Римская история

Книга II

I. Могу­ще­ству рим­лян открыл путь стар­ший Сци­пи­он, их изне­жен­но­сти — млад­ший: ведь изба­вив­шись от стра­ха перед Кар­фа­ге­ном¹, устра­нив сопер­ни­ка по вла­ды­че­ству над миром, они пере­шли от доб­ле­стей к поро­кам не посте­пен­но, а стре­ми­тель­но и неудер­жи­мо; ста­рый порядок был остав­лен, внед­рен новый; граж­дане обра­ти­лись от бодр­ст­во­ва­ния к дре­ме, от воин­ских упраж­не­ний к удо­воль­ст­ви­ям, от дел — к празд­но­сти². (2) Тогда ведь воз­двиг Сци­пи­он Нази­ка³ пор­тик на Капи­то­лии, тогда Метелл постро­ил то, о чем мы уже гово­ри­ли, тогда же был соору­жен в цир­ке самый кра­си­вый пор­тик Гн. Окта­вия⁴, за обще­ст­вен­ным вели­ко­ле­пи­ем после­до­ва­ла част­ная рос­кошь.

(3) Затем в Испа­нии нача­лась при­скорб­ная и позор­ная вой­на с гла­ва­рем раз­бой­ни­ков Вири­а­том, кото­рая велась с пере­мен­ным успе­хом и даже с боль­ши­ми неуда­ча­ми для рим­лян⁵. Когда же Вири­ат был уни­что­жен Сер­ви­ли­ем Цепи­о­ном — ско­рее бла­го­да­ря его хит­ро­сти, чем доб­ле­сти, — раз­го­ре­лась еще более страш­ная вой­на с Нуман­ци­ей. (4) Город этот нико­гда не выстав­лял более деся­ти тысяч воору­жен­ных моло­дых людей, но то ли из-за их при­род­ной дико­сти, то ли из-за неопыт­но­сти наших вое­на­чаль­ни­ков, то ли по бла­го­склон­но­сти фор­ту­ны он вынудил как дру­гих вое­на­чаль­ни­ков, так и Пом­пея⁶, чело­ве­ка с вели­ким име­нем (он пер­вым из Пом­пе­ев был кон­су­лом) к заклю­че­нию позор­ней­ших дого­во­ров и к не менее позор­ной выда­че кон­су­ла Гости­лия Ман­ци­на⁷. (5) Бла­го­же­ла­тель­ное отно­ше­ние к Пом­пею сде­ла­ло его без­на­ка­зан­ным, Ман­ци­на же чув­ство спра­вед­ли­во­сти, — в нем ему нель­зя отка­зать, — дове­ло до того, что он был выдан вра­гам феци­а­ла­ми голым, со свя­зан­ны­ми за спи­ной рука­ми. Вра­ги же отка­за­лись его при­нять, как посту­пи­ли неко­гда и каудин­цы⁸, ска­зав, что пуб­лич­ное оскорб­ле­ние вер­но­сти⁹ сво­им обе­ща­ни­ям не долж­но быть искуп­ле­но кро­вью одно­го чело­ве­ка.

II. Выда­ча Ман­ци­на вызва­ла огром­ные бес­по­ряд­ки в государ­стве. В самом деле, Тиб. Гракх, сын Тиб. Грак­ха, извест­ней­ше­го и выдаю­ще­го­ся чело­ве­ка (по мате­ри внук П. Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го), в кве­сту­ру кото­ро­го был заклю­чен дого­вор, то ли тяже­ло пере­не­ся отме­ну им сде­лан­но­го, то ли опа­са­ясь подоб­но­го [Ман­ци­ну] раз­би­ра­тель­ства и нака­за­ния, добил­ся избра­ния народ­ным три­бу­ном. (2) Чело­век без­упреч­ной репу­та­ции, в рас­цве­те талан­та, одним сло­вом, укра­шен­ный столь вели­ки­ми досто­ин­ства­ми, на какие толь­ко спо­со­бен смерт­ный по при­род­ным дан­ным или в силу стрем­ле­ния к ним, в кон­суль­ство П. Муция Сце­во­лы и Л. Каль­пур­ния¹⁰, т. е. сто шесть­де­сят два года назад, откло­нил­ся от обще­ст­вен­но­го бла­га, (3) обе­щав пра­ва граж­дан­ства всей Ита­лии¹¹, и вме­сте с тем обна­ро­до­вал аграр­ные зако­ны, чем рас­ша­тал все­об­щий порядок¹², пере­ме­шал все до осно­ва­ния и вовлек государ­ство в смер­тель­ную опас­ность и дву­смыс­лен­ное поло­же­ние. Сво­его кол­ле­гу Окта­вия, сто­яв­ше­го за обще­ст­вен­ное бла­го, он отстра­нил от вла­сти, три­ум­ви­ра­ми по рас­пре­де­ле­нию земель и осно­ва­нию коло­ний назна­чил само­го себя, кон­су­ля­ра Аппия и бра­та Гая, почти юно­шу.

III. Тогда П. Сци­пи­он Нази­ка¹³, внук того, кто был про­воз­гла­шен сена­том наи­луч­шим граж­да­ни­ном¹⁴, сын того, кто, будучи цен­зо­ром, воз­двиг пор­тик на Капи­то­лии, и пра­внук Гн. Сци­пи­о­на, дяди по отцу про­слав­лен­но­го Пуб­лия Афри­кан­ско­го, был част­ным лицом, обла­чен­ным в тогу. Хотя он был двою­род­ным бра­том Тиб. Грак­ха, инте­ре­сы роди­ны ста­вил выше род­ст­вен­ных отно­ше­ний, счи­тая все, не иду­щее на поль­зу государ­ству, враж­деб­ным инте­ре­сам част­ных лиц — за эти досто­ин­ства он был пер­вым из тех, кого заоч­но избра­ли вели­ким пон­ти­фи­ком. Он обмотал левую руку кра­ем тоги и, став на верх­нюю сту­пень лест­ни­цы, веду­щей на Капи­то­лий, при­звал сле­до­вать за собою всех, кто жела­ет бла­га государ­ству¹⁵. (2) Тогда опти­ма­ты, сенат, избран­ная и луч­шая часть всад­ни­че­ско­го сосло­вия вме­сте с пле­бе­я­ми, не испор­чен­ны­ми гибель­ны­ми иде­я­ми, обру­ши­лись на Грак­ха, кото­рый сто­ял на пло­ща­ди сре­ди сво­их отрядов, при­зы­вая на помощь едва ли не всю Ита­лию. В то вре­мя как Гракх, обра­тив­шись в бег­ство, сбе­гал по скло­ну Капи­то­лия, его настиг обло­мок ска­мьи. Так преж­девре­мен­ной смер­тью завер­ши­лась жизнь, кото­рая мог­ла бы под­нять его на вер­ши­ну сла­вы.

(3) Таким было в Риме нача­ло эпо­хи граж­дан­ских кро­во­про­ли­тий и без­на­ка­зан­ных убийств. С это­го вре­ме­ни закон был подав­лен силой и могу­ще­ст­вен­ный зани­мал пер­вое место, раз­но­гла­сия меж­ду граж­да­на­ми, ранее смяг­чав­ши­е­ся уступ­ка­ми, теперь ста­ли раз­ре­шать­ся ору­жи­ем и вой­ны начи­на­лись без каких-либо осно­ва­тель­ных при­чин, — из-за выго­ды, какую они мог­ли при­не­сти. (4) И в этом нет ниче­го уди­ви­тель­но­го. Ведь, где име­ют­ся образ­цы, оттуда и начи­на­ют, и всту­пив­шие на узкую доро­гу дела­ют все, чтобы она была шире, и, когда одна­жды остав­ле­на спра­вед­ли­вость, стре­ми­тель­но от нее бегут, и никто не счи­та­ет для себя позор­ным ниче­го, если это при­но­сит выго­ду.

IV. Тем вре­ме­нем, пока это про­ис­хо­ди­ло в Ита­лии, умер царь Аттал¹⁶, оста­вив­ший по заве­ща­нию Азию рим­ско­му наро­ду, как позд­нее Нико­мед оста­вил Вифи­нию; Ари­сто­ник¹⁷, выду­мав­ший себе цар­ское про­ис­хож­де­ние, захва­тил Азию силой ору­жия. Побеж­ден­ный М. Пер­пен­ной, но про­веден­ный в три­ум­фе Мани­ем Акви­ли­ем¹⁸, он попла­тил­ся жиз­нью за то, что в нача­ле вой­ны погу­бил выдаю­ще­го­ся зна­то­ка пра­ва Крас­са Муци­а­на¹⁹, когда тот покидал Азию после сво­его про­кон­суль­ства.

(2) После всех пора­же­ний, испы­тан­ных [нами] в Нуман­ции, П. Сци­пи­он Эми­ли­ан, раз­ру­шив­ший Кар­фа­ген, был послан в Испа­нию, и там его доб­лесть и уда­ча были тако­вы же, как в Афри­ке. Через год и три меся­ца после сво­его при­бы­тия, соорудив вокруг Нуман­ции осад­ные соору­же­ния, он стер ее с лица зем­ли. (3) Никто в мире до него не обес­смер­тил сво­его име­ни раз­ру­ше­ни­ем столь зна­чи­тель­ных горо­дов: ведь раз­ру­шив Кар­фа­ген и Нуман­цию, он в пер­вом слу­чае осво­бо­дил нас от стра­ха, во вто­ром — от оскорб­ле­ния. (4) Он же на вопрос три­бу­на Кар­бо­на²⁰, что дума­ет об убий­стве Тиб. Грак­ха, отве­тил, что если Гракх имел наме­ре­ние захва­тить государ­ство, то убит по пра­ву. И когда все собра­ние воз­му­щен­но закри­ча­ло, он заявил: «Я не был напу­ган кли­чем воору­жен­ных вра­гов, устра­шить ли меня вам, кому Ита­лия — маче­ха?». (5) Вско­ре, вер­нув­шись в Рим, он в кон­суль­ство Мания Акви­лия и Г. Сем­п­ро­ния, сто пять­де­сят лет назад, после двух кон­сульств, двух три­ум­фов, двух пре­одо­лен­ных опас­но­стей для рим­ско­го государ­ства был одна­жды утром най­ден мерт­вым в посте­ли, со следа­ми уду­ше­ния на шее. (6) О смер­ти тако­го чело­ве­ка не было про­из­веде­но ника­ко­го рас­сле­до­ва­ния, и тело того, чьи дея­ния поз­во­ли­ли Риму воз­не­стись над всем миром, было выне­се­но с закры­той голо­вой²¹. Умер ли он есте­ствен­ной смер­тью, как счи­та­ет боль­шин­ство, или в резуль­та­те орга­ни­зо­ван­но­го напа­де­ния, соглас­но утвер­жде­нию неко­то­рых, ясно, что он про­жил достой­ней­шую жизнь; никто кро­ме его деда²² не затмил до сего вре­ме­ни его сла­вой. (7) Умер он почти в пять­де­сят шесть лет. Если кто в этом усо­мнит­ся, пусть обра­тит­ся к его пер­во­му кон­суль­ству, на кото­рое он был избран трид­ца­ти шести лет, и сомне­ния отпа­дут.

V. Еще до уни­что­же­ния Нуман­ции в Испа­нии име­ла место бле­стя­щая кам­па­ния Д. Бру­та²³, кото­рый, обой­дя все наро­ды Испа­нии и захва­тив огром­ное коли­че­ство людей и горо­дов, дой­дя до тех, о кото­рых едва ли кто слы­шал, заслу­жил имя Гал­ле­кус. (2) За несколь­ко лет до него сре­ди тех же наро­дов зна­ме­ни­тый Кв. Македон­ский²⁴ так суро­во коман­до­вал вой­ском, что во вре­мя оса­ды испан­ско­го горо­да Кон­тре­бия²⁵ при­ка­зал пяти когор­там леги­о­не­ров немед­лен­но отво­е­вать ту укреп­лен­ную пози­цию, с кото­рой они были выби­ты. (3) Все вои­ны, гото­вясь к сра­же­нию, соста­ви­ли заве­ща­ния, счи­тая, что отправ­ля­ют­ся на вер­ную смерть. Но пол­ко­во­дец со свой­ст­вен­ной ему выдерж­кой не испу­гал­ся пред­при­ня­то­го, и вои­ны, отправ­лен­ные на смерть, вер­ну­лись победи­те­ля­ми. Таков был резуль­тат чув­ства чести, сме­шан­но­го со стра­хом, и надеж­ды, воз­буж­ден­ной без­на­деж­но­стью. Вели­чай­шую сла­ву это­му пол­ко­вод­цу при­нес­ли доб­лесть и суро­вость, Фабию же Эми­ли­а­ну²⁶, по при­ме­ру Пав­ла, в той же Испа­нии — дис­ци­пли­на.

