© 2018 г. Перевод с итальянского В. Г. Изосина.
с.293
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Византийцы (535— Экспедиция Велизария Итак, улучив подходящий момент, Юстиниан в 535 году решился начать готскую войну, приказав Велизарию сесть на суда с войском в 7500 солдат, делая вид, что направляется в Карфаген. Высадившись на Сицилии, возможно, в Катании, как бы для пополнения запасов, византийский вождь, следуя полученным приказам, начал, учитывая благоприятные условия, завоевание острова, который желал занять прежде любой другой земли, чтобы сделать из него базу для своих военных операций; по образу действий Велизария ясно видно, что обладание Лилибеем было только дипломатическим предлогом. Также и в этот раз его помощником был историк Прокопий, написавший повествование об этой войне. Византийцы, которые в войне 533 года были поддержаны готами из-за ненависти к вандалам, получили в этой кампании помощь населения острова, которое было, пожалуй, некоторым образом побуждено религиозным чувством противодействовать готам, но в основном для этого не было веских причин, поскольку оно никоим образом не могло надеяться улучшить свои условия, попав под власть византийцев; однако часто народы обманываются тем, что достаточно сменить хозяина, чтобы стало лучше. В то время как горожане открывали перед Велизарием ворота с.294 городов, встречая его как освободителя1, готские гарнизоны сопротивлялись слабо, впрочем, как мы видели, на острове их было немного. Взяв сначала Катанию, а затем Сиракузы, Велизарий без особых усилий продолжал завоевание острова, подчиняя «на капитуляцию» многие другие города2. Наиболее сильное сопротивление в этой первой части войны было оказано Синдеритом, дуксом провинции, который, тем не менее, был побеждён3. Осада Палермо Он остановился только для того, чтобы завоевать Палермо, город укреплённый и защищённый сильным гарнизоном, который должен был оказать длительное и энергичное сопротивление. Велизарий заметил, что напрасно пытаться со стороны суши преодолеть его оборонительные сооружения, которые ещё Гермократ в конце V века до н. э., несмотря на одержанную неподалёку от них победу, не решился атаковать. Тогда он ввёл свой флот в гавань, которая, как известно, вдавалась глубоко в сушу, почти касаясь стен новой части города (Неаполя), доходя до сегодняшней площади Караччоло4. Обратив внимание, что корабельные мачты превосходят высоту с.295 стен, он поднял своих солдат на маленьких лодках, привязанных к верхушкам мачт, и напав, таким образом, на защитников стен сверху, смог взять город5. Сопротивление Палермо и усилия Велизария по его взятию много позже были весьма прославлены ростом значения города, так что сложилась учёная традиция, что Велизарий основал в Палермо в благодарность за победу церковь Санта-Мария-делла-Пинта6, или, скорее, первым преобразовал в церковь существовавший там старый языческий храм, традиция, которую, конечно, невозможно ничем доказать. Обернувшаяся несчастьем для готов война была уже успешно доведена до конца первой кампании, когда их король Теодахад, который вёл тогда переговоры с императорским послом Петром, предложил Юстиниану уступить Сицилию вместе с Италией при условии определённой выплаты; однако затем возгордившийся несколькими незначительными победами, одержанными его войсками в Далмации, Теодахад, «этот бесхарактерный человек» (Хольм, p. 527), изменил соглашению7, так что Велизарий был вынужден отправиться в Италию, чтобы возобновить военные действия. Он провёл зиму 535— В ней Сицилия была местом снабжения византийцев; житницей и вместе с тем базой военных операций. В начале войны к Велизарию перешёл Эбримут, зять Теодахада, согласно одним, в то время, когда византийский генерал был ещё на Сицилии11, согласно другим, когда он уже прибыл в Регий12. Война в Италии Превратности италийской кампании Велизария слишком хорошо известны, поэтому я к ним не обращаюсь, впрочем, они и не входят в рамки настоящего исследования. Их следует привлекать лишь попутно, чтобы было возможно включить в повествование о сицилийских событиях той эпохи, которые с ними тесно связаны13. с.297 Опытный полководец после того, как взял Неаполь, Кумы, Рим и Сполето, к концу 538 года почти полностью разгромил готов и стал хозяином всей южной Италии. Он уже вернул военный порт Анконы и овладел Равенной, когда, вследствие интриг двора, которые не были тайной, был отозван в Константинополь, и Италия, оставленная без защиты его доблести, подверглась оружию храброго короля Тотилы. С