Простые люди древней Италии.

с.143

Кон­ские бега в Риме устра­и­ва­ли в узень­кой (150 м шири­ной) лощин­ке меж­ду дву­мя хол­ма­ми: Пала­ти­ном и Авен­ти­ном. Когда-то эти бега были суще­ст­вен­ной частью осен­не­го «празд­ни­ка уро­жая», но посте­пен­но ста­ли про­сто увле­ка­тель­ным зре­ли­щем, соби­рав­шим тыся­чи зри­те­лей.

Лощин­ка — назы­ва­лась она Боль­шим цир­ком (cir­cus по-латы­ни обо­зна­ча­ет вся­кую фигу­ру без углов: и круг, и эллипс) — была слов­но самой при­ро­дой устро­е­на для бегов. Скло­ны обо­их хол­мов обра­зо­вы­ва­ли есте­ствен­ный амфи­те­атр, и в отда­лен­ные вре­ме­на зри­те­ли рас­по­ла­га­лись здесь пря­мо на зем­ле или на дере­вян­ных ска­мьях, ско­ло­чен­ных на вре­мя празд­ни­ка, но уже во вре­мя Авгу­ста здесь в три яру­са поды­ма­лись посто­ян­ные сиде­ния, камен­ные в ниж­нем ряду и дере­вян­ные в двух верх­них. Вокруг Цир­ка шла одно­этаж­ная арка­да со мно­же­ст­вом раз­ных лавок и мастер­ских. Это было излюб­лен­ное место, где соби­рал­ся вся­кий тем­ный люд: гадал­ки, пред­ска­за­те­ли, состав­ляв­шие за несколь­ко гро­шей горо­ско­пы для сво­их невзыс­ка­тель­ных кли­ен­тов, нищие, фокус­ни­ки со сво­и­ми дрес­си­ро­ван­ны­ми живот­ны­ми и про­сто мел­кие вориш­ки. Посе­редине лощин­ки нахо­ди­лась узкая невы­со­кая плат­фор­ма (spi­na — «хре­бет»), по обе­им кон­цам кото­рой сто­я­ли по три высо­кие дере­вян­ные тум­бы («меты»). Импе­ра­тор Клав­дий поста­вил вме­сто дере­вян­ных брон­зо­вые, позо­ло­чен­ные. Воз­ни­цы долж­ны были семь раз объ­е­хать вокруг этой плат­фор­мы, и для сче­та заездов на ней с про­ти­во­по­лож­ных кон­цов уста­нов­ле­но было два «счет­чи­ка», устро­ен­ных оди­на­ко­во: четы­ре доволь­но высо­кие колон­ки с.144 вен­чал архит­рав, в кото­рый были встав­ле­ны в одном счет­чи­ке семь дере­вян­ных шаров, а в дру­гом — семь дель­фи­нов, тоже выто­чен­ных из дере­ва. После каж­до­го тура чело­век, сто­яв­ший на лесен­ке у одно­го счет­чи­ка, выни­мал один шар; его това­рищ, при­став­лен­ный к дру­го­му счет­чи­ку, или выни­мал дель­фи­на, или пово­ра­чи­вал его хво­стом в про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну. С одной узкой сто­ро­ны Цир­ка устро­е­но было две­на­дцать стойл, откуда выез­жа­ли колес­ни­цы; они откры­ва­лись все разом. Посе­редине меж­ду стой­ла­ми нахо­ди­лись широ­кие ворота, через кото­рые всту­па­ла тор­же­ст­вен­ная про­цес­сия (пом­па).

