Государство и подданный: воздействие монархии*

с.292 Новая гре­че­ская над­пись свиде­тель­ст­ву­ет, что в 26 или 25 гг. до н. э. граж­да­нин Эфе­са отве­чал за «уста­нов­ку Se­bas­tou и посвя­ще­ние свя­ти­ли­ща»¹. Он мимо­хо­дом упо­ми­на­ет­ся в спис­ке жре­цов; но сама эта мимо­лет­ность мно­гое гово­рит нам о том, каким жите­ли гре­че­ско­го горо­да виде­ли мир в 20-х гг. до н. э. Se­bas­tos — это, конеч­но, при­ня­тый гре­че­ский экви­ва­лент име­ни Augus­tus, и на про­тя­же­нии импе­ра­тор­ско­го пери­о­да ему еще пред­сто­я­ло появить­ся в тыся­чах над­пи­сей. Но дан­ную ста­тую уста­но­ви­ли спу­стя лишь год или два после того, как имя Август, кото­рое нико­гда ранее не исполь­зо­ва­ли как лич­ное имя, было при­ду­ма­но в Риме и тор­же­ст­вен­но утвер­жде­но сена­том и наро­дом в 27 г.; утвер­жде­но как новое, допол­ни­тель­ное имя трид­ца­ти­пя­ти­лет­не­го победи­те­ля в граж­дан­ских вой­нах, «Импе­ра­то­ра Цеза­ря, сына Боже­ст­вен­но­го», кото­ро­го мы назы­ваем Окта­виа­ном. После самой победы, то есть, после бит­вы при Акции, в кото­рой силы Анто­ния и Клео­пат­ры бежа­ли, про­шло все­го пять или шесть лет. Сам Анто­ний посе­щал Эфес зимой 42—41 гг., а затем в 33—32 гг., и в один из этих при­ездов послом к нему явил­ся дру­гой чело­век из тех семи, кто назван в спис­ке жре­цов². Затем, сра­зу после бит­вы, Окта­виан тоже при­ехал в Эфес. Слу­чай сохра­нил пись­мо, кото­рое он тогда напи­сал совер­шен­но незна­чи­тель­но­му горо­ду Розос на сирий­ском побе­ре­жье. В его сло­вах отра­же­ны те с.293 вза­и­моот­но­ше­ния, кото­рые долж­ны были тогда фор­ми­ро­вать­ся со мно­ги­ми, воз­мож­но, с сот­ня­ми дру­гих гре­че­ских горо­дов:

Таким обра­зом, Эфес нена­дол­го стал поли­ти­че­ским цен­тром гре­ко-рим­ско­го мира, и там невоз­мож­но было не знать, что власть толь­ко что поме­ня­лась. Но голо­со­ва­ние, кото­рое в 27 г. до н. э. состо­я­лось в Риме, тоже было извест­но в Эфе­се, и имя Augus­tus/Se­bas­tos было уже так обще­при­ня­то, что сло­во «Se­bas­tos» мог­ло озна­чать ста­тую — о кото­рой уже при­ня­ли реше­ние, кото­рую изгото­ви­ли и тор­же­ст­вен­но уста­но­ви­ли. Со ста­ту­ей было свя­за­но свя­ти­ли­ще (te­me­nos); новые эле­мен­ты появи­лись в обще­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, рели­ги­оз­ной жиз­ни и зри­мой топо­гра­фии горо­да.

В сущ­но­сти, я хочу ска­зать, что тот пово­рот­ный пункт, каким ста­ло прав­ле­ние Авгу­ста, мож­но изу­чить, рас­смот­рев, каким обра­зом люди пред­став­ля­ли — или отра­жа­ли — реаль­ность в тыся­чах общин по все­му Сре­ди­зем­но­мо­рью; ибо дей­ст­ви­тель­но про­изо­шла рево­лю­ция, и преж­де все­го рево­лю­ция в созна­нии, но она была не толь­ко рим­ской. Конеч­но, если мы это сде­ла­ем, то увидим лишь то, что еще мож­но увидеть. В горо­дах гре­че­ско­го мира, в Север­ной Афри­ке, Ита­лии и южной Гал­лии есть пись­мен­ные доку­мен­ты, архи­тек­тур­ные руи­ны, ста­туи, моне­ты. В дру­гих местах может не ока­зать­ся прак­ти­че­ски ниче­го или в луч­шем слу­чае — исто­рия заво­е­ва­ния, как его виде­ли извне.

Поэто­му мож­но лишь иссле­до­вать внут­рен­нюю логи­ку изо­бра­же­ний Авгу­ста — лите­ра­тур­ных или сим­во­ли­че­ских⁴. Ино­гда помощь при­хо­дит с неожи­дан­ной сто­ро­ны: напри­мер, от рыжей коро­вы по клич­ке Тау­рида. Эта преж­де неиз­вест­ная житель­ни­ца ран­ней Рим­ской импе­рии вошла в исто­рию на стра­ни­цах «Jour­nal of Egyp­tian Ar­chaeo­lo­gy» за 1982 г.; опуб­ли­ко­ван­ный там папи­рус гла­сит, что раб рим­ско­го граж­да­ни­на, про­жи­вав­ше­го в Егип­те, сдал эту коро­ву в арен­ду в 26 г. до н. э. Дата извест­на нам пото­му, что это был «пятый год прав­ле­ния [kra­te­sis] Цеза­ря, сына бога»⁵. Сорок лет спу­стя граж­дане с.294 Рима, про­гу­ли­вав­ши­е­ся воз­ле мав­зо­лея Авгу­ста, мог­ли про­чи­тать в «Дея­ни­ях» (27), что он под­чи­нил Еги­пет импе­рию рим­ско­го наро­да. Здесь име­ет­ся некое про­ти­во­ре­чие, кото­рое нико­гда не может и не долж­но быть раз­ре­ше­но. Но сами по себе выра­же­ния, с помо­щью кото­рых два жите­ля Егип­та дати­ро­ва­ли при­об­ре­те­ние коро­вы, — это факт. И выра­же­ния, кото­рые употре­би­ли фонар­щи­ки Окси­рин­ха, при­но­ся клят­ву четырь­мя года­ми ранее, в 30/29 гг., — это тоже факт. Этот доку­мент осо­бен­но важен, ибо при­во­дит нас в тот обще­ст­вен­ный слой, кото­ро­го обыч­но не дости­га­ют дру­гие наши свиде­тель­ства; по мень­шей мере из четы­рех фонар­щи­ков двое носи­ли еги­пет­ские име­на, один — гре­ко-еги­пет­ское, и по мень­шей мере двое были негра­мот­ны. Они покля­лись постав­лять мас­ло для хра­мо­вых све­тиль­ни­ков в про­дол­же­ние теку­ще­го года, пер­во­го года прав­ле­ния Цеза­ря, «так же, как постав­ля­ли до два­дцать вто­ро­го года прав­ле­ния, кото­рый был и седь­мым» (P. Oxy. 1453). Жизнь про­дол­жа­лась, обя­за­тель­ства оста­ва­лись в силе, но один монарх — Клео­пат­ра — усту­пил место дру­го­му, по име­ни Цезарь.

Лег­ко воз­ра­зить, что, каким бы мир ни пред­став­лял­ся из Егип­та, един­ст­вен­но­го круп­но­го элли­ни­сти­че­ско­го цар­ства, кото­рое пря­мо пере­шло «под власть» еди­но­лич­но­го рим­ско­го пра­ви­те­ля, в Риме ина­че смот­ре­ли на вещи. В этом есть доля прав­ды, но лишь доля. Кор­не­лий Непот, завер­шая свою био­гра­фию Атти­ка, засвиде­тель­ст­во­вал уве­рен­ность Атти­ка о том, что и Окта­виан, и Анто­ний жела­ют пер­вен­ст­во­вать «не толь­ко в Риме, но и во всем мире» (Att. 20, 5). Этот бес­страст­ный ней­тра­ли­тет, кото­ро­го явно при­дер­жи­вал­ся и сам Непот, вполне сопо­ста­вим с тем, как отно­сил­ся к делу некий рим­ский про­сто­людин, когда в 29 г. до н. э., через два года после Акция, Окта­виан воз­вра­тил­ся. Когда он при­бли­зил­ся к Риму, в тол­пе, вышед­шей ему навстре­чу, ока­зал­ся чело­век с воро­ном, вовре­мя про­кри­чав­шим: «Ave Cae­sar Vic­tor Im­pe­ra­tor» (Да здрав­ст­ву­ет Цезарь, победо­нос­ный импе­ра­тор). Это про­из­ве­ло на Окта­ви­а­на впе­чат­ле­ние, и он купил почти­тель­ную пти­цу (of­fi­cio­sa avis) за 20000 сестер­ци­ев. И тогда ком­па­ньон это­го чело­ве­ка сооб­щил, что суще­ст­ву­ет и вто­рой ворон; когда его при­нес­ли, он про­кри­чал «Ave vic­tor im­pe­ra­tor An­to­ni» (Да здрав­ст­ву­ет Анто­ний, победо­нос­ный импе­ра­тор) (Mac­ro­bius, Sat. 2, 4, 29). Это очень крас­но­ре­чи­вая исто­рия. Во-пер­вых, уста­нов­лен­ный риту­ал при­вет­ст­вия важ­ных лиц лег­ко мож­но было при­спо­со­бить к ново­му поло­же­нию. Во-вто­рых, ожи­да­лось, что появит­ся новый победи­тель, кото­рый будет про­яв­лять щед­рость, когда это­го потре­бу­ет честь: та сум­ма, доли в кото­рой не полу­чил ком­па­ньон это­го чело­ве­ка, опи­са­на как li­be­ra­li­tas.

