© 2018 г. Перевод с итальянского В. Г. Изосина.
с.312
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Сепаратистские движения
Вторжения мусульман
После смерти Константа история острова в течение приблизительно полутора столетий отражается почти исключительно в непрерывных вторжениях мусульман, не столько Леванта, сколько Африки, «где арабское племя укрепилось племенем иноземным и вместе с ним стало столь грозным во всех западных странах Европы» (Амари).
С 703 по 828 год, в котором мусульмане высадились на Сицилии как завоеватели, их банды одиннадцать раз появлялись на острове; о превратностях этих набегов было рассказано на основе византийских и арабских авторов Микеле Амари, поэтому я не обязан интересоваться ими, и не только потому, что не могу внести никакого нового вклада в их познание, но также и потому, что моей задачей является не рассказ о первых мгновениях этой новой сицилийской жизни, а скорее исследование последних проявлений жизни византийского периода.
Как я уже отмечал в предыдущей главе, возведение на трон после убийства Константа II претендента Мизизия является свидетельством недовольства острова византийским правлением и стремления к политической независимости. В последующем имели место ещё три военных мятежа, которые были именно самыми настоящими сепаратистскими движениями, особенность которых, я думаю, заключалась в истинной связи всех последних проявлений сицилийской жизни под византийским господством1.
Восстание Сергия
с.313 Первое из этих движений во времена мусульманских набегов имело место в 718 году, когда Константинополь был плотно осаждён сильной мусульманской армией. Воспользовавшись этим, стратиг Сицилии Сергий добился провозглашения войсками императором некоего Василия, сына Григория Ономагула, который принял имя Тиберия; но Лев Исавр сразу же послал против него своего министра Павла, который убил Тиберия и вынудил бежать Сергия, истребляя его приспешников2.
Сепаратистский характер восстания, возглавляемого Сергием, который, вероятно, был сицилийцем3, определяется Габотто главным образом тем, что он, как и Мизизий, остался в Сицилии и не выступил на восток4; также после него и до Эльпидия, кажется, происходили небольшие волнения, в частности, во время первого стратигства этого фаворита Ирины5, доказательство которых, как мне представляется, среди прочего усматривается в мусульманском вторжения Обейд Аллы, похоже, призванного кем-то из Сицилии6.
Причины сепаратистских устремлений
Нетрудно выяснить наиболее важные причины этих новых общих чаяний сицилийцев; Габотто ставит под сомнение, что виновником этих волнений было войско7, из которого, во всяком случае, как я думаю, нельзя устранить преобладающий сицилийский элемент и, более всего, в его руководстве; с.314 он также добавляет, что сепаратистское восстание представляло собой единственный путь для пострадавших областей8; всё же это наблюдение, хотя и правильное, просто откладывает вопрос, оставляя без объяснения, почему византийское управление стало теперь нетерпимым для сицилийцев.
Если как следует присмотреться к сообщениям, правда, не слишком обильным, о коренном населении острова, нельзя не заметить, как в нём уже начинают проявляться ростки новой жизни благодаря появлению новых институтов и преобразованию существующих.
Среди этих проявлений, весьма сходных с теми, которые дали начало итальянским коммунам и морским республикам Средневековья, следует особо отметить городские ополчения и флотилию острова, которая отличилась во время враждебных отношений с франками.
Иконоборческая ересь и Сицилия
Расширение этого течения жизни неизбежно вело к стремлению освободиться от византийского правительства, громоздкой машины, сковывавшей её движение серьёзными препятствиями. Первое место среди них занимала, конечно, иконоборческая ересь Льва Исавра, которая именно в этот период вызвала сильное враждебное возмущение в религиозном мире Запада.
Император не понял, что уже не все признают его право вмешиваться в религиозные вопросы, так что, даже если исходить, как предполагает Амари9, из намерения отвратить народ от религиозных предрассудков, он открыто выступил не только против официальной церкви, но и против народа, и последовавшая война против Византии, которая велась по инициативе Григория II, понтифика широкого ума, итальянскими городами и королём лангобардов, завершилась победой союзников.
Сицилийцы, не менее чем с.315 другие верующие приверженные поклонению образам, не преминули выступить против указа Льва и если во время этой прискорбной войны остров не стал театром печальных событий, то этим он обязан изобилию солдат и крепостей10, делавших тщетной всякую попытку совместных действий.