Кон­ские бега состав­ля­ли когда-то обя­за­тель­ную часть рели­ги­оз­но­го празд­не­ства, отго­лос­ком седой ста­ри­ны и была эта про­цес­сия, обя­за­тель­но пред­ше­ст­во­вав­шая самим бегам. Во гла­ве ее шел маги­ст­рат-устро­и­тель игр (если это был пер­вый санов­ник государ­ства, кон­сул или пре­тор, он ехал в колес­ни­це, запря­жен­ной парой лоша­дей), оде­тый в пыш­ную одеж­ду три­ум­фа­то­ра: в туни­ке, рас­ши­той золоты­ми паль­мо­вы­ми вет­вя­ми, в пур­пур­ной тоге, с жез­лом сло­но­вой кости, укра­шен­ным навер­ху орлом. Раб дер­жал над его голо­вой золо­той венок, его окру­жа­ли дети, род­ст­вен­ни­ки, кли­ен­ты — все в белых парад­ных тогах; затем дви­га­лись воз­ни­цы со сво­и­ми упряж­ка­ми, кото­рые сей­час долж­ны были при­нять уча­стие в бегах, груп­пы тан­цо­ров в пур­пур­ных пла­щах с меча­ми и корот­ки­ми копья­ми — впе­ре­ди муж­чи­ны, за ними юно­ши, потом дети, — испол­няв­шие воен­ный танец под зву­ки «ста­рин­ных коро­тень­ких дудок и семи­ст­рун­ных отде­лан­ных сло­но­вой костью кифар»; даль­ше весе­ло отпля­сы­ва­ли ряже­ные в козьих и бара­ньих шку­рах, шли хра­мо­вые при­служ­ни­ки с зажжен­ны­ми куриль­ни­ца­ми, и, нако­нец, люди нес­ли на носил­ках ста­туи богов. За ними на двух­ко­лес­ных повоз­ках, отде­лан­ных сереб­ром и сло­но­вой костью (эти повоз­ки назы­ва­лись «тен­сы» и сто­я­ли на Капи­то­лии в осо­бом поме­ще­нии), вез­ли атри­бу­ты богов (сохра­ни­лись моне­ты с изо­бра­же­ни­я­ми этих тенс: в одной едет изо­бра­же­ние совы — пти­цы Минер­вы, в дру­гой пав­ли­на — он был посвя­щен Юноне, — в третьей — атри­бут Юпи­те­ра, мол­ния). Тен­са­ми пра­ви­ли маль­чи­ки, обя­за­тель­но знат­но­го рода, у кото­рых роди­те­ли — и отец, и мать — были в живых. Нес­ли и вез­ли в про­цес­сии и ста­туи умер­ших и обо­жест­влен­ных импе­ра­то­ров и чле­нов импе­ра­тор­ской семьи.

Про­цес­сия спус­ка­лась с Капи­то­лия на Форум, с.145 про­хо­ди­ла по Этрус­ской ули­це, через Велабр и Коро­вий рынок, всту­па­ла в доли­ну Цир­ка и обхо­ди­ла ее вокруг. Была она и кра­соч­ной, и тор­же­ст­вен­ной, но затя­ги­ва­лась надол­го — дви­га­лась мед­лен­но, не спе­ша, — и тол­па, собрав­ша­я­ся в цир­ке, встре­тив появ­ле­ние пом­пы при­вет­ст­вен­ны­ми кри­ка­ми и апло­дис­мен­та­ми, с нетер­пе­ни­ем жда­ла, когда же нач­нет­ся глав­ное: бега. По зна­ку, дан­но­му маги­ст­ра­том — устро­и­те­лем игр, кото­рый с высо­ко­го бал­ко­на над глав­ны­ми ворота­ми бро­сал на аре­ну белый пла­ток, ворота стойл сра­зу рас­кры­ва­лись и на аре­ну выно­си­лось четы­ре колес­ни­цы. Это было обыч­ное чис­ло; ино­гда, впро­чем, выез­жа­ло и 6, и 8, а то и 12 колес­ниц. Воз­ни­ца дол­жен был семь раз обо­гнуть плат­фор­му («спи­ну»), т. е. про­ехать рас­сто­я­ние око­ло 4 км. Победи­те­лем счи­тал­ся тот, кто пер­вым доска­кал до чер­ты, про­веден­ной мелом неда­ле­ко от бал­ко­на, где нахо­дил­ся устро­и­тель бегов. Таких «заездов» в нача­ле импе­рии быва­ло 10—12 (выез­жа­ли новые и новые колес­ни­цы), но уже к кон­цу I в. н. э. бега обыч­но про­дол­жа­лись целый день, до сол­неч­но­го зака­та.

Бега вхо­ди­ли как непре­мен­ная часть почти во все боль­шие рим­ские празд­ни­ки; пол­ко­вод­цы перед похо­дом или во вре­мя его дава­ли обет озна­ме­но­вать победу празд­не­ством, на кото­ром будут про­ис­хо­дить и бега. Их устра­и­ва­ли в день рож­де­ния Авгу­ста, кото­рый празд­но­ва­ли еще в IV в. н. э.; в день рож­де­ния цар­ст­ву­ю­ще­го импе­ра­то­ра; в празд­ни­ки, устра­и­вае­мые в память каких-либо побед; в день 21 апре­ля, кото­рый счи­тал­ся днем осно­ва­ния Рима. В кален­да­ре IV в. н. э. отме­че­но 175 празд­нич­ных дней; из них бега­ми в цир­ке заня­то 64 дня.

