Формирование Спартанского государства
(VIII—VI вв. до н. э.)

Часть I
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ

6. СПАРТИАТЫ

Все пол­но­прав­ные граж­дане Спар­ты явля­лись чле­на­ми общи­ны рав­ных и мог­ли назы­вать себя спар­ти­а­та­ми. Тер­мин «спар­ти­а­ты» исполь­зо­вал­ся для отли­чия спар­тан­ских граж­дан от перие­ков и ило­тов. В трудах антич­ных авто­ров, кото­рые по боль­шей части явля­ют­ся исто­ри­я­ми войн, доволь­но труд­но и ред­ко мож­но выде­лить спар­ти­а­тов как отдель­ную соци­аль­ную груп­пу. Это объ­яс­ня­ет­ся тем, что спар­тан­ское вой­ско, обя­за­тель­но вклю­чав­шее в себя и перие­ков, обо­зна­ча­лось, как пра­ви­ло, общим для этих двух кате­го­рий этни­ко­ном — лакеде­мо­няне. Одна­ко, если по ходу изло­же­ния надо было выде­лить спар­ти­а­тов из общей мас­сы лакеде­мо­нян, источ­ни­ки лег­ко это дела­ли. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет ряд мест у Геро­до­та, Исо­кра­та и дру­гих гре­че­ских авто­ров (Гер., VII, 234; Исокр., XII, 178—181; Диод., XI, 64; XV, 90).

Но очень рано, уже, веро­ят­но, в пери­од арха­и­ки, появил­ся еще один тер­мин для обо­зна­че­ния спар­тан­ских граж­дан — «рав­ные» или в гре­че­ском вари­ан­те — «гомеи». Этот тер­мин зафик­си­ро­ван для вре­ме­ни Ликур­га (Ксен. Лак. пол., 13, 1 и 7) и осно­ва­ния Тарен­та (Арист. Пол., 1306b30). Пока спар­тан­ский граж­дан­ский кол­лек­тив в сво­ей мас­се был еди­ным, оба тер­ми­на — «спар­ти­а­ты» и «гомеи» — ско­рее все­го были сино­ни­ма­ми и, соот­вет­ст­вен­но, экви­ва­лен­та­ми спар­тан­ско­му граж­дан­ству in cor­po­re. В арха­и­че­ских пери­од, по край­ней мере, сосло­вие рав­ных соот­вет­ст­во­ва­ло и сов­па­да­ло со всем граж­дан­ст­вом.

Конеч­но, сло­во «гомеи» вряд ли мог­ло быть вполне офи­ци­аль­ным обо­зна­че­ни­ем пол­но­прав­ных спар­тан­ских граж­дан. Ско­рее все­го, оно воз­ник­ло в среде самих спар­ти­а­тов в еще доста­точ­но ран­нее вре­мя. Оно исполь­зо­ва­лось чле­на­ми граж­дан­ской кор­по­ра­ции для гор­де­ли­во­го под­чер­ки­ва­ния сво­его осо­бо­го ари­сто­кра­ти­че­ско­го равен­ства и ника­кой дру­гой нагруз­ки вплоть до нача­ла IV в. до н. э. в себе не нес­ло. Само появ­ле­ние тако­го тер­ми­на, как «рав­ные», свиде­тель­ст­ву­ет о высо­чай­шем само­со­зна­нии спар­ти­а­тов, кото­рые очень рано ста­ли осо­зна­вать себя чле­на­ми ари­сто­кра­ти­че­ской кор­по­ра­ции.

По мне­нию древ­них авто­ров, имен­но Ликург под­толк­нул спар­тан­ское обще­ство к фор­ми­ро­ва­нию подоб­но­го граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва, меж­ду чле­на­ми кото­ро­го суще­ст­во­ва­ли слож­ные мно­го­уров­не­вые свя­зи. По сло­вам Исо­кра­та, сохра­не­ние кор­по­ра­тив­но­го един­ства было глав­ной целью зако­но­да­те­ля: «Лишь для себя они уста­но­ви­ли рав­но­пра­вие и такую демо­кра­тию, какая необ­хо­ди­ма для тех, кто наме­рен навсе­гда сохра­нить еди­но­ду­шие граж­дан» (XII, 178). Конеч­но, то, что Исо­крат назы­ва­ет демо­кра­ти­ей, на самом деле было ари­сто­кра­ти­че­ским равен­ст­вом. Тер­мин «рав­ные», как ника­кой дру­гой, ука­зы­ва­ет на сущ­ность ком­про­мис­са меж­ду спар­тан­ски­ми «пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми», ком­про­мис­са, бла­го­да­ря кото­ро­му воз­ник­ла уни­каль­ная для гре­че­ско­го мира поли­ти­че­ская струк­ту­ра. Обес­пе­чив наро­ду оди­на­ко­вые с ари­сто­кра­ти­ей стар­то­вые усло­вия, Ликург тем самым раз­дви­нул гра­ни­цы ари­сто­кра­тии. После него весь граж­дан­ский кол­лек­тив Спар­ты уже пред­став­лял собой воен­ную эли­ту, внут­ри кото­рой посте­пен­но выра­ба­ты­ва­лись осо­бый стиль жиз­ни и осо­бая шка­ла цен­но­стей.

