История римского права

Часть II. История гражданского права

Глава X. История наследования

с.484 377

ГЛАВА X

ИСТОРИЯ НАСЛЕДОВАНИЯ

§ 78. Общий ход раз­ви­тия рим­ско­го наслед­ст­вен­но­го пра­ва

Общее поня­тие насле­до­ва­ния

Со смер­тью лица воз­ни­ка­ет вопрос о судь­бе его иму­ще­ства и вооб­ще его юриди­че­ских отно­ше­ний — тре­бо­ва­ний, дол­гов и т. д. Соглас­но нашим нынеш­ним пред­став­ле­ни­ям, в слу­чае смер­ти иму­ще­ство покой­но­го не рас­па­да­ет­ся на свои состав­ные части, а, сохра­няя свое преж­нее един­ство, пере­хо­дит к извест­ным лицам — наслед­ни­кам, кото­рые и всту­па­ют во все пра­воот­но­ше­ния покой­но­го, дела­ют­ся соб­ст­вен­ни­ка­ми его вещей, креди­то­ра­ми и долж­ни­ка­ми по его обя­за­тель­ствам. Такой пере­ход иму­ще­ства в целом, такое пре­ем­ство во всей сово­куп­но­сти пра­воот­но­ше­ний, мы и назы­ваем насле­до­ва­ни­ем.

Раз­ви­тие насле­до­ва­ния, как уни­вер­саль­но­го пре­ем­ства, в исто­рии рим­ско­го пра­ва

Изло­жен­ное пред­став­ле­ние о насле­до­ва­нии, про­ни­каю­щее все наше совре­мен­ное пра­во, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обя­за­но сво­ей выра­бот­кой рим­ско­му пра­ву, кото­рое впер­вые фор­му­ли­ро­ва­ло и после­до­ва­тель­но про­ве­ло мысль об уни­вер­саль­ном харак­те­ре наслед­ст­вен­но­го пре­ем­ства. «He­re­di­tas ni­hil aliud est, quam suc­ces­sio in uni­ver­sum jus quod de­functus ha­bue­rit»¹, гово­рят совер­шен­но с.485 опре­де­лен­но источ­ни­ки (fr. 62 D. 50. 17). Одна­ко, идея насле­до­ва­ния, как уни­вер­саль­но­го пре­ем­ства, отнюдь не явля­ет­ся врож­ден­ной чело­ве­че­ству; она выра­ба­ты­ва­лась в дол­гом про­цес­се исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия и в самом рим­ском пра­ве она уста­но­ви­лась, хотя и рано, но все же, по-види­мо­му, не сра­зу.

Со смер­тью чело­ве­ка выпа­да­ет субъ­ект прав; вслед­ст­вие это­го, с точ­ки зре­ния при­ми­тив­но­го пра­во­со­зна­ния, вещи, при­над­ле­жав­шие покой­но­му, дела­ют­ся бес­хо­зяй­ны­ми, тре­бо­ва­ния теря­ют сво­его креди­то­ра, дол­ги сво­его долж­ни­ка. Ни о каком насле­до­ва­нии, пре­ем­стве не может быть речи: иму­ще­ство покой­но­го рас­сы­па­лось на свои состав­ные части, из кото­рых одни (тре­бо­ва­ния и дол­ги) погиб­ли, дру­гие — мате­ри­аль­ные вещи, — как нечто нико­му не при­над­ле­жа­щее, могут быть захва­че­ны вся­ким желаю­щим.

378 Даже в рим­ском пра­ве мы встре­ча­ем отго­лос­ки это­го при­ми­тив­но­го пред­став­ле­ния. Мы зна­ем уже, что даже в позд­ней­шем Риме обя­за­тель­ства из делик­тов прин­ци­пи­аль­но не пере­хо­ди­ли на наслед­ни­ков; но мы зна­ем так­же, что древ­ней­ши­ми обя­за­тель­ства­ми вооб­ще были имен­но обя­за­тель­ства из делик­тов. Мы зна­ем далее, что в слу­ча­ях ca­pi­tis de­mi­nu­tio тре­бо­ва­ния и дол­ги ca­pi­te de­mi­nu­tus по ста­ро­му цивиль­но­му пра­ву пре­кра­ща­лись, а ca­pi­tis de­mi­nu­tio в древ­ней­шей сво­ей ста­дии есть не что иное, как граж­дан­ская смерть. Нако­нец, что каса­ет­ся вещей, то любо­пыт­ным в этом отно­ше­нии пред­став­ля­ет­ся общее уче­ние клас­си­че­ских юри­стов о том, что res he­re­di­ta­riae, пока наслед­ство не при­ня­то наслед­ни­ком, суть вещи ничьи — «nul­lius in bo­nis sunt» (fr. 1 pr. D. 1. 8) — и что, поэто­му, захват их не состав­ля­ет fur­tum — «rei he­re­di­ta­riae fur­tum non fit»² (fr. 6 D. 47. 19, fr. 69 D. 47. 2). Это поло­же­ние не зна­чит, одна­ко, что захва­тив­ший наслед­ст­вен­ную вещь в эту клас­си­че­скую эпо­ху дела­ет­ся ее соб­ст­вен­ни­ком (наслед­ник может ее вин­ди­ци­ро­вать), но важ­но то, что само поня­тие fur­tum здесь не при­ме­ня­ет­ся и захва­тив­ший не отве­ча­ет, как fur. Это пра­ви­ло может быть поня­то толь­ко как пере­жи­ва­ние отда­лен­ной эпо­хи.