VI. Затем про­шло десять лет, и то же безу­мие, кото­рое погу­би­ло Тиб. Грак­ха, охва­ти­ло его бра­та Гая, кото­рый был подо­бен ему как во всех доб­ле­стях, так и в заблуж­де­ни­ях, но намно­го пре­вос­хо­дил его умом и крас­но­ре­чи­ем²⁷. (2) Сохра­няя пол­ное спо­кой­ст­вие духа, он мог бы стать пер­вым чело­ве­ком в государ­стве, но, то ли желая ото­мстить за смерть бра­та, то ли обес­пе­чи­вая себе цар­скую власть, стал по его при­ме­ру народ­ным три­бу­ном²⁸ и, доби­ва­ясь зна­чи­тель­но боль­ше­го и с боль­шей реши­тель­но­стью, обе­щал дать граж­дан­ство всем ита­ли­кам, рас­про­стра­нив его почти до Альп, (3) разде­лил зем­ли, запре­тив кому бы то ни было полу­чить свы­ше пяти­сот юге­ров, что уже было пред­у­смот­ре­но зако­ном Лици­ния²⁹, учредил новые пор­то­вые сбо­ры, напол­нил про­вин­ции новы­ми коло­ни­я­ми, пере­дал судеб­ную власть от сена­то­ров всад­ни­кам, рас­по­рядил­ся о разда­че хле­ба пле­бе­ям. Он не оста­вил ниче­го нетро­ну­тым, непо­вреж­ден­ным, спо­кой­ным, одним сло­вом, нахо­дя­щим­ся в преж­нем состо­я­нии, и даже про­дол­жил свой три­бу­нат на вто­рой год.

(4) Кон­сул Опи­мий (раз­ру­шив­ший Фре­гел­лы во вре­мя сво­ей пре­ту­ры) пре­сле­до­вал ору­жи­ем и довел до гибе­ли и его, и Фуль­вия Флак­ка, кон­су­ля­ра и три­ум­фа­то­ра, так­же стре­мив­ше­го­ся к пагуб­ным край­но­стям, кото­ро­го Г. Гракх назна­чил три­ум­ви­ром на место Тибе­рия, сво­его бра­та, и избрал союз­ни­ком в дости­же­нии цар­ской вла­сти. (5) В одном толь­ко Опи­мий совер­шил нече­сти­вый посту­пок: назна­чил цену за голо­ву, — я не гово­рю Грак­ха, — рим­ско­го граж­да­ни­на и обе­щал запла­тить за нее золо­том. (6) Флакк был убит на Авен­тине вме­сте со стар­шим сыном, когда соби­рал гото­вых к бит­ве воору­жен­ных³⁰ сто­рон­ни­ков, Гракх покон­чил с жиз­нью во вре­мя бег­ства, когда его уже насти­га­ли те, кого послал Опи­мий, под­ста­вив шею рабу Эвпо­ру, кото­рый не менее реши­тель­но покон­чил и с собой. В тот же день исклю­чи­тель­ную вер­ность Грак­ху про­явил рим­ский всад­ник Пом­по­ний, кото­рый по при­ме­ру Кокле­са³¹, сдер­жи­вая его вра­гов, прон­зил себя мечом. (7) Тело Гая, как до него Тибе­рия, победи­те­ли с пора­зи­тель­ной жесто­ко­стью бро­си­ли в Тибр.

VII. Таким был конец жиз­ни и смер­ти сыно­вей Тиб. Грак­ха, вну­ков П. Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го еще при жиз­ни их мате­ри, доче­ри послед­не­го; они зло­употре­би­ли ред­чай­ши­ми даро­ва­ни­я­ми: если бы в жаж­де поче­стей они не пре­сту­пи­ли меру, доз­во­лен­ную граж­да­ни­ну, — все то, чего они доби­ва­лись, под­няв мятеж, государ­ство пре­до­ста­ви­ло бы им мир­ным путем. (2) К этой жесто­ко­сти при­ба­ви­лось неслы­хан­ное пре­ступ­ле­ние: Фуль­вий Флакк, кото­ро­го отец послал для пере­го­во­ров о согла­ше­нии, юно­ша выдаю­щей­ся внеш­но­сти, еще не достиг­ший восем­на­дца­ти лет, непри­част­ный к отцов­ским пре­ступ­ле­ни­ям, был убит Опи­ми­ем. Когда этрус­ский гаруспик, его друг, увидел его рыдаю­щим в око­вах, он ска­зал: «Не сде­лать ли тебе луч­ше так?», тот­час же бро­сил­ся голо­вой на камен­ный порог тюрь­мы и, раз­брыз­ги­вая моз­ги, испу­стил дух. (3) Затем были пред­при­ня­ты жесто­кие судеб­ные рас­сле­до­ва­ния при­ме­ни­тель­но к дру­зьям и кли­ен­там Грак­хов. Одна­ко, когда Опи­мий, в осталь­ном чело­век без­упреч­ный и серь­ез­ный, был впо­след­ст­вии осуж­ден государ­ст­вен­ным судом, то из-за сво­ей преж­ней жесто­ко­сти он не встре­тил у граж­дан ника­ко­го снис­хож­де­ния. (4) Так­же Рупи­лий и Попи­лий, кото­рые, будучи кон­су­ла­ми, сви­реп­ст­во­ва­ли по отно­ше­нию к дру­зьям Тибе­рия Грак­ха, ста­ли во вре­мя подоб­ных про­цес­сов жерт­ва­ми той же нена­ви­сти.

Доба­вим к этим зна­чи­тель­ным собы­ти­ям отно­ся­ще­е­ся к ним заме­ча­ние. (5) Это тот Опи­мий, кон­суль­ство кото­ро­го дало имя зна­ме­ни­то­му «опи­ми­ан­ско­му» вину³². Вино более не сохра­ни­лось за дав­но­стью вре­ме­ни: ведь от той эпо­хи до тво­е­го кон­суль­ства, М. Вини­ций, про­шел сто пять­де­сят один год. (6) Дей­ст­вия Опи­мия, в резуль­та­те кото­рых он ото­мстил сво­им лич­ным вра­гам, менее все­го выиг­ра­ли во мне­ни­ях и рас­смат­ри­ва­лись ско­рее как осу­щест­вле­ние лич­ной мести, чем акт государ­ст­вен­ной защи­ты. (7) Сре­ди зако­но­да­тель­ных меро­при­я­тий Грак­ха к осо­бен­но вредо­нос­ным я отно­шу то, что он вывел коло­нии за пре­де­лы Ита­лии³³. Ведь пред­ки, видев­шие, насколь­ко Кар­фа­ген могу­ще­ст­вен­нее Тира, Мас­си­лия — Фокеи, Сира­ку­зы — Корин­фа, Кизик и Визан­тий — Миле­та, сво­ей роди­ны, ста­ра­лись это­го муд­ро избе­жать, соби­рая рим­ских граж­дан из про­вин­ций в Ита­лию для про­веде­ния цен­за. (8) Кар­фа­ген был пер­вой коло­ни­ей, осно­ван­ной вне Ита­лии³⁴, непо­сред­ст­вен­но за нею в кон­суль­ство Пор­ция и Мар­ция была осно­ва­на коло­ния Нар­бон Мар­ци­ев³⁵.

VIII. При­ведем при­мер стро­го­сти судей. Кон­су­ляр Г. Катон, внук М. Като­на, и по мате­рин­ской линии пле­мян­ник Афри­кан­ско­го, по воз­вра­ще­нии из Македо­нии был осуж­ден за вымо­га­тель­ство, хотя пред­мет спо­ра соста­вил четы­ре тыся­чи сестер­ци­ев. Но люди того вре­ме­ни обра­ща­ли боль­ше вни­ма­ния на готов­ность совер­шить пре­ступ­ле­ние, чем на его раз­мер, судя о соде­ян­ном по наме­ре­ни­ям и харак­те­ру пре­ступ­ле­ния, а не по мас­шта­бам.

(2) Око­ло это­го вре­ме­ни два бра­та Метел­ла отме­ти­ли свои три­ум­фы в один и тот же день³⁶. Не менее про­слав­лен и до наше­го вре­ме­ни уни­ка­лен слу­чай с сыно­вья­ми (но один из них по усы­нов­ле­нию) Фуль­вия Флак­ка³⁷, того, что взял Капую: они были кол­ле­га­ми по кон­су­ла­ту (усы­нов­лен­ный был из фами­лии Аци­ди­на Ман­лия³⁸). Что каса­ет­ся двух Метел­лов, разде­лив­ших цен­зу­ру, то они были двою­род­ны­ми, а не род­ны­ми бра­тья­ми, и сов­па­де­ние име­ло место лишь у Сци­пи­о­нов³⁹. (3) Это тогда ким­вры и тев­то­ны пере­шли Рен и вско­ре про­сла­ви­лись пора­же­ни­я­ми, как теми, какие они нанес­ли нам, так и теми, кото­рые пре­тер­пе­ли от нас. И в то же вре­мя Мину­ций, кото­рый соорудил про­слав­лен­ный до наших дней пор­тик, отме­тил бле­стя­щий три­умф над скор­дис­ка­ми⁴⁰.

IX. В тот же самый пери­од бли­ста­ли как ора­то­ры Сци­пи­он Эми­ли­ан и Лелий, Сер­вий Галь­ба⁴¹, оба Грак­ха, Г. Фан­ний⁴², Папи­рий Кар­бон⁴³. Не долж­ны быть про­пу­ще­ны Метелл Нуми­дий­ский и Скавр⁴⁴ и преж­де все­го, Л. Красс⁴⁵ и М. Анто­ний⁴⁶. (2) За талан­та­ми это­го поко­ле­ния сле­до­ва­ли Г. Цезарь Стра­бон⁴⁷ и П. Суль­пи­ций⁴⁸. Кв. Муций, соб­ст­вен­но гово­ря, был более зна­ме­нит зна­ни­ем зако­нов, неже­ли крас­но­ре­чи­ем⁴⁹. (3) В то же самое вре­мя были и дру­гие бле­стя­щие талан­ты: в рим­ской комедии Афра­ний⁵⁰, в тра­гедии Паку­вий⁵¹ и осо­бен­но Акций⁵², воз­вы­сив­ший­ся до срав­не­ния с талан­та­ми гре­ков, — его про­из­веде­ния достой­ны были бы занять место сре­ди гре­че­ских: в гре­че­ских боль­ше отдел­ки, а в его — живо­сти. (4) Про­слав­лен­ным было и имя Луци­лия⁵³, кото­рый вое­вал как всад­ник под нача­лом Пуб­лия Афри­кан­ско­го в Нуман­тий­скую вой­ну. Имен­но в это вре­мя Югур­та и Марий, тогда еще моло­дые, сра­жа­лись под нача­лом того же Афри­кан­ско­го, обу­ча­ясь в одном лаге­ре тому, что они впо­след­ст­вии при­ме­ни­ли в про­ти­во­по­лож­ных ста­нах. (5) В то вре­мя был еще юным Сизен­на, автор исто­рии, — труд о граж­дан­ских и сул­лан­ских вой­нах был им издан позд­нее, в более стар­шем воз­расте⁵⁴. (6) Целий⁵⁵ был стар­ше Сизен­ны, а его ровес­ни­ка­ми были Рути­лий⁵⁶, Клав­дий Квад­ри­га­рий⁵⁷ и Вале­рий Анти­ат⁵⁸. Не сле­ду­ет забы­вать, что в это же вре­мя жил Пом­по­ний, зна­ме­ни­тый сво­и­ми мыс­ля­ми, но гру­бый по сти­лю и достой­ный похва­лы за созда­ние ново­го жан­ра⁵⁹.

X. Про­следим про­яв­ле­ния суро­во­сти цен­зо­ров Кас­сия Лон­ги­на и Цепи­о­на⁶⁰, сто пять­де­сят лет назад при­го­во­рив­ших к изгна­нию Лепида за то, что он снял дом за шесть тысяч [сестер­ци­ев]^[38]. Если кто ныне живет в таком, его едва ли будут счи­тать сена­то­ром. Вот есте­ствен­ный пере­ход от доб­ро­де­те­лей к поро­кам, от поро­ков к испор­чен­но­сти, от испор­чен­но­сти к паде­нию.