Рефор­мы Ликур­га про­хо­ди­ли в пери­од нарож­даю­щей­ся в Спар­те государ­ст­вен­но­сти. До Ликур­га Спар­та пред­став­ля­ла собой при­ми­тив­ную общи­ну. Слиш­ком ран­нее зако­но­да­тель­ство спо­соб­ст­во­ва­ло уве­ко­ве­чи­ва­нию в Спар­те пере­жит­ков пле­мен­ной орга­ни­за­ции обще­ства. Отсюда про­ис­те­ка­ет уди­ви­тель­ная кол­лек­ция экзо­ти­че­ских обы­ча­ев и поряд­ков, свя­то хра­ни­мых спар­тан­ца­ми в тече­ние мно­гих веков. К таким пере­жит­кам еще пле­мен­ной орга­ни­за­ции обще­ства отно­сит­ся и пред­став­ле­ние о зем­ле как государ­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­сти. В Спар­те вер­хов­ным соб­ст­вен­ни­ком зем­ли, бес­спор­но, счи­та­лось государ­ство. Оно наде­ля­ло всех граж­дан кле­ра­ми и под угро­зой поте­ри их застав­ля­ло выпол­нять свои обя­зан­но­сти. Насколь­ко уко­ре­ни­лось пред­став­ле­ние о вер­хов­ной соб­ст­вен­но­сти государ­ства на зем­лю, вид­но из того, что это пра­во не под­вер­га­лось сомне­нию даже в пери­од элли­низ­ма, когда в Спар­те про­во­ди­лись рефор­мы Аги­са и Клео­ме­на.

Недо­пу­ще­ние без­услов­ной част­ной соб­ст­вен­но­сти на зем­лю было обя­за­тель­ным усло­ви­ем для сохра­не­ния за государ­ст­вом кон­троль­ных функ­ций. Спар­тан­ский полис был заин­те­ре­со­ван в уве­ко­ве­чи­ва­нии суще­ст­ву­ю­щих аграр­ных отно­ше­ний. Поэто­му очень рано были выра­бота­ны меха­низ­мы, выпол­ня­ю­щие охра­ни­тель­ные функ­ции. Так, была запре­ще­на куп­ля-про­да­жа зем­ли даже в таких замас­ки­ро­ван­ных ее видах, как даре­ние и заве­ща­ние (Плут. Агис, 5). Огра­ни­че­ния рас­про­стра­ня­лись и на ило­тов. Их реаль­ные вла­дель­цы не име­ли пра­ва ни про­да­вать, ни отпус­кать их на волю (Страб., VIII, p. 365), ибо илоты точ­но так же, как и зем­ля, нахо­ди­лись под патро­на­том государ­ства. Тако­го рода огра­ни­че­ния в пери­од арха­и­ки были явле­ни­ем обыч­ным для мно­гих гре­че­ских поли­сов. По сло­вам Ари­сто­те­ля, «во мно­гих государ­ствах в древ­нее вре­мя зако­ном запре­ща­лось про­да­вать пер­во­на­чаль­ные наде­лы» (Пол., 1319a10—12). Отме­ну огра­ни­че­ний Ари­сто­тель свя­зы­вал с демо­кра­ти­за­ци­ей обще­ства (Пол., 1266b20—25: на при­ме­ре Лев­ка­ды).

Ликург, наде­ляя всех граж­дан оди­на­ко­вы­ми земель­ны­ми участ­ка­ми, кле­ра­ми, верил, по-види­мо­му, что рав­ная эко­но­ми­че­ская база ока­жет­ся надеж­ной осно­вой для поли­ти­че­ско­го равен­ства. По свиде­тель­ству Плу­тар­ха, он разде­лил всю зем­лю на трид­цать тысяч кле­ров для перие­ков и девять тысяч — для спар­тан­ских семей (Лик., 8). Плу­тарх пере­да­ет сло­ва, яко­бы ска­зан­ные Ликур­гом, осмат­ри­ваю­щим уже после рефор­мы спар­тан­ские поля: «Вся Лако­ния кажет­ся мне соб­ст­вен­но­стью мно­гих бра­тьев, кото­рые толь­ко что ее поде­ли­ли» (Лик., 8, 9). В этой фра­зе выра­же­но общее впе­чат­ле­ние от спар­тан­ской аграр­ной рефор­мы с ее искус­ст­вен­ным урав­не­ни­ем и пере­рас­пре­де­ле­ни­ем т. н. граж­дан­ской зем­ли.