В любом случае событие, стоит это повторить, не прошло незамеченным, и если мы осведомлены о немногих подробностях (неясность, давшая начало нескольким учёным религиозным легендам)11, мы всё же знаем о мероприятии Исавра, на треть увеличившем в Сицилии налог «per capita», который, мы видели, упоминался во времена Константа. Впрочем, император был беспощаден в применении всякого рода наказаний для упрямых противников его реформ12 с.316 и, чтобы избавить Сицилию от прямого влияния Римской церкви, приказал Сицилийской церкви официально и окончательно перейти к Константинопольскому патриархату, дав самые суровые распоряжения, чтобы сицилийские епископы совершенно не общались с папой, чью «patrimonia» на острове он конфисковал13. Таким образом, Сицилии не удалось полностью избавиться от последствий борьбы и маловероятно, как считает Ланча, что она могла быть в те годы печальным местом убежища для монахов, бежавших от жестокости преследователей14.
Всё же сицилийцы остались приверженными поклонению образам, и следует сказать о великом воодушевлении, с которым около века спустя (842) они узнали о конце иконоборчества15.
Во времена жестокой иконоборческой борьбы Сицилию не миновал бич многочисленных мусульманских набегов, которые претерпели перерыв, относящийся только к 752 году16; но зато почти не было дозволено, чтобы она жила в мире, став сценой части той борьбы, которую вела императрица Ирина, вдова Константина Копронима[1] и регент своего сына Константина, мальчика 10 лет.
Движение Эльпидия
Ирина, одна из наиболее значительных фигур Византийской империи, едва приняв регентство, сослала детей третьей жены Копронима и послала доверенных лиц управлять провинциями. К Сицилии причалил Эльпидий, фаворит императрицы (февраль 781 года); но не прошло и двух месяцев, как уже распространились молва, что он с.317 поддерживает сосланных детей Копронима, и Ирина отправила против него спафария Феофила. Им не удалось, однако, арестовать семью мятежного патриция, склонившего в свою пользу часть сицилийской армии. Год спустя императрица послала против Эльпидия евнуха Феодора во главе флота, и он изгнал мятежника, который укрылся в Африке, где принял инсигнии императора17.
Почти одновременно с этим движением, которое, благодаря участию местных войск, приняло сецессионистский характер18, Сицилия посредством своих правителей приняла участие в событиях на полуострове, где Карл Великий тем временем основал королевство франков, разрушив лангобардское королевство (в 774 году он занял Павию).
Отношения стратигов острова с лангобардами
Остатки лангобардской державы вступили с византийцами в соглашение против папы, поддержанного франками, и тогда имели место попытки восстания в Италии, а именно во Фриули19, благодаря действиям лангобардских герцогов, поддерживавших отношения также с патрицием Сицилии20. В 778 году беспорядки грозили возобновиться и папа вступил в открытый конфликт с патрицием Сицилии, который командовал также силами Неаполя21 и был поддержан Арехисом, герцогом Беневента; он решительно оспаривал владение Кампанией и также в последующие годы патриций Сицилии, представлявший императрицу Ирину, участвовал в тайных и явных интригах лангобардов, до тех пор, пока их объединённые силы не были окончательно разгромлены в Калабрии22. с.318 Адельхис же, сын Дезидерия, ещё до этой экспедиции отправился в Сицилию как раз для её подготовки с помощью императрицы23.
Внутренние распри, терзавшие мусульман в Африке, позволили сохранять мир в Сицилии; более того, в 812 году с патрицием острова Константином Ибрагим ибн Аглаб в целях благоприятствования торговле установил перемирие на десять лет24. Некоторые мусульманские корабли западной Африки, принадлежащей идрисидам и поэтому не связанной международными соглашениями аглабидов, продолжали исполнять их, всё же совершая иногда коварные попытки набегов на острова (806—
Наследовавший Ибрагиму сын Абу-ль-Аббас отметил своё воцарение большими военными приготовлениями, о которых христианские купцы Африки сообщили на Сицилии и в Италии. Император Михаил I послал тогда на остров патриция и нескольких спафариев, у которых было несколько кораблей из Амальфи и Гаэты; Карл Великий отправил своего внука Бернарда в Италию, чтобы противостоять вероятному нападению мусульман, которые в 812—
Мусульманские набеги на Сицилию не могли, однако, с.319 закончиться иначе, как окончательным завоеванием острова: было невозможно, чтобы хищные мусульмане обрекали себя на танталовы муки, довольствуясь тем, что попадалось под руку, без обладания соседним плодороднейшим островом, который уже по стольким причинам отделился от Империи, облегчая своими мятежами, хотя и не желая того, своё завоевание ими. Поэтому в 819 году произошло ещё одно, гибельное для Сицилии, вторжение, и, по-видимому, начатое «выходом религиозной ярости под видом репрессалии»29. Это был последний раз, когда арабы появились на Сицилии для грабежа, через семь лет они на самом деле вернулись туда, но для того, чтобы заложить основу своего постоянного господства.
