Военное значение аристократии в архаической Греции

с.3 В оте­че­ст­вен­ной исто­рио­гра­фии до сих пор срав­ни­тель­но сла­бо раз­ра­бота­на про­бле­ма роли пра­вя­щих клас­сов в исто­рии. Это отно­сит­ся и к вопро­су о месте и зна­че­нии ари­сто­кра­тии в про­цес­сах, про­ис­хо­див­ших в эллин­ских поли­сах арха­и­че­ской эпо­хи. Дан­ная ста­тья, не при­тя­зая на его общее реше­ние, посвя­ще­на выяс­не­нию лишь одной из состав­ля­ю­щих его частей, может быть, наи­бо­лее нагляд­ной: роли ари­сто­кра­тии в воен­ной обла­сти. Зна­чи­мость этой про­бле­мы выте­ка­ет из фак­та прин­ци­пи­аль­но­го сов­па­де­ния граж­дан­ской, поли­ти­че­ской и воен­ной орга­ни­за­ций вырос­ше­го из родо­вой общи­ны древ­не­гре­че­ско­го поли­са¹.

В первую оче­редь, не вызы­ва­ет сомне­ния тес­ная связь ари­сто­кра­тии с кава­ле­ри­ей. Ари­сто­тель в несколь­ких местах «Поли­ти­ки» гово­рит об этом весь­ма недву­смыс­лен­но. Он ука­зы­ва­ет, что в древ­но­сти государ­ства, воен­ная мощь кото­рых бази­ро­ва­лась на кон­ни­це, име­ли оли­гар­хи­че­ский строй, при­во­дя в при­мер Эре­трию и Хал­киду на Эвбее и Маг­не­сию на Меандре, а так­же несколь­ко неопре­де­лен­но упо­ми­ная «мно­гие дру­гие» (горо­да) по всей Азии (Arist. Pol. IV. 3. 2. 1289b). Хро­но­ло­ги­че­ски он отно­сит появ­ле­ние таких режи­мов к эпо­хе кру­ше­ния монар­хий, когда пол­но­прав­ны­ми граж­да­на­ми явля­лись всад­ни­ки, посколь­ку в ран­них вой­нах имен­но кон­ни­ца была решаю­щей силой ввиду отсут­ст­вия опы­та пра­виль­ной с.4 и эффек­тив­ной орга­ни­за­ции гопли­тов (Arist. Pol. IV. 10. 10. 1297b). Эти сооб­ра­же­ния Ари­сто­те­ля разде­ля­ют­ся совре­мен­ны­ми авто­ра­ми². Эко­но­ми­че­ская при­чи­на ари­сто­кра­тиз­ма ран­не­гре­че­ской кава­ле­рии — воз­мож­ность содер­жа­ния коней толь­ко круп­ны­ми соб­ст­вен­ни­ка­ми (Arist. Pol. VI. 4. 3. 1321a). Совре­мен­ные уче­ные и здесь соглас­ны с вели­ким фило­со­фом³.

Веро­ят­но, не слу­чай­но хал­кид­ские ари­сто­кра­ты на Эвбее име­но­ва­лись гип­по­бота­ми («вос­пи­ты­ваю­щи­ми коней»), кото­рых Геро­дот назы­ва­ет «жир­ны­ми» (Hdt. V. 77). Их упо­ми­на­ет и Стра­бон, со ссыл­кой на Ари­сто­те­ля отме­чаю­щий, что в древ­но­сти во гла­ве пра­ви­тель­ства «всад­ни­ков» в Хал­киде сто­я­ли выбран­ные на осно­ве иму­ще­ст­вен­но­го цен­за лица, управ­ля­ю­щие в ари­сто­кра­ти­че­ском духе (Strab. X. 1. 8). В сосед­нем эвбей­ском поли­се Эре­трии государ­ст­вен­ная власть нахо­ди­лась, по Ари­сто­те­лю (Ath. pol. XV. 2), так­же в руках всад­ни­ков (по край­ней мере, в пери­од вто­ро­го изгна­ния Писи­стра­та из Афин). Плу­тарх, упо­ми­наю­щий об уда­ле­нии гип­по­ботов из Хал­киды Пери­к­лом, харак­те­ри­зу­ет их как бога­чей, поль­зо­вав­ших­ся осо­бен­ной сла­вой (Plut. Per. 23). Сход­ным обра­зом име­но­ва­лись жив­шие в Маг­не­сии и Коло­фоне гип­потро­фы (ἱπ­ποτ­ρό­φοι — «выра­щи­ваю­щие коней») (Her. Pont. XXII), при­чем пра­вя­щая груп­па в Коло­фоне состав­ля­ла тыся­чу чело­век (Her. Pont. XI). По пред­по­ло­же­нию М. Арн­хей­ма, насе­ле­ние Коло­фо­на состав­ля­ло око­ло 30000 чело­век (7500 домо­вла­дель­цев), а 1000 состав­ля­ла пра­вя­щую ари­сто­кра­тию⁴.

