Простые люди древней Италии.

с.51

Пожа­ры были бичом древ­не­го Рима. Не сто­и­ло запи­сы­вать в лето­пи­си, что сго­ре­ло несколь­ко част­ных домов, но когда огнем уни­что­жа­ло целые рай­о­ны, то упо­мя­нуть о таком несча­стье лето­пи­сец счи­тал обя­за­тель­ным. В 213 г. до н. э. дотла выго­ре­ло все про­стран­ство от Авен­ти­на до Капи­то­лия; не оста­лось ни одно­го дома на Ярем­ной ули­це, оги­бав­шей Капи­то­лий; погиб­ло два древ­них хра­ма, постро­ен­ных, по пре­да­нию, еще Сер­ви­ем Тул­ли­ем. Через три года новый пожар вспых­нул в несколь­ких местах вокруг Фору­ма. На Фору­ме заго­ре­лись мастер­ские и лав­ки; сго­рел дом, где жили вестал­ки; едва уда­лось отсто­ять храм Весты, вели­чай­шую свя­ты­ню горо­да. Огонь пере­ки­нул­ся на сосед­ние дома, под­нял­ся на Капи­то­лий, уни­что­жил рынок, нахо­див­ший­ся меж­ду Свя­щен­ной Доро­гой и Арги­ле­том. Пожар 192 г., начав­шись с Коро­вье­го рын­ка, про­шел поло­сой до само­го Тиб­ра. В импе­ра­тор­ское вре­мя Рим горел неод­но­крат­но, но осо­бен­но страш­ным был пожар 64 г., при кото­ром постра­да­ло боль­ше поло­ви­ны горо­да: уце­ле­ло толь­ко четы­ре рай­о­на, три были срав­не­ны с зем­лей, в осталь­ных семи кое-где сто­я­ли полу­об­го­ре­лые и раз­ру­шен­ные зда­ния. Это оби­лие пожа­ров, этот широ­кий раз­лив огня объ­яс­ня­ют­ся рядом при­чин: харак­те­ром стро­и­тель­ства и выбо­ром стро­и­тель­ных мате­ри­а­лов, осо­бен­но­стя­ми пла­ни­ров­ки Рима и боль­ше все­го — быто­вы­ми усло­ви­я­ми рим­ской город­ской жиз­ни.

с.52 Дома в несколь­ко эта­жей были в Риме уже в кон­це III в. до н. э.; пол­то­рас­та лет спу­стя Цице­рон гово­рил, что город под­нял­ся в воздух. Для импе­ра­тор­ско­го Рима харак­тер­ны имен­но мно­го­этаж­ные, мно­го­квар­тир­ные дома (они назы­ва­ют­ся инсу­ла­ми). Печей в этих домах не было; рим­ляне зна­ли отоп­ле­ние горя­чим возду­хом, по край­ней мере с поло­ви­ны I в. до н. э., но хозя­ин инсу­лы устра­и­вал такое отоп­ле­ние самое боль­шее в несколь­ких ком­на­тах пер­во­го эта­жа, если рас­счи­ты­вал посе­лить­ся здесь сам или имел на при­ме­те состо­я­тель­но­го и выгод­но­го съем­щи­ка. Жиль­цы осталь­ных квар­тир обо­гре­ва­лись жаров­ня­ми, куда насы­па­ли круп­ный дре­вес­ный уголь или кла­ли мел­ко наруб­лен­ные чур­ки. В Риме быва­ет холод­но и сыро; для оби­та­те­лей инсул жаров­ня заме­ня­ла и печ­ку, и очаг, на кото­ром гото­ви­лась пища. Для осве­ще­ния слу­жи­ли све­тиль­ни­ки: гли­ня­ные или брон­зо­вые плош­ки, куда нали­ва­ли олив­ко­во­го мас­ла и встав­ля­ли один-два, а то и несколь­ко фити­лей. Малей­шая оплош­ность: кто-то впо­пы­хах неча­ян­но толк­нул жаров­ню — на пол выле­та­ла рас­ка­лен­ная голо­веш­ка; рас­ша­лив­ши­е­ся ребя­та опро­ки­ну­ли све­тиль­ник — мас­ло раз­ли­лось и вспых­ну­ло. Кру­гом дере­во: полы, две­ри, окон­ные став­ни. Пере­го­род­ки меж­ду ком­на­та­ми часто устра­и­ва­ли из пере­пле­тен­ных меж­ду собой веток; Вит­ру­вий назы­вал такие сте­ны факе­ла­ми. Мебель, осо­бен­но у людей небо­га­тых, была дере­вян­ной. Зани­ма­ет­ся стол, дверь — огонь пол­зет даль­ше, а тушить его нечем. Рим полон плес­ка, шума и шоро­ха воды; 14 водо­про­во­дов щед­ро снаб­жа­ют водой несколь­ко сотен бас­сей­нов и фон­та­нов, но по квар­ти­рам воды нет. Чтобы про­ве­сти воду к себе в дом, тре­бу­ет­ся спе­ци­аль­ное раз­ре­ше­ние импе­ра­то­ра; оно дает­ся лич­но тако­му-то и по смер­ти это­го чело­ве­ка отби­ра­ет­ся. Поэт Мар­ци­ал умиль­но выпра­ши­вал у Доми­ци­а­на раз­ре­ше­ния про­ве­сти воду в свой город­ской дом и свою заго­род­ную уса­деб­ку. Вла­де­лец инсу­лы, кото­ро­му раз­ре­ше­но полу­чить воду, может поста­вить во дво­ре колон­ку, откуда жиль­цы и будут брать для себя воду; может про­ве­сти ее в свою квар­ти­ру в пер­вом эта­же, но и толь­ко. Осталь­ное насе­ле­ние дома обхо­дит­ся без воды. Закон обя­зы­вал, прав­да, квар­ти­ран­тов дер­жать на слу­чай пожа­ра запас воды, но мно­го ли ее натас­ка­ешь на чет­вер­тый или пятый этаж, в малень­кую, тес­ную, заби­тую людь­ми квар­ти­ру, да и чем помо­жет какой-то деся­ток ведер сре­ди морем раз­лив­ше­го­ся пла­ме­ни. Пищи ему мно­го: дома с.53 в Риме сто­я­ли тес­но, один к дру­го­му впри­тык, часто с общей смеж­ной сте­ной; ули­цы были узки­ми (4—5 м шири­ны). Авл Гел­лий (писа­тель нача­ла II в. н. э.) рас­ска­зы­ва­ет, как мгно­вен­но на его гла­зах огонь с одной инсу­лы пере­ки­нул­ся на дру­гие дома — «все вокруг вспых­ну­ло и сли­лось в один огром­ный пожар».

