История римского права
Часть II. История гражданского права
Глава VIII. История обязательств
Переводы с латинского, научная редакция и комментарии А. Д. Рудокваса.
Сверено редакцией сайта с 4-м изд. (1918), внесены необходимые исправления, постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную по параграфам.
с.382 296
§ 64. Обязательства из договоров
Зарождение обязательств договорных.
Сделки мены (fiducia).
Сделки кредита.
Nexum, его заключение и прекращение; юридическая сила nexum и вопрос о его природе; ослабление исполнительной силы nexum (lex Poetelia) и его исчезновение из оборота.
Отсутствие юридической силы договоров в примитивном праве и способы их обеспечения
Примитивному обществу совершенно чуждо представление о том, что всякий договор уже сам по себе создает обязательство между сторонами. Конечно, уже в самом неразвитом быту с.383 завязываются известные отношения между людьми: люди обмениваются вещами, дают даже в кредит и т. д.; но все эти отношения далеко еще не имеют характера обязательств в юридическом смысле. Обман при обмене, неверность слову и т. п. вызывают такую же психологическую реакцию потерпевшего, как и всякая другая обида, и приводят к тем же последствиям — т. е. к мщению. Древнейшее время совершенно не знает нашего разграничения между преступлением уголовным и правонарушением гражданским, между деликтом и неисполнением договора. Этим объясняется то обстоятельство, что даже после того, как некоторые виды договоров получили признание, последствия их неисполнения в значительной степени еще имеют черты примитивного мщения: взыскание направляется на саму личность должника, причем при известных условиях оно дает кредитору даже право на убийство этого последнего.
Но, разумеется, расчет на месть не всегда удовлетворяет кредитора; вступая в какое-либо соглашение, он уже заранее старается создать те или другие дополнительные стимулы для должника исполнить принятую на себя обязанность. Так, довольно распространенным в древности обычаем является институт заложничества: кто-либо дает вместо себя поручителя, который и будет кредитору заложником, пока обязанность не будет исполнена. Идея такого заложничества, без сомнения, лежит и в основании древнеримского института praedes и vades. По мнению Ленеля1, этот институт даже был в истории римского (как и германского) права древнейшим видом 297 обязательства, предшественником всех других — так сказать, мостом между обязательствами из деликтов и обязательствами из договоров. Если преступник не мог тотчас же уплатить выкуп, он должен был дать вместо себя поручителя, vas, который тотчас же попадал во власть кредитора и на которого в случае неуплаты выкупа падает его мщение. Однако чего-либо более точного относительно этих vades мы не знаем2.
Другим весьма сильным дополнительным средством обеспечить исполнение со стороны должника его обещания было облечение этого обещания в форму клятвы; благодаря этому, договор ставился под защиту религии и снабжался сакральной санкцией. Мы знаем, что в то древнейшее время сакральное право часто шло впереди светского.
Зарождение обязательств договорных
с.384 Мало-помалу некоторые виды договорных соглашений начинают получать себе признание и в праве светском: государственная власть известным образом регулирует их последствия и тем придает им юридическое значение, возводя их в ранг отношений гарантированных. Если раньше на попытку мести со стороны кредитора должник мог ответить собственною силой и отразить ее, то теперь взамен этого, не всегда верного, порядка устанавливается взыскание, гарантированное государством. Правда, это взыскание на первых порах, как известно, является не чем иным, как тем же самоуправством, но это самоуправство уже проходит перед глазами государственной власти, которая обеспечивает кредитора от сопротивления со стороны должника, а последнего от эксцессов со стороны кредитора.
Однако круг этих признанных правом договоров вначале не велик, и, притом, не соглашение само по себе имеет значение, а форма, в которую это соглашение должно непременно вылиться. Строгий формализм был колыбелью первых контрактов; форма обеспечивала хрупкому для того времени содержанию договора юридическое существование.
