История рабства в античном мире

Том I
Рабство в Греции

Глава десятая

ВЗГЛЯД НА РАБСТВО В ДРЕВНОСТИ

с.160

Пла­тон оста­вил нам две боль­шие систе­мы орга­ни­за­ции обще­ства: «Рес­пуб­ли­ку» и «Зако­ны»; в пер­вой он хотел пред­ста­вить перед нами в новом виде самую идею государ­ства; во вто­рой, пред­став­ля­ю­щей нечто сред­нее меж­ду миром идей и миром явле­ний, он хотел выво­ды сво­ей «Рес­пуб­ли­ки» сбли­зить с реаль­ны­ми усло­ви­я­ми, сде­лать их при­ме­ни­мы­ми в жиз­ни, хотел воз­ве­сти в иде­ал суще­ст­ву­ю­щие уста­нов­ле­ния Афин. Нече­го уже и гово­рить, что в одном слу­чае его мысль долж­на будет под­чи­нить­ся вли­я­нию поли­ти­че­ской необ­хо­ди­мо­сти, в то вре­мя как в дру­гом она явит­ся в пол­ном блес­ке, осво­бо­див­шись от вся­кой посто­рон­ней при­ме­си. В одной его рабо­те он — государ­ст­вен­ный чело­век, в дру­гой — фило­соф. Какое же место в государ­стве для него, как для фило­со­фа, т. е. с точ­ки зре­ния чисто­го разу­ма, зани­ма­ет раб­ство?

с.161 В «Рес­пуб­ли­ке» государ­ство — это взрос­лый чело­век, под­няв­ший­ся на выс­шую сту­пень силы. Есте­ствен­ное стро­е­ние государ­ства для фило­со­фа пред­став­ля­ет­ся таким же, как и есте­ствен­ное стро­е­ние чело­ве­ка; и это настоль­ко вер­но, что, желая най­ти для чело­ве­ка опре­де­ле­ние спра­вед­ли­во­сти, он ищет его в государ­стве, как в таком при­ме­ре, где спра­вед­ли­вость дает воз­мож­ность рас­смот­реть себя в наи­бо­лее круп­ных и наи­бо­лее лег­ко раз­ли­чи­мых чер­тах¹. Он раз­ли­ча­ет в государ­стве, как и в отдель­ном чело­ве­ке, обла­сти зна­ния, силы и инстинк­тов, сме­лых и сле­пых; но в нем так силь­но чув­ство есте­ствен­ной сво­бо­ды в его опре­де­ле­нии чело­ве­ка, что он в вопро­сах раб­ства будет вос­ста­вать про­тив соблаз­нов соб­ст­вен­ной систе­мы. Нет, это вовсе не явля­ет­ся при­зна­ком ума или силы, когда под пред­ло­гом есте­ствен­но­го пре­вос­ход­ства пора­бо­ща­ют суще­ства, у кото­рых гос­под­ст­ву­ет один толь­ко инстинкт, и кла­дут как бы на осно­ве есте­ствен­но­го пра­ва осно­ва­ние обще­ству на прин­ци­пе коман­до­ва­ния и под­чи­не­ния; пер­вый есте­ствен­ный союз обра­зо­вал­ся бла­го­да­ря доб­ро­воль­но­му объ­еди­не­нию людей, рав­ных по про­ис­хож­де­нию, кото­рые соеди­ня­ют воеди­но свои раз­лич­ные спо­соб­но­сти для слу­же­ния обще­ст­вен­ным нуж­дам. Таким обра­зом, пер­вое обще­ство сво­бод­но и осно­ва­но на труде: нет знат­ных, нет про­сто­го наро­да, нет хозя­ев, нет рабов в этом объ­еди­не­нии существ, кото­рые все же, несмот­ря на свое равен­ство, раз­лич­ны. Там есть толь­ко зем­леде­лец, стро­и­тель и ткач; затем те, кото­рые будут делать для них орудия их труда, кото­рые будут пере­во­зить их про­из­веде­ния или обме­ни­вать их на ино­стран­ные про­дук­ты. Это для Пла­то­на «истин­ное государ­ство, стро­е­ние кото­ро­го пред­став­ля­ет собой здо­ро­вый эле­мент»². Но, подоб­но тому как чело­век, не удо­вле­тво­ря­ясь тем, что для него необ­хо­ди­мо, при­бав­ля­ет сюда тыся­чи искус­ст­вен­ных потреб­но­стей, кото­рые порож­да­ет испор­чен­ное вооб­ра­же­ние, так и государ­ство пор­тит­ся и, так ска­зать, под­вер­га­ет­ся пло­хим настро­е­ни­ям. Тогда появ­ля­ет­ся напо­до­бие кор­те­жу пара­зи­тов тол­па слуг, кото­рых пер­во­на­чаль­ное и чистое обще­ство еще совер­шен­но не зна­ло. И вот с это­го момен­та, при нали­чии этих новых усло­вий, про­ти­во­по­лож­ных тем, кото­рые были у людей при доб­ро­воль­ном объ­еди­не­нии, начи­на­ет­ся роль зако­но­да­те­ля³.