Переворот Евфимия
Повод к этому дало серьёзное событие, случившееся на Сицилии: восстание Евфимия30.
Многие из современных учёных и особенно Венрих (Wenrich), Амари, Габотто, Росси, по-разному трактуют это событие; будет уместно вновь рассмотреть рассказы источников, учитывая разные оценки, к которым пришли названные авторы.
Источники, передавшие нам сведения об этом восстании, примыкают к трём различным традициям: византийской, итальянской и, наконец, арабской.
Константин Багрянородный, представитель византийской традиции31, рассказывает, что Евфимий, турмарх в войсках, то есть официальный начальник32, влюбившись в одну жившую в монастыре девушку, с.320 похитив её, женился на ней. Братья похищенной пожаловались императору, который приказал патрицию острова установить истину, чтобы, согласно законам, отрезать виновному нос.
Евфимий, чтобы избежать наказания, составил среди солдат заговор и укрылся в Африке, обещая свою поддержку мусульманам и приглашая их завоевать Сицилию.
Традиция, называемая арабской33, рассказывает, что император отдал приказ патрицию Сицилии Константину Суде34 наказать Евфимия за преднамеренное преступление, лишив его командования армией, с которой он победоносно опустошал побережье Африки; что-то узнав, Евфимий призвал своих боевых товарищей к восстанию и, прибыв в Сиракузы, дал сражение Константину, победил его, преследовал и убил близ Катании. Евфимий был тогда провозглашён императором и решился призвать сарацин лишь тогда, когда против него выступили, во главе каких-то имперских войск, варвар Палата с кузеном Михаилом, этот последний был губернатором Палермо.
Несколько отличается итальянская традиция, представленная Иоанном Диаконом35 и Салернским Анонимом36. Иоанн Диакон рассказывает, что Евфимий, став во главе мятежной группировки сиракузцев, убил патриция Григору, однако, атакованный войском, был вынужден бежать со своими в Африку, где просил помощи у Аркария, с.321 вождя сарацин37. Салернский же Аноним рассказывает историйку, имеющую некоторое сходство с рассказом Константина Багрянородного: Евфимий был вынужден просить вмешательства арабов, чтобы отомстить префекту провинции, отнявшему у него прекраснейшую невесту, чтобы отдать её сопернику.
На этом материале осуществлялась, как уже говорилось, критика Микеле Амари, Фердинандо Габотто38 и Агостино Росси39, которые в особенности обсуждали происхождение восстания, при этом первые двое придерживаются политического происхождения, а последний — частного.
Такое исследование, возможно, облегчится после попытки реконструировать события, стараясь по возможности меньше привлекать традиционные повествования.
Прежде всего, следует избавиться от показаний Салернского Анонима, которые являются, как справедливо считает проф. Агостино Росси, переделкой рассказа византийских источников под влиянием народного предания, «нередко принимаемого в Салернской хронике40, которое, вызванное ненавистью, вообще достаточно распространённой в южной Италии, против византийского правительства, вероятно, преобразило касающиеся Евфимия факты и придало им вид, враждебный этому правительству»41.
Остаются, таким образом, рассказы других писателей, из которых, я думаю, можно получить достоверную реконструкцию, с.322 поскольку они не противоречат друг другу, но, скорее, являются в некоторой части недостаточными. В самом деле, если внимательно рассмотреть, то станет ясно, что арабский рассказ совпадает в первой части с рассказом Константина Багрянородного, который, однако, сжато излагает вторую часть событий, на которой, напротив, больше останавливаются арабы42. Далее, Иоанн Диакон лишь излагает последнюю часть только о событиях, начиная с убийства патриция Сицилии, которого он называет Григорой, тогда как арабы именуют его Константином43.
Такое понимание окажется более очевидным при следующем расположении различных традиций:
| Византийская традиция | Арабская традиция | Итальянская традиция |
| Евфимий похищает монахиню. | ||
| Император приказывает патрицию Сицилии установить содеянное и наказать его. | Император приказывает наказать Евфимия за преднамеренное преступление, лишая его также командования флотом Африки. | |
| Евфимий призывает войска к восстанию и убивает патриция. | Евфимий, став главой неких мятежников, убивает патриция. | |
| с.323 | Против него выступают Палата и Михаил. | Происходит сражение. |
| Евфимий бежит в Африку, призывая на помощь сарацин. | Он бежит в Африку, призывая сарацин. | Он уходит в Африку призвать сарацин. |
Итак, события могут быть достоверно реконструированы следующим образом. К 826 году (как показал Амари, эта дата является верной)44 Евфимий, богатый сицилиец, турмарх войск, который победоносно опустошил со своей армией побережье Африки, совершает неизвестное преступление, которое позже будет определено византийской и итальянской традициями по типу преступлений, приобретших популярность в историографии, то есть преступлений из-за любви. Император отдаёт приказ патрицию Фотину или Константину Суде, который, возможно, имел прозвище Григора, расследовать это дело, чтобы наказать Евфимия, если он окажется виновным, лишив его командования африканским отрядом. Евфимий, воспользовавшись недовольством области и общими сепаратистскими настроениями, побуждает своих солдат восстать и провозгласить его императором, выступает против патриция Константина, обращает его в бегство из Сиракуз и, настигнув его в Катании, убивает.