Сделки мены (fiducia)
Древнее других, несомненно, сделки мены: обмен вещи на вещь, позже — вещи на деньги. Но этот обмен совершался путем непосредственной передачи вещей из рук в руки и никаких обязательств между сторонами не создавал: нет никаких обязательств до передачи — простое обещание обменяться еще обязательного значения не имеет; нет никаких обязательств и после передачи — с актом передачи всякие отношения между сторонами окончены. Обязательственный элемент обмена всецело поглощается в вещно-правовом акте передачи вещи.
Такою являлась в древности и известная нам mancipatio. По самому своему существу она была первоначально одновременной передачей вещи и металла, и лишь введение чеканенной монеты несколько изменило ее роль. Но и в законах XII таблиц вся 298 купля-продажа исчерпывается в моменте mancipatio: до нее нет никакого обязательства между сторонами; после нее есть для продавца только ответственность за auctoritas, но эта ответственность — in duplum3 — основывается не на идее договора, а на идее деликта — как вид furtum nec manifestum.
Мы видели выше, что уже в эпоху законов XII таблиц (или с.385 немного спустя) mancipatio могла быть употреблена и в целях fiducia: вещь передавалась в собственность другому лицу, но с возложением на него обязанности вернуть ее манципанту при наступлении известных условий (pactum fiduciae). Вследствие этого фидуциарная манципация сделалась средством для удовлетворения самых разнообразных деловых потребностей: для установления реального обеспечения (fiducia cum creditore), для передачи вещи на сохранение (fiducia cum amico), вероятно, для найма, ссуды и т. д. Целый ряд позднейших обязательственных отношений скрывался в зародыше в этих pacta fiduciae, ибо они налагали на получателя вещи те или другие обязанности. Но мы знаем, что неисполнение этих обязанностей не навлекало на него еще никакой юридической, исковой ответственности: как лицо, нарушившее fides, получатель вещи делался только infamis. Таким образом, обязательств в истинном смысле в связи с древнейшей mancipatio мы не находим.
Сделки кредита
Но уже в примитивном быту обнаруживается известная потребность в кредите, в займе. Разумеется, чаще всего эта потребность удовлетворяется в формах реального кредита: занимают под залог вещей, — т. е. в форме той же fiducia. Но могут быть случаи, когда ищущий ссуды не может расстаться с вещью или когда закладывать более нечего; тогда возникает потребность в личном кредите. Вырабатывается сделка личного займа, но отношения из этого займа проникнуты всецело характером своего сурового времени.
Nexum, его заключение и прекращение
Старое римское право еще задолго до законов XII таблиц создало такую сделку займа — nexum. Во всяком случае, XII таблиц упоминают о nexum в одном общем с mancipatio положении: «cum nexum faciet mancipiumque, uti lingua nuncupassit, ita jus esto»4.
По форме своего заключения nexum представляет полную параллель mancipatio. Это есть также negotium per aes et libram, т. е. сделка, совершающаяся в присутствии пяти свидетелей и весовщика (libripens) с весами. И здесь, конечно, все эти формальности в древнейшую эпоху имели реальное значение: когда в качестве денег фигурировал металл в слитках, нужно было реально при займе отвесить условленное количество этого металла. Со введением монеты и здесь это стало простою формой: будущий кредитор брал маленькую монетку и, ударив ею по весам, передавал ее должнику вместо подлинных денег, которые вручались или несколько раньше, или несколько позже. Но делая это, кредитор, подобно покупщику при mancipatio, произносил известную формулу, придающую сделке с.386 именно характер займа. Сама эта формула нам точно не передана, но 299 приблизительно она гласила так: «quod ego tibi mille asses hoc aere aeneaque libra do, eas tu mihi post annum dare damnas esto»5. Во всяком случае, это последнее «damnas esto»6 находилось в формуле несомненно.
