Октавиан и Агриппа: обстоятельства знакомства и общая юность

с.132 Друж­ба импе­ра­то­ра Авгу­ста и Мар­ка Агрип­пы засвиде­тель­ст­во­ва­на мно­ги­ми антич­ны­ми источ­ни­ка­ми. Одна­ко надёж­ные сведе­ния на сей счёт име­ют­ся лишь с 44 г.¹ Об их более ран­них отно­ше­ни­ях мы рас­по­ла­га­ем толь­ко сооб­ще­ни­ем Нико­лая Дамас­ско­го, соглас­но кото­ро­му они были дру­зья­ми и вос­пи­ты­ва­лись вме­сте. Но ни в одном источ­ни­ке нет дан­ных о том, как буду­щие импе­ра­тор и победо­нос­ный пол­ко­во­дец позна­ко­ми­лись и подру­жи­лись.

В нау­ке нет еди­но­го мне­ния по это­му вопро­су. Суще­ст­ву­ют две основ­ные вер­сии: соглас­но пер­вой, Агрип­па слу­жил в вой­ске Цеза­ря, и имен­но дик­та­тор ввел юно­шу в окру­же­ние Окта­ви­а­на²; соглас­но вто­рой, Агрип­па и Окта­виан позна­ко­ми­лись зна­чи­тель­но рань­ше — они вме­сте обу­ча­лись в ритор­ской шко­ле. Пред­ла­га­лись и более экзо­ти­че­ские вер­сии: что Агрип­па был неза­кон­ным сыном Цеза­ря; что он нахо­дил­ся при Окта­виане в каче­стве «маль­чи­ка для битья»; что отцом Агрип­пы был Аттик Вип­са­ний, ритор, и он обу­чал Окта­ви­а­на³. Одна­ко эти гипо­те­зы не полу­чи­ли при­зна­ния.

В насто­я­щей рабо­те пред­при­ня­та попыт­ка све­сти воеди­но скуд­ные сведе­ния раз­лич­ных источ­ни­ков о дет­стве и юно­сти Окта­ви­а­на и Агрип­пы, и на осно­ва­нии этих дан­ных пред­ло­жить новую вер­сию их зна­ком­ства.

* * *

Про­ис­хож­де­ние Окта­ви­а­на было доста­точ­но скром­ным. Его отец, Гай Окта­вий, был пер­вым сена­то­ром в сво­ём роду (Suet. Aug. 2. 3). Он достиг пре­ту­ры в 61 г., затем стал намест­ни­ком Македо­нии и был про­воз­гла­шён вои­на­ми импе­ра­то­ром⁴, а в 59 г. ско­ро­по­стиж­но скон­чал­ся, не успев при­нять уча­стия в кон­суль­ских выбо­рах. Ходи­ли слу­хи, буд­то он зани­мал­ся ростов­щи­че­ст­вом и разда­чей взя­ток на выбо­рах (Suet. Aug. 3. 1; 70), но не исклю­че­но, что эти сведе­ния об отце Окта­ви­а­на с.133 вос­хо­дят к про­па­ган­де про­тив­ни­ков буду­ще­го прин­цеп­са⁵. Дед Окта­ви­а­на и дру­гие его пред­ки по отцов­ской линии были всад­ни­ка­ми из Велитр; в сочи­не­ни­ях сто­рон­ни­ков Авгу­ста сооб­ща­лось, что его дед зани­мал в Велит­рах муни­ци­паль­ные долж­но­сти; но про­тив­ни­ки и его назы­ва­ли ростов­щи­ком; сам же Август в авто­био­гра­фии сооб­щал о сво­ём роде лишь то, что он был всад­ни­че­ским, древним и бога­тым, что не исклю­ча­ет заня­тия ростов­щи­че­ст­вом (Suet. Aug. 1; 2. 2—3; 4. 2). Пра­деда Окта­ви­а­на Анто­ний назы­вал «воль­ноот­пу­щен­ни­ком, канат­чи­ком из Фурий­ско­го окру­га» (Suet. Aug. 2. 3). Если счи­тать, что эта обид­ная репли­ка отно­сит­ся к Окта­вию, пра­деду по муж­ской линии, то ему пря­мо про­ти­во­ре­чат сведе­ния само­го Авгу­ста о том, что род Окта­ви­ев был древним и всад­ни­че­ским (loc. cit.). Кро­ме того, в прав­ле­ние Авгу­ста была сде­ла­на над­пись в честь его отца, где тот назван вну­ком Гая и пра­вну­ком Гая (ILS. 47 = CIL. VI. 1311); но если бы его дед при­над­ле­жал к чис­лу воль­ноот­пу­щен­ни­ков, то над­пись не мог­ла бы содер­жать име­ни пра­деда⁶. Обе эти вер­сии, веро­ят­но, явля­ют­ся пло­дом поли­ти­че­ской про­па­ган­ды⁷; одна­ко, про­ти­во­ре­чие меж­ду ними лег­ко сни­ма­ет­ся: Анто­ний, оче­вид­но, имел в виду, что Гай Окта­вий, дед Окта­ви­а­на, был женат на доче­ри воль­ноот­пу­щен­ни­ка, а зна­чит, одним из четы­рёх пра­дедов Окта­ви­а­на дей­ст­ви­тель­но был воль­ноот­пу­щен­ник⁸.