Но когда против него выступили, вероятно, во главе византийских сил, охранявших Панорм, два варвара-кузена: Палата и Михаил, Евфимий, возможно, посчитав себя неспособным выдержать удар имперских войск, решил призвать на помощь мусульман, которым был, конечно, известен благодаря своим победоносным африканским набегам.
Последовательность событий, реконструированная таким образом из надёжных элементов разных исторических редакций, сохранивших память о них, ясно показывает, что если причину восстания Евфимия и следует искать в его личном деле, то всё же исключая мотив женщины, хотя она с.324 и могла иметься, поскольку у солдат и населения существовали причины, побуждавшие их следовать за ним и горячо его поддерживать. Иными словами, личный мотив (преступление или даже честолюбие) сделал из Евфимия того, кого обычно называют героем своего времени, подходящим для реализации чаяний острова.
Также об этом восстании, положившем начало окончательной высадке мусульманских сил, можно повторить то, что не раз говорилось обо всех политических движениях Сицилии в этот последний период византийского господства, а именно речь идёт о новом проявлении глубокого и уже непоправимого отдаления, возникшего между островом и империей, частью которой он был, проявлении, которое по неподдающимся точному установлению причинам было не в состоянии, как и предыдущие, преобразовать его в независимое государство, но способствовало достижению целей соседнего народа мусульман.
Из-за приглашения мусульман Евфимий остался в памяти потомков с всенародно опозоренным именем45; в то время как мне кажется, он не заслужил, пожалуй, иной славы, чем неудачливого политикана. Арабские источники слишком точны в том, что касается его приглашения, чтобы можно было сомневаться в том, что этому обстоятельству, столь обычному в историографической традиции (можно вспомнить Кориолана, Нарсеса и Бонифация), также и в этом случае была придана форма, основанная на предшествующих примерах; следует всё же заметить, что Евфимий, как это признаёт тот же Амари, предложил их главе Зиядет-Аллаху суверенитет над Сицилией «на тех условиях, что он сам удерживал остров с титулом и инсигниями императора, и выплачивал дань князю аглабитов»46.
[Окончание IV главы (№ 36, с. 1—2)]
с.1 В общем, речь не идёт о дипломатической комбинации, в отличие от, например, комбинации Пьемонта с Францией в 1859 году, в связи с которой никто не осмелился говорить о предателях.
Высадка в Мадзаре
Всё же мусульмане, получив просьбу Евфимия о помощи47, сразу увидели ту выгоду, которую они могли извлечь из неё для своего завоевания, и в этом смысле следует понимать то обсуждение, которое, прежде чем решиться принять приглашение Евфимия, имело место на созванном в Кайруане собрании, где, в конце концов, возобладала партия войны, на которую отправились 700 конных и десять тысяч пеших воинов, которые, на сотне судов переправившись через море, высадились в Мадзаре в субботу 16 июня 827 года48.
С момента высадки в Мадзаре для Сицилии начинается мусульманская эпоха. Верно, что лишь спустя полвека, в 878 году, под власть сарацин подпала её столица Сиракузы, а в 903 году — последняя цитадель, Таормина, и что империя продолжала претендовать на неё ещё несколько столетий; но в этот период, с.2 с политической точки зрения, в её истории не было ничего византийского. Последние отблески византинизма на Сицилии относятся к эпизоду Евфимия, вместе с которым мусульмане ступили на остров уже как завоеватели, а не как пираты.
Ставший причиной столь знаменательного события Евфимий начинает казаться нам униженным королём49 во время высадки в Мадзаре, когда кади Асад, не доверяя ему и его людям, велел ему оставаться в стороне, прикрепив, как отличительный знак, веточку дикорастущего растения к шлему50; через год, ведя мусульман, он был предательски убит под стенами Энны51.
С появлением и установлением господства мусульман Сицилия вновь, примерно через тысячелетие, обретает независимость, в то время как происходит радикальное этническое обновление за счёт африканского населения, здорового и молодого жизненного притока, уберёгшего её от того разложения, на которое она была обречена после стольких столетий упадка (VI—
ПРИМЕЧАНИЯ
