Кризис спартанского полиса
(конец V — начало IV вв. до н. э.)

Часть II

ХРЕСТОМАТИЯ

Гилипп¹, завер­шив­ший столь низ­ким и позор­ным поступ­ком свою преж­нюю вели­кую и бле­стя­щую дея­тель­ность, доб­ро­воль­но оста­вил Лакеде­мон. Наи­бо­лее про­ни­ца­тель­ные из спар­ти­а­тов на его при­ме­ре были осо­бен­но напу­га­ны вла­стью денег, под­чи­ня­ю­щей себе и неза­у­ряд­ных граж­дан. Лисанд­ра ста­ли бра­нить и закли­на­ли эфо­ров отречь­ся, как от сквер­ны, от золота и сереб­ра, несу­щих гибель горо­ду. Вопрос был постав­лен на обсуж­де­ние. По сло­вам Фео­пом­па, Ски­ра­фид, а по сло­вам Эфо­ра, Фло­гид — выска­за­лись за то, чтобы не допус­кать в Спар­ту золотых и сереб­ря­ных денег, а поль­зо­вать­ся отцов­ски­ми желез­ны­ми… Дру­зья Лисанд­ра ста­ли воз­ра­жать и при­ло­жи­ли все уси­лия к тому, чтобы день­ги оста­лись в горо­де; поста­нов­ле­но было, одна­ко, вво­зить эти день­ги толь­ко для государ­ст­вен­ных надоб­но­стей; если же они ока­зы­ва­лись во вла­де­нии у част­но­го лица, за это была опре­де­ле­на смерть… Страш­ный закон постав­лен был стра­жем, не допус­кав­шим про­ник­но­ве­ния денег в дома спар­ти­а­тов², но лакон­ско­му пра­ви­тель­ству не уда­лось сохра­нить в душах граж­дан бес­страш­но­го рав­но­ду­шия к день­гам: всем было вну­ше­но стрем­ле­ние к богат­ству как к чему-то вели­ко­му и достой­но­му.

Взгля­ни на богат­ства лакеде­мо­нян… одно­го золота и сереб­ра во всей Элла­де не най­ти столь­ко, сколь­ко его в одном Лакеде­моне. В самом деле, мно­го уже вре­ме­ни идет оно туда от всех гре­ков, неред­ко и от вар­ва­ров³.

Нача­ло пор­чи и неду­га Лакеде­мон­ско­го государ­ства вос­хо­дит при­мер­но к тем вре­ме­нам, когда спар­тан­цы, низ­верг­нув афин­ское вла­ды­че­ство, навод­ни­ли соб­ст­вен­ный город золо­том и сереб­ром. И одна­ко, пока семьи, сохра­ня­ясь в том чис­ле, какое уста­но­вил Ликург, соблюда­ли такое пра­ви­ло насле­до­ва­ния, что отец пере­да­вал свое вла­де­ние толь­ко сыну, этот порядок и это иму­ще­ст­вен­ное равен­ство каким-то обра­зом избав­ля­ли Спар­ту от вся­ких про­чих бед. Когда же эфо­ром стал некий Эпи­та­дей, чело­век вли­я­тель­ный, но свое­нрав­ный и тяже­лый, он, повздо­рив­ши с сыном, пред­ло­жил новую ретру⁴ — чтобы впредь каж­дый мог пода­рить при жиз­ни или оста­вить по заве­ща­нию свой дом и надел кому угод­но. Эпи­та­дей внес этот зако­но­про­ект толь­ко ради того, чтобы уто­лить соб­ст­вен­ный гнев, а осталь­ные при­ня­ли его из алч­но­сти и, утвер­див, уни­что­жи­ли заме­ча­тель­ное и муд­рое уста­нов­ле­ние. Силь­ные ста­ли нажи­вать­ся безо вся­ко­го удер­жу, оттес­няя пря­мых наслед­ни­ков, и ско­ро богат­ство собра­лось в руках немно­гих, а государ­ст­вом завла­де­ла бед­ность, кото­рая, вме­сте с зави­стью и враж­дою к иму­щим, при­во­дит за собою раз­но­го рода низ­мен­ные заня­тия, не остав­ля­ю­щие досу­га ни для чего достой­но­го и пре­крас­но­го. Спар­ти­а­тов было теперь не более семи­сот, да и сре­ди тех лишь око­ло ста вла­де­ли зем­лею и наслед­ст­вен­ным иму­ще­ст­вом, а все осталь­ные нищею и жал­кою тол­пой сиде­ли в горо­де, вяло и неохот­но под­ни­ма­ясь на защи­ту Лакеде­мо­на от вра­гов, но в посто­ян­ной готов­но­сти вос­поль­зо­вать­ся любым слу­ча­ем для пере­во­рота и изме­не­ния суще­ст­ву­ю­щих поряд­ков.