Есте­ствен­но, что и город­ские вла­сти, и само насе­ле­ние были очень оза­бо­че­ны тем, как орга­ни­зо­вать борь­бу с пожа­ра­ми. В рес­пуб­ли­кан­ское вре­мя пожар­ной служ­бой веда­ли «ноч­ные три­ум­ви­ры»; «ноч­ны­ми» назы­ва­ли их пото­му, что осо­бая бди­тель­ность тре­бо­ва­лась от них имен­но по ночам. В рас­по­ря­же­нии их нахо­ди­лась пожар­ная коман­да, состав­лен­ная из государ­ст­вен­ных рабов. Была она, по-види­мо­му, не очень мно­го­чис­лен­ной, пото­му что бога­тые люди соби­ра­ли пожар­ные дру­жи­ны из сво­их рабов и за день­ги или даром пре­до­став­ля­ли их в рас­по­ря­же­ние город­ских вла­стей. Насе­ле­ние бед­ных квар­та­лов, кото­ро­му пожа­ры были осо­бен­но страш­ны, при­ни­ма­ло, конеч­но, энер­гич­ное уча­стие в туше­нии огня; очень веро­ят­но, что здесь состав­ля­лись доб­ро­воль­че­ские пожар­ные обще­ства, меж­ду чле­на­ми кото­рых зара­нее рас­пре­де­ля­лись обя­зан­но­сти при туше­нии пожа­ра и кото­рые обя­за­ны были являть­ся на пожар с пред­ме­том, зара­нее ука­зан­ным: кто при­бе­гал с вед­ром, кто с лест­ни­цей, кто с топо­ром. Стро­го­го поряд­ка и креп­кой орга­ни­за­ции тут не было, да и ноч­ные три­ум­ви­ры осо­бой рев­но­сти к сво­им обя­зан­но­стям, види­мо, не про­яв­ля­ли. Источ­ни­ки наши сооб­ща­ют, что их не раз при­вле­ка­ли к ответ­ст­вен­но­сти: то они забы­ли про­ве­рить посты пожар­ни­ков, то при­шли со сво­ей коман­дой на пожар тогда, когда поту­шить его уже не было воз­мож­но­сти. Пожар­ная служ­ба в Риме вре­мен рес­пуб­ли­ки была орга­ни­зо­ва­на пло­хо, а город меж­ду тем все раз­рас­тал­ся, непре­рыв­но стро­ил­ся, стя­ги­вал к себе все боль­ше и боль­ше людей. Сама жизнь тре­бо­ва­ла реор­га­ни­за­ции пожар­но­го дела. Август и взял­ся за нее.