Но отсут­ст­вие насле­до­ва­ния и рас­хи­ще­ние вещей умер­ших мыс­ли­мо толь­ко в самом при­ми­тив­ном соци­аль­ном состо­я­нии, когда обще­ство пред­став­ля­ет груп­пу изо­ли­ро­ван­ных инди­видов и не име­ет внут­ри себя ника­ких более тес­ных яче­ек. Поло­же­ние меня­ет­ся, когда воз­ни­ка­ет пат­ри­ар­халь­ная семья и на ее осно­ве с.486 пат­ри­ар­халь­ный род. Инди­вид окру­жен теперь кон­цен­три­че­ски­ми кру­га­ми лиц, с кото­ры­ми он свя­зан един­ст­вом про­ис­хож­де­ния и род­ства и кото­рые бли­же к нему, чем все дру­гие чле­ны обще­ства. Семья пред­став­ля­ет тес­ный союз лиц, свя­зан­ный общ­но­стью жиз­ни, иму­ще­ства и рели­ги­оз­но­го куль­та. Самая при­над­леж­ность иму­ще­ства в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни име­ет харак­тер семей­ной соб­ст­вен­но­сти: мы зна­ем, что в древ­ней­шее вре­мя зем­ля счи­та­ет­ся при­над­ле­жа­щей не столь­ко отдель­но­му pa­ter­fa­mi­lias, сколь­ко семье, как тако­вой. При таких усло­ви­ях есте­ствен­но, что в слу­чае смер­ти домо­вла­ды­ки о бес­хо­зяй­но­сти семей­но­го участ­ка и все­го того, что с ним свя­за­но, не может быть уже речи: он еще при жиз­ни домо­вла­ды­ки при­над­ле­жал всем пред­ста­ви­те­лям семьи. Рели­гия и, в част­но­сти, культ пред­ков при­вно­сят новый мотив: загроб­ное спо­кой­ст­вие умер­ше­го нуж­да­ет­ся в посто­ян­ной забо­те живу­щих, в акку­рат­ном выпол­не­нии sac­ra; кому же бли­же все­го бла­го души покой­но­го, как не его потом­кам, и кто име­ет наи­боль­шее пра­во на его иму­ще­ство, как не те, кото­рые будут нести эту заботу?

Под вли­я­ни­ем всех этих моти­вов бес­хо­зяй­ность остав­ше­го­ся иму­ще­ства заме­ня­ет­ся пере­хо­дом его к бли­жай­шим род­ст­вен­ни­кам. Но, как пока­зы­ва­ет исто­рия, с этим отнюдь еще не свя­зан пере­ход обя­за­тельств и в осо­бен­но­сти 379 дол­гов³. Мы упо­ми­на­ли уже о слу­ча­ях (ca­pi­tis de­mi­nu­tio — напр., ar­ro­ga­tio, con­ven­tio in ma­num), когда в рим­ском пра­ве пере­ход вещей (к ar­ro­ga­tor’у и т. п.) не сопро­вож­дал­ся ip­so jure ответ­ст­вен­но­стью по дол­гам. Конеч­но, раз­ви­тие эко­но­ми­че­ской жиз­ни не может мирить­ся с таким поряд­ком: весь граж­дан­ский обо­рот нахо­дил­ся бы при нем в зави­си­мо­сти от слу­чай­но­сти (смер­ти контр­аген­та). Необ­хо­ди­мо, чтобы ответ­ст­вен­ность по дол­гам сле­до­ва­ла за иму­ще­ст­вом и пере­хо­ди­ла на наслед­ни­ков.