В горо­де жен­щи­ны теря­ли спо­кой­ст­вие духа⁵, видя дым от этих пожа­ров, так как они еще нико­гда не вида­ли вра­гов; спар­ти­а­ты же, заняв посты в раз­ных частях сво­его неукреп­лен­но­го горо­да, ста­ли на кара­ул; они про­из­во­ди­ли впе­чат­ле­ние край­ней мало­чис­лен­но­сти — так было и в самом деле. Пра­ви­тель­ство поста­но­ви­ло объ­явить илотам, что те из них, кото­рые всту­пят с ору­жи­ем в руках в ряды вой­ска, полу­чат сво­бо­ду, и дало в этом клят­ву. Немед­лен­но же, как гово­рят, внес­ли свои име­на в спис­ки более шести тысяч ило­тов⁶; пре­вра­тив­шись в орга­ни­зо­ван­ное вой­ско, они ста­ли вну­шать страх самим же спар­ти­а­там, будучи слиш­ком мно­го­чис­лен­ны­ми.

Ока­за­лось, что одна часть граж­дан вла­де­ет соб­ст­вен­но­стью очень боль­ших раз­ме­ров, дру­гая — совсем ничтож­ной. Поэто­му дело дошло до того, что земель­ная соб­ст­вен­ность нахо­дит­ся в руках немно­гих… Вышло то, что, хотя государ­ство в состо­я­нии про­кор­мить тыся­чу пять­сот всад­ни­ков и трид­цать тысяч тяже­ло­во­ору­жен­ных вои­нов, их не набра­лось и тыся­чи. Сами фак­ты свиде­тель­ст­ву­ют о том, как пло­хо были устро­е­ны в Лакеде­моне все эти поряд­ки: одно­го вра­же­ско­го уда­ра⁷ государ­ство не мог­ло выне­сти и погиб­ло имен­но из-за мало­люд­ства⁸. При пер­вых царях, гово­рят, пра­ва граж­дан­ства дава­лись и неграж­да­нам⁹, так что в то вре­мя несмот­ря на про­дол­жи­тель­ные вой­ны, мало­люд­ства не было, и у спар­ти­а­тов неко­гда было до деся­ти тысяч чело­век; так это или не так, но луч­ше, когда государ­ство бла­го­да­ря рав­но­мер­но рас­пре­де­лен­ной соб­ст­вен­но­сти изоби­лу­ет людь­ми.