Но из это­го анек­дота мож­но извлечь и гораздо более важ­ные сведе­ния. То, что мы видим, — это вер­но­под­дан­ное поведе­ние, кото­рое чело­век счи­та­ет и подо­баю­щим в пуб­лич­ной обста­нов­ке, и выгод­ным для себя. Но в этом слу­чае — и, воз­мож­но, толь­ко в этом слу­чае, — мы зна­ем, что он не испы­ты­вал вер­но­под­дан­ни­че­ских чувств, ему было совер­шен­но все рав­но. Поэто­му важ­но с.295 под­черк­нуть, что, глядя на риту­а­лы, куль­ты, пуб­лич­ные выра­же­ния бла­го­дар­но­сти, воз­веде­ние ста­туй и про­чие зри­мые сим­во­ли­че­ские фор­мы, мы не долж­ны зада­вать­ся вопро­сом, что люди чув­ст­во­ва­ли на самом деле, ибо мы это­го не зна­ем (и почти все­гда в прин­ци­пе не можем знать). При­мер­но через два века после смер­ти Авгу­ста Тер­тул­ли­ан ука­зы­вал язы­че­ско­му миру, что все их вер­но­под­дан­ни­че­ские риту­а­лы реши­тель­но ниче­го не гово­рят об их истин­ных чув­ствах; пред­ставь­те себе, — пишет он, — что серд­ца языч­ни­ков покры­ты неким про­зрач­ным веще­ст­вом: вы смо­же­те загля­нуть в них и, в тот самый момент, как люди про­воз­гла­ша­ют одно­го импе­ра­то­ра, вы увиди­те, что в их серд­цах уже появил­ся образ его сопер­ни­ка и пре­ем­ни­ка, про­во­дя­ще­го разда­чи (Apol. 35, 7). Невоз­мож­но таким обра­зом про­ник­нуть в серд­ца под­дан­ных Авгу­ста. Мы не можем быть уве­ре­ны, что они испы­ты­ва­ли — или же не испы­ты­ва­ли — почте­ние, лояль­ность и бла­го­дар­ность, кото­рые столь бур­но выра­жа­ли. Но мы можем иссле­до­вать логи­ку их пуб­лич­ных дей­ст­вий, слов, арте­фак­тов и стро­е­ний.

Или, точ­нее гово­ря, мы можем иссле­до­вать эту логи­ку, если общи­ны, кото­ры­ми мы зани­ма­ем­ся, когда-либо выска­зы­ва­лись, дей­ст­во­ва­ли или созда­ва­ли арте­фак­ты, и если это дошло до нас или как-то отра­зи­лось в источ­ни­ках. Точ­но так же, если мы пыта­ем­ся рас­смот­реть поступ­ки Авгу­ста или сена­та и понять, как их пред­став­ля­ли себе под­дан­ные, это тоже воз­мож­но лишь бла­го­да­ря тем людям, вос­при­я­тие кото­рых оста­ви­ло какие-то следы. Поэто­му наше пред­став­ле­ние неиз­беж­но будет непол­ным. Но я все же наста­и­ваю на том, что, гово­ря о вос­при­я­ти­ях или пред­став­ле­ни­ях, мы обсуж­да­ем важ­ную состав­ля­ю­щую того, чем «была» Рим­ская импе­рия. Во-пер­вых, появ­ле­ние еди­но­лич­но­го пра­ви­те­ля из недр рим­ской рес­пуб­ли­кан­ской систе­мы созда­ло такое кон­сти­ту­ци­он­ное поло­же­ние, кото­рое пред­став­ля­ет­ся нам по сути сво­ей дву­смыс­лен­ным. Поэто­му осо­бен­но важ­ны сим­во­лы и сло­ва, кото­ры­ми в про­вин­ци­ях опи­сы­ва­ли новое поло­же­ние. Во-вто­рых, имен­но пото­му, что про­вин­ци­аль­ные горо­да были само­управ­ля­ю­щи­ми­ся поли­ти­че­ски­ми сооб­ще­ства­ми, они мог­ли реа­ги­ро­вать и реа­ги­ро­ва­ли на пере­ме­ны, про­ис­хо­дя­щие с цен­траль­ным пра­ви­тель­ст­вом. Они были одно­вре­мен­но и сво­бод­ны, и обя­за­ны выби­рать пра­виль­ные сим­во­лы и отве­ты, имен­но пото­му, что, как пра­ви­ло, в них не сто­я­ли рим­ские вой­ска и не рас­по­ря­жа­лись рим­ские чинов­ни­ки, посто­ян­но нахо­див­ши­е­ся на месте. Дей­ст­ви­тель­но, во вре­мя граж­дан­ских войн рим­ские вой­ска и чинов­ни­ки при­сут­ст­во­ва­ли во мно­гих обла­стях — по край­ней мере, в опре­де­лен­ные пери­о­ды, — как актив­ная, жесто­кая и дес­по­ти­че­ская сила. Неза­ви­си­мо от того, насколь­ко серь­ез­но эти жесто­ко­сти и побо­ры повли­я­ли на эко­но­ми­ку — что нелег­ко уста­но­вить⁶ — их пре­кра­ще­ние после Акция и заво­е­ва­ния Егип­та не мог­ло остать­ся неза­ме­чен­ным. Напри­мер, пра­дед Плу­тар­ха с.296 часто вспо­ми­нал, как граж­дан Херо­неи заста­ви­ли пере­но­сить к морю меш­ки с зер­ном для вой­ска Анто­ния при Акции. Под уда­ра­ми пле­тей они уже пере­нес­ли одну пар­тию, когда при­шли вести о победе Окта­ви­а­на. Упра­ви­те­ли и сол­да­ты Анто­ния тут же бежа­ли, а граж­дане поде­ли­ли зер­но меж­ду собой (Ant. 68). Когда мы пыта­ем­ся пред­ста­вить себе, что в дей­ст­ви­тель­но­сти озна­ча­ли бла­га Авгу­сто­ва мира, все­гда мож­но начать с того, чтобы вспом­нить, как эти жиз­не­ра­дост­ные гре­ки поеда­ли достав­ши­е­ся им при­па­сы.

Самое боль­шее через несколь­ко лет на терри­то­рии, кото­рая в 27 г. ста­ла про­вин­ци­ей Ахайя (то есть, на боль­шей части совре­мен­ной Гре­ции), вооб­ще не оста­лось рим­ских леги­о­нов, и так же обсто­я­ло дело во мно­гих дру­гих местах. Един­ст­вен­ный намест­ник каж­дой про­вин­ции вме­сте со сво­им шта­бом мог вре­мя от вре­ме­ни появ­лять­ся, чтобы отправ­лять пра­во­судие, но лишь в круп­ных цен­трах; так что в более мел­ких посе­ле­ни­ях его вооб­ще нико­гда не виде­ли. Таким обра­зом, быть общи­ной, под­чи­нен­ной Риму, озна­ча­ло, во-пер­вых, выра­жать сим­во­ли­че­скую, или дипло­ма­ти­че­скую, при­вер­жен­ность, и, во-вто­рых, пла­тить налог. Но и здесь пря­мое воздей­ст­вие пред­ста­ви­те­лей Рима боль­ше не ощу­ща­лось так, как ранее. Ибо откуп­щи­ки (pub­li­ca­ni), кото­рые соби­ра­ли налог до кон­ца Рес­пуб­ли­ки, теперь исчез­ли — во вся­ком слу­чае, из боль­шин­ства обла­стей, и общи­ны (как пред­став­ля­ет­ся) ста­ли пла­тить его сами⁷. Итак, на самом деле мож­но увидеть, как порядок в Рим­ской импе­рии менял­ся на гла­зах у под­дан­ных, если про­сто для при­ме­ра взять жало­бы на нало­го­об­ло­же­ние. Одна­жды в эпо­ху позд­ней Рес­пуб­ли­ки, как свиде­тель­ст­ву­ет срав­ни­тель­но новая над­пись, горо­да Азии, объ­еди­нен­ные в koi­non (про­вин­ци­аль­ный совет) пода­ли такую жало­бу; она была вызва­на при­тес­не­ни­я­ми сбор­щи­ков нало­гов, кото­рые дей­ст­во­ва­ли в про­вин­ции, и горо­да отпра­ви­ли посоль­ство, чтобы оно высту­пи­ло перед сена­том в Риме⁸. Одна­ко в 29 г. до н. э., через два года после Акция, все изме­ни­лось. Когда жите­ли малень­ко­го эгей­ско­го ост­ро­ва Гиар реши­ли про­сить о сни­же­нии сво­его кро­шеч­но­го еже­год­но­го нало­га, они отпра­ви­ли посла с про­ше­ни­ем к Окта­виа­ну, кото­рый тогда нахо­дил­ся в Корин­фе, на пути в Рим. Речь шла о 150 драх­мах, или 600 сестер­ци­ях, — это лишь малая доля той сум­мы, кото­рую Окта­виан вско­ре отдал за гово­ря­ще­го воро­на (Stra­bo, Geog. 485).

