В мире античных свитков

с.171

Гла­ва X

Кни­га в Древ­нем Риме

Кни­га при­шла в Рим оттуда же, откуда при­шла и пись­мен­ность — из Гре­ции. На пер­вых порах у рим­лян были в ходу гре­че­ские кни­ги, читав­ши­е­ся немно­ги­ми обра­зо­ван­ны­ми людь­ми. Своя лите­ра­ту­ра едва толь­ко зарож­да­лась. Тит Ливий, под­во­дя итог собы­ти­ям исто­рии Рима до галль­ско­го наше­ст­вия (нач. IV в. до н. э.), повто­ря­ет ту же мысль, что и в нача­ле пер­вой кни­ги сво­его труда — собы­тия эти за дав­но­стью лет крайне труд­но вос­ста­но­вить, да и пись­мен­ные источ­ни­ки совер­шен­но недо­ста­точ­ны: «Ред­кой и ничтож­ной была пись­мен­ность в те вре­ме­на» (VI, 1, 2). Когда рим­ская рес­пуб­ли­ка уже кло­ни­лась к упад­ку, Гай Марий, высту­пая с обви­не­ни­я­ми про­тив опти­ма­тов, упре­кал их в том, что они обыч­но про­во­дят моло­дость в изне­жи­ваю­щих и раз­вра­щаю­щих удо­воль­ст­ви­ях; а ста­но­вясь кон­су­ла­ми и пол­ко­во­д­ца­ми, они сра­зу же обра­ща­ют­ся к гре­че­ским кни­гам, чтобы из них научить­ся воен­но­му искус­ству… (Sall., De b. Iug., 85, 12).

Тес­ную зави­си­мость рим­ской лите­ра­ту­ры от гре­че­ской при­зна­ва­ли такие вид­ные дея­те­ли рим­ской куль­ту­ры, как Цице­рон и Гора­ций. Рим­ский писа­тель Стра­бон, сочи­не­ние кото­ро­го напи­са­но на гре­че­ском язы­ке (автор его был по про­ис­хож­де­нию гре­ком из Ама­сии), писал: «Хотя рим­ские писа­те­ли под­ра­жа­ют гре­че­ским, они не захо­дят в сво­ем под­ра­жа­нии слиш­ком дале­ко. Ведь все, что им нуж­но, они про­сто берут из гре­че­ских источ­ни­ков, тогда как сами по себе они обна­ру­жи­ва­ют мало люб­ви к нау­ке. Поэто­му вся­кий раз, когда у гре­ков ока­зы­ва­ют­ся про­бе­лы, допол­не­ния со сто­ро­ны рим­лян незна­чи­тель­ны…» (III, p. 166).

с.172 Древ­ние пре­да­ния о про­шлом Рима и зако­ны, кото­ры­ми руко­вод­ст­во­ва­лись граж­дане общи­ны, пере­да­ва­лись из уст в уста. Харак­тер­но, что древ­ней­ший памят­ник латин­ской сло­вес­но­сти, на кото­ром осно­вы­ва­лась позд­нее латин­ская грам­ма­ти­ка (как гре­че­ская — на Гоме­ре) — зако­ны XII таб­лиц — имел осо­бо лако­нич­ные фор­му­ли­ров­ки, рас­счи­тан­ные на то, чтобы их запо­ми­на­ли наизусть. Эти зако­ны были одним из глав­ных пред­ме­тов пре­по­да­ва­ния в рим­ской шко­ле, и поко­ле­ния рим­ских детей заучи­ва­ли их под руко­вод­ст­вом учи­те­лей.

Лишь после того, как гре­че­ские горо­да юга Ита­лии попа­ли под власть Рима, стал осо­бен­но бур­но раз­ви­вать­ся про­цесс элли­ни­за­ции рим­ско­го обще­ства, суще­ство кото­ро­го в клас­си­че­ской фор­му­ле выра­зил Гора­ций: «Пле­нен­ная Гре­ция пле­ни­ла в свой черед дико­го победи­те­ля и внес­ла искус­ства в дере­вен­ский Лаци­ум». Пер­вые дея­те­ли моло­дой рим­ской куль­ту­ры ничуть не счи­та­ли для себя зазор­ным назы­вать свою нацио­наль­ную сло­вес­ность «вар­вар­ской», и Плавт, пере­де­лы­вая для рим­ской сце­ны пье­сы Новой Атти­че­ской комедии, ино­гда ука­зы­вал в про­ло­ге «Mac­cius vor­tit bar­ba­re», Мак­ций пере­вел на вар­вар­ский язык («Комедия об ослах»).

В нача­ле исто­рии рим­ской лите­ра­ту­ры сто­ит имя гре­ка Анд­ро­ни­ка, плен­но­го тарен­тин­ско­го раба, отпу­щен­но­го затем на сво­бо­ду рим­ским сена­то­ром Ливи­ем Сали­на­то­ром, детей кото­ро­го он обу­чал. Как воль­ноот­пу­щен­ник, он полу­чил имя Ливия Анд­ро­ни­ка. Одним из пер­вых он взял­ся за пре­по­да­ва­ние, поми­мо гре­че­ско­го, и латин­ско­го язы­ка; но для этой цели был необ­хо­дим автор, по тек­сту кото­ро­го мож­но было бы это пре­по­да­ва­ние вести. Тако­го авто­ра не было, и Ливий Анд­ро­ник сам пере­вел «Одис­сею» на латин­ский язык неук­лю­жим «сатур­но­вым» сти­хом. При­су­щий рим­ской шко­ле дух кон­сер­ва­тиз­ма про­явил­ся в том, что по это­му не очень глад­ко­му пере­во­ду рим­ские дети про­дол­жа­ли учить­ся род­но­му язы­ку еще во вре­ме­на Гора­ция. Поэт хоро­шо пом­нил сти­хи Анд­ро­ни­ка, «запи­сан­ные под дик­тов­ку драч­ли­во­го Орби­лия», его школь­но­го учи­те­ля (Посла­ния, II, 1, 71). Нет сомне­ния, что эта пере­веден­ная Анд­ро­ни­ком «Одис­сея» обра­ща­лась в виде папи­рус­но­го свит­ка.

Ливий Анд­ро­ник был одно­вре­мен­но и пер­вым рим­ским дра­ма­тур­гом, поста­вив­шим пье­су в кон­суль­ство Г. Клав­дия и М. Туди­та­на (240 г. до н. э.). Через пять лет на рим­ской сцене высту­пил со сво­ей комеди­ей уже рим­ля­нин по рож­де­нию, поэт Гней Невий (ок. 270—200 гг. до н. э.). Невий не был про­стым пере­вод­чи­ком, и сре­ди его про­из­веде­ний мы нахо­дим дра­мы на с.173 сюже­ты рим­ской исто­рии, так назы­вае­мые «пре­тек­сты» (напри­мер, «Вос­пи­та­ние Рому­ла»). Ему при­над­ле­жит так­же поэ­ма «Пуни­че­ская вой­на», напи­сан­ная сатур­но­вым сти­хом — обо­зна­чив­шая собой нача­ло рим­ской эпи­че­ской поэ­зии. Соглас­но сооб­ще­нию Све­то­ния (De gramm., 2), эта поэ­ма Невия состав­ля­ла целый сви­ток; позд­нее грам­ма­тик Гай Окта­вий Лам­па­ди­он разде­лил эту поэ­му на семь книг¹. По-види­мо­му, во вре­ме­на Невия рим­ская книж­ная тех­ни­ка была еще весь­ма при­ми­тив­ной.

Рис. 23. Баре­льеф рим­ской эпо­хи. Трир, Город­ской музей.

Твор­че­ство Невия отве­ча­ло соци­аль­ным запро­сам сво­его вре­ме­ни. Обра­зо­ван­ность и ее непре­мен­ный спут­ник, кни­га, ста­ли проч­но вхо­дить в быт рим­ско­го обще­ства. Но рим­ское пра­ви­тель­ство отно­си­лось к кни­гам еще доволь­но рав­но­душ­но, о чем свиде­тель­ст­ву­ет сле­дую­щий факт: когда в кон­це II Пуни­че­ской вой­ны в руки рим­лян попа­ло боль­шое коли­че­ство кар­фа­ген­ских книг, сенат рас­по­рядил­ся пере­дать их мел­ким царь­кам Север­ной Афри­ки (Plin., N. H., XVIII, 22).

С Плав­том мы дости­га­ем вер­ши­ны рим­ской дра­ма­ти­че­ской поэ­зии (хотя Гора­ций судил о нем доволь­но суро­во — Посла­ния, II, 1, 168). В пер­вом веке до н. э. Титу Мак­цию Плав­ту при­пи­сы­ва­ли более 130 комедий, из кото­рых древ­ние кри­ти­ки ото­бра­ли в каче­стве под­лин­ных толь­ко 21². Но само мно­же­ство обра­щав­ших­ся в пуб­ли­ке пьес может слу­жить кос­вен­ным с.174 свиде­тель­ст­вом о рас­ту­щем коли­че­стве книг в Риме это­го вре­ме­ни. Уже во II веке до н. э. там созда­ют­ся боль­шие биб­лио­те­ки. Зна­ме­ни­тый пол­ко­во­дец Павел Эми­лий раз­ре­шил сво­им сыно­вьям, кото­рые были боль­ши­ми люби­те­ля­ми кни­ги, забрать всю выве­зен­ную им в 167 г. до н. э. биб­лио­те­ку македон­ско­го царя Пер­сея (как сооб­ща­ет Плу­тарх в био­гра­фии Пав­ла Эми­лия).

Зна­чи­тель­ные книж­ные богат­ства были захва­че­ны Лукул­лом во вре­мя послед­ней вой­ны с Мит­ри­да­том. Огром­ная добы­ча доста­лась Лукул­лу в Ами­се в 71 году до н. э. Город этот назы­ва­ли Афи­на­ми Пон­та. Сре­ди захва­чен­ных тро­фе­ев ока­за­лось мно­же­ство книг, и из них соста­ви­лись зна­ме­ни­тые биб­лио­те­ки Лукул­ла, о кото­рых рас­ска­зы­ва­ет Плу­тарх в его био­гра­фии: «Он собрал мно­же­ство книг, кра­си­во напи­сан­ных, и еще боль­ше сла­вы, чем при­об­ре­те­ние их, доста­ви­ло ему их исполь­зо­ва­ние. Биб­лио­те­ки его были откры­ты для всех желаю­щих, и их пор­ти­ки и залы для заня­тий мог­ли бес­пре­пят­ст­вен­но посе­щать­ся все­ми элли­на­ми…» (Био­гра­фия Лукул­ла, 42). Лукулл толь­ко повто­рил то, что сде­лал в свое вре­мя Сул­ла, вывез­ший из Афин биб­лио­те­ку Апел­ли­ко­на. Цице­рон (De fin., III, 7) рас­ска­зы­ва­ет о том, как он отпра­вил­ся в заго­род­ную вил­лу млад­ше­го Лукул­ла, чтобы взять там неко­то­рые кни­ги. Там он встре­тил Като­на уже погру­зив­шим­ся в свои заня­тия. Мы можем пред­ста­вить себе, как выгляде­ла эта биб­лио­те­ка: бога­тое собра­ние книг поме­ща­лось в про­стор­ном зале, устав­лен­ном шка­фа­ми с гнезда­ми для свит­ков. Зал был укра­шен ста­ту­я­ми гре­че­ской работы, изо­бра­жав­ши­ми зна­ме­ни­тых писа­те­лей и поэтов, вдоль стен сто­я­ли удоб­ные крес­ла, в кото­рых сиде­ли читаю­щие. Те, кото­рые хоте­ли облег­чить себе озна­ком­ле­ние с инте­ре­со­вав­шим их про­из­веде­ни­ем, поль­зо­ва­лись услу­га­ми раба-ана­гно­ста («чте­ца»).

Неволь­но при­вле­ка­ет вни­ма­ние тот факт, что биб­лио­те­ка Лукул­ла рас­по­ло­же­на в заго­род­ной вил­ле. Рим­ляне пита­ли осо­бую любовь к при­ро­де, и каж­дый ста­рал­ся создать в сво­ем доме живой уго­лок с рас­те­ни­я­ми и фон­та­ном жур­ча­щей воды. Заня­тие нау­ка­ми на лоне при­ро­ды достав­ля­ло изыс­кан­ное наслаж­де­ние пред­ста­ви­те­лям рим­ской интел­ли­ген­ции, сре­ди кото­рой увле­че­ние сель­ским хозяй­ст­вом было чем-то бо́льшим, чем про­сто мода. От это­го не был сво­бо­ден даже Цице­рон, горо­жа­нин по само­му сво­е­му духу, и его сын М. Тул­лий Цице­рон Млад­ший. Послед­ний в пись­ме к Тиро­ну (Ad. Fam., XVI, 21, 7), поздрав­ляя его с покуп­кой име­ния, с вос­тор­гом пишет: «Ты вла­де­лец вил­лы! Тебе сле­ду­ет отка­зать­ся от город­ской с.175 утон­чен­но­сти, ты стал рим­ским посе­ля­ни­ном! Как живо я пред­став­ляю себе при­ят­ней­шие заня­тия, кото­рым ты посвя­ща­ешь свое вре­мя! Мне кажет­ся, я вижу тебя поку­паю­щим при­над­леж­но­сти и орудия сель­ско­го хозяй­ства, бесе­дую­щим с упра­ви­те­лем име­ния, соби­раю­щим семе­на ово­щей и пло­дов на полу после обеда…».

Рис. 24. Чита­тель у книж­но­го шка­фа с пюпит­ром. Баре­льеф на сар­ко­фа­ге рим­ской эпо­хи.