Маги­ст­ра­ты, ведав­шие устрой­ст­вом празд­неств, не име­ли обыч­но ни бего­вых лоша­дей, ни опыт­ных воз­ниц. За теми и дру­ги­ми при­хо­ди­лось обра­щать­ся к бего­вым обще­ствам, кото­рые состо­я­ли из денеж­ных людей, обыч­но при­над­ле­жав­ших к сосло­вию всад­ни­ков. Назы­ва­лось оно fac­tio (сло­во это пер­во­на­чаль­но обо­зна­ча­ло союз дру­зей, а несколь­ко позд­нее — объ­еди­не­ние бога­тых и знат­ных людей, создан­ное для дости­же­ния сво­их выгод); во гла­ве его сто­ял избран­ный осталь­ны­ми чле­на­ми «гос­по­дин обще­ства» — дирек­тор, как мы бы его назва­ли. Обще­ства содер­жа­ли боль­шие конюш­ни — они нахо­ди­лись на Мар­со­вом поле, веро­ят­но, в непо­сред­ст­вен­ной бли­зо­сти к Капи­то­лию, — при кото­рых состо­ял целый штат работ­ни­ков; с.146 судя по над­пи­си одно­го бего­во­го обще­ства, оно содер­жа­ло око­ло 200 чело­век; были тут и рабы, и отпу­щен­ни­ки, и сво­бод­ные. Каж­до­му обще­ству тре­бо­вал­ся ряд спе­ци­а­ли­стов: кро­ме опыт­ных воз­ниц и наезд­ни­ков, нуж­ны были люди, умев­шие объ­ез­жать лоша­дей; учи­те­ля моло­де­жи, желав­шей посвя­тить себя цир­ку; вра­чи (слу­чаи тяже­лых ране­ний в цир­ке были неред­ки), вете­ри­на­ры. Обще­ства дер­жа­ли раз­ных ремес­лен­ни­ков: порт­ных, сапож­ни­ков, юве­ли­ров, масте­ров, изготов­ляв­ших сед­ла, колес­нич­ни­ков. Всем хозяй­ст­вом ведал вилик; счет­ную часть вел кве­стор, состав­ляв­ший ведо­мость дохо­дов и рас­хо­дов. Забота о заготов­ке кор­мов, их хра­не­нии и выда­че лежа­ла на «кон­ди­то­рах» (от латин­ско­го сло­ва con­de­re — «пря­тать», «сохра­нять») и их помощ­ни­ках. На одном над­гро­бии изо­бра­жен такой «кон­ди­тор»: он сто­ит меж­ду дву­мя лошадь­ми, кото­рых оде­ля­ет сеном. Ино­гда долж­ность эту зани­мал сво­бод­ный и состо­я­тель­ный чело­век: у Пом­пея Эвске­ма были отпу­щен­ни­ки и отпу­щен­ни­цы, поста­вив­шие ему, «наи­луч­ше­му спра­вед­ли­вей­ше­му патро­ну», памят­ник на соб­ст­вен­ные сред­ства. Обще­ства, может быть, име­ли свои соб­ст­вен­ные кон­ные заво­ды и во вся­ком слу­чае были свя­за­ны с хозя­е­ва­ми заво­дов, постав­ляв­ши­ми лоша­дей для состя­за­ний.

Бего­вых обществ — «фак­ций» в кон­це рес­пуб­ли­ки было два; чтобы во вре­мя состя­за­ний сра­зу мож­но было отли­чить победи­те­ля, одно обще­ство ста­ло оде­вать сво­их воз­ниц в крас­ные туни­ки, а дру­гое — в белые; так и появи­лись «крас­ные» и «белые». Веро­ят­но, в нача­ле импе­рии к ним при­со­еди­ни­лись «зеле­ные» и «голу­бые», кото­рые ото­дви­ну­ли два пер­вых обще­ства на зад­ний план. В I в. н. э. «зеле­ные» удер­жи­ва­ли за собой пер­вен­ство; им покро­ви­тель­ст­во­ва­ли Кали­гу­ла, Нерон и Доми­ци­ан, непри­кры­то тес­нив­шие и терро­ри­зо­вав­шие осталь­ные обще­ства. А насе­ле­ние сто­ли­цы дели­лось в сво­их сим­па­ти­ях меж­ду раз­ны­ми бего­вы­ми обще­ства­ми, при­чем сим­па­тии эти раз­го­ра­лись до страст­ной нена­ви­сти к дру­гой сто­роне и такой же пре­дан­но­сти люби­мо­му обще­ству.

