В мире античных свитков

с.127

Гла­ва VIII

Изда­ние кни­ги

«Тира­жи­ро­ва­ние» руко­пис­ной кни­ги осу­ществля­лось в прин­ци­пе сход­ным обра­зом на всем про­тя­же­нии антич­но­сти и сред­них веков, вплоть до появ­ле­ния кни­го­пе­ча­та­ния. Раз­ли­чие, по-види­мо­му, заклю­ча­лось лишь в том, что из антич­но­го скрип­то­рия мог­ли выпус­кать­ся «мас­со­вые тира­жи» (то есть не еди­нич­ные экзем­пля­ры), тогда как в сред­не­ве­ко­вом мона­стыр­ском скрип­то­рии пре­об­ла­да­ло инди­виду­аль­ное копи­ро­ва­ние. Впро­чем, до наше­го вре­ме­ни не сохра­ни­лось сведе­ний о рабо­те антич­ных скрип­то­ри­ев, и мы можем пред­по­ла­гать суще­ст­во­ва­ние упо­мя­ну­то­го выше раз­ли­чия лишь на осно­ва­нии кос­вен­ных дан­ных — преж­де все­го, на осно­ва­нии того, что в антич­но­сти суще­ст­во­ва­ла раз­ви­тая кни­го­тор­гов­ля, при кото­рой вла­де­лец книж­ной лав­ки, зача­стую одно­вре­мен­но явля­ю­щий­ся и изда­те­лем, выхо­дил на книж­ный рынок, конеч­но же, не с еди­нич­ным экзем­пля­ром.

Само поня­тие издан­ной кни­ги и изда­ния (гре­че­ское сло­во «экдо­сис» состо­ит из при­став­ки «эк», «из» и про­из­вод­но­го от гла­го­ла «дидо­ми», «давать» — рус­ское сло­во «изда­вать» явля­ет­ся точ­ной каль­кой) воз­ник­ло в антич­ной Гре­ции.

Про­цесс изда­ния заклю­чал­ся в сле­дую­щем. Лич­но авто­ром или людь­ми, испол­няв­ши­ми обя­зан­но­сти пис­цов под его наблюде­ни­ем, изготов­лял­ся ори­ги­нал лите­ра­тур­но­го про­из­веде­ния, пред­на­зна­чен­но­го для изда­ния. Он назы­вал­ся архе­тип (в ходу были так­же тер­ми­ны авто­граф или идио­граф). Затем с него изготов­ля­лись зака­зан­ные копии. Сами пис­цы или постав­лен­ные над ними и обла­дав­шие более высо­кой ква­ли­фи­ка­ци­ей люди све­ря­ли копии с ори­ги­на­лом, редак­ти­ро­ва­ли с.128 и исправ­ля­ли текст, вно­си­ли необ­хо­ди­мые помет­ки. Выве­рен­ные экзем­пля­ры посту­па­ли в про­да­жу или дари­лись авто­ром, если изда­ние не пре­сле­до­ва­ло ком­мер­че­ских целей. Наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ным тер­ми­ном для обо­зна­че­ния копии был анти­граф (употреб­лял­ся так­же тер­мин апо­граф).

Такой про­цесс изда­ния кни­ги выра­ботал­ся не сра­зу и нашел, веро­ят­но, пол­ное завер­ше­ние лишь в Алек­сан­дрии и дру­гих цен­трах элли­ни­сти­че­ской куль­ту­ры, а так­же в Риме (но уже в Афи­нах клас­си­че­ской эпо­хи осу­ществля­лось пла­но­мер­ное изда­ние книг). Для арха­и­че­ской эпо­хи гре­че­ской лите­ра­ту­ры сле­ду­ет пред­по­ла­гать спон­тан­ный про­цесс рас­про­стра­не­ния кни­ги, когда они изготов­ля­лись заин­те­ре­со­ван­ны­ми лица­ми или кни­го­тор­гов­ца­ми даже без уча­стия авто­ра. Но вооб­ще на про­тя­же­нии всей антич­ной эпо­хи отно­ше­ния меж­ду авто­ром и изда­те­лем (кни­го­тор­гов­цем) ничем не регу­ли­ро­ва­лись и автор­ско­го пра­ва не суще­ст­во­ва­ло.

То, что про­из­веде­ния лите­ра­ту­ры мог­ли изда­вать­ся все­ми желаю­щи­ми, без ведо­ма и кон­тро­ля авто­ра, вело к уве­ли­че­нию чис­ла неква­ли­фи­ци­ро­ван­но издан­ных, пест­ря­щих ошиб­ка­ми книг. Поэто­му рано воз­ник­ла потреб­ность в таких экзем­пля­рах, кото­рые мог­ли бы слу­жить эта­ло­ном. Такие тек­сты хра­ни­лись в афин­ских государ­ст­вен­ных учреж­де­ни­ях. Насколь­ко высо­ко цени­лись эти «кано­ни­че­ские» кни­ги, вид­но из того, что еги­пет­ский царь Пто­ле­мей III, одол­жив­ший у Афин государ­ст­вен­ный экзем­пляр про­из­веде­ний вели­ких тра­ги­че­ских поэтов под залог 15 талан­тов, не вер­нул этих книг, утра­тив огром­ный залог (45000 руб­лей золо­том). Афи­нам был воз­вра­щен лишь изготов­лен­ный в Алек­сан­дрии дуб­ли­кат.

Изда­ния с автор­ско­го ори­ги­на­ла мог­ли в основ­ном быть толь­ко при­жиз­нен­ны­ми. После смер­ти авто­ра, когда ори­ги­нал мог ока­зать­ся уте­рян­ным, изда­ния осу­ществля­лись с луч­ших копий, наи­бо­лее точ­но пере­даю­щих ори­ги­нал. Истин­ную цен­ность таких копий опре­де­ля­ли уче­ные грам­ма­ти­ки; извест­ной гаран­ти­ей каче­ства изда­ния мог­ло быть имя авто­ри­тет­но­го изда­те­ля, из мастер­ской кото­ро­го выхо­ди­ли кни­ги, заво­е­вав­шие себе все­об­щее при­зна­ние. Автор не все­гда выпус­кал в свет свое про­из­веде­ние цели­ком. Так, из сооб­ще­ния Авла Гел­лия (XIV, 3) о лите­ра­тур­ном сопер­ни­че­стве меж­ду Пла­то­ном и Ксе­но­фон­том мы узна­ем, что Пла­тон выпус­кал в свет свое «Государ­ство» частя­ми (вна­ча­ле были выпу­ще­ны две пер­вые кни­ги).

Пере­пи­сан­ный текст мог быть све­рен, как уже гово­ри­лось, с авто­ри­тет­ным изда­ни­ем. В одной очень древ­ней руко­пи­си с.129 Биб­лии (Cod. Frid. Aug., f. 13) мы чита­ем: «Сопо­став­ле­но с самой древ­ней копи­ей, исправ­лен­ной и выве­рен­ной рукой свя­то­го вели­ко­му­че­ни­ка Пам­фи­ла»¹.

Один из самых обра­зо­ван­ных людей антич­но­сти, гео­граф Стра­бон, весь­ма сето­вал на то, что неко­то­рые изда­те­ли про­из­веде­ний Ари­сто­те­ля не сопо­став­ля­ют изготов­лен­ных ими копий сочи­не­ний фило­со­фа с ори­ги­на­лом.

