Становление демократической политической культуры в Элладе VIII—V веков до н. э.: политическая мысль и политический человек доплатоновского периода
(культурологический аспект)

2. 3. ПРОСТОТА «ПОЛИТИЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА» В ЭЛЛАДЕ V ВЕКА ДО Н. Э. КАК СЛЕДСТВИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ПОБЕДЫ ДЕМОСА И АГОНАЛЬНОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Выше уже гово­ри­лось о том, что спе­ци­фи­кой антич­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ры являл­ся ее аго­наль­ный харак­тер, а сама эта крат­ковре­мен­ность и аго­наль­ность вла­сти явля­лась для полис­ных демо­кра­тий наи­бо­лее опти­маль­ным спо­со­бом защи­тить свой строй от мед­лен­ной эво­лю­ции в сто­ро­ну пра­вя­щей эли­ты, или от быст­ро­го паде­ния в тира­нию. Одна­ко, гово­ря об этом, сле­ду­ет пони­мать, что отме­чае­мая нами в рабо­те аго­наль­ность полис­ной вла­сти, все­го годич­ный срок пол­но­мо­чий долж­ност­ных лиц, очень крат­кий срок для ана­ли­за ситу­а­ции, при­ня­тия реше­ний и их реа­ли­за­ции, на уровне поли­ти­че­ской куль­ту­ры, обя­за­тель­но тре­бо­ва­ли:

—либо повы­ше­ния уров­ня пред­ва­ри­тель­ной под­готов­ки самих управ­лен­цев;

—либо, напро­тив, тако­го зна­чи­тель­но­го пони­же­ния, упро­ще­ния струк­ту­ры вла­сти и самой систе­мы при­ня­тия реше­ний, когда власть ста­но­ви­лась дей­ст­ви­тель­но общедо­ступ­ной, а демо­кра­тия непо­сред­ст­вен­ной.

с.183 Пер­вый вари­ант, соглас­но ком­пе­тент­но­му мне­нию М. Фрида и М. Вебе­ра спо­соб­ст­во­вал воз­ник­но­ве­нию эли­тар­но­сти вла­сти, созда­ния тако­го слоя «избран­ных», кото­рый впо­след­ст­вии, осо­знав свои соб­ст­вен­ные, отлич­ные от соци­у­ма в целом, цели обя­за­тель­но ста­ли бы пре­тен­до­вать на пора­бо­ще­ние обще­ства. [См.: 449, 54, с. 330—447]. Поэто­му этот вари­ант повы­ше­ния уров­ня управ­лен­цев полис­ны­ми кол­лек­ти­ва­ми сра­зу был исклю­чен как потен­ци­аль­но опас­ный. В этом смыс­ле, перед вся­ким демо­кра­ти­че­ским поли­сом сто­я­ла как раз та самая про­бле­ма, о кото­рой, в свое вре­мя, Д. С. Миль писал: «Нель­зя допу­стить, чтобы пра­вя­щий класс попол­нял­ся за счет самых луч­ших и обра­зо­ван­ных граж­дан, так как поли­ти­че­ская орга­ни­за­ция бюро­кра­ти­че­ских стран в этом слу­чае создаст пол­ное обще­ст­вен­ное пора­бо­ще­ние» [442, с. 390].

Поэто­му победив­шим в ходе поли­ти­че­ских кол­ли­зий эпо­хи ста­нов­ле­ния антич­ной демо­кра­тии демо­сом для реа­ли­за­ции сво­ей соци­аль­ной дик­та­ту­ры был осу­щест­влен такой вари­ант, при кото­ром не воз­ни­ка­ло необ­хо­ди­мо­сти при­вле­кать к управ­ле­нию людей высо­ко­ода­рен­ных, власт­ные пол­но­мо­чия мог осу­ществлять любой граж­да­нин, что ото­дви­га­ло от вла­сти столь соци­аль­но опас­ных поли­ти­че­ских про­фес­сио­на­лов и бюро­кра­тов. Самым про­стым спо­со­бом для это­го, по мне­нию Дж. Кам­па и Э. Д. Фро­ло­ва, было введе­ние жест­ко­го импе­ра­ти­ва, уста­нов­ки на обя­за­тель­ность и мас­со­вость уча­стия всех граж­дан в поли­ти­ке. [См.: 435, p. 57, 375]. Для это­го, по сло­вам Ари­сто­те­ля, нуж­но было сде­лать так, чтобы «если кто-то из граж­дан не успе­ва­ет полу­чить воз­мож­ность управ­лять при систе­ме годич­ной вла­сти, то самым демо­кра­тич­ным сле­ду­ет при­знать тот закон, по кото­ро­му, если это необ­хо­ди­мо для обя­за­тель­но­го исполь­зо­ва­ния всех граж­дан в поли­ти­ке путем испол­не­ния долж­но­стей, вве­сти избра­ние долж­но­стей на пол­го­да, про­тив обыч­но­го года» (Поли­ти­ка. V. 7, 4, 1308 A).

Имен­но из дан­но­го пас­са­жа вид­но, что одно дело счи­тать­ся граж­да­ни­ном поли­са, а дру­гое — реа­ли­зо­вы­вать свое уча­стие в управ­ле­нии на прак­ти­ке. И здесь речь может идти толь­ко о пря­мом уча­стии в испол­не­нии долж­но­стей, маги­ст­ра­тур, то есть в дея­тель­но­сти имен­но испол­ни­тель­ной вла­сти. То есть в антич­ной куль­ту­ре отсут­ст­во­ва­ло, напри­мер, такое рас­про­стра­нен­ное сей­час пред­став­ле­ние о том, что суть демо­кра­тии — это уча­стие про­стых граж­дан во вла­сти «вооб­ще». Вели­ка ли, ска­жем, в насто­я­щее вре­мя доля уча­стия во вла­сти чело­ве­ка, кото­рый регу­ляр­но ходит на все выбо­ры и рефе­рен­ду­мы? Види­мо, все-таки, нет. Сопо­став­ляя же с антич­но­стью, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что голос граж­да­ни­на в Народ­ном собра­нии и голос, ска­жем, стра­те­га, архон­та или кон­су­ла были так­же труд­но сопо­ста­ви­мы­ми и пото­му, с.184 если антич­ные кол­лек­ти­вы на самом деле стре­ми­лись осу­ще­ст­вить имен­но демо­кра­тию, «власть наро­да», им сле­до­ва­ло сде­лать так, чтобы реаль­ной, фак­ти­че­ской, а не декла­ри­ро­ван­ной вла­стью обла­да­ли имен­но все граж­дане.

Поэто­му отли­чи­тель­ной чер­той полис­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ры и прин­ци­пи­аль­ным заво­е­ва­ни­ем имен­но антич­ной демо­кра­тии, на наш взгляд, сле­ду­ет счи­тать обес­пе­че­ние граж­да­нам не толь­ко уча­стия во вла­сти «вооб­ще», а воз­мож­ность стать имен­но маги­ст­ра­том, долж­ност­ным лицом, чле­ном испол­ни­тель­ной или судеб­ной вла­сти. Имен­но поэто­му Ари­сто­тель, наблюдав­ший уже кри­зис поли­са и посте­пен­ную поте­рю граж­да­на­ми осо­зна­ния сво­ей свя­зи с род­ным поли­сом, так хло­по­чет о все­об­щем уча­стии людей в рабо­те испол­ни­тель­ных орга­нов вла­сти. И ради этой цели он готов даже на такие ново­введе­ния, как полу­го­дич­ность служ­бы; лишь бы все граж­дане успе­ли поучаст­во­вать, при­кос­нуть­ся к вла­сти, поня­ли, что у нее нет сво­их осо­бых таинств, и не поз­во­ли­ли узур­пи­ро­вать ее кому-то яко­бы более «уме­ло­му».

Важ­ные послед­ст­вия для ста­нов­ле­ния полис­ной демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры имел прин­цип выбо­ра маги­ст­ра­тов по жре­бию. Вновь обра­тим­ся к Ари­сто­те­лю. В сво­ей «Поли­ти­ке» он пишет: «Все долж­ност­ные лица изби­ра­ют­ся из соста­ва граж­дан. Все управ­ля­ют каж­дый в отдель­но­сти, каж­дый — все­ми, когда до него дой­дет оче­редь. Долж­но­сти заме­ща­ют­ся по жре­бию, либо все, либо за исклю­че­ни­ем тех, кото­рые тре­бу­ют осо­бо­го зна­ния и опы­та. Заня­тие долж­но­стей не обу­слов­ле­но ника­ким иму­ще­ст­вен­ным цен­зом, или цен­зом самым невы­со­ким. Никто не может зани­мать одну и ту же долж­ность два­жды. За исклю­че­ни­ем воен­ных, все долж­но­сти явля­ют­ся крат­ковре­мен­ны­ми. Судеб­ная власть при­над­ле­жит всем. Изби­ра­ют­ся судьи из чис­ла граж­дан и судят по всем делам по пово­ду отче­тов долж­ност­ных лиц, по пово­ду поли­ти­че­ских дел, по пово­ду част­ных дого­во­ров. Народ­ное собра­ние осу­ществля­ет вер­хов­ную власть во всех делах. Ни одна долж­ность такой вер­хов­ной вла­сти не име­ет ни в каком деле или же, в край­нем слу­чае, в самом огра­ни­чен­ном кру­ге дел. В глав­ней­ших делах власть при­над­ле­жит Сове­ту, кото­рый явля­ет­ся наи­бо­лее демо­кра­ти­че­ским из всех пра­ви­тель­ст­вен­ных учреж­де­ний. Что же каса­ет­ся долж­но­стей, то ни одна из них не может быть пожиз­нен­ной, а если какая-то из них оста­ет­ся тако­вой по при­чине како­го-либо дав­ниш­не­го пере­во­рота, то сле­ду­ет лишить ее зна­че­ния и заме­щать ее уже не путем выбо­ров, а по жре­бию» (Поли­ти­ка. III. 1, 5, 1275 A; VI. 1, 8—10, 1318 A).

с.185 Как мож­но увидеть, ори­ен­та­ция на тоталь­ную жере­бьев­ку долж­но­стей была глу­бо­ко осо­зна­на и обос­но­ва­на в поли­ти­че­ской куль­ту­ре. И цель этой про­цеду­ры Ари­сто­тель назы­вал пря­мо: «Любой спо­соб избра­ния по жре­бию долж­ност­ных лиц дол­жен обес­пе­чи­вать уча­стие всех» (Поли­ти­ка. IV. 12, 11, 1300 A). Отсюда Ари­сто­тель пря­мо тре­бу­ет от граж­дан вся­че­ски под­дер­жи­вать систе­му жере­бье­вок. «Рав­ным сле­ду­ет усту­пать место рав­ным в долж­но­стях так, как буд­то они подоб­ны друг дру­гу поми­мо равен­ства в сво­ей вла­сти» (Поли­ти­ка. II. 5, 6, 1261 В). Про­ще гово­ря, если уж люди и не рав­ны по сво­ей при­ро­де, то сле­ду­ет сде­лать их рав­ны­ми, хотя бы уста­но­вив пра­во рав­но­го досту­па к долж­но­стям, бла­го­да­ря жере­бьев­ке.

Отме­чая, что в поли­ти­че­ской жиз­ни демо­кра­ти­че­ских поли­сов дей­ст­ви­тель­но при­ни­ма­ли уча­стие прак­ти­че­ски все граж­дане, не сле­ду­ет при­ни­мать на веру ино­гда при­сут­ст­ву­ю­щее в лите­ра­ту­ре мне­ние о том, что все антич­ные граж­дане были людь­ми хоро­шо обра­зо­ван­ны­ми и высо­ко­ода­рен­ны­ми. Бла­го­да­ря Плу­тар­ху, извест­но, что даже в самый рас­цвет афин­ской демо­кра­тии нахо­ди­лись люди, кото­рые, участ­вуя в заседа­ни­ях Народ­но­го собра­ния, даже не мог­ли напи­сать имя совре­мен­но­го им поли­ти­ка Ари­сти­да (Ари­стид. 5—7). А Дио­ген Лаэр­ций сооб­ща­ет, что посе­тив­ше­му в эпо­ху Соло­на заседа­ние Народ­но­го собра­ния Афин скиф­ско­му муд­ре­цу Ана­хар­си­су сра­зу бро­си­лось в гла­за, что «у элли­нов гово­рят умные, а дела реша­ют и судят дура­ки» (О жиз­ни уче­ни­ях и изре­че­ни­ях зна­ме­ни­тых фило­со­фов. I. 8, 103).