Имен­но эта чер­та рим­ско­го быта поз­во­ля­ет нам понять, поче­му уни­каль­ная биб­лио­те­ка древ­но­сти, откры­тая во вре­мя рас­ко­пок засы­пан­но­го вул­ка­ни­че­ским пеп­лом Гер­ку­ла­ну­ма и состо­яв­шая из боль­шо­го чис­ла папи­рус­ных свит­ков, была обна­ру­же­на в заго­род­ной вил­ле рим­ско­го ари­сто­кра­ти­че­ско­го семей­ства Пизо­нов, рас­по­ло­жен­ной за город­ской сте­ной это­го уют­но­го ита­лий­ско­го город­ка.

Каков был под­бор книг, обыч­ный для част­ных биб­лио­тек Древ­не­го Рима?

с.176

Рис. 25. Паку­вий Про­кул с женой. В руках у Паку­вия сви­ток папи­ру­са, у жены — вос­ко­вые таб­лич­ки. Фрес­ка из Пом­пей, I век нашей эры.

На этот вопрос отве­тить доволь­но труд­но, так как кни­ги упо­мя­ну­той выше биб­лио­те­ки Пизо­нов ока­за­лись подо­бран­ны­ми в соот­вет­ст­вии со вку­са­ми вла­дель­цев. «О вку­сах не спо­рят» — гла­сит рим­ская посло­ви­ца, под­бор книг мог быть с.177 самым раз­лич­ным. Но, как мы сей­час увидим, эти вку­сы были обу­слов­ле­ны раз­лич­ны­ми обсто­я­тель­ства­ми.

В 1752 г. при рас­коп­ках вил­лы к севе­ро-запа­ду от город­ской сте­ны Гер­ку­ла­ну­ма рабо­чие натолк­ну­лись на обуг­лен­ные папи­ру­сы, кото­рые они вна­ча­ле при­ня­ли за остат­ки не до кон­ца сго­рев­ших дров. Лишь немно­гие папи­ру­сы сохра­ни­ли фор­му цилин­дра, боль­шин­ство были сдав­ле­ны в лепеш­ку рух­нув­ши­ми сте­на­ми и потол­ка­ми. Мно­гие папи­ру­сы пре­вра­ти­лись в ком­ки, по внеш­не­му виду боль­ше похо­жие на обуг­лен­ные голо­веш­ки, чем на свит­ки, поэто­му поме­ще­ние, где они были най­де­ны, рабо­чие назва­ли «лав­кой уголь­щи­ка» (Bot­te­ga del car­bo­naio). Впо­след­ст­вии дом, где были най­де­ны свит­ки, полу­чил назва­ние «дома папи­ру­сов» (ca­sa dei pa­pi­ri)³.

В ито­ге рас­ко­пок было обна­ру­же­но, что папи­ру­сы хра­ни­лись в трех поме­ще­ни­ях вил­лы, неко­гда при­над­ле­жав­шей Л. Каль­пур­нию Пизо­ну, дру­гу и покро­ви­те­лю фило­со­фа эпи­ку­рей­ца Фило­де­ма. Каль­пур­ний Пизон, кон­сул 58 г. до н. э., был тес­но свя­зан с Цице­ро­ном и Цеза­рем — послед­ний был даже женат на его доче­ри, Каль­пур­нии. В сво­их пись­мах Цице­рон, одна­ко, отзы­ва­ет­ся о Каль­пур­нии Пизоне с нена­ви­стью — они были поли­ти­че­ски­ми про­тив­ни­ка­ми. Поме­ток вла­дель­цев на кни­гах не обна­ру­же­но, лишь на неко­то­рых свит­ках (напри­мер, №№ 1149, 993) встре­ча­ет­ся имя М. Окта­вия, напи­сан­ное по-гре­че­ски. Воз­мож­но, М. Окта­вий был пер­вым соб­ст­вен­ни­ком кни­ги, попав­шей затем в домаш­нюю биб­лио­те­ку Пизо­нов.

Глав­ная мас­са обуг­лен­ных папи­ру­сов была обна­ру­же­на с 19 октяб­ря 1752 г. по 25 авгу­ста 1754 г. в биб­лио­те­ке вил­лы. Но отдель­ные экзем­пля­ры были най­де­ны и в таб­ли­ну­ме, а так­же в пери­сти­ле (хозя­е­ва вил­лы при­над­ле­жа­ли к читаю­щим людям, кото­рые с кни­гой не рас­ста­ва­лись). По мне­нию Доме­ни­ко Ком­па­рет­ти, все­го в биб­лио­те­ке Пизо­нов хра­ни­лось до 800 свит­ков, но неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли уве­ли­чи­ва­ют эту циф­ру до 1860⁴. Раз­но­гла­сия объ­яс­ня­ют­ся тем, что мно­гие свит­ки ока­за­лись разо­рван­ны­ми на части, и точ­но учесть их пер­во­на­чаль­ное коли­че­ство прак­ти­че­ски невоз­мож­но. Свит­ки хра­ни­лись в шка­фах высотой несколь­ко выше чело­ве­че­ско­го роста, кото­рые сто­я­ли вдоль стен неболь­шо­го поме­ще­ния, пред­на­зна­чен­но­го для уче­ных заня­тий. В цен­тре так­же сто­ял шкаф, в кото­ром хра­ни­лись папи­рус­ные свит­ки.

Кни­ги, в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве напи­сан­ные на гре­че­ском язы­ке, состо­я­ли из сочи­не­ний фило­со­фов эпи­ку­рей­ско­го тол­ка. Об этом свиде­тель­ст­во­вал и под­бор бюстов, с.178 укра­шав­ших биб­лио­те­ку — там сто­я­ли неболь­шие бюсты Эпи­ку­ра и его уче­ни­ков — Мет­ро­до­ра, Гер­мар­ха, Демо­сфе­на, а так­же бюст Зено­на. То, что Пизо­ны увле­ка­лись эпи­ку­рей­ской фило­со­фи­ей, не пред­став­ля­ет собой ниче­го уди­ви­тель­но­го — не один Гора­ций счи­тал себя «сви­ньей из ста­да Эпи­ку­ра». Такие извест­ные лица, как Кас­сий Лон­гин, Вибий Пан­са, извест­ный из пере­пис­ки Цице­ро­на Фадий Галл (Ad Fam., VII, 26, 1; IX, 25, 2) отно­си­лись к чис­лу рим­ских при­вер­жен­цев этой фило­со­фии. Они соби­ра­лись чаще все­го в Неа­по­ле, кото­рый стал цен­тром эпи­ку­рей­ской фило­со­фии в Ита­лии (нель­зя не обра­тить вни­ма­ния на то, что Гер­ку­ла­нум нахо­дил­ся от Неа­по­ля в непо­сред­ст­вен­ной бли­зо­сти).

В шка­фах биб­лио­те­ки Пизо­нов латин­ские кни­ги лежа­ли ввер­ху, и они более все­го постра­да­ли. Осо­бый инте­рес пред­став­ля­ет собой откры­тая здесь поэ­ма, про­слав­ля­ю­щая победу Окта­ви­а­на при Акции и его еги­пет­ский поход⁵.

Уси­лия, затра­чен­ные на про­чте­ние этих доку­мен­тов, не все­гда увен­чи­ва­лись успе­хом. Обуг­лен­ные свит­ки сле­пи­лись и при попыт­ке раз­вер­нуть их кро­ши­лись на мел­кие части, на кото­рых уже ниче­го нель­зя было раз­ли­чить. Их пыта­лись обра­ба­ты­вать водя­ным паром, пара­фи­ном, аль­бу­ми­ном, гли­це­ри­ном, но все было напрас­но. Перед труд­но­стью зада­чи спа­со­ва­ли такие круп­ные хими­ки, как Юстус Либиг. Луч­ше сохра­ни­лись, по вполне понят­ным при­чи­нам, внут­рен­ние части свит­ков, но и те с трудом под­да­ва­лись про­чте­нию.

Наи­боль­ших успе­хов, одна­ко, в этом труд­ном деле добил­ся скром­ный гену­эз­ский свя­щен­ник из орде­на пиа­ри­стов, пад­ре Анто­нио Пьяд­жо. Он изо­брел спе­ци­аль­ную «маши­ну» — ста­нок, напо­ми­нав­ший пере­плет­ный, кото­рый состо­ял из ниж­ней дос­ки, играв­шей роль сто­ла, пово­ра­чи­вав­ше­го­ся на дере­вян­ном вин­те, и верх­ней дос­ки, тон­кой и узкой, в кото­рой были про­де­ла­ны отвер­стия в виде решет­ки, куда про­де­ва­лись шел­ко­вые нити (их мож­но было натя­ги­вать и рас­слаб­лять). К поверх­но­сти свит­ка, кото­рый пред­сто­я­ло раз­вер­нуть, при­кле­и­ва­лись неболь­шие полос­ки, соеди­няв­ши­е­ся с эти­ми нитя­ми. Путем посте­пен­но­го натя­же­ния слои папи­ру­са отде­ля­лись один от дру­го­го. Пер­вым папи­ру­сом, кото­рый уда­лось раз­вер­нуть отцу Пьяд­жо, было сочи­не­ние Фило­де­ма «О музы­ке». Более двух сто­ле­тий про­дол­жа­лась работа по рестав­ра­ции папи­ру­сов Гер­ку­лан­ской биб­лио­те­ки, не закон­чен­ная по сие вре­мя. Боль­шин­ство откры­тых свит­ков хра­нит­ся в Неа­по­ли­тан­ской нацио­наль­ной биб­лио­те­ке, часть — в биб­лио­те­ке Окс­форд­ско­го уни­вер­си­те­та (Бод­лей­а­на).

с.179 Осо­бен­но широ­ко сре­ди Гер­ку­лан­ских фило­соф­ских папи­ру­сов были пред­став­ле­ны сочи­не­ния того само­го Фило­де­ма, с кото­рым хозя­ин вил­лы Л. Каль­пур­ний Пизон нахо­дил­ся в дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях. Неко­то­рые труды это­го фило­со­фа пред­став­ле­ны здесь в двух-трех экзем­пля­рах. Но, к сожа­ле­нию, лишь немно­гие из свит­ков име­ют суб­скрип­цию с ука­за­ни­ем име­ни авто­ра и назва­ния сочи­не­ния. Часто отсут­ст­ву­ет либо то, либо дру­гое, или же то и дру­гое вме­сте. Сре­ди книг, авто­ром кото­рых явля­ет­ся Фило­дем, встре­ча­ют­ся сочи­не­ния по логи­ке (наи­бо­лее важен папи­рус № 1065), но подав­ля­ю­щую часть (треть опуб­ли­ко­ван­ных неа­по­ли­тан­ски­ми изда­те­ля­ми свит­ков) состав­ля­ют сочи­не­ния по рито­ри­ке. Из них осо­бен­но важен папи­рус № 1506 — един­ст­вен­ный, на кото­ром мы можем про­честь почти все 100 коло­нок тек­ста.

Оби­лие сочи­не­ний по рито­ри­ке вполне объ­яс­ни­мо: искус­ство пуб­лич­ной речи в Риме I в. до н. э., когда биб­лио­те­ка Пизо­нов была состав­ле­на, достиг­ло наи­выс­ше­го рас­цве­та и было необык­но­вен­но попу­ляр­ным. Ора­тор­ская про­за была худо­же­ст­вен­ной про­зой рим­лян кон­ца рес­пуб­ли­ки, и чита­те­ли не толь­ко чер­па­ли в ней высо­кое эсте­ти­че­ское наслаж­де­ние, но и нахо­ди­ли поучи­тель­ный мате­ри­ал, помо­гаю­щий ори­ен­ти­ро­вать­ся в бур­ной поли­ти­че­ской жиз­ни Рима, оцен­ки собы­тий, про­грам­мы борю­щих­ся груп­пи­ро­вок…

Как было орга­ни­зо­ва­но изда­ние книг, пред­на­зна­чен­ных для широ­ких масс рим­ских чита­те­лей?

Неко­то­рые сведе­ния, могу­щие про­лить свет на всю про­бле­му в целом, мож­но отыс­кать в обшир­ной пере­пис­ке Цице­ро­на — осо­бен­но в его пись­мах к Атти­ку.

Сре­ди мно­го­чис­лен­ных корре­спон­ден­тов, упо­ми­нае­мых Цице­ро­ном, Аттик зани­ма­ет осо­бое место. Тес­ные свя­зи меж­ду ними не пре­ры­ва­лись до самой смер­ти ора­то­ра, свиде­тель­ст­вом чему явля­ют­ся 16 книг его писем к Атти­ку. Они охва­ты­ва­ют вре­мя с 68 по 43 гг. до н. э. Меж­ду ними суще­ст­во­ва­ли и род­ст­вен­ные свя­зи — брат Цице­ро­на Квинт был женат на Пом­по­нии, сест­ре Атти­ка. Послед­ний был для Цице­ро­на более, чем дру­гом: он был пове­рен­ным в его делах, лите­ра­тур­ных, поли­ти­че­ских и семей­ных, его бан­ки­ром, и — что более все­го инте­ре­су­ет нас здесь — его изда­те­лем. «Мой обыч­ный помощ­ник в государ­ст­вен­ных делах, пове­рен­ный во всех лич­ных вопро­сах, участ­ник всех моих пла­нов и замыс­лов» — так назы­ва­ет его Цице­рон в одном из писем, обра­щен­ных к нему (Ad Att., I, 18). Эти пись­ма пере­пол­не­ны дру­же­ски­ми изли­я­ни­я­ми, что, впро­чем, гово­рит о том, насколь­ко выгод­ны­ми были с.180 сло­жив­ши­е­ся меж­ду ними отно­ше­ния для их авто­ра⁶.