В алек­сан­дрий­скую эпо­ху при изда­нии сочи­не­ний авто­ра, жив­ше­го несколь­ки­ми сто­ле­ти­я­ми ранее, ста­ви­лась зада­ча вос­ста­нов­ле­ния архе­ти­па, то есть тако­го ори­ги­на­ла, кото­рый воз­мож­но бли­же пере­да­вал бы под­лин­ный автор­ский архе­тип. Зани­мав­ши­е­ся этим алек­сан­дрий­ские уче­ные фак­ти­че­ски созда­ли тек­сто­ло­гию как важ­ней­шую часть фило­ло­ги­че­ской нау­ки, достиг­шей в эту эпо­ху высо­ко­го рас­цве­та. Про­цесс под­готов­ки выве­рен­но­го и исправ­лен­но­го ори­ги­на­ла и конеч­ный резуль­тат, полу­чае­мый в про­цес­се работы, назы­вал­ся диор­то­зой (чему в латин­ском язы­ке наи­бо­лее близ­ко соот­вет­ст­во­вал тер­мин рецен­зия, re­cen­sio). Зна­че­ние и гре­че­ско­го и латин­ско­го тер­ми­на близ­ки по смыс­лу к тому, что мы сей­час пони­ма­ем редак­ци­ей тек­ста, но вклю­ча­ют в себя и поня­тие изда­ния. Инте­рес­ным при­ме­ром такой позд­не­ан­тич­ной рецен­зии, изда­ния про­из­веде­ний писа­те­ля, жив­ше­го несколь­ко сот лет назад, может слу­жить груп­па руко­пи­сей рим­ско­го поэта Мар­ци­а­ла (груп­па B, по клас­си­фи­ка­ции извест­но­го изда­те­ля Мар­ци­а­ла Фрид­лен­де­ра)². Эта груп­па руко­пи­сей вос­хо­дит к ори­ги­на­лу, отредак­ти­ро­ван­но­му Торк­ва­том Ген­на­ди­ем (к рецен­зии Торк­ва­та Ген­на­дия). Руко­пись Q Арун­дел­ли­а­нус (экзем­пляр, при­над­ле­жав­ший Тома­су Говард­су, гер­цо­гу Нор­фольк­ско­му и гра­фу Арун­дель­ско­му) име­ет суб­скрип­цию, выпи­сан­ную крас­ным цве­том после третьей эпи­грам­мы XIII кни­ги:

В этой суб­скрип­ции гово­рит­ся о том, что Торк­ват в год, когда кон­су­ла­ми были Вин­цен­тий и Фран­ги­тий (то есть в 401 г. н. э., как ука­зы­ва­ет Фрид­лен­дер) испра­вил XIII кни­гу эпи­грамм Мар­ка Вале­рия Мар­ци­а­ла («Гостин­цы»). Сло­ва «на фору­ме боже­ст­вен­но­го Авгу­ста» не вполне ясны, может быть, это озна­ча­ет, что лав­ка кни­го­про­дав­ца и изда­те­ля с.130 Торк­ва­та поме­ща­лась на фору­ме Авгу­ста. В дру­гих руко­пи­сях (P, F) имя «рецен­зен­та» ука­за­но пол­но­стью — Торк­ват Ген­на­дий.

Суб­скрип­ция фло­рен­тий­ской руко­пи­си Апу­лея ука­зы­ва­ет, что рецен­зен­том был некий Салю­стий (Ego Sa­lus­tius le­gi et emen­da­vi Ro­mae — «Я Салю­стий читал и исправ­лял в Риме»). Суб­скрип­ция отно­сит­ся к 395 году нашей эры³.

В антич­ной поли­гра­фии — если толь­ко этот тер­мин вооб­ще при­ме­ним к антич­но­сти — раз­ли­ча­лись про­из­веде­ния, издан­ные от част­но­го спис­ка. Кни­ги, вышед­шие из скрип­то­рия, писа­лись чет­ким кал­ли­гра­фи­че­ским пись­мом и дели­лись на части соглас­но изна­чаль­но уста­нов­лен­но­му прин­ци­пу. По-види­мо­му, в них ука­зы­ва­лось и имя изда­те­ля или рецен­зен­та, кото­рое долж­но было слу­жить «мар­кой фир­мы».

Выше уже ука­зы­ва­лось, что антич­ное изда­ние осу­ществля­лось «серий­но», то есть выпус­ка­лась целая пар­тия книг, пред­на­зна­чен­ных для про­да­жи. Напро­тив, част­ный спи­сок изготов­лял­ся в един­ст­вен­ном экзем­пля­ре и был копи­ей уже издан­ной кни­ги. Он мог делить­ся на части (кни­ги, свит­ки), нача­ло и конец кото­рых ничем не были обу­слов­ле­ны. Част­ный спи­сок мог быть и опи­сто­гра­фом, то есть писать­ся на обо­рот­ной сто­роне уже одна­жды исполь­зо­ван­но­го папи­ру­са (как мы это виде­ли на при­ме­ре папи­ру­са с «Афин­ской поли­ти­ей» Ари­сто­те­ля). Как пра­ви­ло, част­ный спи­сок изготов­лял­ся более небреж­но, писал­ся бег­лым пись­мом (кур­си­вом), не под­вер­гал­ся тща­тель­ной отдел­ке и редак­ти­ро­ва­нию. В част­ном спис­ке допус­ка­лись сокра­щен­ные напи­са­ния слов, рас­счи­тан­ные на инди­виду­аль­ное чте­ние.

Необ­хо­ди­мо, одна­ко, при­знать, что гра­ни­ца меж­ду издан­ной кни­гой и част­ным спис­ком все же не долж­на счи­тать­ся очень рез­кой — мог­ли суще­ст­во­вать част­ные спис­ки, изготов­лен­ные столь же тща­тель­но, как и издан­ные кни­ги, осо­бен­но тогда, когда эти част­ные спис­ки изготов­ля­лись по зака­зу бога­тых людей.

Автор зара­нее отби­рал труды, пред­на­зна­чен­ные им для изда­ния: это были работы, кото­рые он счи­тал закон­чен­ны­ми как с точ­ки зре­ния фор­мы, так и с точ­ки зре­ния содер­жа­ния. Извест­но, что Ари­сто­тель делал чет­кое раз­ли­чие меж­ду им издан­ны­ми, или пред­на­зна­чен­ны­ми для широ­кой пуб­ли­ки, «экзо­те­ри­че­ски­ми» (внеш­ни­ми) сочи­не­ни­я­ми, и неиз­дан­ны­ми, «эндо­те­ри­че­ски­ми» (внут­рен­ни­ми) работа­ми. Ари­сто­тель изда­вал свои кни­ги при жиз­ни, как мож­но заклю­чить из одно­го заме­ча­ния в «Поэ­ти­ке», где гово­рит­ся об «издан­ных» про­из­веде­ни­ях фило­со­фа (Poet., 1454 B, 17). По-види­мо­му, они же с.131 име­ют­ся в виду, когда Ари­сто­тель гово­рит о сво­их кни­гах, ока­зав­ших­ся «во все­об­щем обра­ще­нии» (De an., I, 407 B, 29). Мож­но пред­по­ло­жить, что «внут­рен­ние» сочи­не­ния фило­со­фа суще­ст­во­ва­ли в виде крат­ких кон­спек­тов, кото­рые рас­пре­де­ля­лись (может быть про­да­ва­лись?) уче­ни­кам Ари­сто­те­ля. Они име­ли хож­де­ние лишь внут­ри осно­ван­ной им шко­лы пери­па­те­ти­ков. Ксе­но­фонт, быв­ший необы­чай­но пло­до­ви­тым писа­те­лем (жил ок. 430—355 гг. до н. э.) сам орга­ни­зо­вал изда­ние сво­их сочи­не­ний в име­нии Скил­лунт (в Элиде), кото­рое он при­об­рел с помо­щью спар­тан­ско­го государ­ства. Там он собрал мно­го­чис­лен­ных рабов-пис­цов, кото­рые изготов­ля­ли копии его сочи­не­ний, рас­пре­де­ляв­ших­ся затем меж­ду его дру­зья­ми.