Коне­вод­ство с древ­ней­ших вре­мен было раз­ви­то в Фес­са­лии, где гос­под­ст­во­ва­ли ари­сто­кра­ти­че­ские роды Але­ва­дов, Ско­па­дов, Кре­он­дов и др., и кава­ле­рия игра­ла важ­ную роль. Так, фес­са­лий­цы посла­ли Писи­стра­ти­дам, ввиду втор­же­ния спар­тан­цев, 1000 всад­ни­ков во гла­ве с царем Кине­ем из Кония (Hdt. V. 63). Фес­са­лий­ская кон­ни­ца была суще­ст­вен­ной силой (Hdt. VII. 173, 196). Во вре­ме­на Ксе­но­фон­та Фес­са­лий­ский союз рас­по­ла­гал силой в 6000 всад­ни­ков и более 10000 гопли­тов, не счи­тая пель­та­стов (Xen. Hell. VI. 1. 8—9).

Кава­ле­рия сохра­ня­ла извест­ное зна­че­ние и в Бео­тии. В бит­ве при Пла­те­ях фиван­ские всад­ни­ки сра­жа­лись на сто­роне пер­сов (Hdt. IX. 69). Извест­но, что во 2-й поло­вине V в. с.5 вой­ско Бео­тий­ско­го сою­за состав­ля­ли 11000 гопли­тов и 1100 всад­ни­ков (Hell. Oxyr. XI. 3). По тимо­кра­ти­че­ской кон­сти­ту­ции Соло­на, в Афи­нах «всад­ни­ка­ми» назы­ва­лись граж­дане с дохо­дом не менее 300 медим­нов⁵, при­чем Ари­сто­тель осо­бо отме­ча­ет, что это назва­ние, веро­ят­но, отра­жа­ет их дей­ст­ви­тель­ную служ­бу (Ath. pol. I. 7). К сожа­ле­нию, их коли­че­ст­вен­ный состав неиз­ве­стен. В пери­од прав­ле­ния Перик­ла афин­ская кон­ни­ца (вме­сте с кон­ны­ми луч­ни­ка­ми) насчи­ты­ва­ла 1200 всад­ни­ков (Thuc. II. 13. 7). Поэто­му труд­но пол­но­стью согла­сить­ся с мне­ни­ем А. Бер­на, что к кон­цу арха­и­че­ской эпо­хи с ростом воен­но­го зна­че­ния гоплит­ской фалан­ги в Гре­ции к югу от Фес­са­лии пада­ет зна­че­ние кава­ле­рии, кото­рая к нача­лу V в. до н. э. там даже вре­мен­но исче­за­ет⁶. Пред­став­ля­ет­ся так­же недо­ста­точ­но обос­но­ван­ным мне­ние Г. Шеман­на о том, что в усло­ви­ях разо­ре­ния части ари­сто­кра­тии и появ­ле­ния бога­чей из незнат­ных, толь­ко эвпат­риды явно обо­зна­ча­ют родо­вую ари­сто­кра­тию; «всад­ни­ки» же могут быть не толь­ко ари­сто­кра­та­ми, но и людь­ми со всад­ни­че­ским цен­зом⁷. Совер­шен­но оче­вид­но, что этот тер­мин в зна­че­нии цен­зо­вой кате­го­рии мог употреб­лять­ся лишь с позд­не­ар­ха­и­че­ско­го вре­ме­ни, с появ­ле­ни­ем тимо­кра­ти­че­ских кон­сти­ту­ций, в кото­рых, веро­ят­нее все­го, зафик­си­ро­ва­ны реаль­ные дохо­ды ари­сто­кра­тов, необ­хо­ди­мые для служ­бы в кава­ле­рии.

К это­му вре­ме­ни ари­сто­кра­тия сло­жи­лась вполне, со все­ми ее отли­чи­тель­ны­ми при­зна­ка­ми и идео­ло­ги­ей; с ростом же воен­но­го зна­че­ния гоплит­ской фалан­ги, повлек­шим за собой неко­то­рую демо­кра­ти­за­цию обще­ства (Arist. Pol. IV. 10. 10. 1297b), коне­вод­ство оста­лось обя­зан­но­стью и при­ви­ле­ги­ей знат­ных семейств, как отли­чи­тель­ная чер­та ари­сто­кра­тиз­ма⁸, оли­це­тво­ряя доб­лесть и богат­ство; а ста­рин­ное богат­ство и доб­лесть, по опре­де­ле­нию Ари­сто­те­ля (Pol. IV. 6. 5. 1294a), и есть бла­го­род­ство.

Дей­ст­ви­тель­но, в тра­ди­ции раз­веде­ние коней счи­та­лось бла­го­род­ным заня­ти­ем, свиде­тель­ст­во­вав­шим о знат­но­сти рода⁹. Пин­дар посвя­ща­ет одну из сво­их од «кон­но­му роду могу­чих Алк­мео­нидов» (Pind. Pyth. 7). Коней, высту­пав­ших на Олим­пи­а­дах, выра­щи­ва­ли не толь­ко тира­ны, бога­тей­шие в Гре­ции люди, но и дру­гие пред­ста­ви­те­ли ари­сто­кра­ти­че­ских с.6 родов, напри­мер, Фила­иды (Hdt. VI. 35—36) и Эвпат­риды (Thuc. VIII. 73. 3; Plut. Alc. 11) в Атти­ке. Алки­ви­ад, как и его пред­ки, слу­жил в кон­ни­це, о чем свиде­тель­ст­ву­ет спа­се­ние Сокра­та в бит­ве при Делии (Plut. Alc. 7). Нель­зя сбра­сы­вать со сче­та и такие отме­чен­ные М. Фин­ли фак­ты: рас­про­стра­нен­ность изо­бра­же­ний всад­ни­ков на рас­пис­ной арха­и­че­ской кера­ми­ке; появ­ле­ние кава­ле­рии в Ита­лии с гре­че­ски­ми пере­се­лен­ца­ми, что при­да­ва­ло гоплит­ско­му вой­ску мобиль­ность на поле боя¹⁰.