с.297 Пред­став­ле­ние ост­ро­ви­тян о том, где теперь нахо­дит­ся власть, сле­ду­ет счи­тать важ­ным само по себе, даже если оно было оши­боч­ным; то есть, даже если бы Окта­виан велел им обра­тить­ся в сенат. Но я очень сомне­ва­юсь, что он это сде­лал. Хоть мы и не зна­ем, что слу­чи­лось с рыба­ком с Гиа­ра, зато точ­но зна­ем, что Окта­виан или Август писал, веро­ят­но, где-то меж­ду 31 и 20 гг. до н. э., гораздо более круп­но­му эгей­ско­му ост­ро­ву Само­су. Это извест­но, пото­му что самос­цы про­си­ли его пре­до­ста­вить им сво­бо­ду, в том чис­ле сво­бо­ду от нало­га, и он отка­зал­ся, при­чем срав­нил их с карий­ской Афро­ди­си­а­дой не в их поль­зу. Мож­но не сомне­вать­ся, что город Самос не высек этот ответ в камне. Но город Афро­ди­си­а­да высек. Поэто­му сто­ит отме­тить, как сфор­му­ли­ро­ван ответ, впер­вые опуб­ли­ко­ван­ный в 1982 г.⁹:

Если бы Само­су была пре­до­став­ле­на сво­бо­да, то нель­зя дока­зать, что при этом не исполь­зо­вал­ся бы кон­сти­ту­ци­он­ный меха­низм сенат­ско­го голо­со­ва­ния; он дей­ст­ви­тель­но исполь­зо­вал­ся в 39 г., когда сво­бо­да была пре­до­став­ле­на Афро­ди­сиа­де, хотя Окта­виан/Август упо­ми­на­ет об этом так, слов­но это было сде­ла­но исклю­чи­тель­но по его воле¹⁰. Тем не менее, смысл и логи­ка отве­та без­оши­боч­но ука­зы­ва­ют на то, что фак­ти­че­ски реше­ние при­ни­ма­ет автор этих слов, исхо­дя исклю­чи­тель­но из лич­ных сооб­ра­же­ний. Упо­ми­на­ние о Ливии, как мы увидим, тоже очень важ­но. Но в дан­ном слу­чае име­ет зна­че­ние с.298 ясно выра­жен­ное без­услов­ное пра­во и наме­ре­ние авто­ра решить вопрос, свя­зан­ный с дохо­да­ми, кото­рые долж­ны выпла­чи­вать­ся рим­ско­му государ­ству, и попыт­ка объ­яс­нить прин­ци­пы, на кото­рых осно­ва­но его реше­ние.

Я хотел бы оста­но­вить­ся на этом момен­те. В ито­ге, как я пола­гаю, ока­за­лось, что эпо­ха Авгу­ста откры­ла почти три века срав­ни­тель­но пас­сив­но­го и инерт­но­го прав­ле­ния, когда цен­траль­ная власть ред­ко про­во­ди­ла какую-то поли­ти­ку и в целом удо­воль­ст­во­ва­лась тем, что отве­ча­ла на дав­ле­ние и запро­сы сни­зу¹¹. Решаю­щую роль в этом сыг­ра­ла рево­лю­ция в созна­нии, на кото­рую я ука­зал: то есть, осо­зна­ние того, что суще­ст­ву­ет еди­но­лич­ный пра­ви­тель, имя и изо­бра­же­ние кото­ро­го встре­ча­ют­ся везде (или везде пишут эти сло­ва и дела­ют изо­бра­же­ния) и к кото­ро­му мож­но обра­тить­ся. Поведе­ние рыба­ка с Гиа­ра пре­крас­но вопло­ща­ет это отно­ше­ние к делу. Но в прав­ле­ние Авгу­ста было и нечто дру­гое, что напо­ми­на­ет мне не толь­ко срав­ни­тель­ное оце­пе­не­ние про­ме­жу­точ­ных сто­ле­тий, но и нра­во­учи­тель­ное и рефор­ма­тор­ское рве­ние пери­о­да тет­рар­хии, Дио­кле­ти­а­на и Кон­стан­ти­на. Эти две эпо­хи объ­еди­ня­ет целый ряд осо­бен­но­стей: акцент на победе, назна­че­ние чле­нов обшир­ной импе­ра­тор­ской семьи на воен­ные и адми­ни­ст­ра­тив­ные посты в раз­ных частях импе­рии, увле­че­ние круп­но­мас­штаб­ны­ми стро­и­тель­ны­ми про­ек­та­ми, рефор­ма основ нало­го­об­ло­же­ния, нра­во­учи­тель­ное само­оправ­да­ние, обра­щен­ное к наро­ду. Еще одна осо­бен­ность, пред­ве­щаю­щая бес­ко­неч­ные пере­езды дво­ров тет­рар­хии, — это актив­ное пере­ме­ще­ние по всей импе­рии, кото­рое харак­тер­но для пер­вой поло­ви­ны прав­ле­ния Авгу­ста: из восем­на­дца­ти лет после Акция он про­вел в Риме лишь око­ло семи¹².

В одном из этих путе­ше­ст­вий, в 27 г. в Гал­лии, Август про­вел пере­пись насе­ле­ния. Все наши источ­ни­ки об этом собы­тии — эпи­то­ма Ливия (134) и Дион Кас­сий (53, 23, 5) — почти ниче­го боль­ше об этом не сооб­ща­ют, и ни один из них не про­яс­ня­ет, что ранее нико­гда не про­во­ди­лась про­вин­ци­аль­ная пере­пись, под­счет людей и реги­ст­ра­ция иму­ще­ства. Конеч­но, толь­ко автор Еван­ге­лия от Луки сооб­ща­ет, что состо­ял­ся все­об­щий ценз, объ­яв­лен­ный эдик­том Авгу­ста: «В те дни вышло от кеса­ря Авгу­ста пове­ле­ние сде­лать пере­пись по всей зем­ле. Эта пере­пись была пер­вая в прав­ле­ние Кви­ри­ния Сири­ею» (2:1). Как напом­нил про­фес­сор Брант, из-за того, что наш источ­ник слу­ча­ен и непол­но­це­нен, не сле­ду­ет делать вывод, с.299 что Лука про­сто ошиб­ся¹³. В худ­шем слу­чае он сокра­тил до одно­го момен­та про­цесс, про­ис­хо­див­ший мно­го лет в раз­ных местах. Как бы то ни было, ока­зы­ва­ет­ся, что при Кви­ри­нии в Сирии дей­ст­ви­тель­но про­во­дил­ся ценз: когда в 6 г. н. э. закон­чи­лось прав­ле­ние Архе­лая, сына Иро­да, воз­ник­ла про­вин­ция Иудея, был пред­пи­сан ценз, уста­нов­лен налог и раз­го­ре­лось сопро­тив­ле­ние, кото­рое так нико­гда и не зати­ха­ло, пока не при­ве­ло к вели­ко­му вос­ста­нию и раз­ру­ше­нию Хра­ма в 70 г. н. э.¹⁴. Упо­ми­на­ние Луки — это отзвук того пер­во­го цен­за. Как и вопрос о нало­ге, кото­рый зада­ли Иису­су в Иеру­са­ли­ме. «Моне­та цен­за»^[2], «Чье на нем изо­бра­же­ние и над­пись?» «Отда­вай­те кеса­ре­во кеса­рю» — эти выра­же­ния пре­крас­но отра­жа­ют связь, кото­рую виде­ли меж­ду цен­зом, пода­тью, чекан­кой и импе­ра­то­ром¹⁵. Вооб­ще, если народ Иудеи дей­ст­ви­тель­но верил, что пла­тит подать «кеса­рю», то ясно, что он оши­бал­ся. Даже Еги­пет, как утвер­ждал Август, был при­со­еди­нен к «импе­рию рим­ско­го наро­да»¹⁶. Но эта ошиб­ка, как и мно­гие дру­гие, кото­рые мы рас­смот­рим, пока­за­тель­на имен­но тем, что это ошиб­ка. Дей­ст­ви­тель­но ли подать пла­ти­ли моне­та­ми, кото­рые Мат­фей назы­ва­ет «моне­та цен­за» и все три Еван­ге­лия иден­ти­фи­ци­ру­ют как дена­рий, то есть, имен­но рим­ски­ми моне­та­ми, — неиз­вест­но. Но порт­рет и над­пись на них мог­ли увидеть все, еще преж­де Акция.

Мы слиш­ком лег­ко, без удив­ле­ния и почти без вни­ма­ния при­ни­ма­ем пере­ме­ну, кото­рая все­го за несколь­ко лет про­изо­шла в Сре­ди­зем­но­мо­рье с чекан­кой. Поз­воль­те мне лишь крат­ко напом­нить фак­ты. До 44 г. до н. э. (13 лет до Акция) нет ни одно­го несо­мнен­но­го порт­ре­та живо­го рим­ля­ни­на на рим­ской моне­те. Пре­цедент создал Юлий Цезарь в 44 г.; за ним после­до­ва­ли Окта­виан, Анто­ний и Лепид в пери­од три­ум­ви­ра­та. Но все это вре­мя выпус­ка­лись и дру­гие моне­ты, без порт­ре­тов с.300 живу­щих людей¹⁷. Затем, с 31 г. до н. э. и впредь почти на каж­дом выпус­ке офи­ци­аль­ной рим­ской чекан­ки, золо­той, сереб­ря­ной и брон­зо­вой, изо­бра­жен Окта­виан-Август¹⁸. Исто­рия нерим­ской чекан­ки в импе­рии, воз­мож­но, даже более пора­зи­тель­на¹⁹. До 31 г. до н. э. горо­да, воз­мож­но, выпу­сти­ли несколь­ко при­жиз­нен­ных порт­ре­тов Пом­пея и Цеза­ря, несколь­ко — Мар­ка Анто­ния и, может быть, один — Окта­ви­а­на. Но извест­но, что меж­ду 31 г. до н. э. и 14 г. н. э. порт­ре­ты Авгу­ста чека­ни­лись в 189 раз­ных местах. Хотя неко­то­рые горо­да (такие, как сво­бод­ный город Тир) про­дол­жа­ли выпус­кать моне­ты без голо­вы Авгу­ста, а в дру­гих местах про­из­во­ди­лись моне­ты как с его порт­ре­том, так и без него, не сле­ду­ет пре­умень­шать колос­саль­ное изме­не­ние сим­во­ли­че­ско­го харак­те­ра чекан­ки, как рим­ской, так и нерим­ской. Монет­ные типы и леген­ды часто назы­ва­ют «про­па­ган­дой», но пред­став­ля­ет­ся, что это поня­тие бес­по­лез­но: неиз­вест­но, кто решал дан­ные вопро­сы и какую реак­цию это вызы­ва­ло. И сно­ва мы име­ем лишь зри­мые и неоспо­ри­мые при­ме­ры того, как люди истол­ко­вы­ва­ли мир, в кото­ром жили, или, ина­че гово­ря, при­мер сим­во­лов, кото­рые они счи­та­ли нуж­ным пуб­лич­но демон­стри­ро­вать. В этом све­те доволь­но суще­ст­вен­но, что в прав­ле­ние Авгу­ста и на рим­ских, и на город­ских чекан­ках ино­гда изо­бра­жа­ли и дру­гих чле­нов его семьи: Ливию, Агрип­пу Посту­ма, Гая и Луция, Тибе­рия²⁰. Гай и Луций, вме­сте или по отдель­но­сти, встре­ча­ют­ся на моне­тах более чем трид­ца­ти горо­дов²¹.