Рим­ское пра­во рано сде­ла­ло и этот послед­ний шаг, при­чем при­да­ло наслед­ст­вен­но­му пре­ем­ству харак­тер не иму­ще­ст­вен­ной толь­ко ответ­ст­вен­но­сти наслед­ст­вом, а лич­ной ответ­ст­вен­но­сти само­го наслед­ни­ка — даже его соб­ст­вен­ным иму­ще­ст­вом. При­чи­ной это­му яви­лось, по-види­мо­му, ста­рин­ное, выра­ботав­ше­е­ся на поч­ве рели­ги­оз­ных веро­ва­ний, пред­став­ле­ние рим­лян о пре­ем­стве лич­но­сти. «Транс­цен­дент­ное пред­став­ле­ние о бес­смер­тии инди­вида в его потом­стве было отправ­ным пунк­том рим­ско­го наслед­ст­вен­но­го с.487 пра­ва» (Мит­тейс)⁴. Идея пре­ем­ства лич­но­сти не покида­ет затем рим­ское пра­во до само­го кон­ца, повто­ря­ясь в изре­че­ни­ях раз­лич­ных вре­мен («He­re­di­tas… per­so­nam de­functi sus­ti­net»⁵ — fr. 34 D. 41. 1; «nostris vi­de­tur le­gi­bus una quo­dam­mo­do per­so­na he­re­dis et il­lius, qui he­re­di­ta­tem in eum transmit­tit»⁶ — praef. Nov. 48) и при­да­вая рим­ско­му наслед­ст­вен­но­му пере­хо­ду неко­то­рые осо­бые, яркие чер­ты — напри­мер, невоз­мож­ность отре­че­ния от наслед­ства для sui he­re­des и т. д.

Как бы то ни было, но поня­тие насле­до­ва­ния, как уни­вер­саль­но­го пре­ем­ства, опре­де­ля­ет рим­ское наслед­ст­вен­ное пра­во уже со вре­мен ста­ро­го jus ci­vi­le. Рядом с этим уни­вер­саль­ным пре­ем­ст­вом, he­re­di­tas, то же jus ci­vi­le зна­ет и син­гу­ляр­ное пре­ем­ство на слу­чай смер­ти в виде отка­зов (le­ga­ta): насле­до­да­тель может в сво­ем заве­ща­нии воз­ло­жить на наслед­ни­ка обя­зан­ность выдать что-либо тем или дру­гим лицам. Такие отка­зы дают этим лицам толь­ко извест­ные еди­нич­ные пра­ва, не воз­ла­гая на них ни прав ни обя­зан­но­стей наслед­ни­ка.

He­re­di­tas le­gi­ti­ma, he­re­di­tas tes­ta­men­ta­ria и необ­хо­ди­мое насле­до­ва­ние

Заро­див­шись на поч­ве семей­но­го и родо­во­го строя, насле­до­ва­ние на пер­вых порах име­ет харак­тер неко­то­ро­го есте­ствен­но­го и част­ной волей неот­ме­ни­мо­го поряд­ка. Наслед­ни­ка­ми явля­ют­ся есте­ствен­но и необ­хо­ди­мо те лица, кото­рые бли­же к покой­но­му в поряд­ке пат­ри­ар­халь­но­го род­ства: если покой­ный оста­вил детей, они всту­па­ют в его иму­ще­ство; если детей нет, наслед­ство пере­хо­дит к тем лицам, с кото­ры­ми покой­ный преж­де состав­лял одну семью и т. д. вплоть до исчер­па­ния рода. Порядок при­зва­ния к насле­до­ва­нию опре­де­ля­ет­ся таким обра­зом самым поряд­ком род­ства; это послед­нее 380 состав­ля­ет есте­ствен­ный закон насле­до­ва­ния и в этом смыс­ле мож­но гово­рить, что в древ­ней­шее вре­мя суще­ст­ву­ет толь­ко насле­до­ва­ние по зако­ну — he­re­di­tas le­gi­ti­ma. Этот закон­ный порядок вна­ча­ле сто­ит выше вся­кой част­ной воли и име­ет харак­тер неот­ме­ни­мо­сти. К этой эпо­хе в исто­рии вся­ко­го наро­да может быть при­ме­не­но изре­че­ние, кото­рым харак­те­ри­зу­ет­ся древ­нее гер­ман­ское пра­во: «so­lus deus he­re­dem fa­ce­re po­test non ho­mo»⁷.