(2) На тот же пери­од при­хо­дит­ся бле­стя­щая победа Доми­ция⁶¹ над арвер­на­ми и Фабия над алло­бро­га­ми. Фабий, быв­ший вну­ком Пав­ла, полу­чил за эту победу про­зви­ще Алло­брог­ский⁶². Отме­тим сча­стье семьи Доми­ци­ев, кото­рая была осо­бен­но зна­ме­ни­та, хотя и мало­чис­лен­на. До наше­го совре­мен­ни­ка Гн. Доми­ция, юно­ши про­слав­лен­ной про­стоты, име­лось семь Доми­ци­ев — кон­су­лов, жре­цов и даже три­ум­фа­то­ров, един­ст­вен­ных сыно­вей у сво­их роди­те­лей.

XI. Затем Кв. Метелл, кото­ро­му в его веке не было рав­ных, вел Югур­тин­скую вой­ну. Его лега­том был Г. Марий, о кото­ром мы уже упо­мя­ну­ли, рож­ден­ный во всад­ни­че­ском сосло­вии⁶³, гру­бый и суро­вый, без­упреч­ной жиз­ни, наи­луч­ший на войне, наи­худ­ший в мир­ных усло­ви­ях, жаж­ду­щий сла­вы, нена­сыт­ный, неисто­вый и посто­ян­но бес­по­кой­ный. (2) При помо­щи государ­ст­вен­ных откуп­щи­ков и дру­гих дело­вых людей в Афри­ке, Марий обви­нил Метел­ла в без­де­я­тель­но­сти, из-за кото­рой он рас­тя­нул вой­ну уже на тре­тий год, при­пи­сы­вая ему при­су­щую зна­ти над­мен­ность⁶⁴ и жела­ние про­длить свое коман­до­ва­ние. Испро­сив отпуск, он при­был в Рим, был избран кон­су­лом и взял на себя вой­ну, кото­рую Метелл, два­жды раз­бив­ший Югур­ту, почти закон­чил. Одна­ко три­умф Метел­ла был бли­ста­тель­ным, и за заслу­ги ему был добав­лен ког­но­мен Нуми­дий­ский. (3) Как немно­го ранее в отно­ше­нии семьи Доми­ци­ев, сле­ду­ет отме­тить сла­ву Цеци­ли­ев. Ведь в это вре­мя на про­тя­же­нии две­на­дца­ти лет Метел­лы были цен­зо­ра­ми, кон­су­ла­ми и боль­ше две­на­дца­ти раз полу­ча­ли три­ум­фы⁶⁵. Из это­го явст­ву­ет, что не толь­ко горо­да и импе­рии, но и роды име­ют свою сла­ву, кото­рая то рас­цве­та­ет, то ста­рит­ся, то исче­за­ет.

XII. Что каса­ет­ся Г. Мария, то он уже тогда, в чем мож­но видеть пре­до­сте­ре­же­ние судь­бы⁶⁶, свя­зал себя с кве­сто­ром Л. Сул­лой и через него, отправ­лен­но­го послом к царю Бок­ху⁶⁷, сто трид­цать восемь лет назад, завла­дел царем Югур­той. Назна­чен­ный вто­рич­но кон­су­лом, Марий вер­нул­ся в Рим и в нача­ле сво­его вто­ро­го кон­суль­ства, в январ­ские кален­ды, про­вел Югур­ту в три­ум­фаль­ном шест­вии. (2) Рас­се­я­лись, как было ска­за­но, огром­ные пол­чи­ща гер­ман­ских пле­мен, чье имя ким­вры и тев­то­ны. Когда они в зем­лях гал­лов раз­би­ли кон­су­лов Цепи­о­на и Ман­лия, а до того Кар­бо­на и Сила­на и уни­что­жи­ли их вой­ска, уби­ли кон­су­ля­ра Скав­ра Авре­лия и мно­же­ство дру­гих извест­ных пол­ко­вод­цев⁶⁸, рим­ский народ понял, что ни один из пол­ко­вод­цев не под­хо­дит для отра­же­ния столь могу­ще­ст­вен­ных вра­гов более, чем Марий. (3) Отсюда его мно­го­крат­ные кон­суль­ства. Третье исполь­зо­ва­но для под­готов­ки к войне. В том же году народ­ный три­бун Гн. Доми­ций⁶⁹ пред­ло­жил закон, давав­ший наро­ду пра­во избра­ния жре­цов, тогда как преж­де они изби­ра­лись сво­и­ми кол­ле­га­ми. (4) В свое чет­вер­тое кон­суль­ство Марий столк­нул­ся с тев­то­на­ми за Аль­па­ми у Секс­ти­е­вых Акв. Он уни­что­жил в пер­вый и во вто­рой день более ста пяти­де­ся­ти тысяч вра­гов и истре­бил тев­то­нов. (5) В пятое кон­суль­ство по эту сто­ро­ну Альп, на полях, чье имя Раудин­ские, он сам и про­кон­сул Кв. Лута­ций Катул всту­пи­ли в очень удач­ное сра­же­ние. Были уби­ты и взя­ты в плен более ста тысяч чело­век. Кажет­ся, этой победой Марий заслу­жил, чтобы государ­ство не пеня­ло на его про­ис­хож­де­ние, он урав­но­ве­сил доб­ром то зло, кото­рое при­нес позд­нее. (6) Шестое кон­суль­ство ему было дано как бы в награ­ду за его заслу­ги. И в это кон­суль­ство он не был обой­ден сла­вой: государ­ство было избав­ле­но от неистов­ства Сер­ви­лия Глав­ции и Апу­лея Сатур­ни­на, кото­рые, про­длив свои пол­но­мо­чия, тер­за­ли государ­ство, силой ору­жия и рез­ней подав­ляя коми­ции. Кон­сул обуздал этих опас­ных людей ору­жи­ем и в курии Гости­лия обрек их на смерть⁷⁰.

XIII. Затем, с про­ме­жут­ком в несколь­ко лет, в три­бу­нат всту­пил М. Ливий Друз, чело­век в выс­шей сте­пе­ни бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния, исклю­чи­тель­но­го крас­но­ре­чия и ред­кой чест­но­сти, одна­ко при всем сво­ем даро­ва­нии и наи­луч­ших наме­ре­ни­ях не поль­зо­вав­ший­ся успе­хом. (2) Он стре­мил­ся вос­ста­но­вить былую сла­ву сена­та, вер­нув ему судеб­ную власть, отня­тую у всад­ни­ков. Послед­ние при­об­ре­ли ее бла­го­да­ря зако­нам Грак­хов и сви­реп­ст­во­ва­ли по отно­ше­нию ко мно­гим зна­ме­ни­тей­шим и к тому же ни в чем не повин­ным людям. Так они осуди­ли по зако­ну о вымо­га­тель­стве, несмот­ря на вопли граж­дан, П. Рути­лия, чело­ве­ка наи­бо­лее достой­но­го не толь­ко в сво­ем веке, но и во все вре­ме­на. Во всем том, что Друз пред­при­ни­мал в инте­ре­сах сена­та, он встре­чал про­ти­во­дей­ст­вие сена­то­ров, не пони­мав­ших, что пред­ло­жен­ное Дру­зом в поль­зу плеб­са было как бы при­ман­кой, чтобы, соблаз­нив тол­пу мень­шим, добить­ся боль­ше­го. (3) Одним сло­вом, судь­ба Дру­за ока­за­лась такой, что сенат пред­по­чи­тал ско­рее одоб­рить зло­де­я­ния его кол­лег, чем бла­го­род­ные замыс­лы его само­го, пре­не­бре­гая честью, кото­рую ему ока­зы­вал Друз, рав­но­душ­но вос­при­ни­мал без­за­ко­ния, кото­рые замыш­ля­лись ими, и, завидуя его без­мер­ной сла­ве, тер­пел их посред­ст­вен­ную репу­та­цию⁷¹.

XIV. Тогда, посколь­ку его бла­гие наме­ре­ния не осу­ще­ст­ви­лись, мысль Дру­за скло­ни­лась к даро­ва­нию прав граж­дан­ства Ита­лии. Когда, наме­ре­ва­ясь это осу­ще­ст­вить, он воз­вра­щал­ся с фору­ма с огром­ной и нестрой­ной мас­сой сограж­дан, кото­рая его все­гда сопро­вож­да­ла, во дво­ре дома⁷² его сра­зил удар в бок ножом, кото­рый остал­ся в ране. Через несколь­ко часов Друз скон­чал­ся. (2) Но перед тем как испу­стить послед­нее дыха­ние, он обра­тил взор на окру­жав­шую его скорб­ную тол­пу и исторг сло­во, в пол­ной мере соот­вет­ст­ву­ю­щее его внут­рен­ним убеж­де­ни­ям: «О род­ные мои и дру­зья! — ска­зал он. — Будет ли у государ­ства граж­да­нин, мне подоб­ный?». (3) Таким был конец жиз­ни это­го достой­ней­ше­го юно­ши. Не обой­дем мол­ча­ни­ем одну чер­ту его харак­те­ра. Когда он соору­жал себе на Пала­тине дом, на том месте, где ныне сто­ит дом, при­над­ле­жав­ший Цице­ро­ну, позд­нее Цен­зо­ри­ну⁷³, ныне Ста­ти­лию Сизенне⁷⁴, зод­чий пред­ло­жил постро­ить его таким обра­зом, чтобы он был неза­ме­тен и недо­ся­га­ем для свиде­те­лей. Он ему ска­зал: «Если толь­ко поз­во­ля­ет твое искус­ство, рас­по­ло­жи мой дом так, чтобы все мои дей­ст­вия мог­ли бы видеть все».

XV. Смерть Дру­за вызва­ла Ита­лий­скую вой­ну, кото­рая уже дав­но назре­ва­ла. В самом деле, в кон­суль­ство Л. Цеза­ря и П. Рути­лия, сто два­дцать лет назад, вся Ита­лия взя­лась за ору­жие про­тив рим­лян. Зло исхо­ди­ло от аску­лан­цев, — ведь они уби­ли пре­то­ра Сер­ви­лия и лега­та Фон­тея, — далее захва­ти­ло мар­сов и рас­про­стра­ни­лось по всем обла­стям. (2) Испы­та­ния судь­бы этих [наро­дов] были ужас­ны в той же мере, в какой спра­вед­ли­ва при­чи­на вой­ны: ведь доби­ва­лись при­над­леж­но­сти к государ­ству те, на чьем ору­жии дер­жа­лась импе­рия. Каж­дый год и во всех вой­нах они постав­ля­ли двой­ное чис­ло пехо­тин­цев и всад­ни­ков и тем не менее были лише­ны прав в государ­стве, кото­рое бла­го­да­ря им, под­ня­лось так высо­ко: будучи людь­ми одно­го про­ис­хож­де­ния, одной кро­ви, они тре­ти­ро­ва­лись как ино­стран­цы и чужа­ки.

(3) Вой­на эта похи­ти­ла у Ита­лии более чем три­ста тысяч юно­шей. Со сто­ро­ны рим­лян наи­бо­лее про­сла­ви­лись пол­ко­вод­цы, Гн. Пом­пей, отец Гн. Пом­пея Вели­ко­го, Г. Марий, о коем мы уже гово­ри­ли, Л. Сул­ла, испол­няв­ший за год до того обя­зан­но­сти пре­то­ра, Кв. Метелл (сын), кото­рый заслу­жен­но полу­чил ког­но­мен «Бла­го­че­сти­вый»: когда его отец был изгнан из Рима народ­ным три­бу­ном Л. Сатур­ни­ном за то, что един­ст­вен­ный из всех не поже­лал дать клят­ву вер­но­сти его зако­ну, сын сво­им бла­го­че­сти­ем, авто­ри­те­том в сена­те, под­держ­кой наро­да обес­пе­чил ему воз­вра­ще­ние. Три­ум­фы и маги­ст­ра­ту­ры не при­нес­ли Нуми­дий­ско­му такой сла­вы, как при­чи­на его изгна­ния, само изгна­ние и воз­вра­ще­ние.