Если автор при жиз­ни не смог сам под­гото­вить свои сочи­не­ния к изда­нию, он мог в сво­ем заве­ща­нии назвать лицо, кото­рое долж­но было взять на себя этот труд. Фило­соф пери­па­те­тик Ликон, умер­ший око­ло 250 г. до н. э., заве­щал опуб­ли­ко­ван­ные свои сочи­не­ния рабу Харе­ту. Неопуб­ли­ко­ван­ные он оста­вил Кал­ли­ну с тем, чтобы тот под­гото­вил их к изда­нию (Diog. La., V, 73).

О том, как мно­го уси­лий тра­тил автор при под­готов­ке к изда­нию сво­его труда, рас­ска­зы­ва­ет в одном из писем Пли­ний Млад­ший (VIII, 17): «Спер­ва я сам дол­го про­смат­ри­ваю то, что напи­сал, потом читаю двум или трем дру­зьям. Затем я отдаю дру­гим для про­чте­ния и раз­лич­ных ука­за­ний, и если их заме­ча­ния застав­ля­ют меня сомне­вать­ся, опять обсуж­даю свой труд с дру­зья­ми. Нако­нец, я чита­ют свой труд перед мно­ги­ми слу­ша­те­ля­ми, и после это­го уси­лен­но исправ­ляю. Я бываю тем сосре­дото­чен­нее, чем боль­ше я бес­по­ко­юсь».

Труды, не изда­вав­ши­е­ся авто­ром или остав­ши­е­ся неиз­дан­ны­ми после его смер­ти, обыч­но назы­ва­лись анек­дота (в руси­фи­ци­ро­ван­ном про­из­но­ше­нии это сло­во зву­чит «анек­доты»). Цице­рон, все­гда про­яв­ляв­ший необык­но­вен­ную заботу об изда­нии сво­их сочи­не­ний, в мину­ту разо­ча­ро­ва­ния пишет сво­е­му дру­гу и изда­те­лю Атти­ку: «Поэто­му я буду писать анек­доты, кото­рые я буду читать одно­му тебе…» (Ad Att., II, 6). Ора­тор хочет этим ска­зать, что отныне не будет пуб­ли­ко­вать сво­их сочи­не­ний.

Жив­ший во II веке н. э. врач Гален вооб­ще дол­гое вре­мя воз­дер­жи­вал­ся от пуб­ли­ка­ции сво­их работ, и толь­ко дру­зьям, отправ­ляв­шим­ся в дале­кое путе­ше­ст­вие и про­сив­шим его о суве­ни­ре, где содер­жа­лись бы осно­вы его уче­ния, он изред­ка дарил свои труды. Часть его руко­пи­сей была похи­ще­на, затем они были изда­ны дру­ги­ми людь­ми⁴. По-види­мо­му, рабы с.132 Гале­на, кото­рые похи­ти­ли его сочи­не­ния, зна­ли об их истин­ной цен­но­сти, как и те люди, кото­рые поз­же изда­ли его труды.

Выше гово­ри­лось уже о том, что антич­ность не зна­ла автор­ско­го пра­ва, но поня­тие лите­ра­тур­ной соб­ст­вен­но­сти суще­ст­во­ва­ло. Ари­сто­фан неод­но­крат­но упре­кал сво­их сопер­ни­ков в пла­ги­а­те (что, одна­ко, не меша­ло ему само­му частень­ко поль­зо­вать­ся моти­ва­ми сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков и совре­мен­ни­ков — Кра­ти­на, Эвпо­лида и дру­гих). Фило­страт из Алек­сан­дрии обви­нял Софок­ла в заим­ст­во­ва­ни­ях из тра­гедий Эсхи­ла, точ­но так же, как само­го Эсхи­ла — в заим­ст­во­ва­ни­ях у Фри­ни­ха. Про­бле­ма лите­ра­тур­ной соб­ст­вен­но­сти была вполне акту­аль­ной для лите­ра­тур­ных Афин, как это вид­но из комедии Ари­сто­фа­на «Лягуш­ки», в кото­рой Дио­нис, при­твор­но пора­жа­ясь изо­бре­та­тель­но­сти Эври­пида, осто­рож­но осве­дом­ля­ет­ся, кому при­над­ле­жат сти­хи — само­му Эври­пиду или Кефи­со­фон­ту (ст. 1451). Ари­сто­фан откры­то обви­нял Эври­пида, что в его твор­че­стве зна­чи­тель­ная доля при­над­ле­жит Кефи­со­фон­ту.

Харак­тер­ный анек­дот, при­во­ди­мый Вит­ру­ви­ем в VII кни­ге трак­та­та «Об архи­тек­ту­ре», свиде­тель­ст­ву­ет о том, насколь­ко широ­ко было рас­про­стра­не­но заим­ст­во­ва­ние из чужих про­из­веде­ний в лите­ра­тур­ной жиз­ни антич­ной Алек­сан­дрии. Один из Пто­ле­ме­ев учредил в этом горо­де лите­ра­тур­ные состя­за­ния в честь Апол­ло­на и Муз. Грам­ма­тик Ари­сто­фан, быв­ший судьей состя­за­ний, при­судил награ­ду тому участ­ни­ку, чье про­из­веде­ние каза­лось дале­ко не луч­шим. Когда Ари­сто­фа­на спро­си­ли о моти­вах подоб­но­го реше­ния, он отве­тил, что все осталь­ные участ­ни­ки состя­за­ния пред­ста­ви­ли на суд точ­ные копии с про­из­веде­ний дру­гих авто­ров. Рас­ска­зав этот анек­дот, Вит­ру­вий сооб­ща­ет, что после это­го собы­тия все пла­ги­а­то­ры были изгна­ны из Алек­сан­дрии.

Но такая тре­бо­ва­тель­ность к ори­ги­наль­но­сти лите­ра­тур­но­го про­из­веде­ния мог­ла появить­ся толь­ко в таких усло­ви­ях, когда издан­ная кни­га полу­ча­ла широ­кое рас­про­стра­не­ние. Самы­ми попу­ляр­ны­ми кни­га­ми оста­ва­лись поэ­мы Гоме­ра. Раз­лич­ные типы изда­ний этих поэм суще­ст­во­ва­ли уже в клас­си­че­скую эпо­ху, в V и IV веках до н. э. Изда­ния эти име­ли государ­ст­вен­ное, поли­ти­че­ское зна­че­ние, ибо на Гоме­ра ссы­ла­лись при терри­то­ри­аль­ных, поли­ти­че­ских, рели­ги­оз­ных спо­рах как на важ­ней­ший источ­ник. Вслед­ст­вие того, что испол­не­ние поэм было неотъ­ем­ле­мой частью музы­каль­ных состя­за­ний во мно­гих гре­че­ских государ­ствах (Афи­ны, Сики­он, даже дале­кий Сала­мин на Кип­ре), текст поэм стал пред­ме­том государ­ст­вен­но­го кон­тро­ля, в него вно­си­лись изме­не­ния и допол­не­ния. с.133 Изда­ния поэм дели­лись на две основ­ные груп­пы. К пер­вой при­над­ле­жа­ли изда­ния «по горо­дам» — изда­ние Мас­си­лии, Хиоса, Сино­пы, Кип­ра, Эолиды, Арго­лиды и т. п. Каж­дый из этих горо­дов (или обла­стей) име­ли свои, утвер­жден­ные ком­пе­тент­ны­ми государ­ст­вен­ны­ми орга­на­ми, тек­сты поэм. Ко вто­рой груп­пе отно­си­лись изда­ния «лич­ные» — это были изда­ния, пред­при­ня­тые отдель­ны­ми людь­ми, зани­мав­ши­ми­ся исправ­ле­ни­ем, «диор­то­зой» Гоме­ра. Сре­ди них мы встре­ча­ем име­на Эври­пида и Ари­сто­те­ля, кото­ро­му при­над­ле­жа­ло редак­ти­ро­ва­ние уже упо­ми­нав­ше­го­ся здесь изда­ния «Или­а­ды», назы­вав­ше­го­ся «та, что из лар­ца».