с.488 Мало-пома­лу, одна­ко, зна­че­ние инди­вида рас­тет, семей­ный харак­тер соб­ст­вен­но­сти ослаб­ля­ет­ся, пра­ва домо­вла­ды­ки по рас­по­ря­же­нию иму­ще­ст­вом уси­ли­ва­ют­ся. Вслед за пра­вом рас­по­рядить­ся иму­ще­ст­вом при жиз­ни воз­ни­ка­ет его пра­во рас­по­рядить­ся им на слу­чай смер­ти; дру­ги­ми сло­ва­ми, раз­ви­ва­ет­ся сво­бо­да заве­ща­ния. Но раз­ви­ва­ет­ся она у раз­ных наро­дов по-раз­но­му: у одних про­цесс раз­ви­тия про­хо­дит быст­рее, у дру­гих мед­лен­нее. Сво­бо­да заве­ща­ния при этом часто при­зна­ет­ся ранее по отно­ше­нию к одним иму­ще­ствам (бла­го­при­об­ре­тен­ным) и лишь поз­же по отно­ше­нию к дру­гим (наслед­ст­вен­ным, родо­вым); заве­ща­ние на пер­вых порах име­ет то харак­тер отдель­ных выдач из наслед­ства, то харак­тер разде­ла наслед­ства меж­ду закон­ны­ми наслед­ни­ка­ми, то харак­тер усы­нов­ле­ния наслед­ни­ка. Яркую и раз­но­сто­рон­нюю кар­ти­ну мед­лен­но­го и посте­пен­но­го раз­ви­тия заве­ща­тель­ной сво­бо­ды пред­став­ля­ет, напри­мер, исто­рия гер­ман­ско­го пра­ва. Что же каса­ет­ся рим­ско­го пра­ва, то в нем заве­ща­ние явля­ет­ся уже инсти­ту­том ста­ро­го jus ci­vi­le. Зако­ны XII таб­лиц зна­ют tes­ta­men­tum, как акт, отстра­ня­ю­щий порядок закон­но­го насле­до­ва­ния («si in­tes­ta­to mo­ri­tur»…⁸), и санк­ци­о­ни­ру­ют пред­смерт­ные рас­по­ря­же­ния pa­ter­fa­mi­lias: «Uti le­gas­sit su­per pe­cu­nia tu­te­la­ve suae rei, ita jus es­to». Хотя, как увидим ниже, вопрос о пол­ной сво­бо­де заве­ща­ний в эпо­ху XII таб­лиц может быть спор­ным, тем не менее не под­ле­жит сомне­нию, что уже по зако­нам XII таб­лиц заве­ща­ние, по край­ней мере при извест­ных усло­ви­ях, отстра­ня­ет закон­ное насле­до­ва­ние, заме­няя пре­ем­ни­ка по зако­ну пре­ем­ни­ком по назна­че­нию заве­ща­те­ля. Рядом с he­re­di­tas le­gi­ti­ma сто­ит уже, таким обра­зом, дру­гой вид насле­до­ва­ния — he­re­di­tas tes­ta­men­ta­ria.

Но харак­тер­ной чер­той рим­ско­го пра­ва при этом явля­ет­ся пра­ви­ло: «ne­mo pro par­te tes­ta­tus, pro par­te in­tes­ta­tus de­ce­de­re po­test» (fr. 7 D. 50. 17; исклю­че­ние толь­ко для сол­дат — fr. 6 D. 29. 1): насле­до­ва­ние по заве­ща­нию непре­мен­но исклю­ча­ет насле­до­ва­ние по зако­ну; оба поряд­ка вме­сте дей­ст­во­вать не могут («earum re­rum na­tu­ra­li­ter in­ter se pug­na est» — fr. 7. cit.). Если бы, напри­мер, заве­ща­тель назна­чил наслед­ни­ка толь­ко на ¹∕₂ сво­его наслед­ства, дру­гая поло­ви­на пой­дет так­же к нему, а не к наслед­ни­ку по зако­ну. Пра­ви­ло это, веро­ят­но, воз­ник­ло на поч­ве in­terpre­ta­tio поло­же­ний зако­нов XII таб­лиц («si in­tes­ta­to mo­ri­tur…»), но затем настоль­ко проч­но вошло в общее пра­во­со­зна­ние, что ста­ло казать­ся есте­ствен­ным.