Несколь­ко слож­нее обсто­ит дело с лакеде­мон­ской кон­ни­цей, о кото­рой досто­вер­но извест­но толь­ко с клас­си­че­ско­го вре­ме­ни¹¹. Прав­да, име­ет­ся туман­ное свиде­тель­ство о рефор­ме спар­тан­ской кон­ни­цы Ликур­гом (Plut. Lyc. 28). Одна­ко и в клас­си­че­ское вре­мя, несмот­ря на то, что содер­жа­ние лоша­дей пору­ча­лось бога­тей­шим из граж­дан, бое­спо­соб­ность спар­тан­ской кон­ни­цы была весь­ма низ­кой (Xen. Hell. VI. 4. 10—11). Тем не менее, судя по сооб­ще­ни­ям антич­ных авто­ров, и в Спар­те суще­ст­во­ва­ли так назы­вае­мые «всад­ни­ки». Из сооб­ще­ний о них ясно, что это было отбор­ное под­разде­ле­ние спар­ти­а­тов¹², насчи­ты­вав­шее 300 чело­век¹³, являв­ших­ся цар­ски­ми тело­хра­ни­те­ля­ми¹⁴, кото­ры­ми коман­до­ва­ли трое началь­ни­ков кон­ни­цы (οἱ ἱπ­παγ­ρέ­ται)¹⁵. «Всад­ни­ки» выпол­ня­ли и тай­ные пору­че­ния герон­тов и эфо­ров, что явст­ву­ет из рас­ска­за о подав­ле­нии заго­во­ра Кина­до­на (Xen. Hell. III. 3. 9), а Эфор при­чис­лял «всад­ни­ков» вме­сте с герон­та­ми к выс­шим спар­тан­ским государ­ст­вен­ным долж­но­стям, ука­зы­вая при этом, что спар­тан­ские «всад­ни­ки», в отли­чие от крит­ских, не дер­жат коней (Strab. X. 4. 18). Про­бле­ма про­ис­хож­де­ния и функ­ций спар­тан­ских «всад­ни­ков» ста­ла пред­ме­том спе­ци­аль­но­го изу­че­ния¹⁶. Несо­мнен­на эли­тар­ность это­го кор­пу­са, являв­ше­го­ся важ­ным испол­ни­тель­ным орга­ном¹⁷. Нас, одна­ко, инте­ре­су­ет лишь про­ис­хож­де­ние это­го отряда. В весь­ма содер­жа­тель­ной ста­тье, исхо­дя из опре­де­ле­ния неко­то­ры­ми антич­ны­ми авто­ра­ми «всад­ни­ков» как эфе­бов, Ю. В. Андре­ев с.7 при­со­еди­ня­ет­ся в этом вопро­се к мне­нию Жанм­э­ра, видев­ше­го в них релик­то­вую фор­му юно­ше­ско­го сою­за гоме­ров­ско­го пери­о­да¹⁸.

Одна­ко это­му про­ти­во­ре­чит отме­чен­ный Геро­до­том факт еже­год­но­го пере­хо­да ста­рей­ших (πρεσ­βύ­τατοι) из «всад­ни­ков» в коли­че­стве пяти чело­век в состав ἀγα­θοερ­γοί, выпол­няв­ших в тече­ние года посоль­ские функ­ции, для кото­рых юно­ши вряд ли были при­год­ны. Срок служ­бы в отряде «всад­ни­ков» нам неиз­ве­стен. Это застав­ля­ет с осто­рож­но­стью отно­сить­ся к гипо­те­зе о «всад­ни­ках» как релик­те эпо­хи воен­ной демо­кра­тии. Не менее веро­ят­но, что спар­тан­ские «всад­ни­ки» клас­си­че­ской эпо­хи пред­став­ля­ли руди­мент более позд­не­го пери­о­да недол­го­го гос­под­ства в Спар­те ари­сто­кра­тии. Может быть, это были потом­ки неко­гда знат­ных родов или семейств Спар­ты, про­ис­хо­див­ших от Герак­лидов и слив­ших­ся с дру­ги­ми спар­ти­а­та­ми в ὅμοιοι.

