Легенда о близнецах Ромуле и Реме.
Историко-литературное исследование.

с.12

Рас­сказ о близ­не­цах, осно­ва­те­лях Рима, начи­ная с момен­та их зача­тия и кон­чая низ­ло­же­ни­ем Аму­лия, выде­ля­ет­ся из всей осталь­ной леген­ды о цар­ском пери­о­де не толь­ко по содер­жа­нию, пред­став­ля­ю­ще­му­ся в виде цель­но­го, деталь­но раз­ра­ботан­но­го и худо­же­ст­вен­но закруг­лен­но­го сюже­та, но еще более по тем усло­ви­ям, кото­ры­ми обстав­лен этот рас­сказ в лите­ра­тур­ной тра­ди­ции древ­них.

Все внут­рен­ние и внеш­ние дан­ные тако­вы, что рас­сказ о рож­де­нии, спа­се­нии и позд­ней­шем опо­зна­нии вырос­ших в пас­ту­ше­ской среде цар­ст­вен­ных близ­не­цов дол­жен быть при­знан совер­шен­но само­сто­я­тель­ным зве­ном цар­ской леген­ды, осно­ван­ным на моти­вах, взя­тых не из рим­ских нацио­наль­ных пре­да­ний или ска­за­ний, а, напро­тив, почти все­це­ло из гре­че­ской лите­ра­ту­ры.

Преж­няя уве­рен­ность в нацио­наль­но-рим­ском харак­те­ре леген­ды о близ­не­цах нахо­ди­лась в тес­ной зави­си­мо­сти от тео­рии, выска­зан­ной еще Пери­цо­ни­ем и под­дер­жан­ной Нибу­ром¹, о том, что глав­ным источ­ни­ком цар­ской леген­ды явля­лись ста­рин­ные рим­ские пес­ни-были­ны. В этих были­нах, по мне­нию Нибу­ра (стр. 220), сооб­ща­лись, меж­ду про­чим, и сведе­ния о близ­не­цах-осно­ва­те­лях горо­да и в част­но­сти о том, как они, будучи сыно­вья­ми бога Мар­са и цар­ст­вен­ной деви­цы, при помо­щи их боже­ст­вен­но­го отца спа­се­ны были чудес­ным обра­зом от неми­ну­е­мой гибе­ли. Швег­лер, с.13 устра­нив сво­ей кри­ти­кой² песен­ную тео­рию Нибу­ра³ и поста­вив вопрос на обще-мифо­ло­ги­че­скую поч­ву, сохра­нил без изме­не­ния взгляд Нибу­ра на леген­ду о близ­не­цах, как на древ­ней­шее досто­я­ние рим­ско­го наро­да. Исхо­дя из пред­по­ло­же­ния, что зна­чи­тель­ная часть рим­ских ска­за­ний пред­став­ля­ла собою так назы­вае­мые этио­ло­ги­че­ские мифы, т. е. ска­за­ния, воз­ник­шие с целью объ­яс­нить какой-либо обы­чай, обряд, празд­ник, место или памят­ник, Швег­лер (стр. 424) пола­гал, что источ­ни­ком воз­ник­но­ве­ния леген­ды о близ­не­цах и их чудес­ном спа­се­нии при уча­стии вол­чи­цы послу­жи­ло народ­ное тол­ко­ва­ние изо­бра­же­ния руми­наль­ской вол­чи­цы, кото­рая в дей­ст­ви­тель­но­сти име­ла, напро­тив, зна­че­ние сим­во­ла боги­ни Руми­ны. Пере­тол­ко­ва­ние памят­ни­ка, по мыс­ли Швег­ле­ра, обу­слов­ли­ва­лось с одной сто­ро­ны сход­ством име­ни Ro­mu­lus с име­нем Ru­mi­na, а с дру­гой — тем, что имя Ro­mu­lus мог­ло быть при­ни­мае­мо, соглас­но эти­мо­ло­гии, в смыс­ле «сосун». На этом осно­ва­нии дети, нахо­див­ши­е­ся под руми­наль­ской смо­ков­ни­цей, были ото­жест­вле­ны с Рому­лом — сосу­ном и его бра­том Ремом, а отсюда уже сло­жи­лось ска­за­ние о чудес­ном спа­се­нии обо­их⁴. Счи­тая таким обра­зом это ска­за­ние народ­но-рим­ским про­дук­том и пыта­ясь вос­ста­но­вить его в воз­мож­но древ­ней­шем виде, Швег­лер выби­ра­ет из раз­ных вари­ан­тов то, что обна­ру­жи­ва­ет наи­бо­лее мифо­ло­ги­че­скую окрас­ку⁵, вслед­ст­вие чего пред­по­ла­гае­мый древ­ней­ший состав леген­ды состо­ит, меж­ду про­чим, из сле­дую­щих черт: Марс с.14 заста­ет вестал­ку Рею Силь­вию в пеще­ре, в кото­рой она иска­ла убе­жи­ща, спа­са­ясь от вол­ка; она уми­ра­ет сей­час после рож­де­ния мла­ден­цев, будучи бро­ше­на в реку, бог кото­рой дела­ет ее сво­ей супру­гой; коры­то с малют­ка­ми оста­нав­ли­ва­ет­ся око­ло смо­ков­ни­цы; жена Фаусту­ла назы­ва­ет­ся Аккой Ларен­ци­ей; в това­ри­щи Рому­лу и Рему дают­ся Квин­ти­лии и Фабии и т. п. Из даль­ней­ше­го будет вид­но, что под­черк­ну­тые нами чер­ты мни­мо­го древ­ней­ше­го соста­ва леген­ды явля­ют­ся, наобо­рот, более или менее позд­ни­ми видо­из­ме­не­ни­я­ми и допол­не­ни­я­ми основ­ной редак­ции это­го рас­ска­за. Впро­чем, малое вни­ма­ние к хро­но­ло­ги­че­ско­му раз­ли­чию мате­ри­а­ла состав­ля­ет один из наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ных недо­стат­ков мифо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний. Этот же недо­ста­ток обна­ру­жи­ва­ет­ся и у пре­ем­ни­ка Швег­ле­ра, А. Энма­на⁶, кото­рый, при­ни­мая этио­ло­ги­че­ский харак­тер леген­ды о Рому­ле и Реме, счи­та­ет ее выра­ботав­ше­ю­ся в кол­ле­гии лупер­ков, в свя­зи с куль­том Лупер­ка⁷; а меж­ду тем лупер­ки и их празд­ник появ­ля­ют­ся в леген­де о Рому­ле и Реме толь­ко уже в век Сул­лы у анна­ли­ста Кв. Элия Тубе­ро­на (Dion. 1, 80), да и сам лупер­каль не состав­ля­ет искон­ной части этой леген­ды.