Без сомне­ния, поли­ти­че­ское равен­ство спар­ти­а­тов пер­во­на­чаль­но име­ло сво­ей базой их эко­но­ми­че­ское равен­ство, т. е. рас­пре­де­ле­ние рав­ных кле­ров сре­ди всех спар­тан­ских семей (Полиб., VI, 45). Но «земель­ный режим», создан­ный Ликур­гом, был рав­но­прав­ным толь­ко в момент воз­ник­но­ве­ния. Ведь подоб­ное эко­но­ми­че­ское равен­ство труд­но сохра­нить даже на про­тя­же­нии жиз­ни одно­го поко­ле­ния. Неда­ром моти­ви­ров­кой Пер­вой Мес­сен­ской вой­ны было жела­ние заво­е­вать новые зем­ли для разда­чи их мало­иму­щим.

То, что спар­тан­ская систе­ма земле­вла­де­ния раз­ре­гу­ли­ро­ва­лась очень рано, вид­но из цело­го ряда свиде­тельств. Так, Ари­сто­тель гово­рит о том, что в Спар­те к кон­цу VIII в. до н. э. сло­жи­лась чре­ва­тая граж­дан­ски­ми сму­та­ми ситу­а­ция из-за дела пар­фе­ни­ев и тре­бо­ва­ния пере­де­ла зем­ли (Пол., 1306b29—31; 35—40; 1307a1—2). Об этом же свиде­тель­ст­ву­ют и дан­ные демо­гра­фии. Коли­че­ство пол­но­прав­ных граж­дан посто­ян­но умень­ша­лось. Ари­сто­тель в «Поли­ти­ке» не толь­ко отме­тил факт оли­ган­тро­пии, имея в виду имен­но недо­ста­ток граж­дан, а не насе­ле­ния вооб­ще, но и пра­виль­но интер­пре­ти­ро­вал его как резуль­тат спар­тан­ской систе­мы земле­вла­де­ния и насле­до­ва­ния (1270a15—34). За фаса­дом декла­ра­тив­но­го равен­ства тща­тель­но скры­ва­лось фак­ти­че­ское эко­но­ми­че­ское нера­вен­ство. О нали­чии в Спар­те бога­тых людей свиде­тель­ст­ву­ет, напри­мер, увле­че­ние спар­тан­цев коне­вод­ст­вом и уча­стие их в кон­ных аго­нах в Олим­пии, при­чем сре­ди их участ­ни­ков были пред­ста­ви­те­ли одних и тех же семей. Таким обра­зом, для бога­тых и знат­ных спар­тан­цев уча­стие в кон­ных риста­ли­щах ста­ло чем-то вро­де семей­ной тра­ди­ции. Соглас­но Геро­до­ту, содер­жа­ние лоша­дей — неиз­мен­ный знак боль­шо­го богат­ства (VI, 125). Хотя кон­крет­ные дан­ные о богат­стве отдель­ных спар­ти­а­тов отно­сят­ся уже к V в. до н. э., но эко­но­ми­че­ское равен­ство, конеч­но, было фик­ци­ей и рань­ше.

Хотя с внеш­ней сто­ро­ны все спар­ти­а­ты высту­па­ли как «рав­ные», под­лин­но­го равен­ства сре­ди них не было. Ведь одни мог­ли при­об­ре­тать коней для уча­стия в Олим­пий­ских играх, а дру­гие с трудом вно­си­ли необ­хо­ди­мый взнос в сис­си­тии, чтобы сохра­нить свои граж­дан­ские пра­ва и при­ви­ле­гии. В сво­ем кри­ти­че­ском обзо­ре спар­тан­ско­го строя Ари­сто­тель спра­вед­ли­во отме­тил, что обя­за­тель­ность рав­но­го взно­са в сис­си­тии при кажу­щем­ся его демо­кра­тиз­ме была соб­ст­вен­но неде­мо­кра­ти­че­ской мерой, ибо она ложи­лась тяж­ким бре­ме­нем на бед­ных, не осо­бен­но отя­го­щая при этом бога­тых. «Не могут счи­тать­ся пра­виль­ны­ми и те зако­но­по­ло­же­ния, кото­рые были введе­ны при уста­нов­ле­нии сис­си­тий… Сред­ства на устрой­ство их долж­но давать ско­рее государ­ство, как это име­ет место на Кри­те. У лакеде­мо­нян же каж­дый обя­зан делать взно­сы, несмот­ря на то, что неко­то­рые по при­чине край­ней бед­но­сти не в состо­я­нии нести такие издерж­ки, так что полу­ча­ет­ся резуль­тат, про­ти­во­по­лож­ный наме­ре­нию зако­но­да­те­ля» (Арист. Пол., 1271a26—31). Это заме­ча­ние Ари­сто­те­ля свиде­тель­ст­ву­ет о глу­бо­ком пони­ма­нии им соци­аль­ной сущ­но­сти спар­тан­ско­го государ­ства: там, где пра­во­вое равен­ство зави­сит от равен­ства эко­но­ми­че­ско­го, с нару­ше­ни­ем послед­не­го дает тре­щи­ну и вся соци­аль­ная систе­ма.