Кон­ста­ти­руя отра­жаю­щий­ся в источ­ни­ках не очень высо­кий интел­лект сред­не­го граж­да­ни­на поли­сов, сле­ду­ет вполне согла­сить­ся с Ф. Х. Кес­сиди в том, что пони­же­нию интел­лек­ту­аль­но­го уров­ня афин­ско­го наро­да спо­соб­ст­во­ва­ло так­же то обсто­я­тель­ство, что подав­ля­ю­щее боль­шин­ство Народ­но­го собра­ния, Сове­та пяти­сот, гели­эи и ряда дру­гих долж­но­стей опре­де­ля­лось по жре­бию. Неком­пе­тент­ность, отсут­ст­вие про­фес­сио­на­лиз­ма в назван­ных учреж­де­ни­ях — один из глав­ных недо­стат­ков пря­мой (ради­каль­ной) демо­кра­тии [161, с. 131]. Одна­ко, отме­чая неком­пе­тент­ность и отсут­ст­вие управ­лен­че­ско­го про­фес­сио­на­лиз­ма у боль­шин­ства полис­ных граж­дан, как факт, мы долж­ны сра­зу отра­зить сле­дую­щую осо­бен­ность полис­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ры: Факт низ­кой обра­зо­ван­но­сти и ком­пе­тен­ции участ­ву­ю­щих в поли­ти­ке граж­дан осо­зна­вал­ся не как про­бле­ма, а как такая спе­ци­фи­ка имен­но демо­кра­ти­че­ско­го устрой­ства, без кото­рой невоз­мож­но и само суще­ст­во­ва­ние демо­кра­тии.

с.186 Оче­вид­но и то, что в поли­ти­че­ской куль­ту­ре и мыс­ли про­фес­сио­на­лизм антич­ных долж­ност­ных лиц и поли­ти­ков ценил­ся зна­чи­тель­но ниже идео­ло­ги­че­ской лояль­но­сти, вер­но­сти само­му демо­кра­ти­че­ско­му строю. Напри­мер, Ари­сто­тель сре­ди качеств маги­ст­ра­та выде­ля­ет сле­дую­щие: «Во-пер­вых, долж­ност­ное лицо долж­но сочув­ст­во­вать государ­ст­вен­но­му строю. Во-вто­рых, иметь боль­шие спо­соб­но­сти для испол­не­ния долж­но­сти. В-третьих, отли­чать­ся доб­ле­стью и спра­вед­ли­во­стью, соот­вет­ст­ву­ю­щи­ми каж­до­му виду государ­ст­вен­но­го строя» (Рито­ри­ка. I. 9, 35, 1366 В). Оче­вид­но, что сочув­ст­вие строю гораздо важ­нее зна­ний. Сра­зу вспо­ми­на­ет­ся совет­ское поня­тие «рево­лю­ци­он­ная целе­со­об­раз­ность» или «про­ле­тар­ская созна­тель­ность». Что же каса­ет­ся поло­же­ния о доб­ле­сти и спра­вед­ли­во­сти, то дела рас­шиф­ров­ку этих досто­инств, Ари­сто­тель ука­зы­ва­ет: «Это сум­ма спра­вед­ли­во­сти, муже­ства, широты нату­ры, спо­соб­но­сти воз­дер­жи­вать­ся от денег, уме­рен­но­сти, вели­ко­ду­шия, щед­ро­сти, рас­суди­тель­но­сти» (Рито­ри­ка. I. 9, 36 A).

Все эти каче­ства, без­услов­но, не послед­ние, но где же здесь зна­ния и опыт? Их нет и в помине. И пото­му Ари­сто­тель вполне логи­чен, гово­ря далее: «В вопро­се, касаю­щем­ся воен­ной вла­сти, луч­ше все­го изби­рать опыт­но­го, неже­ли доб­ро­де­тель­но­го, но в вопро­сах, касаю­щих­ся сохран­но­сти сумм и рас­по­ря­же­ния каз­ной, тре­бу­ет­ся доб­ро­де­тель боль­шая, чем у боль­шин­ства, а вот зна­ния, кото­рые потреб­ны — общее досто­я­ние» (Рито­ри­ка. I. 9, 35, 1366 B). Выде­лим осо­бо эти сло­ва: зна­ния, кото­рые потреб­ны при испол­не­нии долж­но­стей, свя­зан­ных с рас­по­ря­же­ни­ем сред­ства­ми (а это прак­ти­че­ски все полис­ные долж­но­сти), явля­ют­ся общим досто­я­ни­ем. Исхо­дя из этих слов, совер­шен­но оче­вид­но, что зна­ния — это эле­мент вто­ро­сте­пен­ный по отно­ше­нию к порядоч­но­сти и вер­но­сти строю. И это — не выдум­ка Ари­сто­те­ля. Жив­ший в кон­це V века до н. э. совре­мен­ник рас­цве­та афин­ской демо­кра­тии, извест­ный нам как Псев­до-Ксе­но­фонт, писал прак­ти­че­ски тоже: «Здесь, в Афи­нах, счи­та­ют, что неве­же­ство, гру­бость и бла­го­же­ла­тель­ность про­сто­го чело­ве­ка ско­рее при­не­сут поль­зу, чем досто­ин­ство, муд­рость и недоб­ро­же­ла­тель­ность бла­го­род­но­го» (Афин­ская поли­тия. I. 1—2). Плу­тарх пишет, что так­же рас­суж­дал и ора­тор-демо­крат Кле­он, счи­тая, что в государ­ст­вен­ных делах нали­чие бла­го­на­ме­рен­но­сти гораздо полез­нее умст­во­ва­ния, свя­зан­но­го с воль­но­мыс­ли­ем и поэто­му более про­стые и немуд­ря­щие граж­дане гораздо луч­ше обра­зо­ван­ных (Никий. 2—3).

Инте­рес­но выска­зы­ва­ние стра­те­га Перик­ла о нефор­маль­ной, неин­сти­ту­цио­на­ли­зи­ро­ван­ной сто­роне афин­ской демо­кра­ти­че­ской с.187 поли­ти­че­ской куль­ту­ры. В одной из сво­их речей, пере­дан­ных Фукидидом, он с осо­бой гор­до­стью отме­ча­ет: «Низ­кое обще­ст­вен­ное поло­же­ние не пре­пят­ст­ву­ет у нас про­сто­му чело­ве­ку занять выс­шую государ­ст­вен­ную долж­ность, если он может при­не­сти поль­зу поли­су и это явля­ет­ся не зако­ном, а одним из непи­са­ных обще­ст­вен­ных пра­вил, нару­ше­ние кото­рых все счи­та­ют постыд­ным. Поэто­му все граж­дане поли­са, несмот­ря на все свои заня­тия част­ны­ми дела­ми, могут непло­хо раз­би­рать­ся в поли­ти­ке и пото­му одно­вре­мен­но зани­ма­ют­ся обще­ст­вен­ны­ми и част­ны­ми дела­ми» (Исто­рия. II. 40). Вот она, одна из клю­че­вых уста­но­вок афин­ской, да и эллин­ской вооб­ще, демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры: «граж­дане одно­вре­мен­но зани­ма­ют­ся обще­ст­вен­ны­ми и част­ны­ми дела­ми, при этом непло­хо раз­би­ра­ясь в поли­ти­ке». При­чем это отра­же­но имен­но в нефор­маль­ном пла­сте куль­ту­ры.

Пери­к­лу вто­рит Пла­тон: «Власть в государ­стве пре­иму­ще­ст­вен­но нахо­дит­ся в руках боль­шин­ства, кото­рое неиз­мен­но пере­да­ет долж­но­сти и пол­но­мо­чия тем, кто кажут­ся луч­ши­ми, при­чем ни телес­ная сла­бость, ни бед­ность, ни без­вест­ность пред­ков не слу­жат пово­дом для чье­го-либо отво­да, да и про­ти­во­по­лож­ные каче­ства не явля­ют­ся пред­ме­том почи­та­ния, как и в дру­гих горо­дах, суще­ст­ву­ет толь­ко одно мери­ло: вла­стью обла­да­ет и пра­вит тот, кто слы­вет доб­лест­ным или муд­рым. В осно­ве тако­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства лежит равен­ство по рож­де­нию. В дру­гих горо­дах собра­ны самые раз­лич­ные люди, поэто­му их государ­ст­вен­ные устрой­ства откло­ня­ют­ся от нор­мы — тако­вы тира­нии и оли­гар­хии; горо­да эти насе­ля­ют люди, счи­таю­щие дру­гих либо сво­и­ми гос­по­да­ми, либо сво­и­ми раба­ми. Мы же, и все наши люди, будучи бра­тья­ми, детьми одной мате­ри, не при­зна­ем отно­ше­ний гос­под­ства и раб­ства меж­ду собой; равен­ство про­ис­хож­де­ния застав­ля­ет нас стре­мить­ся к рав­ным пра­вам для всех, осно­ван­ным на законе, и пови­но­вать­ся друг дру­гу лишь в силу авто­ри­те­та доб­ле­сти и разу­ма» (Менек­сен, 238d—e).

При таком коли­че­стве вполне авто­ри­тет­ных свиде­тельств у нас нет ника­ких осно­ва­ний не дове­рять истин­но­сти, реаль­но­сти дан­ной кар­ти­ны. При той аго­наль­ной про­сто­те тре­бо­ва­ний к долж­ност­ным лицам, дея­тель­но­сти, носив­шей пуб­лич­но-управ­лен­че­ский харак­тер, вла­сти спе­ци­аль­но при­да­вал­ся такой при­ми­тив­ный харак­тер, что с ней мог спра­вить­ся любой полу­гра­мот­ный кре­стья­нин. Тем самым, в поли­ти­че­ской куль­ту­ре было зало­же­но, что власть — это нечто столь же про­стое, как и обыч­ное управ­ле­ние соб­ст­вен­ным хозяй­ст­вом, зада­ва­лась пси­хо­ло­ги­че­ская уста­нов­ка на круг­ло­го­дич­ную готов­ность любо­го граж­да­ни­на к осу­щест­вле­нию власт­но-управ­лен­че­ских функ­ций. с.188 Так, тес­ная связь государ­ст­вен­ной и хозяй­ст­вен­ной дея­тель­но­сти зву­чит у Ксе­но­фон­та, когда пере­чис­ляя то, что, по мне­нию Сокра­та, отно­си­лось к при­зна­ку хоро­ших спо­соб­но­стей чело­ве­ка, он назы­ва­ет: «Быст­рое усво­е­ние чело­ве­ком пред­ме­та, кото­рый его зани­мал, запо­ми­на­ние все­го выучен­но­го и инте­рес ко всем тем зна­ни­ям, что помо­га­ют вести домаш­нее хозяй­ство, управ­лять государ­ст­вом и вооб­ще уметь поль­зо­вать­ся людь­ми и дей­ст­ви­я­ми людей. Кто полу­чил такое обра­зо­ва­ние, думал Сократ, будет не толь­ко сам счаст­лив и будет хоро­шо вести свое хозяй­ство, но может и дру­гих людей и целые государ­ства делать счаст­ли­вы­ми» (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. IV. 1, 2).

Чет­ко это про­смат­ри­ва­ет­ся и в струк­ту­ре само­го «Домо­строя» Ксе­но­фон­та. В два­дца­ти одной гла­ве этой работы после­до­ва­тель­но рас­смат­ри­ва­ют­ся вопро­сы зем­леде­лия, обя­зан­но­стей мужа и жены, тех­но­ло­гия сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных работ, выбор слуг и управ­ля­ю­ще­го, отли­чия забот­ли­вых и нера­ди­вых зем­ледель­цев, а ито­го­вой гла­вой явля­ет­ся гла­ва с пока­за­тель­ным назва­ни­ем «Уме­ние обра­щать­ся с людь­ми и повеле­вать ими». По сути дела, Ксе­но­фонт пере­дал сле­дую­щую осо­бен­ность поли­ти­че­ской куль­ту­ры Афин: талант управ­ле­ния людь­ми логич­но выте­ка­ет из спо­соб­но­стей чело­ве­ка быть хоро­шим хозя­и­ном, под­креп­ля­ет­ся позна­ни­ем им доб­ро­де­те­ли и вер­но­стью строю.