Этио­ло­ги­че­ским мифом счи­та­ет леген­ду о близ­не­цах и Момм­зен⁸, но толь­ко он при­уро­чи­ва­ет воз­ник­но­ве­ние ее не к обла­сти сакраль­ных учреж­де­ний, как Энман, а, напро­тив, к свет­ско­му быту государ­ст­вен­но­го строя. По мне­нию Момм­зе­на, в леген­де спер­ва был один толь­ко Ромул. Этот образ еди­но­лич­но­го, пер­во­на­чаль­но, осно­ва­те­ля Рима, в пери­од вре­ме­ни меж­ду изгна­ни­ем царей и сам­нит­ски­ми вой­на­ми, раз­дво­ил­ся путем при­со­еди­не­ния к нему бра­та Рема, а имен­но во вни­ма­ние к двой­ст­вен­но­сти кон­суль­ской вла­сти, ради ее выяс­не­ния и осве­ще­ния.

Новый путь к объ­яс­не­нию леген­ды о рож­де­нии и судь­бе близ­не­цов пред­ло­жен был А. В. Шле­ге­лем⁹, кото­рый впер­вые усмот­рел в этой леген­де не про­дукт народ­но­го твор­че­ства, а, напро­тив, лите­ра­тур­ный вымы­сел, и при­том не рим­ский вымы­сел. с.15 Осно­вы­ва­ясь на сооб­ще­нии Плу­тар­ха (Rom. 8, 15), Шле­гель видел в этой леген­де «гре­че­ский роман», состав­ляв­ший лите­ра­тур­ную соб­ст­вен­ность гре­че­ско­го писа­те­ля Диок­ла. Лите­ра­тур­ное про­ис­хож­де­ние леген­ды при­ни­мал и исто­рик Ран­ке¹⁰, но зна­чи­тель­но ина­че, чем Шле­гель. Обра­тив вни­ма­ние на дра­ма­ти­че­ский харак­тер леген­ды и нахо­дя в обсто­я­тель­ствах опо­зна­ния обо­их бра­тьев-близ­не­цов зна­чи­тель­ное сход­ство с раз­вяз­кой Еври­пидо­вой дра­мы «Ион», Ран­ке выска­зы­ва­ет пред­по­ло­же­ние, что Фабий Пик­тор для изло­же­ния сво­его рас­ска­за о близ­не­цах Рому­ле и Реме поль­зо­вал­ся дра­мой сво­его совре­мен­ни­ка Невия, оза­глав­лен­ной «Ali­mo­nia Re­mi et Ro­mu­li». К мне­нию Ран­ке при­мкнул и О. Риббек¹¹. Напро­тив, Три­бер¹² ком­би­ни­ру­ет мне­ние Ран­ке с мне­ни­ем Шле­ге­ля. Соглас­но с послед­ним, так­же и Три­бер счи­та­ет авто­ром леген­ды гре­че­ско­го писа­те­ля Диок­ла Пепа­риф­ско­го. Но толь­ко Диокл не мог быть исто­ри­ком, как при­ня­то обык­но­вен­но думать, а, напро­тив, дра­ма­ти­че­ским писа­те­лем, так как в рас­ска­зе о близ­не­цах заклю­ча­ют­ся все суще­ст­вен­ные при­зна­ки дра­мы. Раз­ви­вая подроб­но свою мысль, Три­бер нахо­дит, что дра­ма Диок­ла о близ­не­цах Рому­ле и Реме состав­ле­на была по образ­цу Софо­кло­вой тра­гедии о Тирое.