Этот факт важен сам по себе, посколь­ку, как мы увидим, его явно под­креп­ля­ют дру­гие свиде­тель­ства. Здесь же доста­точ­но ска­зать, что если про­вин­ци­а­лы на ули­цах Иеру­са­ли­ма или еще где-то в импе­рии дума­ли, что пла­тить налог — зна­чит «отда­вать кеса­ре­во кеса­рю», то это про­сти­тель­ная ошиб­ка, и очень пока­за­тель­ная. На самом деле Цеза­рю не при­над­ле­жа­ли даже нало­ги с импе­ра­тор­ских про­вин­ций, что бы там ни утвер­жда­ли неко­то­рые оши­боч­ные совре­мен­ные тео­рии. Но, гово­ря об этом, сле­ду­ет обра­тить­ся к разде­ле­нию про­вин­ций в 27 г. до н. э. И тут мы тоже встре­тим­ся с серь­ез­ной ошиб­кой или невер­ным истол­ко­ва­ни­ем, кото­рое на сей раз вопло­ще­но в важ­ном доку­мен­те это­го вре­ме­ни. Рас­смат­ри­вая новую систе­му, создан­ную с.301 в 27 г. до н. э., мы увидим так­же и дру­гие при­ме­ры реаль­но­го рефор­ма­тор­ско­го управ­ле­ния, осу­ществля­е­мо­го из цен­тра Авгу­стом; пола­гаю или, по край­ней мере, наде­юсь, что я — не един­ст­вен­ный, кто ранее не заме­чал сово­куп­ную зна­чи­мость этих свиде­тельств, часть из кото­рых доволь­но новые.

В янва­ре 27 г. до н. э., через три с поло­ви­ной года после победы, Окта­виан пред­стал перед сена­том и фор­маль­но пред­ло­жил отка­зать­ся от сво­их пол­но­мо­чий. Быть может, луч­ше не доис­ки­вать­ся, что кон­крет­но пред­став­ля­ли собой эти пол­но­мо­чия, в быт­ность его три­ум­ви­ром до кон­ца 33 г. до н. э. или в про­ме­жу­точ­ный пери­од, ибо этот вопрос вызы­ва­ет нераз­ре­ши­мые труд­но­сти²². Но его един­ст­вен­ной фор­маль­ной долж­но­стью было кон­суль­ство, кото­рое он зани­мал с 31 г. и про­дол­жал зани­мать до 23 г. В ответ на это сенат, а вслед за ним и рим­ский народ, пре­до­ста­вил ему новое, неслы­хан­ное, имя Август и раз­лич­ные дру­гие поче­сти и учредил новый порядок назна­че­ния про­вин­ци­аль­ных намест­ни­ков. Если взгля­нуть на все это с точ­ки зре­ния про­вин­ций, то новое имя очень ско­ро полу­чи­ло рас­про­стра­не­ние, по край­ней мере, в круп­ных цен­трах. Что каса­ет­ся новой фор­мы управ­ле­ния, то сохра­ни­лось лишь одно его подроб­ное опи­са­ние, состав­лен­ное совре­мен­ни­ком: в послед­нем пара­гра­фе «Гео­гра­фии» Стра­бо­на (840): «Ибо после того как оте­че­ство вру­чи­ло ему пер­вое место в управ­ле­нии государ­ст­вом и пожиз­нен­ную власть в вопро­сах вой­ны и мира, он разде­лил всю терри­то­рию импе­рии на 2 части: одну часть он назна­чил себе, а дру­гую — отдал в управ­ле­ние наро­ду»^[3]. Вся­ко­му, кто зна­ком со слож­но­стя­ми такой зна­ко­мой темы как «кон­сти­ту­ция Авгу­ста», эти сло­ва пока­жут­ся невер­ны­ми: либо явным упро­ще­ни­ем, либо, если тол­ко­вать их бук­валь­но, — то есть как ука­за­ние на точ­ные выра­же­ния кон­сти­ту­ци­он­но­го акта, — про­сто ошиб­кой. Но, опять-таки, необ­хо­ди­мо пом­нить, что Стра­бон при­над­ле­жал к извест­ной пон­тий­ской семье, свя­зи кото­рой с выдаю­щи­ми­ся рим­ля­на­ми вос­хо­ди­ли ко вре­ме­нам Лукул­ла, и что сам он посе­щал Рим, а в два­дца­тые годы под­ни­мал­ся вверх по Нилу в соста­ве сви­ты Элия Гал­ла, тогдаш­не­го пре­фек­та Егип­та²³. Если он рас­смат­ри­вал рефор­му 27 г. до н. э. имен­но так, то это само по себе — исто­ри­че­ский факт; если его сло­ва вво­дят в заблуж­де­ние, то они тоже пред­став­ля­ют собой пока­за­тель­ную ошиб­ку. Отме­тим так­же, что, по мне­нию Стра­бо­на, раздел состо­ял­ся не меж­ду Авгу­стом и сена­том, а меж­ду Авгу­стом и наро­дом. Суть это­го разде­ла состо­я­ла в том, что народ «посы­лал» в свои про­вин­ции намест­ни­ков-кон­су­ля­ров или пре­то­ри­ев, тогда как Август посы­лал в свои про­вин­ции намест­ни­ков как кон­суль­ско­го или пре­тор­ско­го ран­га (то есть, сена­то­ров), так и всад­ни­че­ско­го. Таким обра­зом, с точ­ки зре­ния Стра­бо­на, раздел заклю­чал­ся в том, что намест­ни­ков про­вин­ций назна­ча­ли раз­ны­ми спо­со­ба­ми. Он не мог не знать, с.302 одна­ко не пояс­ня­ет, что сенат­ские намест­ни­ки народ­ных про­вин­ций носи­ли рес­пуб­ли­кан­ский титул «про­кон­сул», тогда как титул намест­ни­ков, назна­чен­ных импе­ра­то­ром, пря­мо ука­зы­вал на их зави­си­мость от него: «легат», то есть, пред­ста­ви­тель. Он не мог не знать это­го по той оче­вид­ной при­чине, что эти титу­лы встре­ча­лись повсюду в пуб­лич­ных над­пи­сях. Воз­мож­но, он не знал того, что позд­нее так чет­ко объ­яс­нил Дион Кас­сий (53, 13—14): если лега­ты назна­ча­лись Авгу­стом и слу­жи­ли, пока он их не сме­нит, то про­кон­су­лы изби­ра­лись по жре­бию, соглас­но ста­ро­му обы­чаю, и слу­жи­ли толь­ко год. Таким обра­зом, пра­во участ­во­вать в жере­бьев­ке они полу­ча­ли авто­ма­ти­че­ски, через пять лет после отправ­ле­ния выбор­ной долж­но­сти пре­то­ра или кон­су­ла. Сле­до­ва­тель­но, управ­ле­ние эти­ми про­вин­ци­я­ми дей­ст­ви­тель­но пре­до­став­ля­лось народ­ным голо­со­ва­ни­ем, хотя и не напря­мую, а под­держ­ка импе­ра­то­ра не игра­ла ника­кой роли. Но лега­ты назна­ча­лись бла­го­да­ря под­держ­ке импе­ра­то­ра, и это было отра­же­но в их офи­ци­аль­ном титу­ле.

Если в пери­од три­ум­ви­ра­та, — по край­ней мере, как пред­став­ля­ет­ся, — назна­ча­лись все намест­ни­ки, то теперь сно­ва мож­но было стать про­кон­су­лом важ­ной и бога­той про­вин­ции Афри­ка или Азия без чье­го-либо покро­ви­тель­ства. Одна­ко все­гда ли это было оче­вид­но гре­че­ско­му обра­зо­ван­но­му клас­су, кото­рый, подоб­но Стра­бо­ну, при­нял факт рим­ско­го вла­ды­че­ства и управ­лял сво­и­ми горо­да­ми в этой систе­ме коор­ди­нат? Похо­же, что нет. Один из самых зна­ме­ни­тых доку­мен­тов эпо­хи Авгу­ста — это боль­шое досье, где сооб­ща­ет­ся о том, как в 9 г. до н. э. горо­да Азии отме­ти­ли наступ­ле­ние новой эры, дого­во­рив­шись начи­нать все свои раз­но­об­раз­ные кален­да­ри со дня рож­де­ния Авгу­ста, 23 сен­тяб­ря²⁴. Это пред­ло­же­ние, а ско­рее даже пред­пи­са­ние на самом деле исхо­ди­ло от про­кон­су­ла Азии, Пав­ла Фабия Мак­си­ма, потом­ка выдаю­щей­ся рес­пуб­ли­кан­ской семьи²⁵. В ответ на его угод­ни­че­ское пись­мо koi­non (про­вин­ци­аль­ный совет) над­ле­жа­щим обра­зом при­нял поста­нов­ле­ние о новом поряд­ке; про­кон­сул упо­ми­нал­ся в нем так: «Бла­го­де­тель про­вин­ции в ран­ге про­кон­су­ла, направ­лен­ный пра­вой рукой и суж­де­ни­ем Авгу­ста».

