СПб. Типография Балашева и Ко, 1896.
Извлечено из Журнала Министерства Народного Просвещения за 1894—1896 гг.
(постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам)
с.176
После воинственного Тулла Гостилия, по рассказу царской истории, вступил на престол Анк Марций. Справедливостью своею и миролюбием он походил на Нуму Помпилия. Обе с.177 черты характера особенно ярко выступают в установлении им в Риме правил фециалов об объявлении справедливой войны (bellum iustum, aequum). В особенности забота фециалов была направлена на то, чтобы вина начинания войны ложилась на неприятелей. Римский народ поэтому приступал к объявлению войны не иначе, как употребив все средства к примирению. Когда чужой народ нападал на римскую область и увозил оттуда пленных или имущество, фециалы сначала предлагали примирение, требуя возвращения похищенного имущества (res repetere). В случае же невозможности доставить имущество обратно его собственникам, прибегали к последней принудительной мере, объявлению войны. Мы видели в введении нашем, что этиологические соображения о началах правил фециалов привели к созданию одной легендарной личности, которой возможно было правдоподобно приписать введение права фециалов. Эту вымышленную личность наименовали «приносителем имущества», Fertor Resius, так как доставление похищенного имущества составляло наиболее важную, в практическом отношении, обязанность фециалов. Общая же идея фециального права заключалась в соблюдении справедливости (aequum colere); поэтому нашли подходящим Фертора Резия величать царем эквиколов, rex Aequicolorum, как бы уважателей справедливости. Водворение права фециалов в Риме приписывалось другому царю, четвертому царю Рима, Анку Марцию1. Деятельность римских фециалов, следовательно, брала с.178 свое начало от двух личностей, Анк Марций не только установитель фециального права, но является в летописном рассказе и воплощением справедливости и мирных принципов этого права, начиная войны с соседними народами не иначе как вследствие их несправедливости и прилагая всячески старание к мирному соглашению. Задавая себе вопрос о происхождении образа Анка Марция, мы невольно остановились на мысли, не следует ли в нем признать нечто вроде чисто римского двойника Фертора Резия, с которым он разделяет заслугу установления фециального права и особливое уважение к справедливости. При разборе преданий о началах других жреческих коллегий мы встречались с несколькими примерами раздвоения легендарных учредителей. В предании о салиях первообраз деятельности коллегии, как мы видели, раздвоился на кузнеца Мамурия и на царя вейского Моррия. В легенде о луперках параллельно с Ромулом являются Целер и Фабий. Итак считаем возможным, что и Фертор Резий и Анк Марций — отпрыски, так сказать, одного корня, произведения одной и той же этиологической идеи. Ходячий рассказ, в котором тому и другому уделяется известная часть основания фециалов, легко мог составиться из контаминации двух параллельных преданий. В пользу такого заключения говорит имя римского царя, разбором которого мы и думаем заняться.