После смер­ти Цице­ро­на, уби­то­го по при­ка­зу три­ум­ви­ров, Аттик не решил­ся сра­зу издать эти пись­ма — в них затра­ги­ва­лись вопро­сы совре­мен­ной поли­ти­че­ской жиз­ни, пол­ной ост­рых и опас­ных ситу­а­ций, поэто­му опуб­ли­ко­ва­ние их мог­ло навлечь на Атти­ка гнев три­ум­ви­ров. Тща­тель­но подо­бран­ные и под­готов­лен­ные к изда­нию, они про­ле­жа­ли в его архи­ве несколь­ко лет, и там их видел неза­дол­го до смер­ти Атти­ка его доб­рый зна­ко­мый, рим­ский писа­тель Кор­не­лий Непот (впо­след­ст­вии напи­сав­ший и био­гра­фию Атти­ка в пане­ги­ри­че­ском тоне). Как пола­га­ют неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли, пись­ма Цице­ро­на к Атти­ку были изда­ны око­ло 60 года н. э. Аско­нию, напи­сав­ше­му ком­мен­та­рий к речам Цице­ро­на, эти пись­ма извест­ны, тогда как Сене­ка, как мож­но пред­по­ло­жить из его писем к Луци­лию (97, 118), их еще не знал. Об этих пись­мах Цице­ро­на Кор­не­лий Непот отзы­ва­ет­ся осо­бен­но высо­ко: «Цице­рон его (то есть Атти­ка. — В. Б.) осо­бен­но любил, свиде­тель­ст­вом чему явля­ют­ся, поми­мо издан­ных сочи­не­ний Цице­ро­на, где упо­ми­на­ет­ся Аттик, 11 свит­ков отправ­лен­ных Атти­ку писем, начи­ная с кон­суль­ства Цице­ро­на и кон­чая послед­ни­ми дня­ми его жиз­ни. Тот, кто их про­чтет, не будет осо­бен­но нуж­дать­ся в связ­ной исто­рии тех вре­мен». Заме­ча­ние это, как буд­то, допус­ка­ет пред­по­ло­же­ние, что изда­ние упо­мя­ну­тых писем име­ло место еще при жиз­ни Кор­не­лия Непота, то есть в кон­це I в. до н. э.⁷ Из сооб­ра­же­ний осто­рож­но­сти Аттик вооб­ще не пред­на­зна­чал к опуб­ли­ко­ва­нию свои ответ­ные пись­ма.

Посколь­ку Тит Пом­по­ний Аттик был глав­ным (если не един­ст­вен­ным, по край­ней мере, в послед­ний пери­од жиз­ни ора­то­ра) изда­те­лем про­из­веде­ний Цице­ро­на, на лич­но­сти Атти­ка сто­ит оста­но­вить­ся более подроб­но. Ему не было 20 лет, когда нача­лась борь­ба меж­ду сто­рон­ни­ка­ми Мария и Сул­лы. Чтобы избе­жать опас­но­стей граж­дан­ской вой­ны, Аттик в пери­од, непо­сред­ст­вен­но пред­ше­ст­во­вав­ший сул­лан­ской дик­та­ту­ре, уда­ля­ет­ся в Афи­ны, с кото­ры­ми в даль­ней­шем тес­но свя­зал свою жизнь (отсюда и его ког­но­мен «Аттик»). При этом он взял с собой зна­чи­тель­ную часть сво­его состо­я­ния, пред­ва­ри­тель­но пре­вра­тив его в звон­кую моне­ту. Он ясно пони­мал, несмот­ря на свою моло­дость, что в Ита­лии, став­шей аре­ной оже­сто­чен­ных граж­дан­ских войн, его соб­ст­вен­ность может очень быст­ро стать награ­дой победи­те­лям.

Здесь, в Афи­нах, Аттик посвя­ща­ет себя уче­ным заня­ти­ям на с.181 дли­тель­ное вре­мя. Впро­чем, эпи­ку­рей­ская фило­со­фия, адеп­том кото­рой он себя объ­яв­ля­ет, осо­бен­но мод­ная в те вре­ме­на, была для него лишь удоб­ной личи­ной: он был слиш­ком прак­тич­ным чело­ве­ком, чтобы всерь­ез увлечь­ся абстракт­ны­ми про­бле­ма­ми. Зато гре­че­ским язы­ком он здесь овла­дел в совер­шен­стве. По свиде­тель­ству Кор­не­лия Непота, Аттик гово­рил на атти­че­ском диа­лек­те гре­че­ско­го язы­ка так чисто, буд­то родил­ся в Афи­нах. В этом горо­де он быст­ро сумел стать сво­им чело­ве­ком, ссу­жая день­га­ми нуж­ных людей и ока­зы­вая раз­лич­ные мел­кие услу­ги город­ской общине — за что его даже почти­ли соору­же­ни­ем ста­туи. Когда Сул­ла после победо­нос­но­го похо­да воз­вра­щал­ся из Азии и на неко­то­рое вре­мя оста­но­вил­ся в Афи­нах, Аттик ока­зал­ся сре­ди при­бли­жен­ных к нему людей (био­граф Атти­ка Кор­не­лий Непот умал­чи­ва­ет о том, како­го рода услу­ги Сул­ле ока­зал этот пре­успе­ваю­щий дело­вой чело­век). Доб­рые отно­ше­ния с Сул­лой не меша­ли ему одно­вре­мен­но сохра­нять такие же отно­ше­ния с моло­дым Мари­ем, боров­шим­ся про­тив Сул­лы, уби­тым затем по при­ка­зу дик­та­то­ра. Впо­след­ст­вии, оста­ва­ясь близ­ким дру­гом Цице­ро­на, он суме­ет сохра­нить самые луч­шие отно­ше­ния с закля­тым вра­гом ора­то­ра Мар­ком Анто­ни­ем (по при­ка­зу кото­ро­го Цице­рон одним из пер­вых был вне­сен в про­скрип­ци­он­ные спис­ки и затем убит).

Оже­сто­чен­ные схват­ки граж­дан­ских войн и ужа­сы про­скрип­ций, во вре­мя кото­рых погиб­ли его род­ст­вен­ни­ки и дру­зья, оттолк­ну­ли рас­чет­ли­во­го юно­шу от поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти. Ясно усво­ив себе, что в этом мире лишь одно, а имен­но день­ги, обла­да­ют непре­хо­дя­щей цен­но­стью, он посвя­ща­ет свою жизнь их добы­ва­нию⁸. Чтобы чув­ст­во­вать себя в без­опас­но­сти, Аттик подыс­ки­ва­ет себе покро­ви­те­лей из чис­ла самых вли­я­тель­ных людей (вне зави­си­мо­сти от того, к како­му лаге­рю сре­ди борю­щих­ся сто­рон они при­над­ле­жа­ли), и бла­го­да­ря это­му спо­кой­но зани­ма­ет­ся раз­лич­ной пред­при­ни­ма­тель­ской и спе­ку­ля­тив­ной дея­тель­но­стью. Как все подоб­но­го типа люди, он обла­дал уди­ви­тель­ной спо­соб­но­стью лави­ро­вать меж­ду раз­лич­ны­ми поли­ти­че­ски­ми тече­ни­я­ми, сохра­няя доб­рые отно­ше­ния со все­ми и извле­кая выго­ду из любой создав­шей­ся ситу­а­ции. Он оди­на­ко­во лег­ко откры­вал свой коше­лек вся­ко­му, кто обла­дал опре­де­лен­ным весом и мог при­го­дить­ся (на это у Атти­ка было без­оши­боч­ное чутье). Био­граф Атти­ка Кор­не­лий Непот не уста­ет повто­рять, что Аттик про­сто обла­дал талан­том при­вле­кать к себе людей.

В резуль­та­те раз­лич­ных финан­со­вых опе­ра­ций он сумел с.182 зна­чи­тель­но уве­ли­чить то неболь­шое состо­я­ние, кото­рое оста­вил ему отец, и при­об­рел ряд име­ний (в том чис­ле и в Эпи­ре, близ горо­да Бутро­та), став круп­ным лати­фун­ди­стом. Бла­го­да­ря хоро­шим отно­ше­ни­ям, кото­рые он сумел уста­но­вить со сво­им дядей Луци­ли­ем, послед­ний вклю­чил его в свое заве­ща­ние, по кото­ро­му Аттик полу­чил 10 млн. сестер­ци­ев⁹. Для полу­че­ния наслед­ства ему при­шлось выехать в Рим.

Пред­при­ни­ма­тель­ская дея­тель­ность Атти­ка носи­ла самый раз­но­об­раз­ный харак­тер. Так, он поку­пал и пере­про­да­вал целые отряды гла­ди­а­то­ров. Цице­рон пишет ему: «Кля­нусь богом вер­но­сти, ты купил пре­крас­ный отряд. Мне рас­ска­зы­ва­ют, что гла­ди­а­то­ры бьют­ся уди­ви­тель­но. Если бы ты захо­тел отдать их вна­ем, то после двух послед­них боев вер­нул бы свои день­ги. Но об этом после…» (Ad. Att., IV, 4a). У Атти­ка была даже своя шко­ла гла­ди­а­то­ров, кото­рых он затем про­да­вал в раз­лич­ные горо­да Ита­лии.

Давал он и день­ги в рост, под высо­кие про­цен­ты, и сре­ди его долж­ни­ков были целые горо­да, не гово­ря уже о част­ных лицах. В те вре­ме­на это было обыч­ным заня­ти­ем. Даже рес­пуб­ли­ка­нец Марк Юний Брут, актив­ный участ­ник заго­во­ра про­тив Г. Юлия Цеза­ря, был одним из самых сви­ре­пых ростов­щи­ков сво­его вре­ме­ни (город Сала­мин на Кип­ре, задол­жав­ший ему, был бло­ки­ро­ван рим­ски­ми эскад­ра­ми, и долг Бру­ту был упла­чен, хотя мно­гие горо­жане поуми­ра­ли с голо­ду). С Бру­том Аттик был в хоро­ших дело­вых отно­ше­ни­ях.

По-види­мо­му, Аттик не брез­го­вал и посред­ни­че­ской маклер­ско­го типа дея­тель­но­стью. Цице­ро­ну он поку­пал, по его пору­че­нию, ред­кие гер­мы и ста­туи (Ad. Att., I, 3—4; I, 9).

Тор­гов­ля кни­га­ми была одной из тех сфер пред­при­ни­ма­тель­ской дея­тель­но­сти Атти­ка, на поч­ве кото­рой про­изо­шло его сбли­же­ние с Цице­ро­ном. Аттик не забы­вал и себя, соста­вив себе несколь­ко пре­крас­ных биб­лио­тек в сво­их име­ни­ях. Одну из при­об­ре­тен­ных им биб­лио­тек он затем решил про­дать, и в июле 67 года до н. э. Цице­рон писал ему: «Не взду­май обе­щать кому-нибудь свою биб­лио­те­ку, како­го бы ты страст­но­го люби­те­ля ни встре­тил. Ведь я откла­ды­ваю все свои мел­кие с.183 дохо­ды, чтобы при­об­ре­сти это при­бе­жи­ще для сво­ей ста­ро­сти» (Ad. Att., I, 10). Весь­ма веро­ят­но, что здесь речь идет о какой-то биб­лио­те­ке, кото­рую Аттик при­об­рел с целью пере­про­да­жи како­му-нибудь бога­то­му люби­те­лю книг. Из дру­го­го пись­ма Цице­ро­на вид­но, что Аттик поку­пал и про­да­вал кни­ги (Ad. Att., II, 4, 1).

Важ­ной ста­тьей дохо­дов Атти­ка была его изда­тель­ская дея­тель­ность.

Уже в пер­вых пись­мах Цице­ро­на к Атти­ку идет речь о редак­ти­ро­ва­нии им речей ора­то­ра (I, 14): в них Аттик назван авто­ром «Ари­стар­хом» его речей. В середине мая 60 года Цице­рон ему пишет: «Из моих про­из­веде­ний я послал тебе состав­лен­ное по-гре­че­ски сочи­не­ние о моем кон­суль­стве… это­му гре­че­ско­му грек поза­виду­ет…» (I, 20). Для чего кни­га была посла­на Атти­ку, ста­но­вит­ся ясным из пись­ма от середи­ны июня 60 года: «Ты же, если кни­га тебе понра­вит­ся, поза­боть­ся о том, чтобы она была и в Афи­нах и в про­чих горо­дах Гре­ции…». Итак, Аттик дол­жен был ее издать (на гре­че­ском язы­ке!) и затем начать ее про­да­жу в раз­лич­ных гре­че­ских горо­дах. Мож­но допу­стить, что выго­ду от это­го пред­при­я­тия полу­чал не толь­ко Аттик, но и Цице­рон (хотя в пись­мах ясно не гово­рит­ся о том, полу­чал ли автор гоно­рар). По-види­мо­му, Аттик изда­вал кни­ги на гре­че­ском язы­ке, и это было для него при­выч­ным делом — в его скрип­то­рии труди­лись высо­ко­ква­ли­фи­ци­ро­ван­ные спе­ци­а­ли­сты (рас­по­ло­жен был этот скрип­то­рий, по всей види­мо­сти, в Афи­нах, где кни­го­из­да­тель­ская куль­ту­ра сто­я­ла по тра­ди­ции высо­ко).

Речи Цице­ро­на Аттик изда­вал сбор­ни­ка­ми — об одном таком сбор­ни­ке, состо­яв­шем из 12 речей (в их чис­ле были речи про­тив Кати­ли­ны) гово­рит­ся в пись­ме к Атти­ку от середи­ны июня 60 г. до н. э. (Ad. Att., II, 1).