В 6 г. н. э. в Риме вспых­нул огром­ный пожар, охва­тив­ший зна­чи­тель­ную часть горо­да; Август собрал для его туше­ния боль­шую пожар­ную дру­жи­ну, кото­рую думал в ско­ром вре­ме­ни рас­пу­стить, но «увидав на деле, как полез­на и необ­хо­ди­ма ее работа, отка­зал­ся от это­го наме­ре­ния». Так воз­ник в Риме вну­ши­тель­ный кор­пус пожар­ни­ков, состав­лен­ный из 7000 чело­век и полу­чив­ший наиме­но­ва­ние «бодр­ст­ву­ю­щих» (виги­ли). Кор­пус раз­ме­сти­ли с.54 по все­му горо­ду с таким рас­че­том, чтобы каж­дая тыся­ча пожар­ни­ков (когор­та) обслу­жи­ва­ла два смеж­ных рай­о­на (Рим был разде­лен Авгу­стом на 14 рай­о­нов); кро­ме того, в каж­дом рай­оне нахо­дил­ся еще кара­уль­ный пост, куда людей назна­ча­ли пооче­ред­но. Назва­ние «бодр­ст­ву­ю­щих» дано было не зря: пожар­ни­ки про­во­дят на ногах всю ночь; с водой, вед­ра­ми и топо­ра­ми ходят их пат­ру­ли по рай­о­ну и сра­зу же бро­са­ют­ся туда, где вспых­нул пожар, вызы­вая на помощь това­ри­щей. И началь­ни­ку кор­пу­са, пре­фек­ту виги­лей, спать не поло­же­но; вме­сте со сво­и­ми пожар­ни­ка­ми круг­лую ночь сну­ет он по горо­ду.

Август набрал пер­вый кор­пус пожар­ни­ков из доб­ро­воль­цев-отпу­щен­ни­ков, и в даль­ней­шем, по край­ней мере в тече­ние I в. н. э., состав его попол­нял­ся глав­ным обра­зом отпу­щен­ни­ка­ми. Это опре­де­ли­ло отно­ше­ние сво­бод­но­го рим­ско­го насе­ле­ния к пожар­ни­кам. «Бодр­ст­ву­ю­щие» орга­ни­зо­ва­ны на воен­ный лад: кор­пус их делит­ся на когор­ты, а когор­ты — на цен­ту­рии (сот­ни), как в рим­ском леги­оне; как и в леги­оне, сот­ней коман­ду­ет сот­ник (цен­ту­ри­он), а когор­той — три­бун, обыч­но ста­рый заслу­жен­ный леги­он­ный цен­ту­ри­он, кото­ро­го повы­ша­ют, назна­чая его три­бу­ном у пожар­ни­ков. Дис­ци­пли­на у них воен­ная, такая же стро­гая, как в леги­оне; срок служ­бы опре­де­лен­ный, как у сол­да­та; пожар­ник не сме­ет уйти, пока не отслу­жит поло­жен­ных ему 16 лет. И тем не менее их не счи­та­ют сол­да­та­ми, про­дви­же­ния по служ­бе для них нет. Они не могут перей­ти ни в леги­он, ни в «город­ские когор­ты», не гово­ря уже о пре­то­ри­ан­ской гвар­дии. Даже после зако­на 24 г. н. э., по кото­ро­му отпу­щен­ник, про­слу­жив­ший в пожар­ных частях шесть лет, полу­чал пол­ное рим­ское граж­дан­ство, почет­ная сол­дат­ская служ­ба леги­о­не­ра закры­та для пожар­ни­ка. К ним отно­сят­ся без ува­же­ния; их драз­нят насмеш­ли­вой клич­кой «ведер­нич­ков» (пожар­ни­ки совер­ша­ли свои обхо­ды неиз­мен­но с вед­ра­ми); их счи­та­ют низ­шей поро­дой людей. А служ­бу они несут тяж­кую, небла­го­дар­ную, нераз­луч­ную со смер­тель­ной опас­но­стью.