Подобно именам Romulus, Remus, Numa, Tullus, имя Ancus также не встречается в числе употребительных или действительных римских praenomina2. Легендарный царь — единственный с.179 пример этого имени. Есть, следовательно, некоторое основание думать, что это — искусственное имя собственное, вроде имени Fertor, то есть, малоупотребительное, старинное имя нарицательное, которому дан вид собственного. Нарицательное значение слова Ancus разбиралось уже римскими учеными. Валерий производил его от греческого ἀγκών, локоть: Ancus — человек, у которого локоть не сгибается, криворукий. С этим толкованием согласился и Фест или Веррий Флакк3. У того же Феста, однако, встречалось еще второе сближение, со словом ancilla: служанки назывались ancillae от царя Анка Марция, потому что он раз взял в плен большое число служанок. Этой нелепой этимологии в эпитоме Павла (стр. 19) противополагается другая: слово ancilla происходит от anculare, как в старину говорили вместо ministrare, отчего и есть боги и богини, называемые Anculi и Anculae. Действительно, как servulus servula уменьшительные от servus serva, так и anculus ancula (ancilla) могут быть уменьшительными от ancus. Следует ли однако признать Анка служителем, например, служителем Марса (Ancus Martius), как думает Ваничек (Griech.-lat. etym. W. 3), или представителем служилого сословия, плебса, по догадке Швеглера (
Образ Анка Марция, возникший, по нашему заключению, в духовной легенде о начале фециалов и их права, из нее был перенесен в историю начального развития римского государства. Роль царя-основателя из духовной сферы была распространена на государственно-политическую. Эта переработка, без сомнения, состоялась уже при первой редакции царской истории древнейшим с.181 составителем летописи. Не сомневаемся, поэтому, что все сообщения о деяниях Анка Марция должно отнести к области исторического вымысла, руководимого соображениями о вероятном развитии города Рима и римского государства. Немного иначе на историю Анка смотрел Швеглер (
Традиционную историю царя Анка Марция Швеглер называет исторической конструкцией. Государственно-политической конструкцией, по соображениям Швеглера, оказалась также история Ромула и Нумы Помпилия, насколько она относилась к государственно-политической сфере. Автор этой последней исторической конструкции построил ее на одной главной идее, желая представить в правдоподобном виде, как были положены первые основы политических и военных учреждений Рима — Ромулом, а духовных — Нумою Помпилием. Затем мы видели, что тот же автор первой исторической переработки духовной легенды изобразил Тита Тация основателем пригородного или «сабинского» селения, а Тулла Гостилия — «албанского» селения на Целии. Мы вправе ожидать, что при конструкции истории Анка Марция автор исторической легенды руководился подобной же общей мыслью. Если бы удалось открыть такую мысль, то, в свою очередь, она могла бы служить лучшим доказательством искусственного характера предания, вернейшим признаком исторической конструкции. У Швеглера мы действительно находим попытку группировки сообщений об Анке Марции вокруг одного общего центра: «Анк Марций», говорит он (
Против объяснения Швеглера напрашивается несколько возражений. Прежде всего, в наших источниках ничего не сказано об образовании плебса при Анке Марции. Мы, конечно, допускаем возможность, что автор царской истории, не называя Анка учредителем плебса, все-таки руководился этой мыслью при сообщении своем о заселении Анком Авентинской горы и долины Мурции. Дело однако в том, что ему, вероятно, даже и на ум не пришло задуматься о начале плебса. Моммзен констатирует, как несомненный общий факт, что вся древняя наука воздержалась от всяких догадок о происхождении плебса7, в противоположность, прибавим, современной науке, с.184 в которой, как известно, этот вопрос сделался любимым поприщем для догадок. Равнодушие римской анналистики и антикварной науки к вопросу о происхождении плебса, нам кажется, вполне понятно. Если под plebs разуметь толпу, простой народ, то существование такового в Риме разумелось само собою и не нуждалось ни в каком особом объяснении. Не было ведь города, в котором бы не имелось как знатных людей, так и простого народа. Другое дело, конечно, если смотреть на plebs как на политическую корпорацию. В этом смысле плебс впервые организовался, по установленному летописному рассказу, не ранее чем в 494г. до Р. Х., в шестнадцатый год республики. Пуститься в догадки, кем из царей было положено начало римского плебса, по всему вероятию, никому в голову не могло прийти; тем менее, конечно, вероятно, чтобы на этой мысли могли построить целую историческую конструкцию, как это предполагал Швеглер.