с.489 Хотя таким обра­зом, сво­бо­да заве­ща­ний уста­но­ви­лась в Риме уже очень рано, но ста­рый прин­цип семей­ной соб­ст­вен­но­сти вовсе 381 не исчез без следа. То же самое ста­рое jus ci­vi­le, кото­рое пре­до­став­ля­ет домо­вла­ды­ке пра­во пере­дать свое иму­ще­ство, кому угод­но, нала­га­ет на него в то же вре­мя извест­ные огра­ни­че­ния в поль­зу его под­власт­ных, чле­нов его семьи. С тече­ни­ем вре­ме­ни эти огра­ни­че­ния рас­тут, при­чем невы­пол­не­ние тре­бу­е­мых зако­ном усло­вий может пове­сти к недей­ст­ви­тель­но­сти заве­ща­ния, к насле­до­ва­нию вопре­ки ему, к he­re­di­tas contra ta­bu­las tes­ta­men­ti. В осно­ве всех этих огра­ни­че­ний лежит мысль о пра­ве извест­ных, близ­ких к насле­до­да­те­лю, лиц на неко­то­рое обя­за­тель­ное, необ­хо­ди­мое уча­стие их в наслед­стве. Вслед­ст­вие это­го систе­ма рим­ско­го наслед­ст­вен­но­го пра­ва допол­ня­ет­ся третьим видом насле­до­ва­ния — насле­до­ва­ни­ем необ­хо­ди­мым.

Появ­ле­ние пре­тор­ской систе­мы bo­no­rum pos­ses­sio

Даль­ней­шее раз­ви­тие рим­ско­го насле­до­ва­ния нахо­дит­ся под силь­ным вли­я­ни­ем пре­тор­ско­го пра­ва. Подоб­но тому, как почти во всех обла­стях граж­дан­ско­го пра­ва рядом с цивиль­ны­ми инсти­ту­та­ми пре­тор создал свои осо­бые, пре­тор­ские, инсти­ту­ты, так же точ­но и в обла­сти насле­до­ва­ния систе­ма цивиль­ной he­re­di­tas вос­пол­ня­ет­ся и исправ­ля­ет­ся систе­мой пре­тор­ско­го инсти­ту­та bo­no­rum pos­ses­sio.

Сущ­ность bo­no­rum pos­ses­sio состо­ит в том, что пре­тор дает извест­ным лицам ввод во вла­де­ние наслед­ст­вом, пре­до­став­ляя им для полу­че­ния наслед­ст­вен­но­го иму­ще­ства осо­бый интер­дикт — in­ter­dic­tum quo­rum bo­no­rum (in­ter­dic­tum adi­pis­cen­dae pos­ses­sio­nis). При этом ино­гда этот ввод во вла­де­ние име­ет толь­ко вре­мен­ный, пред­ва­ри­тель­ный харак­тер: явит­ся дру­гое лицо — напр., цивиль­ный наслед­ник, — и вла­де­лец дол­жен будет выдать наслед­ство ему; bo­no­rum pos­ses­sio ока­жет­ся таким обра­зом si­ne re⁹ (Ulp. reg. 28. 13). В дру­гих слу­ча­ях bo­no­rum pos­ses­sio явля­ет­ся окон­ча­тель­ным и неотъ­ем­ле­мым вла­де­ни­ем того, кто его испро­сил, при­чем ино­гда таким окон­ча­тель­ным вла­дель­цем будет тот, кто име­ет цивиль­ное пра­во на насле­до­ва­ние (bo­no­rum pos­ses­sio слу­жит тогда juris ci­vi­lis adju­van­di gra­tia), а ино­гда и совер­шен­но дру­гое лицо, кото­ро­му пре­тор дает вла­де­ние, вос­пол­няя или исправ­ляя цивиль­ную систе­му (juris ci­vi­lis supplen­di или cor­ri­gen­di gra­tia).

Если bo­no­rum pos­ses­sio дает­ся ино­му лицу, чем цивиль­ный наслед­ник, если bo­no­rum pos­ses­sio насту­па­ет juris ci­vi­lis cor­ri­gen­di с.490 gra­tia¹⁰, тогда на поч­ве этой кол­ли­зии воз­ни­ка­ют уже извест­ные нам отно­ше­ния, когда одно лицо будет иметь nu­dum jus Qui­ri­tium¹¹, а дру­гое будет охра­нять­ся tui­tio­ne prae­to­ris¹². Лишить цивиль­но­го наслед­ни­ка его каче­ства he­res пре­тор не может, но он может сде­лать его поло­же­ние, как наслед­ни­ка, si­ne ef­fec­tu¹³: отка­зы­вая ему в исках, он может пре­вра­тить его пра­во в nu­dum jus. С дру­гой сто­ро­ны, сде­лать bo­no­rum pos­ses­sor’а цивиль­ным наслед­ни­ком, дать ему jus Qui­ri­tium, пре­тор так­же не может, но он может, пре­до­став­ляя ему иски, как ac­tio­nes uti­les, создать для него поло­же­ние, ана­ло­гич­ное насле­до­ва­нию — поста­вить его he­re­dis lo­co, he­re­dis vi­cem¹⁴ 382 (§ 2 In. 3. 9). Bo­no­rum pos­ses­sor будет иметь, если не кви­рит­скую, то бони­тар­ную соб­ст­вен­ность на наслед­ст­вен­ные вещи, будет креди­то­ром и долж­ни­ком по наслед­ст­вен­ным обя­за­тель­ствам и т. д. Имен­но бла­го­да­ря такой воз­мож­но­сти пре­тор и мог ока­зать свое рефор­ми­ру­ю­щее вли­я­ние на всю область насле­до­ва­ния.