Для пре­бы­ва­ния в чис­ле рав­ных мало было толь­ко эко­но­ми­че­ской состо­я­тель­но­сти. Вот что гово­рит по это­му пово­ду Ксе­но­фонт: «Ни с физи­че­ской сла­бо­стью, ни с иму­ще­ст­вен­ным недо­стат­ком он /Ликург/ не счи­тал­ся; но если кто-нибудь не станет испол­нять зако­на, того Ликург ука­зал более не счи­тать при­над­ле­жа­щим к чис­лу “рав­ных”» (Лак. Пол., X, 7). Соглас­но Ксе­но­фон­ту, осно­ва­ни­ем для пони­же­ния ста­ту­са, кро­ме эко­но­ми­че­ско­го фак­то­ра, мог­ли быть так­же неуда­чи на каком-либо эта­пе вос­пи­та­ния. Любая физи­че­ская или мораль­ная несо­сто­я­тель­ность мог­ли при­ве­сти спар­тан­ца к исклю­че­нию из чис­ла рав­ных. Таким обра­зом, люди, потер­пев­шие фиа­ско в пери­од вос­пи­та­ния или не выбран­ные в сис­си­тии, авто­ма­ти­че­ски не годи­лись для гоплит­ской служ­бы и выбы­ва­ли из чис­ла пол­но­прав­ных граж­дан.

Зако­но­да­тель­ство Ликур­га утвер­ди­ло равен­ство граж­дан перед зако­ном, а наде­ле­ние кле­ра­ми сде­ла­ло их эко­но­ми­че­ски сво­бод­ны­ми. Но сохра­не­ние этой систе­мы было бы невоз­мож­но без жест­кой регла­мен­та­ции обще­ст­вен­ной и лич­ной жиз­ни граж­дан. При огром­ной коли­че­ст­вен­ной дис­про­пор­ции спар­ти­а­тов и ило­тов Спар­та, по заме­ча­нию древ­них авто­ров, посте­пен­но пре­вра­ти­лась в некое подо­бие воен­но­го лаге­ря, где каж­дый член сооб­ще­ства обя­зан был испол­нять свой долг перед кол­лек­ти­вом (Исокр., VI, 81; Плат. Зак., 666E; Плут. Лик., 24, 1).

Струк­ту­ри­ро­ва­ние обще­ства по воен­но­му образ­цу спо­соб­ст­во­ва­ло сохра­не­нию в Спар­те чет­ко­го деле­ния на воз­раст­ные клас­сы. Для уни­фи­ци­ро­ван­ной и эффек­тив­ной под­готов­ки моло­дых граж­дан была созда­на доста­точ­но рано систе­ма обще­ст­вен­но­го вос­пи­та­ния, или агогэ. Сущ­ность этой систе­мы заклю­ча­ет­ся в том, что все маль­чи­ки граж­дан­ско­го про­ис­хож­де­ния начи­ная с семи­лет­не­го воз­рас­та и до 18—20 лет полу­ча­ли оди­на­ко­вое вос­пи­та­ние в закры­тых полу­во­ен­ных шко­лах (аге­лах), где основ­ное вни­ма­ние обра­ща­лось на физи­че­скую и идео­ло­ги­че­скую под­готов­ку моло­до­го поко­ле­ния. Внут­ри агел маль­чи­ки были так­же разде­ле­ны по воз­раст­но­му прин­ци­пу. Вос­пи­та­те­ли, раз­ви­вая в них дух сорев­но­ва­тель­но­сти и сопер­ни­че­ства, ста­ра­лись уже на ран­них эта­пах выде­лить из их среды лиде­ров (Плут. Лик., 16, 8). Таким обра­зом, фун­да­мен­том спар­тан­ско­го вос­пи­та­ния было поощ­ре­ние не толь­ко дис­ци­пли­ны, но и лич­ных заслуг. В даль­ней­шем по это­му же прин­ци­пу выби­ра­лись кан­дида­ты в кор­пус всад­ни­ков (Ксен. Лак. пол., 4, 3—6).