Атия, мать Окта­ви­а­на, явля­лась доче­рью Юлии, род­ной сест­ры дик­та­то­ра Цеза­ря, и Мар­ка Атия Баль­ба, пре­то­ра 60 г. Отец Баль­ба (т. е. пра­дед Окта­ви­а­на) про­ис­хо­дил из Ари­ции. Соглас­но одной вер­сии, авто­ра кото­рой Све­то­ний (Aug. 4. 1) не назы­ва­ет, «сре­ди его пред­ков было нема­ло сена­то­ров»; соглас­но вер­сии Анто­ния и Кас­сия Парм­ско­го, он «был афри­кан­цем и дер­жал в Ари­ции то ли лав­ку с мазя­ми, то ли пекар­ню» (Aug. 4. 2). Посколь­ку мать пре­то­ра Баль­ба (т. е. пра­ба­буш­ка Окта­ви­а­на) состо­я­ла в род­стве с Пом­пе­ем (Suet. Aug. 4. 1), вряд ли мож­но пове­рить, что её выда­ли замуж за афри­кан­ца, тор­гов­ца или пека­ря. С дру­гой сто­ро­ны, когда Цице­рон в третьей «Филип­пи­ке» (15—16) воз­ра­жа­ет про­тив утвер­жде­ний Анто­ния о низ­ком про­ис­хож­де­нии Атии, мате­ри Окта­ви­а­на, он не гово­рит ни сло­ва о ее пред­ках-сена­то­рах, а лишь под­чёр­ки­ва­ет, что Ари­ций — древ­ний и ува­жае­мый муни­ци­пий. Поэто­му вряд ли Бальб мог иметь сре­ди пред­ков рим­ских сена­то­ров, но он всё же дол­жен был про­ис­хо­дить из бога­то­го и вли­я­тель­но­го в с.134 Ари­ции рода, и его пред­ки дей­ст­ви­тель­но мог­ли вхо­дить в мест­ный ари­ций­ский сенат.

Таким обра­зом, несмот­ря на род­ство с дик­та­то­ром Цеза­рем, Окта­виан имел доволь­но скром­ное про­ис­хож­де­ние, и вряд ли круг его обще­ния в дет­стве огра­ни­чи­вал­ся толь­ко рим­ской зна­тью. Во вся­ком слу­чае, Марк Агрип­па, кото­ро­го Нико­лай Дамас­ский назы­ва­ет его дру­гом дет­ства (FGrHist. 127. F. 16), к кру­гу рим­ской зна­ти не при­над­ле­жал. Мно­гие источ­ни­ки пря­мо ука­зы­ва­ют на незнат­ность про­ис­хож­де­ния Агрип­пы⁹. Так­же инте­рес­но отме­тить, что дед Агрип­пы не упо­ми­на­ет­ся ни в Капи­то­лий­ских фастах, ни в над­пи­си на Пан­теоне¹⁰; это может объ­яс­нять­ся тем, что он не был рим­ским граж­да­ни­ном и семья Вип­са­ни­ев полу­чи­ла граж­дан­ство лишь после Союз­ни­че­ской вой­ны¹¹. В насто­я­щее вре­мя на осно­ва­нии над­пи­сей выдви­ну­ты две основ­ные вер­сии о том, откуда про­ис­хо­дил род Вип­са­ни­ев: он имел либо илли­рий­ско-венет­ское¹², либо мар­сий­ское про­ис­хож­де­ние¹³.

