, листы «Кве­длин­бург­ской Ита­лы» пло­хо сохра­ни­лись, так как были исполь­зо­ва­ны в нача­ле XVII века в каче­стве мате­ри­а­ла для пере­пле­та. Но мож­но пред­ста­вить себе, как выгляде­ла в целом эта рос­кош­ная кни­га — она долж­на была насчи­ты­вать око­ло 11 кодек­сов по 220 листов каж­дый!

«Кве­длин­бург­ская Ита­ла» была испол­не­на в Ита­лии, и как ее текст, так и рисун­ки гово­рят о том, что в этой стране высо­ко сто­я­ло искус­ство книж­ной тех­ни­ки, ухо­дя­щее сво­и­ми тра­ди­ци­я­ми вглубь веков. Худож­ни­ки позд­ней антич­но­сти, зани­мав­ши­е­ся иллю­ст­ра­ци­ей книг, запол­ня­ли сво­и­ми рисун­ка­ми сплош­ные поло­сы, в кото­рых отдель­ные сце­ны сле­до­ва­ли в поряд­ке, соот­вет­ст­ву­ю­щем изло­же­нию кни­ги. Эти поло­сы иллю­ст­ра­ций мог­ли окру­жать­ся осо­бой рам­кой и снаб­жать­ся под­пи­ся­ми под рисун­ка­ми (или над ними).

В Вене хра­нят­ся фраг­мен­ты кни­ги Бытия на гре­че­ском язы­ке, выпол­нен­ные капи­таль­ным пись­мом по пур­пур­но­му фону, и снаб­жен­ные вели­ко­леп­ны­ми рисун­ка­ми в антич­ном сти­ле (все­го 24 стра­ни­цы). Рисун­ки рас­по­ло­же­ны в два яру­са под тек­стом. Этот вен­ский кодекс Бытия может быть отне­сен при­бли­зи­тель­но к VI веку н. э. Как пред­по­ла­га­ют, он был изготов­лен в Сирии.

Мода писать золо­том и сереб­ром по окра­шен­но­му в пур­пур­ный цвет пер­га­ме­ну рас­про­стра­ни­лась в эпо­ху позд­ней антич­но­сти — по-види­мо­му, с третье­го века. Такие рос­кош­но отде­лан­ные кни­ги изготов­ля­лись по зака­зу при­ви­ле­ги­ро­ван­ных лиц, бога­тых и знат­ных людей, особ импе­ра­тор­ской фами­лии. Они слу­жи­ли укра­ше­ни­ем дома, и хри­сти­ан­ский про­по­вед­ник Дион Хри­со­стом в одной из сво­их речей пате­ти­че­ски вос­кли­ца­ет: «Я не вижу нико­го, кто ста­рал­ся бы про­ник­нуть в смысл кни­ги, но все хотят иметь экзем­пля­ры ее, напи­сан­ные золоты­ми бук­ва­ми!» (Ho­mil., 32).

В Визан­тии искус­ство писать золоты­ми бук­ва­ми — так назы­вае­мая «хри­со­гра­фия» — достиг­ло высо­ко­го совер­шен­ства. Масте­ра визан­тий­ской живо­пи­си изо­бра­жа­ли фигу­ры свя­тых или импе­ра­то­ров на золо­том фоне, и этот обы­чай был пере­не­сен на книж­ную иллю­ст­ра­цию. С этой целью при­ме­ня­лись осо­бые «золотые» чер­ни­ла, — тинк­ту­ра, рецепт кото­рой до нас дошел. Золоты­ми бук­ва­ми писа­ли как по бело­му, так и по пур­пур­но­му фону.

Пись­ма визан­тий­ских импе­ра­то­ров часто писа­лись цели­ком золоты­ми бук­ва­ми — визан­тий­ский двор стре­мил­ся пода­вить с.124 вооб­ра­же­ние «запад­ных вар­ва­ров» пыш­но­стью и услож­нен­но­стью при­двор­но­го цере­мо­ни­а­ла (хотя и без осо­бо­го успе­ха, как вид­но, напри­мер, из сочи­не­ния Лиут­пран­да)¹⁴.

Антич­ные масте­ра, работав­шие над укра­ше­ни­ем кни­ги, иллю­ст­ри­ро­ва­ли в. первую оче­редь такие сочи­не­ния, где без рисун­ков обой­тись было совер­шен­но невоз­мож­но. Таки­ми кни­га­ми были, напри­мер, сочи­не­ния, в кото­рых опи­сы­ва­лись рас­те­ния или живот­ные, где ника­кое опи­са­ние не может заме­нить рисун­ка. Поэто­му такие про­из­веде­ния лите­ра­ту­ры, как поэ­ма жив­ше­го око­ло середи­ны II века до н. э. Никанд­ра «Тери­а­ка» (о зве­ри­ных ядах) или «Алек­си­фар­ма­ка» (о про­ти­во­яди­ях) мог­ли быть толь­ко иллю­ст­ри­ро­ван­ны­ми кни­га­ми. То же мож­но ска­зать о поэ­ме Оппи­а­на «Кине­ге­ти­ка» (Об охо­те). Как пред­по­ла­га­ет Эрих Бете, эти иллю­ст­ри­ро­ван­ные изда­ния долж­ны вос­хо­дить к эпо­хе, когда ука­зан­ные про­из­веде­ния были созда­ны¹⁵.