Пли­ний Млад­ший, часто любо­вав­ший­ся собой, изум­лял­ся, поче­му люди «люби­ли тряп­ку» (по-латы­ни pan­nus; сло­во это в над­пи­сях ино­гда употреб­ля­ет­ся как сино­ним «фак­ции» — обще­ства): «Если бы в самый раз­гар состя­за­ний участ­ни­ки их смог­ли бы обме­нять­ся сво­ей цвет­ной одеж­дой, то зри­те­ли обме­ня­ли бы и пред­мет сво­ей горя­чей с.147 при­яз­ни и сра­зу поки­ну­ли тех воз­ниц и тех лоша­дей, кото­рых они узна­ют изда­ли, чьи име­на они выкри­ки­ва­ют… я чув­ст­вую неко­то­рое удо­воль­ст­вие от того, что нечув­ст­ви­те­лен к их удо­воль­ст­вию».

Пли­ний, кото­ро­му любо­ва­нье собой обыч­но меша­ло видеть то, что тво­ри­лось вокруг, на этот раз пра­виль­но отме­тил, что сим­па­тии тол­пы свя­за­ны были не столь­ко с опре­де­лен­ны­ми людь­ми и лошадь­ми, сколь­ко с опре­де­лен­ной «фак­ци­ей» — с «зеле­ны­ми» или «голу­бы­ми» Очень уж мно­го людей в суще­ст­вен­но важ­ном зави­се­ло от «фак­ции». Чле­ны обще­ства, обыч­но дель­цы боль­шо­го сти­ля, были доста­точ­но бога­ты и вли­я­тель­ны, чтобы создать себе сто­рон­ни­ков в самых раз­лич­ных сло­ях обще­ства: дело­вые свя­зи, денеж­ная зави­си­мость, род­ст­вен­ные и дру­же­ские отно­ше­ния, кли­ент­ская под­чи­нен­ность — все это работа­ло на обще­ство, соби­ра­ло ему тыся­чи при­вер­жен­цев. У каж­дой «фак­ции» слу­жи­ло и работа­ло мно­же­ство вся­ко­го люда — и бед­но­го, и сред­недо­ста­точ­но­го: они, есте­ствен­но, под­дер­жи­ва­ли тех, чей хлеб ели. А у них тоже были дру­зья, при­я­те­ли, род­ные. Цир­ко­вая «фак­ция» пред­став­ля­ла собой свое­об­раз­ный маг­нит, к кото­ро­му со всех сто­рон стя­ги­ва­лись люди. Не сле­ду­ет забы­вать, что в цир­ке посто­ян­но заклю­ча­лись пари, часто на боль­шие став­ки, и те, кто ста­вил на лоша­дей «зеле­ных», есте­ствен­но, ста­но­ви­лись при­вер­жен­ца­ми это­го обще­ства.

Глав­ным источ­ни­ком нашим, откуда мы чер­па­ем сведе­ния о жиз­ни цир­ка, явля­ют­ся над­пи­си; об орга­ни­за­ции бего­вых обществ осве­дом­ля­ют они нас скуд­но, но с воз­ни­ца­ми, т. е. с теми людь­ми, кото­рые в дни бего­вых состя­за­ний были глав­ны­ми дей­ст­ву­ю­щи­ми лица­ми, более или менее зна­ко­мят, как зна­ко­мят и с их про­фес­сио­наль­ным язы­ком. Доба­воч­ные сведе­ния дают памят­ни­ки изо­бра­зи­тель­ные и лите­ра­тур­ные.

Состя­за­ния в цир­ке (эроты-воз­ни­цы). (Сар­ко­фаг, Рим, Вати­кан). H. La­mer. Rom Kul­tur in Bil­de. Leip­zig, 1910, fig. 27.