После созда­ния Алек­сан­дрий­ской биб­лио­те­ки и Музея изда­ни­ем тек­ста Гоме­ра зани­ма­лись все три вели­ких алек­сан­дрий­ских грам­ма­ти­ка — Зено­дот, Ари­сто­фан и Ари­старх. Послед­ний отли­чал­ся осо­бо тон­ким пони­ма­ни­ем тек­сто­ло­ги­че­ских про­блем, поло­жив в осно­ву тол­ко­ва­ния поэм прин­цип «объ­яс­нять Гоме­ра исхо­дя из само­го Гоме­ра». Но роль Алек­сан­дрий­ской биб­лио­те­ки и Музея в кни­го­из­да­тель­ском деле целе­со­об­раз­но рас­смот­реть в дру­гом месте (см. гла­ву «Алек­сан­дрий­ская куль­ту­ра кни­ги»).

Изда­ния Гоме­ра, имев­шие государ­ст­вен­ное зна­че­ние, вряд ли суще­ст­во­ва­ли в боль­шом коли­че­стве экзем­пля­ров. Ско­рее все­го, это были утвер­жден­ные государ­ст­вен­ны­ми орга­на­ми редак­ции тек­ста, хра­нив­ши­е­ся в архи­ве, хра­ме или дру­гом при­сут­ст­вен­ном месте антич­но­го поли­са. Но копии этих экзем­пля­ров мог­ли иметь и част­ные лица. Сле­ду­ет при этом учесть, что дале­ко не вся­кий мог поз­во­лить себе при­об­ре­сти текст обе­их поэм — они были вели­ки по объ­е­му, и это сто­и­ло очень доро­го. Небо­га­тый граж­да­нин антич­но­го государ­ства мог поз­во­лить себе при­об­ре­сти лишь отдель­ные пес­ни, «рап­со­дии».

Чаще все­го за изда­ние книг бра­лись кни­го­тор­гов­цы, орга­ни­зу­ю­щие свои соб­ст­вен­ные пред­при­я­тия, скрип­то­рии. Это были те же ремес­лен­ные мастер­ские, кото­рые вооб­ще харак­тер­ны для антич­но­сти, но труд работав­ших в скрип­то­ри­ях был таким, кото­рый тре­бо­вал осо­бо высо­кой ква­ли­фи­ка­ции. Когда тре­бо­ва­лось выбро­сить на рынок боль­шое коли­че­ство экзем­пля­ров, работа по изготов­ле­нию копий осу­ществля­лась под дик­тов­ку опыт­но­го чте­ца⁵.

В Егип­те вре­ме­ни Пто­ле­ме­ев писец чаще все­го работал все в той же позе, как и его дале­кий пред­ше­ст­вен­ник эпо­хи Сред­не­го цар­ства. Мы видим эту харак­тер­ную позу на про­из­веде­ни­ях изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства. Он сидел, скре­стив ноги, на коле­нях у него лежа­ла дос­ка, а на ней сви­ток. «Меня с.134 напи­са­ли калам, пра­вая рука и коле­но», — чита­ем мы на одном папи­ру­се I века.

Об орга­ни­за­ции труда в антич­ных скрип­то­ри­ях мы можем толь­ко дога­ды­вать­ся — ника­ких изве­стий об этом не сохра­ни­лось. Конеч­но, они были мел­ки­ми пред­при­я­ти­я­ми, для кото­рых «тираж» в сот­ню экзем­пля­ров дол­жен был счи­тать­ся очень круп­ным. Но в отли­чие от совре­мен­ных изда­тельств выпуск лите­ра­тур­но­го про­из­веде­ния в этом скрип­то­рии мож­но было про­дол­жать до бес­ко­неч­но­сти, до пол­но­го насы­ще­ния рын­ка. Состо­я­тель­ные люди, желав­шие попол­нить свою биб­лио­те­ку, мог­ли орга­ни­зо­вать домаш­ний скрип­то­рий из гра­мот­ных рабов, обла­дав­ших доста­точ­ной ква­ли­фи­ка­ци­ей. Как толь­ко надоб­ность мино­ва­ла, скрип­то­рий пре­кра­щал свою работу. Как мы увидим ниже, в Риме мно­гие состо­я­тель­ные люди имен­но таким обра­зом попол­ня­ли свои биб­лио­те­ки, в кото­рых кни­ги отде­лы­ва­лись в соот­вет­ст­вии со вку­са­ми вла­дель­ца.

Впер­вые изда­тель­ское дело и кни­го­тор­гов­ля достиг­ли высо­ко­го раз­ви­тия в древ­них Афи­нах. Искус­ство худо­же­ст­вен­но­го сло­ва ста­ло там делом все­го наро­да. Атти­ка была стра­ной пого­лов­ной гра­мот­но­сти. Попу­ляр­ные про­из­веде­ния афин­ских дра­ма­тур­гов были у всех на устах, напо­до­бие того, как в Ита­лии XVIII—XIX веков попу­ляр­ные опер­ные арии рас­пе­ва­лись все­ми на ули­цах. Кни­ги с про­из­веде­ни­я­ми афин­ских дра­ма­тур­гов, ора­то­ров, исто­ри­ков рас­ку­па­лись мгно­вен­но. Даже рядо­вые афин­ские мат­ро­сы были зна­то­ка­ми атти­че­ской тра­гедии, как вид­но из харак­тер­но­го эпи­зо­да, рас­ска­зан­но­го Плу­тар­хом в био­гра­фии Никия. «Не при­хо­дит­ся удив­лять­ся и тому, что рас­ска­зы­ва­ют о кав­ний­цах. Они яко­бы спер­ва отка­зы­ва­лись при­нять и про­го­ня­ли какое-то зашед­шее в их гавань суд­но, пре­сле­ду­е­мое пира­та­ми. Но затем они ста­ли спра­ши­вать, зна­ют ли при­плыв­шие на этом кораб­ле пес­ни из тра­гедий Эври­пида, и когда те отве­ти­ли, что зна­ют, оста­ви­ли у себя и вве­ли суд­но в гавань».

Кни­га­ми в Афи­нах тор­го­ва­ли и враз­нос. Дио­ни­сий Гали­кар­насский в сочи­не­нии, посвя­щен­ном твор­че­ству ора­то­ра Исо­кра­та, опи­сы­ва­ет, как афин­ские тор­гов­цы носи­ли целые связ­ки свит­ков, содер­жав­ших судеб­ные речи ора­то­ра, про­да­вая их жите­лям горо­да (Isocr., 18).

В Афи­нах впер­вые в мире была созда­на пуб­лич­ная биб­лио­те­ка. Изве­стие об этом сохра­нил нам Авл Гел­лий (N. A., VII, 17, 1—3). «Как гово­рят, тиран Писи­страт пре­до­ста­вил в Афи­нах для пуб­лич­но­го чте­ния кни­ги, изла­гаю­щие бла­го­род­ные нау­ки». Поз­же сами афи­няне при­ло­жи­ли ста­ра­ния, чтобы с.135 уве­ли­чить их коли­че­ство. Но всю эту мас­су книг увез в Пер­сию Ксеркс, захва­тив­ший Афи­ны и сжег­ший город, кро­ме Акро­по­ля. Спу­стя мно­гие годы все эти кни­ги вер­нул в Афи­ны царь Селевк, полу­чив­ший про­зви­ще «победи­те­ля».