Наи­боль­шей извест­но­стью сре­ди дошед­ших до нас кодек­сов визан­тий­ско­го про­ис­хож­де­ния поль­зу­ет­ся бога­то иллю­ст­ри­ро­ван­ный вен­ский кодекс Дио­ско­рида (Co­dex Vin­do­bo­nen­sis me­di­cus grae­cus I)¹⁶. Грек Дио­ско­рид жил в I в. н. э. и был, по-види­мо­му, воен­ным вра­чом. В антич­ной меди­цине лече­ние тра­ва­ми игра­ло исклю­чи­тель­ную роль, и Дио­ско­рид, осно­вы­ва­ясь на трудах сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, а так­же на соб­ст­вен­ных наблюде­ни­ях, напи­сал во вре­ме­на импе­ра­то­ра Неро­на сочи­не­ние в пяти кни­гах, кото­рое назы­ва­лось «О меди­цин­ских сна­до­бьях». Авто­ри­тет этой кни­ги оста­вал­ся непо­ко­ле­би­мым вплоть до позд­не­го сред­не­ве­ко­вья, и толь­ко в XV веке наме­тив­ший­ся подъ­ем бота­ни­че­ской нау­ки поз­во­лил Евро­пе пере­шаг­нуть через канон из 600 рас­те­ний, опи­сан­ных в руко­вод­стве Дио­ско­рида.

Упо­мя­ну­тый кодекс был неко­гда при­об­ре­тен в Кон­стан­ти­но­по­ле одним евро­пей­ским путе­ше­ст­вен­ни­ком для импе­ра­то­ра Мак­си­ми­ли­а­на II, но в Вен­скую биб­лио­те­ку попал мно­го позд­нее. Кодекс отно­сит­ся к 512 году. Текст кни­ги напи­сан мону­мен­таль­ным унци­аль­ным пись­мом и нане­сен на пер­га­мен боль­шо­го фор­ма­та. Рас­те­ния не толь­ко опи­сы­ва­ют­ся, но и изо­бра­жа­ют­ся на стра­ни­цах кодек­са.

Кодекс был изготов­лен по зака­зу знат­ной визан­тий­ской дамы Юли­а­ны Ани­кии — ее изо­бра­же­ние мы видим на шестой стра­ни­це. Она изо­бра­же­на сидя­щей на троне меж­ду дву­мя жен­ски­ми фигу­ра­ми, из кото­рых одна пред­став­ля­ет собой Вели­ко­ду­шие (как мож­но пере­ве­сти гре­че­ский тер­мин Мега­ло­пси­хия), а дру­гая — алле­го­ри­че­ское изо­бра­же­ние Муд­ро­сти¹⁷. с.125 Перед Юли­а­ной, скло­нив­шись и целуя край ее пла­тья — по всем пра­ви­лам визан­тий­ско­го при­двор­но­го цере­мо­ни­а­ла — сто­ит жен­ская фигу­ра, сим­во­ли­зи­ру­ю­щая Бла­го­дар­ность (Эвха­ри­стия). Отсюда вид­но, что Юли­а­на Ани­кия была покро­ви­тель­ни­цей наук и искусств — во вся­ком слу­чае, имен­но в этой роли ее хотел изо­бра­зить худож­ник. Эта идея под­чер­ки­ва­ет­ся и изо­бра­же­ни­я­ми эротов, зани­маю­щих­ся раз­лич­ны­ми ремес­ла­ми. Труд­но не вспом­нить здесь пом­пей­ской фрес­ки из дома Вет­ти­ев, где так­же изо­бра­же­ны эроты, зани­маю­щи­е­ся юве­лир­ным ремеслом, пар­фю­мер­ным делом, вино­тор­гов­лей¹⁸. Мы впра­ве здесь пред­по­ло­жить, что над укра­ше­ни­ем кодек­са работал худож­ник, сле­до­вав­ший древним антич­ным тра­ди­ци­ям в сво­ем искус­стве.

Сам автор кни­ги, грек Дио­ско­рид, изо­бра­жен перед порт­ре­том Юли­а­ны Ани­кии. Этот порт­рет так­же вос­хо­дит к антич­ным тра­ди­ци­ям — изо­бра­жен боро­да­тый муж­чи­на, сидя­щий в крес­ле, и перед ним фигу­ра, алле­го­ри­че­ски пред­став­ля­ю­щая Изо­бре­та­тель­ность (Эвре­сис). На иллю­ст­ра­ци­ях кодек­са изо­бра­же­ны так­же дру­гие зна­ме­ни­тые вра­чи и авто­ры сочи­не­ний по меди­цине во гла­ве с мифи­че­ским вра­че­ва­те­лем муд­рым кен­тав­ром Хиро­ном. Такой тип ком­по­зи­ции встре­ча­ет­ся на антич­ных памят­ни­ках изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства — напри­мер, изо­бра­жаю­щих фило­со­фов (в Тор­ре Аннун­ци­а­та близ Пом­пей).