Аттик не жалел денег на при­об­ре­те­ние рабов-пере­пис­чи­ков высо­кой ква­ли­фи­ка­ции, и о них с вос­тор­гом пишет Кор­не­лий Непот в его био­гра­фии (XIII, 3). Опи­сы­вая «фами­лию» сво­его героя (под сло­вом «фами­лия» Непот по тра­ди­ции пони­ма­ет всю сово­куп­ность рабов), он под­чер­ки­ва­ет в ука­зан­ном месте, что «там были в выс­шей сте­пе­ни гра­мот­ные рабы, вели­ко­леп­ные чте­цы, мно­же­ство пере­пис­чи­ков книг…». Даже раб-ско­ро­ход, и тот пре­крас­но вла­дел обе­и­ми ука­зан­ны­ми выше про­фес­си­я­ми. Мы можем сме­ло отне­сти скрип­то­рий Атти­ка к чис­лу круп­ных антич­ных изда­тельств. Хозя­и­ном фир­мы и «глав­ным редак­то­ром» (если толь­ко этот тер­мин при­ме­ним к антич­но­сти) был Тит Пом­по­ний Аттик. Для изда­ния тре­бо­ва­лось

с.184

Рис. 26. Писец за пере­пиской кни­ги. Иллю­ст­ра­ция из Ами­а­тин­ско­го кодек­са нача­ла 8 века нашей эры. Фло­рен­ция, Биб­лио­те­ка Лау­рен­ци­а­на.

с.185 раз­ре­ше­ние авто­ра. По пово­ду сво­его сочи­не­ния «Об ора­то­ре» Цице­рон пишет Атти­ку, что оно им вполне закон­че­но и добав­ля­ет: descri­bas li­cet¹⁰ (Ad Att., IV, 13, 2). Иссле­до­ва­те­ли сбли­жа­ют этот тех­ни­че­ский тер­мин антич­но­го кни­го­из­да­тель­ства с совре­мен­ной под­пи­сью авто­ра на руко­пи­си — «в печать».

Инте­ре­сен спо­соб, кото­рым пра­ви­лись тек­сты руко­пи­сей во вре­ме­на Цице­ро­на. В пись­ме к Атти­ку от 27 июня 44 г. до н. э. (XV, 14) ора­тор пишет: «Я занял­ся сочи­не­ни­я­ми (речь идет о кни­ге «Об обя­зан­но­стях». — В. Б.). Боюсь, что они во мно­гих местах нуж­да­ют­ся в тво­их помет­ках вос­ком с кино­ва­рью…». Такие кусоч­ки окра­шен­но­го в крас­ный цвет вос­ка накле­и­ва­лись в тех местах руко­пи­си, кото­рые тре­бо­ва­ли исправ­ле­ния: таким был пред­ок крас­но­го каран­да­ша совре­мен­но­го редак­то­ра. Лег­ко объ­яс­нить, поче­му для этой цели при­ме­нял­ся воск, а не тушь или иной кра­ся­щий мате­ри­ал — папи­рус был доро­гим, и воск его не пор­тил.

В про­цес­се редак­ти­ро­ва­ния при­хо­ди­лось менять целые части руко­пи­си. В пись­ме к Атти­ку от 25 июля 44 г. (XVI, 6) Цице­рон пишет: «Теперь узнай о моей небреж­но­сти. Я послал тебе кни­гу “О сла­ве”, но в ней то же пред­и­сло­вие, какое я поме­стил в третьей кни­ге “Ака­де­ми­ков”. Это про­изо­шло по той при­чине, что у меня есть сви­ток пред­и­сло­вий. Из него я обыч­но выби­раю вся­кий раз, как начи­наю какое-нибудь сочи­не­ние… Так как я не пом­нил, что уже раз исполь­зо­вал это пред­и­сло­вие, я вста­вил его в кни­гу, кото­рую послал тебе. Но когда я на кораб­ле читал “Ака­де­ми­ков”, я заме­тил свою ошиб­ку. Поэто­му я тот­час набро­сал новое пред­и­сло­вие и послал тебе. То ты отре­жешь, а это при­кле­ишь».

Читая это пись­мо, мы про­ни­ка­ем в про­фес­сио­наль­ные писа­тель­ские тай­ны авто­ра. Ока­зы­ва­ет­ся, у Цице­ро­на были свое­об­раз­ные «стан­дарт­ные заготов­ки», кото­рые он исполь­зо­вал по ходу работы.

В дру­гом пись­ме к Атти­ку, в кото­ром так­же идет речь об изда­тель­ских делах (XIII, 21, 4), Цице­рон пишет: «Ска­жи мне, ты хочешь сна­ча­ла издать без мое­го рас­по­ря­же­ния? Это­го даже Гер­мо­дор не делал — тот, кто обыч­но рас­про­стра­нял сочи­не­ния Пла­то­на…». Ора­тор упре­ка­ет здесь Атти­ка за само­воль­ное изда­ние диа­ло­га «О гра­ни­цах добра и зла», посвя­щен­но­го М. Бру­ту. В тоне пись­ма лег­ко ощу­тить обиду чело­ве­ка, на соб­ст­вен­ность кото­ро­го посяг­ну­ли без его раз­ре­ше­ния. Мож­но с.186 пред­по­ло­жить, что дело было свя­за­но и с каким-то мате­ри­аль­ным ущер­бом для Цице­ро­на.

Полу­чал ли Цице­рон у Атти­ка гоно­рар (хотя бы в виде доли тех при­бы­лей, кото­рые изда­тель полу­чал от его сочи­не­ний)?

Одно место из пере­пис­ки ора­то­ра поз­во­ля­ет счи­тать такое пред­по­ло­же­ние допу­сти­мым. В пись­ме к Атти­ку (XIII, 12) Цице­рон пишет: «Речь “О Лига­рии” ты рас­про­дал пре­крас­но… Впредь, что бы я ни напи­сал, рас­про­стра­не­ние пору­чу тебе» (ti­bi prae­co­nium de­fe­ram. Бук­валь­но: «тебе пору­чу обна­ро­до­ва­ние», что мож­но понять и в смыс­ле рекла­ми­ро­ва­ния про­из­веде­ния). Из это­го места ясно вид­но, что мате­ри­аль­ная сто­ро­на дела инте­ре­со­ва­ла авто­ра. Разу­ме­ет­ся, ника­ко­го автор­ско­го пра­ва тогда не было, и дело реша­лось по обо­юд­ной дого­во­рен­но­сти. Сло­жив­ши­е­ся отно­ше­ния были обо­юд­но выгод­ны­ми, и Цице­рон рас­счи­ты­вал не толь­ко на сла­ву, отда­вая Атти­ку свои труды для изда­ния. Веро­ят­но, для него нема­ло зна­чи­ло и каче­ство изда­ния, высо­кий уро­вень кото­ро­го гаран­ти­ро­вал Аттик¹¹.

То, что лите­ра­тур­ный труд давал доход и даже слу­жил источ­ни­ком суще­ст­во­ва­ния, мож­но уста­но­вить на осно­ва­нии пере­пис­ки Пли­ния Млад­ше­го. В одном из писем, адре­со­ван­ном При­с­ку (VI, 8), авто­ра зани­ма­ют дела его дру­га, Атти­лия Крес­кен­та, кото­ро­му остал­ся дол­жен зна­чи­тель­ную сум­му недав­но скон­чав­ший­ся Вале­рий Вар. Наслед­ник Вара нахо­дил­ся в дру­же­ских отно­ше­ни­ях с При­ском, и Пли­ний про­сит послед­не­го ока­зать содей­ст­вие, чтобы Атти­лий полу­чил от наслед­ни­ка долг и нако­пив­ши­е­ся про­цен­ты: «Ибо заня­ти­ям лите­ра­ту­рой, в кото­рых Атти­лий Крес­кент достиг выдаю­щих­ся успе­хов, он посвя­ща­ет себя толь­ко ради удо­воль­ст­вия и сла­вы». Отсюда лег­ко мож­но заклю­чить, что иные зани­ма­ют­ся лите­ра­тур­ным трудом не толь­ко ради удо­воль­ст­вия и сла­вы, но и для зара­бот­ка.

В доме Цице­ро­на кни­ги изготов­ля­лись и его соб­ст­вен­ны­ми раба­ми. Из пись­ма к бра­ту Квин­ту (III, 4, 5) мы узна­ем, что это были такие кни­ги, кото­рых Цице­рон не мог купить. Устрой­ст­вом биб­лио­те­ки ора­то­ра зани­мал­ся воль­ноот­пу­щен­ник Тиран­ни­он, неко­гда куп­лен­ный его женой Терен­ци­ей, но затем отпу­щен­ный на волю. На его леность в пере­пис­ке книг жалу­ет­ся Цице­рон бра­ту… (Ad Quint., fr. III, 5, 6).

с.187 Рабы, зани­мав­ши­е­ся изготов­ле­ни­ем книг, обыч­но назы­ва­лись «либ­ра­ри­я­ми». Вме­сте с ними работа­ли и «глю­ти­на­то­ры» — склей­щи­ки, зани­мав­ши­е­ся более тех­ни­че­ской сто­ро­ной дела: они при­креп­ля­ли свит­ки к умби­ли­кам, поли­ро­ва­ли тор­цы свит­ков пем­зой, изготов­ля­ли футля­ры и т. п. Насколь­ко быст­ро работал рим­ский «либ­ра­рий», мож­но увидеть из эпи­грам­мы Мар­ци­а­ла (II, 1). Там сооб­ща­ет­ся, что 93 эпи­грам­мы этой кни­ги пере­пис­чик суме­ет пере­пи­сать за один час. Все­го во вто­рой кни­ге 540 сти­хов. Зна­чит либ­ра­рий писал 9 сти­хов (строк) в мину­ту. Но здесь надо при­ни­мать во вни­ма­ние, что стро­ки сти­хов Мар­ци­а­ла были очень корот­ки­ми. Тем не менее, такую ско­рость пись­ма сле­ду­ет при­знать очень высо­кой, и она выра­ба­ты­ва­лась у либ­ра­рия дол­гой прак­ти­кой.

В пись­ме к Атти­ку (IV, 46) Цице­рон про­сит его при­слать пару сво­их либ­ра­ри­ев, чтобы Тиран­ни­он, слу­жив­ший у Цице­ро­на, мог исполь­зо­вать их в каче­стве глю­ти­на­то­ров и помощ­ни­ков для раз­лич­ных работ (име­ют­ся в виду работы по при­веде­нию в порядок биб­лио­те­ки Цице­ро­на). Они долж­ны были снаб­дить индек­са­ми все кни­ги, собран­ные ора­то­ром. В июне 56 г. он уже пишет о том, что биб­лио­те­ка его в пол­ном поряд­ке (Ad Att., IV, 5). Вос­хи­ща­ясь видом при­веден­ных в образ­цо­вое состо­я­ние книг, он пишет Атти­ку (IV, 8), что «после того, как Тиран­ни­он при­вел мои кни­ги в порядок, мне кажет­ся, что в моем жили­ще водво­ри­лась душа». Вме­сте с Тиран­ни­о­ном работа­ли в доме у Цице­ро­на и люди Атти­ка (Дио­ни­сий и Мено­фил), судя по име­нам, — явно гре­ки. Воз­мож­но, что это были работ­ни­ки скрип­то­рия, при­над­ле­жав­ше­го Атти­ку и нахо­див­ше­го­ся в Афи­нах.

Раб-либ­ра­рий, став воль­ноот­пу­щен­ни­ком, обыч­но сам откры­вал дело, весь­ма выгод­ное в усло­ви­ях все воз­рас­таю­ще­го инте­ре­са к кни­ге, харак­тер­но­го для Рима кон­ца рес­пуб­ли­ки и нача­ла импе­рии. Скрип­то­рий и книж­ная лав­ка обыч­но сов­ме­ща­лись, их рим­ским назва­ни­ем было ta­ber­na lib­ra­ria, «книж­ная лав­ка»¹². Изда­ни­ем речей Цице­ро­на зани­мал­ся и его воль­ноот­пу­щен­ник Тирон, упо­ми­нае­мый у Авла Гел­лия (N. A., I, 7, 1; VI, 3, 8; XIII, 21, 7; XV, 6, 2). Послед­ний автор назы­ва­ет Тиро­на «при­леж­ней­шим чело­ве­ком, в выс­шей сте­пе­ни пре­дан­ным забо­те о про­из­веде­ни­ях сво­его хозя­и­на».

Изда­ва­лись не толь­ко новые кни­ги. Наряду с новин­ка­ми суще­ст­во­ва­ли пере­из­да­ния; осо­бен­ным спро­сом поль­зо­ва­лись с.188 ста­рые кни­ги. Были осо­бые спе­ци­а­ли­сты книж­но­го дела, так назы­вае­мые анти­ква­рии, кото­рые точ­но вос­про­из­во­ди­ли ста­рин­ные изда­ния, высо­ко ценив­ши­е­ся (Isid., Orig., VI, 14). Под­бор изда­ний мог быть самым раз­но­об­раз­ным.

Сам Аттик изда­вал, конеч­но, не одно­го Цице­ро­на. Когда спо­движ­ник Цеза­ря Гир­ций напи­сал сочи­не­ние типа пам­фле­та, кото­рое назы­ва­лось «Анти­ка­тон», Цице­рон поже­лал, чтобы его рас­про­стра­не­ни­ем занял­ся Аттик (Ad Att., XII, 40, 1). Лов­кий делец не слу­чай­но обос­но­вал­ся в Афи­нах — этот город играл роль уни­вер­си­тет­ско­го цен­тра в рим­ском государ­стве, а Аттик про­яв­лял повы­шен­ный инте­рес к про­из­веде­ни­ям клас­си­че­ской гре­че­ской лите­ра­ту­ры. В Афи­нах было лег­че все­го их изда­вать, посколь­ку в афин­ском государ­ст­вен­ном архи­ве мож­но было отыс­кать экзем­пля­ры, играв­шие роль эта­ло­на. Кро­ме того, успе­ху тако­го изда­тель­ско­го пред­при­я­тия весь­ма спо­соб­ст­во­ва­ла высо­кая язы­ко­вая куль­ту­ра, харак­тер­ная для Афин, а так­же нали­чие ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных уче­ных грам­ма­ти­ков, кото­рых мож­но было исполь­зо­вать в каче­стве редак­то­ров и кон­суль­тан­тов (выра­жа­ясь совре­мен­ным язы­ком).