Про­хож­де­ние пол­но­го обра­зо­ва­тель­но­го кур­са было обя­за­тель­ным усло­ви­ем для инкор­по­ри­ро­ва­ния моло­дых спар­тан­цев в граж­дан­ский кол­лек­тив. По сло­вам Плу­тар­ха, «кто из граж­дан не про­хо­дил всех сту­пе­ней вос­пи­та­ния маль­чи­ков, не имел граж­дан­ских прав» (Мор., 238E). В под­твер­жде­ние это­го мож­но вспом­нить отказ эфо­ра Этео­к­ла дать в залож­ни­ки македон­ско­му пол­ко­вод­цу Анти­па­тру 50 спар­тан­ских маль­чи­ков. Как пишет Плу­тарх, «Этеокл отка­зал­ся дать маль­чи­ков, чтобы не оста­вить их без при­ня­то­го у спар­тан­цев с пра­дедов­ских вре­мен обра­зо­ва­ния: ведь тогда они не смо­гут стать граж­да­на­ми» (Мор., 235B).

Достиг­нув два­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та, спар­тан­цы полу­ча­ли граж­дан­ские пра­ва и ста­но­ви­лись чле­на­ми сис­си­тий. Но вплоть до трид­ца­ти лет они про­дол­жа­ли оста­вать­ся под пол­ным кон­тро­лем вос­пи­та­те­лей, или педо­но­мов. Над­зор над ними осу­ществля­ли так­же их сото­ва­ри­щи по сис­си­ти­ям из стар­ших воз­раст­ных групп. Они следи­ли за тем, чтобы моло­дые граж­дане не отхо­ди­ли от регла­мен­ти­ро­ван­но­го типа поведе­ния даже в мело­чах. На все воз­раст­ные клас­сы в Спар­те рас­про­стра­нял­ся этот прин­цип — прин­цип пол­но­го сопод­чи­не­ния, при кото­ром более стар­шие воз­раст­ные груп­пы выпол­ня­ли функ­цию кон­тро­ля над млад­ши­ми.

Толь­ко после трид­ца­ти лет спар­та­нец, нако­нец, покидал казар­му и полу­чал пра­во на част­ную жизнь, хотя и в несколь­ко уре­зан­ном виде: ведь государ­ство осу­ществля­ло кон­троль и над этой весь­ма дели­кат­ной сфе­рой. Без­бра­чие и отсут­ст­вие детей счи­та­лись позо­ром для граж­да­ни­на и заслу­жи­ва­ли обще­ст­вен­но­го пори­ца­ния. Плу­тарх при­во­дит при­ме­ры, даю­щие пред­став­ле­ние о сте­пе­ни нетер­пи­мо­сти обще­ства к тако­го рода отступ­ле­ни­ям от обще­при­ня­той нор­мы (Лик., 15, 2—3).

В усло­ви­ях закры­то­го обще­ства, каким была Спар­та, государ­ст­вен­ная идео­ло­гия успеш­но внед­ря­лась с помо­щью еди­но­об­раз­но­го вос­пи­та­ния и обще­го для всех спар­ти­а­тов стан­дар­тов поведе­ния. Для чистоты экс­пе­ри­мен­та, как свиде­тель­ст­ву­ют древ­ние авто­ры, спар­тан­ские вла­сти ста­ра­лись не выпус­кать соб­ст­вен­ных граж­дан за пре­де­лы стра­ны и огра­ни­чи­вать въезд ино­стран­цев в Спар­ту (Ари­стоф. Пти­цы, 1012; Плут. Лик., 27; Мор., 238 D-E).

Объ­еди­ня­ю­щим нача­лом для всех спар­тан­цев было член­ство их в сис­си­ти­ях (бук­валь­ное зна­че­ние это­го сло­ва — «сов­мест­ное пита­ние» или «общий стол»), кото­рое вос­при­ни­ма­лось как знак при­над­леж­но­сти к чис­лу «рав­ных». Сис­си­тии были цен­тром обще­ст­вен­ной жиз­ни Спар­ты. Про­цеду­ра при­е­ма новых чле­нов наво­дит на мысль о раз­ной при­тя­га­тель­ной цен­но­сти отдель­ных «обеден­ных клу­бов» в гла­зах вновь посту­паю­щих. При внешне соблюдае­мом декла­ра­тив­ном равен­стве отдель­ные сис­си­тии, по-види­мо­му, не были рав­ны меж­ду собой. Моло­дые люди рас­пре­де­ля­лись по сис­си­ти­ям в зави­си­мо­сти от сво­его иму­ще­ст­вен­но­го и соци­аль­но­го поло­же­ния. Воз­мож­но, в одних и тех же сис­си­ти­ях пре­бы­ва­ли в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни люди из опре­де­лен­ных семей, т. е. сис­си­тии мог­ли быть наслед­ст­вен­ны­ми. Спар­тан­ские ари­сто­кра­ты, груп­по­вым обо­зна­че­ни­ем кото­рых было, веро­ят­но, выра­же­ние «Герак­лиды», т. е. потом­ки Герак­ла, исполь­зо­ва­ли сис­си­тии как свое­об­раз­ную соци­аль­ную нишу, где они пре­бы­ва­ли в кру­гу себе подоб­ных. Чле­на­ми «обеден­ных клу­бов» мож­но было стать, ско­рее все­го, и по реко­мен­да­ции стар­ших това­ри­щей, как это было, напри­мер, на Кри­те (Эфор у Страб., XI, 4, 20, p. 483). Таким обра­зом, изна­чаль­но в орга­ни­за­ции сис­си­тий при­сут­ст­во­вал сослов­но-наслед­ст­вен­ный прин­цип. Это каса­лось не толь­ко член­ства, но и потреб­ле­ния про­дук­тов, кото­рое так­же, веро­ят­но, не было оди­на­ко­вым. Ведь рав­ные взно­сы вовсе не меша­ли людям бога­тым и знат­ным постав­лять допол­ни­тель­ные про­дук­ты для сво­их сотра­пез­ни­ков. Это была свое­об­раз­ная фор­ма литур­гии, харак­тер­ная имен­но для Спар­ты.