Про­фес­сия цир­ко­во­го воз­ни­цы была опас­ной. Почти на всех изо­бра­же­ни­ях бегов, дошед­ших до нас, есть опро­ки­нув­ша­я­ся повоз­ка и валя­ю­щий­ся на зем­ле, раз­бив­ший­ся воз­ни­ца. Угро­за убить­ся или тяж­ко иска­ле­чить­ся висе­ла над ним все вре­мя, пока он мчал­ся по арене, но осо­бен­но страш­ным был момент, когда воз­ни­ца оги­бал мету: стре­мясь выиг­рать вре­мя и сокра­тить про­стран­ство, он дер­жал­ся к ней как мож­но бли­же, и тут сто­и­ло допу­стить малей­шую ошиб­ку в уче­те рас­сто­я­ния, сто­и­ло чуть боль­ше дер­нуть­ся вле­во левой при­стяж­ной (поче­му из всей с.148 чет­вер­ни она и счи­та­лась самой глав­ной), и колес­ни­ца на всем ска­ку нале­та­ла на тум­бу и опро­киды­ва­лась, и хоро­шо, если уда­ва­лось вый­ти из этой пере­дел­ки толь­ко кале­кой. Воз­ни­ца как-то ста­рал­ся пред­о­хра­нить себя: на голо­ву наде­вал круг­лую кожа­ную шап­ку с кла­па­на­ми, напо­ми­наю­щую шлем тан­ки­стов; туни­ку плот­но до самых под­мы­шек обма­ты­вал рем­ня­ми, чтобы она не раз­ве­ва­лась и не мог­ла за что-либо заце­пить­ся (поэто­му и хво­сты лоша­дям под­вя­зы­ва­ли очень корот­ко); за рем­ни заты­кал корот­кий ост­рый нож без ножен, чтобы в слу­чае паде­ния пере­ре­зать вож­жи, кото­рые он закиды­вал себе за спи­ну. Ремен­ные обмот­ки покры­ва­ли ноги до колен; ино­гда воз­ни­ца наде­вал еще гет­ры, кото­рые почти цели­ком закры­ва­ли ему бед­ра. Все­го это­го было, конеч­но, слиш­ком мало, и воз­ни­цы поги­ба­ли обыч­но моло­ды­ми. Авре­лий Поли­ник умер 30 лет, Скорп — 27, Кре­цент — 22, Авре­лий Тати­ан — 21 года, Цеци­лий Пудент — 18 лет. Флор погиб «еще в отро­че­стве». Дожить до 42 лет, как дожил Диокл, — это слу­чай ред­кий.

Рим­ляне были страст­ны­ми люби­те­ля­ми бегов. «Весь Рим сего­дня занят Цир­ком. Сто­ит оглу­ши­тель­ный крик: пони­маю, что победи­ли «зеле­ные». Если бы они про­иг­ра­ли, ты увидел бы, что город так потря­сен и опе­ча­лен, слов­но после пора­же­ния при Кан­нах», — писал Юве­нал. Увле­че­ние это захва­ты­ва­ло оди­на­ко­во все кру­ги: сена­то­ров и ремес­лен­ни­ков, рабов и сво­бод­ных. Тацит жало­вал­ся, что моло­дежь так заня­та гла­ди­а­то­ра­ми и воз­ни­ца­ми, что «где же най­ти хоть чуточ­ку места для насто­я­ще­го зна­ния?». Зна­ме­ни­тых воз­ниц, мно­го­крат­но одер­жи­вав­ших победы, знал весь Рим; они ходи­ли по горо­ду в сопро­вож­де­нии тол­пы дру­зей и поклон­ни­ков; их ста­туи сто­я­ли по все­му Риму впе­ре­меж­ку со ста­ту­я­ми богов. Мар­ци­ал начи­нал раз­дра­жать­ся, видя, что «всюду свер­ка­ет золо­той нос Скор­па», но он же посвя­тил зна­ме­ни­то­му воз­ни­це сти­хи, в кото­рых зву­чит искрен­няя печаль: «Сло­май, огор­чен­ная Победа, паль­мо­вые вет­ви… О, злая судь­ба! Скорп, ты погиб еще совсем моло­дым… стре­ми­тель­но оги­бал ты все­гда мету — пото­му и для жиз­ни тво­ей ока­за­лась она столь близ­ка». И он вкла­ды­ва­ет в уста само­го Скор­па крат­кую эпи­та­фию: «Я — Скорп, сла­ва крик­ли­во­го Цир­ка. Недол­го руко­плес­кал ты мне и любо­вал­ся мною, Рим. Злая Лахе­зис похи­ти­ла меня на 27-м году; счи­тая мои победы, она реши­ла, что я ста­рик».