И на самом деле он берет обще­ство таким, каким оно явля­ет­ся в дей­ст­ви­тель­но­сти, когда при­ро­да уже испор­че­на. Потреб­но­сти обще­ства не будут уже, как в пер­вые вре­ме­на, исклю­чи­тель­но насущ­ны­ми потреб­но­стя­ми жиз­ни — хлеб, жили­ще, одеж­да и побоч­ные мело­чи, для полу­че­ния кото­рых труд общи­ны делил­ся без борь­бы и уси­лий. Государ­ство вырос­ло, и в стрем­ле­нии к рас­ши­ре­нию оно всту­па­ет в сопри­кос­но­ве­ние с сосед­ни­ми и сопер­ни­чаю­щи­ми обще­ства­ми; эти отно­ше­ния услож­ня­ют­ся и вовне и внут­ри, и одним из пер­вых усло­вий суще­ст­во­ва­ния государ­ства ста­но­вит­ся забота о его защи­те и о руко­вод­стве им.

Нуж­но было рас­чле­нить и согла­со­вать в этих целях раз­лич­ные силы, кото­рые бла­го­да­ря про­сто­те пер­вых вре­мен лег­ко объ­еди­ня­лись в есте­ствен­ной гар­мо­нии жиз­ни; и Пла­тон, пре­до­став­ляя с.162 мас­се выпол­не­ние функ­ций обес­пе­че­ния мате­ри­аль­ной жиз­ни, кото­рая в былые вре­ме­на была доста­точ­но обес­пе­че­на, выдви­га­ет людей с храб­рым серд­цем на защи­ту государ­ства, людей ума — на управ­ле­ние им⁴.

Таков тот двой­ной облик, под видом кото­ро­го Пла­то­ну рису­ет­ся иде­ал чело­ве­че­ско­го обще­ства. Сна­ча­ла обще­ство есте­ствен­но: смысл его осно­вы­ва­ет­ся на общ­но­сти потреб­но­стей, усло­ви­ем его явля­ет­ся труд, а пра­вом — сво­бо­да. Затем появ­ля­ет­ся обще­ство, отно­ше­ния кото­ро­го уже иска­зи­лись под вли­я­ни­ем чело­ве­че­ских стра­стей и где за отсут­ст­ви­ем есте­ствен­но­го равен­ства гос­под­ст­ву­ет меж­ду раз­лич­ны­ми клас­са­ми извест­ное рав­но­ве­сие, под­дер­жи­вае­мое дей­ст­ви­ем зако­на. В пер­вом государ­стве нет совсем рабов, во вто­ром — слу­ги могут быть употреб­ле­ны для нужд рос­ко­ши. Но фило­соф, кото­рый, по-види­мо­му, их допус­ка­ет, так как он толь­ко дела­ет на это намек в несколь­ких местах⁵, совер­шен­но не выдви­га­ет их в сво­ем про­из­веде­нии и не вво­дит их как необ­хо­ди­мый эле­мент в кон­сти­ту­цию сво­его государ­ства. Все заклю­ча­ет­ся в трех клас­сах: совет­ни­ков, управ­ля­ю­щих государ­ст­вом, вои­нов, кото­рые его защи­ща­ют, зем­ледель­цев и ремес­лен­ни­ков, пол­но­прав­ных хозя­ев зем­ли и реме­сел, опла­чи­ваю­щих про­дук­та­ми сво­его труда пер­вые два клас­са, обес­пе­чи­ваю­щих им управ­ле­ние и охра­ну⁶. Во всех этих клас­сах он ува­жа­ет сво­бо­ду, вплоть до послед­них сту­пе­ней соци­аль­ной иерар­хии, до чер­но­ра­бо­чих, «людей, мало достой­ных при­ни­мать уча­стие в жиз­ни государ­ства, но чьи креп­кие тела недо­ступ­ны уста­ло­сти»⁷.