Осно­вы­ва­ясь на упо­ми­на­нии Пли­ния Стар­ше­го о «несчаст­ной юно­сти» Агрип­пы (NH. VII. 45: mi­se­ra iuven­ta) и туман­ной фра­зе Мани­лия, кото­рую ино­гда пони­ма­ют в том смыс­ле, что Агрип­па рано начал воен­ную служ­бу¹⁴, М. Рей­н­холд выдви­га­ет сле­дую­щую вер­сию зна­ком­ства Агрип­пы с Окта­виа­ном: в нача­ле граж­дан­ской вой­ны Агрип­па, вышед­ший из соци­аль­ных низов и имев­ший тем­ное про­ис­хож­де­ние, в воз­расте все­го 14—15 лет¹⁵ был зачис­лен в один из леги­о­нов Цеза­ря, отли­чил­ся в ходе воен­ных дей­ст­вий и при­влёк вни­ма­ние дик­та­то­ра, кото­рый ввёл его в окру­же­ние сво­его вну­ча­то­го пле­мян­ни­ка¹⁶.

Про­тив этой тео­рии выдви­ну­ли ряд воз­ра­же­ний Р. Ханс­лик и Ж.-М. Род­даз. Во-пер­вых, 15—16 лет — это слиш­ком ран­ний воз­раст, чтобы отли­чить­ся на воен­ной служ­бе¹⁷. Во-вто­рых, извест­но, что Агрип­па учил­ся вме­сте с Окта­виа­ном и полу­чил хоро­шее обра­зо­ва­ние¹⁸, чего с.135 вряд ли мож­но ожи­дать от чело­ве­ка, посту­пив­ше­го на воен­ную служ­бу в 14 лет.

К этим аргу­мен­там мож­но доба­вить ещё несколь­ко сооб­ра­же­ний. Пли­ний упо­ми­на­ет «несчаст­ную юность» Агрип­пы в чис­ле мно­же­ства дру­гих его горе­стей, кото­рые пред­ве­щал необыч­ный спо­соб его рож­де­ния (нож­ка­ми впе­рёд). Неко­то­рые из этих горе­стей явно пре­уве­ли­че­ны: напри­мер, несча­стья, при­чи­нён­ные потом­ст­вом, осо­бен­но обе­и­ми Агрип­пи­на­ми (млад­шая из кото­рых на момент смер­ти Агрип­пы даже не роди­лась), или раб­ство у тестя (Авгу­ста). Вполне воз­мож­но, что и «несчаст­ная юность» тоже явля­ет­ся рито­ри­че­ским пре­уве­ли­че­ни­ем. Но даже если и нет, то это выра­же­ние мож­но отне­сти ко вполне извест­ным несча­стьям, кото­рые в юно­сти пере­жил Агрип­па, когда участ­во­вал в граж­дан­ских вой­нах после смер­ти Цеза­ря. Во вся­ком слу­чае, когда Пли­ний пишет о 18-лет­нем Окта­виане в 44 г., он тоже употреб­ля­ет выра­же­ние in pri­ma iuven­ta, «в ран­ней юно­сти» (NH. II. 98): сле­до­ва­тель­но, сло­во iuven­ta у Пли­ния может озна­чать и воз­раст стар­ше 15—16 лет.

Что каса­ет­ся тек­ста Мани­лия, поэ­ти­че­ское пре­уве­ли­че­ние здесь оче­вид­но: Агрип­па никак не мог быть сол­да­том во мла­ден­че­стве. Кро­ме того, тол­ко­ва­ние, на кото­рое опи­ра­ет­ся Рей­н­холд, не явля­ет­ся един­ст­вен­ным; напри­мер, вме­сто mat­ris пред­ла­га­лось читать pat­ris или Mar­tis, что в ито­ге дало бы «воин под ору­жи­ем отца» (т. е. тестя, Авгу­ста) или «воин под ору­жи­ем Мар­са»; либо под мате­рью пред­ла­га­лось пони­мать Вене­ру или Ита­лию¹⁹. Ни один из этих вари­ан­тов не пред­по­ла­га­ет, что Агрип­па начал воен­ную служ­бу под­рост­ком.