Сим­во­лич­на сама чис­лен­ность «всад­ни­ков»: она ука­зы­ва­ет на трех­чис­лен­ное деле­ние, харак­тер­ное для дорий­цев. Может быть, до реформ Ликур­га в Спар­те суще­ст­во­вал отряд насто­я­щих всад­ни­ков, состав­лен­ный из пред­ста­ви­те­лей ари­сто­кра­ти­че­ских родов, по 100 от каж­до­го пле­ме­ни? Нель­зя исклю­чить и сакраль­но­го зна­че­ния циф­ры «300»: во вре­мя вто­рой Мес­сен­ской вой­ны Ари­сто­мен сфор­ми­ро­вал отбор­ный отряд из трех­сот чело­век (Paus. IV. 18. 1); Лео­нид, направ­ля­ясь к Фер­мо­пи­лам, ото­брал 300 спар­ти­а­тов, имев­ших детей (Hdt. VII. 205); в бит­ве при Пла­те­ях на при­зыв Пав­са­ния заме­нить мегар­цев отклик­нул­ся афин­ский отряд в 300 отбор­ных бой­цов (Hdt. IX. 21); нако­нец, когда позд­нее Гор­гид орга­ни­зо­вал свя­щен­ный фиван­ский отряд, его чис­лен­ность так­же была уста­нов­ле­на в 300 мужей (Plut. Pel. 18, 23).

Воз­вра­ща­ясь к арха­и­ке, сле­ду­ет согла­сить­ся с тем, что про­гресс в эко­но­ми­че­ской обла­сти (в част­но­сти, раз­ви­тие метал­лур­гии и рост тор­гов­ли) ока­зал глу­бо­кое воздей­ст­вие и на воен­ное дело: пони­же­ние сто­и­мо­сти воору­же­ния и пер­ма­нент­ная меж­по­лис­ная борь­ба спо­соб­ст­во­ва­ли раз­ви­тию гоплит­ско­го строя¹⁹. Важ­но опре­де­лить роль ари­сто­кра­тии в этом про­цес­се. Ч. Старр счи­та­ет, что появ­ле­ние фалан­ги не явля­ет­ся чисто ари­сто­кра­ти­че­ским фено­ме­ном, посколь­ку новый с.8 строй пре­иму­ще­ст­вен­но ком­плек­то­вал­ся из сво­бод­ных кре­стьян, и под­чер­ки­ва­ет, что круп­ные и мел­кие земле­вла­дель­цы сто­я­ли вме­сте в рядах фалан­ги, как они сто­я­ли вме­сте про­тив доми­ни­ро­ва­ния лич­но­го лидер­ства в поли­ти­че­ской сфе­ре²⁰. По мне­нию В. Эрен­бер­га, хро­но­ло­ги­че­ски эти изме­не­ния в воен­ной, эко­но­ми­че­ской и поли­ти­че­ской жиз­ни, будучи соеди­нен­ны­ми друг с дру­гом частя­ми еди­но­го про­цес­са, отно­сят­ся ко 2-й поло­вине VIII и к VII вв. до н. э., когда на место инди­виду­аль­но­го боя при­шла так­ти­ка тес­ной фалан­ги гопли­тов, что ста­ло воз­мож­но, толь­ко когда «рыца­ри» исчез­ли, и воен­ный строй стал бази­ро­вать­ся на равен­стве, нахо­дя­щем свое допол­не­ние в поли­ти­че­ском строе как общине сво­бод­ных людей²¹. Р. Литт­ман пола­га­ет, что фалан­га, под­ры­вав­шая власть ари­сто­кра­тии, была введе­на в Гре­ции око­ло 700 г. до н. э.²²; ари­сто­кра­ты пол­но­стью поте­ря­ли кон­троль над воен­ны­ми сила­ми государ­ства, а их соб­ст­вен­ная воен­ная роль упа­ла до незна­чи­тель­но­сти²³. В отли­чие от него, М. Фин­ли счи­та­ет, что пре­иму­ще­ства гоплит­ской фалан­ги при­ве­ли к ее доми­ни­ро­ва­нию в Гре­ции лишь к кон­цу VII века. Это вызва­ло глу­бо­кие соци­аль­ные послед­ст­вия, дав общин­ни­кам важ­ную воен­ную функ­цию, хотя не озна­ча­ло демо­кра­ти­за­цию армии, так как доспе­хи были доста­точ­но доро­ги, и тако­вым про­цес­сом может счи­тать­ся лишь исполь­зо­ва­ние бед­ня­ков на фло­те, как в Афи­нах клас­си­че­ской эпо­хи²⁴.

По про­бле­ме хро­но­ло­гии сле­ду­ет отме­тить асин­хрон­ность сход­ных и тож­де­ст­вен­ных про­цес­сов в отдель­ных рай­о­нах Гре­ции, а ино­гда их каче­ст­вен­ные и коли­че­ст­вен­ные раз­ли­чия. Так, мож­но пола­гать, что в Спар­те гоплит­ский строй победил в 1-й поло­вине VIII в. до н. э., до пер­вой Мес­сен­ской вой­ны, в дру­гих поли­сах — несколь­ко позд­нее. Но роль, место и зна­че­ние ари­сто­кра­тии в маги­ст­раль­ном раз­ви­тии обще­ства, в том чис­ле и в воен­ной обла­сти, на наш взгляд, в боль­шин­стве слу­ча­ев оце­ни­ва­ют­ся необъ­ек­тив­но: не сле­ду­ет забы­вать, что появ­ле­ние гоплит­ско­го строя син­хрон­но эпо­хе гос­под­ства зна­ти в Гре­ции. Ари­сто­тель под­чер­ки­вал, что арха­и­че­ские виды государ­ст­вен­но­го строя отно­сят­ся к чис­лу оли­гар­хи­че­ских и монар­хи­че­ских (Pol. IV. 10. 11. 1297b), посколь­ку гоплит­ская служ­ба, с.9 как и кава­ле­рий­ская, ско­рее соот­вет­ст­ву­ет воз­мож­но­стям состо­я­тель­ных людей, чем неиму­щих, и толь­ко лег­ко­во­ору­жен­ные и мат­ро­сы соот­вет­ст­ву­ют демо­кра­тии (Pol. VI. 4. 3. 1321a); стра­те­гию же он счи­тал одной из важ­ней­ших функ­ций цар­ской вла­сти (Pol. III. 9. 2—3. 1285a—b).