Пожар­ный инвен­тарь того вре­ме­ни вклю­чал в себя сле­дую­щие пред­ме­ты: руч­ные насо­сы, вед­ра, спле­тен­ные из спар­та (рас­те­ние, даю­щее очень креп­кие волок­на Spar­tus te­na­cis­si­mus L) и хоро­шо осмо­лен­ные, лест­ни­цы, длин­ные шесты, губ­ки, боль­шие лос­кут­ные оде­я­ла, сши­тые из кус­ков тол­стой гру­бой шер­стя­ной мате­рии — цен­то­ны, боль­шие тол­стые тюфя­ки (emi­tu­la), песок, уксус, топо­ры и с.55 крю­чья раз­ных видов и раз­ме­ров, пилы, баг­ры, бал­ли­сты — антич­ные «пуш­ки», с помо­щью кото­рых раз­би­ва­ли сте­ны оса­жден­ных горо­дов. Зачем пожар­ни­кам эти кам­не­ме­ты? Поче­му у них такое коли­че­ство инстру­мен­тов, пред­на­зна­чен­ных совер­шать работу раз­ру­ши­тель­ную? И поче­му в соста­ве каж­дой когор­ты име­ют­ся осо­бые отряды, спе­ци­аль­но обу­чен­ные тому, как эти­ми инстру­мен­та­ми дей­ст­во­вать? Дело в том, что тех­ни­ка пожар­но­го дела была в те вре­ме­на иной, чем теперь. Зада­чей пожар­ни­ков было, конеч­но, в первую оче­редь поту­шить огонь. Это уда­ва­лось дале­ко не все­гда, пото­му что тогдаш­ние насо­сы были очень несо­вер­шен­ны и не мог­ли пода­вать воду в таком коли­че­стве и такой силь­ной стру­ей, кото­рая мог­ла бы зага­сить силь­ный огонь. Когда люди виде­ли, что им не отсто­ять горя­ще­го зда­ния, их обя­зан­но­стью ста­но­ви­лось пре­гра­дить доро­гу огню, не дать ему пищи, создать вокруг бушу­ю­ще­го пла­ме­ни пустое про­стран­ство, где огонь погас бы сам собою. Рим­ские пожар­ни­ки оста­нав­ли­ва­ли огонь так, как когда-то у нас по дерев­ням: раз­ру­ша­ли горя­щий дом и построй­ки по сосед­ству. Тут-то пер­вы­ми и высту­па­ли на сце­ну бал­ли­ста­рии.

Попро­бу­ем пред­ста­вить себе работу «бодр­ст­ву­ю­щих» на пожа­ре. При пер­вом же сиг­на­ле тре­во­ги (чаще все­го пода­вал его пат­руль, рань­ше всех заме­тив­ший огонь) когор­та рай­о­на, нахо­див­ше­го­ся на ее попе­че­нии, устрем­ля­лась к заго­рев­ше­му­ся дому. Впе­ре­ди и опе­ре­жая всех нес­ся аква­рий (aqua — вода). Этот чело­век дол­жен был знать в обо­их рай­о­нах, пору­чен­ных его когор­те, все бас­сей­ны, все водо­на­пор­ные колон­ки, одним сло­вом, все места, откуда мож­но было брать воду. Он рас­по­ря­жал­ся пода­чей воды в насос из бас­сей­на, наи­бо­лее близ­ко­го к месту пожа­ра; рас­став­лял цепоч­кой людей с вед­ра­ми — одни из них нали­ва­ли воду в насос, дру­гие пере­да­ва­ли вед­ра пря­мо пожар­ни­кам, зали­вав­шим огонь, — и следил за тем, чтобы вода достав­ля­лась быст­ро и бес­пе­ре­бой­но. Он был хоро­шо зна­ком с работой вод­но­го ведом­ства в сво­их рай­о­нах, знал, на какое коли­че­ство воды из это­го бас­сей­на он может рас­счи­ты­вать и, если по его сооб­ра­же­ни­ям воды этой ока­за­лось бы мало, он уже зара­нее выст­ра­и­вал допол­ни­тель­но людей у дру­го­го бас­сей­на. Аква­рий дол­жен был обла­дать пре­вос­ход­ной памя­тью, ясно, во всех мело­чах, пред­став­лять себе план сво­их рай­о­нов, быст­ро сооб­ра­жать и стре­ми­тель­но дей­ст­во­вать.