Формула, предлагаемая Швеглером для объяснения генезиса лжеисторического рассказа об Анке Марции, не только сама по себе очень невероятна, но кроме того она совсем не вяжется с большинством фактов, сообщаемых об Анке Марции. Допустим, что Анку, как воображаемому патрону и учредителю плебса, было бы вполне естественно приписывать основание плебейского квартала на Авентине и в долине Мурции; но какое же, спрашивается, отношение к плебсу могли иметь, например, основание Остии, приобретение леса Мезии, постройка моста на Тибре и тому подобные факты? Они никоим образом не подходят под формулу Швеглера и история четвертого царя остается при ней по-прежнему сводом бессвязных сообщений, в котором не видно ни малейшего следа сознательной исторической конструкции. Итак, одно из двух: или мы должны отказаться от мысли разобраться в известиях об Анке Марции, или же мы должны подвести их под другой общий генетический знаменатель. С этой последней целью мы занялись новым рассмотрением вопроса, результаты которого сводятся к следующим заключениям. Сообщения об Анке Марции можно разделить на три группы. Первая из них извлечена из первоначальной духовной легенды, в которой Ancus Marcius, «приноситель захваченных вещей», являлся легендарным учредителем и первообразом фециалов. В связи с этим представлением находятся следующие о нем исторические сообщения: 1) Анк Марций установил правила священнодействия фециалов (ius fetiale); 2) он с.185 перестроил и увеличил храм Юпитера Феретрия, основанный уже Ромулом8. В этом храме фециалы сохраняли свои священные принадлежности, скипетр Юпитера и камни (silices), служившие для скрепления союзов9. 3) Как мы уже сказали, Анк своим миролюбием и справедливостью представлял олицетворение тех принципов, которые легли в основу деятельности фециалов. Он не уклонялся от войн, но решался на объявление их не ранее, чем приняты были все меры к примирению, и только по самым справедливым причинам. Таким образом, по рассуждению Ливия, характер Анка представлял собою нечто среднее между Ромулом и Нумою. В этой характеристике его царства сказывается влияние первоначального образа Анка Марция, заимствованного из духовной легенды.
Совсем другого происхождения вторая группа сообщений, принадлежащая к чисто историческому слою вымысла. В этот разряд сообщений мы ставим следующие деяния: 1) основание Остии, римского морского порта (см. цитаты, собранные Швеглером 1, 600); 2) постройку первого моста чрез Тибр и укрепление Яникула для защиты моста (1, 601); 3) приобретение от вейенцев леса Мезии (silva Maesia или Messia) и других корабельных лесов римской общины (Ливий, 1, 53 silva Maesia Veientibus adempta; Цицерон, Rep. 2, 18, 33 silvas maritimas omnes publicavit quas ceperat; Авр. Викт. Vir. ill. 5, 2 silvas ad usum navium publicavit); 4) приобретение или устройство соляных копей (salinae), принадлежавших с тех пор к имуществу римского народа (Швеглер 1, 600). Эти четыре «деяния» между собой связаны одной общей мыслью, которая, по-видимому, вполне ускользнула от внимания Швеглера. Четыре вещи, прибавленные Анком Марцием к имуществу римского народа: морской порт, мост, корабельные леса и соляные копи, очевидно, соответствуют четырем источникам государственных доходов (vectigalia): 1) с кораблей, входящих в порт, взималась плата в пользу римского государства, а также со всех товаров, привозимых или провозимых через морской порт (portorium maritimum)10; 2) portoria, мостовые сборы, брались также с.186 за проезд через мосты11; 3) собственностью римского государства были леса (silvae caeduae), из которых продавались строительные материалы, особенно для постройки кораблей; за право устройства в государственных лесах смолокурен, кроме того, взимался известный сбор (vectigal picariarum)12; 4) эксплуатация соляных копей принадлежала государству; оно получало от них vectigal salinarum, отдавая копи в аренду откупщикам (salinatores). Государство при этом заботилось о том, чтобы соль, как предмет самого общего и необходимого потребления, не вздорожала не в меру. История соляного сбора в Риме вопрос довольно запутанный, решаемый различным образом у Марквардта (R. St.-V. 2, 160) и у Моммзена (R. St.-R., 2, 440,