Далее, если согла­сить­ся с интер­пре­та­ци­ей Рей­н­хол­да, то воз­ни­ка­ет несколь­ко вопро­сов. Во-пер­вых, для того, чтобы при­влечь вни­ма­ние Цеза­ря, Агрип­па дол­жен был полу­чить какую-то выдаю­щу­ю­ся награ­ду. На подоб­ное собы­тие в источ­ни­ках нет даже намё­ка, хотя мож­но было бы ожи­дать, что о таком дости­же­нии Агрип­пы, пред­зна­ме­но­вав­шем всю его бле­стя­щую карье­ру, мы бы зна­ли. Во-вто­рых, Нико­лай Дамас­ский (FGrHist. 127. F. 16) рас­ска­зы­ва­ет об эпи­зо­де, кото­рый имел место после воз­вра­ще­ния Цеза­ря с Афри­кан­ской вой­ны: «У моло­до­го Цеза­ря был близ­кий доро­гой ему друг Агрип­па, кото­рый вос­пи­ты­вал­ся вме­сте с ним и с кото­рым он был осо­бен­но дру­жен. Брат Агрип­пы был бли­зок к Като­ну, из друж­бы к нему участ­во­вал с ним вме­сте в афри­кан­ской войне и ока­зал­ся тогда сре­ди плен­ни­ков. Его-то моло­дой Цезарь, нико­гда ещё ни о чем не про­сив­ший сво­его дядю, захо­тел выру­чить (…) Нако­нец, он отва­жил­ся, попро­сил и полу­чил про­си­мое». Отсюда сле­ду­ет, что Окта­виан неко­то­рое вре­мя вос­пи­ты­вал­ся вме­сте с Агрип­пой и успел очень близ­ко подру­жить­ся с ним ещё до 46 г., то есть, в то самое вре­мя, когда, по мне­нию Рей­н­хол­да, Агрип­па дол­жен был слу­жить в армии Цеза­ря. В-третьих, если Агрип­па настоль­ко понра­вил­ся Цеза­рю, что тот решил вве­сти его в окру­же­ние вну­ча­то­го пле­мян­ни­ка, то непо­нят­но, поче­му Марк Вип­са­ний не мог сам всту­пить­ся за бра­та перед сво­им покро­ви­те­лем, не дожи­да­ясь помо­щи Окта­ви­а­на.

с.136 Нако­нец, в-чет­вер­тых, пред­по­ло­же­ние Рей­н­хол­да не поз­во­ля­ет объ­яс­нить близ­кую друж­бу бра­та Агрип­пы с Като­ном. Если Агрип­пу вывел в выс­шее рим­ское обще­ство Цезарь, в награ­ду за воен­ные заслу­ги, то кто и поче­му ока­зал подоб­ную услу­гу его бра­ту (кото­рый имел столь же низ­кое, по мне­нию Рей­н­хол­да, про­ис­хож­де­ние), так что тот ока­зал­ся в про­ти­во­по­лож­ном лаге­ре, в окру­же­нии Като­на?

Отвер­гая тео­рию Рей­н­хол­да, Ханс­лик и Род­даз, ссы­ла­ясь на Нико­лая Дамас­ско­го, пред­по­ла­га­ют, что друж­ба Окта­ви­а­на и Агрип­пы мог­ла завя­зать­ся в ходе сов­мест­но­го обу­че­ния в ритор­ской шко­ле, так как семья Агрип­пы была доста­точ­но бога­та, чтобы дать ему хоро­шее обра­зо­ва­ние в Риме²⁰. Пред­став­ля­ет­ся, одна­ко, что сведе­ния Нико­лая Дамас­ско­го поз­во­ля­ют выдви­нуть ещё одну гипо­те­зу об обсто­я­тель­ствах их зна­ком­ства.

В эпо­ху граж­дан­ских войн чле­ны одной семьи мог­ли вое­вать по раз­ные сто­ро­ны барри­кад; но доста­точ­но необыч­но, что бра­тья Вип­са­нии, выход­цы из без­вест­ной семьи, попа­ли в столь близ­кое окру­же­ние Цеза­ря и Като­на, лиде­ров враж­дую­щих пар­тий. Пред­став­ля­ет­ся, что так мог­ло про­изой­ти лишь в том слу­чае, если семья Вип­са­ни­ев име­ла в среде ноби­ли­те­та покро­ви­те­ля, в рав­ной мере свя­зан­но­го с обе­и­ми груп­пи­ров­ка­ми. Тако­го чело­ве­ка нетруд­но ука­зать; и при­ме­ча­тель­но, что имен­но в его доме Окта­виан про­вел дет­ство и отро­че­ство. Луций Мар­ций Филипп, кон­сул 56 г., был вто­рым мужем Атии, пле­мян­ни­цы Цеза­ря и мате­ри Окта­ви­а­на (Nic. Dam. FGrHist. 127. F. 5; Suet. Aug. 8), а свою дочь от пер­во­го бра­ка выдал замуж за Като­на (Plut. Cat. Min. 25, 37, 39, 52). Нико­лай Дамас­ский свиде­тель­ст­ву­ет, с одной сто­ро­ны, что Агрип­па и Окта­виан вос­пи­ты­ва­лись вме­сте (FGrHist. 127. F. 16) и, с дру­гой сто­ро­ны, что Филипп кон­тро­ли­ро­вал круг обще­ния пасын­ка (FGrHist. 127. F. 6). Поэто­му оче­вид­но, что кон­сул 56 г., по мень­шей мере, был зна­ком с семьёй Вип­са­ни­ев. Если отец Агрип­пы посе­щал его дом вме­сте с сыно­вья­ми, то бра­тья Вип­са­нии мог­ли там позна­ко­мить­ся с род­ст­вен­ни­ка­ми хозя­и­на, и Агрип­па завя­зал друж­бу со сво­им ровес­ни­ком Окта­виа­ном, а его брат попал под вли­я­ние Като­на²¹. Поэто­му вполне воз­мож­но, что зна­ком­ство Агрип­пы с Окта­виа­ном состо­я­лось ещё в 50-х годах.