с.56 Как ни пло­хи были тогдаш­ние насо­сы, свое дело они все-таки дела­ли, и Пли­ний Млад­ший спра­вед­ли­во него­до­вал на жите­лей Нико­медии, кото­рые по сво­ей бес­хо­зяй­ст­вен­но­сти забы­ли обза­ве­стись таки­ми насо­са­ми. Рим­ские пожар­ни­ки поль­зо­ва­лись ими, веро­ят­но, с само­го момен­та созда­ния сво­его кор­пу­са. Веда­ли эти­ми насо­са­ми сифо­на­рии: это были меха­ни­ки, кото­рые следи­ли за исправ­но­стью сво­их «сифо­нов» (так назы­ва­лись эти насо­сы), уме­ли быст­ро их нала­дить, если во вре­мя работы что-то в них «заеда­ло», и зани­ма­лись их ремон­том, когда они выхо­ди­ли из строя. Аква­рии и сифо­на­рии были един­ст­вен­ны­ми людь­ми в пожар­ном кор­пу­се, кото­рые по само­му роду сво­ей служ­бы под­вер­га­лись опас­но­сти мень­ше, чем осталь­ные их това­ри­щи.

В горя­щем зда­нии огонь зали­ва­ли водой и на него набра­сы­ва­ли цен­то­ны, намо­чен­ные в уксу­се. Эти­ми тяже­лы­ми полот­ни­ща­ми орудо­вал осо­бый отряд цен­то­на­ри­ев. Если в дом уже нель­зя было про­ник­нуть по вход­ным лест­ни­цам, пожар­ные с вед­ра­ми воды и цен­то­на­рии со сво­и­ми «оде­я­ла­ми» взби­ра­лись по при­став­ным лест­ни­цам и через окна вле­за­ли в горя­щую инсу­лу. Вед­ра с водой, пере­да­вае­мые по цепоч­ке людей из рук в руки, одно за дру­гим непре­рыв­но исче­за­ли в окнах; на помощь цен­то­на­ри­ям внут­ри дома лез­ли их това­ри­щи с мок­ры­ми цен­то­на­ми в руках. Дру­гие пожар­ни­ки, стоя несколь­ко поодаль от дома и в самом горя­щем зда­нии, швы­ря­ли, метя в опре­де­лен­ное место, губ­ки, пол­ные уксу­са и наде­тые на длин­ные шесты; уксус, рас­те­ка­ясь струй­ка­ми и раз­брыз­ги­ва­ясь в раз­ные сто­ро­ны, гасил огонь. А воз­ле пылаю­щей инсу­лы суе­ти­лась «спа­са­тель­ная служ­ба» — эми­ту­ля­рии, рас­сти­лав­шие на зем­ле тюфя­ки, о кото­рых упо­ми­на­лось выше: надо было учесть, на каком рас­сто­я­нии от како­го эта­жа их уло­жить, чтобы люди, выбра­сы­вав­ши­е­ся из окон, не так уже рас­ши­ба­лись. Эми­ту­ля­рии нахо­ди­лись у само­го огня, под­хва­ты­ва­ли выска­ки­вав­ших и падав­ших людей, выно­си­ли их в без­опас­ное место и пере­да­ва­ли на попе­че­ние вра­чей, кото­рых при каж­дой пожар­ной когор­те было по четы­ре чело­ве­ка.

Когда ста­но­ви­лось ясно, что до́ма не отсто­ять, а огонь раз­ли­ва­ет­ся все даль­ше и даль­ше, за дело бра­лись бал­ли­ста­рии. При­хо­ди­лось им труд­нее, чем леги­он­ным бал­ли­ста­ри­ям, бив­шим из сво­их орудий по сте­нам оса­жден­ной кре­по­сти. У тех был про­стор, они мог­ли выбрать место, с.57 с кото­ро­го было наи­бо­лее удоб­но дей­ст­во­вать кам­не­ме­том; бал­ли­ста­рии-пожар­ни­ки этих пре­иму­ществ лише­ны. Они долж­ны уста­нав­ли­вать свое орудие в тес­но­те рим­ской ули­цы, в непо­сред­ст­вен­ной бли­зо­сти от горя­ще­го зда­ния, обва­ли­ваю­щи­е­ся сте­ны кото­ро­го гро­зи­ли обру­шить­ся на их же голо­вы. Когда инсу­ла была раз­ру­ше­на, за работу бра­лись фаль­ка­рии (falx — серп) и унци­а­рии (un­cus — крюк). Пер­вые орудо­ва­ли шеста­ми, на кото­рые были наса­же­ны огром­ные сер­по­вид­ные крю­чья; вто­рые дей­ст­во­ва­ли баг­ра­ми мень­ше­го раз­ме­ра. На этих отрядах лежа­ла обя­зан­ность отта­щить как мож­но даль­ше от огня все, что горе­ло и что мог­ло еще заго­реть­ся: дос­ки, брев­на, вооб­ще вся­кое дере­во, а так­же рас­ка­лен­ные кам­ни. Если кое-какие части сте­ны еще дер­жа­лись, их «сер­па­ми» стас­ки­ва­ли вниз. Слу­ча­лось, что бал­ли­сту никак нель­зя было под­ве­сти и поста­вить; тогда работа по раз­ру­ше­нию зда­ния ложи­лась глав­ным обра­зом на фаль­ка­ри­ев, кото­рые, захва­тив сво­и­ми тяже­лы­ми «сер­па­ми» за подокон­ник или за какой-то выступ в стене, рас­ша­ты­ва­ли ее, выры­ва­ли из нее кус­ки и посте­пен­но раз­ру­ша­ли до осно­ва­ния.