Антич­ная тра­ди­ция донес­ла до нас мно­же­ство свиде­тельств о пред­ста­ви­те­лях древ­них цар­ских родов, сохра­нив­ших цар­ское досто­ин­ство или пере­шед­ших в раз­ряд ари­сто­кра­тии, но пер­вей­шей обя­зан­но­стью кото­рых оста­ва­лось руко­вод­ство воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми. Так, в дорий­ских общи­нах пра­ви­те­ли эпо­хи арха­и­ки воз­во­ди­ли свои родо­слов­ные к Герак­лу. В Спар­те это были не толь­ко цар­ские роды Аги­а­дов и Эври­пон­ти­дов²⁵, но и пред­ста­ви­те­ли дру­гих родов, явно потом­ки преж­ней ари­сто­кра­тии (ср.: Plut. Lys. 24). К Герак­лидам воз­во­ди­ли свое про­ис­хож­де­ние цар­ские дина­стии Теме­нидов в Арго­се, к кото­рым при­над­ле­жал зна­ме­ни­тый Фидон (Strab. VIII. 3. 33), в Сики­оне (Paus. II. 6. 7) и даже в Македо­нии²⁶; Эпи­ти­дов в Мес­се­нии до спар­тан­ско­го заво­е­ва­ния (Paus. IV. 3. 3—8. 15. 4); Бак­хи­а­дов в Корин­фе (Paus. II. 4. 3—4) и в Верх­ней Македо­нии (Strab. VII. 7. 9). Роди­ча­ми Герак­лидов счи­та­лись это­лий­ские цари (Paus. V. 3. 7).

Цар­ская власть сохра­ня­лась в Арка­дии, по край­ней мере, до 2-й Мес­сен­ской вой­ны (Paus. VIII. 1. 4—5. 13), на Кип­ре, где было несколь­ко мел­ких царств до гре­ко-пер­сид­ских войн (Hdt. V. 104—113), в Эпи­ре, в кон­це кон­цов объ­еди­нен­ном царя­ми молос­сов, воз­во­див­ши­ми свой род к Зев­су через Эака, Ахил­ла и Неопто­ле­ма²⁷. В Фес­са­лии эпо­хи гре­ко-пер­сид­ских войн граж­дан­ская и воен­ная власть нахо­ди­лась в руках дина­стов из знат­ней­ших родов Але­ва­дов, Ско­па­дов и дру­гих²⁸, состав­ляв­ших, по мне­нию Г. Шеман­на, обще­фес­са­лий­ское собра­ние, при­зы­вав­шее вои­нов на служ­бу²⁹. Цар­ское про­ис­хож­де­ние имел род Пен­фи­лидов на Лес­бо­се (Strab. XIII. 1. 3; Paus. II. 18. 6). Знат­ней­шие роды Афин и ионий­ско­го две­на­дца­ти­гра­дья (Медон­ти­ды, Мелан­ти­ды, Баси­лиды, Неле­иды и др.) воз­во­ди­ли свою родо­слов­ную через афин­ско­го царя с.10 Код­ра к сыну Несто­ра Нелею³⁰. Одним из зна­ме­ни­тей­ших афин­ских ари­сто­кра­ти­че­ских родов, дав­ших слав­ней­ших мужей (Plut. De He­rod. ma­lign. 16, 27), в част­но­сти, таких извест­ней­ших маги­ст­ра­тов, как Мегакл и Кли­сфен, был род Алк­мео­нидов, в тра­ди­ции — так­же потом­ков пилос­ско­го царя Несто­ра (Paus. II. 18. 8—9). В эпо­ху Соло­на афин­ским глав­но­ко­ман­дую­щим в войне дель­фий­ской амфи­к­ти­о­нии с Киррой был явно пред­ста­ви­тель это­го рода по име­ни Алк­ме­он (Plut. Sol. 9).