Тра­ди­ция донес­ла до нас изве­стия о «копи­ях Атти­ка» (Ἀττι­κιανὰ ἀντίγ­ρα­φα). Они упо­ми­на­ют­ся в каче­стве образ­цо­вых изда­ний у лек­си­ко­гра­фа Гар­по­кра­ти­о­на (19, 24), у Луки­а­на («Про­тив невеж­ды»); послед­ний писал о вели­ко­леп­ных изда­ни­ях «про­слав­лен­но­го» Атти­ка. В сочи­не­нии Гале­на, посвя­щен­ном меди­цин­ским про­бле­мам, свя­зан­ным с диа­ло­гом Пла­то­на «Тимей», упо­ми­на­ет­ся изда­ние Пла­то­на, при­над­ле­жав­шее Атти­ку (копи­ей с кото­ро­го поль­зо­вал­ся Гален).

Небезын­те­рес­ным пред­став­ля­ет­ся и тот факт, что «Атти­ки­а­ны», то есть изда­ния Атти­ка, упо­ми­на­ют­ся в суб­скрип­ции двух кодек­сов Демо­сфе­на, B и F, в кон­це «Филип­пик», где отме­ча­ет­ся: «Выве­ре­но и исправ­ле­но по двум Атти­ки­а­нам». Поче­му потре­бо­ва­лись две «Атти­ки­а­ны», мож­но объ­яс­нить — это мог­ли быть изда­ния раз­ных вре­мен, и сопо­став­ле­ние двух авто­ри­тет­ных копий поз­во­ля­ло полу­чить не менее авто­ри­тет­ную третью.

Луки­ан в уже упо­ми­нав­шем­ся здесь сочи­не­нии «Про­тив невеж­ды» назы­ва­ет имя дру­го­го извест­но­го изда­те­ля — Кал­ли­на. Кни­ги, выпу­щен­ные из его скрип­то­рия, отли­ча­лись осо­бой кра­сотой отдел­ки, тогда как изда­ния Атти­ка сла­ви­лись точ­но­стью и тща­тель­но­стью испол­не­ния.

Разу­ме­ет­ся, нель­зя быть пол­но­стью уве­рен­ным, что Аттик, упо­ми­нае­мый у Луки­а­на, и есть тот самый Тит Пом­по­ний Аттик, кото­рый изда­вал Цице­ро­на и был его дру­гом. Но все же с.189 такое пред­по­ло­же­ние сле­ду­ет счи­тать весь­ма веро­ят­ным. Жив­ший почти в одно вре­мя с Луки­а­ном ритор Фрон­тин упо­ми­на­ет о сочи­не­ни­ях Квин­та Энния, М. Пор­ция Като­на и Цице­ро­на, издан­ных и выправ­лен­ных Лам­па­ди­о­ном, Ста­бе­ри­ем, Атти­ком и Непотом (epist., 7g, Ep. 20 Nab.). Общий кон­текст застав­ля­ет здесь пред­по­ла­гать имен­но Тита Пом­по­ния Атти­ка.

Для изда­ния гре­че­ских книг Аттик мог поль­зо­вать­ся услу­га­ми Тиран­ни­о­на, воль­ноот­пу­щен­ни­ка Цице­ро­на. Этот Тиран­ни­он обла­дал солид­ны­ми зна­ни­я­ми в обла­сти фило­ло­гии — по свиде­тель­ству сло­ва­ря Суды он оста­вил ряд сочи­не­ний, сре­ди кото­рых мы нахо­дим «гоме­ров­скую диор­то­зу» — работу, ско­рее все­го, тек­сто­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра. Кро­ме того, ему при­над­ле­жа­ла «Орфо­гра­фия», а так­же неко­то­рые дру­гие сочи­не­ния, назва­ния кото­рых гово­рят о его изыс­ка­ни­ях, свя­зан­ных с изу­че­ни­ем тек­ста древ­них авто­ров. Все это поз­во­ля­ет счи­тать уча­стие Тиран­ни­о­на в изда­тель­ской дея­тель­но­сти весь­ма веро­ят­ным. К тому же сле­ду­ет учесть и то, что учи­тель это­го Тиран­ни­о­на, извест­ный рим­ский грам­ма­тик Тиран­ни­он, изда­вал сочи­не­ния Ари­сто­те­ля (Stra­bo, XIII, p. 608). Имен­но от него воль­ноот­пу­щен­ник Цице­ро­на и мог при­об­ре­сти навы­ки изда­тель­ской работы.

Сце­ну покуп­ки книг в рим­ской книж­ной лав­ке рису­ет нам Авл Гел­лий (N. A., V, 4, 1—3). «В празд­ник Сигил­ла­рий¹³ сиде­ли мы одна­жды в книж­ной лав­ке, я и поэт Юлий Павел, муж уче­ней­ший из всех, что на нашей памя­ти. Там были выстав­ле­ны “Анна­лы” Фабия, пре­крас­ные и под­лин­но древ­ние кни­ги. Хозя­ин лав­ки утвер­ждал, что в них нет ника­ких оши­бок. Одна­ко какой-то грам­ма­тик из чис­ла самых извест­ных, при­вле­чен­ный поку­па­те­лем для про­смот­ра поку­пае­мых книг, заявил, что он нашел одну ошиб­ку в кни­ге. Напро­тив, либ­ра­рий готов был бить­ся об заклад на любую сум­му, если в кни­ге оты­щет­ся хоть одна ошиб­ка, в одной бук­ве».

Живая сцен­ка, нари­со­ван­ная Авлом Гел­ли­ем, пред­став­ля­ет нам нра­вы антич­ных биб­лио­фи­лов и одно­вре­мен­но свиде­тель­ст­ву­ет о высо­ких тре­бо­ва­ни­ях, кото­рые поку­па­тель предъ­яв­лял к каче­ству кни­ги. Мы видим, как для кон­суль­та­ции при­вле­ка­ют­ся зна­то­ки, уче­ные грам­ма­ти­ки. Хозя­ин, есте­ствен­но, бой­ко с.190 рас­хва­ли­ва­ет свой товар, но это был товар осо­бо­го рода, опре­де­лить каче­ство кото­ро­го уда­ва­лось не каж­до­му…

Рис. 27. Чита­тель за чте­ни­ем кни­ги-свит­ка. С Пом­пей­ской фрес­ки.

Книж­ную лав­ку Соси­ев (по-види­мо­му, бра­тьев) упо­ми­на­ет Гора­ций в пер­вой кни­ге сво­их «Посла­ний» (Ep., I, 20). Ука­зан­ное посла­ние замы­ка­ет первую кни­гу и пред­став­ля­ет собой свое­об­раз­ное поэ­ти­че­ское после­сло­вие, кото­рое поме­ща­лось перед коло­фо­ном. Это после­сло­вие содер­жит шут­ли­вые и даже несколь­ко иро­ни­че­ские упре­ки поэта в адрес сво­ей кни­ги, и одно­вре­мен­но про­гноз по пово­ду ожи­даю­щей ее судь­бы. При этом поэт поль­зу­ет­ся слу­ча­ем, чтобы пред­ста­вить себя чита­те­лю (все в той же шут­ли­вой фор­ме), назы­вая свой воз­раст — 44 года, испол­нив­ши­е­ся ему в год кон­суль­ства Лепида и Лол­лия (то есть в 21 г. до н. э.). При­мер­но око­ло это­го года и была изда­на пер­вая кни­га «Посла­ний».

«Кажет­ся, ты, моя кни­га, уже при­сталь­но смот­ришь в сто­ро­ну Вер­тум­на и Яну­са¹⁴, отпо­ли­ро­ван­ная пем­зой Соси­ев — разу­ме­ет­ся, желая быть выстав­лен­ной на про­да­жу¹⁵. Ты воз­не­на­виде­ла клю­чи и печа­ти, кото­рым рады стыд­ли­вые¹⁶, и сто­нешь отто­го, что тебя видят немно­гие. Зато ты хва­лишь с.191 пуб­лич­ные места, хоть и вос­пи­та­на ты по-дру­го­му. Так беги же туда, куда ты стре­мишь­ся: вышед­шей в свет тебе не будет воз­вра­та. “Что я, несчаст­ная, сде­ла­ла? Чего захо­те­ла?” — ска­жешь ты, когда тебя обидят. Ты суме­ешь и свер­нуть­ся, когда люби­тель, насы­тив­шись тобою, заску­ча­ет. Но если твой про­рок не пол­но­стью безу­мен (от гне­ва, испы­ты­вае­мо­го к тебе, греш­ной), тебя будут ценить в Риме пока ты не соста­ришь­ся. После, захва­тан­ная рука­ми тол­пы, ты ста­нешь гряз­ной и мол­ча будешь кор­мить собою лени­вых чер­вей — или же умчишь­ся в Ути­ку, или, свя­зан­ная, будешь ото­сла­на в Илер­ду».

Кто такие эти Сосии, кни­го­тор­гов­цы и изда­те­ли? Гора­ций упо­ми­на­ет о них еще раз в «Посла­нии к Писо­нам» («Об искус­стве поэ­зии»), где гово­рит­ся о том, что хоро­шая кни­га при­не­сет при­быль Соси­ям и достигнет замор­ских стран. Этим, к сожа­ле­нию, и огра­ни­чи­ва­ют­ся все наши сведе­ния о вла­дель­цах круп­ной рим­ской кни­го­тор­го­вой фир­мы. По-види­мо­му, они были воль­ноот­пу­щен­ни­ка­ми знат­но­го пле­бей­ско­го рода Соси­ев Сене­ци­о­нов, играв­ших вид­ную роль в обще­ст­вен­ной жиз­ни Рима (один из чле­нов это­го рода был даже кон­су­лом в дале­ком про­шлом). Тор­гов­ля кни­га­ми была при­быль­ным делом, и Сосии при­над­ле­жа­ли к чис­лу круп­ных дея­те­лей рим­ской кни­го­тор­гов­ли, как мож­но судить на осно­ва­нии того, что Гора­ций употреб­ля­ет их имя в каче­стве нари­ца­тель­но­го.

Как пра­ви­ло, книж­ные лав­ки рас­по­ла­га­лись в самых ожив­лен­ных местах древ­не­го Рима. В импе­ра­тор­скую эпо­ху местом осо­бен­но ожив­лен­ной книж­ной тор­гов­ли был «Викус Сан­да­ли­а­ри­ус», Туфель­ная ули­ца, где рас­по­ла­га­лись в боль­шом коли­че­стве книж­ные лав­ки¹⁷.

«Тира­жи» книг, выпус­кав­ших­ся антич­ны­ми изда­те­ля­ми, нам пло­хо извест­ны. Из более позд­них источ­ни­ков (напри­мер, писем Пли­ния Млад­ше­го) мы узна­ем, что некий Регул выпу­стил в свет нек­ро­лог сво­его безвре­мен­но умер­ше­го сына в коли­че­стве 1000 экзем­пля­ров (IV, 7, 2). Один из «Писа­те­лей исто­рии Авгу­стов» сооб­ща­ет, что импе­ра­тор Тацит издал эдикт, соглас­но кото­ро­му все биб­лио­те­ки импе­рии долж­ны иметь сочи­не­ния его пред­ка, исто­ри­ка Таци­та¹⁸.

Мно­гое оста­ет­ся нам неяс­ным и в вопро­се о том, как скла­ды­ва­лись вза­и­моот­но­ше­ния кни­го­тор­гов­ца и изда­те­ля с авто­ром: кро­ме уже упо­ми­нав­шей­ся здесь пере­пис­ки Цице­ро­на, толь­ко Мар­ци­ал, пожа­луй, поз­во­ля­ет нам несколь­ко при­под­нять заве­су тай­ны, скры­ваю­щей эту сто­ро­ну рим­ской лите­ра­тур­ной жиз­ни.

Меж­ду 85 и 101 года­ми нашей эры вышли в свет 14 книг с.192 эпи­грамм Мар­ци­а­ла. Вна­ча­ле он писал их, обра­ща­ясь к сво­им знат­ным и могу­ще­ст­вен­ным покро­ви­те­лям, затем и к сво­им дру­зьям. По сове­ту послед­них он стал соби­рать их в отдель­ные кни­ги. В одной эпи­грам­ме Мар­ци­ал в шут­ли­вой фор­ме зна­ко­мит нас с тем, как гото­ви­лось изда­ние одной из этих книг:

Что при­стал ты ко мне с изда­ньем кни­жек? Не про­чел ты еще и двух стра­ни­чек, А уж смот­ришь, Север, в послед­ний листик, И зевать во весь рот ты начи­на­ешь. Это те эпи­грам­мы, что ты слу­шал, И ско­рей зано­сил ты на таб­лич­ки; Это те, что за пазу­хой тас­кал ты, На пиры и в театр пооди­ноч­ке; Это те, или новые — получ­ше. Что за поль­за в таком мне тощем свит­ке, Что не тол­ще кон­цов на книж­ной скал­ке, Коль в три дня ты про­честь его не можешь…

II, 6

Отсюда мож­но заклю­чить, что для изда­ния кни­ги эпи­грамм поэту необ­хо­ди­мо было при­об­ре­сти опре­де­лен­ную извест­ность, без кото­рой он не мог рас­счи­ты­вать на успех сво­ей кни­ги. Изда­тель дол­жен был иметь гаран­тию, что изда­ние будет при­быль­ным.