Все эти люди — и те, кто с вед­ра­ми воды и тяже­лы­ми сук­на­ми в руках метал­ся сре­ди огнен­ных язы­ков, в обла­ках удуш­ли­во­го дыма и пара, и те, кто сто­ял на лест­ни­цах и побли­зо­сти от пылаю­ще­го дома, и те, кто рушил его и рас­тас­ки­вал горя­щие облом­ки, — все под­вер­га­лись смер­тель­ной опас­но­сти. Те, кто тушил огонь внут­ри дома, мог­ли погиб­нуть под про­ва­лив­шим­ся потол­ком, задох­нуть­ся в дыму, обго­реть так, что спа­сти их было невоз­мож­но. Работав­ших око­ло осы­па­ло гра­дом рас­ка­лен­ных кам­ней и облом­ка­ми пылаю­ще­го дере­ва; вих­рем, под­ни­маю­щим­ся во вре­мя пожа­ра, на них мог­ло обру­шить тяже­лую бал­ку или брев­но. Никто не был застра­хо­ван от тяж­ко­го уве­чья и смер­ти. После каж­до­го пожа­ра «бодр­ст­ву­ю­щие» не досчи­ты­ва­лись сво­их това­ри­щей — и вновь опять и опять кида­лись тушить новый пожар. Стой­кое муже­ство этих «вче­раш­них рабов» сде­ла­ло бы честь про­слав­лен­ным леги­о­не­рам само­го Цеза­ря; толь­ко бла­го­род­ные серд­ца мог­ли так самоот­вер­жен­но жерт­во­вать сво­ей жиз­нью, пови­ну­ясь голо­су дол­га и чести. «Через сот­ни разъ­еди­ня­ю­щих лет» почти­тель­но скло­ня­ешь­ся перед эти­ми неиз­вест­ны­ми геро­я­ми, кото­рых пре­не­бре­жи­тель­но не заме­ча­ли над­мен­ные совре­мен­ни­ки и так проч­но забы­ли лег­ко­мыс­лен­ные потом­ки.

с.58 Мы ниче­го не зна­ем об обу­че­нии рим­ских пожар­ни­ков, но нали­чие в их кор­пу­се спе­ци­аль­ных отрядов свиде­тель­ст­ву­ет о том, что такое обу­че­ние было. Само собой понят­но, что сифо­на­рии долж­ны были пони­мать толк в меха­ни­ке, а бал­ли­ста­рии знать устрой­ство бал­ли­сты, уметь управ­лять ею и мет­ко стре­лять. И те и дру­гие мог­ли обу­чить­ся сво­е­му делу на сто­роне и посту­пить в пожар­ный кор­пус уже в каче­стве спе­ци­а­ли­стов. Что каса­ет­ся осталь­ных четы­рех отрядов (фаль­ка­рии, унци­а­рии, цен­то­на­рии и эми­ту­ля­рии), то людей для них отби­ра­ли сре­ди тех, кто уже опре­де­лил­ся в пожар­ные. Зани­мал­ся этим в первую оче­редь цен­ту­ри­он; выбор его про­ве­рял три­бун, а может быть, и сам пре­фект виги­лей.

Для того чтобы пере­да­вать вед­ра с водой или выса­дить топо­ром две­ри заго­рев­ше­го­ся дома, не тре­бо­ва­лось ни уме­ния, ни боль­шой физи­че­ской силы. Какая-то часть пожар­ни­ков всю свою служ­бу и оста­ва­лась на поло­же­нии сво­его рода «под­соб­ных рабо­чих»; они кача­ли воду, их аква­рий выст­ра­и­вал в ряд от бас­сей­на до горя­ще­го дома; они уха­жи­ва­ли за лошадь­ми или мула­ми, запря­га­ли их и пра­ви­ли ими. Ни один из наших источ­ни­ков не гово­рит о том, что у пожар­ни­ков были лоша­ди, но невоз­мож­но пред­ста­вить себе пожар­ную коман­ду без лоша­дей. Бал­ли­сты нес­ли не на руках, и не на руках достав­ля­ли к ним кам­ни. Меха с уксу­сом, цен­то­ны, песок, спа­са­тель­ные тюфя­ки, лест­ни­цы, вооб­ще всю пожар­ную снасть вез­ли, конеч­но, на повоз­ках; пожар­ни­ки бежа­ли толь­ко с вед­ра­ми и топо­ра­ми в руках. Очень веро­ят­но, что какая-то часть этих пово­зок сто­я­ла все­гда нагото­ве с уло­жен­ным сна­ря­же­ни­ем и впря­жен­ны­ми лошадь­ми или мула­ми. Часть «под­соб­ни­ков» при них и дежу­ри­ла.