Воз­ра­жая про­тив Шле­ге­ля, Швег­лер¹³ оспа­ри­ва­ет горя­чо самую воз­мож­ность думать, что леген­да о близ­не­цах, осно­ва­те­лях Рима, не рим­ско­го про­ис­хож­де­ния, а гре­че­ско­го. В отли­чие от него, Момм­зен допус­ка­ет, напро­тив, весь­ма зна­чи­тель­ную долю уча­стия гре­ков в выра­бот­ке леген­ды о нача­лах Рима¹⁴. В част­но­сти исто­рию моло­до­сти Рому­ла и Рема Момм­зен счи­та­ет пря­мо пере­де­лан­ной по гре­че­ско­му образ­цу. Отно­си­тель­но же при­част­но­сти к это­му делу Диок­ла Пепа­риф­ско­го Момм­зен пред­ла­га­ет такую ком­би­на­цию¹⁵: Диокл был ровес­ник и, быть может, даже друг Фабия Пик­то­ра, кото­рый из любез­но­сти и упо­мя­нул в сво­их с.16 анна­лах об этом гре­че­ском писа­те­ле, хотя сам не при­дер­жи­вал­ся его рас­ска­за¹⁶. Леген­ду о рим­ских близ­не­цах Диокл узнал через Невия или из уст­ных рас­ска­зов рим­лян.

Новей­ший исто­рик Рима, Гек­тор Паис¹⁷, счи­та­ет Диок­ла исто­ри­ком кон­ца 4-го сто­ле­тия до Р. Хр., но при этом ука­зы­ва­ет и на ca­rat­te­re tra­gi­co del­la sto­ria di Ro­mu­lo e Re­mo (стр. 401). Дра­ма­ти­че­ский харак­тер этой леген­ды Паис объ­яс­ня­ет не заим­ст­во­ва­ни­ем из какой-либо дра­мы, а тем, что гре­че­ские исто­ри­ки того вре­ме­ни вооб­ще усво­и­ли раз­ные при­е­мы дра­ма­ти­че­ской поэ­зии (стр. 211 прим.). Леген­да о рим­ских близ­не­цах (стр. 202—215) воз­ник­ла в виде пере­дел­ки на рим­ский лад подоб­ной гре­че­ской леген­ды, ходив­шей у гре­ков в мно­го­чис­лен­ных вари­ан­тах и в при­уро­че­нии к раз­ным горо­дам. Сам по себе — il mi­to è pu­ra­men­te gre­co (стр. 208). На рим­ской поч­ве в этот миф вне­се­ны лишь кое-какие вто­ро­сте­пен­ные чер­ты ита­лий­ско­го быта (стр. 212), како­вы: наиме­но­ва­ние отца близ­не­цов Мар­сом, появ­ле­ние в леген­де свя­щен­ных живот­ных Мар­са (lu­pus и pi­cus), имя кор­ми­ли­цы Ac­ca La­ren­tia и уче­ние Рому­ла и Рема в Габи­ях.

При таком раз­но­об­ра­зии взглядов не лишне будет всмот­реть­ся в самый текст леген­ды в том виде, как она чита­ет­ся у рим­ских и гре­че­ских исто­ри­ков, и преж­де все­го в двух глав­ных наших источ­ни­ках по этой леген­де, у Плу­тар­ха и Дио­ни­сия Али­кар­насско­го, рас­сказ кото­рых вос­хо­дит к Дио­клу Пепа­риф­ско­му, у пер­во­го непо­сред­ст­вен­но, у вто­ро­го — посред­ст­вен­но, через Фабия Пик­то­ра.