Мар­ци­ал назы­ва­ет име­на несколь­ких сво­их изда­те­лей. Это Квинт Вале­ри­ан Пол­лий, издав­ший самые ран­ние про­из­веде­ния поэта («Все то, что я маль­чиш­кой и юнцом сде­лал» — I, 113). Вто­рым был воль­ноот­пу­щен­ник Секунд, изда­вав­ший эпи­грам­мы Мар­ци­а­ла свит­ка­ми очень неболь­шо­го фор­ма­та («В ящик боль­шие кла­ди, я же в руке уме­щусь» — I, 2). Третьим сле­ду­ет назвать Атрек­та, книж­ная лав­ка кото­ро­го подроб­но опи­са­на Мар­ци­а­лом:

............ Посто­ян­но ты ходишь Арги­ле­том: Про­тив фору­ма Цеза­ря есть лав­ка, Кося­ки у нее все в объ­яв­ле­ньях. Там ты мигом про­чтешь о всех поэтах, И спро­сить не успе­ешь ты Атрек­та (Так хозя­ин зовет­ся этой лав­ки), С пер­вой иль со вто­рой подаст он по́лки Отскоб­лен­но­го пем­зой и в пор­фи­ре, Пять дена­ри­ев взяв­ши, Мар­ци­а­ла. «Да не сто­ишь того!» — Ты прав, не спо­рю.

I, 177

Чет­вер­тым явля­ет­ся кни­го­про­да­вец Три­фон, упо­ми­нае­мый два­жды (XIII, 3; IV, 72):

с.193

Тре­бу­ешь все от меня в пода­рок ты, Квинт, моих кни­жек, Нет у меня: их про­даст кни­го­тор­го­вец Три­фон. «День­ги пла­тить за пустяк, за сти­хи? Да с ума не сошел я, Я не дурак!» — гово­ришь. Но ведь и я не дурак.

IV, 72

Нако­нец, в эпи­грам­ме XI, 108 упо­ми­на­ет­ся некий Луп — тоже, по-види­мо­му, кни­го­тор­го­вец.

Из цити­ро­ван­ных эпи­грамм мож­но доволь­но ясно пред­ста­вить себе рим­скую книж­ную лав­ку. Она поме­ща­ет­ся на Арги­ле­те (I, 117), у хра­ма Мира (I, 3, 2), на рын­ке Пал­ла­ды. Кни­го­тор­гов­цы усерд­но рас­хва­ли­ва­ют свой товар, зама­ни­вая поку­па­те­лей. Титуль­ный лист на свит­ке не был виден, а индек­са, по-види­мо­му, было недо­ста­точ­но, чтобы при­влечь вни­ма­ние — поэто­му кося­ки лав­ки (у Гора­ция «Сати­ры», I, 4, 71 — «стол­бы», а в «Посла­ни­ях», II, 3, 373 — «колон­ны») укра­ша­ют­ся объ­яв­ле­ни­я­ми о посту­пив­ших книж­ных новин­ках, или о тех, кото­рые вый­дут в свет в бли­жай­шее вре­мя. Биб­лио­фи­лы, оста­нав­ли­ваю­щи­е­ся у две­рей книж­ных лавок, ведут спо­ры о досто­ин­ствах или недо­стат­ках про­из­веде­ний поэта. Самые ходо­вые кни­ги поме­ща­ют­ся на верх­них пол­ках стел­ла­жей (эти пол­ки назы­ва­ют­ся «гнезда­ми») — на это недву­смыс­лен­но ука­зы­ва­ет Мар­ци­ал, желаю­щий под­черк­нуть, что его кни­ги поль­зу­ют­ся боль­шим спро­сом (I, 117, 15). Выра­жая уве­рен­ность в том, что кни­ги его будут брать нарас­хват, Мар­ци­ал готов удо­воль­ст­во­вать­ся тем, чтобы они лежа­ли даже на ниж­них пол­ках¹⁹ (VII, 17, 5) биб­лио­те­ки его дру­га.

У Мар­ци­а­ла мы нахо­дим ука­за­ния на сто­и­мость его книг. Она коле­ба­лась от 5 дена­ри­ев (то есть 20 сестер­ци­ев) до четы­рех сестер­ци­ев (I, 117; XIII, 3):

Эти «гостин­цы», что здесь в этой малень­кой собра­ны книж­ке, Все за четы­ре купить можешь сестер­ция ты…

Полу­чал ли Мар­ци­ал автор­ский гоно­рар за кни­ги сво­их эпи­грамм? Ясно­го отве­та на этот вопрос в его про­из­веде­ни­ях мы не най­дем. Одна­ко есть одна эпи­грам­ма (XII, 46), кото­рая содер­жит доволь­но ясный намек на то, что поэты во вре­ме­на Мар­ци­а­ла тор­го­ва­ли сво­и­ми про­из­веде­ни­я­ми. В про­за­и­че­ском (наи­бо­лее точ­ном) пере­во­де смысл этой эпи­грам­мы мож­но пере­дать сле­дую­щим обра­зом: «Галл и Луперк про­да­ют свои сти­хи. Клас­сик, попро­буй теперь отри­цать здра­вый ум у этих поэтов». Смысл шут­ки заклю­ча­ет­ся в том, что оба ука­зан­ные поэта, не обна­ру­жи­вая здра­во­го ума в сво­их про­из­веде­ни­ях, с.194 доста­точ­но, одна­ко, прак­тич­ны, чтобы уметь их про­да­вать. Ско­рее все­го, они про­да­ва­ли свои сти­хи кни­го­тор­гов­цам.

XI кни­гу эпи­грамм Мар­ци­а­ла заклю­ча­ет неболь­шое чет­ве­ро­сти­шие, в кото­ром поэт в духе рим­ских лите­ра­тур­ных тра­ди­ций обра­ща­ет­ся к буду­ще­му чита­те­лю, поку­па­те­лю кни­ги. Как мы виде­ли выше, и Овидий и Гора­ций обра­ща­лись к сво­им чита­те­лям в заклю­чи­тель­ных стро­ках сво­их про­из­веде­ний. Это были свое­об­раз­ные автор­ские после­сло­вия, и поме­ща­лись они перед коло­фо­ном, где нахо­дил­ся и титул. Поку­па­тель, раз­во­ра­чи­вая сви­ток в поис­ках име­ни авто­ра и титу­ла кни­ги, сра­зу натал­ки­вал­ся на это после­сло­вие. Для послед­не­го харак­тер­на полу­шут­ли­вая, полу­и­ро­ни­че­ская фор­ма обра­ще­ния к чита­те­лю или к сво­ей кни­ге, как мы виде­ли выше у Гора­ция. Здесь обыч­но выска­зы­ва­лись поже­ла­ния или про­гно­зы отно­си­тель­но ее буду­щей судь­бы. Но Мар­ци­ал, вер­ный себе, с гру­бо­ва­тым циниз­мом наме­ка­ет чита­те­лю, чтобы он не тор­го­вал­ся, поку­пая кни­гу и загляды­вая в ее коло­фон (где, по мне­нию поку­па­те­ля, ука­зан­но­го чис­ла строк слиш­ком мало, чтобы брать за кни­гу такую цену). В этой эпи­грам­ме (XI, 108) отчет­ли­во про­яв­ля­ет­ся заин­те­ре­со­ван­ность авто­ра в том, чтобы его кни­гу купи­ли:

Пра­во, насы­тить­ся мог ты, чита­тель, такой бес­ко­неч­ной Книж­кой, а про­сишь еще несколь­ко дисти­хов ты! Но ведь и Луп свой про­цент, и хар­чей себе тре­бу­ют слу­ги, Что же, чита­тель, пла­ти! Или не слы­шишь? Про­щай!

Слу­ги, о кото­рых здесь идет речь — это рабы-пере­пис­чи­ки, pue­ri lit­te­ra­ti, а хар­чи — dia­ria, днев­ной паек работаю­щих рабов. Чем боль­ше сти­хов, тем боль­ше и работы для пере­пис­чи­ков, и соот­вет­ст­вен­но — рас­хо­дов на их содер­жа­ние, поэто­му и кни­га сто­ит доро­же. И Лупу надо пла­тить про­цен­ты (usu­ram). Кто такой этот Луп и за что ему надо пла­тить про­цен­ты? Об этом мы можем толь­ко дога­ды­вать­ся. Види­мо, Луп — лицо, при­част­ное к изда­нию кни­ги — ско­рее все­го, изда­тель. Меж­ду ним и Мар­ци­а­лом мог­ло быть заклю­че­но согла­ше­ние об опуб­ли­ко­ва­нии кни­ги на усло­ви­ях опре­де­лен­но­го про­цен­та выруч­ки, посту­пив­шей от про­да­жи. Каков был этот про­цент — мож­но, конеч­но, толь­ко гадать. Уже одно то, что Мар­ци­ал при­бе­гал к услу­гам раз­лич­ных изда­те­лей, гово­рит о том, что он искал себе наи­бо­лее выгод­ных усло­вий. Поло­же­ние поэта вовсе не было таким, при кото­ром он мог удо­воль­ст­во­вать­ся одной лишь сла­вой.

Гора­ций в сво­их сати­рах гово­рит о себе: «Дерз­кая бед­ность заста­ви­ла меня писать сти­хи» (I, 4, 71). Какой бы смысл мы ни пыта­лись вло­жить в это заме­ча­ние поэта, из него ясно с.195 выте­ка­ет, что поэ­зия при­но­сит доход (и вряд ли толь­ко подар­ки Меце­на­та име­ют­ся здесь в виду, так как Гора­ций писал сти­хи еще до того, как Меце­нат обра­тил на него свое вни­ма­ние).

Рис. 28. Чита­тель с кни­гой-кодек­сом в руках. Баре­льеф на сар­ко­фа­ге III века нашей эры из Сида­ма­рии. Стам­бул, Отто­ман­ский музей.

Поку­па­те­ля­ми книг были, конеч­но, состо­я­тель­ные люди. Еще задол­го до Мар­ци­а­ла соби­ра­ние книг ста­ло модой и люби­те­ли посвя­ща­ли все свое вре­мя охо­те за новин­ка­ми и про­сто ред­ки­ми кни­га­ми²⁰. Сене­ка (De tran­qu. an., 9, 4) с горе­чью пишет о вла­дель­цах мно­го­чис­лен­ных книг, кото­рые за всю свою жизнь не удо­су­жи­лись про­честь хотя бы загла­вия («индек­сы») сво­их книг. По его сло­вам, биб­лио­те­ка ста­ла необ­хо­ди­мым укра­ше­ни­ем дома, и ста­ла обстав­лять­ся со все­воз­мож­ной рос­ко­шью, как ван­ные ком­на­ты и бани. В Риме импе­ра­тор­ской эпо­хи част­ные биб­лио­те­ки встре­ча­ют­ся гораздо чаще, чем во вре­ме­на рес­пуб­ли­ки. Даже воль­ноот­пу­щен­ни­ки, раз­бо­га­тев, непре­мен­но обза­во­дят­ся биб­лио­те­кой (в «Сати­ри­коне» Пет­ро­ния Три­маль­хи­он хва­ста­ет, что у него их целых три).

с.196 Тра­ди­ция сохра­ни­ла нам лишь слу­чай­ные име­на вла­дель­цев круп­ных биб­лио­тек. Сре­ди них мы встре­ча­ем Вер­ги­лия, биб­лио­те­ка кото­ро­го была широ­ко откры­та для его дру­зей (об этом упо­ми­на­ет био­граф Вер­ги­лия Донат). Иметь под рукой биб­лио­те­ку было совер­шен­но необ­хо­ди­мо созда­те­лю рим­ско­го нацио­наль­но­го эпо­са: вели­ко­леп­ное зна­ние гре­че­ской и рим­ской лите­ра­ту­ры нало­жи­ло отпе­ча­ток на все твор­че­ство поэта.

Упо­ми­на­ния о част­ных биб­лио­те­ках встре­ча­ют­ся в пись­мах Пли­ния Млад­ше­го. Он назы­ва­ет Герен­ния Севе­ра (IV, 28, 1), уче­ней­ше­го мужа, поже­лав­ше­го укра­сить свою биб­лио­те­ку изо­бра­же­ни­я­ми Кор­не­лия Непота и Тита Кас­сия, вспо­ми­на­ет Силия Ита­ли­ка (III, 7), быв­ше­го так­же вла­дель­цем биб­лио­те­ки. Сам Пли­ний Млад­ший дарит свою биб­лио­те­ку горо­ду Комо (I, 8, 2). Биб­лио­те­ки созда­ют­ся и в про­вин­ци­ях (наи­боль­шей извест­но­стью поль­зу­ет­ся биб­лио­те­ка Плу­тар­ха из Херо­неи — Symp., 5, 2, 8).

Плу­тарх был извест­ным лите­ра­то­ром и уче­ным. Собра­ния книг у древ­них уче­ных часто дости­га­ли осо­бен­но боль­ших раз­ме­ров. Грам­ма­тик Эпа­ф­ро­дит (Su­da, s. v.) соста­вил себе биб­лио­те­ку из 30000 свит­ков, такой же вели­чи­ны дости­га­ло собра­ние Тиран­ни­о­на. В нача­ле III в. нашей эры врач Серен Сам­мо­ник собрал 62000 свит­ков. Их пода­рил млад­ше­му Гор­диа­ну сын Сам­мо­ни­ка (Hist. Aug., Gor­dian., 18, 2).

Нако­нец, в Риме созда­ют­ся и пуб­лич­ные биб­лио­те­ки. По всей веро­ят­но­сти, пер­вым осно­ва­те­лем пуб­лич­ных биб­лио­тек был Ази­ний Пол­ли­он, пол­ко­во­дец, поли­ти­че­ский дея­тель и лите­ра­тор, быв­ший одним из выдаю­щих­ся дея­те­лей той заклю­чи­тель­ной дра­мы, кото­рой сопро­вож­дал­ся конец рес­пуб­ли­ки. О нем крат­ко, но необык­но­вен­но выра­зи­тель­но ото­звал­ся Пли­ний Стар­ший в «Есте­ствен­ной исто­рии» (XXXV, 9): «Это было изо­бре­те­ние Ази­ния Пол­ли­о­на, кото­рый, пер­вым осно­вав биб­лио­те­ку, сде­лал духов­ные богат­ства людей обще­ст­вен­ным досто­я­ни­ем (qui pri­mus bib­lio­the­cam di­can­do in­ge­nia ho­mi­num rem pub­li­cam fe­cit)». Эта пер­вая пуб­лич­ная биб­лио­те­ка Рима была осно­ва­на в 39 г. до н. э. и поме­ща­лась в вести­бю­ле хра­ма Сво­бо­ды, в Атри­уме. Овидий, посы­лая в Рим III кни­гу сво­их «Печаль­ных эле­гий», застав­ля­ет ее жало­вать­ся чита­те­лю в сле­дую­щих сло­вах:

Так­же Сво­бо­да мне Атри­ум свой не рас­кро­ет, кто пер­вым Кни­гам искус­ных пев­цов там пре­до­ста­вил при­ют.