XVI. Со сто­ро­ны ита­ли­ков наи­бо­лее зна­ме­ни­ты­ми пол­ко­во­д­ца­ми были Силон Попе­дий⁷⁵, Герий Ази­ний⁷⁶, Инстей Катон⁷⁷, Г. Пон­ти­дий⁷⁸, Теле­зин Пон­тий, Марий Эгна­ций, Папий Мутил. (2) Со сво­ей сто­ро­ны, я, несмот­ря на свою скром­ность, не могу опу­стить касаю­ще­е­ся моей семей­ной сла­вы, осо­бен­но пото­му, что пере­даю прав­ду: ведь долж­на быть вели­кой дань памя­ти мое­му пра­деду Мина­тию Магию из Эку­ла­на, вождю кам­пан­цев, мужу про­слав­лен­ной вер­но­сти. Он пока­зал в этой войне такую вер­ность рим­ля­нам^[13], что с леги­о­ном, кото­рый был набран им самим у гир­пи­нов, взял сов­мест­но с Т. Диди­ем Гер­ку­ла­нум, оса­дил вме­сте с Л. Сул­лой Пом­пеи и захва­тил Комп­су⁷⁹. (3) О его доб­ле­стях поведа­ли мно­гие [исто­ри­ки], но наи­бо­лее ярко Кв. Гор­тен­зий в сво­их «Анна­лах»⁸⁰. Рим­ский народ в пол­ной мере отбла­го­да­рил его за вер­ность даро­ва­ни­ем граж­дан­ских прав ему само­му и избра­ни­ем пре­то­ра­ми двух его сыно­вей в то вре­мя, когда они изби­ра­лись в чис­ле шести.

(4) Ход Ита­лий­ской вой­ны был столь непо­сто­ян­ным и ужас­ным, что в тече­ние двух лет под­ряд два рим­ских кон­су­ла, сна­ча­ла Рути­лий, затем Катон Пор­ций, были уби­ты вра­га­ми, армии рим­ско­го наро­да были раз­би­ты во мно­гих местах, так что ему при­шлось обла­чить­ся в сагум⁸¹ и дол­го оста­вать­ся в этой одеж­де. Ита­ли­ки избра­ли сто­ли­цей сво­ей импе­рии Кор­фи­ний и назва­ли его Ита­ли­ка. Рим, посте­пен­но усту­пая пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства тем, кото­рые или не бра­лись за ору­жие, или его сло­жи­ли, мало-пома­лу укреп­лял свои силы. Пом­пей, Сул­ла и Марий вос­ста­но­ви­ли кло­ня­щу­ю­ся к упад­ку власть рим­ско­го наро­да.

XVII. Ита­лий­ская вой­на была боль­шей частью завер­ше­на, если не счи­тать неко­то­рых дей­ст­вий под Нолой. Таким обра­зом, рим­ляне пред­по­чли, обес­силев сами, дать пра­ва граж­дан­ства побеж­ден­ным и над­лом­лен­ным, чем сде­лать то же самое, пока были силь­ны обе сто­ро­ны. Кон­су­ла­ми были избра­ны Кв. Пом­пей и Л. Кор­не­лий Сул­ла, чело­век, в отно­ше­нии кото­ро­го до одер­жа­ния победы ни одна похва­ла не пока­жет­ся чрез­мер­ной, рав­но как ни одно пори­ца­ние после этой победы. (2) Он про­ис­хо­дил из знат­ной семьи, будучи шестым от Кор­не­лия Руфи­на, одно­го из выдаю­щих­ся пол­ко­вод­цев в Пирро­ву вой­ну. На этом сла­ва его семьи была пре­рва­на, да и поведе­ние его само­го дол­го не дава­ло осно­ва­ний думать, что он наме­ре­ва­ет­ся стать кон­су­лом. (3) Но затем, после пре­ту­ры, про­сла­вив­шись в войне с ита­ли­ка­ми и еще до нее в Гал­лии как легат Мария, когда он раз­бил самых выдаю­щих­ся пол­ко­вод­цев, вос­пря­нув духом после успе­ха, он домо­гал­ся кон­суль­ства и граж­дане еди­но­глас­но избра­ли его кон­су­лом. Но он достиг этой маги­ст­ра­ту­ры лишь в воз­расте соро­ка девя­ти лет.

XVIII. В это вре­мя Мит­ри­дат, царь Пон­та, чело­век, кото­ро­го нель­зя ни обой­ти мол­ча­ни­ем, ни гово­рить о нем без вни­ма­ния, в войне изощ­рен­ный, слав­ный доб­ле­стью, а под­час и воин­ским сча­стьем, все­гда вели­кий духом, вождь в замыс­лах, воин в бою, в нена­ви­сти к рим­ля­нам Ган­ни­бал, — захва­тил Азию и погу­бил в ней всех рим­ских граж­дан. (2) Разо­слав по всем горо­дам пись­ма, он дал при­каз убить их в один день и час, сопро­вож­дая это обе­ща­ни­ем огром­но­го воз­на­граж­де­ния. (3) В это вре­мя никто не мог срав­нить­ся с родя­на­ми как в стой­ко­сти про­тив Мит­ри­да­та, так и в вер­но­сти рим­ля­нам. Эта вер­ность была отте­не­на веро­лом­ст­вом мити­лен­цев, кото­рые выда­ли Мит­ри­да­ту зако­ван­ны­ми Мания Акви­лия⁸² и дру­гих. Позд­нее Пом­пей вос­ста­но­вил сво­бо­ду родян в бла­го­дар­ность за одно­го Тео­фа­на⁸³. И когда уже каза­лось, что Мит­ри­дат угро­жа­ет самой Ита­лии, Сул­ла полу­чил по жре­бию Азию в каче­стве про­вин­ции.

(4) Поки­нув Рим, он задер­жал­ся у Нолы — посколь­ку этот город, слов­но бы рас­ка­и­ва­ясь в без­упреч­ной вер­но­сти, кото­рую он про­явил по отно­ше­нию к рим­ля­нам в Пуни­че­скую вой­ну, весь­ма упор­но дер­жал­ся за ору­жие и был оса­жден рим­ским вой­ском. (5) Тогда народ­ный три­бун П. Суль­пи­ций, крас­но­ре­чи­вый, энер­гич­ный, вли­я­тель­ный бла­го­да­ря богат­ству, дру­же­ским свя­зям, силе талан­та, а так­же духа, ранее стре­мив­ший­ся спра­вед­ли­вы­ми наме­ре­ни­я­ми добить­ся у наро­да наи­выс­ших поче­стей, как бы рас­ка­и­ва­ясь в сво­ем достой­ном поведе­нии и поняв, что хоро­шие поступ­ки слу­жат ему во зло, (6) свер­нул на лож­ный путь и свя­зал­ся с Мари­ем, кото­рый в свои семь­де­сят с лиш­ним лет жаж­дал выс­шей вла­сти и обла­да­ния все­ми про­вин­ци­я­ми. Он пред­ло­жил наро­ду закон, кото­рый отни­мал у Сул­лы его коман­до­ва­ние и пере­да­вал Марию вой­ну про­тив Мит­ри­да­та⁸⁴. Он внес так­же и дру­гие опас­ные и гибель­ные для сво­бод­но­го государ­ства зако­ны. Более того, с помо­щью послан­цев сво­ей кли­ки он умерт­вил сына кон­су­ла Кв. Пом­пея, зятя Сул­лы⁸⁵.

XIX. Тогда Сул­ла, собрав вой­ско, вер­нул­ся в Рим, овла­дел им силой ору­жия, изгнал из горо­да две­на­дцать ини­ци­а­то­ров мятеж­ных и пагуб­ных дей­ст­вий, сре­ди них Мария с сыном и П. Суль­пи­ция, после чего внес закон об их изгна­нии⁸⁶. Всад­ни­ки, пре­сле­дуя Суль­пи­ция, умерт­ви­ли его в Лау­рен­тий­ских болотах. Отруб­лен­ная голо­ва Суль­пи­ция, выстав­лен­ная перед рост­ра­ми для пока­за, ста­ла пред­ве­сти­ем неми­ну­е­мых про­скрип­ций. (2) Про­жив семь­де­сят лет, после шесто­го кон­суль­ства, голый, выма­зан­ный в тине, так что выде­ля­лись лишь гла­за и нос, Марий был извле­чен из трост­ни­ко­вых заро­с­лей близ болота Мари­ки, в кото­рых он спря­тал­ся во вре­мя бег­ства от пре­сле­до­вав­ших его всад­ни­ков. По при­ка­зу дуум­ви­ра⁸⁷ он с рем­нем на шее был отведен в тюрь­му Мин­турн. (3) Для каз­ни его был послан государ­ст­вен­ный раб с мечом, гер­ма­нец. Слу­чай­но ока­за­лось, что он был взят в плен Мари­ем, когда тот был пол­ко­вод­цем в Ким­вр­скую вой­ну. Узнав Мария, гер­ма­нец гром­ким кри­ком выра­зил свое него­до­ва­ние по пово­ду несча­стья столь вели­ко­го чело­ве­ка, отбро­сил меч и выбе­жал из тюрь­мы. (4) Тогда граж­дане, обу­чив­шись у вра­га состра­да­нию к чело­ве­ку, неза­дол­го до того пер­во­му в государ­стве, снаб­ди­ли его день­га­ми на доро­гу и одеж­дой, поса­ди­ли на корабль. Что каса­ет­ся Мария, то соеди­нив­шись с сыном у ост­ро­ва Эна­рия⁸⁸, он напра­вил­ся в Афри­ку и вла­чил там убо­гое суще­ст­во­ва­ние в хижине сре­ди раз­ва­лин Кар­фа­ге­на. Марий, взи­раю­щий на Кар­фа­ген, и Кар­фа­ген при виде Мария мог­ли бы слу­жить друг дру­гу уте­ше­ни­ем.

XX. В этом же году руки рим­ско­го вои­на впер­вые были запят­на­ны кро­вью кон­су­ла;. ибо [Кв.] Пом­пей⁸⁹, кол­ле­га Сул­лы, погиб во вре­мя мяте­жа вой­ска Гн. Пом­пея⁹⁰, одна­ко винов­ни­ком мяте­жа был сам пол­ко­во­дец. (2) Цин­на⁹¹ не был уме­рен­нее, чем Марий и Суль­пи­ций. Так как Ита­лии были даны пра­ва граж­дан­ства, нуж­но было разде­лить новых граж­дан по вось­ми три­бам, чтобы они сво­им могу­ще­ст­вом и чис­лом не ума­ли­ли вли­я­ния ста­рых граж­дан, чтобы полу­чив­шие бла­го­де­я­ние не были силь­нее тех, кто его пре­до­ста­вил. Цин­на посу­лил рас­пре­де­лить их по всем три­бам (3) и под этим пред­ло­гом при­звал в Рим огром­ную мас­су людей со всей Ита­лии. Изгнан­ный из Рима сила­ми кол­лег и опти­ма­тов, он напра­вил­ся в Кам­па­нию, был по реше­нию сена­та лишен долж­но­сти, и его заме­нил Л. Кор­не­лий Меру­ла, фла­мин Юпи­те­ра. Цин­на заслу­жил эту кару, недо­стой­ную стать образ­цом. (4) Затем он, сна­ча­ла под­ку­пив цен­ту­ри­о­нов и три­бу­нов, а вско­ре так­же и вои­нов обе­ща­ни­я­ми щед­рот, был при­нят вой­ском, нахо­див­шим­ся под Нолой. После того, как все при­нес­ли ему клят­ву вер­но­сти он, удер­жав зна­ки кон­суль­ской вла­сти, объ­явил вой­ну сво­ей родине; дове­рив­шись огром­ной мас­се новых граж­дан, он набрал из них более трех­сот когорт, что при­бли­зи­тель­но соот­вет­ст­во­ва­ло трид­ца­ти леги­о­нам. (5) Его пар­тия нуж­да­лась в авто­ри­те­те; чтобы под­нять его, он при­звал из изгна­ния Мария с сыном и тех, кого про­гна­ли вме­сте с ним.

XXI. В то вре­мя, как Цин­на вел вой­ну про­тив оте­че­ства, Гн. Пом­пей, отец вели­ко­го Пом­пея, чья выдаю­ща­я­ся дея­тель­ность во вре­мя вой­ны с мар­са­ми и в осо­бен­но­сти на Пицен­ском поле, как было ска­за­но, под­дер­жа­ла государ­ство, захва­тил Аскул, город, у кото­ро­го, несмот­ря на рас­се­ян­ность наших сил во мно­гих дру­гих местах, в сра­же­ние всту­пи­ло в один день семь­де­сят пять тысяч рим­ских граж­дан с более чем шестью­де­ся­тью тыся­ча­ми ита­ли­ков. (2) Обма­ну­тый в надеж­де про­длить кон­суль­ство, Пом­пей зако­ле­бал­ся, занял пози­цию меж­ду обе­и­ми груп­пи­ров­ка­ми, во всем начал сле­до­вать сво­е­му соб­ст­вен­но­му инте­ре­су и, кажет­ся, стал выжидать слу­чая, чтобы перей­ти с вой­ском на ту сто­ро­ну, где была боль­шая надеж­да на власть. (3) Но в кон­це кон­цов он всту­пил в гран­ди­оз­ную и жесто­кую бит­ву с Цин­ной. Едва ли мож­но выра­зить сло­ва­ми, сколь гибель­ным и для сра­жав­ших­ся и для зри­те­лей был исход это­го сра­же­ния, раз­вер­нув­ше­го­ся у самых стен и алта­рей рим­ской сто­ли­цы. (4) После того как оба вой­ска, слов­но бы они не были доста­точ­но опу­сто­ше­ны вой­ной, исто­щи­ла чума, умер Гн. Пом­пей. Радость рим­ско­го наро­да по слу­чаю его гибе­ли была почти столь же вели­ка, как и горе, вызван­ное поте­ря­ми граж­дан от меча или чумы, и гнев рим­ско­го наро­да по отно­ше­нию к живо­му был пере­не­сен на тело мерт­во­го.