последним, сменившим в 545 году Эрариха, преемника Витигеса, готы вернули себе, во время отсутствия Велизария, земли, приведя в расстройство дела приверженцев императора на полуострове. Они вновь заняли Цезену, Петру, Беневент, Кумы и другие города, и после побед при Фавенции и Муцелле получили заверения в верности от многих городов, которые добровольно выплачивали им налоги. Из Константинополя, где в действительности были гораздо больше обеспокоены войной с персами14, лишь для того, чтобы не казалось, что совсем не заботятся об Италии15, были отправлены с солдатами и деньгами Деметрий и префект претория Максимин. Но несколько кораблей и провиант, собранные Деметрием в портах Сицилии с намерением двинуться против короля готов16, были захвачены без какого-либо сопротивления Тотилой, который весной 543 года овладел всей полуостровной частью Италии. Во власти византийцев оставалась только Сицилия, и Тотила, сознавая важность этого владения для византийцев, пытался уменьшить его значение, перерезав коммуникации с Римом взятием Неаполя, который желал иметь в своей власти любой ценой, осаждая его, хотя исключал осады из правил ведения войны17. с.298 Именно во время осады Неаполя была запрошена помощь Максимина, который прибыл в это время из Эпира на Сицилию, однако пребывал в бездеятельности в Сиракузах, откуда не двинулся даже теперь18. Обеспокоившись, наконец, делами войны в Италии, Юстиниан решился отправить на полуостров Велизария. Известно, что великий полководец, уже впав в немилость двора19, прибыл в Италию почти без войск, так что был вынужден ограничиться слабой обороной, пытаясь сохранить некоторые укреплённые города. Сицилия — оплот византийского могущества Тотила осадил даже Рим, который среди лишений держался в течение долгого времени; папа Вигилий, находившийся в Константинополе, послал в помощь городу зерно из Сицилии, однако оно было перехвачено готами, поэтому, когда голод изо дня в день усиливался, диакон Пелагий решил отправиться найти Тотилу для переговоров о сдаче. Именно в этом случае король заявил, что он никогда не простит сицилийцам неблагодарности, проявленной их переходом к византийцам20. 546 год наиболее печален для византийской власти в Италии; Сицилия была, можно сказать, всем, что осталось у Империи, и единственным безопасным местом убежища на Западе. Здесь действительно нашёл приют папа Вигилий, который провёл тут зиму 545— Возвращение Велизария с.299 И также в Сицилии укрываются некоторые видные африканцы23, бежавшие из своей области, где власть Империи была близка к нулю из-за непрерывных восстаний солдат и нападений мавров. Но тем временем Велизарий вновь занял Рим и там укрепился таким образом, чтобы больше не покидать его; более того, получив некоторое количество войск в помощь от императора, он спустился в Калабрию (547 год) и пришёл также на Сицилию, войдя в Мессину24. Об этом его пребывании Прокопий рассказывает, что византийский полководец мучил островитян тяжёлыми налогами25; сведения, очевидно, происходят из весьма подозрительного источника и если даже не выдуманы, то могут считаться по меньшей мере плодом большого преувеличения, достигшего затем кульминации в сообщении, содержащемся в «Liber Pontificalis», согласно которому «Belisarius… reversus ad Siciliani depopulavit eam»[7]26. Тотила в Сицилии Но истинны или нет эти притеснения, на Сицилии не было недостатка в бедствиях во время этой несчастной войны: на ней в 548 году высадились 2000 солдат, предназначенных для Велизария27, а на следующий год Тотила с.300 после отъезда Велизария во второй раз взял Рим, прошёл на Сицилию, против которой был, как уже говорилось, возмущён, потому что она так легко предалась византийцам в 535 году, несмотря на отсутствие жалоб на остроготское управление, и которую желал поразить, как средоточие византийского могущества в Италии. Он приступил к этому делу с большим тщанием, используя некоторые корабли, отнятые у греков, и 400 специально подготовленных лодок. После взятия Регия и оставления там гарнизона он отправился на осаду Мессины. Возле города у него было сражение с командиром гарнизона Домненциолом, исход которого остался неопределённым; однако византийский военачальник, который едва ли смог бы перенести следующее столкновение, заперся в городе, который не был взят28. Либерий Другие готские отряды проникли тогда вглубь, жестоко разоряя остров29; только тогда Юстиниан, убедившись в чрезвычайной серьёзности дел на Западе, решился на энергичные действия, послав в качестве первоочередной меры