Тра­ди­ция об афин­ской биб­лио­те­ке нашла отра­же­ние и у дру­гих авто­ров (ср. At­hen. 1, 3). Афин­ский тиран Писи­страт дей­ст­ви­тель­но ока­зы­вал покро­ви­тель­ство нау­кам и лите­ра­ту­ре, не слу­чай­но имен­но с его име­нем пре­да­ние свя­зы­ва­ет редак­ти­ро­ва­ние гоме­ров­ских поэм.

Мно­гие част­ные лица в Афи­нах обла­да­ли боль­ши­ми собра­ни­я­ми книг. Зна­чи­тель­ной биб­лио­те­кой обла­дал Эври­пид, в тра­геди­ях кото­ро­го осо­бен­но замет­ны следы «книж­ной» куль­ту­ры (не слу­чай­но в комедии «Лягуш­ки» Ари­сто­фан застав­ля­ет дра­ма­тур­га гор­дить­ся тем, что давал искус­ству «сок бол­тов­ни, насто­ян­ный на кни­гах»). Боль­шая биб­лио­те­ка была у афи­ня­ни­на Эвти­де­ма (Xen. Mem., IV, 2, 8), в кото­рой были широ­ко пред­став­ле­ны кни­ги по аст­ро­но­мии, гео­мет­рии, меди­цине — и, конеч­но, поэ­мы Гоме­ра.

Афин­ский граж­да­нин мог выбрать на книж­ном рын­ке все, что его инте­ре­со­ва­ло. Ксе­но­фонт в сво­их «Вос­по­ми­на­ни­ях о Сокра­те» упо­ми­на­ет о лите­ра­тур­ном про­из­веде­нии софи­ста Про­ди­ка, кото­рое назы­ва­лось «Выбор Герак­ла». Учи­тель Герак­ла Лин раз­ло­жил перед сво­им уче­ни­ком ряд книг на выбор — там были про­из­веде­ния Орфея, Гоме­ра, Геси­о­да, Хой­ри­ла, Эпи­хар­ма. Но Геракл выбрал… пова­рен­ную кни­гу, сочи­не­ние неко­е­го Сима. Такой вари­ант мифа о Герак­ле мог появить­ся толь­ко там, где тор­гов­ля кни­га­ми заня­ла важ­ное место в ряду дру­гих това­ров. Сло­варь Пол­лук­са (VII, 211) ссы­ла­ет­ся на пье­су Ари­сто­ме­на «Обман­щи­ки», где выведен кни­го­тор­го­вец, и в том же месте на пье­су Кра­ти­на, где упо­ми­на­ет­ся писец, изготов­ля­ю­щий кни­ги — «Биб­лио­граф». На осно­ва­нии скуд­ных цитат труд­но пред­ста­вить себе, в какой свя­зи комедио­гра­фы вспом­ни­ли об этих про­фес­си­ях, но само назва­ние пье­сы Ари­сто­ме­на вызы­ва­ет ассо­ци­а­ции, не очень лест­ные для лиц, упо­ми­нае­мых комедио­гра­фом. Тор­гов­цы кни­га­ми упо­ми­на­ют­ся в чис­ле про­чих Никофро­ном (Mei­ne­ke, II, 2852). В Афи­нах суще­ст­во­ва­ло и опре­де­лен­ное место, где про­да­ва­лись кни­ги, как мож­но пред­по­ло­жить на осно­ва­нии одно­го наме­ка у Пла­то­на в «Апо­ло­гии Сокра­та». С огром­ной худо­же­ст­вен­ной силой рисуя сце­ны суда над сво­им учи­те­лем, Пла­тон сохра­нил для потом­ства ряд важ­ней­ших дета­лей спо­ра меж­ду обви­ни­те­ля­ми и обви­нен­ным. Поми­мо про­че­го, один из обви­ни­те­лей Сокра­та, Мелет, вме­нил в вину фило­со­фу, буд­то тот с.136 выска­зы­вал утвер­жде­ние, что солн­це явля­ет­ся в дей­ст­ви­тель­но­сти не чем иным, как про­стым кам­нем, а луна — зем­лей. Отве­чая Меле­ту, Сократ опро­вер­гал подоб­ные обви­не­ния, ука­зав, что такие умо­за­клю­че­ния выска­за­ны не им, а Ана­к­са­го­ром, и Мелет, обви­нив в этом Сокра­та, толь­ко выска­зал тем самым свое пол­ное пре­зре­ние к судьям Афин, счи­тая их неосве­дом­лен­ны­ми и мало­гра­мот­ны­ми людь­ми. Всем извест­но, что имен­но кни­ги Ана­к­са­го­ра пол­ны подоб­ных утвер­жде­ний, и в этом может убедить­ся вся­кий, купив эти сочи­не­ния за драх­му на орхе­ст­ре.

Что здесь име­ет­ся в виду под орхе­строй, и мож­но ли счи­тать, исхо­дя из это­го наме­ка, что орхе­ст­ра афин­ско­го теат­ра Дио­ни­са была местом, где тор­го­ва­ли кни­га­ми, когда там не было теат­раль­ных пред­став­ле­ний?

Вряд ли такое пред­по­ло­же­ние допу­сти­мо. Теат­раль­ное пред­став­ле­ние в те вре­ме­на было свя­щен­но­дей­ст­ви­ем, и поэто­му сам театр был неким подо­би­ем хра­ма. Ско­рее все­го, здесь надо при­нять точ­ку зре­ния тех иссле­до­ва­те­лей, кото­рые видят в упо­мя­ну­той Пла­то­ном орхе­ст­ре юго-запад­ную часть аго­ры Афин (RE, Hbd. 35, 1939, Sp. 883—885), кото­рая так назы­ва­лась. Когда-то здесь дей­ст­ви­тель­но была орхе­ст­ра, но куль­то­вое назна­че­ние этой пло­щад­ки было забы­то после того, как в кон­це VI века до н. э. на юго-восточ­ном склоне Акро­по­ля в свя­щен­ном участ­ке Дио­ни­са появи­лась новая орхе­ст­ра, вокруг кото­рой и воз­ник театр. Ста­рая же орхе­ст­ра, сохра­нив свое назва­ние, ста­ла частью тор­го­вых рядов, рас­по­ла­гав­ших­ся по всей афин­ской аго­ре. Здесь сто­я­ли ста­туи тира­но­убийц Гар­мо­дия и Ари­сто­ги­то­на. Имен­но здесь и про­да­ва­лись кни­ги, о чем гово­рит­ся в «Апо­ло­гии Сокра­та». Это упо­ми­на­ние мож­но сопо­ста­вить и с сооб­ще­ни­ем Дио­ге­на Лаерт­ско­го (II, 3, 11), что Ана­к­са­гор был пер­вым фило­со­фом, кото­рый стал пуб­ли­ко­вать свои труды.

Нам труд­но пред­ста­вить себе, как кон­крет­но выгляде­ли эти пер­вые изда­ния фило­соф­ских книг. Но уже вско­ре после изда­ния сочи­не­ний Ана­к­са­го­ра на афин­ском книж­ном рын­ке ста­ли доволь­но часто встре­чать­ся кни­ги фило­соф­ско­го содер­жа­ния. Из одно­го места сочи­не­ния Дио­ге­на Лаерт­ско­го (IX, 40) мы узна­ем, что Пла­тон воз­на­ме­рил­ся собрать и сжечь все сочи­не­ния Демо­кри­та, фило­со­фа-мате­ри­а­ли­ста, кото­ро­го Пла­тон осо­бен­но нена­видел. Но пифа­го­рей­цы Амикл и Кри­тий отго­во­ри­ли его, ука­зав ему на без­на­деж­ный харак­тер такой попыт­ки — слиш­ком мно­гие люди хра­ни­ли у себя сочи­не­ния Демо­кри­та. Но тот же автор рас­ска­зы­ва­ет, как в Афи­нах подоб­ное с.137 меро­при­я­тие было осу­щест­вле­но в государ­ст­вен­ном поряд­ке: сочи­не­ния софи­ста Про­та­го­ра, обви­нен­но­го в без­бо­жии, были собра­ны в одно место государ­ст­вен­ны­ми гла­ша­та­я­ми Афин (ото­брав­ши­ми эти кни­ги у граж­дан) и сожже­ны на город­ской пло­ща­ди.