В четы­ре осо­бых отряда бра­ли людей боль­шой физи­че­ской силы и про­ве­рен­ной отва­ги. Преж­де чем их туда назна­чить, к ним при­смат­ри­ва­лись и про­ве­ря­ли их, при­уча­ли, если мож­но так выра­зить­ся, к огню, ста­вя их все бли­же в цепоч­ке пода­валь­щи­ков воды, застав­ляя дей­ст­во­вать в горя­щем зда­нии. Ото­бран­ные про­хо­ди­ли свой курс обу­че­ния: им пока­зы­ва­ли ряд тех­ни­че­ских при­е­мов, делав­ших работу наи­бо­лее эффек­тив­ной и наи­ме­нее опас­ной; фаль­ка­рия учи­ли ина­че, чем цен­то­на­рия или эми­ту­ля­рия. Учи­ли, объ­яс­няя и пока­зы­вая, ста­рые опыт­ные пожар­ни­ки: с.59 на пожа­ре нович­ки работа­ли рядом со сво­и­ми учи­те­ля­ми, следя за ними, повто­ряя их дви­же­ния, ста­ра­ясь от них не отста­вать. Ноч­ные пат­ру­ли пожар­ни­ков, ходив­шие по горо­ду, следи­ли не толь­ко за тем, не вспыхнет ли где пожар, они были и ноч­ной поли­ци­ей, кото­рая обя­за­на была задер­жи­вать пре­ступ­ни­ков (под­жи­га­те­ли, взлом­щи­ки, воры под­ле­жа­ли суду пре­фек­та виги­лей) и раз­го­нять озор­ни­ков, без­обра­зив­ших ночью по рим­ским ули­цам.

Ноч­ной Рим был горо­дом страш­ным. С наступ­ле­ни­ем ночи ули­цы погру­жа­лись в тем­ноту; улич­но­го осве­ще­ния ни в I, ни во II в. н. э. не было (частич­но и в очень незна­чи­тель­ных раз­ме­рах оно появ­ля­ет­ся в III в. н. э.). «Когда дома будут запер­ты, — писал Юве­нал, — в лав­ках все умолкнет, задви­нут засо­вы и протя­нут цепи, тогда най­дет­ся чело­век, кото­рый тебя огра­бит, а то появит­ся и бан­дит и станет дей­ст­во­вать ножом». В Помп­тин­ских болотах и в «Кури­ном лесу» под Кума­ми, на бере­гу Кум­ско­го зали­ва, скры­ва­лись раз­бой­ни­чьи шай­ки, совер­шав­шие набе­ги на Рим. Так назы­вае­мая Неви­е­ва роща в 6 км от Рима слу­жи­ла при­ста­ни­щем раз­бой­ни­ков. Не толь­ко они были опас­ны. Юве­нал очень живо изо­бра­зил куч­ку моло­дых без­дель­ни­ков, изде­ваю­щих­ся над бед­ня­ком, кото­рый задер­жал­ся в гостях у при­я­те­ля и ночью при све­те сво­его жал­ко­го фона­ря воз­вра­ща­ет­ся домой. Отон, буду­щий импе­ра­тор, любил в ран­ней моло­до­сти сло­нять­ся по Риму в ком­па­нии таких же повес, как он сам; если им навстре­чу попа­дал­ся пья­ный или хилый чело­век, его укла­ды­ва­ли на плащ и под­киды­ва­ли вверх. Отец Ото­на, суро­вый чело­век ста­ро­го зака­ла, не жалел на сына рем­ней, но юно­ша не вра­зум­лял­ся. Заба­вы Неро­на были еще без­образ­нее: он ухо­дил из двор­ца в густых сумер­ках, пере­одев­шись про­стым бед­ня­ком; изби­вал встреч­ных, бро­сал их в кана­вы, взла­мы­вал и гра­бил лав­ки. Моло­дые него­дяи из бога­тых и знат­ных семейств радост­но сле­до­ва­ли при­ме­ру импе­ра­то­ра, и Рим, по сло­вам Таци­та, похо­дил ночью на город, взя­тый при­сту­пом и отдан­ный на волю победи­те­ля. Ноч­ным пат­ру­лям хва­та­ло дела.