(5) Было две или три семьи Пом­пе­ев. Пер­вый кон­сул с этим име­нем, Кв. Пом­пей, был кол­ле­гой Гн. Сер­ви­лия.

(6) Цин­на и Марий захва­ти­ли Рим после бит­вы, сто­ив­шей обе­им сто­ро­нам мно­го кро­ви. Но Цин­на, всту­пив пер­вым, внес закон о воз­вра­ще­нии Мария.

XXII. Марий тот­час же всту­пил в город, и его воз­вра­ще­ние ока­за­лось пагуб­ным для граж­дан. Ничто не было бы более жесто­ким, чем эта победа, не после­дуй за ней вско­ре сул­лан­ская. (2) И про­из­вол обру­шил­ся не толь­ко на обыч­ных граж­дан; самые выдаю­щи­е­ся и наи­бо­лее зна­чи­тель­ные граж­дане государ­ства так­же обре­ли смерть раз­ны­ми спо­со­ба­ми. Сре­ди них по при­ка­зу Цин­ны был убит кон­сул Окта­вий, чело­век исклю­чи­тель­но мяг­ко­го харак­те­ра. Меру­ла, кото­рый к при­хо­ду Цин­ны сло­жил с себя кон­суль­скую власть, вскрыл себе вены и, обли­вая кро­вью алта­ри, стал воз­но­сить молит­вы о про­кля­тии Цин­ны и его при­вер­жен­цев тем богам, кото­рым, будучи фла­ми­ном Юпи­те­ра, молил­ся о бла­ге оте­че­ства; так завер­шил он жизнь, пол­ную заслуг перед государ­ст­вом. (3) М. Анто­ний, прин­цепс в государ­стве, рав­но как и в крас­но­ре­чии, по при­ка­зу Мария и Цин­ны был прон­зен меча­ми вои­нов в тот момент, когда пытал­ся удер­жать их сво­им крас­но­ре­чи­ем⁹². (4) Кв. Катул наряду с дру­ги­ми доб­ле­стя­ми был отме­чен сла­вою Ким­вр­ской вой­ны, кото­рую разде­лил с Мари­ем⁹³. Когда он узнал, что его ищут, чтобы убить, он, тор­же­ст­вен­но оде­тый, запер­ся в толь­ко что побе­лен­ном поме­ще­нии, раз­вел огонь и, вды­хая обра­зо­вав­ший­ся обиль­ный пар, стал сдер­жи­вать дыха­ние и при­нял смерть ско­рее по сво­ей воле, чем по при­го­во­ру вра­гов.

(5) Все в государ­стве при­шло в бес­по­рядок, но еще не нашлось нико­го, кто осме­лил­ся бы дарить иму­ще­ство рим­ско­го граж­да­ни­на или имел бы сме­лость о том объ­явить. Впо­след­ст­вии слу­чи­лось и это, так что алч­ность ста­ла пода­вать повод к жесто­ко­сти, а винов­ность ста­ла опре­де­лять­ся раз­ме­ром иму­ще­ства и, кто был богат, тем самым был уже вино­вен, каж­дый сам опла­чи­вал угро­зу сво­ей жиз­ни, и ничто не каза­лось бес­чест­ным, если сули­ло при­быль.

XXIII. Затем Цин­на всту­пил во вто­рое кон­суль­ство, а Марий — в седь­мое — бес­слав­ное в отли­чие от пер­вых [шести]. Он умер в его нача­ле, уне­сен­ный чумою. Этот чело­век, во вре­мя вой­ны вну­шав­ший страх вра­гам, а во вре­мя мира — граж­да­нам, нико­гда не оста­вал­ся спо­кой­ным. (2) На его место был избран Вале­рий Флакк⁹⁴, автор позор­ней­ше­го зако­на, раз­ре­шав­ше­го выпла­чи­вать креди­то­рам чет­вер­тую часть дол­га. Спу­стя два года его постиг­ла за это заслу­жен­ная кара. (3) В то вре­мя как Цин­на гос­под­ст­во­вал в Ита­лии, боль­шая часть зна­ти бежа­ла к Сул­ле в Ахайю, а затем и в Азию. Меж­ду тем Сул­ла одер­жал победы над пре­фек­та­ми Мит­ри­да­та в рай­оне Афин, Бео­тии и Македо­нии, занял Афи­ны и после огром­ных уси­лий вбли­зи мно­го­чис­лен­ных укреп­ле­ний пор­та Пирея убил более двух­сот тысяч вра­гов и не мень­ше взял в плен. (4) Тот, кто вме­ня­ет в вину афи­ня­нам того вре­ме­ни, когда Афи­ны оса­жда­лись Сул­лой, мятеж, тот, разу­ме­ет­ся, пока­зы­ва­ет незна­ние исти­ны и ста­ри­ны. Ведь вер­ность афи­нян рим­ля­нам была настоль­ко проч­ной, что все­гда и во всех обсто­я­тель­ствах рим­ляне назы­ва­ли атти­че­ским каж­дое дей­ст­вие, отли­чав­ше­е­ся под­лин­ной вер­но­стью. (5) Впро­чем, тогда эти люди, подав­лен­ные ору­жи­ем Мит­ри­да­та, нахо­ди­лись в самом пла­чев­ном поло­же­нии, посколь­ку город был занят вра­га­ми и оса­жден дру­зья­ми. Душой они были за сте­на­ми горо­да, а телом, — будучи раба­ми необ­хо­ди­мо­сти — внут­ри него. (6) Затем Сул­ла, пере­пра­вив­шись в Азию, нашел Мит­ри­да­та моля­щим о мило­сер­дии и гото­вым все при­нять. Обло­жив его данью, кон­фис­ко­вав часть кораб­лей, он заста­вил его поки­нуть Азию и все дру­гие про­вин­ции, кото­рые он занял силой ору­жия. Он осво­бо­дил плен­ни­ков, пока­рал пере­беж­чи­ков и пре­ступ­ни­ков и при­ка­зал, чтобы царь доволь­ст­во­вал­ся гра­ни­ца­ми пред­ков, то есть Пон­том⁹⁵.

XXIV. Г. Фуль­вий Флакк^[1], началь­ник кон­ни­цы, еще до при­хо­да Сул­лы убил кон­су­ля­ра Вале­рия Флак­ка и, завла­дев вой­ском, был про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром и имел воз­мож­ность в ходе бит­вы нане­сти пора­же­ние Мит­ри­да­ту. Перед при­бы­ти­ем Сул­лы этот храб­рый юно­ша, чей дур­ной замы­сел был сме­ло осу­щест­влен, покон­чил с собой⁹⁶. (2) В том же году народ­ный три­бун П. Ленат сбро­сил с Тар­пей­ской ска­лы Секс­та Лици­ния^[10], народ­но­го три­бу­на пред­ше­ст­ву­ю­ще­го года, а когда его кол­ле­ги, кото­рых он при­звал на суд, бежа­ли в стра­хе к Сул­ле, он лишил их огня и воды.

(3) Тогда Сул­ла, ула­див замор­ские дела, пер­вым из рим­лян при­нял послов пар­фян⁹⁷ (сре­ди них некие маги опре­де­ли­ли по роди­мым пят­нам на его теле, что его буду­щая жизнь и посмерт­ная память достой­ны богов). Воз­вра­тив­шись в Ита­лию, он выса­дил­ся в Брун­ди­зии с не более чем трид­ца­тью тыся­ча­ми вои­нов про­тив двух­сот тысяч вра­гов. (4) Едва ли какое-либо из дел Сул­лы я бы счел более слав­ным, чем сле­дую­щее: когда сто­рон­ни­ки Цин­ны и Мария в тече­ние трех лет удер­жи­ва­ли Ита­лию, он не скры­вал, что объ­явит им вой­ну, но не остав­лял того, что пред­при­нял, пола­гая, что преж­де чем мстить граж­да­нам, нуж­но сло­мить вра­га, и, отра­зив внеш­нюю опас­ность, победил внут­рен­нюю. (5) Перед при­бы­ти­ем Л. Сул­лы Цин­на был убит вой­ском при зарож­де­нии мяте­жа⁹⁸, хотя такой чело­век был более досто­ин уме­реть по при­го­во­ру вра­гов, чем от гне­ва вои­нов. Пра­во, о нем мож­но ска­зать, что он дерз­нул на то, на что не осме­лит­ся ни один бла­го­на­ме­рен­ный, а так­же осу­ще­ст­вил то, что не мог бы сде­лать никто, кро­ме само­го храб­ро­го, и что он был опро­мет­чив в реше­ни­ях, но в осу­щест­вле­ни­ях — насто­я­щий муж­чи­на. Кар­бон в тече­ние года был кон­су­лом один, без кол­ле­ги суф­фек­та.

XXV. Мож­но было бы поду­мать, что Сул­ла при­был в Ита­лию не как зачин­щик вой­ны, но как про­воз­вест­ник мира, — с такой урав­но­ве­шен­но­стью он вел вой­ско через Калаб­рию и Апу­лию, такую уди­ви­тель­ную заботу он про­явил о пло­дах, полях, горо­дах Кам­па­нии. Он стре­мил­ся поло­жить конец войне, сле­дуя спра­вед­ли­вым зако­нам и уме­рен­ным усло­ви­ям. Но тех, кем овла­де­ла зло­счаст­ней­шая и неуме­рен­ная страсть, не мог устро­ить мир. (2) Меж­ду тем вой­ско Сул­лы воз­рас­та­ло день ото дня за счет при­то­ка к нему все­го бла­го­на­ме­рен­но­го и чест­но­го. Затем, бла­го­да­ря счаст­ли­во­му пово­роту собы­тий, он одо­лел близ Капуи кон­су­лов Сци­пи­о­на и Нор­ба­на; из них Нор­бан был раз­бит на поле боя, Сци­пи­о­на же, поки­ну­то­го и пре­дан­но­го сво­им вой­ском, Сул­ла отпу­стил невреди­мым. (3) Тако­во было раз­ли­чие меж­ду Сул­лой вои­те­лем и Сул­лой победи­те­лем; пока он еще побеж­дал, он был мяг­че спра­вед­ли­вей­ше­го⁹⁹, но после победы неслы­хан­но жесток. Ведь и кон­су­ла, им обез­ору­жен­но­го, как было ска­за­но выше, и Квин­та Сер­то­рия, — а какую страш­ную вой­ну послед­ний вско­ре раз­жег, — и мно­гих дру­гих, попав­ших в его руки, он отпу­стил невреди­мы­ми. Я думаю, что этот чело­век являл при­мер наи­выс­шей двой­ст­вен­но­сти и про­ти­во­ре­чи­во­сти духа. (4) После победы, кото­рая после­до­ва­ла в столк­но­ве­нии с Г. Нор­ба­ном у горы Тифа­та, Сул­ла воздал бла­го­дар­ность Диане, богине, кото­рой была посвя­ще­на эта мест­ность. Он пере­дал богине источ­ни­ки, извест­ные бла­готвор­ным вли­я­ни­ем на орга­низм. О таком почти­тель­ном даре богам и поныне напо­ми­на­ет над­пись, при­би­тая сна­ру­жи к хра­му, [и] мед­ная дос­ка внут­ри свя­ти­ли­ща¹⁰⁰.