Сис­си­тии были важ­ным эле­мен­том спар­тан­ской воен­ной струк­ту­ры. В этой пара­во­ен­ной орга­ни­за­ции куль­ти­ви­ро­вал­ся дух воин­ско­го брат­ства. Мне­ние узко­го кру­га сотра­пез­ни­ков (15—20 чело­век) для любо­го чле­на сис­си­тий было настоль­ко зна­чи­мо, что пол­но­стью опре­де­ля­ло стиль его поведе­ния как в мир­ное, так и в воен­ное вре­мя. Сис­си­тии спо­соб­ст­во­ва­ли закреп­ле­нию опре­де­лен­ных цен­ност­ных уста­но­вок и выра­бот­ке чув­ства груп­по­вой иден­тич­но­сти. Подоб­ное само­со­зна­ние спо­соб­ст­во­ва­ло успе­ху фор­ми­ро­ва­ния в Спар­те мас­со­вой воен­ной эли­ты.

Спар­ти­а­ты как в воен­ное, так и в мир­ное вре­мя все­гда нахо­ди­лись на виду у сво­их сограж­дан, чему не в малой сте­пе­ни спо­соб­ст­во­ва­ли сис­си­тии. Такой стро­гий кон­троль за повсе­днев­ной жиз­нью имел сво­им резуль­та­том фор­ми­ро­ва­ние у граж­дан сте­рео­ти­пов поведе­ния по «армей­ско­му» образ­цу. Успех идео­ло­ги­че­ской обра­бот­ки во мно­гом опре­де­лял­ся тем, что «про­мы­ва­ние моз­гов» про­ис­хо­ди­ло внут­ри мик­ро­кос­ма, каким был, напри­мер, отдель­ный «обеден­ный клуб». В малых пер­вич­ных груп­пах, на кото­рые дели­лось все граж­дан­ское обще­ство, това­ри­ще­ские свя­зи име­ли не мень­шее зна­че­ние, чем поли­ти­че­ский и идео­ло­ги­че­ский фак­то­ры. Плу­тарх хоро­шо пони­мал сущ­ность явле­ния, когда гово­рил об осо­бой атмо­сфе­ре, царив­шей в Спар­те, где кон­крет­ный граж­да­нин вос­при­ни­мал­ся толь­ко как член кол­лек­ти­ва, а его жиз­нен­ный успех все­це­ло зави­сел от мне­ния и оцен­ки бли­жай­ше­го окру­же­ния. Так, по сло­вам Плу­тар­ха, Ликург «при­учал сограж­дан к тому, чтобы они и не хоте­ли и не уме­ли жить врозь, но, подоб­но пче­лам, нахо­ди­лись в нерас­тор­жи­мой свя­зи с обще­ст­вом, все были тес­но спло­че­ны вокруг сво­его руко­во­ди­те­ля и цели­ком при­над­ле­жа­ли оте­че­ству, почти что вовсе забы­вая о себе в поры­ве вооду­шев­ле­ния и люб­ви к сла­ве» (Лик., 25, 5).

Спар­та была един­ст­вен­ным горо­дом в Гре­ции, пол­но­стью лишен­ным каких-либо обо­ро­ни­тель­ных укреп­ле­ний. Это было сде­ла­но спе­ци­аль­но, чтобы посто­ян­но тре­ни­ро­вать у граж­дан чув­ство опас­но­сти и при­учать их к мыс­ли, что их город — это дей­ст­ви­тель­но воен­ный лагерь (отсут­ст­вие стен может слу­жить лиш­ним аргу­мен­том в поль­зу ран­ней дати­ров­ки зако­но­да­тель­ства Ликур­га).