По сооб­ще­нию того же Ксе­но­фон­та, обща­ясь с юно­шей Евфиде­мом, кото­рый хотел учить­ся муд­ро­сти, Сократ спро­сил его: «Евфидем, уж не стре­мишь­ся ли ты полу­чить такие каче­ства, кото­рые дела­ют чело­ве­ка спо­соб­ным зани­мать­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми и домаш­ним хозяй­ст­вом, быть пра­ви­те­лем и при­но­сить поль­зу дру­гим и себе?» (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. IV. 2, 11). Извест­но, что осно­ва­тель софи­сти­ки Про­та­гор учил юно­ше­ство «нау­ке смыш­лен­но­сти в домаш­них делах, уме­нию наи­луч­шим обра­зом управ­лять сво­им домом, а так­же дела­ми обще­ст­вен­ны­ми: бла­го­да­ря этой нау­ке мож­но стать всех силь­нее и в поступ­ках, и в речах, касаю­щих­ся государ­ства» (Про­та­гор. 318e, 319a—320b). Соглас­но Пла­то­ну, софист Гор­гий так­же учил сво­их уче­ни­ков «такой доб­ро­де­те­ли, бла­го­да­ря кото­рой люди хоро­шо управ­ля­ют домом и горо­дом» (Менон. 91a).

В спе­ци­аль­ном диа­ло­ге Ксе­но­фон­та «Раз­го­вор Сокра­та с Глав­ко­ном о необ­хо­ди­мо­сти соот­вет­ст­ву­ю­ще­го обра­зо­ва­ния для государ­ст­вен­ных дея­те­лей» отме­ча­ет­ся, что государ­ство — это, по сути, при­мер­но то же самое, что и боль­шое хозяй­ство кого-либо из афи­нян, про­сто оно состо­ит не из одно­го дома, а более чем из деся­ти тысяч. И пото­му, как и свое хозяй­ство, вести хоро­шо не полу­чит­ся, если не знать всех хозяй­ст­вен­ных нужд и не испол­нять с.189 их, так и управ­лять государ­ст­вом, состо­я­щим более чем из деся­ти тысяч домов, не зная их общих про­блем, и не умея управ­лять соб­ст­вен­ным домом, на прак­ти­ке не полу­чит­ся (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. III. 6, 14). Отсюда логич­ным явля­ет­ся сле­дую­щий вывод Сокра­та: «Так что, Глав­кон, если ты хочешь поль­зо­вать­ся сла­вой и ува­же­ни­ем у нас в горо­де, сна­ча­ла поста­рай­ся добить­ся как мож­но луч­ше­го резуль­та­та в избран­ной тобой сфе­ре дея­тель­но­сти: если в этом отно­ше­нии ты ста­нешь выше всех и тогда возь­мешь­ся за государ­ст­вен­ную дея­тель­ность, то мне уже не пока­жет­ся уди­ви­тель­ным, что ты очень лег­ко достиг­нешь цели сво­их жела­ний» (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. III. 6, 16—18).

У Пла­то­на Сократ гово­рит ана­ло­гич­но: «Преж­де чем занять­ся государ­ст­вен­ной дея­тель­но­стью, сна­ча­ла нуж­но добить­ся наи­выс­ше­го мастер­ства в сво­ем част­ном заня­тии, научить сво­е­му реме­с­лу дру­гих и похва­стать­ся все­ми теми успе­ха­ми, кото­ры­ми чело­век добил­ся. И толь­ко пока­зав сво­его учи­те­ля, пока­зав свои успе­хи, мож­но уже брать­ся за обще­ст­вен­ные дела» (Гор­гий. 514c—515b). Наи­бо­лее цен­ным же для нас явля­ет­ся выска­зы­ва­ние Сокра­та в раз­го­во­ре с одним афи­ня­ни­ном, вос­про­из­веден­ном у Ксе­но­фон­та. После­до­ва­тель­но выявив, что и у стра­те­га и у хоро­ше­го хозя­и­на долж­ны иметь­ся при­мер­но оди­на­ко­вые каче­ства, Сократ так озву­чи­ва­ет прин­ци­пи­аль­ную уста­нов­ку афин­ской демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры: «Заве­до­ва­ние лич­ным хозяй­ст­вом толь­ко коли­че­ст­вен­но отли­ча­ет­ся от заве­до­ва­ния обще­ст­вен­ны­ми дела­ми, а в дру­гих отно­ше­ни­ях одно похо­же на дру­гое; заве­дую­щие обще­ст­вен­ны­ми дела­ми поль­зу­ют­ся не дру­ги­ми каки­ми людь­ми, а теми же самы­ми, кото­рые управ­ля­ют лич­ны­ми хозяй­ства­ми» (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. III. 4, 12). И это пря­мо отно­сит­ся к полю антич­ной аго­наль­ной куль­ту­ры, когда, как отме­ча­ет М. Ланг, полис­ные граж­дане были гото­вы сорев­но­вать­ся меж­ду собой в совер­шен­но любых видах дея­тель­но­сти — начи­ная от соб­ст­вен­но­го ого­ро­да, закан­чи­вая Аго­рой [461].

Нет ника­ких сомне­ний в том, что все при­веден­ные выше выска­зы­ва­ния не толь­ко фор­ми­ро­ва­ли мен­та­ли­тет и поли­ти­че­скую куль­ту­ру новых поко­ле­ний полис­ных граж­дан, но и сами были сфор­му­ли­ро­ва­ны ими как раз бла­го­да­ря тому, что еже­днев­но реа­ли­зо­вы­ва­лись в наблюдае­мой ими обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской прак­ти­че­ской жиз­ни демо­кра­ти­че­ских поли­сов, явля­лись осно­вой основ демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры. Эта аго­наль­ная уста­нов­ка на то, что любой граж­да­нин успеш­ный в сво­ем деле может лег­ко пере­клю­чать­ся на заня­тие поли­ти­че­ском управ­ле­ни­ем, вид­на из сотен при­ме­ров. Так, извест­но, что зна­ме­ни­то­го тра­ги­ка Софок­ла два­жды изби­ра­ли на воен­ную с.190 долж­ность стра­те­га… толь­ко за его теат­раль­ные талан­ты и спо­соб­но­сти вели­ко­леп­но орга­ни­зо­вы­вать поста­нов­ки. По сло­вам Эли­а­на, «афи­няне сде­ла­ли Фри­ни­ха стра­те­гом не из поли­ти­че­ских рас­че­тов, не за знат­ность его рода и не за то, что он богат, а пото­му, что ему одно­му уда­лись пес­ни, пред­на­зна­чен­ные для испол­ни­те­лей воен­ной пляс­ки в одной тра­гедии: он завла­дел зри­те­ля­ми и пле­нил их. Афи­няне пола­га­ли, что чело­век, сочи­нив­ший такие пес­ни и сти­хи, при­шед­ши­е­ся по вку­су тем, кто иску­шен в бит­вах, суме­ет подо­баю­щим обра­зом управ­лять вой­ском» (Пест­рые рас­ска­зы. III. 8).

Ксе­но­фонт сооб­ща­ет: «На Народ­ном собра­нии, во вре­мя выбо­ров, вме­сто Нико­ма­хида, чело­ве­ка мно­го­крат­но ходив­ше­го на вой­ну и уже име­ю­ще­го опыт коман­до­ва­ния, афи­няне избра­ли на долж­ность стра­те­га неко­е­го Анти­сфе­на, кото­рый в пехо­те вооб­ще не слу­жил, в кава­ле­рии ничем себя не про­яв­лял, и про­сла­вил­ся толь­ко сво­и­ми спо­соб­но­стя­ми зара­ба­ты­вать день­ги и одер­жи­вать победы на теат­раль­ных поста­нов­ках сво­и­ми хора­ми. И все это пото­му, что он, по мне­нию граж­дан, ско­рее все­го, будет имен­но хоро­шим началь­ни­ком — вне зави­си­мо­сти от того, хором ли он будет управ­лять, или домом, или государ­ст­вом, или вой­ском» (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. III. 4, 1—7).

Име­ю­щи­е­ся в нашем рас­по­ря­же­нии исто­ри­че­ские фак­ты и антич­ные ком­мен­та­рии поз­во­ля­ют прий­ти к одно­знач­но­му выво­ду: В поли­ти­че­ской куль­ту­ре антич­но­сти власть явля­лась не более чем про­из­вод­ной от управ­ле­ния граж­да­ни­ном сво­им домом, отли­ча­лась от обыч­но­го рас­по­ря­же­ния жиз­нью сво­их домо­чад­цев и при­над­ле­жа­щим чело­ве­ку иму­ще­ст­вом не каче­ст­вен­но, а лишь толь­ко коли­че­ст­вен­но; мас­шта­бы пла­ни­ро­ва­ния и осу­щест­вле­ния дел меня­лись, но само суще­ство про­из­во­ди­мых дей­ст­вий оста­ва­лось совер­шен­но точ­но таким же. Дан­ная спе­ци­фи­ка поли­ти­че­ской куль­ту­ры, отме­чае­мая так­же Э. Д. Фро­ло­вым и И. Е. Сури­ко­вым [375], с нашей точ­ки зре­ния, прин­ци­пи­аль­но меня­ла и сущ­ность само­го про­цес­са выбо­ров. Есть все осно­ва­ния пред­по­ла­гать, что в поли­ти­че­ской куль­ту­ре демо­кра­ти­че­ских поли­сов сам тер­мин «выбо­ры» не пред­по­ла­гал того, что мы счи­та­ем сей­час самой сущ­но­стью выбо­ров — некую про­цеду­ру «отбо­ра» кан­дида­тов, выяв­ле­ние тем или иным спо­со­бом из чис­ла кон­ку­рен­тов «луч­ше­го», наи­бо­лее под­хо­дя­ще­го для выпол­не­ния управ­лен­че­ских функ­ций. Антич­ные демо­кра­ти­че­ские поли­сы, судя по все­му, прин­ци­пи­аль­но отка­зы­ва­лись от «отбо­ра», их выбо­ры долж­ност­ных лиц, по сути, явля­лись сле­пой лоте­ре­ей, зада­чей кото­рой явля­лось не снаб­же­ние обще­ства ком­пе­тент­ны­ми управ­лен­ца­ми, а дости­же­ние того, чтобы совер­шен­но все граж­дане с.191 успе­ли в тече­ние сво­ей жиз­ни побыть обла­да­те­ля­ми государ­ст­вен­ных постов и тем самым объ­ек­тив­но вос­пре­пят­ст­во­ва­ли бы кон­цен­тра­ции долж­но­стей в руках немно­гих, эли­ты. [См.: 354, 341].