Таким обра­зом, нали­цо еще одна серь­ез­ная ошиб­ка: даже это раз­ли­чие — меж­ду назна­чен­ны­ми и нена­зна­чен­ны­ми намест­ни­ка­ми — мог­ло рас­та­ять в гла­зах пер­вых граж­дан бога­той и куль­тур­ной про­вин­ции. Одна­ко до сих пор я выра­жал­ся так, слов­но с точ­ки зре­ния про­вин­ци­а­лов все уре­гу­ли­ро­ва­ние 27 г. до н. э. сво­ди­лось толь­ко к это­му раз­ли­чию в мето­де назна­че­ния намест­ни­ков и ново­му име­ни «Август». Я дей­ст­ви­тель­но имен­но так и счи­таю; пред­став­ле­ние о том, что суще­ст­во­ва­ло две раздель­ных сфе­ры вла­сти или с.303 адми­ни­ст­ра­тив­ной дея­тель­но­сти, сфе­ра импе­ра­то­ра и сфе­ра сена­та, — это все­го лишь совре­мен­ная выдум­ка²⁶. Поис­ти­не, это выдум­ка даже в боль­шей сте­пе­ни, неже­ли я ранее думал. Ибо одно вре­мя я пред­по­ла­гал, что импе­ра­тор с само­го нача­ла давал лега­там, кото­рых отправ­лял в про­вин­цию, пере­чень пред­пи­са­ний (man­da­ta), одна­ко про­кон­су­лы ста­ли полу­чать их лишь при­мер­но в кон­це I в. н. э. В этом слу­чае они сохра­ня­ли опре­де­лен­ную функ­цио­наль­ную неза­ви­си­мость²⁷. Но Дион Кас­сий совер­шен­но ясно пишет, что Август начал давать пред­пи­са­ния про­кон­су­лам, как и соб­ст­вен­ным лега­там, уже в 27 г. (53, 15, 4). Недав­но обна­ру­жен­ное свиде­тель­ство дает важ­ное под­твер­жде­ние сло­вам Дио­на Кас­сия. Во вновь пере­из­дан­ном пись­ме Доми­ция Кор­бу­ло­на, про­кон­су­ла Азии при Клав­дии (AF 1974, 629), упо­ми­на­ют­ся en­to­lai, «пред­пи­са­ния» — несо­мнен­но, пред­пи­са­ния импе­ра­то­ра; и это­го под­твер­жде­ния доста­точ­но²⁸. Кро­ме того, еще два новых и очень важ­ных свиде­тель­ства пока­зы­ва­ют, каким обра­зом сбор­ни­ки пред­пи­са­ний Авгу­ста про­вин­ци­аль­ным намест­ни­кам про­са­чи­ва­лись вниз и вли­я­ли на жизнь общин и отдель­ных лиц в про­вин­ции.

Пер­вое из них — это дву­языч­ный эдикт Секс­та Соти­дия Стра­бо­на Либу­с­киди­а­на, лега­та Гала­тии, издан­ный в нача­ле прав­ле­ния Тибе­рия²⁹. На самом деле ясно, что Соти­дий полу­чил долж­ность лега­та от Авгу­ста и оста­вал­ся в долж­но­сти после смер­ти и обо­жест­вле­ния импе­ра­то­ра в 14 г. н. э. Эдикт посвя­щен при­ме­не­нию в горо­де Сага­лас­се и окру­жаю­щей обла­сти необы­чай­но слож­но­го набо­ра пра­вил, регу­ли­ру­ю­щих пра­во лиц, путе­ше­ст­ву­ю­щих по государ­ст­вен­ным делам, рек­ви­зи­ро­вать транс­порт по уста­нов­лен­ным ценам и тре­бо­вать бес­плат­но­го жилья в опре­де­лен­ных пре­де­лах. Во ввод­ном пара­гра­фе ярко под­черк­ну­та зави­си­мость намест­ни­ка от пра­вил, состав­лен­ных импе­ра­то­ром:

Из сбив­чи­вых и само­уни­чи­жи­тель­ных выра­же­ний понят­но, что опре­де­лен­ный сбор­ник пра­вил был состав­лен Авгу­стом, вклю­чен в man­da­ta, пер­во­на­чаль­но полу­чен­ные лега­том, и под­твер­жден Тибе­ри­ем. Есть все осно­ва­ния пола­гать, что Август давал такие же пред­пи­са­ния намест­ни­кам всех типов.

Август выпу­стил и еще один сбор­ник пред­пи­са­ний: Gno­mon, то есть, руко­вод­ство для рим­ско­го чинов­ни­ка в Егип­те, кото­рый отве­чал за Idiov Lo­gov, «осо­бую каз­ну», куда посту­па­ло бес­хоз­ное или кон­фис­ко­ван­ное иму­ще­ство. Луч­ше все­го оно извест­но по выбор­ке наи­бо­лее широ­ко при­ме­ня­е­мых поло­же­ний, кото­рая была най­де­на на папи­ру­се середи­ны II в. Пре­ам­бу­ла это­го тек­ста выглядит так: «Крат­кое изло­же­ние gno­mo­nos, кото­рый боже­ст­вен­ный Август дал ответ­ст­вен­ным за Idiov Lo­gov, и допол­не­ний, вно­си­мых вре­мя от вре­ме­ни импе­ра­то­ра­ми, или сена­том, или дей­ст­ву­ю­щи­ми пре­фек­та­ми или идио­ло­га­ми». Этот сбор­ник уста­нав­ли­вал очень подроб­ные пра­ви­ла отно­си­тель­но лич­но­го ста­ту­са, прав импе­ра­то­ра на бес­хоз­ное иму­ще­ство и кон­фис­ка­ции иму­ще­ства после осуж­де­ния. Если этот текст кажет­ся слиш­ком отда­лен­ным от само­го Авгу­ста, то мы (сно­ва) суще­ст­вен­но при­бли­зи­лись к нему бла­го­да­ря недав­но опуб­ли­ко­ван­но­му папи­ру­су с выпис­ка­ми из сбор­ни­ка, кото­рый был состав­лен не позд­нее середи­ны I в. н. э. (P. Oxy. 3014)³⁰.

Раз­мыш­ляя о ста­ту­се и регу­ли­ру­ю­щих его нор­мах, мы неиз­беж­но долж­ны раз­мыш­лять о граж­дан­стве. Покро­ви­тель­ство импе­ра­то­ра ста­ло тем самым меха­низ­мом, кото­рый открыл рим­ское граж­дан­ство для про­вин­ций: это кажет­ся пара­док­саль­ным, но на самом деле харак­тер­но для импе­ра­тор­ский систе­мы. В этом смыс­ле граж­дан­ство дает пре­крас­ный при­мер той двой­ст­вен­ной вза­и­мо­свя­зи, кото­рую про­ана­ли­зи­ро­вал Энд­рю Уол­лес-Хэд­рилл: сами ста­ту­сы и ран­ги рес­пуб­ли­кан­ской систе­мы пре­до­став­ля­лись бла­го­да­ря покро­ви­тель­ству импе­ра­то­ра³¹.

Отно­си­тель­но Авгу­ста и граж­дан­ства мож­но сде­лать три заме­ча­ния. Во-пер­вых, Цезарь и Август рас­по­ря­жа­лись граж­дан­ст­вом так, что по про­вин­ци­ям ока­за­лись рас­сре­дото­че­ны люди с рим­ским номе­ном Юлий, живые сим­во­лы незри­мо­го вли­я­ния импе­ра­то­ра. Во-вто­рых, имен­но Август в третьем из эдик­тов, выре­зан­ных на рыноч­ной пло­ща­ди Кире­ны, зало­жил крайне важ­ный прин­цип: полу­че­ние рим­ско­го граж­дан­ства само с.305 по себе не долж­но вли­ять на обя­за­тель­ства чело­ве­ка перед род­ной общи­ной; имен­но это­му прин­ци­пу пред­сто­я­ло опре­де­лять поли­ти­че­скую и соци­аль­ную струк­ту­ру импе­рии в тече­ние двух сле­дую­щих веков³². В-третьих, име­ет­ся еще один срав­ни­тель­но новый доку­мент, брон­зо­вая таб­ли­ца из Бана­зы в Марок­ко. Из него выяс­ня­ет­ся, что Август, для кото­ро­го, как начи­на­ет казать­ся, доку­мен­таль­ное оформ­ле­ние ста­ло навяз­чи­вой иде­ей (ср. Suet. Aug. 101), осно­вал архив (com­men­ta­rius), где долж­ны были реги­ст­ри­ро­вать­ся име­на и сведе­ния о каж­дом чело­ве­ке, полу­чав­шем рим­ское граж­дан­ство от него и (как ока­за­лось) после­дую­щих импе­ра­то­ров, по мень­шей мере вплоть до Мар­ка Авре­лия³³.