— вопрос о ее про­ис­хож­де­нии

Вопрос о про­ис­хож­де­нии bo­no­rum pos­ses­sio, одна­ко, и доныне явля­ет­ся вопро­сом спор­ным. Каким обра­зом пре­тор при­шел к мыс­ли о вме­ша­тель­стве в систе­му цивиль­но­го насле­до­ва­ния, какие сооб­ра­же­ния руко­во­ди­ли им? По мне­нию одних (Сави­ньи), bo­no­rum pos­ses­sio появи­лась впер­вые тогда, когда обна­ру­жи­лись осо­бен­но яркие про­ти­во­ре­чия цивиль­ной систе­мы изме­нив­шим­ся усло­ви­ям (напри­мер, устра­не­ние от насле­до­ва­ния эман­ци­пи­ро­ван­ных сыно­вей); для исправ­ле­ния этих про­ти­во­ре­чий — сле­до­ва­тель­но, сра­зу juris ci­vi­lis cor­ri­gen­di gra­tia — пре­тор и стал давать свой ввод во вла­де­ние. По мне­нию дру­гих (Ван­ге­ров, Дерн­бург, Жирар и др.), bo­no­rum pos­ses­sio воз­ник­ла сна­ча­ла в каче­стве про­ви­зор­но­го вво­да во вла­де­ние на вре­мя спо­ра о наслед­стве меж­ду дву­мя пре­тен­ден­та­ми, — подоб­но тому как, по мне­нию неко­то­рых, посес­сор­ные интер­дик­ты вооб­ще воз­ник­ли из про­ви­зор­но­го вла­де­ния вещью по слу­чаю rei vin­di­ca­tio. По мне­нию третьих (Гуш­ке), bo­no­rum pos­ses­sio яви­лась вна­ча­ле для уре­гу­ли­ро­ва­ния дав­ност­но­го завла­де­ния наслед­ст­вом: если цивиль­ный наслед­ник не всту­пал в наслед­ство, оно мог­ло быть захва­че­но вся­ким, при­чем по исте­че­нии года захва­тив­ший при­об­ре­тал все пра­ва цивиль­но­го наслед­ни­ка с.491 (usu­ca­pio pro he­re­de); для того, чтобы устра­нить захват наслед­ства лица­ми, не име­ю­щи­ми к тому ника­ких осно­ва­ний, пре­тор и стал давать ввод во вла­де­ние по сво­е­му усмот­ре­нию. Нако­нец чет­вер­тые (Лейст, Зомм и др.), опи­ра­ясь на ана­ло­гич­ные явле­ния атти­че­ско­го пра­ва¹⁵, пола­га­ют, что bo­no­rum pos­ses­sio воз­ник­ла впер­вые в при­ме­не­нии к наслед­ни­кам, не при­над­ле­жав­шим к семье покой­но­го (he­re­des extra­nei) и пото­му не быв­ших оче­вид­ны­ми, бес­спор­ны­ми наслед­ни­ка­ми: ввиду неоче­вид­но­сти их наслед­ст­вен­ных прав («si de he­re­di­ta­te am­bi­gi­tur»¹⁶) они и долж­ны были испро­сить себе пред­ва­ри­тель­но у пре­то­ра ввод во вла­де­ние.