Имен­но поэто­му, сим­во­лом, тех­ни­че­ским осу­щест­вле­ни­ем идеи полис­ной аго­наль­ной демо­кра­тии ста­ли такие выбо­ры долж­ност­ных лиц, кото­рые про­из­во­ди­лись жере­бьев­кой боба­ми, когда из сосуда про­сто извле­ка­лось нуж­ное коли­че­ство бобов-лотов, соот­вет­ст­ву­ю­щих тем или иным граж­да­нам из обще­го чис­ла всех граж­дан, еще не успев­ших побы­вать на том посту, куда про­из­во­ди­лись выбо­ры, и при этом совер­шен­но не учи­ты­ва­лось, гра­мо­тен ли чело­век, хочет ли он управ­лять общи­ной и, вооб­ще, есть ли он в горо­де. Ари­сто­тель в «Афин­ской поли­тии» опи­сал это так: «Боба­ми опре­де­лял­ся Совет Четы­рех­сот, тем же спо­со­бом каж­дый день изби­рал­ся его Пред­седа­тель, кото­ро­му вве­ря­лись ни мно­го ни мало клю­чи от хра­мов, в кото­рых хра­ни­лись каз­на, доку­мен­ты государ­ства и государ­ст­вен­ная печать. Так­же изби­ра­лось десять каз­на­че­ев, десять поле­тов, веду­щих тор­го­вые и аренд­ные дела государ­ства, десять апо­дек­тов — сбор­щи­ков нало­гов. По жре­бию выби­ра­ли смот­ри­те­лей хра­мов, рыноч­ных над­зи­ра­те­лей, над­зи­ра­те­лей за мера­ми, хлеб­ные и пор­то­вые кол­ле­гии, стро­и­те­лей дорог. Изби­ра­лись боба­ми так­же пала­чи и логи­сты, спе­ци­аль­но про­ве­ря­ю­щие отчет­ность долж­ност­ных лиц, насто­я­щие гаран­ты демо­кра­ти­че­ско­го устрой­ства» (Афин­ская поли­тия. I. 48—54). Вот одна из край­но­стей демо­кра­тии — демо­кра­ти­че­ски, по жре­бию, изби­ра­лись даже пала­чи. А о том, что дан­ный спо­соб дей­ст­ви­тель­но обес­пе­чи­вал реаль­ное уча­стие всех граж­дан во вла­сти, свиде­тель­ст­ву­ет хотя бы ситу­а­ция с Сокра­том, кото­рый, как отме­ча­ет В. С. Нер­се­сянс, несмот­ря на свой сто­про­цент­ный абсен­те­изм к поли­ти­че­ским про­цес­сам, в 406 году до н. э. был не толь­ко выбран (вне сво­ей воли) в Город­ской совет Афин, но и даже один день был офи­ци­аль­ным гла­вой горо­да [256, с. 87—89].

Инте­рес­ные след­ст­вия жере­бье­вок для функ­ци­о­ни­ро­ва­ния управ­лен­че­ской систе­мы мы видим в Риме. Здесь все маги­ст­ра­ту­ры были кол­ле­ги­аль­ны и каж­дый год на каж­дую долж­ность выби­ра­лось от двух до 16 маги­ст­ра­тов (кон­су­лов, пре­то­ров, цен­зо­ров, эди­лов, кве­сто­ров и т. д.). Круг пол­но­мо­чий каж­до­го кон­крет­но­го маги­ст­ра­та чаще все­го опре­де­лял­ся жре­би­ем. Полу­ча­лось, что любой из маги­ст­ра­тов дол­жен был быть гото­вым ко все­му. Самым пер­вым эту ситу­а­цию испы­тал на себе сам созда­тель Рим­ской Рес­пуб­ли­ки и кол­ле­ги­аль­но­го пар­но­го кон­су­ла­та Вале­рий Пуб­ли­ко­ла. Плу­тарх сооб­ща­ет: он ожи­дал полу­чить назна­че­ние на руко­вод­ство вой­ной, а неожи­дан­но для себя и для всех вытя­нул жре­бий стро­ить в горо­де храм (Пуб­ли­ко­ла. 14). Тит с.192 Ливий при­во­дит сле­дую­щий факт: В Риме в 194 году до н. э. в долж­но­сти всту­пи­ли два кон­су­ла и шесть пре­то­ров. Оба кон­су­ла в пред­вы­бор­ных речах высту­па­ли за объ­яв­ле­ние вой­ны Македо­нии и обе­ща­ли сра­зу же после назна­че­ния отпра­вить­ся вое­вать. Пре­то­ры же гото­ви­лись выпол­нять тра­ди­ци­он­ные функ­ции город­ских судей в Риме. Одна­ко все их пла­ны были пере­черк­ну­ты резуль­та­та­ми про­веден­ной сена­том сле­пой жере­бьев­ки по опре­де­ле­нию кру­га пол­но­мо­чий. В ито­ге, оба кон­су­ла оста­лись в Риме, четы­ре из шести пре­то­ров, к сво­е­му боль­шо­му удив­ле­нию, отпра­ви­лись с вой­ска­ми в про­вин­ции и лишь два ста­ли судья­ми (Исто­рия Рима. II. 34, 43). Впро­чем, несмот­ря на такую кру­тую лом­ку жиз­нен­ных пла­нов маги­ст­ра­тов, все они, в прин­ци­пе, со сво­и­ми зада­ча­ми спра­ви­лись и тем самым, по оцен­ке А. В. Махла­ю­ка, лиш­ний раз пока­за­ли все­му граж­дан­ству, что они гото­вы совер­шен­но ко все­му, а вла­сти совер­шен­но нече­го боять­ся: любое дело по пле­чу любо­му из граж­дан [232, с. 31—48].

Любо­пыт­но, что такой под­ход даже фик­си­ро­вал­ся в поли­ти­че­ском лек­си­коне. По мне­нию спе­ци­а­ли­ста по рим­ско­му пра­ву М. Бар­то­ше­ка, сло­во «избра­ние» маги­ст­ра­та, по-латы­ни «crea­tio», сво­им вто­рым смыс­лом име­ло «созда­ние», «сотво­ре­ние» [32, с. 93]. То есть маги­ст­ра­та как бы «дела­ли» из вче­раш­не­го рядо­во­го граж­да­ни­на, вре­мен­но пере­во­пло­ща­ясь в долж­ност­ное лицо, рим­ля­нин ста­но­вил­ся обла­да­те­лем всех необ­хо­ди­мых для его дея­тель­но­сти качеств. По наблюде­ни­ям А. В. Копте­ва и В. В. Демен­тье­вой, даже само поня­тие рим­ско­го «im­pe­rium» — «выс­шая воен­ная власть», озна­ча­ло не посто­ян­ные инди­виду­аль­ные чер­ты кон­крет­но­го долж­ност­но­го лица, а те каче­ства, кото­рые он про­явил нахо­дясь имен­но в долж­но­сти, имея от лица общи­ны спе­ци­аль­ные пол­но­мо­чия, нахо­дясь так ска­зать, «при испол­не­нии» [97, 98, с. 46—74, 172, с. 40—59]. Сдав пол­но­мо­чия маги­ст­ра­та инди­вид терял свой импе­ри­ум, пере­да­вал свою долж­ность как воз­мож­ность при­об­ре­сти этот титул сво­и­ми заслу­га­ми кому-то сле­дую­ще­му. И как отме­ча­ют Н. А. Маш­кин, С. Л. Утчен­ко и А. Б. Его­ров, толь­ко Юлий Цезарь, а вслед за ним Окта­виан Август, реши­лись на секу­ля­ри­за­цию поня­тия «im­pe­rium», сде­лав титул импе­ра­то­ра — «успеш­но­го», «победи­те­ля», сво­им лич­ным име­нем, лишив воз­мож­ность дру­гих попро­бо­вать власть на вкус [См.: 233, 361, 363, 114]. Отсюда мож­но согла­сить­ся с куль­ту­ро­ло­гом К. Кума­нец­ким, кото­рый отме­чал: «В поли­сах вре­мен рас­цве­та, во вре­мя избра­ния долж­ност­ных лиц по жре­бию, исхо­ди­ли из убеж­де­ния, что обя­зан­но­сти архон­та или стра­те­га может испол­нять любой граж­да­нин» [21, с. 94].

с.193 Для сохра­не­ния демо­кра­тии как нель­зя луч­ше под­хо­ди­ли испол­ни­те­ли имен­но неда­ле­кие и безы­ни­ци­а­тив­ные, неже­ли умные често­люб­цы, уме­ю­щие создать систе­му, неза­ви­си­мую от наро­да и более умную, неже­ли весь народ. И пото­му систе­ма сле­пой жере­бьев­ки была изо­бре­те­на как спо­соб откры­вать доро­гу в поли­ти­ку имен­но обыч­ным, сред­ним, часто негра­мот­ным граж­да­нам. Это может зву­чать пара­док­саль­но и, как отме­ча­ет О. Кры­шта­нов­ская, с совре­мен­ной точ­ки зре­ния, даже неле­по [192, с. 32—47], но при­слу­ша­ем­ся к мне­нию одно­го совре­мен­ни­ка этой систе­мы. Афи­ня­нин извест­ный нам как Псев­до-Ксе­но­фонт, опи­сы­вая прак­ти­ку избра­ния долж­ност­ных лиц жре­би­ем, заме­тил сле­дую­щее: «Афи­няне и те, кто при­дер­жи­ва­ет­ся подоб­ных же пра­вил, очень удач­но и ста­биль­но сохра­ня­ют тот строй, кото­рый кажет­ся ненор­маль­ным неко­то­рым дру­гим гре­кам» (Афин­ская поли­тия. I. 1).

Как видим, уже тогда дан­ная систе­ма, стра­хо­вав­шая демо­кра­тию от фак­то­ра уси­ле­ния роли вла­сто­лю­би­вой лич­но­сти, каза­лось какой-то части обще­ства ненор­маль­ной, ина­че гово­ря, пара­док­саль­ной. Уже тогда вызы­ва­ло удив­ле­ние то обсто­я­тель­ство, что демо­кра­ти­че­ские поли­сы при ней каким-то обра­зом дости­га­ли внут­рен­них и меж­ду­на­род­ных успе­хов. Одна­ко толь­ко внешне совер­шен­но оши­боч­ный выбор долж­ност­ных лиц по жре­бию не поз­во­лял воз­ник­нуть той тра­ди­ции, когда у вла­сти все вре­мя ока­зы­ва­лись бы люди имен­но гра­мот­ные и неза­у­ряд­ные. Сле­пая жере­бьев­ка все вре­мя раз­мы­ва­ла круг пред­при­им­чи­вых често­люб­цев, она если не отбра­сы­ва­ла их от вла­сти, то суще­ст­вен­но ослаб­ля­ла их ряды, не поз­во­ля­ла кон­цен­три­ро­вать­ся вокруг вла­сти, пре­вра­щать­ся на этой соци­аль­ной осно­ве в пра­вя­щее сосло­вие. Ибо вла­сти при­ми­тив­ной, обще­употре­би­тель­ной, обы­ден­ной про­сто апри­о­ри были не нуж­ны те, кто гор­дил­ся сво­им умом и спо­соб­но­стя­ми. Сам уклад жиз­ни и вла­сти поз­во­лял огра­ни­чи­вать­ся необ­ра­зо­ван­ны­ми и при­ми­тив­но мыс­ля­щи­ми, но зато вер­ны­ми тому строю, что поз­во­ля­ло им чув­ст­во­вать себя мак­си­маль­но ком­форт­ным обра­зом и стра­хо­ва­ло демо­кра­ти­че­ский строй от пере­во­ротов.

Напом­ним, что в поли­сах перед демо­кра­ти­че­ски­ми сила­ми сто­я­ла зада­ча не толь­ко уни­что­жить поли­ти­че­ское гос­под­ство ари­сто­кра­тии уже име­ю­щей­ся, но и не допу­стить воз­ник­но­ве­ния новой эли­ты, ком­плек­ту­ю­щей­ся уже из бога­той или амби­ци­оз­ной вер­хуш­ки демо­са. Так И. Е. Сури­ков в виде тен­ден­ции отме­ча­ет фор­ми­ро­ва­ние такой новой демо­кра­ти­че­ской эли­ты — «демо­тев­тов», кото­рая была ничуть не луч­ше ари­сто­кра­тии пред­ше­ст­ву­ю­щей [340, с. 15—33]. Выяв­ле­ние дан­ной тен­ден­ции в поли­сах пол­но­стью укла­ды­ва­ет­ся в выяв­лен­ный еще В. Паре­то, Г. Мос­кой и с.194 Р. Михель­со­ном общий про­цесс «депро­ле­та­ри­за­ции» и «анти­де­мо­кра­ти­за­ции» когда-то даже очень демо­кра­тич­ной эли­ты. При­чем, такие совре­мен­ный спе­ци­а­ли­сты как М. И. Кодин вновь под­твер­жда­ют дан­ное явле­ние как обще­ис­то­ри­че­скую зако­но­мер­ность эво­лю­ции эли­ты [164, с. 127—130]. Види­мо, отда­вая себе в этом отчет, полис­ное обще­ство созна­тель­но пошло на доволь­но опас­ный, с нашей точ­ки зре­ния, экс­пе­ри­мент, когда и сами зада­чи вла­сти и харак­тер ее дея­тель­но­сти мак­си­маль­но упро­ща­лись, ста­но­ви­лись доступ­ным для исполь­зо­ва­ния ее чело­ве­ком более чем сред­не­го мыс­ли­тель­но­го и воле­во­го потен­ци­а­ла, кото­рый бы не сумел создать вокруг поли­ти­че­ской вла­сти такой мощ­ный заслон, что поме­шал бы обще­ству осу­ществлять за ней эффек­тив­ный кон­троль. Так пре­се­ка­лась тен­ден­ция, харак­тер­ная для поли­ти­че­ской куль­ту­ры совре­мен­ных демо­кра­тий, когда за хоро­шим поли­ти­ком, в обще­ст­вен­ном созна­нии дол­жен был сле­до­вать луч­ший, а не «такой же», по сути «сред­ний». А само раз­ви­тие этой тен­ден­ции услож­ня­ет доступ к вла­сти и она посте­пен­но теря­ет свою демо­кра­тич­ность, как отме­ча­ет В. Л. Рим­ский, ста­но­вит­ся само­до­ста­точ­ной, свя­зан­ной с обще­ст­вом уже не пото­му, что она его обслу­жи­ва­ет, а за его счет пита­ет­ся [298, с. 65—85].