Харак­тер­ным явле­ни­ем арха­и­ки было воз­ник­но­ве­ние стар­шей тира­нии, появив­шей­ся во всех наи­бо­лее раз­ви­тых, в соци­аль­но-эко­но­ми­че­ском отно­ше­нии, поли­сах Гре­ции, за исклю­че­ни­ем Хал­киды на Эвбее, избе­жав­шей ее, по мне­нию М. П. Нильс­со­на, бла­го­да­ря ран­не­му рас­цве­ту и вовле­че­нию в кон­це VIII в. до н. э. в дли­тель­ную вой­ну с Эре­три­ей, и Эги­ны, отли­чав­шей­ся боль­шой диф­фе­рен­ци­а­ци­ей насе­ле­ния, обыч­ной для пре­иму­ще­ст­вен­но ком­мер­че­ско­го цен­тра³¹. В опре­де­лен­ной сте­пе­ни было бы пра­во­мер­но рас­смот­реть воен­ную поли­ти­ку ран­не­гре­че­ских тира­нов, их роль в вой­нах и в орга­ни­за­ции воен­но­го дела, посколь­ку подав­ля­ю­щее боль­шин­ство их вышло из ари­сто­кра­тии³², и в сво­ей поли­ти­ке выра­жа­ло опре­де­лен­ные тен­ден­ции эпо­хи. Еще Ари­сто­тель отме­чал склон­ность тира­нов вести вой­ны с целью упро­че­ния лич­ной вла­сти (Arist. Pol. V. 9. 5. 1313b). Поми­мо агрес­сив­но­сти, для тира­на часто созда­ва­ли отряды тело­хра­ни­те­лей из наем­ни­ков (Arist. Pol. V. 9. 4. 1313b). Одна­ко соци­аль­ная поли­ти­ка тира­нов, направ­лен­ная отча­сти в поль­зу демо­са, и недо­ста­ток места пре­пят­ст­ву­ет вклю­че­нию это­го вопро­са в дан­ную ста­тью, хотя ана­лиз и изу­че­ние общей тен­ден­ции внеш­ней поли­ти­ки наи­бо­лее пере­до­вых поли­сов в эпо­ху стар­шей тира­нии пред­став­ля­ют исклю­чи­тель­ный инте­рес. При этом еще раз под­чер­ки­ва­ем, что ран­не­гре­че­ские тира­ны при­над­ле­жа­ли часто по про­ис­хож­де­нию и все­гда по поло­же­нию к вер­хуш­ке зна­ти. Ч. Старр пра­виль­но назы­ва­ет «выс­шие клас­сы» Гре­ции арха­и­че­ской эпо­хи наи­бо­лее могу­ще­ст­вен­ной и агрес­сив­ной частью гре­че­ско­го обще­ства³³.

с.11 Исто­рия гре­ко-пер­сид­ских войн осо­бен­но нагляд­но пока­зы­ва­ет команд­ную роль ари­сто­кра­тов в орга­ни­за­ции армии и флота, в выра­бот­ке стра­те­гии и так­ти­ки, в руко­вод­стве вой­ска­ми на полях сра­же­ний, ибо это счи­та­лось не толь­ко пра­вом, но и исклю­чи­тель­ной обя­зан­но­стью ари­сто­кра­тии. Так, похо­дом на Сар­ды руко­во­ди­ли брат зачин­щи­ка ионий­ско­го вос­ста­ния Ари­ста­го­ра Харо­пин и дру­гой миле­тя­нин — Гер­мо­фант, судя по име­ни — так­же ари­сто­крат (Hdt. V. 99). Пер­сы, настиг­шие ионян в Эфе­се, уби­ли сре­ди мно­гих знат­ных лиц, участ­во­вав­ших в набе­ге, эре­трий­ско­го вое­на­чаль­ни­ка Эвал­кида, победи­те­ля в состя­за­ни­ях, вос­пе­то­го Симо­нидом Кеос­ским (Hdt. V. 102). Если же знат­ные люди изме­ня­ли обще­му делу и пере­хо­ди­ли на сто­ро­ну вра­га, оно ока­зы­ва­лось про­иг­ран­ным. Так, двое знат­ных измен­ни­ков сда­ли Эре­трию пер­сам на седь­мой день оса­ды (Hdt. V. 101; Paus. VII. 10). На сто­ро­ну Ксерк­са пере­шли фес­са­лий­ские Але­ва­ды³⁴, без­услов­но, сыг­рав зна­чи­тель­ную роль в измене дру­гих фес­са­лий­цев, пона­ча­лу высту­пив­ших вме­сте с элли­на­ми (Hdt. VII. 172—174). Фиван­ские ари­сто­кра­ты поста­ви­ли Фивы и почти всю Бео­тию в ряды союз­ни­ков пер­сов (Hdt. IX. 86—88; Paus. IX. 6. 1—2).