с.149 Име­на зна­ме­ни­тых воз­ниц у всех на устах; о них бесе­ду­ют за дру­же­ским обедом, об их победах сооб­ща­ет­ся в рим­ской «газе­те» — в «Еже­днев­ных изве­сти­ях». Мар­ци­ал рас­счи­ты­вал, что его нач­нут читать толь­ко тогда, когда уста­нут от раз­го­во­ров о Скор­пе и об Инци­та­те (зна­ме­ни­тый жере­бец-победи­тель). Все, что свя­за­но с Цир­ком и бега­ми, вызы­ва­ет живей­ший инте­рес. Мар­ци­ал сумрач­но заме­тил, что он, зна­ме­ни­тый поэт, кото­ро­го чита­ют и Рим, и про­вин­ции, поль­зу­ет­ся не боль­шей извест­но­стью, чем жере­бец Анд­ре­мон. Юно­ши, при­над­ле­жа­щие к самым ари­сто­кра­ти­че­ским семьям Рима, не выхо­дят из коню­шен, берут у воз­ниц уро­ки езды, усва­и­ва­ют их жар­гон и мане­ры. Отец Неро­на, Доми­ций Аге­но­барб, сла­вил­ся в юно­сти сво­им искус­ст­вом пра­вить колес­ни­цей. Нерон маль­чиш­кой толь­ко и раз­го­ва­ри­вал, что о Цир­ке и, став импе­ра­то­ром, со стра­стью пре­да­вал­ся, по выра­же­нию Таци­та, «позор­но­му заня­тию» воз­ни­цы. Юве­нал с него­до­ва­ни­ем изо­бра­жал кон­су­ла, кото­рый мчит­ся по боль­шой доро­ге в лег­кой цир­ко­вой колес­ни­це, сам обвя­зы­ва­ет тор­моз­ной цепью коле­са, при­вет­ст­ву­ет встреч­ных взма­хом бича и зада­ет лоша­дям сено и ячмень.

Цир­ко­вые воз­ни­цы поль­зо­ва­лись не толь­ко сла­вой; наи­бо­лее извест­ные из них нажи­ва­ли круп­ные сред­ства. Юве­нал гово­рит, что иму­ще­ство ста адво­ка­тов (а они зара­ба­ты­ва­ли непло­хо) не пре­вы­ша­ет состо­я­ния одно­го воз­ни­цы; Мар­ци­ал, срав­ни­вая свою судь­бу бед­но­го кли­ен­та с судь­бой воз­ни­цы, пла­кал­ся, что он за целый день уто­ми­тель­ной кли­ент­ской служ­бы полу­чит сот­ню медя­ков, а Скорп-победи­тель после одно­го часа уне­сет пят­на­дцать «тяже­лых меш­ков свер­каю­ще­го золота». Крес­цент, высту­пав­ший в Цир­ке в 115—124 гг. н. э., за эти 10 лет при­об­рел око­ло мил­ли­о­на. Диокл, бли­став­ший в Цир­ке в первую поло­ви­ну II в. н. э., собрал чуть ли не 36 млн. Он, так же как и Скорп, неод­но­крат­но упо­мя­ну­тый Мар­ци­а­лом, при­над­ле­жал к воз­ни­цам «тысяч­ни­кам», т. е. таким, кто одер­жал тыся­чи побед (у Диок­ла их было 1462, а у Скор­па — 2048).