Жизнь граж­дан в Спар­те была мак­си­маль­но при­бли­же­на к «поле­вым» усло­ви­ям, а посто­ян­ное дав­ле­ние на лич­ность (при пол­ном отсут­ст­вии ано­ним­но­сти) было столь мас­си­ро­ван­ным, что вой­на и воен­ные похо­ды вос­при­ни­ма­лись как послаб­ле­ние режи­ма и спо­соб укло­не­ния от домаш­ней мушт­ры. По мет­ко­му заме­ча­нию Плу­тар­ха, «на всей зем­ле для одних лишь спар­тан­цев вой­на ока­зы­ва­лась отды­хом от под­готов­ки к ней» (Лик., 22, 3). Спар­та обла­да­ла самой про­фес­сио­наль­ной арми­ей в Гре­ции. Здесь рано, еще в пер­вые века арха­и­ки, про­изо­шла гоплит­ская рефор­мы и, по край­ней мере, уже во вре­мя Вто­рой Мес­сен­ской вой­ны фалан­га ста­ла основ­ным постро­е­ни­ем спар­тан­ской армии. У Тир­тея мы нахо­дим пре­крас­ное опи­са­ние спар­тан­ской фалан­ги (фр. 6—9 Диль). В отли­чие от любо­го дру­го­го граж­дан­ско­го опол­че­ния, спар­тан­ская армия состо­я­ла толь­ко из про­фес­сио­на­лов. Вся обра­зо­ва­тель­ная и вос­пи­та­тель­ная систе­ма в Спар­те была направ­ле­на исклю­чи­тель­но на фор­ми­ро­ва­ние воен­ных навы­ков. При этом надо учесть, что любая дру­гая про­фес­сио­наль­ная дея­тель­ность, кро­ме воен­ной, была запре­ще­на, счи­та­ясь абсо­лют­но невоз­мож­ной для пол­но­прав­ных граж­дан. Основ­ные оча­ги ремес­ла и тор­гов­ли были выне­се­ны за пре­де­лы горо­да и рас­по­ло­же­ны в местах про­жи­ва­ния перие­ков и ило­тов. Для спар­тан­ца счи­та­лось позор­ным про­яв­ле­ние како­го-либо инте­ре­са к делам, непо­сред­ст­вен­но не свя­зан­ным с воен­ной служ­бой или под­готов­кой к ней. Даже посе­ще­ние рын­ка в гла­зах обще­ст­вен­но­го мне­ния выгляде­ло делом недо­стой­ным граж­да­ни­на. По сло­вам Плу­тар­ха, под запре­том были даже темы раз­го­во­ров, свя­зан­ные с тор­гов­лей или нажи­вой (Лик., 25, 3—4).

Для спар­тан­цев уда­ча на воен­ном попри­ще была един­ст­вен­ным спо­со­бом добить­ся высо­ко­го поло­же­ния в обще­стве. Внут­ри спар­тан­ской армии суще­ст­во­ва­ла раз­ви­тая иерар­хия. Преж­де все­го, армия име­ла соб­ст­вен­ную эли­ту — кор­пус из трех­сот всад­ни­ков, куда, по-види­мо­му, на кон­курс­ной осно­ве попа­да­ли те моло­дые спар­ти­а­ты, кото­рые уже суме­ли про­явить себя (Плут. Лик., 25, 6). К спар­тан­ской кон­ни­це этот кор­пус всад­ни­ков не имел ника­ко­го отно­ше­ния. Назва­ние сохра­ни­лось еще от тех ста­ро­дав­них вре­мен, когда ядро вой­ска состав­ля­ла ари­сто­кра­ти­че­ская кон­ни­ца. Служ­ба в кор­пу­се была важ­ным шагом в воен­но-поли­ти­че­ской карье­ре спар­ти­а­та. Во вре­мя воен­ных дей­ст­вий кор­пус всад­ни­ков сра­жал­ся рядом с царем (Фук., V, 72, 4).

О струк­ту­ре спар­тан­ской армии мы зна­ем очень мало, т. к. все сведе­ния на этот счет или про­ти­во­ре­чи­вы, или тем­ны. Ско­рее все­го, отдель­ные сис­си­тии в усло­ви­ях вой­ны были самым мел­ким воен­ным под­разде­ле­ни­ем, что во мно­гом опре­де­ля­ло эффек­тив­ность воен­ной орга­ни­за­ции Спар­ты. Геро­иза­ция рат­но­го труда и про­по­ведь сла­дост­ной гибе­ли за оте­че­ство были лейт­мо­ти­вом спар­тан­ской воен­ной про­па­ган­ды еще со вре­мен Тир­тея (фр. 6 Диль). В этом деле спар­тан­цы достиг­ли боль­ших высот. Был раз­ра­ботан целый риту­ал раз­но­об­раз­ных поощ­ре­ний за рат­ные подви­ги. Так, граж­дане, кото­рые уми­ра­ли за оте­че­ство, в отли­чие от осталь­ных, заслу­жи­ва­ли при­ви­ле­гию иметь свое имя на могиль­ном камне (Плут. Лик., 27, 3; Мор., 238D). Про­явив­шие исклю­чи­тель­ную храб­рость полу­ча­ли еще боль­шие поче­сти вплоть до геро­иза­ции, при­чем сла­ва эта рас­про­стра­ня­лась и на семью. Наобо­рот, за тру­сость под­вер­га­ли обще­ст­вен­но­му пори­ца­нию не толь­ко само­го винов­но­го, но и всех его близ­ких (Ксен. Лак. пол., 9, 3—6). Трус ста­но­вил­ся изго­ем обще­ства и, по сло­вам Ксе­но­фон­та, «в Спар­те ско­рее пред­по­чи­та­ли смерть, чем такую бес­чест­ную и позор­ную жизнь» (Лак. пол., 9, 6).