При изу­че­нии гене­а­ло­гии круп­ней­ших афин­ских пол­ко­вод­цев той эпо­хи бро­са­ет­ся в гла­за, что все они — цвет ари­сто­кра­тии. Мара­фон­ский победи­тель Миль­ти­ад, сын Кимо­на, внук Сте­са­го­ра, и его сын Кимон, не менее про­слав­лен­ный пол­ко­во­дец, при­над­ле­жа­ли к древ­не­му роду Фила­идов, воз­во­див­ше­го свое про­ис­хож­де­ние через Тела­мо­на и Эака к Зев­су³⁵. Дру­гой зна­ме­ни­тый герой, коман­дир афин­ских гопли­тов при Пла­те­ях Ари­стид (Hdt. IX. 28), лидер ари­сто­кра­тов, про­ис­хо­дил из семьи, веро­ят­но, при­над­ле­жав­шей к знат­но­му элев­син­ско­му роду Кери­ков (Plut. Arist. 2, 5, 25). Его поли­ти­че­ский про­тив­ник, зна­ме­ни­тый Феми­стокл (Hdt. VII. 143), коман­дир афин­ских гопли­тов в Фес­са­лии (Hdt. VII. 173) и афин­ско­го флота в сра­же­нии при Арте­ми­сии (Hdt. VIII. 4—5) и при Сала­мине (Hdt. VIII. 57—110), так­же из знат­но­го жре­че­ско­го рода Лико­мидов (Plut. Them. 1; Paus. I. 37. 1). Веро­ят­но, афин­ский три­е­рарх Лико­мед, пер­вым захва­тив­ший пер­сид­ский корабль в Сала­мин­ской бит­ве (Plut. Them. 15), был его роди­чем. И позд­нее, в середине V в. до н. э., победив­шая афин­ская демо­кра­тия выдви­га­ла на долж­ность стра­те­гов наи­бо­лее родо­ви­тых людей: Перик­ла, сына Ксан­тип­па с.12 (Plut. Per. 3, 16) из рода Бузи­гов³⁶, знат­но­го бога­ча Никия (Plut. Nic. 2), Алки­ви­а­да, сына Кли­ния (Plut. Alc. 13—15) из рода Эвпат­ридов (Plut. Alc. 1)³⁷, и мно­гих дру­гих. Избра­ние стра­те­гом Клео­на, с нескры­вае­мой иро­ни­ей опи­сан­ное Фукидидом (Thuc. IV. 27. 3—29. 1), явля­лось ред­ким исклю­че­ни­ем из пра­вил. Ана­ло­гич­ную кар­ти­ну мы наблюда­ем и в демо­кра­ти­че­ских Фивах эпо­хи Пело­пида и Эпа­ми­нон­да, кото­рые про­ис­хо­ди­ли из родов, зна­ме­ни­тых в горо­де (Plut. Pel. 3).

Обра­ща­ясь к вопро­су о роли ари­сто­кра­тии в раз­ви­тии воен­но­го флота, орга­ни­за­ции мор­ских похо­дов и руко­вод­стве непо­сред­ст­вен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми на море, сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на свиде­тель­ство Плу­тар­ха о «веч­ных море­пла­ва­те­лях» (ἀειναῦται) — вли­я­тель­ных людях в Миле­те после изгна­ния Фоан­та и Дама­се­но­ра (Plut. Quaest. Graec. 32), то есть во 2-й поло­вине VI в. до н. э. По Геси­хию (He­sych. s. v.), это были милет­ские вла­сти. Эти сооб­ще­ния ста­ли пред­ме­том спе­ци­аль­но­го ана­ли­за³⁸ и сопо­став­ле­ния с «веч­ны­ми море­пла­ва­те­ля­ми» из Эре­трии с Эвбеи (древ­ней­шая над­пись, где они упо­ми­на­ют­ся, дати­ру­ет­ся V в. до н. э.)³⁹. Автор при­шла к выво­ду, что «веч­ные море­хо­ды» VI в. до н. э. были круп­ны­ми земель­ны­ми соб­ст­вен­ни­ка­ми, ари­сто­кра­та­ми, стро­ив­ши­ми и содер­жав­ши­ми кораб­ли, пред­на­зна­чав­ши­е­ся для воен­ных дей­ст­вий, пират­ства и тор­гов­ли⁴⁰.

По пре­да­нию, сохра­нен­но­му Фукидидом, корин­фяне пер­вы­ми в Элла­де ста­ли стро­ить кораб­ли спо­со­бом, похо­жим на совре­мен­ный Фукидиду, созда­ли пер­вые три­е­ры (Thuc. I. 13. 2). Помощь в стро­и­тель­стве четы­рех кораб­лей (веро­ят­но, три­ер) на Само­се была так­же полу­че­на из Корин­фа, по вычис­ле­ни­ям Фукидида, при­мер­но за 300 лет до окон­ча­ния Пело­пон­нес­ской вой­ны (Thuc. I. 13. 3), то есть око­ло 700 г. до н. э., во вре­мя прав­ле­ния в Корин­фе ари­сто­кра­ти­че­ско­го рода Бак­хи­а­дов, высту­паю­щих, таким обра­зом, в каче­стве орга­ни­за­то­ров стро­и­тель­ства ново­го типа бое­вых кораб­лей. В кон­це их прав­ле­ния, око­ло 660 г. до н. э. (за 260 лет до окон­ча­ния Пело­пон­нес­ской вой­ны), про­изо­шла пер­вая в Гре­ции мор­ская бит­ва меж­ду корин­фя­на­ми и кер­ки­ря­на­ми (Thuc. I. 13. 3), с исполь­зо­ва­ни­ем с.13 три­ер, сыг­рав­ших столь боль­шую роль для Элла­ды.