Лав­ка кни­го­про­дав­ца в Афи­нах была не толь­ко местом, где люби­те­ли изящ­ной сло­вес­но­сти и рев­ни­те­ли нау­ки мог­ли при­об­ре­сти нуж­ные им кни­ги, но одно­вре­мен­но и лите­ра­тур­ным, а, может быть, и поли­ти­че­ским клу­бом: здесь мож­но было услы­шать послед­ние лите­ра­тур­ные ново­сти, потол­ко­вать о книж­ных новин­ках. Упо­ми­нав­ший­ся уже здесь Дио­ген Лаерт­ский (VII, 2) рас­ска­зы­ва­ет о Зеноне из Кития, как тот, потер­пев кораб­ле­кру­ше­ние близ афин­ско­го пор­та Пирей, ски­тал­ся по Пирею, пока не нашел при­ю­та в лав­ке кни­го­тор­гов­ца (имя фило­со­фа мог­ло быть там извест­но).

Так как изда­ние книг тре­бо­ва­ло осо­бо высо­кой ква­ли­фи­ка­ции, не все гре­че­ские поли­сы мог­ли нала­дить у себя это про­из­вод­ство. Поэто­му кни­ги из Афин и дру­гих горо­дов, где они изготов­ля­лись, экс­пор­ти­ро­ва­лись в раз­лич­ные части эллин­ско­го куль­тур­но­го мира, ино­гда очень отда­лен­ные, как, напри­мер, в гре­че­ские коло­нии, рас­по­ло­жен­ные по бере­гам Пон­та. Мы узна­ем об этом из вскользь бро­шен­но­го заме­ча­ния Ксе­но­фон­та. Автор, соче­тав­ший в себе лите­ра­то­ра и сол­да­та, упо­ми­на­ет в «Ана­ба­си­се» (VII, 5, 12—14) о Сал­мидес­се, горо­де и обла­сти, рас­по­ло­жен­ной вдоль запад­но­го побе­ре­жья Чер­но­го моря. Здесь часто тер­пе­ли кру­ше­ние гре­че­ские кораб­ли, направ­ляв­ши­е­ся в Понт (изве­стие это под­твер­жда­ет и Стра­бон — VII, 6, 1), так как пустын­ная и ска­ли­стая бере­го­вая поло­са была здесь откры­та для вет­ров. «Здесь мно­гие из плы­ву­щих в Понт кораб­лей садят­ся на мель и их потом при­би­ва­ет к бере­гу, так как море в этом месте на боль­шом рас­сто­я­нии очень мел­ко­вод­но. Фра­кий­цы, живу­щие в этих местах, отме­же­вы­ва­ют­ся друг от дру­га стол­ба­ми и гра­бят кораб­ли, выбра­сы­вае­мые морем на уча­сток каж­до­го из них. Рас­ска­зы­ва­ют так­же, что до раз­ме­же­ва­ния мно­гие из них поги­ба­ли, уби­вая друг дру­га во вре­мя деле­жа добы­чи. Там нахо­ди­ли мно­го кро­ва­тей, сун­ду­ков, книг и дру­гих вещей, какие мор­ские тор­гов­цы обыч­но пере­во­зят в дере­вян­ных ящи­ках»⁶.

Этот рас­сказ Ксе­но­фон­та явля­ет­ся ред­ким свиде­тель­ст­вом, под­твер­ждаю­щим пред­по­ло­же­ние о веду­щей роли самых раз­ви­тых государств Элла­ды в про­из­вод­стве книг и кни­го­тор­гов­ле.

Одна афин­ская посло­ви­ца слу­чай­но сохра­ни­ла нам имя с.138 чело­ве­ка, зани­мав­ше­го­ся тор­гов­лей кни­га­ми и возив­ше­го их в дале­кие стра­ны. Она при­веде­на в сло­ва­ре Суды и у Зено­вия (Su­da, s. v. λόγοισι; Ze­nob., V b). По-рус­ски ее мож­но пере­дать при­мер­но так: «Тор­гу­ет реча­ми за морем Гер­мо­дор». По пово­ду этой посло­ви­цы сло­варь Суды сооб­ща­ет нам сле­дую­щее: «Гер­мо­дор был уче­ни­ком Пла­то­на и тор­го­вал его сочи­не­ни­я­ми, выво­зя их в Сици­лию». Надо заме­тить, что Гер­мо­дор был не толь­ко дело­вым чело­ве­ком, но и лите­ра­то­ром, напи­сав­шим целую кни­гу о сво­ем учи­те­ле Пла­тоне (см. Diog. Laert., III, 66). По-види­мо­му, Гер­мо­дор был пер­вым изда­те­лем сочи­не­ний Пла­то­на, а изда­тель­ское дело и кни­го­тор­гов­ля, как уже гово­ри­лось, были тогда тес­но свя­за­ны. Разу­ме­ет­ся, то, что изда­те­лем сочи­не­ний фило­со­фа высту­па­ет его уче­ник, тоже не явля­ет­ся слу­чай­ным обсто­я­тель­ст­вом — бли­зость к авто­ру облег­ча­ла ему зада­чу редак­ти­ро­ва­ния слож­ных по ком­по­зи­ции и содер­жа­нию фило­соф­ских диа­ло­гов Пла­то­на.