Если затем должник в назначенный срок уплачивал долг, то он должен был произвести этот платеж также в форме противоположного акта per aes et libram (nexi liberatio). Все старое цивильное право находится под действием принципа т. н. contrarius actus: отношения могут быть развязаны только в такой же форме, в какой они были установлены. Подобно тому как при mancipatio необходима была remancipatio, так же точно при nexum необходимо было облечь платеж в форму negotium per aes et libram, так как простая уплата не освобождала должника. Эта liberatio nexi описана нам Гаем, причем им сообщается и та формула, которую произносит при этом должник и которая позволяет нам делать заключения о формуле при самом совершении nexum. В присутствии пяти свидетелей и libripens’а с весами должник говорит: «Quod ego tibi tot milibus condemnatus sum, me eo nomine a te solvo liberoque hoc aere aeneaque libra. Hanc tibi libram primam postremamque expendo secundum legem publicam»7; затем он ударяет монетой по весам и передает ее кредитору (Gai. III. 174).
Если же должник не платил, то наступали все последствия той damnatio или condemnatio, которая была произнесена над должником в самый момент заключения nexum. Должник мог быть подвергнут manus injectio со всеми ее последствиями вплоть до продажи trans Tiberim и до рассечения на части.
— юридическая сила nexum и вопрос о его природе
Такая строгая, непосредственно исполнительная, сила nexum без всякого предварительного иска со стороны кредитора давно уже обратила на себя внимание ученых и вызвала разнообразные попытки ее объяснения. Первую обстоятельную теорию nexum дал с.387 Г. Ф. Гушке8, который обрисовал nexum, как договор с публичным характером (пять свидетелей — представители пяти классов, следовательно, всего народа), чем и объясняется его строгая исполнительная сила. Впоследствии, однако, это учение о публичном характере nexum было оставлено, и поиски пошли в других направлениях. Особенно оживился вопрос о существе nexum в новейшее время после статьи Миттейса9, который подверг сомнению и критике почти все положения, считавшиеся после Гушке незыблемыми. Статья эта вызвала горячий спор, в котором приняли участие почти все наиболее видные авторитеты истории римского права10. Спор этот и доныне не может 300 считаться законченным, хотя все же, по-видимому, выяснилось, что старое учение о nexum заключает в себе гораздо более истинного, чем это казалось некоторым из его особенно горячих критиков.
Основной идеей этого нового учения о nexum (детали, в которых сами представители этого учения между собой расходятся, мы оставляем в стороне) является мысль о том, что nexum вовсе не представляет собою самостоятельного обязательства per aes et libram, что это та же mancipatio, но только в виде самопродажи должника (Selbstmancipation, Selbstverknechtung). Должник продавал самого себя кредитору — либо в самый момент заключения займа (наподобие fiducia вещи — Шлоссман), либо позже — в предвидении невозможности уплатить долг (Миттейс). При этом одни понимают эту самопродажу как продажу самой личности (Шлоссман), другие — как закабаление только рабочей силы должника (Миттейс, Кречмар, Пфлюгер и др.).
Но именно эта основная мысль о тождестве nexum с mancipatio, о самопродаже должника, встретила решительный и убедительный отпор со стороны таких лиц, как Моммзен, Беккер, Эйзеле, Жирар и др. Не говоря уже о целом ряде возражений с точки зрения противоречия этого учения данным источников, было справедливо указано, что самоманципация, при которой объект манципации был бы в то же время и ее субъектом, немыслима. Сама (точно с.388 переданная нам) формула liberatio nexi свидетельствует о nexum, как об обязательственном договоре, совершенно отличном от вещного акта mancipatio. Заем в форме negotium per aes et libram для того времени, пока не существовало монеты, так же естествен, как купля-продажа в форме mancipatio.