В конеч­ном сче­те, ввод во вла­де­ние наслед­ст­вен­ной мас­сой и осу­ществля­ю­щий его интер­дикт quo­rum bo­no­rum име­ли тот же общий источ­ник, из кото­ро­го вышли пре­тор­ские сред­ства вооб­ще, т. е. идею охра­ны граж­дан­ско­го мира и поряд­ка. Если наслед­ник при­над­ле­жал к семье покой­но­го (был suus he­res) и нахо­дил­ся в момент смер­ти в его доме, то он уже eo ip­so ока­зы­вал­ся во вла­де­нии наслед­ст­вом и ни в каком осо­бом вво­де со сто­ро­ны пре­то­ра не нуж­дал­ся. Вся­кие пося­га­тель­ства на захват наслед­ства мог­ли быть отра­же­ны им при помо­щи обык­но­вен­ных вла­дель­че­ских интер­дик­тов. Иным было поло­же­ние наслед­ни­ка, suus или extra­neus, — все рав­но, если он не нахо­дил­ся в доме вооб­ще в хозяй­стве, покой­но­го в 383 момент его смер­ти: ему еще надо было овла­деть наслед­ст­вом. Попыт­ка к тако­му овла­де­нию мог­ла встре­тить сопро­тив­ле­ние со сто­ро­ны тех, кто, не имея ника­ко­го пра­ва, наслед­ст­вом уже вла­де­ет; при­ме­не­ние соб­ст­вен­ной силы было для наслед­ни­ка сред­ст­вом невер­ным, а с точ­ки зре­ния обще­ст­вен­но­го мира неже­ла­тель­ным. Ввиду это­го пре­тор и обе­щал свое содей­ст­вие тем лицам, кото­рые явят­ся к нему и в общем, сум­мар­ном поряд­ке (cau­sae cog­ni­tio) дока­жут ему (или, по край­ней мере, сде­ла­ют для него веро­ят­ным) свое наслед­ст­вен­ное пра­во. Но пре­тор на пер­вых порах пре­сле­до­вал толь­ко един­ст­вен­ную цель — дать ввод во вла­де­ние веро­ят­но­му цивиль­но­му наслед­ни­ку, т. е. juris ci­vi­lis adju­van­di gra­tia¹⁷.

— ее отно­ше­ние к цивиль­но­му насле­до­ва­нию

Ско­ро, одна­ко, раз­лич­ные несо­вер­шен­ства цивиль­ной систе­мы заста­ви­ли его вый­ти за пре­де­лы этой скром­ной роли. Одну из исто­ри­че­ских осо­бен­но­стей этой систе­мы состав­ля­ло отсут­ст­вие с.492 т. н. suc­ces­sio gra­duum et or­di­num¹⁸: если бли­жай­ший наслед­ник не при­ни­мал наслед­ства, то оно не пере­хо­ди­ло к даль­ней­ше­му по поряд­ку род­ства, а дела­лось вымо­роч­ным и пото­му в древ­ней­шее вре­мя бес­хо­зяй­ным. Такое поло­же­ние есте­ствен­но долж­но было ско­ро пока­зать­ся ненор­маль­ным, и пре­тор стал давать bo­no­rum pos­ses­sio сле­дую­ще­му в поряд­ке род­ст­вен­ни­ку, дей­ст­вуя здесь уже juris ci­vi­lis supplen­di gra­tia¹⁹.

Нако­нец, пре­тор сде­лал и послед­ний в прин­ци­пи­аль­ном отно­ше­нии шаг: он стал давать в неко­то­рых слу­ча­ях bo­no­rum pos­ses­sio вопре­ки цивиль­но­му наслед­ст­вен­но­му пра­ву — juris ci­vi­lis cor­ri­gen­di gra­tia. Так, напри­мер, в ста­рое вре­мя, когда пат­ри­ар­халь­ная семья пред­став­ля­ла еще под­лин­ное реаль­ное явле­ние, было есте­ствен­но, что дети, ушед­шие из этой семьи, напри­мер, fi­lii eman­ci­pa­ti²⁰, от насле­до­ва­ния устра­ня­лись. Но с тече­ни­ем вре­ме­ни это устра­не­ние их и воз­мож­ность, что вслед­ст­вие это­го наслед­ство перей­дет к дру­гим, часто очень дале­ким, род­ст­вен­ни­кам, ста­ло казать­ся неспра­вед­ли­во­стью, и пре­тор дает эман­ци­пи­ро­ван­ным сыно­вьям bo­no­rum pos­ses­sio, исправ­ляя этим цивиль­ную систе­му соот­вет­ст­вен­но изме­нив­ше­му­ся пра­во­со­зна­нию среды.