Дале­ко не все антич­ные писа­те­ли изда­ва­ли свои труды при жиз­ни. Мно­гие про­из­веде­ния Ари­сто­те­ля были изда­ны лишь после его смер­ти. Исто­рию их изда­ния подроб­ней­шим обра­зом рас­ска­зы­ва­ет Стра­бон (XIII, 2, 54): «Ари­сто­тель пере­дал свою биб­лио­те­ку Фео­фра­с­ту, кото­ро­му он оста­вил так­же и свою шко­лу. Ари­сто­тель был пер­вым из извест­ных нам людей, кото­рый соста­вил собра­ние книг и подал при­мер еги­пет­ским царям, как надо состав­лять биб­лио­те­ку. Фео­фраст пере­дал биб­лио­те­ку Нелею, кото­рый при­вез ее в Скеп­сис. Нелей оста­вил ее сво­им наслед­ни­кам, лицам, к нау­ке и обра­зо­ва­нию непри­част­ным. Те дер­жа­ли эти кни­ги вза­пер­ти и не забо­ти­лись о них. Когда же они про­веда­ли о дея­тель­но­сти царей Атта­лидов (кото­рым Скеп­сис был под­вла­стен), разыс­ки­вав­ших кни­ги для сво­ей биб­лио­те­ки в Пер­га­ме, они скры­ли эти кни­ги в каком-то погре­бе под зем­лей. Поз­же, уже повреж­ден­ны­ми от сыро­сти и чер­вей, кни­ги Ари­сто­те­ля и кни­ги Фео­ф­ра­с­та были про­да­ны потом­ка­ми Нелея за боль­шие день­ги Апел­ли­ко­ну Тео­с­цу. Этот Апел­ли­кон был ско­рее биб­лио­фи­лом, чем уче­ным. Ста­ра­ясь вос­ста­но­вить изъ­еден­ные чер­вя­ми места, он пере­пи­сал текст на новые копии (анти­гра­фы), невер­но допол­няя тек­сты, и издал эти кни­ги пол­ны­ми оши­бок. Так полу­чи­лось, что пери­па­те­ти­ки — как те, кото­рые при­над­ле­жа­ли к пер­во­му поко­ле­нию уче­ни­ков Ари­сто­те­ля, так и те, кто жили после Фео­ф­ра­с­та — не име­ли воз­мож­но­сти дея­тель­но зани­мать­ся фило­со­фи­ей, а толь­ко про­воз­ве­ща­ли основ­ные поло­же­ния уче­ния Ари­сто­те­ля, вслед­ст­вие того, что у них вовсе не было книг их учи­те­ля, за исклю­че­ни­ем весь­ма немно­гих, и то в основ­ном с.139 при­над­ле­жав­ших к эксо­те­ри­че­ским сочи­не­ни­ям. Более позд­ним пери­па­те­ти­кам, с момен­та, как эти кни­ги вышли в свет, пре­до­ста­ви­лись гораздо бо́льшие воз­мож­но­сти зани­мать­ся фило­со­фи­ей и сле­до­вать уче­нию Ари­сто­те­ля. Но все же они были вынуж­де­ны по мно­гим вопро­сам выска­зы­вать утвер­жде­ния, осно­ван­ные на догад­ках, вслед­ст­вие мно­же­ства оши­бок⁷. Мно­гое, к это­му доба­вил и Рим. Ведь сра­зу же после смер­ти Апел­ли­ко­на Сул­ла, взяв Афи­ны, увез его биб­лио­те­ку. После того, как она была при­ве­зе­на в Рим, грам­ма­тик Тиран­ни­он, будучи при­вер­жен­цем шко­лы Ари­сто­те­ля, взял на себя заботы о кни­гах. Он сумел уго­дить лицу, постав­лен­но­му над биб­лио­те­кой. (Име­ли дело с ней) и неко­то­рые тор­гов­цы кни­га­ми, исполь­зо­вав­шие пло­хих пис­цов и не све­ряв­шие копии с ори­ги­на­лом — что часто слу­ча­ет­ся и с дру­ги­ми кни­га­ми, кото­рые пишут­ся для про­да­жи, и здесь, и в Алек­сан­дрии»⁸.

В этом сооб­ще­нии Стра­бо­на не все ска­за­но с доста­точ­ной ясно­стью. Из него труд­но соста­вить себе пред­став­ле­ние о харак­те­ре биб­лио­те­ки Ари­сто­те­ля — состо­я­ла ли она из сочи­не­ний само­го фило­со­фа, или же она содер­жа­ла кни­ги и дру­гих авто­ров. В поль­зу вто­ро­го пред­по­ло­же­ния гово­рит то, что Стра­бон с похва­лой отзы­ва­ет­ся об искус­стве Ари­сто­те­ля состав­лять биб­лио­те­ку, кото­рое у него пере­ня­ли Пто­ле­меи. Это утвер­жде­ние име­ло бы мало смыс­ла, если бы речь шла о сочи­не­ни­ях толь­ко само­го фило­со­фа. В поль­зу того, что под­бор книг в биб­лио­те­ке Ари­сто­те­ля был раз­но­об­раз­ным и вклю­чал в себя про­из­веде­ния мно­гих авто­ров, мож­но выска­зать ряд апри­ор­ных сооб­ра­же­ний: это, во-пер­вых, любовь к кни­гам, за кото­рую Ари­сто­тель, еще обу­ча­ясь в Ака­де­мии Пла­то­на, полу­чил про­зви­ще «кни­го­чея»; во-вто­рых, осо­бен­ность его твор­че­ства, одним из харак­тер­ных при­зна­ков кото­ро­го явля­ет­ся посто­ян­ное вни­ма­ние к уче­ни­ям дру­гих фило­со­фов, его пред­ше­ст­вен­ни­ков.

Труд­но так­же допу­стить, что до Апел­ли­ко­на глав­ные сочи­не­ния Ари­сто­те­ля не были извест­ны (суще­ст­ву­ют доста­точ­но вес­кие сооб­ра­же­ния, свиде­тель­ст­ву­ю­щие про­тив тако­го пред­по­ло­же­ния). Но как бы то ни было, ясно одно — широ­кое рас­про­стра­не­ние труды Ари­сто­те­ля полу­чи­ли после того, как они были изда­ны в Риме Тиран­ни­о­ном и Анд­ро­ни­ком Родос­ским. Анд­ро­ник объ­еди­нил сочи­не­ния Ари­сто­те­ля в тема­ти­че­ские груп­пы, каж­дая из кото­рых трак­то­ва­ла про­бле­мы одной с.140 науч­ной дис­ци­пли­ны. Поми­мо это­го, в каче­стве при­ло­же­ния к изда­нию он соста­вил пара­фра­зы и пояс­не­ния ко мно­гим про­из­веде­ни­ям Ари­сто­те­ля и напи­сал введе­ние в изу­че­ние фило­со­фии Ари­сто­те­ля и Фео­ф­ра­с­та, в кото­ром, как пред­по­ла­га­ют, он изло­жил жиз­не­опи­са­ние каж­до­го из них, вклю­чив так­же в это сочи­не­ние текст заве­ща­ний обо­их фило­со­фов, и дал спи­сок их про­из­веде­ний, состав­лен­ный в соот­вет­ст­вии с его систе­ма­ти­за­ци­ей. Мож­но дога­ды­вать­ся, что там шла речь и о под­лин­но­сти пере­чис­лен­ных про­из­веде­ний фило­со­фов. Таким обра­зом, это было одно из пер­вых (если не самое пер­вое) науч­но-кри­ти­че­ское изда­ние сочи­не­ний вели­ко­го мыс­ли­те­ля древ­но­сти, состав­лен­ное по прин­ци­пам, близ­ким к тем, кото­рые суще­ст­ву­ют в насто­я­щее вре­мя.

Сведе­ни­ям Стра­бо­на мож­но дове­рять не толь­ко пото­му, что он вооб­ще был уче­ным, стре­мив­шим­ся к точ­но­сти сооб­щае­мых им сведе­ний: Стра­бон был уче­ни­ком Тиран­ни­о­на, кото­ро­го мог слу­шать в Риме (см. «Гео­гра­фия», XII, 3, 16). Кро­ме того, Стра­бон вооб­ще был бли­зок к пери­па­те­ти­кам, и это вид­но хотя бы из того, что он слу­шал Ксе­нар­ха, вид­но­го фило­со­фа этой шко­лы (XIV, 5, 4).

Сооб­ще­ние Стра­бо­на о судь­бе сочи­не­ний Ари­сто­те­ля поз­во­ля­ет нам полу­чить извест­ные пред­став­ле­ния об изда­тель­ской тех­ни­ке того вре­ме­ни. Ста­но­вит­ся ясно, преж­де все­го, что в его вре­ме­на суще­ст­во­ва­ли два круп­ных изда­тель­ских цен­тра — Алек­сан­дрия и Рим. Изда­тель­ской дея­тель­но­стью зани­ма­ют­ся кни­го­тор­гов­цы, и каче­ство их изда­ний зави­сит от ква­ли­фи­ка­ции пис­цов, работаю­щих в их скрип­то­ри­ях. Издан­ные экзем­пля­ры долж­ны све­рять­ся с ори­ги­на­лом — чего не было сде­ла­но при изда­нии сочи­не­ний Ари­сто­те­ля. Пред­став­ля­ет инте­рес и то, что Стра­бон сооб­ща­ет об Апел­ли­коне, пред­став­ляв­шем харак­тер­ный для того вре­ме­ни тип биб­лио­фи­ла, охот­ни­ка за ред­ки­ми и цен­ны­ми изда­ни­я­ми, но мало вни­кав­ше­го в их содер­жа­ние. Из дру­гих источ­ни­ков извест­но, что когда Апел­ли­кон не мог купить при­гля­нув­шу­ю­ся ему кни­гу, он ее воро­вал. Из афин­ско­го государ­ст­вен­но­го архи­ва он сумел добыть ори­ги­на­лы древ­них поста­нов­ле­ний афин­ско­го народ­но­го собра­ния. Добы­вал он ред­кие памят­ни­ки пись­мен­но­сти и в дру­гих горо­дах (At­hen., V, 214 E).