Посколь­ку нет ука­за­ний на то, что Агрип­па в дет­стве или юно­сти посто­ян­но жил в доме Окта­ви­а­на, мож­но пред­по­ло­жить, что под сло­вом «вос­пи­ты­вал­ся» (παι­δευθείς) Нико­лай Дамас­ский име­ет в виду обу­че­ние у общих учи­те­лей. По име­нам извест­ны сле­дую­щие настав­ни­ки Окта­ви­а­на в его ран­ней юно­сти: Апол­ло­дор Пер­гам­ский, гре­че­ский ритор (Stra­bo. XIII. 4. 3; Quin­til. III. 1. 17; Suet. Aug. 89) и Марк Эпидий (Suet. с.137 Rhet. 28), латин­ский ритор. Так­же име­ют­ся сведе­ния ещё об одном учи­те­ле Окта­ви­а­на — фило­со­фе-сто­и­ке Афи­но­до­ре.

Любо­пыт­но отме­тить, что в окру­же­нии Апол­ло­до­ра было мно­го цеза­ри­ан­цев: его уче­ни­ка­ми так­же были Гай Матий (либо друг Цеза­ря, либо сын его дру­га)²², Кали­дий²³, Кло­дий Туррин²⁴. Апол­ло­дор являл­ся атти­ки­стом и при­дер­жи­вал­ся в рито­ри­ке того же сти­ля, что и Цезарь²⁵. Весь­ма веро­ят­но, что имен­но Цезарь при­гла­сил Апол­ло­до­ра обу­чать сво­его буду­ще­го наслед­ни­ка²⁶; стиль речей Авгу­ста был таким же, как у Цеза­ря и, веро­ят­но, у Апол­ло­до­ра (Suet. Aug. 86). Извест­но, что Август, пред­по­чи­тав­ший атти­че­ский стиль, дру­же­ски под­драз­ни­вал Меце­на­та, кото­рый выра­жал­ся более изыс­кан­но и вити­е­ва­то (Mac­rob. Sat. II. 4. 12). Мож­но согла­сить­ся с мне­ни­ем, кото­рое впер­вые выска­зал Ф. Маркс²⁷, а впо­след­ст­вии под­дер­жал Ж.-М. Род­даз²⁸, что Агрип­па мог обу­чать­ся у Апол­ло­до­ра вме­сте с Окта­виа­ном. Во вся­ком слу­чае, Агрип­па про­из­но­сил речи и неко­то­рые из них про­сла­ви­лись, как напри­мер, речь о пред­ме­тах искус­ства, о кото­рой с одоб­ре­ни­ем отзы­ва­ет­ся Пли­ний (Plin. HN. XXXV. 9). О рито­ри­че­ской мане­ре Мар­ка Вип­са­ния нет сведе­ний, за исклю­че­ни­ем одно­го спор­но­го упо­ми­на­ния у Све­то­ния: он сооб­ща­ет, что некий Марк Вип­са­ний адре­со­вал Меце­на­ту (и Вер­ги­лию) такой же упрёк, как и Август (Suet. De Poet. Verg. 44). Мне­ния иссле­до­ва­те­лей о том, сле­ду­ет ли иден­ти­фи­ци­ро­вать послед­не­го с Агрип­пой, разде­ли­лись, но даже если речь идёт все­го лишь о его воль­ноот­пу­щен­ни­ке, мож­но пред­по­ло­жить, что тот разде­лял лите­ра­тур­ные при­стра­стия сво­его патро­на²⁹.