Таким обра­зом, граж­дан­ство мог­ло рас­про­стра­нять­ся в про­вин­ци­ях, и сведе­ния об этом фик­си­ро­ва­лись. Но это же про­ис­хо­ди­ло и с людь­ми, уже име­ю­щи­ми граж­дан­ство. Воз­мож­но, мы недо­ста­точ­но под­чер­ки­ва­ем, что эпо­ха Цеза­ря, три­ум­ви­ров и Авгу­ста — это не толь­ко пер­вый, но и един­ст­вен­ный пери­од рим­ской исто­рии, когда государ­ство актив­но и мас­со­во рас­се­ля­ло граж­дан за пре­де­ла­ми Ита­лии. Бла­го­да­ря мас­шта­бу и гео­гра­фи­че­ско­му охва­ту осно­ва­ния вете­ран­ских коло­ний это ста­ло одним из самых важ­ных непо­сред­ст­вен­ных эффек­тов, кото­рых уда­лось достиг­нуть пра­ви­тель­ствам в древ­нем мире; в «Дея­ни­ях» Август утвер­жда­ет, что к 29 г. в коло­ни­ях про­жи­ва­ло уже 120000 чело­век, а сами коло­нии были осно­ва­ны в Афри­ке, на Сици­лии, в Македо­нии, Испа­нии, Ахайе, Азии, Сирии, Нар­бонн­ской Гал­лии, Писидии и самой Ита­лии (RG 15; 28). И, опять-таки, это слож­ное пере­се­ле­ние и обу­строй­ство людей про­ис­хо­ди­ло не про­сто так. Сам Август напря­мую его кон­тро­ли­ро­вал. Свиде­тель­ство о том, что подроб­ные пла­ны и запи­си о пре­до­став­ле­нии земель (кото­рые мно­го­зна­чи­тель­но назы­ва­ют­ся li­ber be­ne­fi­cio­rum, кни­га пожа­ло­ва­ний), хра­ни­лись в импе­ра­тор­ских архи­вах, «соб­ст­вен­но­руч­но под­пи­сан­ные осно­ва­те­лем», в первую оче­редь долж­но отно­сить­ся к само­му Авгу­сту. С помо­щью эдик­тов Август пытал­ся уре­гу­ли­ро­вать неиз­беж­ные послед­ст­вия этих гро­мад­ных пер­тур­ба­ций для соб­ст­вен­но­сти и закон­ных прав: «Име­ют­ся так­же неко­то­рые эдик­ты Авгу­ста, в кото­рых он ука­зы­ва­ет, что, где бы он ни отни­мал зем­ли от терри­то­рий дру­гих горо­дов и ни пре­до­став­лял их вете­ра­нам (т. е., вете­ра­нам опре­де­лен­ной коло­нии), ничто дру­гое не долж­но отно­сить­ся к юрис­дик­ции этой коло­нии, кро­ме того, что было дано и пре­до­став­ле­но вете­ра­нам». Все эти сведе­ния содер­жат­ся в бес­цен­ном, но мало­из­вест­ном и слож­ном источ­ни­ке — в сочи­не­ни­ях рим­ских зем­ле­ме­ров³⁴. Каж­дая отдель­ная коло­ния с.306 тоже мог­ла полу­чать пись­ма с пред­пи­са­ни­я­ми; когда в 82 г. н. э. Доми­ци­ан выно­сил реше­ние о спор­ной зем­ле, он вынуж­ден был напом­нить о «пись­ме боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, усерд­ней­ше­го прин­цеп­са и снис­хо­ди­тель­ней­ше­го к сво­им quar­ta­nis [вете­ра­нам чет­вер­то­го леги­о­на, посе­лен­ным в Фир­мии], в кото­ром тот сове­то­вал им пере­пи­сать и про­дать все нерас­пре­де­лен­ные участ­ки». «Я не сомне­ва­юсь, — завер­ша­ет Доми­ци­ан, — что они после­до­ва­ли столь бла­готвор­но­му сове­ту»³⁵.

Све­то­ний сооб­ща­ет (Aug. 46), что в Ита­лии Август посе­щал два­дцать восемь осно­ван­ных им коло­ний и снаб­жал их построй­ка­ми и обще­ст­вен­ны­ми дохо­да­ми. В иных местах воля импе­ра­то­ра мог­ла ощу­щать­ся и на рас­сто­я­нии. В еще одном срав­ни­тель­но новом доку­мен­те из коло­нии Алек­сан­дрия Тро­ада упо­ми­на­ют­ся «работы, выпол­нен­ные в коло­нии по при­ка­зу Авгу­ста», а так­же набор, кото­рый он и Тибе­рий про­ве­ли в Риме, и воен­ные награ­ды, пре­до­став­лен­ные Гер­ма­ни­ком (AE 1973, 501). Не сле­ду­ет счи­тать три­ви­аль­ным тот факт, что латин­ская над­пись в севе­ро-запад­ном углу Тур­ции упо­ми­на­ет о кон­крет­ных меро­при­я­ти­ях трех раз­ных чле­нов импе­ра­тор­ской семьи.

Даже за пре­де­ла­ми коло­ний встре­ча­ет­ся мно­же­ство сле­дов как отдель­ных реше­ний, так и общих пра­вил, издан­ных Авгу­стом и повли­яв­ших на горо­да импе­рии: напри­мер, в запад­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье это раз­лич­ные при­ви­ле­гии, пре­до­став­лен­ные мало­из­вест­ной общине вана­ци­нов на Кор­си­ке, или дохо­ды (vec­ti­ga­lia), пере­дан­ные столь же мало­из­вест­ным сабо­рий­цам в Испа­нии³⁶. Изме­нил­ся и зри­мый источ­ник вла­сти, уста­нав­ли­ваю­щей общие пра­ви­ла. Я гово­рю о зри­мом источ­ни­ке, так как ред­ко мож­но точ­но выяс­нить, пред­ше­ст­во­ва­ли ли каким-то кон­сти­ту­ци­он­ным про­цес­сам заяв­ле­ния Авгу­ста (или, воз­мож­но, сле­до­ва­ли за ними). В каче­стве при­ме­ра этой про­бле­мы мож­но вновь рас­смот­реть зна­ме­ни­тый доку­мент из Кимы в Азии, впер­вые опуб­ли­ко­ван­ный в 1958 г.³⁷. Я пола­гаю, что в этом очень спор­ном тек­сте не вызы­ва­ет сомне­ний сле­дую­щее. Во-пер­вых, Август и Агрип­па, в каче­стве кон­су­лов 27 г., изда­ли сво­его рода общее заяв­ле­ние, кото­рое пред­пи­сы­ва­ло воз­вра­тить свя­щен­ное или обще­ст­вен­ное иму­ще­ство, неза­кон­но нахо­дя­ще­е­ся в част­ном вла­де­нии. Во-вто­рых, житель Кимы обра­тил­ся к про­кон­су­лу Азии и дока­зал, что храм в Кимах неза­кон­но нахо­дит­ся в част­ном вла­де­нии. В-третьих, про­кон­сул напи­сал маги­ст­ра­там Кимы о том, что сле­ду­ет воз­вра­тить храм соглас­но при­ка­зу (ius­sum) Авгу­ста и выре­зать на нем над­пись: «Воз­вра­тил Импе­ра­тор Цезарь Август, сын Боже­ст­вен­но­го». Этот с.307 доку­мент име­ет гораздо более широ­кое зна­че­ние, чем до сих пор при­да­ва­ли ему уто­ми­тель­ные дис­кус­сии. Во-пер­вых, если он дей­ст­ви­тель­но свиде­тель­ст­ву­ет об общем заяв­ле­нии отно­си­тель­но свя­щен­но­го и обще­ст­вен­но­го иму­ще­ства во всех про­вин­ци­ях, то это, види­мо, самый ран­ний слу­чай подоб­но­го вме­ша­тель­ства за всю исто­рию рим­ско­го прав­ле­ния за пре­де­ла­ми Ита­лии. Во-вто­рых, если (как утвер­жда­ют мно­гие иссле­до­ва­те­ли) поста­нов­ле­ние сена­та (se­na­tus con­sul­tum) или какой-то иной кол­лек­тив­ный кон­сти­ту­ци­он­ный акт пред­ше­ст­во­вал объ­яв­ле­нию Авгу­ста и Агрип­пы и санк­ци­о­ни­ро­вал его, то он исчез даже с точ­ки зре­ния само­го про­кон­су­ла. Более того, исчез и Агрип­па, кото­рый дей­ст­ви­тель­но сыг­рал опре­де­лен­ную роль. Чем более кон­сти­ту­ци­он­ной мы счи­та­ем пер­во­на­чаль­ную про­цеду­ру, тем пора­зи­тель­нее кон­цен­тра­ция вни­ма­ния про­кон­су­ла на фигу­ре Авгу­ста: «Воз­вра­тил Импе­ра­тор Цезарь Август, сын Боже­ст­вен­но­го».

Эта над­пись так­же слу­жит при­ме­ром того, что импе­ра­тор­ское прав­ле­ние мог­ло осу­ществлять­ся не путем пря­мо­го при­нуж­де­ния, а за счет того, что заин­те­ре­со­ван­ная сто­ро­на о нем зна­ла и его исполь­зо­ва­ла. И люди с ули­цы, и про­кон­сул дей­ст­ву­ют, исхо­дя из пред­по­ло­же­ний, отра­жаю­щих новую кар­ту мира. Над намест­ни­ком и поза­ди него при­сут­ст­ву­ет незри­мая фигу­ра импе­ра­то­ра, сло­во кото­ро­го, будучи извест­но, может исполь­зо­вать­ся для уси­ле­ния воздей­ст­вий на мест­ном уровне.

Каким обра­зом сло­во импе­ра­то­ра узна­ва­ли его под­дан­ные и узна­ва­ли ли вооб­ще — это гигант­ская про­бле­ма, до сих пор недо­ста­точ­но иссле­до­ван­ная. Одним из спо­со­бов — конеч­но, на тех терри­то­ри­ях, где хотя бы неко­то­рые жите­ли зна­ли гра­моту, — были обще­ст­вен­ные над­пи­си. Но обыч­но их созда­ва­ло не рим­ское государ­ство или его пред­ста­ви­те­ли, а вся­кий город, кото­рый счи­тал нуж­ным. Так обсто­ит дело даже с наи­бо­лее общим, рефор­ма­тор­ским и явно про­па­ган­дист­ским заяв­ле­ни­ем Авгу­ста из всех, извест­ных нам: с послед­ним из пяти эдик­тов, выре­зан­ных на гре­че­ском язы­ке на рыноч­ной пло­ща­ди Кире­ны. Про­цеду­ра, о кото­рой идет речь, а имен­но, при­ня­тие поста­нов­ле­ния сена­та под вли­я­ни­ем Авгу­ста, пре­крас­но отра­жа­ет непро­стое сотруд­ни­че­ство импе­ра­то­ра и сена­та, а цель — упро­стить про­цеду­ру воз­ме­ще­ния денег, неза­кон­но полу­чен­ных намест­ни­ка­ми — типич­на для Авгу­ста, при­вер­жен­но­го пре­об­ра­зо­ва­ни­ям и исправ­ле­нию нра­вов. Если судить по тону, авто­ром патер­на­лист­ской про­па­ган­ды, адре­со­ван­ной наро­ду, мог быть Дио­кле­ти­ан. Пре­ам­бу­ла зву­чит так³⁸:

В самом деле, это самое ран­нее рим­ское заяв­ле­ние, пря­мо адре­со­ван­ное вни­ма­нию всех жите­лей импе­рии. Хотя основ­ная часть доку­мен­та — это поста­нов­ле­ние сена­та, одна­ко пер­вые две стро­ки зани­ма­ет имя и титу­лы Авгу­ста, а пер­вый абзац пред­став­ля­ет собой сло­ва Авгу­ста. Тот, кто умел читать, читал их в первую оче­редь. Тот, кто не умел читать, мог видеть ста­тую импе­ра­то­ра; вто­рой эдикт сооб­ща­ет о том, что уда­ле­ние такой ста­туи, наряду с дру­ги­ми, из обще­ст­вен­но­го места, уже ста­ло в горо­де пово­дом для обви­не­ния (SEG IX, 8, ii).