Что же касается строгой исполнительной силы nexum, то она свидетельствует о древнем происхождении его, о том времени, когда всякое осуществление прав выливалось в форму самоуправства с значительным оттенком мести. Заключенный торжественно (в присутствии testes solemnes11), заем имел в маленькой общине характер общеизвестности и бесспорности. При неуплате долга в срок кредитор немедленно приступал к осуществлению той damnatio, которая была установлена на этот случай при самом заключении договора. А эта damnatio ложилась на самую личность должника, ибо своим договором должник связывал самого себя (nexus), обрекал самого себя личной ответственности (Haftung). В этом смысле, конечно, в заключении nexum есть элемент самозаклада, самозакабаления, но только этот самозаклад вытекает из общего существа древнего обязательства, а не из акта самоманципации. Аналогичное действие древних обязательств мы встречаем и в истории других народов12.
301 Формула nexum допускала известные вставки для более точного определения условий займа: указание срока (post annum, post biennium13 и т. д.), процентов («cum foenore unciario») и т. д. Именно к этим конкретным определениям относилось вышеприведенное постановление законов XII таблиц: «cum nexum faciet mancipiumque, uti lingua nuncupassit, ita jus esto». Известно, впрочем, что законы XII таблиц ограничивали проценты предельной нормой — foenus unciarium (
— ослабление исполнительной силы nexum (lex Poetelia) и его исчезновение из оборота
Подтвержденное и, быть может, несколько точнее урегулированное в законах XII таблиц, nexum продолжало еще долго существовать в цивильном обороте. На широкое применение его указывают постоянные жалобы плебеев, которые, как беднейший класс с.389 населения, чаще всего оказывались в положении nexi или obaerati и испытывали на себе всю строгость этой долговой формы. Естественная в старое время, непосредственная (без предварительного иска) исполнительная сила nexum при изменившихся условиях могла давать повод к злоупотреблениям. Возможны были прежде всего ни на чем не основанные претензии со стороны кредиторов; возражать против manus injectio сам должник, как известно, не мог, а найти vindex’а часто было нелегко. Злоупотребления этого рода были устранены lex Vallia — законом, который позволил самому должнику manum sibi depellere. Но оставалась еще другая тяжелая сторона nexum — именно возможность полного произвола над должником после manus injectio. Уже один вид таких должников, водимых в оковах по рынку и подлежащих продаже trans Tiberim, возбуждал народные волнения. Одно из таких народных волнений и было, по рассказу Ливия, последним толчком, вызвавшим важный закон — lex Poetelia 326 г. Этот закон содержал ряд весьма существенных постановлений: он запретил наложение цепей на должников, за исключением только тех, которые попали к кредитору вследствие преступления (например, вор, захваченный на месте); отменил вовсе право убивать или продавать trans Tiberim и, наконец, лишил nexum его прежней исполнительной силы: отныне кредитор должен был предварительно доказать свое требование перед судом и получить судебный приговор — judicatum. Это последнее обстоятельство подорвало значение nexum, и когда около того же времени появились другие формы, в которые могла быть облечена сделка займа (stipulatio, а потом и бесформальное mutuum), то nexum стало постепенно сходить со сцены и забываться.
Nexum было единственной сделкой, известной законам XII таблиц, порождающей обязательство в его истинном смысле. Кроме деликтов и nexum, законы XII таблиц знали еще только один источник обязательства — именно legata, т. е. отказы в завещаниях. При этом завещатель мог или установить непосредственную собственность на вещь того, кому она отказывается (в 302 таком случае последний, legatarius, получал сразу rei vindicatio15 на отказанную ему вещь — legatum per vindicationem), или же возложить на наследника обязательство выдать или уплатить. В таком случае это возложение обязательства выражалось также в форме «damnas с.390 esto» («heres meus L. Titio centum dare damnas esto»16 — legatum per damnationem) и точно так же приводило ко всем последствиям damnatio — т. е. к непосредственной manus injectio.
Таким образом, скудость обязательственных форм и крайняя строгость долгового взыскания составляют характерные черты старейшего римского права; обязательство является еще всецело личной подчиненностью должника кредитору, могущей привести к полному исчезновению самой юридической личности должника в рабстве trans Tiberim. И только lex Poetelia представляет в этом отношении решительный перелом.
ПРИМЕЧАНИЯ