III, 1, 70

Гай Ази­ний Пол­ли­он был не толь­ко одним из выдаю­щих­ся поли­ти­че­ских дея­те­лей это­го бур­но­го, бога­то­го собы­ти­я­ми с.197 века, когда на исто­ри­че­ской арене Рима высту­па­ет целая пле­яда ода­рен­ных и ярких лич­но­стей: он риск­нул стать и исто­рио­гра­фом сво­ей эпо­хи. Гора­ций пре­до­сте­ре­гал его от опас­но­стей, кото­рые скры­вал в себе этот сюжет, обра­ща­ясь к нему в пер­вой оде вто­рой кни­ги: «В пути углей осте­ре­гай­ся, что под обман­чи­вым пеп­лом скры­ты» (Carm., II, 1, 7—8). Соеди­не­ние в одном лице пол­ко­во­д­ца и лите­ра­то­ра встре­ча­ет­ся в это вре­мя осо­бен­но часто — наи­бо­лее ярким при­ме­ром может слу­жить Гай Юлий Цезарь. Ази­ний Пол­ли­он не состав­лял исклю­че­ния из это­го пра­ви­ла. Дея­тель цеза­ри­ан­ской пар­тии и коман­дир леги­о­нов, под­дер­жи­вав­ший неко­то­рое вре­мя Анто­ния про­тив Окта­ви­а­на, он ото­шел затем от поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти, все­це­ло посвя­тив себя заня­ти­ям нау­ка­ми, лите­ра­ту­рой и искус­ст­вом, воз­гла­вив лите­ра­тур­ный кру­жок, в кото­ром высту­па­ли с чте­ни­ем сво­их про­из­веде­ний выдаю­щи­е­ся писа­те­ли и поэты до того, как изда­вать их для широ­кой пуб­ли­ки.

Биб­лио­те­ка Атри­ума была осно­ва­на Ази­ни­ем Пол­ли­о­ном на сред­ства, полу­чен­ные от добы­чи, захва­чен­ной в войне с пар­фи­на­ми в Дал­ма­тии. По-види­мо­му, в этой биб­лио­те­ке были собра­ны кни­ги и на латин­ском, и на гре­че­ском язы­ках (к это­му вре­ме­ни гре­че­ский язык стал вто­рым лите­ра­тур­ным язы­ком Рима). Зда­ние биб­лио­те­ки было укра­ше­но ста­ту­я­ми, изо­бра­жав­ши­ми вели­ких писа­те­лей про­шло­го.

Созда­ние этой биб­лио­те­ки име­ло боль­шое поли­ти­че­ское и куль­тур­ное зна­че­ние. Отныне к богат­ствам клас­си­че­ской гре­че­ской и рим­ской лите­ра­ту­ры полу­чи­ли доступ те кру­ги чита­те­лей, кото­рые не рас­по­ла­га­ли сред­ства­ми для созда­ния лич­ных биб­лио­тек.

Как сооб­ща­ет Све­то­ний, в чис­ле заду­ман­ных Цеза­рем, но не осу­щест­влен­ных дел было созда­ние двух круп­ней­ших обще­ст­вен­ных биб­лио­тек, одна из кото­рых была пред­на­зна­че­на для гре­че­ских книг, дру­гая — для латин­ских. Заботу о их созда­нии и все руко­вод­ство этим делом дол­жен был взять на себя извест­ный уче­ный Марк Терен­ций Варрон (Suet., d. Iul., 44). Судь­ба это­го про­ек­та нам неяс­на, но уже во вре­ме­на Гора­ция в Риме суще­ст­во­ва­ли боль­шие пуб­лич­ные биб­лио­те­ки.

Зани­ма­ясь обшир­ной стро­и­тель­ной дея­тель­но­стью, импе­ра­тор Август постро­ил в Риме, поми­мо дру­гих соору­же­ний, и храм Апол­ло­на Пала­тин­ско­го. По сооб­ще­нию Све­то­ния, «Свя­ти­ли­ще Апол­ло­на он воз­двиг в той части Пала­тин­ско­го двор­ца, кото­рую, по сло­вам гада­те­лей, избрал бог для себя уда­ром мол­нии, и к хра­му при­со­еди­нил пор­ти­ки с латин­ской и гре­че­ской биб­лио­те­ка­ми. Здесь на склоне лет он часто созы­вал сенат и с.198 про­смат­ри­вал спис­ки судей» (div. Aug., 29, 3). Гора­ций упо­ми­на­ет об этой биб­лио­те­ке в сво­их «Посла­ни­ях» (I, 3, 17)²¹. Заведы­ва­ние биб­лио­те­кой Август пору­чил Пом­пею Мак­ру, как мож­но пред­по­ло­жить на осно­ва­нии одно­го заме­ча­ния Све­то­ния в био­гра­фии Г. Юлия Цеза­ря (56). Это­го Пом­пея Мак­ра импе­ра­тор облек спе­ци­аль­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми в ком­плек­то­ва­нии биб­лио­те­ки. При этом целый ряд книг (в спе­ци­аль­ном посла­нии, адре­со­ван­ном импе­ра­то­ром Пом­пею Мак­ру) были запре­ще­ны.

Рис. 29. Гай Юлий Цезарь (100—44 г. до нашей эры). Турин, Кастел­ло ди Алье.

Из схо­ли­ев к Юве­на­лу (I, 128) мы узна­ем, что в биб­лио­те­ке хра­ма Апол­ло­на были собра­ны кни­ги по граж­дан­ско­му пра­ву и сво­бод­ным искус­ствам.

Осно­вы­вая биб­лио­те­ку близ сво­его двор­ца, Август сле­до­вал тра­ди­ци­ям еги­пет­ских Пто­ле­ме­ев, так­же осно­вав­ших биб­лио­те­ку в пре­де­лах цар­ско­го двор­ца.

Одним из пер­вых попе­чи­те­лей («пре­фек­тов») биб­лио­те­ки Авгу­ста был воль­ноот­пу­щен­ник импе­ра­то­ра Гай Юлий Гигин. с.199 Лите­ра­тор и грам­ма­тик, Гигин успел до это­го про­сла­вить­ся сво­и­ми сочи­не­ни­я­ми на самые раз­лич­ные темы, в том чис­ле и по сель­ско­му хозяй­ству. Неко­то­рые пола­га­ют, что для чет­вер­той части сво­их «Геор­гик» Вер­ги­лий исполь­зо­вал сочи­не­ние Гиги­на (об этом пишет Колу­мел­ла, I, 1, 13, заме­тив­ший, что Гигин был чем-то вро­де дядь­ки, qua­si pae­da­go­gus, для Вер­ги­лия, заста­вив­ше­го нау­ку о сель­ском хозяй­стве гово­рить сти­ха­ми). Август, стре­мив­ший­ся воз­ро­дить в рим­ском обще­стве издрев­ле свой­ст­вен­ную рим­ля­нам любовь к зем­леде­лию, не слу­чай­но, таким обра­зом, избрал Юлия Гиги­на для руко­вод­ства круп­ней­шей пуб­лич­ной биб­лио­те­кой. По-види­мо­му, к Юлию Гиги­ну (не назы­вая его, одна­ко, по име­ни) обра­ща­ет­ся Овидий в «Печаль­ных эле­ги­ях» (III, 14), умо­ляя его при­нять под свое покро­ви­тель­ство свои сочи­не­ния — кро­ме одно­го, а имен­но «Искус­ства люб­ви», при­нес­ше­го столь вели­кий вред авто­ру. Эта 14 эле­гия замы­ка­ет третью кни­гу «Печаль­ных эле­гий». В этом после­сло­вии автор печа­лит­ся о судь­бе сво­его про­из­веде­ния, подоб­но Гора­цию, кото­рый в 20-м посла­нии, послед­нем в пер­вой кни­ге его «Посла­ний», выска­зы­ва­ет свои мыс­ли отно­си­тель­но судь­бы, ожи­даю­щей его кни­гу.

Август осно­вал и дру­гую биб­лио­те­ку, в пор­ти­ке Окта­вии, как сооб­ща­ет Све­то­ний в его био­гра­фии (29). Ее воз­глав­лял некий Мелисс, воль­ноот­пу­щен­ник Меце­на­та, поль­зо­вав­ший­ся покро­ви­тель­ст­вом и само­го импе­ра­то­ра. Биб­лио­те­ка была назва­на так в честь сест­ры Авгу­ста, и в Риме ее обыч­но назы­ва­ли «Биб­лио­те­ка Окта­вии»²². В ней хра­ни­лись гре­че­ские и латин­ские кни­ги. Несмот­ря на то, что при стро­и­тель­стве этой биб­лио­те­ки были при­ня­ты про­ти­во­по­жар­ные меры, она сго­ре­ла в 80 г. н. э. Све­то­ний в био­гра­фии Доми­ци­а­на рас­ска­зы­ва­ет, как этот импе­ра­тор пытал­ся вос­ста­но­вить биб­лио­те­ки Рима, постра­дав­шие от пожа­ров, с помо­щью книж­ных богатств Алек­сан­дрии, куда были посла­ны люди спе­ци­аль­но для пере­пис­ки и редак­ти­ро­ва­ния книг.

В био­гра­фии Тибе­рия (гл. 74) Све­то­ний рас­ска­зы­ва­ет о стро­и­тель­стве хра­ма «боже­ст­вен­но­го Авгу­ста», кото­рое было нача­то вдо­вой Авгу­ста Ливи­ей и закон­че­но Кали­гу­лой. Храм этот назы­ва­ли про­сто «Новый храм» (Templum no­vum). В этом хра­ме Тибе­рий открыл биб­лио­те­ку, посвя­щен­ную Музам²³. Мар­ци­ал, обра­ща­ясь к сво­ей кни­ге, кото­рую он посы­лал в Рим из дале­кой Испа­нии, велит ей сме­ло отправ­лять­ся к поро­гу «Ново­го хра­ма»:

Воль­но к поро­гу иди ты чти­мо­му Ново­го хра­ма, Где обре­та­ет при­ют хор пие­рий­ский опять…

XII, 3

с.200 Импе­ра­то­ры после­дую­щих дина­стий, сме­нив­шие Юли­ев-Клав­ди­ев, так­же стре­ми­лись уве­ко­ве­чить свои име­на откры­ти­ем новых биб­лио­тек. Вес­па­си­ан исполь­зо­вал для этой цели храм Мира, постро­ен­ный в 75 году в память победы над Иуде­ей. «Биб­лио­те­ка Мира», как ста­ли ее назы­вать в Риме, вско­ре при­об­ре­ла широ­кую извест­ность; в ней сохра­ня­лись глав­ным обра­зом про­из­веде­ния уче­ных грам­ма­ти­ков. Это был про­об­раз науч­ной биб­лио­те­ки со спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ным про­фи­лем²⁴. Из одно­го заме­ча­ния Тре­бел­лия Пол­ли­о­на (Hist. Aug. trig. tyr., 31, 10) вид­но, что она суще­ст­во­ва­ла еще в III веке нашей эры, и там соби­ра­лись лите­ра­то­ры и грам­ма­ти­ки для уче­ных бесед.

Рис. 30. Импе­ра­тор Вес­па­си­ан Фла­вий (годы прав­ле­ния 69—79 нашей эры). Копен­га­ген, Глип­то­те­ка.

Импе­ра­тор Тра­ян осно­вал назван­ную его име­нем «Уль­пи­е­ву биб­лио­те­ку», кото­рая вна­ча­ле рас­по­ла­га­лась на фору­ме Тра­я­на²⁵; позд­нее, соглас­но Фла­вию Вопис­ку (Prob. II, 2), она была пере­не­се­на в Тер­мы Дио­кле­ти­а­на²⁶. Она про­дол­жа­ла суще­ст­во­вать еще в пятом веке нашей эры, и в ней сохра­ня­лись обыч­ные два отде­ле­ния, для гре­че­ских и латин­ских книг. Вописк в био­гра­фии импе­ра­то­ра Таци­та (гл. 8) упо­ми­на­ет о кни­ге из сло­но­вой кости, кото­рая хра­ни­лась там в шестом шка­фу (сле­до­ва­тель­но, шка­фы в этой биб­лио­те­ке были с.201 про­ну­ме­ро­ва­ны!²⁷). В этой кни­ге был запи­сан сена­тус­кон­сульт, под­пи­сан­ный рукой само­го импе­ра­то­ра Таци­та. В био­гра­фии Авре­ли­а­на (I, 7—10) Вописк вновь упо­ми­на­ет об этой биб­лио­те­ке, рас­ска­зы­вая о том, как пре­фект Рима Юний Тибе­ри­ан при­ка­зал выдать исто­ри­ку так назы­вае­мые «полот­ня­ные кни­ги», содер­жав­шие запи­си о дея­ни­ях импе­ра­то­ра (запи­си эти дела­лись по при­ка­зу само­го Авре­ли­а­на). Здесь же Вописк сооб­ща­ет о наход­ке важ­но­го доку­мен­та — пись­ма «боже­ст­вен­но­го Вале­ри­а­на», ока­зав­ше­го­ся все в той же Уль­пи­е­вой биб­лио­те­ке. Мы впра­ве поэто­му пред­по­ло­жить, что эта биб­лио­те­ка носи­ла офи­ци­аль­ный харак­тер — в ней хра­ни­лись доку­мен­ты государ­ст­вен­ной важ­но­сти и архи­вы цеза­рей. Но государ­ст­вен­ным архи­вом, по всей види­мо­сти, она все же не была. В уже упо­ми­нав­шей­ся здесь био­гра­фии Авре­ли­а­на гово­рит­ся, как об осо­бо суще­ст­во­вав­ших архи­вах город­ской пре­фек­ту­ры Рима (IX, 1).