— bo­no­rum pos­ses­sio dec­re­ta­lis и edic­ta­lis

На пер­вых порах пре­тор давал bo­no­rum pos­ses­sio по пред­ва­ри­тель­ном лич­ном рас­сле­до­ва­нии обсто­я­тельств дела (cau­sae cog­ni­to) посред­ст­вом сво­его лич­но­го кон­крет­но­го реше­ния (dec­re­tum), вслед­ст­вие чего и самая bo­no­rum pos­ses­sio, таким обра­зом полу­чен­ная, есть bo­no­rum pos­ses­sio dec­re­ta­lis. Мало-пома­лу, одна­ко, в пре­тор­ской прак­ти­ке выра­бота­лись извест­ные опре­де­лен­ные пра­ви­ла отно­си­тель­но того, когда bo­no­rum pos­ses­sio сле­ду­ет давать, и пре­то­ры ста­ли вно­сить эти пра­ви­ла в свой эдикт. Для полу­че­ния bo­no­rum pos­ses­sio теперь было доста­точ­но дока­зать толь­ко налич­ность тех обсто­я­тельств, кото­рые ука­за­ны в эдик­те, и bo­no­rum pos­ses­sio будет дано «соглас­но эдик­ту» — bo­no­rum pos­ses­sio edic­ta­lis. Бла­го­да­ря этим все вре­мя раз­ви­ваю­щим­ся пра­ви­лам пре­тор­ско­го эдик­та, пре­тор­ская систе­ма bo­no­rum pos­ses­sio самым суще­ст­вен­ным 384 обра­зом вли­я­ла на рим­ское наслед­ст­вен­ное пра­во, при­чем сов­мест­ное дей­ст­вие he­re­di­tas и bo­no­rum pos­ses­sio про­дол­жа­ет­ся не толь­ко в тече­ние все­го клас­си­че­ско­го пери­о­да, но и в позд­ней­шее вре­мя — вплоть до Юсти­ни­а­на.

с.493 Но не один пре­тор при­ло­жил свой труд к усо­вер­шен­ст­во­ва­нию наслед­ст­вен­но­го поряд­ка. Весь­ма важ­ный прин­цип новей­ше­го необ­хо­ди­мо­го насле­до­ва­ния был уста­нов­лен в кон­це рес­пуб­ли­ки или нача­ле импе­рии в прак­ти­ке цен­тум­ви­раль­но­го суда, кото­ро­му под­ле­жа­ли спо­ры о насле­до­ва­нии.

Зако­но­да­тель­ство импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни

Рав­ным обра­зом, не оста­ва­лось в сто­роне и зако­но­да­тель­ство. Уже пери­о­ду рес­пуб­ли­ки при­над­ле­жат неко­то­рые отдель­ные зако­ны, раз­ре­шав­шие те или дру­гие вопро­сы насле­до­ва­ния (напри­мер, зако­ны об огра­ни­че­нии сво­бо­ды отка­зов). В пери­од прин­ци­па­та на место le­ges высту­па­ют se­na­tus­con­sul­ta, целый ряд кото­рых отно­сит­ся к наслед­ст­вен­но­му пра­ву. С уси­ле­ни­ем импе­ра­тор­ской вла­сти и в нашей обла­сти на пер­вый план высту­па­ют импе­ра­тор­ские ука­зы.

Под вли­я­ни­ем всех этих фак­то­ров рим­ское наслед­ст­вен­ное пра­во мало-пома­лу дале­ко ото­шло от тех осно­ва­ний, на кото­рых стро­и­лась ста­рая цель­ная систе­ма цивиль­но­го пра­ва. В бес­ко­неч­ном коли­че­стве пунк­тов она была изме­не­на как пре­тор­ским эдик­том, так и мно­го­чис­лен­ны­ми отдель­ны­ми зако­на­ми, вслед­ст­вие чего ко вре­ме­ни Юсти­ни­а­на рим­ское наслед­ст­вен­ное пра­во, осо­бен­но насле­до­ва­ние по зако­ну, пред­став­ля­ло собою систе­му чрез­вы­чай­но слож­ную и запу­тан­ную. Во вре­мя работ по состав­ле­нию «Cor­pus Juris Ci­vi­lis» Юсти­ни­ан еще не нашел воз­мож­ным про­из­ве­сти общее пере­стро­е­ние насле­до­ва­ния на новых нача­лах, вслед­ст­вие чего в «Cor­pus» мы нахо­дим еще нагро­мож­де­ние раз­лич­ных исто­ри­че­ских сло­ев. Но он сде­лал это сво­и­ми позд­ней­ши­ми ука­за­ми, новел­ла­ми, из кото­рых основ­ное зна­че­ние име­ют новел­лы 118 (543 г.) и 127 (548 г.), рефор­ми­ру­ю­щие насле­до­ва­ние по зако­ну, и новел­ла 115 (542 г.), регу­ли­ру­ю­щая необ­хо­ди­мое насле­до­ва­ние.