Пред­став­ля­ет­ся, что сле­пая жере­бьев­ка, став­шая нор­мой при наде­ле­нии пол­но­мо­чи­я­ми в боль­шей части демо­кра­ти­че­ских поли­сов, явля­ясь частью поли­ти­че­ской куль­ту­ры, долж­на была упро­щать власть и пока­зы­вать наро­ду, что тре­бо­ва­ния к одним долж­но­сти в поли­сах прак­ти­че­ски ничем не отли­ча­лись от тре­бо­ва­ний к дру­гим, бла­го­да­ря чему меж­ду лини­я­ми управ­лен­цев не выст­ра­и­ва­лось той опас­ной власт­ной иерар­хии, при кото­рой нару­ша­лось соци­аль­ное равен­ство. Более того: долж­ность, куда попа­да­ли жере­бьев­кой, не дава­ла осо­бо­го ува­же­ния и авто­ри­те­та в кол­лек­ти­ве, где зав­тра пра­ви­те­ля мог сме­нить любой. Дей­ст­ви­тель­но: Суть демо­кра­ти­че­ской вла­сти, по обще­му убеж­де­нию, в этом смыс­ле прин­ци­пи­аль­но не отли­ча­лась от выпол­не­ния обыч­ных част­ных хозяй­ст­вен­ных дел. А круг людей, допу­щен­ных к вла­сти, состо­ял из людей потен­ци­аль­но гото­вых, ввиду про­стоты и типич­но­сти государ­ст­вен­ных дел, к успеш­но­му их выпол­не­нию.

Дан­ная чер­та поли­ти­че­ской куль­ту­ры, кото­рую мож­но опре­де­лить как обще­употре­би­тель­ность вла­сти, кото­рая уже не дела­ла власть — выс­шей цен­но­стью, была свя­за­на, если гово­рить о соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских при­чи­нах, конеч­но, со срав­ни­тель­но при­ми­тив­ным хозяй­ст­вен­ным и поли­ти­че­ским укла­дом антич­ных общин, когда обще­го­род­ское хозяй­ство сред­не­го поли­са толь­ко коли­че­ст­вен­но, но не каче­ст­вен­но отли­ча­лось, ска­жем, от усадь­бы с.195 сред­не­го граж­да­ни­на. Кон­ста­ти­руя, что рацио­наль­ность гре­че­ско­го искус­ства появ­ля­ет­ся еще в ран­нем, так назы­вае­мом «гео­мет­ри­че­ском», пери­о­де, когда раз­ви­ва­ет­ся зем­леде­лие и сосуды рас­пи­сы­ва­ют­ся одно­слож­ны­ми, чет­ки­ми, часто повто­ря­ю­щи­ми­ся поло­са­ми, выдер­жан­ны­ми в еди­ном рит­ме, куль­ту­ро­лог Д. Хайнс делал вывод о том, что дан­ный стиль в искус­стве отра­жал антич­ные пред­став­ле­ния о мире как о сово­куп­но­сти ариф­ме­ти­че­ски неслож­ных эле­мен­тов. Про­стота устрой­ства выра­жен­но­го таким обра­зом миро­зда­ния, по сло­вам Хайн­са, созда­ет воз­мож­ность для чело­ве­ка пони­ма­ния мира, осо­зна­ния сво­ей неза­ви­си­мо­сти от него и поня­тия идеи сво­бо­ды как тако­вой, то есть на уровне абстракт­но­го фило­соф­ско­го поня­тия [454, p. 8—9].

Что каса­ет­ся соци­аль­ной состав­ля­ю­щей про­стоты в пони­ма­нии вла­сти в обще­ст­вен­ном созна­нии, то, как гово­ри­лось выше, при­чи­на это­го кры­лась в соци­аль­ной победе демо­са, в том чис­ле и соци­аль­ном воз­вы­ше­нии его доста­точ­но про­сто­го по сво­ей сути мыш­ле­ния. [См.: 435, p. 57, 90, 100, с. 321, 100]. П. Родес и Д. Левис удив­ля­лись необык­но­вен­ной про­сто­те язы­ка и реше­ний, при­ня­тых в виде декре­тов на афин­ской Аго­ре [479, p. 13—28], забы­вая, что сим­вол демо­са — Народ­ное собра­ние — по сути дела, орга­ни­зо­ван­ная тол­па. Спе­ци­а­лист по пси­хо­ло­гии масс Густав Лебон отме­чал: «Все идеи в тол­пе упро­ща­ют­ся… Люди в тол­пе стре­мят­ся к сгла­жи­ва­нию умст­вен­ных раз­ли­чий… В тол­пе люди все­гда срав­ни­ва­ют­ся, и если дело каса­ет­ся общих вопро­сов, то пода­ча голо­сов соро­ка ака­де­ми­ков ока­жет­ся нисколь­ко не луч­ше пода­чи голо­сов соро­ка водо­но­сов» [См.: 206, с. 157, 235, с. 15—33, 238, с. 161—164]. И хотя К. Ясперс про­ти­во­по­став­ля­ет народ и мас­су, ука­зы­вая что мас­са не обла­да­ет само­со­зна­ни­ем, она лише­на каких-то отли­чи­тель­ных свойств и тра­ди­ций, явля­ет­ся лишь объ­ек­том про­па­ган­ды и вну­ше­ния, живет на самом низ­ком уровне позна­ния [426, с. 192], с нашей точ­ки зре­ния, мас­са — это все-таки такое одно из вре­мен­ных состо­я­ний наро­да, кото­рое пери­о­ди­че­ски необ­хо­ди­мо ему для его кол­лек­тив­но­го выжи­ва­ния. И пото­му реше­ния при­ни­мае­мые мас­сой, имея иную логи­ку и куль­ту­ру поведе­ния, чем у всех состав­ля­ю­щих ее инди­видов в обыч­ное вре­мя, тем не менее, неред­ко при­ни­ма­ет пра­виль­ные реше­ния, во вся­ком слу­чае, пра­виль­ные для себя.

Поэто­му, согла­ша­ясь с Г. Лебо­ном, сле­ду­ет отме­тить, что имен­но мне­ние о том, что в сфе­ре вла­сти совер­шен­но все граж­дане рав­ны, тож­де­ст­вен­ны, по сути, оди­на­ко­вы, ста­но­ви­лось в демо­кра­ти­че­ских поли­сах осно­ва­ни­ем для того, чтобы решать любой государ­ст­вен­ный вопрос имен­но боль­шин­ст­вом голо­сов, без уче­та мне­ния спе­ци­а­ли­стов, к кото­рым граж­дан­ства при­бе­га­ли с.196 толь­ко в исклю­чи­тель­но ред­ких слу­ча­ях, типа назна­че­ния государ­ст­вен­ных вра­чей или корм­чих-шки­пе­ров на бое­вые кораб­ли. Поэто­му Фукидид с гру­стью отме­чал: «Поли­сы стра­да­ют от того, что знаю­щие боят­ся попасть под нака­за­ние, и пото­му луч­шие совет­ни­ки мол­чат» (Исто­рия. III. 42). А афин­ский ритор Исо­крат сокру­шал­ся по пово­ду того, что «народ, когда обсуж­да­ет свои лич­ные вопро­сы, ищет совет­ни­ков более разум­ных, а на Народ­ном собра­нии им не дове­ря­ет и даже враж­де­бен» (О мире. 13).

Пока­зы­вая дан­ную спе­ци­фи­ку антич­ной демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры на кон­тра­сте, мож­но при­ве­сти ворч­ли­вое выска­зы­ва­ние афин­ских ста­ри­ков, пом­нив­ших еще доде­мо­кра­ти­че­ский пери­од, сохра­нен­ное в комедии Евпо­лида: «Мы, ста­ри­ки, не так преж­де жили: во-пер­вых, у нас в горо­де стра­те­ги были из самых важ­ных домов, пер­вые по богат­ству и роду, кото­рым мы моли­лись как богам — они и были таки­ми — так что мы жили в без­опас­но­сти. А теперь, когда при­дет­ся, мы пред­при­ни­ма­ем похо­ды, выби­рая в стра­те­ги вся­кую дрянь, кого преж­де не выбра­ли бы даже в над­смотр­щи­ки за вином» (Комедии. Фраг­мен­ты. 17, 205). Эли­ан доно­сит до нас еще два любо­пыт­ных свиде­тель­ства оппо­зи­ции, народ­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ре и убеж­де­нию в пра­виль­но­сти имен­но кол­лек­тив­но­го при­ня­тия реше­ния. Вот эпи­зод № 1: «Рас­ска­зы­ва­ют, что гим­наст Гип­по­мах одна­жды, когда его уче­ник вызвал в тол­пе зри­те­лей вос­тор­жен­ные кри­ки, уда­рил его посо­хом и ска­зал: “Ты борол­ся пло­хо и сде­лал все не как сле­ду­ет; пока­жи ты насто­я­щее искус­ство — тебя бы здесь никто не похва­лил”. Гип­по­мах наме­кал на то, что масте­ра сво­его дела долж­ны ждать не одоб­ре­ния тол­пы, а толь­ко истин­ных зна­то­ков» (Пест­рые рас­ска­зы. II. 6). В эпи­зо­де № 2 рас­ска­зы­ва­ет­ся: «Скуль­п­тор Поли­клет изва­ял две ста­туи, изо­бра­жаю­щие одно и то же; одну по вку­су тол­пы, дру­гую по зако­нам искус­ства. Первую в уго­ду тол­пы он созда­вал так: по жела­нию вся­ко­го, кто к нему при­хо­дил, Поли­к­лит послуш­но делал изме­не­ния и поправ­ки. Нако­нец он выста­вил обе ста­туи. Одна вызва­ла общее одоб­ре­ние, дру­гая была осме­я­на. Тогда Поли­клет ска­зал граж­да­нам: “Ста­туя, кото­рую вы руга­е­те, изва­я­ли вы, а ту, кото­рой вос­хи­ща­е­тесь, — я”» (Пест­рые рас­ска­зы. XIV. 8). Согла­ша­ясь в свя­зи с этим с В. М. Рози­ным в том, что те явле­ния, тра­ди­ции и цен­но­сти, что име­ли место в поли­ти­че­ской куль­ту­ре, обя­за­тель­но осмыс­ли­ва­ют­ся и в куль­ту­ре в целом [302, с. 87—103], мы пред­по­ла­га­ем, что куль­ту­ра и поли­ти­че­ская куль­ту­ра вза­и­мо­дей­ст­ву­ют как сооб­щаю­щи­е­ся сосуды: поли­ти­че­ская куль­ту­ра стре­мит­ся выра­зить себя в общей куль­ту­ре обще­ства, а общая куль­ту­ра не толь­ко созда­ет, но и вли­я­ет на куль­ту­ру поли­ти­че­скую.