Здесь мы воз­вра­ща­ем­ся к исход­ной точ­ке, то есть, к сим­во­ли­че­ско­му при­сут­ст­вию импе­ра­то­ра, его слов и изо­бра­же­ний в про­вин­ци­аль­ной общине или, точ­нее, в тех гре­че­ских и латин­ских горо­дах, где, как выра­зил­ся Рэм­си Мак-Мюл­лен³⁹, был уко­ре­нен «эпи­гра­фи­че­ский обы­чай» и где изготав­ли­ва­ли ста­туи. Это, в свою оче­редь, долж­но при­ве­сти нас к импе­ра­тор­ско­му куль­ту, то есть, к запу­тан­ной цепоч­ке раз­лич­ных дей­ст­вий и цере­мо­ний, объ­еди­нен­ных под этой руб­ри­кой. Но свиде­тель­ства слиш­ком слож­ны и вполне могут вызвать «ску­ку и отвра­ще­ние». Поэто­му поз­во­лю себе сде­лать несколь­ко крат­ких заме­ча­ний.

Во-пер­вых, пред­став­ле­ние о том, что куль­ты импе­ра­то­ров про­ис­хо­дят от куль­тов элли­ни­сти­че­ских царей, вряд ли спра­вед­ли­во даже напо­ло­ви­ну. Нет ника­ких осно­ва­ний пред­по­ла­гать, что мас­штаб куль­то­вых меро­при­я­тий в честь элли­ни­сти­че­ских царей когда-либо даже при­бли­жал­ся к тому мас­шта­бу, кото­рый сра­зу наблюда­ет­ся в слу­чае Авгу­ста. Еще сохра­ня­лись мало­чис­лен­ные куль­ты умер­ших элли­ни­сти­че­ских царей, и в источ­ни­ках доволь­но ред­ко засвиде­тель­ст­во­ва­ны куль­ты, игры или хра­мы в честь даже выдаю­щих­ся рим­лян позд­ней Рес­пуб­ли­ки. Неожи­дан­ный всплеск про­слав­ле­ния Окта­ви­а­на/Авгу­ста стал новым явле­ни­ем⁴⁰. Упо­ми­на­ния Нико­лая Дамас­ско­го о хра­мах и жерт­во­при­но­ше­ни­ях Авгу­сту, устро­ен­ных горо­да­ми и про­вин­ци­я­ми, (FGrH 90 F 125) тем важ­нее, что они запи­са­ны в 20-х гг. до н. э. Это послу­жи­ло нача­лом широ­ко­го рас­про­стра­не­ния куль­та на уровне горо­дов и, преж­де все­го, созда­ния с 30/29 гг. до н. э. про­вин­ци­аль­ных куль­тов с общи­ми хра­ма­ми Ромы и Авгу­ста, общи­ми еже­год­ны­ми игра­ми, свя­зан­ны­ми с ними, и еже­год­ны­ми вер­хов­ны­ми жре­че­ства­ми. Обще­из­вест­но, что в 30/29 г. до н. э. Окта­виан офи­ци­аль­но раз­ре­шил эти меро­при­я­тия в про­вин­ци­ях Азия и Вифи­ния (Dio 51, 20, 6—9). Не мень­ше­го вни­ма­ния заслу­жи­ва­ет и то, что позд­нее он инте­ре­со­вал­ся прак­ти­че­ски­ми подроб­но­стя­ми орга­ни­за­ции куль­та. с.309 Напри­мер, в пер­вые дни суще­ст­во­ва­ния про­вин­ци­аль­но­го куль­та в Азии был создан хор, чтобы петь гим­ны в честь импе­ра­то­ра; я не уве­рен, что желал бы, чтобы текст подоб­но­го гим­на сохра­нил­ся. Во вся­ком слу­чае, позд­нее Август поста­но­вил, что рас­хо­ды на этот хор долж­ны делить­ся меж­ду горо­да­ми про­вин­ции⁴¹. Нет ника­ких ука­за­ний на то, что в Сирии уже суще­ст­во­ва­ла про­вин­ци­аль­ная лига, как это было в Азии, или сохра­ня­лись какие-либо куль­ты Селев­кидов. В самом деле, до недав­не­го вре­ме­ни не было даже свиде­тельств о том, что при Авгу­сте в Сирии имел­ся про­вин­ци­аль­ный культ. Но теперь извест­но, что он имел­ся, а пер­вым вер­хов­ным жре­цом стал чело­век, лич­но отме­чен­ный импе­ра­то­ром. Вот как этот чело­век, Дександр, фигу­ри­ру­ет в над­пи­си из Апа­меи в честь его пра­вну­ка: после пере­чис­ле­ния выдаю­щих­ся пред­ков в над­пи­си гово­рит­ся: «И преж­де все­го Дександр, пер­вый чело­век, став­ший жре­цом про­вин­ции, его пра­дед, кото­рый, по поста­нов­ле­нию Боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, за свою друж­бу и вер­ность рим­ско­му наро­ду был запи­сан как друг и союз­ник на брон­зо­вых таб­ли­цах на Капи­то­лии»⁴². В этой над­пи­си засвиде­тель­ст­во­ва­ны поче­сти, кото­рые были пре­до­став­ле­ны мест­но­му ари­сто­кра­ту и свя­за­ны с куль­том импе­ра­то­ра; она слу­жит так­же еще одним при­ме­ром того, как Август исполь­зо­вал меха­низм рим­ской res pub­li­ca.

Даже в Азии про­вин­ци­аль­ный культ не раз­вил­ся есте­ствен­ным обра­зом из дав­ней тра­ди­ции; это было орга­ни­зо­ван­ное ново­введе­ние, кото­рое вско­ре, как теперь извест­но, было пере­не­се­но на Сирию, а так­же, как все­гда было извест­но, на Гал­лию. И на уровне горо­да, в ази­ат­ском досье 9 г. до н. э. счи­та­ет­ся само собой разу­ме­ю­щим­ся, что Kai­sa­reia^[5] име­ют­ся по край­ней мере в судеб­ных цен­трах, а «Цеза­ре­вы» игры, види­мо, — везде; дей­ст­ви­тель­но город­ские куль­ты Авгу­ста засвиде­тель­ст­во­ва­ны в Азии в трид­ца­ти четы­рех местах; к этой циф­ре даже не при­бли­жа­ет­ся ни один из после­дую­щих импе­ра­то­ров⁴³. И вновь прав­ле­ние Авгу­ста мож­но рас­смат­ри­вать не про­сто как нача­ло, но само по себе как этап. Столь же харак­те­рен раз­брос куль­тов дру­гих чле­нов импе­ра­тор­ской семьи, что соот­вет­ст­ву­ет их изо­бра­же­ни­ям на рим­ских моне­тах и моне­тах горо­дов (см. текст к прим. 20—21). Напри­мер, в над­пи­си опуб­ли­ко­ван­ной в 1962 г., обна­ру­жи­ва­ет­ся жрец Авгу­ста, Гая и Агрип­пы на Само­се⁴⁴, а в над­пи­си 1972 г. — жрец Агрип­пы Посту­ма и Гер­ме­са в Иасо­се в Карии (AE 1974, 628).

Но все эти мимо­лет­ные наме­ки не тре­бу­ют­ся для того, чтобы осо­знать важ­ность импе­ра­тор­ской семьи в новой поли­ти­че­ской систе­ме. Мож­но вер­нуть­ся к с.310 дав­но извест­ной клят­ве из Ган­гры в Пафла­го­нии — к той самой клят­ве, кото­рую в сель­ских окру­гах при­но­си­ли у Se­bas­tea^[6], а в Новом горо­де — в Себастей­оне, на алта­ре Себаста. Пер­вые сло­ва зву­чат так: «Кля­нусь Зев­сом, Геей, Гелио­сом, все­ми бога­ми и боги­ня­ми и самим Себастом быть вер­ным Цеза­рю Себасту и его детям и его потом­кам»⁴⁵. Впро­чем, быть может, это все­го лишь неве­же­ст­вен­ные гре­ки из внут­рен­них обла­стей Малой Азии, при­выч­ные к цар­ским дина­сти­ям. Тогда рас­смот­рим жите­лей рим­ской коло­нии Нар­бон в Про­вин­ции — коло­нии, кото­рая теперь пол­но­стью назы­ва­лась Co­lo­nia Iulia Pa­ter­na Nar­bo Mar­tia^[8], — и точ­ные сло­ва клят­вы (vo­tum), кото­рую они при­нес­ли в 11 г. н. э.: «Что это будет полез­ным, удач­ным и бла­го­при­ят­ным для Импе­ра­то­ра Цеза­ря Авгу­ста, сына Боже­ст­вен­но­го, Отца оте­че­ства, вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, обла­даю­ще­го три­бун­ской вла­стью в 34-й раз, и для его супру­ги и детей и его семьи и для сена­та и рим­ско­го наро­да, и для коло­ни­стов и посе­лен­цев Коло­нии». Даже на алта­ре nu­me­nis (духа) Авгу­ста, воз­веден­ном в честь того, что тот уста­но­вил гра­ни­цы горо­да, им не обя­за­тель­но было выби­рать имен­но эти эле­мен­ты, имен­но в таком поряд­ке⁴⁶.