Поклон­ни­ки Диок­ла поста­ви­ли ему, когда он ушел из Цир­ка, почет­ную над­пись, в кото­рой была изло­же­на вся его «цир­ко­вая био­гра­фия». Этот инте­рес­ней­ший доку­мент зна­ко­мит нас, меж­ду про­чим, с раз­ны­ми при­е­ма­ми цир­ко­во­го состя­за­ния. Воз­ни­ца мог сра­зу занять пер­вое место и удер­жи­вать его до кон­ца бегов; пер­во­на­чаль­но мог с.150 ока­зать­ся на вто­ром месте, но затем вырвать­ся впе­ред и стать пер­вым; ино­гда, сбе­ре­гая силы сво­их лоша­дей, он нароч­но про­пус­кал сво­их сопер­ни­ков впе­ред, а затем, увидев, что их кони начи­на­ют сда­вать, пус­кал сво­их во всю кон­скую мощь и при­хо­дил пер­вым. Слу­ча­лось и так, что вся­кая надеж­да на победу была, каза­лось, поте­ря­на, но он все-таки умел после труд­ной и жесто­кой борь­бы одер­жать верх. Боль­шой честью счи­та­лось победить в пер­вом же заезде после пом­пы, когда лоша­ди еще не успе­ли пере­дох­нуть и успо­ко­ить­ся после шум­ной про­цес­сии, а так­же на лоша­дях, впер­вые выез­жав­ших на аре­ну. Толь­ко очень опыт­ный воз­ни­ца мог пой­ти на то, чтобы обме­нять­ся лошадь­ми со сво­им про­тив­ни­ком. Диокл одер­жал 134 победы «с чужим глав­ным конем» (т. е. с левым при­стяж­ным). Воз­ни­цы обыч­но были раба­ми; люди сво­бод­ные сре­ди них встре­ча­ют­ся ред­ко и при­над­ле­жат к низам. Зако­но­да­тель­ство при­чис­ля­ет их к «людям бес­чест­ным», что ни в коей сте­пе­ни не меша­ло, как мы виде­ли, их попу­ляр­но­сти. Про­фес­сия эта часто пере­хо­ди­ла от отца к сыну; ино­гда за обу­че­ние юнца брал­ся опыт­ный воз­ни­ца, и уче­ник, уже став сам масте­ром сво­его дела, с бла­го­дар­но­стью вспо­ми­нал настав­ни­ка. Уче­ние начи­на­лось с ран­них лет: Крес­цент, одер­жав­ший мно­го побед, выехал на аре­ну в три­на­дца­ти­лет­нем воз­расте; некий Флор уже «ребен­ком» пра­вил парой лоша­дей (пер­вая сту­пень обу­че­ния; толь­ко выучив­шись управ­лять­ся с парой, уче­ник начи­нал упраж­нять­ся с чет­вер­ней). Маль­чик рос сре­ди коню­хов и воз­ниц, ловил их рас­суж­де­ния и рас­ска­зы, зна­ко­мил­ся с мыс­ля­ми и чая­ни­я­ми цир­ко­вой среды в те годы, когда «впе­чат­ле­ния бытия» неиз­гла­ди­мо и на всю жизнь вре­за­ют­ся в душу. Он живет инте­ре­са­ми конюш­ни и Цир­ка; здесь для него сосре­дото­че­но все, для чего сто­ит жить. Нет ниче­го завид­нее, чем победа в цир­ке; нет сла­вы осле­пи­тель­нее, чем сла­ва воз­ни­цы-победи­те­ля. Конюш­ня для него и род­ной дом, и шко­ла: тут он не толь­ко изу­ча­ет все тон­ко­сти и хит­ро­сти сво­его нелег­ко­го ремес­ла — ему ста­ра­ют­ся при­дать ту закал­ку, кото­рая обес­пе­чит ему победу. Он дол­жен вла­деть собой, не терять голо­вы, беречь силы сво­их лоша­дей и не упус­кать ни одной воз­мож­но­сти поме­шать про­тив­ни­кам. Если ему, напри­мер, уда­лось вырвать­ся впе­ред, пусть он напра­вит свою колес­ни­цу не по пря­мой линии, а наис­кось: это пре­гра­дит доро­гу всем осталь­ным. Иде­а­лы юно­ши огра­ни­че­ны цир­ко­вой аре­ной: с.151 здесь ждет его все, о чем он меч­та­ет: побед­ная паль­ма, неисто­вые руко­плес­ка­ния мно­готы­сяч­ной тол­пы, богат­ство, гром­кое имя. Он ведет счет сво­им победам и награ­дам, уве­ко­ве­чи­ва­ет в над­пи­сях виды сво­их упря­жек (пара, трой­ка, чет­вер­ня), чис­ло заездов, име­на лоша­дей, с кото­ры­ми победил. Голо­ва у него кру­жит­ся не толь­ко от успе­ха и сла­вы; он пья­не­ет от рис­ка и опас­но­сти. Каж­дый раз, выез­жая на аре­ну, он едет на встре­чу со смер­тью, и каж­дая его победа это победа над смер­тью: он чув­ст­ву­ет себя выше зако­нов, кото­рые лишь для про­стых смерт­ных обя­за­тель­ны. Не было дер­зо­сти, кото­рую воз­ни­цы не счи­та­ли бы себе поз­во­лен­ной. «По уко­ре­нив­ше­му­ся попу­сти­тель­ству», пишет Све­то­ний, «они, бро­дя по горо­ду, забав­ля­лись тем, что обма­ны­ва­ли и обкра­ды­ва­ли людей». Нрав­ст­вен­ные поня­тия воз­ни­цы очень невы­со­ки: чув­ство това­ри­ще­ства ему незна­ко­мо; това­рищ по про­фес­сии для него толь­ко сопер­ник, у кото­ро­го надо вырвать победу любы­ми сред­ства­ми. Одно из наи­бо­лее дей­ст­ви­тель­ных это кол­дов­ство. Най­де­но было под Римом на Аппи­е­вой доро­ге несколь­ко десят­ков свин­цо­вых таб­ли­чек с закли­на­ни­я­ми и молит­вой к под­зем­ным боже­ствам погу­бить про­тив­ни­ка и его лоша­дей. Потря­са­ет сила нена­ви­сти, кото­рой они дышат: «Свя­жи­те, обвя­жи­те, поме­шай­те, пора­зи­те, опро­кинь­те, погу­би­те, убей­те, изло­май­те воз­ни­цу Евхе­рия и его лоша­дей зав­тра в рим­ском Цир­ке. Да не выедет хоро­шо из ворот, да не состя­за­ет­ся силь­но, да не обго­нит, не при­жмет, не победит, не обо­гнет счаст­ли­во мету, не полу­чит награ­ды». Дру­гая таб­лич­ка (из Кар­фа­ге­на) состав­ле­на в таких выра­же­ни­ях: «Оста­но­ви­те их лоша­дей, свя­жи­те, забе­ри­те от них всю силу; пусть они не смо­гут пере­сту­пить ворот, сде­лать шаг по арене; а что до воз­ниц, обес­силь­те их руки, пусть не смо­гут увидеть вожжей, не смо­гут дер­жать их. Сбрось­те их с колес­ни­цы, ударь­те оземь; пусть рас­топ­чут их копы­та­ми соб­ст­вен­ные кони. Не мед­ли­те, не мед­ли­те; сей­час, сей­час, сей­час!».