Но не гро­зит ли раб­ство, кото­рое, по-види­мо­му, явля­ет­ся чуж­дым пла­то­нов­ско­му государ­ству, вновь появить­ся под дру­гим видом? Не явля­ют­ся ли эти клас­сы, обле­чен­ные столь раз­лич­ны­ми обя­зан­но­стя­ми и пра­ва­ми, насто­я­щи­ми каста­ми? Как выглядит есте­ствен­ная сво­бо­да, если наслед­ст­вен­но они обра­зу­ют столь­ко же совер­шен­но раз­об­щен­ных друг от дру­га поко­ле­ний? Пла­тон, дале­кий от того, чтобы в этом раз­об­ще­нии увидеть опас­ность, наобо­рот, стре­мит­ся к нему, как к како­му-то бла­гу, и, вме­сто того чтобы покро­ви­тель­ст­во­вать про­грес­су и объ­еди­не­нию граж­дан раз­лич­ных клас­сов, он хотел бы, не меняя их поло­же­ния, обра­тить неко­то­рым обра­зом их про­фес­сию в их есте­ствен­ное состо­я­ние и иметь, таким обра­зом, наслед­ст­вен­но неиз­мен­ные клас­сы людей-зем­ледель­цев, людей-масте­ро­вых, людей-вои­нов и людей-пра­ви­те­лей. Он осо­бен­но хотел про­ве­сти рез­кую чер­ту меж­ду клас­са­ми низ­ши­ми и выс­ши­ми и создать поис­ти­не при­ви­ле­ги­ро­ван­ный класс для управ­ле­ния и для веде­ния вой­ны⁸. Но став на путь, столь пагуб­ный для един­ства чело­ве­че­ской при­ро­ды, этот вели­кий и бли­ста­тель­ный гений теря­ет здра­вый смысл, и с пер­вых же шагов он впа­да­ет в эти страш­ные и чудо­вищ­ные заблуж­де­ния: общ­ность жен, бес­плод­ные в силу зако­на бра­ки, абор­ты⁹. И сре­ди этих роко­вых заблуж­де­ний тем не менее так вели­ка его вера в пер­во­на­чаль­ное равен­ство, что она вызы­ва­ет вос­по­ми­на­ния о них в раз­лич­ные века жиз­ни чело­ве­че­ства, чтобы сде­лать более свя­щен­ным столь рез­кое разде­ле­ние этих клас­сов. Даже при все­об­щей с.163 наслед­ст­вен­но­сти обще­ст­вен­ных обя­зан­но­стей он тре­бу­ет зачис­ле­ния в пра­ви­те­ли и в класс вои­нов не толь­ко на осно­ве пра­ва рож­де­ния; он тре­бу­ет от них преж­де все­го тех качеств, кото­рые, как он наде­ял­ся, при помо­щи этих средств будут веч­но пере­да­вать­ся в этих семьях, из поко­ле­ния в поко­ле­ние по наслед­ству. «Вы все, кото­рые участ­ву­е­те в жиз­ни государ­ства, вы все бра­тья, ска­зал бы я им, про­дол­жая это пред­по­ло­же­ние, но бог, кото­рый вас создал, при­ба­вил золота в тех, кото­рым свой­ст­вен­но управ­лять дру­ги­ми и кото­рые поэто­му явля­ют­ся наи­бо­лее дра­го­цен­ны­ми; он при­ба­вил сереб­ра в состав вои­нов, желе­за и меди в состав рабо­чих и зем­ледель­цев… Вы буде­те иметь детей, кото­рые будут на вас похо­жи. Но пере­хо­дя от одно­го поко­ле­ния к дру­го­му, золо­то может стать ино­гда сереб­ром, как и сереб­ро — пере­ме­нить­ся в золо­то, и то же самое про­изой­дет и с дру­ги­ми метал­ла­ми. И преж­де все­го бог реко­мен­ду­ет пра­ви­те­лям пока­зать себя здесь хоро­ши­ми стра­жа­ми: боль­ше все­го обра­ти­те вни­ма­ние на тот металл, кото­рый ока­жет­ся сме­шан­ным в душе ребен­ка; и если у соб­ст­вен­ных их детей будет неко­то­рая при­месь желе­за или меди, абсо­лют­но необ­хо­ди­мо, чтобы им не было ока­за­но ника­кой поблаж­ки, но чтобы их уда­ли­ли в тот класс, к кото­ро­му они под­хо­дят: в среду масте­ро­вых или в среду зем­ледель­цев. Если эти послед­ние име­ют детей, в кото­рых про­яв­ля­ет­ся золо­то или сереб­ро, то они долж­ны быть воз­вы­ше­ны — одни до ран­га вои­нов, дру­гие до ран­га пра­ви­те­лей, так как есть пред­ска­за­нье, гла­ся­щее, что государ­ство погибнет, когда оно будет управ­лять­ся или охра­нять­ся желе­зом или медью»¹⁰.