один флот для защиты Сицилии, под командованием Либерия30, а второй для поддержки полуострова, во главе которого хотел поставить своего племянника Германа, мужа Матасунты (вдовы Витигеса). Но, поскольку тот умер до отправления, главой экспедиции был избран евнух Нарсес, которому, как известно, было предназначено полностью разрушить готское могущество. Либерий отплыл в осаждённые Тотилой Сиракузы и ему удалось проникнуть в город, однако оставался он там недолго, с.301 потому что, видя, что со своими ограниченными силами находится в опасности, отправился в сильно укреплённый Палермо31. Тем временем Тотила удалился с острова, оставив гарнизоны в четырёх городах; этот уход был обязан, согласно рассказу Прокопия, советам Спина, сполетского квестора, указавшего королю, близким другом которого он был, что Италия подвергается опасности, угрожаемой экспедицией Германа, который прямо сейчас нападает на неё. На самом деле Спин был весьма заинтересован в том, чтобы дать такой совет, так как, будучи взят в плен византийцами в Катании, получил свободу лишь при условии, что заставит Тотилу удалиться с острова32. Тотила, убеждённый в особенности тем соображением, что сможет вернуться в Сицилию, как только избавится от Либерия, ушёл, оставив на острове гарнизоны в четырёх сильных крепостях, которыми не могли быть ни Палермо, ни Катания, ни Сиракузы, ни даже Мессина, места, занятые византийскими отрядами, но, возможно, другие второстепенные местности, для отыскания которых у нас нет данных. Артабан и Нарсес В 551 году на Сицилию прибыл, наконец, Артабан, генерал, принимавший заметное участие в войне в Африке33, который с самого начала войны против Тотилы предназначался императором для замены Либерия (считалось, что тот стар и малоэнергичен), но который до сих пор не мог принять командование над армией Сицилии, так как во время перехода к острову его корабли были застигнуты бурей и ушли к Мелите, островку у Пелопоннеса34. Артабан в качестве завершения кампании, которую он не смог провести, изгнал, незадолго до того, как Нарсес разгромил готов у Везувия, оставленные Тотилой35 гарнизоны, последние с.302 остатки готской власти на острове. Сразу по завершении войны Сицилия претерпела, как почти вся остальная Италия, притеснения той банды варварских готов, которая под командованием Бутилина блуждала по полуострову. Такое вторжение, память о котором нам оставили комит Марцеллин в «Хронике»36 и Григорий Турский37, мне кажется, следует признать имевшим место, несмотря на молчание о нём других авторов, что позволило Райприху считать, что оно не происходило. Слишком малочисленны и неполны источники, которыми мы обладаем об этом периоде, так что, несмотря на возможность всегда сомневаться в том, что какие-то данные, сохранённые лишь частью из них, следует обобщать, всё же следует всегда быть осмотрительными, отвергая их достоверность. Конец войны Между тем для острова наступало почти столетие мира, которое, однако, не должно было принести те блага, которые мы обычно привыкли рассматривать как его результаты; при нём остров начал ощущать печальные последствия распада империи, частью которой он был. Я вновь займусь его состоянием после того, как представлю сведения об устройстве Империи, тогда будет видно, что Сицилия находилась, пожалуй, в худших условиях, чем остальная Империя, хотя доказательством этого не служит, как, однако, считал Амари, упоминание, что она многократно предназначалась в качестве места изгнания38, как в римские времена39; в этих с.303 случаях следует иметь в виду скорее острова, окружавшие Сицилию, чем саму Сицилию, действительно, слишком большую для места принудительного проживания. Св. Григорий В этом периоде спокойствия следует отметить ещё факт, который внешне может показаться не имеющим или имеющим мало отношения к гражданской истории, но который, напротив, имеет очень большое значение: основание (случившееся в 575 году) шести монастырей благодаря заботам того, кто позже станет папой св. Григорием I40. Это был, можно сказать, первый камень в той сложной структуре, которую св. Григорию надлежало создать на Сицилии. Шесть монастырей, в которых он намеревался дать приют многочисленным членам церкви, которые, изгнанные, бродили в очень плохих условиях, были первым шагом для того нравственного завоевания острова, которое он совершил в результате длительной работы, превратив его в «цитадель италийского духовенства» и сделав его расположенным к папам и к Риму41. Одновременно с Григорием, хотя и с меньшей интенсивностью