В даль­ней­шем важ­ней­шей мор­ской дер­жа­вой стал Самос: во 2-й поло­вине VI в. до н. э., когда на ост­ро­ве уста­но­ви­лась тира­ния Поли­кра­та, самос­ский флот гос­под­ст­во­вал в Ионии (Hdt. III. 39; Thuc. I. 13. 6). Поли­крат рас­по­ла­гал фло­том в 100 пен­те­кон­тер (Hdt. III. 39) и мини­мум 40 три­ер, на кото­рых он отпра­вил опас­ных для него сограж­дан в Еги­пет на помощь Кам­би­су (Hdt. III. 44). Веро­ят­но, более низ­ки­ми бое­вы­ми каче­ства­ми остав­ших­ся у Поли­кра­та судов и объ­яс­ня­ет­ся его пора­же­ние в мор­ской бит­ве с воз­вра­тив­ши­ми­ся изгнан­ни­ка­ми. Вряд ли мож­но сомне­вать­ся в ари­сто­кра­ти­че­ском про­ис­хож­де­нии Поли­кра­та: поми­мо его име­ни, об этом кос­вен­но свиде­тель­ст­ву­ет любо­пыт­ный эпи­зод, пере­да­вае­мый Геро­до­том (III. 142—143), когда один из ува­жае­мых (δό­κιμος) граж­дан Само­са, Теле­сарх, заявил намест­ни­ку Поли­кра­та, Меанд­рию, что тот не досто­ин власт­во­вать, так как он под­ло­го рода (γε­γονώς τε κα­κῶς…). Логич­но пред­по­ло­жить, что ранее Поли­кра­ту под­чи­ня­лись, посколь­ку он имел бла­го­род­ство. Весь­ма знат­ны­ми людь­ми были и коман­ди­ры кораб­лей ионий­ско­го флота на пер­сид­ской служ­бе: чле­ны кипр­ско­го цар­ско­го рода (Hdt. VII. 98; VIII. 11), мно­го­чис­лен­ные тира­ны (Hdt. IV. 97, 137—138; V. 11, 36—38) и ари­сто­кра­ты (Hdt. V. 33; VI. 50; VII. 195; VIII. 82).

В Афи­нах фло­то­во­д­ца­ми так­же были вид­ней­шие ари­сто­кра­ты. Так, стра­те­гом два­дца­ти кораб­лей, направ­лен­ных на помощь вос­став­шей Ионии, афи­няне назна­чи­ли Мелан­фия, одно­го из самых ува­жае­мых афин­ских граж­дан (Hdt. V. 97). В сра­же­нии при Арте­ми­сии отли­чил­ся Кли­ний, сын Алки­ви­а­да (и отец Алки­ви­а­да) из рода Эвпат­ридов, участ­во­вав­ший в войне на постро­ен­ной за свой счет три­е­ре (Hdt. VIII. 17; Plut. Alc. 1). Извест­но, что в бит­ве при Мика­ле афин­ским фло­том коман­до­вал Ксан­типп, сын Ари­фро­на и отец Перик­ла, из рода Бузи­гов (Paus. III. 7. 9). О про­ис­хож­де­нии Феми­сток­ла доста­точ­но ска­за­но выше.

При­ме­ры мож­но умно­жить, но и при­веден­ных доста­точ­но, чтобы сде­лать вывод, что и после опре­де­лен­ной демо­кра­ти­за­ции воен­ной маши­ны гре­че­ские ари­сто­кра­ты арха­и­че­ской и даже клас­си­че­ской эпох сохра­ни­ли (в том чис­ле и во фло­те) руко­во­дя­щее поло­же­ние. Сле­ду­ет упо­мя­нуть еще одну вес­кую при­чи­ну, спо­соб­ст­во­вав­шую сохра­не­нию пози­ций знат­ных вое­на­чаль­ни­ков: необ­хо­ди­мость жерт­во­при­но­ше­ний перед сра­же­ни­ем или похо­дом богам и геро­ям от лица всей общи­ны⁴¹ с.14 (рань­ше это было обя­зан­но­стью баси­ле­ев). Для этой цели более все­го под­хо­ди­ли люди, про­ис­хо­див­шие от геро­ев, а зна­чит — и от богов; кро­ме того, прак­ти­че­ски каж­дый ари­сто­кра­ти­че­ский род имел свои куль­ты, а ари­сто­кра­ты испол­ня­ли жре­че­ские обя­зан­но­сти. Напри­мер, в Афи­нах элев­син­ский культ осу­ществля­ли шесть знат­ных родов⁴²: Эвмол­пиды, Кери­ки, Фила­иды, Кро­ко­ниды, Кой­ро­ниды и Эвдай­не­мы. Пред­ста­ви­тель рода Лико­мидов Феми­стокл перед Сала­мин­ской бит­вой при­нес в жерт­ву Дио­ни­су Оме­сту трех знат­ных юно­шей-пер­сов (Plut. Them. 13). Мно­го­чис­лен­ность и обще­из­вест­ность при­ме­ров этой важ­ней­шей, по древним пред­став­ле­ни­ям, функ­ции вое­на­чаль­ни­ков оче­вид­на и не нуж­да­ет­ся в даль­ней­ших дока­за­тель­ствах.

Под­во­дя ито­ги, сле­ду­ет ска­зать, что гре­че­ская ари­сто­кра­тия арха­и­че­ской эпо­хи игра­ла в воен­ной обла­сти руко­во­дя­щую роль, обу­слов­лен­ную целым рядом при­чин: ее соци­аль­но-эко­но­ми­че­ским, поли­ти­че­ским и рели­ги­оз­ным лидер­ст­вом, тра­ди­ци­я­ми и вос­пи­та­ни­ем. Воен­ное дело было свя­щен­ным дол­гом всех граж­дан, но для ари­сто­кра­тов оно явля­лось и основ­ной про­фес­си­ей.