Рас­сказ Стра­бо­на содер­жит ряд харак­тер­ных тер­ми­нов, взя­тых из изда­тель­ской прак­ти­ки того вре­ме­ни (анти­граф — копия, выпу­щен­ная в свет изда­те­лем, архе­тип — ори­ги­нал, с кото­ро­го дела­ют­ся копии).

Ни одна антич­ная кни­га не дошла до наше­го вре­ме­ни в с.141 виде архе­ти­па, то есть экзем­пля­ра, изготов­лен­но­го авто­ром соб­ст­вен­но­руч­но или рукой его сек­ре­та­ря. Как пра­ви­ло, руко­пи­си антич­ных книг, лежа­щие в осно­ве совре­мен­ных изда­ний, отде­ле­ны от самых древ­них копий, сде­лан­ных с ори­ги­на­ла, боль­шим коли­че­ст­вом про­ме­жу­точ­ных спис­ков. Очень ред­ко встре­ча­ют­ся руко­пи­си, кото­рые были бы древ­нее XIII или XIV века. Сле­ду­ет при этом учи­ты­вать, что и алфа­вит, кото­рым напи­са­ны дошед­шие до нас руко­пи­си про­из­веде­ний антич­ных писа­те­лей, во мно­гих слу­ча­ях отли­ча­ет­ся от того алфа­ви­та, кото­рым поль­зо­вал­ся автор. Здесь име­ет место то же самое явле­ние, с кото­рым мы стал­ки­ва­ем­ся, читая, напри­мер, совре­мен­ные изда­ния поэтов XVIII века. Срав­ни­вая фак­си­ми­ле оды В. Кап­ни­ста «На смерть Дер­жа­ви­на» с совре­мен­ным изда­ни­ем этой оды, мы видим, как в совре­мен­ном изда­нии исчез­ли «твер­дый знак», «ять», «и деся­ти­рич­ное» и неко­то­рые дру­гие бук­вы; исчез­ли и зна­ки, кото­ры­ми поэт отде­лял одну стро­фу от дру­гой⁹. В дру­гом сти­хотво­ре­нии это­го же поэта, «Судь­ба», мы с пер­вой же стро­ки заме­ча­ем, как совре­мен­ные изда­те­ли заме­ня­ют ста­рин­ную орфо­гра­фию совре­мен­ной — меняя, напри­мер, «буй­на­го» на «буй­но­го»¹⁰.

Лите­ра­тур­ный язык нико­гда не сто­ял на месте, и писец, пере­пи­сы­ваю­щий про­из­веде­ние, сохра­нив­шее арха­из­мы или диа­лек­тиз­мы, неволь­но при­спо­соб­лял язык копи­ру­е­мо­го про­из­веде­ния к обще­при­ня­то­му в его вре­мя. Как уже гово­ри­лось выше, нечто подоб­ное про­изо­шло с пье­са­ми Плав­та, напи­сан­ны­ми на язы­ке, кото­рым гово­ри­ли на ули­цах Рима в кон­це III — нача­ле II века до н. э.

Но Плав­ту про­сто не посчаст­ли­ви­лось. Совер­шен­но иной пред­ста­ет перед нами судь­ба поэм Гоме­ра или про­из­веде­ния Геро­до­та, из кото­рых пер­вые напи­са­ны на так назы­вае­мом «гоме­ров­ском диа­лек­те» (про­ис­хож­де­ние кото­ро­го по-преж­не­му оста­ет­ся для нас загад­кой¹¹), а про­из­веде­ние Геро­до­та — на лите­ра­тур­ном ионий­ском диа­лек­те. Сохра­нив­ши­е­ся папи­рус­ные отрыв­ки этих про­из­веде­ний, как уже гово­ри­лось выше, дают нам текст, ничем не отли­чаю­щий­ся (по край­ней мере, по язы­ку) от того, кото­рый сохра­ни­ли нам руко­пи­си визан­тий­ской эпо­хи и кото­рым мы обя­за­ны тек­сто­ло­гам алек­сан­дрий­ской эпо­хи. Боль­шое зна­че­ние име­ло здесь и то, что оба авто­ра, Гомер и Геро­дот, вхо­ди­ли в пере­чень тех, кото­рые изу­ча­лись в учеб­ных заведе­ни­ях Визан­тии и поэто­му пере­пи­сы­ва­лись осо­бен­но часто.

Ква­ли­фи­ци­ро­ван­ный антич­ный писец дол­жен был обла­дать не толь­ко искус­ст­вом кал­ли­гра­фии — необ­хо­ди­мым усло­ви­ем с.142 была высо­кая гра­мот­ность, поз­во­ляв­шая избе­гать меха­ни­че­ско­го пере­пи­сы­ва­ния. В антич­ных скрип­то­ри­ях были выра­бота­ны пра­ви­ла копи­ро­ва­ния книг, кото­рые до нас не дошли, но о суще­ст­во­ва­нии кото­рых мы можем дога­ды­вать­ся. Извест­но, напри­мер, что писец дол­жен был вос­про­из­ве­сти ори­ги­нал так, чтобы и коли­че­ство строк, и чис­ло стра­ниц копии точ­но сов­па­да­ли с ори­ги­на­лом. В одной руко­пи­си мы чита­ем: «Прото­тип вос­про­из­веден точ­но, насколь­ко было воз­мож­но». Дру­гие копи­и­сты, закон­чив работу, писа­ли в кон­це пере­пи­сан­ной ими кни­ги, что про­сят чита­те­лей не осуж­дать их слиш­ком стро­го за ошиб­ки, кото­рые они допу­сти­ли.

Завер­шив свой труд, копи­ист ино­гда ука­зы­вал дату окон­ча­ния работы и под­пи­сы­вал свое имя. Этот коло­фон часто содер­жал раз­лич­ные бла­го­че­сти­вые фор­му­лы или выра­же­ния радо­сти по пово­ду окон­ча­ния работы. Писа­ли, напри­мер, так: «Так же, как раду­ет­ся моряк, воз­вра­ща­ясь в порт, такую же радость испы­ты­ва­ет и писец, видя свой труд завер­шен­ным». Дру­гие выска­зы­ва­лись более про­за­ич­но, подоб­но одно­му мона­ху, кото­рый напи­сал в кон­це сво­его труда: «Дай-ка выпить, брат Фран­циск!»¹².

Латин­ское и гре­че­ское пись­мо, кото­рым писа­лись антич­ные кни­ги, про­шло ряд ста­дий сво­его раз­ви­тия, изу­чае­мых латин­ской и гре­че­ской палео­гра­фи­ей. Мож­но выде­лить четы­ре ста­дии, через кото­рые про­шло латин­ское пись­мо: капи­таль­ное, унци­аль­ное, полу­ун­ци­аль­ное и минускуль­ное. Антич­ные латин­ские кни­ги писа­лись капи­таль­ным пись­мом и унци­а­лом, но с середи­ны III века н. э. посте­пен­но вхо­дит в употреб­ле­ние «при­ми­тив­ный минускул», кото­рый назы­ва­ют ино­гда полу­у­ни­ци­а­лом (это пря­мой пред­ше­ст­вен­ник каро­линг­ско­го минуску­ла).

Гре­че­ский минускул, по рас­про­стра­нен­но­му мне­нию, пред­став­ля­ет собой нор­ма­ли­за­цию кур­сив­но­го пись­ма¹³.