От III в. н. э. сохра­ни­лись, хотя и не очень хоро­шо, над­пи­си, наца­ра­пан­ные в кара­уль­ном поме­ще­нии VII когор­ты за Тиб­ром пожар­ни­ка­ми, кото­рые все без исклю­че­ния гово­рят, что они нес­ли служ­бу себа­ци­а­ри­ев (от se­bum — вся­кий живот­ный, нут­ря­ной жир, из кото­ро­го дела­ли све­чи), т. е. заве­до­ва­ли осве­ще­ни­ем.

с.60 Пат­ру­ли пожар­ни­ков обхо­ди­ли свой рай­он, конеч­но, со све­том. Себа­ци­а­рий обя­зан был запа­сти в доста­точ­ном коли­че­стве все нуж­ное для осве­ще­ния: фона­ри, саль­ные све­чи, жир и фити­ли для факе­лов (рим­ские факе­лы пред­став­ля­ли собой метал­ли­че­ские труб­ки, полые в верх­ней части; туда встав­ля­ли фитиль и нали­ва­ли жир). Име­лись еще све­тиль­ни­ки, где горе­ло олив­ко­вое мас­ло. Все надо было содер­жать в пол­ном поряд­ке: почи­нить, почи­стить, запра­вить, вру­чить това­ри­щам и фона­ри, и факе­лы в таком виде, что их оста­ва­лось толь­ко зажечь. Воз­мож­но, что себа­ци­а­рий ведал и «улич­ным осве­ще­ни­ем»: одна из над­пи­сей упо­ми­на­ет «фона­ри у две­рей»; они раз­ве­ши­ва­лись, надо думать, над вхо­дом в неко­то­рые зда­ния, отно­си­тель­но близ­кие к кара­уль­но­му поме­ще­нию. Обя­зан­но­сти свои он выпол­ня­ет в тече­ние меся­ца; они, види­мо, тяже­лы и хло­пот­ли­вы — «я устал, дай­те мне сме­ну», — жалу­ет­ся сбив­ший­ся с ног себа­ци­а­рий. Ино­гда ему помо­га­ет кто-нибудь из това­ри­щей, и пожар­ник с бла­го­дар­но­стью вспо­ми­на­ет о сво­ем помощ­ни­ке. Вооб­ще он любит, упра­вив­шись со все­ми обя­зан­но­стя­ми, после того как това­ри­щи его ушли в обход, коротать вре­мя, пове­ряя сте­нам свои мыс­ли и настро­е­ния или про­сто наслаж­да­ясь про­цес­сом писа­ния. Ино­гда он толь­ко выца­ра­па­ет свое имя с име­нем цен­ту­рии и сооб­щит, в каком меся­це он заве­до­вал осве­ще­ни­ем, но чаще ука­жет, при каких импе­ра­то­рах, в год каких кон­су­лов он нес эту служ­бу; он испы­ты­ва­ет дет­ское удо­воль­ст­вие, обле­кая свое, часто доволь­но без­гра­мот­ное цара­па­нье, в фор­му тор­же­ст­вен­но-офи­ци­аль­ную. Ино­гда он дает волю сво­им чув­ствам: «при­но­шу бла­го­дар­ность эми­ту­ля­рию», «веч­но буду бла­го­да­рен сво­им сото­ва­ри­щам», но осо­бен­но часто встре­ча­ет­ся замет­ка: «все бла­го­по­луч­но», «все това­ри­щи живы и здо­ро­вы». Чело­век, на себе испы­тав­ший опас­но­сти пожар­ной служ­бы и от них избав­лен­ный на тот месяц, когда он веда­ет толь­ко осве­ще­ни­ем, сидя в тишине и уюте сво­ей кара­ул­ки (поме­ще­ние для кара­уль­но­го поста, где были сде­ла­ны все эти над­пи­си, пре­вос­ход­ное), все вре­мя испы­ты­ва­ет тре­во­гу за тех, кого еже­ми­нут­но под­сте­ре­га­ет гибель. И если ниче­го страш­но­го за его дежур­ство не слу­чи­лось, и люди, с кото­ры­ми он свя­зан работой, друж­бой, бла­го­дар­но­стью, все ока­зы­ва­ют­ся целы и невреди­мы, он радост­но и облег­чен­но выво­дит «все бла­го­по­луч­но».