Вен­ский Дио­ско­рид пред­став­ля­ет собой вели­чай­шую цен­ность для исто­рии книж­ной тех­ни­ки и вос­про­из­во­дит какой-то позд­не­ан­тич­ный ори­ги­нал, сохра­ня­ю­щий тра­ди­ции антич­но­го книж­но­го рисун­ка.

К чис­лу памят­ни­ков, доно­ся­щих до нас эле­мен­ты позд­не­ан­тич­ной книж­ной тех­ни­ки «рос­кош­но­го сти­ля», мож­но отне­сти «Сереб­ря­ный кодекс», изготов­лен­ный в пер­вой поло­вине VI века. Это пере­вод Биб­лии, сде­лан­ный гот­ским епи­ско­пом Вуль­фи­лой. Кни­га хра­нит­ся в Упса­ле (Шве­ция), текст ее начер­тан на пер­га­мене золоты­ми и сереб­ря­ны­ми бук­ва­ми по пур­пур­но­му фону. Кодекс был выве­зен из Пра­ги вме­сте с про­чи­ми сокро­ви­ща­ми Рудоль­фа II после 1648 г.¹⁹

Сочи­не­ния на темы есте­ствен­ной исто­рии не были един­ст­вен­ны­ми вида­ми книг, кото­рые иллю­ст­ри­ро­ва­лись антич­ны­ми худож­ни­ка­ми. По-види­мо­му, часто иллю­ст­ри­ро­ва­лись про­из­веде­ния дра­ма­тур­гии. При­ме­ром могут слу­жить кодек­сы с пье­са­ми рим­ско­го дра­ма­тур­га Терен­ция, хра­ня­щи­е­ся в Милане (Амбро­зи­ан­ский кодекс), Пари­же, Вати­кане и дру­гие. Древ­ней­шим из них явля­ет­ся так назы­вае­мый «Кодекс Бем­би­нус» (A), назван­ный так по име­ни его преж­не­го обла­да­те­ля, кар­ди­на­ла с.126 Пьет­ро Бем­бо. Он напи­сан капи­таль­ным рустич­ным пись­мом и дати­ру­ет­ся IV или V веком. В насто­я­щее вре­мя он хра­нит­ся в Вати­кане. Все осталь­ные руко­пи­си сред­не­ве­ко­во­го про­ис­хож­де­ния обра­зу­ют осо­бую ветвь руко­пис­ной тра­ди­ции, вос­хо­дя­щую к рецен­зии неко­е­го Кал­лио­пея, жив­ше­го в III веке. «Кал­лио­пей­ские руко­пи­си» рас­па­да­ют­ся на две груп­пы, из кото­рых пер­вая (груп­па «Гам­ма»), наи­бо­лее инте­рес­ная, состо­ит в основ­ном из иллю­ст­ри­ро­ван­ных кодек­сов²⁰. Укра­шаю­щие их мини­а­тю­ры пред­став­ля­ют нам акте­ров в антич­ных костю­мах и харак­тер­ных мас­ках, мно­гие из кото­рых нам зна­ко­мы по изо­бра­же­ни­ям на памят­ни­ках антич­но­го искус­ства. Фигу­ры снаб­же­ны над­пи­ся­ми пояс­ни­тель­но­го харак­те­ра, что так­же свой­ст­вен­но антич­ным рисун­кам на вазах или антич­ным моза­и­кам.

Зна­ме­ни­тые гре­че­ские руко­пи­си с тек­стом Биб­лии, отно­ся­щи­е­ся к IV—V векам — Кодекс Сина­и­ти­кус, Кодекс Алек­сандри­нус, Кодекс Вати­ка­нус — помо­га­ют нам полу­чить отчет­ли­вое пред­став­ле­ние о том, как выгляде­ла антич­ная кни­га-кодекс. Кодекс Алек­сандри­нус содер­жит пол­но­стью весь текст Биб­лии и при­над­ле­жит к сокро­ви­щам биб­лио­те­ки Бри­тан­ско­го музея. Он состо­ит из 773 листов пер­га­ме­на, при­чем на каж­дой стра­ни­це поме­ща­ют­ся две колон­ки тек­ста.

Памят­ни­ки антич­ной лите­ра­ту­ры рас­про­стра­ня­лись на про­тя­же­нии все­го сред­не­ве­ко­вья в Евро­пе не в виде свит­ков, а в виде кодек­сов, изготов­лен­ных из пер­га­ме­на. Гутен­берг, начи­ная свою дея­тель­ность, издал свои пер­вые кни­ги, «Дона­ты» (так назы­ва­лись попу­ляр­ные в Евро­пе латин­ские грам­ма­ти­ки Элия Дона­та), где были при­ме­не­ны наи­бо­лее ран­ние гутен­бер­гов­ские шриф­ты, на пер­га­мене. Тра­ди­ции сред­не­ве­ко­во­го кодек­са ока­за­ли силь­ней­шее вли­я­ние и на внеш­ний вид и оформ­ле­ние соро­ка­двух­строч­ной гутен­бер­гов­ской Биб­лии.