Таким обра­зом, раб­ство объ­яв­ля­лось необ­хо­ди­мым и есте­ствен­ным. Пла­тон не при­зна­ет тако­го поло­же­ния есте­ствен­ным и дока­зы­ва­ет, что в нем нет необ­хо­ди­мо­сти в той струк­ту­ре, кото­рую он набра­сы­ва­ет как для при­ми­тив­но­го обще­ства, так и для того обще­ства, кото­рое может и долж­но в извест­ном направ­ле­нии пере­стро­ить­ся в руках зако­но­да­те­ля. Он идет даже даль­ше: он тре­бу­ет уни­что­же­ния это­го пра­ва, по край­ней мере посколь­ку это каса­ет­ся гре­ков, из стра­ха про­ло­жить тем самым путь для гос­под­ства вар­ва­ров¹¹. Он ниче­го не гово­рит о «вар­ва­рах»; и дей­ст­ви­тель­но, насколь­ко ему каза­лось про­тив­ным при­ро­де и бес­по­лез­ным само по себе иметь рабов, настоль­ко ему пред­став­ля­лось труд­ным при совре­мен­ном поло­же­нии гре­че­ских государств путем рефор­мы дой­ти до уни­что­же­ния раб­ства. В «Зако­нах», где мысль фило­со­фа вновь воз­вра­ща­ет­ся к суще­ст­во­вав­шим тогда учреж­де­ни­ям с целью спо­соб­ст­во­вать их улуч­ше­нию, сопо­став­ляя их, где это воз­мож­но, с их боже­ст­вен­ны­ми образ­ца­ми, ему ни на одну мину­ту не при­хо­ди­ла в голо­ву мысль открыть миру доро­гу, кото­рая при­ве­ла бы его к состо­я­нию, соот­вет­ст­ву­ю­ще­му его при­ро­де. Меж­ду обще­ст­вом «Рес­пуб­ли­ки» и обще­ст­вом «Зако­нов» — целая про­пасть, оправ­ды­вае­мая необ­хо­ди­мо­стью. Итак, обще­ство уже будет делить­ся на сво­бод­ных и рабов. Пла­тон при­знал есте­ствен­ную неспра­вед­ли­вость это­го поло­же­ния и закон­ное неже­ла­ние чело­ве­ка под­чи­нять­ся ему, но он скло­ня­ет­ся перед этим вер­хов­ным зако­ном судь­бы, кото­рый власт­ву­ет в его «Зако­нах»¹². Он иссле­ду­ет тут толь­ко выго­ды с.164 и неудоб­ства, и его вывод — не уни­что­жать рабов, но обра­щать­ся с ними так, чтобы они, оста­ва­ясь полез­ны­ми, не были опас­ны­ми. Я не могу удер­жать­ся, чтобы не при­ве­сти в пере­во­де весь этот важ­ней­ший отры­вок, к кото­ро­му нам при­дет­ся воз­вра­щать­ся еще не один раз:

«Вопрос о рабах во всех отно­ше­ни­ях явля­ет­ся затруд­ни­тель­ным. Осно­ва­ния, кото­рые при­во­дят­ся в его защи­ту, в одном смыс­ле хоро­ши, но дур­ны в дру­гом; ведь они одно­вре­мен­но дока­зы­ва­ют поль­зу и опас­ность иметь рабов. Если есть какая-либо труд­ность оправ­дать или осудить поль­зо­ва­ние раба­ми в той фор­ме, как оно уста­нов­ле­но у дру­гих наро­дов Гре­ции, эта труд­ность явля­ет­ся несрав­нен­но боль­шей, когда при­хо­дит­ся гово­рить об илотах в Лакеде­моне; мень­ше затруд­не­ний пред­став­ля­ет вопрос о мари­ан­ди­нах, рабах жите­лей Герак­леи, и о фес­са­лий­ских рабах, назы­вае­мых пене­ста­ми. И когда посмот­рим на то, что про­ис­хо­дит там и в дру­гих местах, то чув­ст­ву­ет­ся необ­хо­ди­мость уста­но­вить какие-либо пра­ви­ла отно­си­тель­но вла­де­ния раба­ми. Мы зна­ем, что нет нико­го, кто бы не ска­зал, что нуж­ны вер­ные и пре­дан­ные рабы: ведь сре­ди них нашлось мно­го таких, кото­рые выка­за­ли боль­ше пре­дан­но­сти, чем бра­тья или сыно­вья, и кото­рые сво­им гос­по­дам спас­ли жизнь, и иму­ще­ство, и все их семей­ство; мы зна­ем, что так гово­рят о рабах… Но не гово­рят ли так­же, с дру­гой сто­ро­ны, что душа раба не спо­соб­на ни на что хоро­шее и что нико­гда разум­ный чело­век не дол­жен верить рабу? Это дает нам понять самый муд­рый из поэтов, гово­ря:

В зави­си­мо­сти от того, какой из этих про­ти­во­по­лож­ных взглядов разде­ля­ют люди, одни из них, ни в чем не дове­ряя сво­им рабам, обра­ща­ют­ся с ними, как с дики­ми живот­ны­ми, и силою пал­ки и рем­ня дела­ют их душу не в три, но уже в два­дцать раз более раб­ской; дру­гие дей­ст­ву­ют совер­шен­но обрат­но… Ясно, что чело­век, — суще­ство, труд­но под­даю­ще­е­ся управ­ле­нию, — лишь с вели­чай­шим трудом согла­ша­ет­ся на это разде­ле­ние на сво­бод­ных и рабов, на хозя­ев и слуг, вызван­ное необ­хо­ди­мо­стью. Отсюда вывод — раб есть иму­ще­ство очень хло­пот­ли­вое. Опыт пока­зы­вал нам это не раз: и частые вос­ста­ния мес­сен­цев, и те несча­стия, кото­рым под­вер­га­ют­ся государ­ства, где мно­го рабов, гово­ря­щих на одном и том же язы­ке, а так­же и то, что про­ис­хо­дит в Ита­лии, где бро­дя­ги про­из­во­дят вся­ко­го рода гра­бе­жи и наси­лия. Ввиду этих бес­по­ряд­ков нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, что люди не зна­ют, како­го взгляда им дер­жать­ся в этом вопро­се. Я вижу толь­ко два выхо­да: пер­вый — рабов иметь не одно­го и того же пле­ме­ни, но, насколь­ко воз­мож­но, таких, кото­рые гово­рят на раз­лич­ных язы­ках, если хотят, чтобы они более охот­но пере­но­си­ли гнет раб­ства; вто­рой — хоро­шо обра­щать­ся с ними не толь­ко для них самих, но еще в боль­шей сте­пе­ни в сво­их инте­ре­сах. Это хоро­шее обра­ще­ние заклю­ча­ет­ся в том, чтобы не поз­во­лять себе ника­ких обид по отно­ше­нию с.165 к ним и быть, если воз­мож­но, по отно­ше­нию к ним еще более спра­вед­ли­вым, чем по отно­ше­нию к рав­ным себе»¹³.

Итак, Пла­тон дер­жит­ся в неко­то­ром отно­ше­нии как бы середи­ны в вопро­се о раб­стве; он воз­дер­жи­ва­ет­ся как отвер­гать, так и оправ­ды­вать это учреж­де­ние, и фак­ти­че­ски он его при­ни­ма­ет со все­ми пре­иму­ще­ства­ми и опас­но­стя­ми, кото­рые оно пред­став­ля­ет в усло­ви­ях суще­ст­ву­ю­щих обществ. Но он не заго­ня­ет свою фило­соф­скую мысль под ярмо общих пред­убеж­де­ний. Этим государ­ствам, кото­рых рабы столь­ко же обре­ме­ня­ют, сколь­ко и обслу­жи­ва­ют, он про­ти­во­по­ла­га­ет свое государ­ство, где труд, сво­бод­ный, хотя и регу­ли­ру­е­мый кон­сти­ту­ци­ей, дает доста­точ­но для потреб­но­стей государ­ства; во вся­ком слу­чае он отвер­га­ет вся­кую види­мость закон­но­сти это­го пре­сло­ву­то­го есте­ствен­но­го пра­ва, в кото­ром хоте­ли най­ти осно­ва­ние для уни­же­ния чело­ве­че­ской лич­но­сти. Чтобы допол­нить его мысль, хоте­лось бы отне­сти к поло­же­нию рабов то, что он гово­рит о сво­бод­ных в их отно­ше­нии к авто­ри­те­ту пра­ви­те­лей или богов: «В состо­я­нии зави­си­мо­сти, как и в состо­я­нии сво­бо­ды, изли­ше­ство явля­ет­ся самым страш­ным злом, в то вре­мя как истин­ная мера — вели­чай­шим из благ. Быть слу­га­ми богов — это спра­вед­ли­вость; быть слу­га­ми людей — зло­употреб­ле­ние»¹⁴.