Аге­си­лай не про­цар­ст­во­вал еще года¹⁰, как одна­жды, в то вре­мя как он при­но­сил одно из уста­нов­лен­ных жерт­во­при­но­ше­ний от име­ни горо­да, про­ри­ца­тель заявил, что боги ука­зы­ва­ют на какой-то ужас­ней­ший заго­вор. Он при­нес еще раз жерт­ву, и она свиде­тель­ст­во­ва­ла о еще более ужас­ных собы­ти­ях. Царь при­нес жерт­ву в тре­тий раз, и про­ри­ца­тель вос­клик­нул: «Зна­ме­ния обна­ру­жи­ва­ют, что мы со всех сто­рон окру­же­ны вра­га­ми». После это­го они при­нес­ли жерт­ву богам спа­си­те­лям и отвра­ти­те­лям несча­стий и, с трудом добив­шись хоро­ших зна­ме­ний, окон­чи­ли жерт­во­при­но­ше­ние. Не про­шло и пяти дней после это­го жерт­во­при­но­ше­ния, как кто-то воз­будил пред эфо­ра­ми обви­не­ние в заго­во­ре, при­чем был ука­зан и руко­во­ди­тель его — Кина­дон; это был юно­ша по виду, силь­ный телом и духом, но не при­над­ле­жав­ший к сосло­вию гоме­ев¹¹. Когда эфо­ры спро­си­ли, каков был план заго­во­ра, донос­чик ска­зал, что дело про­изо­шло таким обра­зом: Кина­дон отвел его в отдель­ную часть аго­ры и при­ка­зал ему сосчи­тать, сколь­ко спар­ти­а­тов на аго­ре. Тот насчи­тал, кро­ме царя, эфо­ров и герон­тов, еще око­ло соро­ка спар­ти­а­тов. «С какой целью, Кина­дон, ты при­ка­зал мне их сосчи­тать?» Тот отве­тил: «Вот этих счи­тай сво­и­ми вра­га­ми, а всех про­чих, нахо­дя­щих­ся на аго­ре в чис­ле более четы­рех тысяч, сво­и­ми союз­ни­ка­ми». Далее он ука­зы­вал ему, встре­ча­ясь на доро­ге с людь­ми, одно­го-двух вра­гов, а всех про­чих назы­вал союз­ни­ка­ми. Далее он гово­рил, что во всех заго­род­ных усадь­бах у спар­ти­а­тов есть толь­ко один враг — хозя­ин, а союз­ни­ков в каж­дой усадь­бе мно­го. На вопрос эфо­ров, сколь­ко было, по его мне­нию, соучаст­ни­ков в заго­во­ре, тот отве­тил, что и об этом сооб­щил ему Кина­дон: руко­во­ди­те­ли заго­во­ра посвя­ти­ли в свои пла­ны лишь немно­гих, и при­том лишь самых надеж­ных людей, но они хоро­шо зна­ют, что их замыс­лы сов­па­да­ют со стрем­ле­ни­я­ми всех ило­тов, нео­да­мо­дов¹², гипо­мей­о­нов¹³ и перие­ков: ведь, когда сре­ди них захо­дит раз­го­вор о спар­ти­а­тах, то никто не может скрыть, что он с удо­воль­ст­ви­ем съел бы их живьем. На сле­дую­щий вопрос — откуда пред­по­ла­га­лось достать ору­жие — он заявил, что, как ска­зал ему Кина­дон, те из заго­вор­щи­ков, кото­рые вошли в состав заго­во­ра, име­ли соб­ст­вен­ное ору­жие. Что же каса­ет­ся воору­же­ния наро­да, то Кина­дон, вме­сто отве­та на этот вопрос, повел его в желез­ный ряд, где пока­зал ему мно­го ножей, мечей, вер­те­лов, секир, топо­ров и сер­пов. Кина­дон ска­зал ему при этом: «Ору­жие тако­го сор­та име­ет­ся у всех тех людей, кото­рые зани­ма­ют­ся обра­бот­кой зем­ли, дере­ва или кам­ня; да и в боль­шей части вся­ких дру­гих реме­сел употреб­ля­ет­ся доста­точ­но инстру­мен­тов, кото­рые могут слу­жить ору­жи­ем для людей, не име­ю­щих ника­ко­го дру­го­го ору­жия». На