К происхождению государственного имущества относились, может быть, еще другие деяния Анка Марция, о чем судить труднее при недостаточном знакомстве нашем с более древним состоянием этого имущества. Так, например, считаем возможным, что отсюда произошло сообщение о присоединении к городу при Анке Марции Авентина и долины Мурции. В римской летописи упоминалось о том, что Авентинская гора еще в исторические времена находилась во владении общины. В 455 г. до Р. Хр., по предложению трибуна Ицилия, издан был закон de Aventino publicando (Лив., 3, 31, 1; 32, 7), подробности о котором сообщаются Дионисием (10, 31 и 32). Гора до тех пор была общинной землею (ager publicus), а отчасти ее успели захватить патриции для постройки на ней домов. Закон Ицилия уничтожил эти незаконные захваты и восстановил право собственности общины с тем, чтобы раздавать землю плебеям на постройку домов. Хотя в рассказе Дионисия замечается прикраска времен Гракхов и вызванного последними аграрного движения, общий факт принадлежности Авентина к древним loca publica остается вне сомнения. Подобные loca publica, принадлежавшие к имуществу римского государства, отдавались на постройку домов частным лицам за известную плату13. Этой подати (vectigal solarium) подлежали также те, которые застроили домами общественные места без разрешения, но и без определенного запрета (nemine prohibente); магистрат, заведующий общественными работами, был с.188 обязан, если места понадобились государству, сломать дома, а в случае ненадобности или неудобства столь резкой меры взыскивать vectigal solarium14. Из сообщения Дионисия явствует, что одна часть домовладельцев на Авентине была оставлена в своих правах и изъята из конфискации, как bona fide possidentes (ἐκ δικαίου κτησάμενοι); позволительно думать, что такое право владения выражалось в плате законной почвенной подати (solarium). Начало этой законной застройки одной части горы и начало почвенной подати, вероятно, имелось в виду при сообщении о застройке Авентина Анком Марцием.
К регулярным доходам римского государства принадлежали еще сборы с частных лиц за пользование клоаками и водопроводами (vectigal cloacarium, pro aquae forma)15. В дошедшей до нас царской истории устройство клоак приписывается двум Тарквиниям, но, кажется, была также версия предания, согласно которой в этом деле участвовал уже Анк Марций. Ливий считает, что его делом был «ров квиритов» (Quiritium fossa)16. О Quiritium fossa или fossae в позднейшем Риме, очевидно, имелись лишь самые смутные понятия. Ливий считает их крепостным рвом Рима, хотя о крепостных постройках Анка нет вовсе речи во всем предании. Ио мнению Феста, Quiritium fossae вообще не находились в Риме, а в Остии17: Аврелий Виктор, у которого уцелели некоторые анналистические сообщения сравнительно древнего происхождения — через посредство, вероятно, эпиграфических евлогий — под Quiritium fossae прямо разумеет римские клоаки18. Может быть, это действительно было старинное название, если не всех, то одной с.189 части клоак. Громадные сооружения, вроде клоак или городских укреплений, казалось, не могли быть окончены в одно царствование. Поэтому, думаем, укрепление Рима, дело царя Сервия, отчасти было перенесено на Тарквиния Гордого, постройка же клоак, первоначально приписываемая Анку Марцию, распространена на преемника его, Тарквиния Старшего. Впоследствии возникла мысль, что столь громадное и трудное дело, как сооружение клоак, особенно самой большой, могло быть совершено только привлечением всего народа к барщине, на что указывало и название Quiritium fossae. Постройку cloacae maximae, следовательно, перенесли на Тарквиния Гордого и причислили к его притеснительным мерам.