Глав­ной и без­услов­ной обя­зан­но­стью граж­дан была воен­ная служ­ба. Она дли­лась до шести­де­ся­ти лет, после чего спар­ти­а­ты мог­ли быть избра­ны в геру­сию, или совет ста­рей­шин. Геру­сия в Спар­те, кото­рая ком­плек­то­ва­лась по воз­раст­но­му прин­ци­пу, напо­ми­на­ет совет ста­рей­шин гоме­ров­ско­го вре­ме­ни и гене­ти­че­ски была с ним свя­за­на. Геру­сия завер­ша­ла собой систе­му воз­раст­ных клас­сов, а ее выдаю­ща­я­ся роль в государ­стве свиде­тель­ст­во­ва­ла о зна­чи­мо­сти ари­сто­кра­ти­че­ских тра­ди­ций в спар­тан­ском обще­стве. Ведь, по сло­вам Ари­сто­те­ля, выбор в геру­сию осу­ществлял­ся по дина­сти­че­ско­му прин­ци­пу, учи­ты­ваю­ще­му инте­ре­сы узкой груп­пы семей (Пол., 1306a18—19). Туда попа­да­ли или пред­ста­ви­те­ли выс­шей зна­ти, или те поли­ти­че­ские лиде­ры, кото­рые сде­ла­ли себе карье­ру бла­го­да­ря лич­ным заслу­гам. Суще­ст­во­ва­ние тако­го орга­на, как геру­сия, свиде­тель­ст­ву­ет о том, что внут­ри спар­тан­ской государ­ст­вен­ной систе­мы все­гда оста­ва­лись эле­мен­ты наслед­ст­вен­ной ари­сто­кра­тии.

Что каса­ет­ся поли­ти­че­ской струк­ту­ры спар­тан­ско­го государ­ства, то более подроб­но она будет рас­смот­ре­на во вто­рой части насто­я­ще­го посо­бия.

Завер­шая наш обзор фор­ми­ро­ва­ния спар­тан­ско­го поли­са в арха­и­че­ский пери­од, хочет­ся при­ве­сти зна­ме­ни­тые сло­ва Пла­то­на, кото­рые дают пред­став­ле­ние о том, как в Спар­те была реше­на про­бле­ма «лич­но­сти и государ­ства»: «Никто нико­гда не дол­жен оста­вать­ся без началь­ни­ка — ни муж­чи­ны, ни жен­щи­ны. Ни в серь­ез­ных заня­ти­ях, ни в играх никто не дол­жен при­учать себя дей­ст­во­вать по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию: нет, все­гда — и на войне и в мир­ное вре­мя — надо жить с посто­ян­ной огляд­кой на началь­ни­ка и сле­до­вать его ука­за­ни­ям. Даже в самых незна­чи­тель­ных мело­чах надо ими руко­вод­ст­во­вать­ся, напри­мер по пер­во­му его при­ка­за­нию оста­нав­ли­вать­ся на месте, идти впе­ред, при­сту­пать к упраж­не­ни­ям, умы­вать­ся, питать­ся и про­буж­дать­ся ночью для несе­ния охра­ны и для испол­не­ния пору­че­ний… Сло­вом, пусть чело­ве­че­ская душа при­об­ре­тет навык совер­шен­но не уметь делать что-либо отдель­но от дру­гих людей и даже не пони­мать, как это воз­мож­но. Пусть жизнь всех людей все­гда будет воз­мож­но более спло­чен­ной и общей… Упраж­нять­ся в этом надо с самых ран­них лет, и не толь­ко в воен­ное, но и в мир­ное вре­мя. Надо началь­ст­во­вать над дру­ги­ми и само­му быть у них под нача­лом. А без­на­ча­лие долж­но быть изъ­ято из жиз­ни всех людей и даже живот­ных, под­власт­ных людям» (План. Зак., 942a-c Пер. А. Н. Егу­но­ва).