сле­дую­щий вопрос — на какой срок было назна­че­но вос­ста­ние — он отве­тил, что ему запре­ще­но было отлу­чать­ся из горо­да. Услы­шав это, эфо­ры сочли его изве­стие вполне досто­вер­ным и при­шли в ужас. Они не созва­ли даже так назы­вае­мой малой эккле­сии¹⁴, но лишь неко­то­рые герон­ты собра­лись груп­па­ми в раз­лич­ных местах и вынес­ли реше­ние послать Кина­до­на в Авлон¹⁵ в сопро­вож­де­нии еще несколь­ких граж­дан млад­ших при­зыв­ных кате­го­рий и при­ка­зать ему при­ве­сти из Авло­на несколь­ких авло­ни­тов и ило­тов, име­на кото­рых были напи­са­ны на ски­та­ле¹⁶. Ему при­ка­за­ли так­же при­ве­сти одну жен­щи­ну, кото­рая счи­та­лась в Авлоне пер­вой кра­са­ви­цей и обви­ня­лась в том, что поно­си­ла при­бы­вав­ших в город лакеде­мо­нян — моло­дых и ста­ри­ков. Кина­дон уже не раз испол­нял тако­го рода пору­че­ния эфо­ров. Одно­вре­мен­но ему была вру­че­на ски­та­ла, в кото­рой были напи­са­ны име­на тех, кого сле­до­ва­ло аре­сто­вать. На вопрос его, кто же пой­дет с ним из граж­дан млад­ших при­зыв­ных воз­рас­тов, ему отве­ти­ли: «Иди и ска­жи стар­ше­му из гип­па­гре­тов¹⁷, чтобы он послал с тобой шесте­рых или семе­рых из тех, кото­рые ока­жут­ся нали­цо». Они уже зара­нее поза­бо­ти­лись о том, чтобы гап­па­грет послал под­хо­дя­щих людей, а послан­ные зна­ли, что им над­ле­жит аре­сто­вать Кина­до­на. Эфо­ры ска­за­ли так­же Кина­до­ну, что они пошлют с ними три теле­ги, дабы не при­шлось вести аре­сто­ван­ных пеш­ком; это было сде­ла­но для того, чтобы как мож­но луч­ше скрыть от него, что все это пред­при­я­тие направ­ле­но толь­ко про­тив него одно­го. Аре­сто­вать его в самом горо­де они не реша­лись, так как не зна­ли, насколь­ко уже успел раз­рас­тись заго­вор; вдо­ба­вок они хоте­ли узнать от него име­на соучаст­ни­ков преж­де, чем те узна­ют, что на них донес­ли, чтобы они не успе­ли убе­жать. Име­лось в виду, что его аре­сту­ют, узна­ют от него име­на соучаст­ни­ков и, запи­сав их, немед­лен­но ото­шлют в пись­ме эфо­рам. Эфо­ры при­да­ва­ли такое боль­шое зна­че­ние это­му делу, что отряди­ли для экс­пе­ди­ции в Авлон так­же взвод всад­ни­ков. Когда Кина­дон был аре­сто­ван и кон­ный гонец при­нес прото­кол допро­са с име­на­ми выдан­ных Кина­до­ном соучаст­ни­ков, эфо­ры тот­час же аре­сто­ва­ли про­ри­ца­те­ля Тиса­ме­на¹⁸ и дру­гих наи­бо­лее вли­я­тель­ных заго­вор­щи­ков. Затем Кина­дон был при­веден в Лакеде­мон и изоб­ли­чен. Он сознал­ся во всем и назвал име­на соучаст­ни­ков. Когда все это было выяс­не­но, ему зада­ли вопрос, с какой целью он это делал. Он отве­чал, что зате­ял заго­вор из жела­ния быть не ниже вся­ко­го дру­го­го в Лакеде­моне. После это­го ему наде­ли на шею желез­ное коль­цо, к кото­ро­му желез­ны­ми цепя­ми были при­ко­ва­ны руки. Затем его вели по все­му горо­ду и били бичом и стре­ка­лом. Такая же судь­ба постиг­ла его соучаст­ни­ков. И так они понес­ли заслу­жен­ное нака­за­ние¹⁹.