Первый акведук Рима, как известно, построен был в 312 до Р. Хр. цензором Аппием Клавдием. До этого времени город снабжался водою из общих ключей и колодцев. Один из важнейших источников городского водоснабжения в древнейший период был так называемый Tullianum. По остроумной догадке Форхгамера, сделавшейся теперь общим достоянием науки, это здание получило название от слова tullius, ключ, бьющий фонтаном. Из этого tullius вода бьет ключом еще поныне, и остались также следы идущего от него подземного канала или водопровода19. Над ключом построен низкий свод, а над этим сводом еще другой, позднейшей постройки. После устройства акведуков Tullianum, вероятно, потерял свое значение для водоснабжения Рима и ему дали другое назначение, темницы. Заключенные обыкновенно содержались в верхнем здании, для этого, вероятно, построенном и поэтому преимущественно носившем название carcer. Постройка последнего прописывалась Анку Марцию, а постройка собственного, нижнего Tullianum, Сервию Туллию. Это основано на простой комбинация имен Tullianum и Tullius, комбинации впрочем довольно нелепой, так как Tullianum не моложе, а наоборот, как по назначению, так и по особенностям архитектуры, древнее карцера. Дело, вероятно, в том, что в первоначальном предании Анку приписывалась вся постройка, позднейшие же анналисты отделяли от нее Tullianum для Туллия. Достаточно будет указать на эти оставшиеся следы, сближающие Анка Марция с делом устройства клоак и древнейшего водоснабжения, чтобы найти в них лишнее подтверждение тому, что древнейший автор царской с.190 истории считал нужным относить к этому царю приобретение или устройство доходного имущества римского государства.
Третью группу сообщений об Анке Марции составляют его завоевания. По рассказу Ливия (1, 33) и Дионисия (3, 38), им были взяты латинские города Politorium, Tellenae, Ficana и Medullia. Сами города отчасти были разрушены, а жители переселены в Рим и присоединены к римскому населению. Несмотря на завоевание Анком, Медуллия второй раз является у Ливия (1, 38) в числе латинских городов, взятых Тарквинием Старшим. У последних есть одно общее свойство с городами, взятыми Анком. Большинство тех и других упоминаются в истории только этот единственный раз, по поводу завоевания и присоединения к Риму. Даже местоположение их было большей частью неизвестно уже позднейшим римским авторам. По всему вероятию, они лежали в части Лациума, окружавшей древнейшую римскую область. Недалеко от Рима лежали и города, завоевание которых приписывалось Ромулу. Завоевание всех этих соседних, впоследствии полузабытых или вполне забытых городов, начинается с Ромула и прекращается при Тарквинии Старшем. Оно прерывается в мирное царствование Нумы Помпилия и при Тулле Гостилии, без того уже занятом завоеванием Альбы Лонги. Соединяя все эти города, мы получаем список двенадцати городов завоеванных тремя царями: Caenina, Antemnae, Crustumerium — Ромулом, Politorium, Tellenae Ficana [Medullia] — Анком, Corniculum, Ficulea vetus, Cameria [Crustumerium], Ameriola, Medullia, Nomentum — Тарквинием. В общем позволительно предположить, что автор этих сообщений руководился тем или другим домыслом, распределяя присоединение этих двенадцати городов между царями, предшествовавшими Сервию Туллию. Каким именно домыслом, это конечно трудно отгадать при полной неизвестности того политического и правового отношения, в каком находились эти древнейшие подданные Рима. Мы можем только утверждать, что показание предания о присоединении наследия городов, завоеванных Ромулом и Анком, к числу римских граждан, вероятно, имело какую-нибудь реальную подкладку. Между приобретениями Тарквиния Старшего встречается город Nomentum (Ливий, 1, 38, 4; Дионисий, 3, 50). В 338 году, после латинской войны, жители Номента приняты были в число римских граждан, на тех же правах, как с.191 ланувийцы20. Ливий не определил в точности характера права гражданства (civitas), дарованного последним. Так как он несколькими строками ниже право, дарованное Капуе, Фундам и т. д., прямо называет civitas sine suffragio, то простое civitas в первом месте могло бы иметь значение полноправного гражданства, что признается и Моммзеном (R. St.-R. 3, 177). С другой стороны, в эпитоме из Феста (стр. 127) Lanuvini и Tusculani поставлены в одну категорию с Fundani, Formiani, Cumani, которые у Ливия названы cives sine suffragio. Моммзен (1, 573) остановился на том, что civitas у Ливия следовало бы заменить термином civitas sine suffragio, с чем нельзя не согласиться и нам. Этим, однако, думается, не решен весь вопрос, не дано в особенности объяснения только что упомянутой глоссы Феста21.