и, следовательно, с меньшими результатами, позже проявил интерес к Италии в целом и, таким образом, к Сицилии, император Маврикий Тиберий (582— Некоторым образом касается Сицилии той эпохи легенда, рассказанная Павлом Диаконом об Аутари. с.304 Он сообщает, что «usque etiam Regium, extremam Italiae civitatem vicinam Siciliae, perambulasse; et quia ibidem intra maris undas columna quaedam esse posita, dicitur usque ad eam, equo sedens accessisse, eamque de hastae suae cuspide tetigisse dicens: usque hic erunt Langobardorum fines; qua columna usque hodie dicitur persistere et columna Authari appelari»[13]43. Эта легенда, ставшая благодаря своему символическому содержанию очень популярной, как правило, отвергается современными критиками. Вайс44 считает, что Регий в Калабрии перепутан с Регием в Эмилии, Джачинто Романо усматривает в приписываемом королю поступке «символический акт» «национальной саги», посредством которого «он овладел берегами южной Италии от имени своего народа»45. Только Дж. Л. Андрич46 усматривает в легенде воспоминание о каком-то враждебном вторжении в южную часть полуострова, о котором, однако, не находит других сообщений. Он отклонился от всех, кого я знаю, возможно, потому, что желал изучить письма св. Григория сами по себе, а не для извлечения из них деталей для восполнения сомнительных и неполных сообщений; одно письмо этого понтифика, от марта 591 года47, предписывает епископу Мессины Феликсу принять в монастыре св. Феодора епископа Паулина из Тавриана в Бруттии, бежавшего в Сицилию с несколькими монахами «из-за варваров» («occasione barbarica»). Легенда об Аутари Очевидно, что набег, возможно, малозначительный, упоминаемый св. Григорием, являлся фоном, на котором позже была выдумана поэтическая легенда об Аутари, в которой дано более с.305 красочное героическое перенесение небольшой круглой башни, как раз и бывшей «регийской колонной» посреди морских волн48. О том, в каком году произошёл этот набег, не может быть сомнений — это 590 год, поскольку он происходил между взятием Павии и смертью Аутари, событиями, случившимися в этом году. И дата письма св. Григория является тому подтверждением. Также в 601 году (в феврале) на Сицилии боялись нового вторжения варваров (лангобардов), и об этом сообщает св. Григорий49, справедливо опасавшийся, что в марте, когда должно закончиться перемирие (см. Ep. X, 16), возобновятся военные действия. Тем временем в народе мусульман начали проявляться первые последствия реформы Магомета; в 644 году, когда умер халиф Омар, его преемник Муавия сделал преобладающей партию морской войны и в 652 году, после того, как были завоёваны Кипр и Родос, мусульмане направились к Сицилии. Там они высадились, захватив некоторые места на побережье и «по своему обычаю, отправив осмотреть край для сражения тех, которые захватили добычу и пленников, и всё же их было недостаточно для завоевания рассказанных земель. Но такую слабость врага не могли различить христиане, среди первых испуганные этим нападением, не ожидавшимся и не считавшимся возможным, этим страшным именем сарацин, этими новыми внешностью, обликом, языком и порывом сражаться»50. с.306 По распространении известия об этом вторжении на полуостров, экзарх Равенны Олимпий, прежде испробовавший все средства, чтобы арестовать папу Мартина из-за разногласий с императором по монофелитскому вопросу, примирился с Мартином и двинулся к Сицилии51. Война велась вяло, тем не менее, хотя вскоре умер от чумы экзарх Олимпий, мусульмане, которые не могли надеяться на какую-либо помощь и боялись, возможно, внезапного появления византийского флота, ночью покинули остров, уведя с собой добычу и пленных. Из Феофана мы знаем, что сицилийские пленники выбрали в качестве места ссылки Дамаск, сообщение, которое, как справедливо отмечает Хольм52, было плохо понято Амари, который думал, что они остались пленниками добровольно, видя в этом критику провального византийского господства. С уходом мусульман преследование Мартина ужесточилось; схваченный и доставленный через Мессину в Константинополь, он был подвергнут здесь позорному процессу и сослан в Херсон на берегу Чёрного моря53. Констант II в Сицилии Тем временем в Италию прибыл (в 663 году), согласно общему толкованию, чтобы избежать угрызений совести за братоубийство, или же для борьбы с лангобардами, император Констант II, вернувшийся от нанесённого мусульманами поражения у побережья с.307 Ликии; его намерением было установить местопребывание в Риме, что вызвало большое недовольство в