с.197 Пря­мая кри­ти­ка прак­ти­ки упро­щаю­щей поли­ти­че­ский про­цесс жере­бьев­ки зву­чит и у Сокра­та, кри­ти­ко­вав­ше­го, по сло­вам его обви­ни­те­лей, уста­нов­лен­ные зако­ны и по дан­ным Ксе­но­фон­та, заяв­ляв­ше­го: «Глу­по долж­ност­ных лиц в государ­стве выби­рать посред­ст­вом бобов, тогда как никто не хочет иметь выбран­но­го боба­ми руле­во­го, плот­ни­ка, флей­ти­ста или испол­ня­ю­ще­го дру­гую подоб­ную работу, ошиб­ки в кото­рой при­но­сят гораздо мень­ше вреда, чем ошиб­ки в государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти». Подоб­ные речи, утвер­ждал обви­ни­тель, воз­буж­да­ют в моло­де­жи пре­зре­ние к уста­нов­лен­но­му государ­ст­вен­но­му строю и склон­ность к насиль­ст­вен­ным дей­ст­ви­ям (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. I. 2, 9).

Посколь­ку же боль­шин­ство граж­дан нико­гда не смо­жет разом овла­деть каки­ми-то новы­ми спо­со­ба­ми и тех­но­ло­ги­я­ми управ­ле­ния, а нера­вен­ство в вопро­се овла­де­ния новиз­ной авто­ма­ти­че­ски раз­ру­ша­ло полис­ное позд­не­ро­до­вое равен­ство, в полис­ной демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ре (после завер­ше­ния пери­о­да реформ) прин­ци­пи­аль­но фик­си­ро­ва­лась опас­ность вся­кой новиз­ны, ука­зы­ва­лось на необ­хо­ди­мость борь­бы с услож­не­ни­ем поли­ти­че­ских про­цедур. Это зву­чит у любим­ца афин­ско­го демо­са, комедио­гра­фа Ари­сто­фа­на, точ­но отра­жав­ше­го мас­со­вые обще­ст­вен­ные настро­е­ния [229, с. 5—30]. Геро­и­ни Ари­сто­фа­на, ими­ти­руя заседа­ние афин­ско­го Народ­но­го собра­ния, алле­го­ри­че­ски кри­ти­ку­ют стрем­ле­ние отдель­ных граж­дан к новизне в поли­ти­ке. И свою гораздо боль­шую, неже­ли у муж­чин, при­год­ность к управ­ле­нию, они обос­но­вы­ва­ют как раз тем, что они совер­шен­но не стре­мят­ся ниче­го менять:

Здесь то, о чем мы гово­ри­ли выше, фигу­ри­ру­ет в самой недву­смыс­лен­ной фор­ме: Зем­ля афин­ская будет цве­сти толь­ко в том слу­чае, если никто не стре­мит­ся к новизне, дей­ст­вуя толь­ко в рам­ках тра­ди­ции. Новиз­на, то есть вся­кое услож­не­ние вла­сти, гибель­на для все­го полис­но­го демо­кра­ти­че­ско­го обще­ства в целом. И пото­му мож­но уве­рен­но утвер­ждать, что полис­ная демо­кра­ти­че­ская власть ста­но­ви­лась в этой ситу­а­ции одним из самых кон­сер­ва­тив­ных эле­мен­тов полис­но­го устрой­ства, а соот­вет­ст­ву­ю­щая ей поли­ти­че­ская куль­ту­ра — так­же не менее, а то и более, кон­сер­ва­тив­ной.

с.198 Таким обра­зом, нам сле­ду­ет отда­вать себе отчет в том, что демо­кра­ти­че­ское обще­ство не все­гда может быть раз­ви­ваю­щим­ся и обла­дать пол­ной сво­бо­дой раз­мыш­ле­ний на любые темы. В этой свя­зи мы не соглас­ны с пози­ци­ей Г. И. Муси­хи­на о том, что поли­ти­че­ский плю­ра­лизм — важ­ней­шее усло­вие граж­дан­ской сво­бо­ды [248, с. 42—61]. Ско­рее прав А. П. Наза­ре­тян, отме­чаю­щий, что агрес­сив­ность одних поли­ти­че­ских куль­тур по отно­ше­нию к дру­гим — един­ст­вен­но воз­мож­ный спо­соб их выжи­ва­ния в мире ост­рой кон­ку­рен­ции и кри­зи­сов [250, с. 54—92]. И то, что в Новое и Новей­шее вре­мя рефор­мы в сфе­ре управ­ле­ния ста­но­вят­ся при­выч­ным делом, а власть в раз­ви­тых демо­кра­ти­че­ских стра­нах явля­ет­ся дина­ми­че­ской силой, заин­те­ре­со­ван­ной в обще­ст­вен­ном про­грес­се, — все это наше зна­ние не все­гда пол­но­стью при­ме­ни­мо для пони­ма­ния тех про­цес­сов, что име­ли место в аго­наль­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ре в антич­ных демо­кра­ти­че­ских поли­сах. При этом у нас нет осно­ва­ний счи­тать, что борь­ба с ново­введе­ни­я­ми в управ­ле­нии поли­са была при­ме­ром чисто­го и ничем не обос­но­ван­но­го ретро­град­ства. Тот же совре­мен­ник Ари­сто­фа­на Фукидид, раз­мыш­ляя на эту тему, при­шел к тако­му выво­ду: «Как в искус­ствах, так и в поли­ти­ке, новое все рав­но воз­об­ла­да­ет над ста­рым. В спо­кой­ные вре­ме­на луч­ше не изме­нять суще­ст­ву­ю­щих поряд­ков и обы­ча­ев. Но когда при изме­нив­ших­ся обсто­я­тель­ствах неиз­беж­но воз­ни­ка­ют и новые зада­чи, тре­бу­ют­ся пре­об­ра­зо­ва­ния» (Исто­рия. I. 71, 3).

Борясь с опас­но­стью «поли­ти­че­ской новиз­ны», как (по С. Б. Луг­ви­ну) с осно­вой для услож­не­ния вла­сти и ее бюро­кра­ти­за­ции [217, с. 102—115], демо­кра­ти­че­ские поли­сы «рас­т­во­ря­ли» власть пер­со­наль­ную в кол­лек­тив­ной. Ари­сто­тель писал: «Вла­стью в поли­сах явля­ет­ся не член суда, не член ни одно­го собра­ния, но толь­ко суд, Совет и Народ­ное собра­ние в целом (выде­ле­но нами — прим. авто­ра). Так что народ­ная мас­са с пол­ным пра­вом име­ет в сво­их руках вер­хов­ную власть над все­ми наи­бо­лее важ­ны­ми дела­ми. Таким обра­зом, пра­виль­ное зако­но­да­тель­ство долж­но быть вер­хов­ной вла­стью, а долж­ност­ные лица долж­ны иметь решаю­щее зна­че­ние толь­ко в тех слу­ча­ях, когда зако­ны не могут дать опре­де­лен­ный ответ, так как вооб­ще нелег­ко дать опре­де­лен­ные уста­нов­ки каса­тель­но всех слу­ча­ев» (Поли­ти­ка. III. 6, 12—13, 1282). Мы видим, что долж­ност­ные лица в обыч­ное вре­мя вла­стью не обла­да­ют. Они лишь покор­ные испол­ни­те­ли воли зако­но­да­те­лей. Фак­ти­че­ски они не пра­ви­те­ли, они лишь рас­по­ряди­те­ли. При­чем и в самих зако­но­да­тель­ных орга­нах вла­стью обла­да­ют не отдель­ные зако­но­да­те­ли, а толь­ко весь орган в целом.

Таким обра­зом, мож­но согла­сить­ся с мне­ни­ем иссле­до­ва­тель­ни­цы Н. Н. Тру­хи­ной, что «полис­ное равен­ство заклю­ча­лось в с.199 под­чи­не­нии испол­ни­тель­ной вла­сти выс­ше­му авто­ри­те­ту Народ­но­го собра­ния, кото­рый бази­ро­вал­ся на исклю­чи­тель­ном пра­ве наро­да назна­чать носи­те­лей пуб­лич­ной вла­сти и утвер­ждать обще­го­судар­ст­вен­ные зако­ны, регу­ли­ру­ю­щие ее дея­тель­ность» [351, с. 23]. Но, с нашей точ­ки зре­ния, таким обра­зом отме­ча­ет­ся лишь тех­ни­че­ская осо­бен­ность устрой­ства полис­ной демо­кра­ти­че­ской вла­сти, без ана­ли­за это­го отра­же­ния в поли­ти­че­ской куль­ту­ре. По наше­му мне­нию, доми­ни­ро­ва­ние в демо­кра­ти­че­ских поли­сах имен­но зако­но­да­тель­ных орга­нов вла­сти одно­вре­мен­но гово­ри­ло и о дру­гом прин­ци­пе поли­ти­че­ско­го мыш­ле­ния, о еще одном мало иссле­до­ван­ном до сих пор аспек­те поли­ти­че­ской куль­ту­ры —центр полис­ной вла­сти лежал имен­но там, в демо­се, в тол­пе, где любые реше­ния ниве­ли­ро­ва­лись, при­ми­ти­ви­зи­ро­ва­лись, упро­ща­лись. Отсюда, в поли­ти­че­скую куль­ту­ру вошла уста­нов­ка на то, что, осу­ществляя ново­введе­ния в сфе­ре управ­ле­ния, граж­дан­ское обще­ство про­во­ди­ло их толь­ко в сто­ро­ну мак­си­маль­но­го упро­ще­ния вла­сти, низ­веде­ния ее на все более низ­кий уро­вень, под­го­няя под уро­вень мало­гра­мот­но­го боль­шин­ства, избе­гая необ­хо­ди­мо­сти повы­ше­ния ком­пе­тен­ции поли­ти­ков. Обла­да­ние ей «как тако­вой», таким обра­зом, не ста­но­ви­лось в куль­ту­ре обще­ства пред­ме­том для осо­бой гор­до­сти, не дела­ло власть обще­ст­вен­ной цен­но­стью, цен­но­стью куль­ту­ры. Это лейт­мо­ти­вом зву­чит во мно­же­стве антич­ных притч, когда в про­ти­во­вес царям и тира­нам, счи­таю­щим, что счаст­ли­вы имен­но они, народ­ная мол­ва и муд­ре­цы назы­ва­ют счаст­ли­вы­ми все-таки имен­но про­стых граж­дан, достой­но про­жив­ших свою жизнь, вырас­тив­ших детей и испол­нив­ших свой долг перед род­ным поли­сом [См.: 456, 410, с. 5—15].

Власть, тем более высо­кая власть, с этой точ­ки зре­ния пере­ста­ва­ла быть в обще­ст­вен­ном созна­нии самой высо­кой цен­но­стью, кото­рой мож­но достиг­нуть в жиз­ни. Ведь достиг­нуть ее в демо­кра­ти­че­ских поли­сах мож­но было, совер­шен­но не при­ла­гая ника­ких уси­лий. Огра­ни­чен­ность кол­лек­ти­ва, воз­раст­ной ценз, годич­ность вла­сти и сле­пая жере­бьев­ка, при нали­чии сколь­ко-нибудь замет­ной граж­дан­ской актив­но­сти, рано или позд­но, дела­ли каж­до­го замет­ным полис­ным чинов­ни­ком. Соци­аль­ные усло­вия искус­ст­вен­но­го граж­дан­ско­го равен­ства дела­ли в поли­ти­че­ской куль­ту­ре обла­да­ние вла­стью лишь одним из мно­же­ства спо­со­бов при­не­сти поль­зу сво­е­му поли­су.