XXVI. Затем были кон­су­ла­ми Кар­бон¹⁰¹ в тре­тий раз и Г. Марий, сын семи­крат­но­го кон­су­ла¹⁰², чело­век два­дца­ти шести лет от роду, уна­сле­до­вав­ший отцов­скую силу духа, но не отцов­ское дол­го­ле­тие. Он реши­тель­но брал­ся за раз­но­об­раз­ные дела и нико­гда не опус­кал­ся ниже сла­вы сво­его име­ни. После того, как Сул­ла раз­бил его у Сакри­пор­та, он напра­вил­ся с вой­ском в Пре­не­сте¹⁰³ и укре­пил гар­ни­зо­ном этот город, создан­ный как кре­пость самой при­ро­дой. (2) Не оста­ва­лось ниче­го, не затро­ну­то­го обще­ст­вен­ным злом: в государ­стве, где все­гда состя­за­лись в доб­ле­стях, ста­ли состя­зать­ся в пре­ступ­ле­ни­ях, наи­луч­шим себя счи­тал тот, кто был наи­худ­шим. Так, пока шло сра­же­ние у Сакри­пор­та, пре­тор Дама­сипп¹⁰⁴ заре­зал в Гости­ли­е­вой курии — яко­бы как сто­рон­ни­ков Сул­лы — Доми­ция¹⁰⁵, а так­же Сце­во­лу¹⁰⁶, вели­ко­го пон­ти­фи­ка, про­слав­лен­но­го во всем, что каса­ет­ся боже­ст­вен­но­го и чело­ве­че­ско­го пра­ва, и Г. Кар­бо­на, быв­ше­го пре­то­ра, бра­та кон­су­ла, и Анти­стия¹⁰⁷, в про­шлом эди­ла. (3) Да не забудет­ся бла­го­род­ный посту­пок Каль­пур­нии, доче­ри Бес­тии¹⁰⁸, супру­ги Анти­стия: когда ее муж был заре­зан, как было ска­за­но выше, она прон­зи­ла себя мечом. К его сла­ве она при­ба­ви­ла свою соб­ст­вен­ную. Воз­вы­сив­шись муже­ст­вом, она заста­ви­ла забыть о дур­ной репу­та­ции отца.

XXVII. Что каса­ет­ся Теле­зи­на, вождя сам­ни­тов, то этот в выс­шей сте­пе­ни муже­ст­вен­ный, воин­ст­вен­ный и столь же враж­деб­ный рим­ско­му име­ни чело­век, собрав око­ло соро­ка тысяч юно­шей, выде­ляв­ших­ся храб­ро­стью и непо­ко­ле­би­мых в жела­нии не скла­ды­вать ору­жия, в кон­суль­ство Кар­бо­на и Мария, сто девять лет назад он всту­пил в сра­же­ние с Сул­лой у Кол­лин­ских ворот¹⁰⁹. (2) В тот день, когда, объ­ез­жая отряд за отрядом свое вой­ско, он вос­клик­нул, что Риму при­шел конец и что он раз­ру­шит до осно­ва­ния город, Сул­ле и государ­ству гро­зи­ла едва ли мень­шая опас­ность, чем тогда, когда в трех милях был заме­чен лагерь Ган­ни­ба­ла. Теле­зин доба­вил, что нико­гда не будут истреб­ле­ны вол­ки, похи­ти­те­ли сво­бо­ды Ита­лии, пока не будет выруб­лен лес, в кото­ром они име­ют обык­но­ве­ние скры­вать­ся. (3) И лишь после пер­во­го часа ночи рим­ское вой­ско вос­пря­ну­ло, а вра­же­ское пало духом. На дру­гой день Теле­зин был най­ден полу­жи­вым, но по выра­же­нию лица он более похо­дил на победи­те­ля, чем на побеж­ден­но­го. По при­ка­зу Сул­лы его отруб­лен­ная голо­ва была обне­се­на на мече вокруг Пре­не­сте.

(4) Тогда лишь, сочтя поло­же­ние без­на­деж­ным, юный Г. Марий попы­тал­ся выбрать­ся через выры­тые с уди­ви­тель­ным искус­ст­вом под­зем­ные ходы, кото­рые вели в раз­ные сто­ро­ны поля¹¹⁰. Но, высу­нув­шись из зем­ли через отвер­стие, он был убит постав­лен­ны­ми для это­го людь­ми. (5) Неко­то­рые пере­да­ют, что он сам нало­жил на себя руки, дру­гие — что погиб вме­сте с млад­шим бра­том Теле­зи­на, кото­рый так­же ока­зал­ся в оса­де и пытал­ся бежать, но оба вза­им­но лиши­ли друг дру­га жиз­ни. Как бы это ни было, доныне юно­го Мария не затмил вели­кий образ его отца. Лег­ко понять мне­ние Сул­лы об этом юно­ше: он при­нял имя «Счаст­ли­вый» лишь после того, как Марий погиб. Это имя Сул­ла заслу­жил бы в пол­ной мере, если бы вме­сте с победой закон­чи­лась его жизнь. (6) Оса­ду Мария в Пре­не­сте воз­глав­лял Офел­ла Лукре­ций¹¹¹. Преж­де он был пре­то­ром¹¹² мари­ан­ской пар­тии, затем пере­шел на сто­ро­ну Сул­лы. В память о том счаст­ли­вом дне, когда были раз­би­ты сам­нит­ское вой­ско и Теле­зин, Сул­ла учредил цир­ко­вые игры, извест­ные под его име­нем как Сул­лан­ские победы^[8].

XXVIII. Неза­дол­го до того, как Сул­ла сра­жал­ся под Сакри­пор­том, люди его пар­тии — двое Сер­ви­ли­ев под Клу­зи­ем, Метелл Пий под Фавен­ци­ей¹¹³, М. Лукулл под Фиден­ци­ей — в про­слав­лен­ных сра­же­ни­ях рас­се­я­ли вой­ска непри­я­те­ля. (2) Каза­лось, уже завер­ши­лись бед­ст­вия граж­дан­ской вой­ны, когда они были умно­же­ны в резуль­та­те жесто­ко­сти Сул­лы. Ведь он был назна­чен дик­та­то­ром¹¹⁴, а эта долж­ность не нахо­ди­ла при­ме­не­ния сто два­дцать лет — послед­ний дик­та­тор был спу­стя год после ухо­да Ган­ни­ба­ла из Ита­лии, — откуда явст­ву­ет, что страх рим­ско­го наро­да перед могу­ще­ст­вом дик­та­то­ра был боль­шим, чем страх, застав­ля­ю­щий при­бег­нуть к дик­та­ту­ре. Вла­стью, кото­рой его пред­ше­ст­вен­ни­ки поль­зо­ва­лись преж­де для отра­же­ния вели­чай­ших опас­но­стей, он вос­поль­зо­вал­ся как воз­мож­но­стью для неуме­рен­ной жесто­ко­сти. (3) Сул­ла был пер­вым (о, если бы и послед­ним!), кто подал при­мер про­скрип­ций. И в этом государ­стве, где назна­ча­ют судеб­ное след­ст­вие по пово­ду оскорб­ле­ния любо­го гист­ри­о­на¹¹⁵, пуб­лич­но уста­нав­ли­ва­ет­ся воз­на­граж­де­ние за убий­ство рим­ско­го граж­да­ни­на, и наи­боль­шую выго­ду име­ет тот, кто боль­ше убьет; воз­на­граж­де­ние за убий­ство вра­га было не боль­ше, чем за уби­то­го граж­да­ни­на, и каж­дый сам опла­чи­вал соб­ст­вен­ную смерть. (4) Сви­реп­ст­во­ва­ли не толь­ко по отно­ше­нию к тем, кто взял­ся за ору­жие, но по отно­ше­нию к мно­гим непо­вин­ным. И, более того, иму­ще­ство проскри­би­ро­ван­ных про­да­ва­лось, дети даже лиша­лись пра­ва пре­тен­до­вать на маги­ст­ра­ту­ры, и, что недо­стой­нее все­го, сыно­вья сена­то­ров нес­ли тяготы это­го сосло­вия, теряя его пра­ва¹¹⁶.

XXIX. К при­бы­тию Сул­лы в Ита­лию, Гн. Пом­пей, сын того Гн. Пом­пея, кото­рый, как мы ска­за­ли выше, будучи кон­су­лом, совер­шил бли­ста­тель­ные подви­ги во вре­мя вой­ны с мар­са­ми, в два­дца­ти­трех­лет­нем воз­расте, сто три­на­дцать лет назад, отва­жил­ся с част­ны­ми сред­ства­ми на вели­чай­ший замы­сел, кото­рый попы­тал­ся осу­ще­ст­вить. Для того чтобы ото­мстить за оте­че­ство и вер­нуть ему его вели­чие, он собрал в Фир­ме вой­ско, набран­ное на терри­то­рии Пице­на, кото­рый сплошь зани­ма­ли кли­ен­ты его отца¹¹⁷. (2) Вели­чие это­го чело­ве­ка потре­бо­ва­ло бы мно­го книг, но раз­ме­ры труда поз­во­ля­ют ска­зать о нем немно­го. По мате­ри Луци­лии¹¹⁸ он при­над­ле­жал к сена­тор­ской фами­лии. Сам он был исклю­чи­тель­но кра­сив, но не той кра­сотой, кото­рую при­да­ет рас­цвет жиз­ни, но досто­ин­ст­вом и твер­до­стью, [кото­рые] в соеди­не­нии с вели­чи­ем его фор­ту­ны сопро­вож­да­ли Пом­пея до послед­не­го дня жиз­ни. (3) Исклю­чи­тель­но незло­би­вый, чрез­вы­чай­но бла­го­че­сти­вый, в меру крас­но­ре­чи­вый, он страст­но жаж­дал вла­сти, но полу­чен­ной почет­но, а не захва­чен­ной силой; на войне испы­тан­ный вождь, граж­да­нин в годы мира, уме­рен­ней­ший, кро­ме тех слу­ча­ев, когда он опа­сал­ся рав­но­го себе, в друж­бе стой­кий, лег­ко про­щаю­щий оскорб­ле­ния, очень надеж­ный в при­ми­ре­нии, он нико­гда, или очень ред­ко, не обра­щал свою власть в про­из­вол. (4) Он был лишен почти всех поро­ков, если не счи­тать одно­го, но вели­чай­ше­го: в сво­бод­ном государ­стве, пра­вя­щем наро­да­ми, где все граж­дане рав­ны в пра­вах, он не мог выне­сти, чтобы кто-либо был равен ему по поло­же­нию. (5) С того вре­ме­ни, как надел муж­скую тогу, он при­ни­мал уча­стие в воен­ных кам­па­ни­ях выдаю­ще­го­ся пол­ко­во­д­ца, сво­его отца, имея воз­мож­ность усо­вер­шен­ст­во­вать свой чест­ный, вос­при­им­чи­вый ко все­му разум­но­му ум исклю­чи­тель­ным зна­ни­ем воен­но­го дела, так что Сер­то­рий более хва­лил Метел­ла, но силь­нее боял­ся Пом­пея…¹¹⁹

XXX. Тогда М. Пер­пен­на, быв­ший пре­тор из проскри­би­ро­ван­ных, чело­век более слав­ный родом, чем харак­те­ром, убил Сер­то­рия во вре­мя пира в Оске¹²⁰ и этим пре­ступ­ле­ни­ем отнял у рим­лян вер­ную победу, погу­бил свою пар­тию и обрек себя на позор­ную смерть. (2) Метелл и Пом­пей отме­ти­ли три­умф над Испа­ни­я­ми, но Пом­пей и во вре­мя это­го три­ум­фа¹²¹, за день до вступ­ле­ния в кон­суль­ство, оста­ва­ясь еще рим­ским всад­ни­ком, въе­хал в Рим на три­ум­фаль­ной колес­ни­це. (3) Как не уди­вить­ся, что этот чело­век, бла­го­да­ря столь мно­го­чис­лен­ным чрез­вы­чай­ным пол­но­мо­чи­ям достиг­ший вер­ши­ны поче­та, с таким неудо­воль­ст­ви­ем отнес­ся к тому, что сенат и рим­ский народ под­дер­жа­ли Г. Цеза­ря, [заоч­но] домо­гав­ше­го­ся вто­ро­го кон­су­ла­та? Настоль­ко при­су­ще людям все про­щать себе, ниче­го не про­щая дру­гим, и обра­щать свою нена­висть не на при­чи­ны фак­тов, но на наме­ре­ния и лич­ность. (4) Во вре­мя это­го кон­суль­ства Пом­пей вос­ста­но­вил три­бун­скую власть, от кото­рой Сул­ла оста­вил толь­ко види­мость¹²².