Сведе­ния о Мар­ке Эпидии крайне скуд­ны; извест­но лишь, что его уче­ни­ка­ми были Август и Анто­ний³⁰, а сам он имел репу­та­цию кле­вет­ни­ка и воз­во­дил свой род к леген­дар­но­му Эпидию Нуце­ри­ну (Suet. Rhet. 28). Све­то­ний не упо­ми­на­ет Агрип­пу сре­ди его уче­ни­ков, одна­ко мол­ча­ние источ­ни­ка здесь не может слу­жить решаю­щим свиде­тель­ст­вом: био­граф не ста­вит себе зада­чу пере­чис­лить всех зна­ме­ни­тых с.138 уче­ни­ков Эпидия, а лишь пере­ска­зы­ва­ет слу­чай, когда Анто­ний и Окта­виан, упрек­нув Кан­ну­ция в дур­ном выбо­ре настав­ни­ка, услы­ша­ли в ответ, что сами учи­лись у кле­вет­ни­ка³¹. Впро­чем, из-за зна­чи­тель­ной раз­ни­цы в воз­расте³² оба три­ум­ви­ра вряд ли мог­ли слу­шать настав­ле­ния Эпидия одно­вре­мен­но, а раз­ли­чие их ора­тор­ских сти­лей³³ наво­дит на мысль, что, по край­ней мере, один из них обу­чал­ся доволь­но поверх­ност­но и не усво­ил сти­ля настав­ни­ка. По мне­нию Э. Пар­кер, Эпидий, веро­ят­но, при­дер­жи­вал­ся ази­ан­ско­го сти­ля и не ока­зал на Окта­ви­а­на серь­ёз­но­го вли­я­ния, хотя не исклю­чён, конеч­но, и обрат­ный вари­ант: если Эпидий был атти­ки­стом, то его настав­ле­ния не повли­я­ли на Анто­ния.

Настав­ни­ком Окта­ви­а­на в обла­сти фило­со­фии был Афи­но­дор, сын Сан­до­на, из Тар­са³⁴. Точ­но дати­ро­вать нача­ло обу­че­ния не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным, одна­ко из писем Цице­ро­на сле­ду­ет, что в 44 г. Афи­но­дор про­жи­вал в Риме; сле­до­ва­тель­но, Окта­виан, как и Агрип­па, уже в юно­сти имел воз­мож­ность брать у него уро­ки. Афи­но­дор при­над­ле­жал к стои­че­ской шко­ле, одна­ко про­сла­вил­ся не толь­ко сво­и­ми фило­соф­ски­ми настав­ле­ни­я­ми³⁵, но и чув­ст­вом юмо­ра и здра­вым смыс­лом. Кас­сий Дион (LXVI. 43. 2) рас­ска­зы­ва­ет, как одна­жды он в кры­тых носил­ках, под видом любов­ни­цы, про­ник в спаль­ню Окта­ви­а­на с мечом в руках, желая про­де­мон­стри­ро­вать, что нель­зя пре­не­бре­гать мера­ми без­опас­но­сти. Плу­тарх (Apopht. Aug. 7) опи­сы­ва­ет, каким спо­со­бом Афи­но­дор сове­то­вал сво­е­му уче­ни­ку справ­лять­ся с гне­вом: про­из­не­сти про себя все бук­вы гре­че­ско­го алфа­ви­та, преж­де чем пред­при­нять что-либо. Оба этих сове­та Август оце­нил очень высо­ко. Уже в ста­ро­сти Афи­но­дор по пору­че­нию импе­ра­то­ра управ­лял сво­им род­ным горо­дом Тар­сом, и Стра­бон пере­ска­зы­ва­ет, с какой наход­чи­во­стью он отве­чал на оскорб­ле­ния сво­их поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков (Stra­bo. XIV. 5. 14).

Дру­гой стои­че­ский фило­соф, Арей, впер­вые упо­ми­на­ет­ся в окру­же­нии Окта­ви­а­на в 30 г., хотя ясно, что к тому момен­ту он уже неко­то­рое вре­мя был настав­ни­ком три­ум­ви­ра (Plut. Ant. 80. 4; Cass. Dio. LI. 16. 4). Одна­ко более точ­но дати­ро­вать нача­ло их зна­ком­ства не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным, поэто­му вопрос о том, учил­ся ли у Арея Агрип­па в 40-х годах, оста­ет­ся откры­тым.

Посколь­ку един­ст­вен­ный источ­ник, кото­рый связ­но повест­ву­ет о юно­сти Окта­ви­а­на, — это био­гра­фия буду­ще­го импе­ра­то­ра, напи­сан­ная Нико­ла­ем Дамас­ским, инте­рес­но вни­ма­тель­нее изу­чить те сведе­ния об Агрип­пе, кото­рые в ней содер­жат­ся. Пер­вый отры­вок, где он упо­ми­на­ет­ся (FGrHist. 127. F. 16), уже рас­смат­ри­вал­ся выше: в 46 г. Окта­виан с.139 засту­пил­ся перед Цеза­рем за бра­та Агрип­пы, сво­его близ­ко­го и доро­го­го дру­га.