с.192 Если взглянуть на слова Феста без всякой предвзятой мысли, то в них сказано, что первоначально было два разряда муниципий или общин, пользовавшихся римским правом гражданства без права голоса. В одних общинах это право распространялось не на всех жителей, а только на тех, которые из своего родного города переселились в Рим. Вторые же общины поголовно получали гражданское право. В числе первых находились, по свидетельству Феста, между прочим Тускулум и Ланувий. Следовательно, дарование права гражданства первому городу вскоре после 381 года, а второму в 338 году состояло в распространении на все население городов тех прав, которыми до тех пор пользовались одни переселенцы из Тускулума и Ланувия. Смеем думать, что и civitas, дарованная Номентуму в 338 году по примеру Ланувия, имело то же самое значение, а еще ранее город Номентум пользовался равными правами с Ланувием, то есть жители его, переселявшиеся в Рим, принимались в число римских граждан. Отсюда проливается немало с.193 света на положение также других городов, в древнейшие времена будто бы присоединенных к Риму. В особенности освещается сообщение, что жители городов, присоединенных Ромулом и Анком Марцием, были переселены в Рим и приняты в число римских граждан. Это очень похоже на этиологический рассказ с целью пояснить происхождение именно того рода права гражданства, о котором свидетельствует Фест, то есть получаемого путем переселения в Рим. Автору, полагаем, было известно, что переселенцы из двенадцати латинских городов имели право записаться в число римских граждан. Известно, что при производстве ценза римским гражданам cives sine suffragio записывались в отдельных списках, так называемых tabulae Caeritum22. Автор царской истории о праве двенадцати латинских общин мог узнать из старинных списков или цензорской инструкции или тому подобного документа. Так как о даровании права гражданства этим городам не имелось пометок в летописи, как, например, о даровании этого права Тускулуму и т. д., он заключил, что присоединение их к Риму совершилось в древнейшие времена, то есть в царские. Завоевание городов он разделил на три периода и отнес их к тем трем царям, до Сервия Туллия, которые нуждались в воинственных деяниях, то есть ко всем, кроме миролюбивого Нумы и Тулла Гостилия, на долю которого выпало завоевание Альбы Лонги. При дальнейших обработках анналов военная история царей потом обогатилась однообразными безрезультатными войнами с сабинянами, этрусками и т. д. Завоевание латинских городов прекратилось, по домыслу автора, с воцарением Сервия Туллия для того, вероятно, чтобы возможно было причислять вновь присоединенных римских граждан или полуграждан при первом цензе. Завоевания же последнего царя, как мы увидим впоследствии, имели уже совершенно другую подкладку.
Итак, мы приходим к общему заключению, что вся государственно-политическая история царствования Анка Марция построена на догадках более чем сомнительного достоинства. Автор их задался главной целью — связать с одним из записанных в жреческой легенде царских имен начало римского государственного хозяйства. Искусственность его соображений не нуждается в особом доказательстве. С одной стороны, государство не могло с.194 существовать целое столетие, при трех царях, без доходов или без государственного имущества. С другой стороны, совершенно искусственным является и то предположение, что из числа царей только один предавался заботе о государственном хозяйстве, да, сверх того, в продолжительное время царствования ничем другим почти не занимался, кроме приобретения доходного имущества. Построенную на такой искусственной конструкции историю автор прибавил вторым слоем к древнейшей легенде о царе-основателе духовной коллегии фециалов.
ПРИМЕЧАНИЯ