(5) Во вре­мя Сер­то­ри­ан­ской вой­ны в Испа­нии шесть­де­сят четы­ре раба¹²³ под руко­вод­ст­вом Спар­та­ка бежа­ли из гла­ди­а­тор­ской шко­лы в Капуе, захва­ти­ли в этом горо­де мечи и сна­ча­ла устре­ми­лись на гору Везу­вий; вско­ре, посколь­ку день ото дня их ста­но­ви­лось все боль­ше, они при­чи­ни­ли Ита­лии мно­же­ство самых раз­лич­ных зол. (6) Их чис­лен­ность настоль­ко воз­рос­ла, что в послед­нем дан­ном ими сра­же­нии они выста­ви­ли сорок девять тысяч¹²⁴ вои­нов. Сла­ва пре­кра­ще­ния это­го доста­лась Крас­су, вско­ре [с согла­сия] всех при­знан­но­му прин­цеп­сом государ­ства.

XXXI. Лич­ность Гн. Пом­пея при­влек­ла к себе вни­ма­ние все­го мира, счи­та­лось, что он во всех отно­ше­ни­ях зна­чи­тель­нее, чем граж­да­нин¹²⁵. Во вре­мя сво­его кон­суль­ства он при­нес в выс­шей сте­пе­ни похваль­ную клят­ву не направ­лять­ся после окон­ча­ния маги­ст­ра­ту­ры в какую-либо про­вин­цию и остал­ся ей верен. (2) Но спу­стя два года три­бун А. Габи­ний внес закон: так как пира­ты угро­жа­ют ско­рее насто­я­щей вой­ной, чем раз­бой­ни­чьи­ми напа­де­ни­я­ми, и устра­ша­ют мир боль­ше фло­том, чем гра­бе­жом, и так как уже раз­граб­ле­ны неко­то­рые горо­да Ита­лии, да будет послан для их подав­ле­ния Гн. Пом­пей, и его власть на море в пяти­де­ся­ти милях от бере­га долж­на быть рав­на про­кон­суль­ской в про­вин­ци­ях. (3) Этот сена­тус-кон­сульт рас­про­стра­нил власть одно­го чело­ве­ка почти на весь мир; но хотя такое же реше­ние было при­ня­то семью года­ми¹²⁶ ранее при­ме­ни­тель­но к пре­то­ру М. Анто­нию¹²⁷, — ино­гда лич­ность вредит при­ме­ру, кото­рый она дает, умень­шая или уве­ли­чи­вая¹²⁸ зависть, — в отно­ше­нии Анто­ния это вос­при­ня­ли рав­но­душ­но — ведь ред­ко завиду­ют сла­ве тех, чье­го могу­ще­ства не боят­ся. Напро­тив, опа­са­ют­ся чрез­вы­чай­ной вла­сти тех людей, кото­рые могут по сво­е­му жела­нию ее удер­жать или от нее отка­зать­ся и кото­рые не при­зна­ют ниче­го, кро­ме сво­его жела­ния. Сре­ди опти­ма­тов не было согла­сия, а пла­ны их были слом­ле­ны силой.

XXXII. В этой свя­зи достой­ны быть отме­чен­ны­ми как авто­ри­тет, так и скром­ность Кв. Кату­ла¹²⁹. А имен­но, высту­пая про­тив зако­на на народ­ной сход­ке, он ска­зал, что Пом­пей, опре­де­лен­но выдаю­щий­ся чело­век, и даже черес­чур выдаю­щий­ся для сво­бод­но­го государ­ства, но нель­зя ведь все взва­ли­вать на одно­го чело­ве­ка, и доба­вил: «Если что с ним слу­чит­ся, кого вы поста­ви­те на его место?». — «Тебя, Кв. Катул!» — про­воз­гла­си­ло собра­ние в один голос. Тогда он, обез­ору­жен­ный этим еди­но­ду­ши­ем и столь почет­ным для него суж­де­ни­ем граж­дан, поки­нул сход­ку. (2) Достой­ны вос­хи­ще­ния скром­ность это­го чело­ве­ка и спра­вед­ли­вость наро­да, ведь он чрез­мер­но не наста­и­вал, и плебс, несмот­ря на свое несо­гла­сие и свою враж­деб­ность воле Кату­ла, не захо­тел лишить его сво­ей спра­вед­ли­вой при­зна­тель­но­сти.

(3) В то же вре­мя Кот­та¹³⁰ разде­лил судей­ские обя­зан­но­сти, кото­рые Г. Гракх отнял у сена­та для пере­да­чи всад­ни­кам, а Сул­ла пере­дал сена­ту, разде­лив поров­ну меж­ду обо­и­ми сосло­ви­я­ми; Отон Рос­ций сво­им зако­ном вос­ста­но­вил места всад­ни­ков в теат­ре¹³¹. (4) Что каса­ет­ся Гн. Пом­пея, то, поль­зу­ясь помо­щью в этой войне мно­гих выдаю­щих­ся людей, он раз­ме­стил флот почти во всех частях моря, нуж­даю­щих­ся в защи­те, и вско­ре со сво­и­ми непо­беди­мы­ми сила­ми осво­бо­дил мир; после победы над пира­та­ми во мно­же­стве схва­ток и во мно­гих местах он обру­шил­ся на них со сво­им фло­том у побе­ре­жья Кили­кии, опро­ки­нул их и обра­тил в бег­ство. (5) И чтобы поско­рее завер­шить столь широ­ко рас­про­стра­нив­шу­ю­ся вой­ну, он свел остат­ки пира­тов в отда­лен­ные от моря горо­да, назна­чив им опре­де­лен­ные места оби­та­ния. (6) Неко­то­рые это осуж­да­ют, но хотя у каж­до­го по отно­ше­нию к авто­ру [зако­на] доста­точ­но ума, толь­ко ум дела­ет вели­ким и авто­ром: ведь дав воз­мож­ность жить без гра­бе­жа, он удер­жал их от раз­бо­ев.

XXXIII. В то вре­мя, как пират­ская вой­на под­хо­ди­ла к кон­цу, Л. Лукулл, семь лет назад полу­чив­ший по жре­бию после кон­суль­ства Азию, сра­жал­ся с Мит­ри­да­том. Он совер­шил вели­кие и досто­па­мят­ные дела: часто и во мно­гих местах раз­би­вал Мит­ри­да­та, в резуль­та­те выдаю­щей­ся победы осво­бо­дил от оса­ды Кизик, победил в Арме­нии Тиг­ра­на, вели­чай­ше­го из царей. Каза­лось, одна­ко, что Лукулл ско­рее не хотел, чем не мог поло­жить конец войне; во всех отно­ше­ни­ях достой­ный похва­лы и в бою почти непо­беди­мый, он был пора­жен стра­стью к нажи­ве. Народ­ный три­бун Мани­лий, чело­век про­даж­ный, орудие чужой вла­сти, внес закон, чтобы вой­на с Мит­ри­да­том велась Гн. Пом­пе­ем. (2) Закон был при­нят, и меж­ду пол­ко­во­д­ца­ми воз­ник­ла пере­бран­ка. В то вре­мя как Пом­пей обви­нял Лукул­ла в позор­ной нажи­ве, Лукулл обви­нял Пом­пея в без­мер­ной жаж­де вла­сти. И ни один из обо­их не мог дока­зать, что его обви­ня­ют лож­но. (3) На самом деле Пом­пей с тех пор, как впер­вые при­сту­пил к государ­ст­вен­ным делам, не мог видеть рядом с собою рав­но­го, и там, где ему долж­но было быть пер­вым, все­гда хотел быть един­ст­вен­ным, — никто не пока­зал более вели­кой стра­сти к сла­ве и боль­ше­го без­раз­ли­чия ко все­му осталь­но­му. Неуме­рен­ный в поис­ках долж­но­стей, а при испол­не­нии их в выс­шей сте­пе­ни сдер­жан­ный, он всту­пал в них с тем же удо­воль­ст­ви­ем, с каким рав­но­ду­ши­ем их завер­шал, а если к чему стре­мил­ся, то брал по сво­е­му усмот­ре­нию, а отка­зы­вал­ся — по чужо­му. (4) Лукулл же, во всем дру­гом вели­чай­ший чело­век, был пер­вым зачин­щи­ком рас­то­чи­тель­ной рос­ко­ши в построй­ках, празд­не­ствах и обста­нов­ке. За воз­веден­ные в море насы­пи и за ска­лы, кото­рые он срыл, чтобы дать морю про­ник­нуть в сушу, Пом­пей Вели­кий не без ост­ро­умия обыч­но назы­вал его «Ксерк­сом в тоге»¹³².

XXXIV. К это­му вре­ме­ни под власть рим­ско­го наро­да Кв. Метел­лом¹³³ был пере­дан ост­ров Крит, кото­рый три года тре­во­жил рим­ское вой­ско с помо­щью два­дца­ти четы­рех тысяч вои­нов, про­вор­ных и быст­рых, неуто­ми­мых в воен­ных похо­дах, про­слав­лен­ных в стрель­бе из лука, кото­ры­ми руко­во­ди­ли Панар и Ласфен. (2) Это попри­ще сла­вы не удер­жа­ло Гн. Пом­пея, кото­рый пытал­ся при­сво­ить себе часть победы. Но три­умф Лукул­ла и Метел­ла был осо­бен­но сочув­ст­вен­но встре­чен луч­ши­ми людь­ми как из-за исклю­чи­тель­ной доб­ле­сти обо­их пол­ко­вод­цев, так и из-за зави­сти к ним Пом­пея.

(3) В это вре­мя М. Цице­рон, кото­рый был обя­зан всем само­му себе, чело­век про­слав­лен­ной, хотя и недав­но при­об­ре­тен­ной знат­но­сти, зна­ме­ни­тый сво­им обра­зом жиз­ни, наде­лен­ный вели­чай­шим даро­ва­ни­ем, кото­ро­му мы обя­за­ны тем, что не побеж­де­ны даро­ва­ни­я­ми тех, чье ору­жие победи­ли¹³⁴, будучи кон­су­лом, бла­го­да­ря сво­ей исклю­чи­тель­ной доб­ле­сти, упор­ству, бди­тель­но­сти, забот­ли­во­сти рас­крыл заго­вор Сер­гия Кати­ли­ны, Лен­ту­ла, Цете­га, а так­же дру­гих лиц обо­их сосло­вий. (4) В стра­хе перед вла­стью кон­су­ла Кати­ли­на поки­нул Рим. Лен­тул, в про­шлом кон­сул, тогда пре­тор во вто­рой раз, и дру­гие люди по пору­че­нию сена­та и при­ка­зу кон­су­ла были умерщ­вле­ны в тюрь­ме.

XXXV. Зна­ме­ни­тый день заседа­ния сена­та, в ходе кото­ро­го про­изо­шли эти собы­тия, высве­тил до самых глу­бин досто­ин­ства М. Като­на, уже про­явив­ши­е­ся и бли­став­шие во мно­гих делах. (2) Будучи пра­вну­ком М. Като­на, это­го прин­цеп­са фами­лии Пор­ци­ев, чело­век, подоб­ный самой доб­ле­сти и во всех сво­их даро­ва­ни­ях более близ­кий к богам, чем к людям, он совер­шал спра­вед­ли­вые поступ­ки не для того, чтобы казать­ся спра­вед­ли­вым, а пото­му что не мог посту­пать ина­че и пото­му что в его гла­зах толь­ко спра­вед­ли­вость име­ла смысл. Лишен­ный люд­ских поро­ков, он был вла­сти­те­лем сво­ей судь­бы. (3) Он был тогда народ­ным три­бу­ном-десиг­на­том и к тому же совсем еще юно­шей. Когда дру­гие¹³⁵ при­зы­ва­ли дер­жать Лен­ту­ла и заго­вор­щи­ков под стра­жей в муни­ци­пи­ях, он, о чьем мне­нии спро­си­ли в послед­нюю оче­редь, обру­шил­ся про­тив заго­во­ра с такой силой духа и талан­та, что жаром сво­его сло­ва навлек подо­зре­ние в том, что высту­паю­щие за про­мед­ле­ние явля­ют­ся соучаст­ни­ка­ми заго­вор­щи­ков. (4) Он так обри­со­вал опас­но­сти, кото­рые поверг­нут город в руи­ны и пепел и при­ве­дут к изме­не­нию поли­ти­че­ско­го поло­же­ния, так под­черк­нул заслу­ги кон­су­ла, что сенат еди­но­душ­но при­со­еди­нил­ся к его мне­нию и поста­но­вил стро­го нака­зать назван­ных выше, а боль­шая часть сена­тор­ско­го сосло­вия про­во­ди­ла Цице­ро­на домой. (5) Что каса­ет­ся Кати­ли­ны, то он про­явил не мень­шую силу духа в сведе­нии сче­тов с жиз­нью, чем в совер­ше­нии пре­ступ­ле­ния, пото­му что он испу­стил дух, храб­ро сра­жа­ясь, хотя ему пред­сто­я­ло погиб­нуть во вре­мя каз­ни.