Сле­дую­щий эпи­зод, в кото­ром речь может идти об Агрип­пе, имел место вес­ной 45 г., после бит­вы при Мун­де, когда Окта­виан без раз­ре­ше­ния Цеза­ря (кото­рый, впро­чем, позд­нее это одоб­рил) взял с собой на корабль, отправ­ляв­ший­ся в Новый Кар­фа­ген, трёх дру­зей (FGrHist. 127. F. 23). Нико­лай Дамас­ский не сооб­ща­ет их имен. Одна­ко далее этот же автор пишет, что когда Окта­виан в кон­це 45 г. — нача­ле 44 г. нахо­дил­ся в Апол­ло­нии, он «вызвал удив­ле­ние у сво­их сверст­ни­ков и дру­зей» (FGrHist. 130. F. 37). Вновь не назван ни один из этих дру­зей, но из дру­гих источ­ни­ков ясно, что вме­сте с Окта­виа­ном в Апол­ло­нии был Агрип­па (Vell. Pat. II. 59. 5; Suet. Aug. 94. 12). И, нако­нец, рас­ска­зы­вая о том, как осе­нью 44 г. Окта­виан при­нял реше­ние наби­рать соб­ст­вен­ное вой­ско из вете­ра­нов Цеза­ря, Нико­лай Дамас­ский назы­ва­ет по име­ни несколь­ких дру­зей Окта­ви­а­на: «С ним согла­си­лись и его дру­зья, участ­во­вав­шие в этом похо­де, а так­же и в после­дую­щих его дея­ни­ях. Это были Марк Агрип­па, Луций Меце­нат, Квинт Ювен­тий, Марк Моди­а­лий и Луций» (FGrHist. 130. F. 133). Ско­рее все­го, во всех слу­ча­ях, где Нико­лай Дамас­ский упо­ми­на­ет «дру­зей» или «сверст­ни­ков» Окта­ви­а­на, не назы­вая кон­крет­ных имён, речь идёт, в том чис­ле, и о Мар­ке Агрип­пе³⁶. Имен­но с ним Окта­виан был «осо­бен­но дру­жен» (Nic. Dam. FGrHist. 127. F. 16), вме­сте с ним он отпра­вил­ся в Апол­ло­нию, вдво­ем с ним посе­тил там аст­ро­ло­га (Suet. Aug. 94. 12), и мало­ве­ро­ят­но, что в осталь­ных эпи­зо­дах с дру­зья­ми Окта­ви­а­на Агрип­па не при­ни­мал ника­ко­го уча­стия.

Вер­нём­ся к пре­бы­ва­нию Окта­ви­а­на в Испа­нии. Извест­но, что из-за тяжё­лой болез­ни он не смог выехать из Рима на испан­скую вой­ну вме­сте с Цеза­рем и догнал его лишь позд­нее. Нико­лай Дамас­ский сооб­ща­ет, что, выздо­ро­вев, Окта­виан так спе­шил отпра­вить­ся в Испа­нию, что отка­зал всем, кто желал сопро­вож­дать его, и взял с собой лишь слуг (Nic. Dam. FGrHist. 127. F. 21—22). Полу­ча­ет­ся, что дру­зья, кото­рых он в Ибе­рии взял с собой на корабль, уже нахо­ди­лись в став­ке Цеза­ря³⁷. Веро­ят­но, сна­ча­ла пред­по­ла­га­лось, что и Окта­виан, и его дру­зья, в том чис­ле Марк Агрип­па, все вме­сте будут сопро­вож­дать Цеза­ря на вой­ну. Болезнь задер­жа­ла Окта­ви­а­на, но его дру­зья, види­мо, всё-таки уеха­ли в Испа­нию в кон­це 45 г. и сра­жа­лись при Мун­де; ско­рее все­го, для Агрип­пы это был пер­вый воен­ный опыт³⁸.

Вско­ре после это­го Агрип­па вме­сте с Окта­виа­ном отпра­вил­ся в Апол­ло­нию (Nic. Dam. FGrHist. 127. F. 16; Cass. Dio. XLV. 3. 1). Там они обу­ча­лись воен­но­му делу (App. BC. III. 9) и про­дол­жа­ли изу­чать рито­ри­ку. Извест­но, что они вме­сте посе­ти­ли аст­ро­ло­га (Suet. Aug. 94. 12). Инте­рес­но отме­тить, что в Апол­ло­нии при них нахо­дил­ся ещё один их друг — Саль­види­ен Руф (Vell. Pat. II. 59. 5), а воз­мож­но, не толь­ко он (Nic. Dam. с.140 FGrHist. 130. F. 37), одна­ко к аст­ро­ло­гу Окта­виан и Агрип­па отпра­ви­лись вдво­ём.