В этой неисто­вой и злой душе живет одно глу­бо­кое и доб­рое чув­ство: любовь к лоша­дям, на кото­рых он выез­жа­ет. Толь­ко на них может он поло­жить­ся, толь­ко им до кон­ца дове­ря­ет. Люди? ему, победи­те­лю, бур­но руко­пле­щут, осы­па­ют его подар­ка­ми и поздрав­ле­ни­я­ми, но кто из этих «поклон­ни­ков успе­ха» вспом­нит о нем, раз­би­том, изу­ве­чен­ном и бес­по­мощ­ном? Това­ри­щи воз­ни­цы ради сво­ей победы погу­бят его, хлад­но­кров­но и радост­но. с.152 Он ведь посту­пит с ними при слу­чае совер­шен­но так же. Един­ст­вен­ные дру­зья, под­лин­ные това­ри­щи и помощ­ни­ки — это кони. Они отда­дут ему на служ­бу все свои силы, свое уме­нье и сооб­ра­зи­тель­ность, они не выда­дут, не под­ве­дут. И бла­го­дар­ный чело­век делит­ся с ними тем, чем сам доро­жит боль­ше все­го, — сво­ей сла­вой. Име­на лоша­дей, с кото­ры­ми Крес­цент одер­жал свою первую победу, упо­мя­ну­ты в почет­ной над­пи­си, ему постав­лен­ной. Какой-то воз­ни­ца (имя не сохра­ни­лось) соста­вил спи­сок левых при­стяж­ных, с кото­ры­ми он выез­жал на аре­ну и с кото­ры­ми одер­жал победу, с упо­ми­на­ни­ем их роди­ны. В над­пи­си, про­слав­ля­ю­щей Диок­ла, назва­ны и его лоша­ди.