Круп­ней­шая биб­лио­те­ка была осно­ва­на импе­ра­то­ром Кон­стан­ти­ном в Кон­стан­ти­но­по­ле. Впо­след­ст­вии она была уве­ли­че­на ста­ра­ни­я­ми Кон­стан­ция и Фео­до­сия II. В V веке она заклю­ча­ла в себе более 120000 книг, сре­ди кото­рых были уни­каль­ные экзем­пля­ры — как, напри­мер, огром­ный сви­ток из пер­га­ме­на дли­ной око­ло 37 мет­ров, на кото­ром золоты­ми бук­ва­ми были запи­са­ны поэ­мы Гоме­ра «Или­а­да» и «Одис­сея» (Zo­nar., XIV, 2).

Обла­да­ли биб­лио­те­ка­ми и про­вин­ци­аль­ные горо­да огром­ной рим­ской импе­рии. Наи­бо­лее выдаю­щи­ми­ся были кни­го­хра­ни­ли­ща таких горо­дов, как Афи­ны, Коринф, Дель­фы, Смир­на, Гали­кар­насс и мно­гих дру­гих, обла­дав­ших древни­ми куль­тур­ны­ми тра­ди­ци­я­ми. Очень часто биб­лио­те­ки были соеди­не­ны с гим­на­си­я­ми, что кос­вен­ным обра­зом под­твер­жда­ет ту боль­шую роль, кото­рую эти биб­лио­те­ки игра­ли в обра­зо­ва­нии моло­до­го поко­ле­ния. Но, конеч­но, самое боль­шое коли­че­ство пуб­лич­ных биб­лио­тек нахо­ди­лось в горо­де Риме — в пери­од от Авгу­ста до Адри­а­на общее чис­ло их достиг­ло 28²⁸.

Эти биб­лио­те­ки име­ли осо­бый штат обслу­жи­ваю­ще­го пер­со­на­ла. Во гла­ве каж­дой из них сто­я­ли про­ку­ра­то­ры, как мож­но увидеть из тех рим­ских над­пи­сей, кото­рые име­ют отно­ше­ние к биб­лио­теч­но­му делу. Этим чинов­ни­кам под­чи­ня­лись рабы, при­над­ле­жав­шие государ­ству или импе­ра­тор­ско­му дому. Стар­ший из них носил зва­ние маги­ст­ра. С эпо­хи Клав­дия мы нахо­дим ука­за­ния на суще­ст­во­ва­ние цен­тра­ли­зо­ван­но­го управ­ле­ния импе­ра­тор­ски­ми биб­лио­те­ка­ми Рима во гла­ве с с.202 «про­ку­ра­то­ром биб­лио­тек». При Адри­ане эту долж­ность зани­мал извест­ный фило­лог Л. Юлий Вестин, ранее быв­ший гла­вой Алек­сан­дрий­ско­го Музея. Отсюда мы впра­ве заклю­чить, что эта долж­ность пре­до­став­ля­лась людям нау­ки. Суще­ст­во­ва­ли и спе­ци­аль­ные лица, следив­шие за поряд­ком в биб­лио­теч­ных поме­ще­ни­ях («вилик биб­лио­те­ки»)²⁹.

Послед­нее упо­ми­на­ние о пер­со­на­ле импе­ра­тор­ских биб­лио­тек содер­жит­ся в кодек­се Фео­до­сия (XIV, 9, 2). Это эдикт импе­ра­то­ра Вален­та от 372 года «Об анти­ква­ри­ях и хра­ни­те­лях Кон­стан­ти­но­поль­ской биб­лио­те­ки». Там в чис­ле про­чих мер пред­пи­сы­ва­ет­ся назна­чить четы­рех гре­че­ских и трех латин­ских анти­ква­ри­ев, спе­ци­а­ли­стов по рестав­ра­ции и пере­пис­ке ста­рин­ных книг, для изготов­ле­ния новых книг и вос­ста­нов­ле­ния ста­рых.

Мно­го­чис­лен­ные кни­го­хра­ни­ли­ща, част­ные и обще­ст­вен­ные, рас­се­ян­ные по горо­дам рим­ской импе­рии, гово­рят о воз­рос­шей роли обра­зо­ва­ния в дрях­ле­ю­щем гре­ко-рим­ском мире. Повсюду воз­ни­ка­ют учеб­ные заведе­ния повы­шен­но­го типа, где пре­по­да­ют, как пра­ви­ло, гре­че­ские про­фес­со­ра, рито­ры, лите­ра­то­ры, исто­ри­ки и фило­со­фы. Одним из наи­бо­лее выдаю­щих­ся был Дио­ни­сий Гали­кар­насский, посе­лив­ший­ся в Риме после граж­дан­ских войн и пре­по­да­вав­ший там свы­ше двух десят­ков лет. Он был вели­ко­леп­ным лите­ра­тур­ным кри­ти­ком и оста­вил нам бле­стя­щие очер­ки, посвя­щен­ные твор­че­ству Фукидида, Демо­сфе­на и дру­гих древ­них ора­то­ров и писа­те­лей. Он глу­бо­ко инте­ре­со­вал­ся и древ­ней исто­ри­ей Рима, оста­вив нам «Рим­скую архео­ло­гию».

Вплоть до самых позд­них вре­мен импе­рии про­дол­жа­ли жить древ­ние фило­соф­ские шко­лы, в кото­рых учи­лись юно­ши из обес­пе­чен­ных семейств Рима и Ита­лии, Испа­нии и Гал­лии, Север­ной Афри­ки и горо­дов про­вин­ции Ахайи, как ста­ла назы­вать­ся мате­ри­ко­вая Гре­ция. Глав­ны­ми цен­тра­ми про­све­ще­ния по-преж­не­му оста­ва­лись Алек­сан­дрия, Афи­ны, Родос. Как мет­ко заме­тил неко­гда Гиб­бон, «самый послед­ний из афи­нян обла­дал живо­стью ума, изя­ще­ст­вом вку­са и язы­ка, при­выч­кой к обще­нию и, по край­ней мере на сло­вах, неко­то­ры­ми при­зна­ка­ми того душев­но­го вели­чия, каким обла­да­ли его пред­ки».

«Нахо­див­ши­е­ся в город­ских пред­ме­стьях ака­де­мия пла­то­ни­ков, лицей пери­па­те­ти­ков, пор­тик сто­и­ков и сад эпи­ку­рей­цев были уса­же­ны дере­вья­ми и укра­ше­ны ста­ту­я­ми, а сами фило­со­фы, вме­сто того, чтобы запи­рать­ся в сво­ей шко­ле, как в мона­сты­ре, поуча­ли сре­ди широ­ких и кра­си­вых аллей, с.203 кото­рые отво­ди­лись в раз­лич­ные часы то на умст­вен­ные заня­тия, то на физи­че­ские»³⁰.

Кри­зис импе­рии, посте­пен­ное уга­са­ние обще­ст­вен­ной жиз­ни не мог­ли не отра­зить­ся на общем состо­я­нии куль­тур­но­го раз­ви­тия Рима. Образ­но срав­ни­вая исто­рию Рима с исто­ри­ей чело­ве­че­ской жиз­ни, Амми­ан Мар­цел­лин рису­ет кар­ти­ну дет­ства, юно­сти, воз­му­жа­ло­сти и стар­че­ской дрях­ло­сти Рима, сопро­вож­даю­щей­ся паде­ни­ем нра­вов. Дело дошло до того, — пишет он, — что в дом вме­сто фило­со­фа при­гла­ша­ет­ся певец, вме­сто настав­ни­ка в ора­тор­ском искус­стве — зна­ток актер­ско­го ремес­ла. «В то вре­мя как биб­лио­те­ки подоб­но клад­би­щам, закры­лись навсе­гда, фаб­ри­ку­ют­ся водя­ные музы­каль­ные инстру­мен­ты…» (XIV, 6, 18). Речь здесь, конеч­но, идет о част­ных биб­лио­те­ках, но общее паде­ние тону­са лите­ра­тур­ной жиз­ни не мог­ло не затро­нуть куль­ту­ру кни­ги вооб­ще.

Из всех памят­ни­ков антич­ной куль­ту­ры, накоп­лен­ных за дол­гие века ее раз­ви­тия, кни­ги ока­за­лись одним из самых рани­мых. В пла­ме­ни пожа­ров, под раз­ва­ли­на­ми древ­них хра­мов, раз­ру­шен­ных во вре­мя бур­ных собы­тий послед­них веков суще­ст­во­ва­ния Запад­ной Рим­ской импе­рии, погиб­ли тыся­чи книг: мно­гие про­из­веде­ния антич­ной лите­ра­ту­ры ока­за­лись утра­чен­ны­ми навсе­гда³¹. Но, веро­ят­но, еще боль­ший урон при­чи­ни­ли собра­ни­ям антич­ных книг неве­же­ство и зло­ба людей, раз­жи­гае­мые рели­ги­оз­ны­ми пред­рас­суд­ка­ми. Победив­шее в IV веке хри­сти­ан­ство рас­смат­ри­ва­ло (по край­ней мере, на пер­вых порах сво­его суще­ст­во­ва­ния) всю антич­ную лите­ра­ту­ру и соот­вет­ст­вен­но все «язы­че­ские» кни­ги как само­го закля­то­го вра­га. Памят­ни­ки антич­ной куль­ту­ры были неот­де­ли­мы от антич­ной мифо­ло­гии (и тем самым — антич­ной рели­гии), и тол­пы хри­сти­ан­ских фана­ти­ков уни­что­жа­ли не толь­ко «язы­че­ские» капи­ща, но и все то, что в них хра­ни­лось, стре­мясь вытра­вить вся­кое упо­ми­на­ние о гре­ко-рим­ских богах. Свет­ские биб­лио­те­ки посте­пен­но исче­за­ют, и их место зани­ма­ют цер­ков­ные хри­сти­ан­ские биб­лио­те­ки с их спе­ци­фи­че­ской лите­ра­ту­рой. С какой реши­тель­но­стью отвер­га­лось все свя­зан­ное с древ­ней антич­ной куль­ту­рой, вид­но из сочи­не­ний ран­не­го апо­ло­ге­та хри­сти­ан­ства Тер­тул­ли­а­на. В трак­та­те «Об идо­ло­по­клон­стве» он дока­зы­вал, что хри­сти­а­нам не сле­ду­ет зани­мать­ся искус­ст­вом (ибо объ­ек­том искус­ства все­гда были язы­че­ские боги), архи­тек­ту­рой (для изу­че­ния кото­рой надо пости­гать стро­е­ние язы­че­ских с.204 хра­мов), а так­же пре­по­да­ва­тель­ской дея­тель­но­стью (ибо в шко­лах чита­ют язы­че­ских авто­ров).

Но вме­сте с тем, было бы упро­ще­ни­ем и в конеч­ном сче­те серь­ез­ной ошиб­кой сво­дить роль хри­сти­ан­ства толь­ко к нега­тив­ным резуль­та­там. В нед­рах ран­не­хри­сти­ан­ской «все­лен­ской» церк­ви очень рано заро­ди­лось и полу­чи­ло рас­про­стра­не­ние иное направ­ле­ние, стре­мив­ше­е­ся при­ми­рить хри­сти­ан­ство с антич­ной куль­ту­рой. Дея­те­ли это­го направ­ле­ния при­над­ле­жа­ли к чис­лу высо­ко­об­ра­зо­ван­ных людей, пре­крас­но созна­вав­ших истин­ную цен­ность памят­ни­ков антич­ной лите­ра­ту­ры и искус­ства; поэто­му они при­ла­га­ли нема­ло уси­лий, чтобы спа­сти дра­го­цен­ные релик­вии про­шло­го от фана­тиз­ма сво­их еди­но­вер­цев. Раз­ви­тие новой хри­сти­ан­ской лите­ра­ту­ры, услож­не­ние дог­ма­тов хри­сти­ан­ско­го веро­уче­ния, тео­ло­ги­че­ские дис­кус­сии, для кото­рых было необ­хо­ди­мо овла­де­ние при­е­ма­ми древ­ней рито­ри­ки — все это тре­бо­ва­ло от вер­хуш­ки цер­ков­но­го кли­ра высо­ко­го обще­об­ра­зо­ва­тель­но­го уров­ня³². У обра­зо­ван­ных хри­сти­ан ста­ли воз­ни­кать «трой­ные» биб­лио­те­ки — «рим­ская», где хра­ни­лись про­из­веде­ния лите­ра­ту­ры на латин­ском язы­ке, «атти­че­ская» — с про­из­веде­ни­я­ми гре­че­ских авто­ров, и хри­сти­ан­ская. Об одной такой биб­лио­те­ке рас­ска­зы­ва­ет Сидо­ний Апол­ли­на­рий (Ep., IV, 11, 6).

Ука­зан­но­му направ­ле­нию в ран­не­хри­сти­ан­ской идео­ло­гии (одним из вид­ных дея­те­лей кото­ро­го был так­же Кас­си­о­дор Сена­тор, о кото­ром гово­ри­лось выше — см. гла­ву VIII) было суж­де­но про­не­сти све­точ куль­ту­ры сквозь дол­гий мрак сред­не­ве­ко­вья, пока он не зажег­ся новым ярким све­том в эпо­ху Воз­рож­де­ния³³.