Дру­зья всё ещё жили в Апол­ло­нии, когда в кон­це мар­та 44 г. полу­чи­ли изве­стие о том, что в мар­тов­ские иды Цезарь убит в курии заго­вор­щи­ка­ми. На этом их юность закон­чи­лась.

* * *

На осно­ва­нии рас­смот­рен­но­го мате­ри­а­ла мож­но прий­ти к сле­дую­щим выво­дам. Агрип­па, веро­ят­нее все­го, про­ис­хо­дил из зажи­точ­но­го, но совер­шен­но незнат­но­го по рим­ским мер­кам рода, воз­мож­но, мар­сий­ско­го или венет­ско­го. Одна­ко, если исклю­чить баб­ку из рода Юли­ев, Окта­виан не так уж силь­но пре­вос­хо­дил его родо­ви­то­стью: и по отцов­ской, и по мате­рин­ской линии он про­ис­хо­дил из ита­лий­ских муни­ци­пи­ев — Велитр и Ари­ции, а его отец был пер­вым сена­то­ром в роду. Пред­став­ля­ет­ся весь­ма веро­ят­ным, что зна­ком­ству Агрип­пы с Окта­виа­ном каким-то обра­зом содей­ст­во­вал Филипп, отчим послед­не­го, и в его же доме брат Агрип­пы свел близ­кое зна­ком­ство с Като­ном. Извест­но, что юно­ши обу­ча­лись вме­сте (воз­мож­но, их лите­ра­тур­ный стиль имел сход­ство), и к 46 г. Агрип­па стал самым близ­ким дру­гом Окта­ви­а­на. В этом же году брат Агрип­пы был спа­сен бла­го­да­ря заступ­ни­че­ству Окта­ви­а­на перед Цеза­рем. Веро­ят­но, дру­зья долж­ны были поехать на испан­скую вой­ну Цеза­ря вме­сте, но Окта­виан задер­жал­ся в Риме из-за болез­ни, Агрип­па же отпра­вил­ся в Испа­нию вме­сте с Цеза­рем и полу­чил там пер­вый воен­ный опыт; выздо­ро­вев, Окта­виан при­со­еди­нил­ся к ним. Вме­сте они долж­ны были участ­во­вать и в пар­фян­ском похо­де Цеза­ря. Таким обра­зом, к момен­ту нача­ла само­сто­я­тель­ной поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти Окта­ви­а­на и Агрип­пу свя­зы­ва­ло дав­нее зна­ком­ство, близ­кая друж­ба, общие вос­по­ми­на­ния о сов­мест­ной уче­бе и поезд­ке в Испа­нию и общие пла­ны на буду­щее. После смер­ти дик­та­то­ра эти пла­ны рез­ко пере­ме­ни­лись, одна­ко так и оста­лись общи­ми.

S. E. Ta­ri­ver­die­va
Oc­ta­vian and Ag­rip­pa: The Cir­cumstan­ces of their Ac­quain­tan­ce and Com­mon Youth

The aut­hor exa­mi­nes the cir­cumstan­ces of the ear­ly youth of Oc­ta­vian and Ag­rip­pa and the be­gin­ning of their friendship. Ag­rip­pa’s fa­mi­ly was pro­bab­ly weal­thy but its ori­gin was qui­te humble, and Oc­ta­vian’s li­nea­ge was not much hig­her; his an­ces­tors, ex­cept his grandmo­ther Julia, be­lon­ged to Ita­lian mu­ni­ci­pal fa­mi­lies. It ap­pears that Ag­rip­pa met Oc­ta­vian in the hou­se of the lat­ter’s step­fa­ther Phi­lip­pus, and in the sa­me hou­se Ag­rip­pa’s bro­ther ma­de ac­quain­tan­ce with Ca­to, the son-in-law of Phi­lip­pus. Ag­rip­pa was edu­ca­ted to­ge­ther with Oc­ta­vian and by 46 B. C. be­ca­me his best friend. Pro­bab­ly they were going to par­ti­ci­pa­te to­ge­ther in Spa­nish war un­der Cae­sar but Ag­rip­pa had to go to Spain alo­ne due to the illness of Oc­ta­vian (and this might be his first mi­li­ta­ry ser­vi­ce) and his friend joi­ned him la­ter. Al­so Cae­sar plan­ned to ta­ke both youths with him to his Par­thian cam­paign. So by 44 B. C. Oc­ta­vian and Ag­rip­pa were uni­ted by clo­se friendship, com­mon ex­pe­rien­ce and com­mon plans for the fu­tu­re.