Константинополе, где опасались его отдаления от двора. Забавный отголосок этого недовольства оставлен нам в стихотворной хронике Константина Манассии, который, говоря о намерении императора, сказал, что он вёл себя «не иначе, как тот, кто раздевает хорошо одетую девушку и украшает старуху в возрасте трёх ворон как грациозную девицу»54. После нескольких дней проживания на полуострове Констант, однако, перебрался на Сицилию, направившись в Сиракузы, где и провёл последние шесть лет своего царствования и своей жизни55. История острова во время пребывания императора на Сицилии источниками и, главным образом, Павлом Диаконом, посвятившим сицилийским событиям этой эпохи четыре главы своей истории56, рассказана в весьма мрачных тонах. Остров и соседние области, говорит он, переносят нестерпимые мучения: увеличивались налоги, жёны отрывались от мужей, а дети от родителей, осквернялись храмы, до тех пор, пока не утомились души и был составлен заговор против Константа, который 15 июля 668 года, когда находился в бане Дафны, был убит рабом по имени Андрей, сын Троила, вылившим на него кувшин горячей воды57. с.308 Рассказ так, как он передан, конечно, приемлем; в нём нет ничего, что могло бы вызвать сомнения. Однако не являются в равной степени приемлемыми сведения об ущербе, понесённом Сицилией из-за деятельности Ираклия[20]. Павел Диакон и анонимный компилятор «Liber pontificalis» были слишком обеспокоены тем фактом, что они рассказывают о деяниях императора-еретика, монофелита, который столь многое причинил римской церкви, чтобы их суждение было продиктовано прямым чувством справедливости. Всё же несомненно, и доказательством тому — цареубийство, что император не должен был быть очень приятен сицилийцам, которые, конечно, как с ними происходило и позже в сходных случаях, должны были на самом деле оставаться разочарованными императорским пребыванием, от которого, кто знает, каких благодеяний ожидали. Такое разочарование, усиленное малоприятной близостью абсолютистского двора и оскорблённым религиозным чувством, возможно, по наущению сицилийских епископов58, и некоторые с.309 новые непомерные налоги, или, скорее, более строгое налогообложение59, особенно для покрытия расходов на военную реорганизацию Африки60, — всё это было мотивами, в итоге приведшими к вероятному заговору, закончившемуся цареубийством61. Явным преувеличением, напротив, является всё то, что говорится в большинстве источников, над которыми властвует принцип обобщения, из-за которого, как известно, часто лицо упоминается как дурное с.310 во всех своих действиях только потому, что было таковым в одном из наиболее известных случаев своей жизни. За смертью Константа II последовало непродолжительное смятение, поскольку сицилийская солдатня провозгласила императором Мизизия, знатного юношу армянского происхождения, против которого константинопольский двор, опасаясь, что престол Империи останется в Сиракузах, поспешил направить кое-как собранное по всей Италии войско. В стычке, произошедшей, вероятно, около Сиракуз62, поражение потерпели Мизизий и его сторонники, многие из которых были убиты, а другие доставлены в Константинополь и вместе с ними, по-варварски, голова их вождя. Первые набеги мусульман Так закончилась эта первая попытка сицилийцев провозгласить претендента — маленькой гражданской войной, ставшей причиной нового мусульманского вторжения63. Скорее всего, — говорит Микеле Амари; впредь у меня часто будет повод его цитировать, — император Константин оставил «Сицилию без защиты солдат из-за их желания выбрать какого-то другого императора, а мусульмане, которые держали глаза открытыми на новый престол вражеской империи, использовали этот случай для её разграбления» (p. 98). И фактически, если императору удалось избежать, по крайней мере, в этот момент, повторного выдвижения соперника, это облегчало новое вторжение, и мусульмане из Египта, в который они уже вторглись, прибыли на двухстах кораблях под командованием Абдуллы ибн Кайса на Сицилию, разграбив Сиракузы, в то время как многие горожане укрывались в горах, спасаясь от резни. Сарацины, похитив пресловутую добычу, взятую Константом II с.311 в Риме, вернулись в Александрию спустя около месяца после того, как ступили на остров64. После этого вторжения, при епископе Зосиме, кафедральный собор в Сиракузах был от Святого Иоанна у катакомб перенесён intra moenia (внутрь стен), в античный храм Минервы, и кажется, что тогда же произошло перенесение тела основателя сиракузской церкви св. Марциана65.
ПРИМЕЧАНИЯ