Победив­ший в борь­бе с моно­по­ли­стом на власть — арха­и­че­ской ари­сто­кра­ти­ей, антич­ный демос пря­мо и совер­шен­но осо­знан­но пре­пят­ст­во­вал тому, что власть ста­но­ви­лась вер­ши­ной вер­шин в шка­ле обще­ст­вен­ных цен­но­стей. Власть была настоль­ко раз­мы­та и впи­са­на в систе­му обще­граж­дан­ских доб­ле­стей, а поли­ти­че­ская с.200 куль­ту­ра — в куль­ту­ру обще­граж­дан­скую, что такое ее поло­же­ние пря­мо пре­пят­ст­во­ва­ло созда­нию в пери­од рас­цве­та высо­кой ее цен­но­сти. Сле­ду­ет согла­сить­ся с таки­ми спе­ци­а­ли­ста­ми по антич­ной куль­ту­ре как С. Л. Утчен­ко и Г. С. Кна­бе, что обла­да­ние в поли­сах поли­ти­че­ской вла­стью ста­но­ви­лось лишь одним из мно­гих эле­мен­тов в кон­струк­ции граж­дан­ско­го созна­ния, сопо­ста­ви­мым с полу­че­ни­ем долж­но­го обще­граж­дан­ско­го обра­зо­ва­ния, служ­бой в армии, вер­но­стью полис­ным рели­ги­оз­ным нор­мам и так далее и так далее [См.: 362, с. 30—47, 363, 163]. Поли­ти­че­ский чело­век антич­но­сти, преж­де все­го так назы­вае­мо­го «допла­то­нов­ско­го пери­о­да», с нашей точ­ки зре­ния, не выде­лял­ся из граж­да­ни­на вооб­ще.

Оцен­ка чело­ве­ка в куль­ту­ре в свя­зи с обла­да­ни­ем им вла­стью, соглас­но ана­ли­зу дан­ных антич­ной эпи­гра­фи­ки, про­из­веден­ной Е. В. Федо­ро­вой [364, с. 102—121] появ­ля­ет­ся, толь­ко в пери­од кри­зи­са поли­са. Типич­ной толь­ко для это­го пери­о­да, мож­но при­знать оцен­ку, дан­ную Юлию Цеза­рю исто­ри­ком Аппи­а­ном. По его сло­вам, после его смер­ти, народ опла­ки­вал убий­ство дик­та­то­ра на том осно­ва­нии, что «…он был настро­ен вполне демо­кра­ти­че­ски и уже при­об­рел боль­шой опыт в управ­ле­нии» (Граж­дан­ские вой­ны. I. 4). В куль­ту­ре допла­то­нов­ской это было попро­сту невоз­мож­но.

Дроб­ле­ние вла­сти и рас­чле­не­ние ее на мел­кие разо­вые пору­че­ния, что спо­соб­ст­во­ва­ло ее общедо­ступ­но­сти и обще­употре­би­тель­но­сти, льсти­ло само­лю­бию сред­не­го полис­но­го граж­да­ни­на. При­ми­ти­ви­за­цию, созна­тель­ное упро­ще­ние вла­сти и поли­ти­че­ской куль­ту­ры, фак­ти­че­ски мож­но счи­тать как одной из важ­ней­ших целей демо­са в про­цес­се его борь­бы с ари­сто­кра­ти­ей, так и пря­мым след­ст­ви­ем дости­же­ния победы в ней. Как отме­чал Карл Ман­хейм, «…толь­ко общая демо­кра­ти­за­ция, а не про­сто соци­аль­ное про­дви­же­ние, пусть даже и очень зна­чи­тель­ное, отдель­ных лиц, может при­ве­сти к тому, что воз­вы­ше­ние низ­ших сло­ев повле­чет за собой обще­ст­вен­ное при­зна­ние их мыш­ле­ния» [226, с. 13]. Поэто­му, по сло­вам Ари­сто­те­ля, в поли­сах, стре­мя­щих­ся к дей­ст­ви­тель­но­му граж­дан­ско­му равен­ству, «…при заме­ще­нии боль­шей части государ­ст­вен­ных долж­но­стей меж­ду людь­ми пра­вя­щи­ми и под­чи­нен­ны­ми соблюда­ет­ся оче­ред­ность — ведь и те, и дру­гие стре­мят­ся к равен­ству и устра­не­нию всех раз­ли­чий» (Поли­ти­ка. V. 1259 В). Вот это самое «стрем­ле­нию к равен­ству и устра­не­нию всех раз­ли­чий меж­ду людь­ми» с нашей точ­ки зре­ния явля­лось глав­ной зада­чей созда­ния такой осо­бой антич­ной демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры, когда даже сама поли­ти­че­ская куль­ту­ра не долж­на была выпя­чи­вать­ся, выде­лять­ся из общей куль­ту­ры обще­ства. Ведь устра­не­ние всех раз­ли­чий, во вла­сти, соглас­но М. Ман­ну, явля­лось меха­низ­мом пред­от­вра­ще­ния с.201 рас­ко­ла граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва и по все­му пере­ч­ню иных кри­те­ри­ев нера­вен­ства, начи­ная от иму­ще­ст­вен­но­го и закан­чи­вая сослов­ным. [465].

Анти­те­зой мыш­ле­ния демо­са в антич­ную эпо­ху было мыш­ле­ние ари­сто­кра­ти­че­ское и тира­ни­че­ское. И пото­му созда­ние мас­со­во­го убеж­де­ния в общедо­ступ­но­сти, при­ми­тив­но­сти антич­ной полис­ной вла­сти надо рас­смат­ри­вать исклю­чи­тель­но в соци­аль­ном кон­тек­сте победы демо­са над ари­сто­кра­ти­ей и оли­гар­хи­ей в ходе демо­кра­ти­че­ских соци­аль­ных пре­об­ра­зо­ва­ний, когда аго­наль­ность, по спра­вед­ли­во­му наблюде­нию А. И. Зай­це­ва, изна­чаль­но явля­ясь заба­вой ари­сто­кра­тов, в резуль­та­те демо­кра­ти­че­ских реформ не ста­ла тро­фе­ем, новой куль­тур­ной цен­но­стью уже все­го граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва [123, с. 33—70]. И это, кста­ти ска­зать, нахо­дит мно­же­ство парал­ле­лей и в совре­мен­ной куль­ту­ре, когда когда-то такие ари­сто­кра­ти­че­ские виды дея­тель­но­сти как охота на лис, поло, гольф, покер, пре­фе­ранс и т. д., посте­пен­но вошли в общую куль­ту­ру, ста­ли ее частью.

Итак, мы видим, что в тече­ние все­го пери­о­да рас­цве­та полис­но­го строя поли­ти­ки-серед­ня­ки, нор­маль­но справ­ля­ясь с типо­вы­ми, одно­род­ны­ми, одно­об­раз­ны­ми управ­лен­че­ски­ми зада­ча­ми, в ито­ге так и не вно­си­ли осо­бой слож­но­сти и тайн в сфе­ру демо­кра­ти­че­ско­го управ­ле­ния. Это стра­хо­ва­ло обще­ство от созда­ния ими устой­чи­вых и само­до­вле­ю­щих поли­ти­че­ских систем, а так­же обес­пе­чи­ва­ло отно­си­тель­но лег­кую сме­ну управ­лен­цев, когда вся­кий, даже впер­вые избран­ный маги­ст­рат, в тече­ние корот­ко­го вре­ме­ни мог быст­ро вой­ти в рабо­чий режим, обес­пе­чи­вая, таким обра­зом, бес­пре­рыв­ный и лег­ко кон­тро­ли­ру­е­мый обще­ст­вом харак­тер вла­сти. Вла­сти не уда­ва­лось дли­тель­ное вре­мя кон­цен­три­ро­вать у себя в руках скры­тую от обще­ства соци­аль­но важ­ную инфор­ма­цию, явля­ю­щу­ю­ся клю­че­вой для управ­ле­ния обще­ст­вом. Власть в ито­ге оста­ва­лась про­стой, понят­ной и пото­му лег­ко­до­ступ­ной, что вку­пе с ее отчет­но­стью перед наро­дом и обес­пе­чи­ва­ло ей демо­кра­тич­ность. В резуль­та­те это­го, вокруг вла­сти так и не созда­ва­лось сво­ей осо­бен­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ры. Широта досту­па к ней про­стых, но зато вер­ных строю граж­дан, меша­ла созда­нию поли­ти­че­ской эли­ты и ее осо­бо­го миро­воз­зре­ния.

Таким обра­зом, отме­чая про­стоту само­го устрой­ства полис­ной поли­ти­че­ской вла­сти и цен­но­стей ее поли­ти­че­ской куль­ту­ры, срав­ни­тель­но невы­со­кие обще­ст­вен­ные тре­бо­ва­ния к уров­ню ее сред­не­го носи­те­ля — антич­но­го демо­кра­ти­че­ско­го «поли­ти­че­ско­го чело­ве­ка», мож­но пря­мо гово­рить, что это носи­ло явно искус­ст­вен­ный харак­тер, созна­тель­но при­дан­ный вла­сти широ­ки­ми сло­я­ми демо­са в резуль­та­те соци­аль­ной победы, одер­жан­ной над с.202 поли­ти­че­ской эли­той ари­сто­кра­ти­че­ско­го, оли­гар­хи­че­ско­го или тира­ни­че­ско­го про­ис­хож­де­ния. В ито­ге, поли­ти­че­ская жизнь в поли­сах так и не ста­ла спе­ци­аль­но выде­лен­ной обла­стью, с осо­бой куль­ту­рой. И пото­му С. Л. Утчен­ко прав, отме­чая, что у рим­лян не суще­ст­во­ва­ло спе­ци­аль­ной поли­ти­че­ской тер­ми­но­ло­гии и в этом не было нуж­ды, так как для рим­ско­го обще­ст­вен­но­го созна­ния каче­ства поли­ти­че­ско­го дея­те­ля, поли­ти­ка все­гда сли­ва­лись с обще­че­ло­ве­че­ски­ми, мораль­ны­ми и опре­де­ля­лись через них» [363, с. 64—65].

В поли­ти­че­ской куль­ту­ре обще­ства власть из неко­е­го «лако­мо­го кус­ка», соблаз­на для често­люб­ца и коры­сто­люб­ца была, по сути, пре­вра­ще­на в осо­бо­го рода граж­дан­скую повин­ность, «отра­бот­ку», ана­ло­гич­ную той, когда, кро­ме про­пол­ки сво­его ого­ро­да, каж­до­му пол­но­прав­но­му граж­да­ни­ну сле­до­ва­ло какое-то вре­мя про­па­лы­вать еще и обще­ст­вен­ное поле. Толь­ко исхо­дя из такой поли­ти­че­ской куль­ту­ры ста­но­вит­ся понят­но, поче­му, когда во вре­ме­на Перик­ла на одном из пиров софист Кри­то­лай выска­зал мысль, что государ­ст­вен­ный муж дол­жен зани­мать­ся лишь наи­важ­ней­ши­ми дела­ми, по сооб­ще­нию Плу­тар­ха, его собе­сед­ни­ки искренне уди­ви­лись тако­му взгляду на поли­ти­ку и поли­ти­че­скую карье­ру, ведь, по мне­нию при­сут­ст­ву­ю­щих, любой управ­ле­нец доло­жен был быть чело­ве­ком уни­вер­саль­ным, спо­соб­ным зани­мать­ся чем угод­но и полу­чать от это­го и лич­ное удо­воль­ст­вие и обще­ст­вен­ное ува­же­ние (Настав­ле­ния по управ­ле­нию государ­ст­вом. 15 Д).

Отсюда мы видим, что в поли­ти­че­ской куль­ту­ре антич­ных демо­кра­тий иде­а­лом антич­но­го поли­ти­ка и управ­лен­ца был ско­рее весь­ма сред­ний по сво­им умст­вен­ным и воле­вым спо­соб­но­стям, а не высо­ко­ода­рен­ный, твор­че­ский и тще­слав­ный чело­век, совер­шен­но ничем не отли­чаю­щий­ся от обыч­но­го рядо­во­го граж­да­ни­на. Это было объ­ек­тив­но свя­за­но с тем, что толь­ко при исполь­зо­ва­нии вла­сти таки­ми людь­ми она сохра­ня­ла столь жиз­нен­но важ­ную для демо­кра­ти­че­ско­го поли­са про­стоту, понят­ность и общедо­ступ­ность, мог­ла лег­ко пере­хо­дить от одно­го мало­об­ра­зо­ван­но­го граж­да­ни­на к дру­го­му. По мне­нию И. Морри­са и Р. Осбор­на, широ­кие слои демо­са тре­бо­ва­ли имен­но про­стоты вла­сти, и имен­но пото­му она не дава­лась надол­го в руки тем, кто мог сде­лать ее слиш­ком слож­ной, осо­бым видом дея­тель­но­сти, отлич­ным от веде­ния обыч­ных хозяй­ст­вен­ных дел. [См.: 469, 476, 477]. В эпо­ху кри­зи­са поли­са Пла­тон ругал тол­пу, народ за недо­ста­ток у широ­ких масс людей зна­ний, спо­соб­но­стей к рито­ри­ке и само­об­ла­да­ния, необ­хо­ди­мых в поли­ти­ке. Одна­ко тогда, когда поли­сы еще нахо­ди­лись в рас­цве­те, сам их поли­ти­че­ский уклад как раз и был рас­счи­тан на то, чтобы у вла­сти нахо­ди­лись люди, не име­ю­щие спе­ци­аль­ных поли­ти­че­ских зна­ний. Более того, с.203 созда­ва­лись все пред­по­сыл­ки, чтобы необ­хо­ди­мость в этих зна­ни­ях нико­гда и не воз­ник­ла, чтобы учить искус­ству управ­ле­ния нико­му даже не при­хо­ди­ло в голо­ву.