Если вер­нуть­ся к еще одно­му срав­ни­тель­но ново­му доку­мен­ту, то мож­но увидеть, что не толь­ко про­вин­ци­аль­ные сооб­ще­ства, но и долж­ност­ные лица сена­тор­ско­го ран­га при испол­не­нии государ­ст­вен­ных обя­зан­но­стей в сво­ей про­вин­ции счи­та­ли умест­ным уде­лить осо­бое вни­ма­ние импе­ра­тор­ской семье. Так, город Мес­се­на при­нял поста­нов­ле­ние в честь Пуб­лия Кор­не­лия, Сци­пи­о­на, кве­сто­ра про­пре­то­ра Ахайи, кото­рый, «испол­нен­ный непре­взой­ден­ной бла­го­же­ла­тель­но­сти к Авгу­сту и все­му его дому», вели­ко­леп­но про­вел игры в честь Цеза­ря и, узнав о воен­ных дей­ст­ви­ях Гая Цеза­ря на Восто­ке, совер­шил за его без­опас­ность жерт­во­при­но­ше­ние от име­ни государ­ства (SEG XXIII, 206 = AE 1967, 458). Когда Гай умер — какое зна­че­ние при­да­ва­ли это­му собы­тию? Об этом луч­ше все­го мож­но судить по вто­рой из двух зна­ме­ни­тых над­пи­сей из Пизы или, вер­нее, из «Co­lo­nia Ob­se­quens Iulia Pi­sa­na»^[9], где уже име­лись Augus­teum и Fla­men Augus­ta­lis (храм и жрец Авгу­ста)⁴⁷:

с.311 Читая эти сло­ва, сле­ду­ет пом­нить, что люди, сочи­нив­шие их, про­ис­хо­ди­ли имен­но из того ита­лий­ско­го сред­не­го клас­са, кото­рый Джонс неко­гда счи­тал груп­пой, наи­бо­лее при­вер­жен­ной рес­пуб­ли­кан­ским поряд­кам⁴⁸.

Новые доку­мен­ты поз­во­ля­ют нам узнать все боль­ше и боль­ше выра­же­ний, кото­рые люди счи­та­ли нуж­ным пуб­лич­но про­из­но­сить при Авгу­сте или кото­рые он гово­рил им. Не сле­ду­ет отме­тать эти сло­ва, пото­му что они неис­крен­ни (мы это­го не зна­ем, и в любом слу­чае, это не име­ет отно­ше­ния к делу) или отра­жа­ют оши­боч­ные пред­став­ле­ния о некой осо­бой реаль­но­сти, кото­рую мож­но постичь каким-то иным спо­со­бом. Ибо эти пуб­лич­ные выра­же­ния состав­ля­ют важ­ную часть наших зна­ний о том, чем была Рим­ская импе­рия для ее жите­лей. Напро­тив, сле­ду­ет пора­жать­ся тому, с какой быст­ро­той и в каких мас­шта­бах была созда­на сим­во­ли­че­ская вза­и­мо­связь меж­ду новым источ­ни­ком вла­сти и про­вин­ци­аль­ны­ми сооб­ще­ства­ми. Мож­но увидеть, что при Авгу­сте целые город­ские цен­тры, ска­жем, в Афи­нах или Боль­шой Леп­те⁴⁹, были пре­об­ра­зо­ва­ны бла­го­да­ря воз­веде­нию зда­ний, свя­зан­ных с импе­ра­то­ром и его домом.

Я сосре­дото­чил вни­ма­ние на про­вин­ци­аль­ных горо­дах, на риту­а­лах, изо­бра­же­ни­ях и сло­вах, с помо­щью кото­рых они пред­став­ля­ли импе­ра­тор­скую власть; на роли сенат­ских намест­ни­ков в пре­тво­ре­нии в жизнь этой же идеи, и на доволь­но актив­ной роли Авгу­ста, обра­щав­ше­го­ся к наро­ду. Но на самом деле нигде воздей­ст­вие монар­хии не было столь впе­чат­ля­ю­щим, как в самом Риме. Нет нуж­ды пере­чис­лять здесь построй­ки. Возь­мем один из луч­ших при­ме­ров того, что res pub­li­ca про­дол­жа­ла функ­ци­о­ни­ро­вать, а имен­но, закон, кото­рый был при­нят в 9 г. до н. э. и уста­нав­ли­вал пере­чень пре­ступ­ле­ний, свя­зан­ных с акве­ду­ка­ми: «Кон­сул Тит Квинк­ций Кри­спин над­ле­жа­щим обра­зом поста­вил вопрос перед наро­дом, а народ над­ле­жа­щим обра­зом про­го­ло­со­вал на фору­ме, перед рост­ра­ми хра­ма Боже­ст­вен­но­го Юлия, 13 июня. Пер­вой выпа­ло голо­со­вать Сер­ги­е­вой три­бе»⁵⁰.

Кон­сул высту­пал с Новых ростр, укра­шен­ных добы­чей Акция и раз­ме­щен­ных перед хра­мом Юлия Цеза­ря; этот храм, достро­ен­ный в 29 г. до н. э., зани­мал цен­траль­ное место на ста­ром фору­ме, отре­зав Регию от обшир­но­го откры­то­го про­стран­ства, в том чис­ле коми­ция. Таким обра­зом, когда кон­сул зачи­ты­вал закон, поза­ди него высил­ся храм; если его две­ри были откры­ты, то тол­па мог­ла видеть внут­ри ста­тую обо­жест­влен­но­го Цеза­ря. Спра­ва неко­то­рые из тол­пы наблюда­ли новую арку Авгу­ста, с.312 посвя­щен­ную в 19 г. до н. э. Если они огляды­ва­лись даль­ше впра­во, то их взгляд падал на бази­ли­ку Юлия, стро­и­тель­ство кото­рой начал Цезарь, а завер­шил Август. Пря­мо поза­ди них сто­я­ли ста­рые Рост­ры, кото­рые пере­нес на новое место Юлий Цезарь. Если тол­па была доста­точ­но вели­ка, то люди в зад­них рядах сле­ва мог­ли видеть новое зда­ние сена­та, курию Юлия, кото­рую начал стро­ить Цезарь, а посвя­тил Окта­виан в 29 г. до н. э.; она при­мы­ка­ла к внеш­ней стене одно­го из пор­ти­ков обшир­но­го ново­го фору­ма Юлия⁵¹. Вда­ли, сле­ва, они, веро­ят­но, мог­ли раз­глядеть стро­и­тель­ство на фору­ме Авгу­ста с хра­мом Мар­са Мсти­те­ля; но пока они были избав­ле­ны от это­го ново­го про­грамм­но­го про­чте­ния рим­ской исто­рии, где на пер­вый план выдви­га­лись леген­дар­ные пред­ки и цари, а так­же исто­ри­че­ские sum­mi vi­ri (выдаю­щи­е­ся люди), то есть, те du­ces (пол­ко­вод­цы), лич­ные дости­же­ния кото­рых сде­ла­ли импе­рий рим­ско­го наро­да из ничтож­но­го вели­ким⁵².

Если эти люди все еще не пони­ма­ли, какую сим­во­ли­че­скую весть им сооб­ща­ют, то все­гда мог­ли про­гу­лять­ся на север Мар­со­ва поля, мимо Сеп­ты и Пан­тео­на, постро­ен­ных Агрип­пой, мимо Алта­ря Мира, посвя­щен­но­го в янва­ре это­го само­го года (9 г. до н. э.), и рас­по­ло­жен­ных парал­лель­но (и, воз­мож­но, посвя­щен­ных тогда же) испо­лин­ских сол­неч­ных часов, кото­рым Август отвел око­ло 150 м на Мар­со­вом поле; тень в них давал обе­лиск, при­ве­зен­ный из Гелио­по­ля, высотой око­ло 30 м, вме­сте с базой⁵³. Затем они мог­ли оглядеть страш­ную гро­ма­ду Мав­зо­лея Авгу­ста⁵⁴ с базой диа­мет­ром око­ло 88 м; к тому момен­ту это была самая круп­ная рим­ская гроб­ни­ца, стро­и­тель­ство кото­рой нача­лось, веро­ят­но, в кон­це 30-х гг. или, самое позд­нее, в 28 г., то есть, преж­де чем сена­ту и наро­ду была тор­же­ст­вен­но пре­до­став­ле­на воз­мож­ность про­явить бла­го­ра­зу­мие (ar­bit­rium). К 9 г. до н. э. в Мав­зо­лее уже поко­и­лись остан­ки двух чле­нов импе­ра­тор­ской семьи — Мар­цел­ла и Агрип­пы; очень ско­ро ему пред­сто­я­ло при­нять остан­ки Дру­за. Через чет­верть века, когда в Мав­зо­лей поме­сти­ли прах Авгу­ста, про­хо­жий мог про­чи­тать его «Дея­ния» на брон­зо­вых таб­ли­цах, при­креп­лен­ных к стол­бам с.313 перед зда­ни­ем. В отли­чие от совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей, этот про­хо­жий так­же мог вре­мя от вре­ме­ни под­ни­мать гла­за от тек­ста и наблюдать, на высо­те око­ло 40 м, брон­зо­вую ста­тую Цеза­ря Авгу­ста, воз­вы­шав­шу­ю­ся над гроб­ни­цей. И вряд ли ему хва­ти­ло бы ума, вер­нув­шись к тек­сту, увидеть в нем рес­пуб­ли­кан­ский доку­мент.