П. Родес отме­ча­ет пара­докс, что когда демо­кра­ти­че­ские поли­сы нахо­ди­лись в самом рас­цве­те, в них никто не зани­мал­ся спе­ци­аль­ным обу­че­ни­ем граж­дан искус­ству управ­ле­ния [См.: 476, 480, p. 123], одна­ко с точ­ки зре­ния выяв­лен­ной нами спе­ци­фи­ки поли­ти­че­ской куль­ту­ры антич­ных демо­кра­ти­че­ских поли­сов, это было не про­сто нор­маль­но, но и един­ст­вен­но воз­мож­но. А вот сто­и­ло начать­ся эпо­хе кри­зи­са, когда, как отме­чал С. Л. Утчен­ко, обще­ство начи­на­ло заду­мы­вать­ся о том, кто же есть «иде­аль­ный граж­да­нин» [360, с. 7—32], таких учи­те­лей ока­за­лось доволь­но мно­го и мож­но не сомне­вать­ся: имен­но появ­ле­ние всех этих учи­те­лей доб­ро­де­те­ли, вро­де софи­стов или Сокра­та, зна­чи­тель­но уско­ри­ло паде­ние демо­кра­тий, замет­но при­шпо­ри­ло тот про­цесс клас­со­об­ра­зо­ва­ния в поли­сах, что услож­нил жизнь и объ­ек­тив­но потре­бо­вал услож­не­ния управ­ля­ю­щей систе­мы, потре­бо­вал созда­ния насто­я­ще­го клас­со­во­го государ­ства с более или менее спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ны­ми управ­лен­ца­ми. Что и будет рас­смот­ре­но нами ниже.

Под­во­дя ито­ги иссле­до­ва­ний в дан­ной гла­ве, сле­ду­ет отме­тить: Про­стота и общедо­ступ­ность, при­ми­тив­ность полис­ных демо­кра­ти­че­ских управ­лен­че­ских систем, их аго­наль­ный состя­за­тель­ный дух и посто­ян­ное стрем­ле­ние вла­сти, после реше­ния той или иной про­бле­мы, к быст­ро­му пре­кра­ще­нию соб­ст­вен­ных пол­но­мо­чий, по сути к само­лик­вида­ции, на наш взгляд, были искус­ст­вен­ным мен­таль­ным про­дук­том антич­ных граж­дан­ских кол­лек­ти­вов. Тем про­дук­том, кото­рый воз­ник в поли­ти­че­ской куль­ту­ре как след­ст­вие осмыс­ле­ния в обще­ст­вен­ном созна­нии совер­шен­но осо­бых соци­аль­ных про­цес­сов в антич­ном обще­стве, про­цес­сов искус­ст­вен­но­го замо­ра­жи­ва­ния зано­во вос­со­здан­но­го в ходе реформ граж­дан­ско­го равен­ства, когда само появ­ле­ние нова­ций в сфе­ре управ­ле­ния гро­зи­ло взо­рвать это шат­кое рав­но­ве­сие изнут­ри. [12, с. 171—180].

В пери­од рас­цве­та антич­ных демо­кра­ти­че­ских поли­сов поли­ти­че­ская куль­ту­ра суще­ст­во­ва­ла в рам­ках обыч­но­го при­ми­тив­но­го граж­дан­ско­го мыш­ле­ния, мыш­ле­ния рядо­во­го граж­да­ни­на, чле­на демо­са. Поли­ти­че­ская власть рас­т­во­ря­лась в более широ­ком поня­тии «обще­ст­вен­но­го дол­га», при­ни­жа­лась до уров­ня соци­аль­ной, ока­зы­ва­лась сопо­ста­ви­мой с вла­стью гла­вы семьи, а поли­ти­че­ская куль­ту­ра стре­ми­лась все вре­мя оста­вать­ся в рам­ках обще­граж­дан­ской куль­ту­ры, жила общи­ми с ней поня­ти­я­ми и цен­но­стя­ми.

Смыс­лом же созда­ния такой поли­ти­че­ской куль­ту­ры ста­ло то, власть из цели, спо­со­ба само­вы­ра­же­ния инди­вида, ста­ла сред­ст­вом, кото­рым соци­ум с этим само­вы­ра­же­ни­ем после­до­ва­тель­но с.204 и жесто­ко борол­ся, борол­ся как раз рука­ми самих же власт­ву­ю­щих инди­видов, кото­рые мог­ли бороть­ся с соб­ст­вен­ной вла­стью толь­ко при тоталь­ном внеш­нем кон­тро­ле кол­лек­ти­ва в целом. А глав­ной целью вся­ко­го граж­да­ни­на, в рам­ках полис­ной поли­ти­че­ской куль­ту­ры, ста­но­ви­лось стрем­ле­ние при­не­сти мак­си­маль­ную поль­зу тому обще­ству (род­но­му кол­лек­ти­ву), в кото­ром тогдаш­ний граж­да­нин чув­ст­во­вал себя мак­си­маль­но ком­форт­но и где он, в отли­чие от восточ­ных дес­по­тий, не боял­ся вла­сти, был этой вла­стью сам [См.: 375, 376].

Про­цесс спе­ци­аль­но­го созда­ния поли­ти­че­ской куль­ту­ры в демо­кра­ти­че­ских антич­ных поли­сах мак­си­маль­но тор­мо­зил­ся, все вре­мя рас­т­во­рял­ся в сти­хий­ном созна­нии демо­са, в осмыс­ле­нии им повсе­днев­ной обы­ден­но­сти, в общей куль­ту­ре. Так, Пла­тон сооб­ща­ет, что Алки­ви­ад, выра­жая мне­ние обыч­ных граж­дан, одна­жды заме­тил сво­е­му Учи­те­лю: «Я думаю, мой Сократ, что афи­няне, да и все осталь­ные элли­ны ред­ко зада­ют­ся вопро­сом, что спра­вед­ли­во, а что неспра­вед­ли­во, они счи­та­ют, что это само собой ясно. Поэто­му, отло­жив попе­че­ние о спра­вед­ли­во­сти, они заботят­ся лишь о поль­зе дела» (Алки­ви­ад Пер­вый. 113d). В этой свя­зи, мы не согла­сим­ся с мне­ни­я­ми Дж. Кое­на и Э. Ара­то о том, что граж­дан­ское обще­ство обя­за­тель­но сти­му­ли­ру­ет рож­де­ние и раз­ви­тие поли­ти­че­ской тео­рии [165, с. 5—11]. При­мер демо­кра­ти­че­ско­го афин­ско­го обще­ства, под­твер­ждае­мый наблюде­ни­я­ми А. И. Неми­ров­ско­го по ста­нов­ле­нию идео­ло­гии и куль­ту­ры ран­не­го Рима и Ита­лии [См.: 253], на наш взгляд, нагляд­но пока­зы­ва­ет: в пери­од сво­его отно­си­тель­но­го бла­го­по­лу­чия, граж­дан­ское демо­кра­ти­че­ское обще­ство не толь­ко вполне может обхо­дить­ся без раз­ви­той поли­ти­че­ской тео­рии, но может даже и вся­че­ски про­ти­во­дей­ст­во­вать ее ста­нов­ле­нию. Ведь, по С. П. Пере­гудо­ву, граж­дан­ское обще­ство — само явля­ет­ся кол­лек­тив­ным субъ­ек­том со сво­ей поли­ти­че­ской куль­ту­рой [278, с. 139—150]. Отсюда, само раз­ви­тие поли­ти­че­ской тео­рии, с нашей точ­ки зре­ния — как раз свиде­тель­ство опре­де­лен­но­го небла­го­по­лу­чия в граж­дан­ском обще­стве, того само­го небла­го­по­лу­чия, что тут же отра­жа­ет­ся к куль­ту­ре и про­во­ци­ру­ет у интел­лек­ту­а­лов жела­ние испра­вить его каки­ми-то твор­че­ски­ми нова­ци­я­ми, пер­во­на­чаль­но скон­струи­ро­ван­ны­ми в поле тео­рии.

Кон­ста­ти­руя, что поли­ти­че­ский чело­век допла­то­нов­ско­го пери­о­да являл­ся не спе­ци­аль­но под­готов­лен­ным про­фес­сио­на­лом управ­ле­ния, а обыч­ным сред­не­ста­ти­сти­че­ским пред­ста­ви­те­лем полис­но­го демо­са, отме­чая, что вплоть до эпо­хи нача­ла кри­зи­са эллин­ско­го поли­са, спро­во­ци­ро­вав­ше­го куль­тур­ную и мыс­ли­тель­ную актив­ность интел­лек­ту­а­лов (Сократ, Ари­сто­фан, Фукидид, Ксе­но­фонт), вплоть до появ­ле­ния Пла­то­на, Исо­кра­та и Ари­сто­те­ля, с.205 в поли­сах отсут­ст­во­ва­ла спе­ци­аль­но ори­ен­ти­ро­ван­ная поли­ти­че­ская мысль, отме­чая вслед за В. И. Иса­е­вой обу­слов­лен­ность ее появ­ле­ния имен­но кри­зис­но­стью полис­но­го строя [144, с. 3—11], мы счи­та­ем: в пери­од VIII—V веков до н. э. речь может идти толь­ко о сово­куп­но­сти фраг­мен­тар­ных наблюде­ний и мыс­лей отдель­ных инди­видов, тем не менее, без­услов­но ока­зы­ваю­щих свое вли­я­ние на жизнь поли­сов и их поли­ти­че­скую куль­ту­ру.

И толь­ко объ­ек­тив­ное раз­ру­ше­ние полис­ных эко­но­ми­че­ских, затем соци­аль­ных и поли­ти­че­ских меха­низ­мов, потре­бо­вав­шие вне­се­ния коррек­тив в устрой­ство поли­сов, дали, нако­нец, понять, что же из себя пред­став­ля­ет (или пред­став­ля­ла) сама пред­ше­ст­во­вав­шая демо­кра­ти­че­ская власть и ее поли­ти­че­ская куль­ту­ра. Но когда начал­ся этот про­цесс и на свет появи­лись Пла­тон, Ари­сто­тель и Цице­рон, полис­ная власть пре­тер­пе­ла столь зна­чи­тель­ные мета­мор­фо­зы, что этот вопрос для самих антич­ных граж­дан так и остал­ся откры­тым и до кон­ца не отра­жен­ным в созда­вае­мой тогда же лите­ра­ту­ре. И пото­му вос­ста­нов­ле­ние всей пол­ноты, про­ти­во­ре­чи­во­сти и пара­док­саль­но­сти антич­ной демо­кра­ти­че­ской поли­ти­че­ской куль­ту­ры, воз­мож­но сей­час толь­ко в кон­флик­те, при сопо­став­ле­нии тех идео­ло­ги­че­ски про­ти­во­на­прав­лен­ных оце­нок вла­сти, что мы нахо­дим в трудах срав­ни­тель­но позд­них антич­ных авто­ров уже пла­то­нов­ской эпо­хи. Имен­но попыт­ка осу­щест­вле­ния это­го сопо­став­ле­ния в кон­флик­те и будет пред­при­ня­та нами далее в третьей гла­ве.