XXXVI. Кон­суль­ству Цице­ро­на при­да­ло нема­лый блеск рож­де­ние в том году (девя­но­сто два года назад) боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, кото­ро­му пред­сто­я­ло затмить сво­им вели­чи­ем всех мужей всех наро­дов. (2) Может пока­зать­ся излиш­ним ука­зы­вать вре­мя жиз­ни выдаю­щих­ся талан­тов. Кому, в самом деле, неиз­вест­но, что в это вре­мя рас­цве­ли разде­лен­ные все­го несколь­ки­ми года­ми Цице­рон и Гор­тен­зий, а до них Красс, Кот­та¹³⁶, Суль­пи­ций¹³⁷, а вско­ре после это­го Брут, Кали­дий¹³⁸, Целий¹³⁹, Кальв¹⁴⁰ и Цезарь, наи­бо­лее близ­кий к Цице­ро­ну, а так­же те, кото­рые были как бы их уче­ни­ка­ми, Кор­вин¹⁴¹ и Ази­ний Пол­ли­он, под­ра­жа­тель Фукидида Сал­лю­стий, авто­ры поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний Варрон¹⁴² и Лукре­ций, а так­же Катулл, не менее вели­кий в сво­ем поэ­ти­че­ском твор­че­стве¹⁴³. (3) Едва ли не глу­по было бы пере­чис­лять гени­ев, кото­рых мы еще пом­ним, сре­ди них выдаю­ще­го­ся в нашем веке прин­цеп­са поэтов Вер­ги­лия, Раби­рия¹⁴⁴, после­до­ва­те­ля Сал­лю­стия Ливия, Тибул­ла и Назо­на¹⁴⁵, ведь насколь­ко вели­ко вос­хи­ще­ние, настоль­ко затруд­ни­тель­на оцен­ка.

XXXVII. Пока эти собы­тия совер­ша­лись в Ита­лии, Гн. Пом­пей вел памят­ную всем вой­ну про­тив Мит­ри­да­та, кото­рый после отбы­тия Лукул­ла попол­нил силы для сво­его ново­го вой­ска. (2) Царь же, раз­би­тый и обра­щен­ный в бег­ство, поте­ряв все свои вой­ска, направ­ля­ет­ся в Арме­нию к сво­е­му зятю Тиг­ра­ну, могу­ще­ст­вен­ней­ше­му царю сво­его вре­ме­ни, не будь он слом­лен ору­жи­ем Лукул­ла. (3) Итак, пре­сле­дуя одно­вре­мен­но обо­их, Пом­пей всту­пил в Арме­нию. Пер­вым пред­стал перед Пом­пе­ем сын Тиг­ра­на, но без согла­сия сво­его отца, (4) а вско­ре и сам царь соб­ст­вен­ной пер­со­ной, моля о мило­сер­дии, вве­рил его вла­сти само­го себя и цар­ство, пред­по­слав это­му, что как нет дру­го­го наро­да, кро­ме рим­ско­го, так и нет дру­го­го чело­ве­ка, кро­ме Пом­пея, сою­зу с кото­рым он мог бы дове­рять, и что поэто­му он сне­сет любую участь, будь она бед­ст­вен­ной или бла­го­при­ят­ной, как опре­де­лит Пом­пей: не позор­но потер­петь пора­же­ние от того, кого без­за­кон­но было бы победить, не бес­чест­но под­чи­нить­ся тому, кого фор­ту­на поста­ви­ла выше всех. (5) Царю был остав­лен почет вла­сти, но он был обло­жен огром­ной кон­три­бу­ци­ей, кото­рая, по обык­но­ве­нию Пом­пея, была пере­да­на кве­сто­ру и вне­се­на в государ­ст­вен­ные кни­ги. Сирия и дру­гие про­вин­ции, кото­рые он зани­мал, были отня­ты и одни из них были воз­вра­ще­ны рим­ско­му наро­ду, а дру­гие впер­вые ста­ли пла­тить дань¹⁴⁶. Власть царя была огра­ни­че­на Арме­ни­ей.

XXXVIII. Кажет­ся, не про­ти­во­ре­чит выбран­но­му нами пла­ну труда крат­ко про­следить, какие пле­ме­на и наро­ды пере­шли в раз­ряд про­вин­ций, обло­жен­ных данью, и при каком это было пол­ко­вод­це, посколь­ку фак­ты, кото­рые мы рас­смат­ри­ва­ли отдель­но, лег­че рас­смот­реть в сово­куп­но­сти. (2) Пер­вым в Сици­лию при­вел вой­ско кон­сул Клав­дий, но толь­ко по про­ше­ст­вии пяти­де­ся­ти двух лет, после захва­та Сира­куз Мар­цел­лом Клав­ди­ем, Сици­лия ста­ла про­вин­ци­ей¹⁴⁷. Пер­вым в Афри­ку [всту­пил] Регул, почти на девя­том году Пер­вой Пуни­че­ской вой­ны, но толь­ко через сто девять лет, сто восемь­де­сят два года назад, П. Сци­пи­он Эми­ли­ан, раз­ру­шив Кар­фа­ген, ввел Афри­ку в раз­ряд про­вин­ций¹⁴⁸. Меж­ду Пер­вой и Вто­рой Пуни­че­ски­ми вой­на­ми, в пер­вый раз при кон­су­ле Т. Ман­лии¹⁴⁹ Сар­ди­ния обре­ла проч­ное ярмо нашей Импе­рии. (3) Вот необыч­ное свиде­тель­ство воин­ст­вен­но­сти наше­го государ­ства: храм дву­ли­ко­го Яну­са был закрыт (в чем свиде­тель­ство проч­но­го мира) пер­вый раз при царях, вто­рой — в кон­суль­ство это­го Т. Ман­лия, в тре­тий — при прин­цеп­се Авгу­сте¹⁵⁰. (4) В Испа­нию пер­вы­ми вве­ли вой­ска Гней и Пуб­лий Сци­пи­о­ны в нача­ле Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны, две­сти пять­де­сят лет назад¹⁵¹. Затем ими вла­де­ли по-раз­но­му, неред­ко частич­но теря­ли, вся Испа­ния толь­ко при Авгу­сте ста­ла пла­тить дань. (5) Македо­нию под­чи­нил Павел¹⁵², Ахайю — Мум­мий¹⁵³, Это­лию — Фуль­вий Ноби­ли­ор¹⁵⁴; Л. Сци­пи­он, брат Афри­кан­ско­го, ото­брал Азию у Антио­ха¹⁵⁵, но бла­го­да­ря пожа­ло­ва­нию сена­та и рим­ско­го наро­да ею вско­ре завла­де­ли цари Атта­лы; после пле­не­ния Ари­сто­ни­ка ее сде­лал дан­ни­цей М. Пер­пен­на¹⁵⁶. (6) Сла­ва победы над Кипром не доста­лась нико­му. Ведь он сде­лал­ся про­вин­ци­ей соглас­но сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, в резуль­та­те дея­тель­но­сти Като­на и после смер­ти царя, при­ня­той им доб­ро­воль­но. Под коман­до­ва­ни­ем Метел­ла¹⁵⁷ был нака­зан Крит, поте­ряв­ший сво­бо­ду, кото­рой он поль­зо­вал­ся слиш­ком дол­го. Сирия и Понт явля­ют­ся памят­ни­ка­ми доб­ле­сти Гн. Пом­пея.

XXXIX. Гал­лии, куда впер­вые вве­ли вой­ско Доми­ций и Фабий, внук Пав­ла, полу­чив­ший имя Алло­брог­ский, с боль­ши­ми поте­ря­ми для нас мы часто захва­ты­ва­ли и теря­ли¹⁵⁸. Но бли­ста­тель­ней­шим по срав­не­нию с ними выглядит подвиг Г. Цеза­ря: ведь под его коман­до­ва­ни­ем и ауспи­ци­я­ми они были сокру­ше­ны и ста­ли пла­тить почти ту же уни­зи­тель­ную¹⁵⁹ дань, как и осталь­ной мир. Тем, кто сде­лал… Нуми­дий­ский¹⁶⁰. (2) Кили­кию поко­рил Исав­рик, а после вой­ны с Антиохом Вуль­сон Ман­лий — Гал­ло­гре­цию. Вифи­ния, как было ска­за­но выше, доста­лась в наслед­ство по заве­ща­нию Нико­меда. Боже­ст­вен­ный Август, кро­ме Испа­нии и дру­гих наро­дов, име­на­ми кото­рых бли­ста­ет его форум, сде­лал про­вин­ци­ей, пла­тя­щей дань, так­же и Еги­пет и внес в каз­ну кон­три­бу­цию, почти рав­ную той, кото­рую его отец извлек из Гал­лий. (3) Что каса­ет­ся Тиб. Цеза­ря, кото­рый вырвал у испан­цев окон­ча­тель­ное при­зна­ние покор­но­сти, то он того же добил­ся от илли­рий­цев и дал­ма­тов. Он так­же при­со­еди­нил к нашей импе­рии новые про­вин­ции: Рецию, стра­ну вин­де­ли­ков¹⁶¹, Нори­ков¹⁶², скор­дис­ков и Пан­но­нию. Их он добил­ся силой ору­жия, Кап­па­до­кию же сде­лал дан­ни­цей рим­ско­го наро­да бла­го­да­ря сво­е­му авто­ри­те­ту. Но про­дол­жим по поряд­ку.

XL. Затем после­до­ва­ла кам­па­ния Гн. Пом­пея, неяс­но чем более вели­кая — сла­вою или труд­но­стя­ми. Он про­ник как победи­тель в Мидию, Алба­нию и Ибе­рию; затем напра­вил свое ору­жие к наро­дам, оби­таю­щим по пра­вую сто­ро­ну Пон­та и вглубь от него: к кол­хам, генио­хам¹⁶³ и ахе­ям¹⁶⁴. Из-за пре­да­тель­ства сво­его сына Фар­на­ка¹⁶⁵ Мит­ри­дат ока­зал­ся послед­ним из пол­но­прав­ных царей, побеж­ден­ных ауспи­ци­я­ми Пом­пея, кро­ме царей пар­фян. (2) Тогда Пом­пей, победив все наро­ды, про­тив кото­рых высту­пал, достиг­нув боль­ше­го вели­чия, чем ожи­дал сам и сограж­дане, пре­взой­дя во всех отно­ше­ни­ях судь­бу смерт­но­го, вер­нул­ся в Ита­лию. Его воз­вра­ще­ние сде­ла­ло мне­ние о нем более бла­го­при­ят­ным. Ведь мно­гие утвер­жда­ли, что он не вер­нет­ся в Рим без вой­ска и по сво­е­му усмот­ре­нию огра­ни­чит пре­дел обще­ст­вен­ной сво­бо­ды. (3) Чем более это­го опа­са­лись граж­дане, тем при­ят­нее было воз­вра­ще­ние столь вели­ко­го пол­ко­во­д­ца, носив­шее граж­дан­ский харак­тер: ведь, рас­пу­стив в Брун­ди­зии все свое вой­ско, не оста­вив себе ниче­го, кро­ме титу­ла «импе­ра­тор», он вер­нул­ся в Рим с лич­ной сви­той, кото­рую по сво­е­му обык­но­ве­нию дер­жал при себе, и на про­тя­же­нии двух дней отпразд­но­вал вели­ко­леп­ней­ший три­умф над столь­ки­ми царя­ми, и внес в эра­рий, про­дав воен­ную добы­чу, сум­му более зна­чи­тель­ную, чем кто бы то ни было до него, кро­ме Пав­ла.

(4) В отсут­ст­вие Гн. Пом­пея народ­ные три­бу­ны Т. Ампий и Т. Лаби­ен¹⁶⁶ про­ве­ли закон, соглас­но кото­ро­му во вре­мя цир­ко­вых игр он поль­зо­вал­ся бы золо­той коро­ной и все­ми укра­ше­ни­я­ми три­ум­фа­то­ра, в теат­ре же пре­тек­стой и золо­той коро­ной. Но Пом­пей вос­поль­зо­вал­ся этим пра­вом не более одно­го раза, — но даже это ока­за­лось чрез­мер­ным. Фор­ту­на воз­вы­си­ла досто­ин­ство это­го чело­ве­ка таки­ми дея­ни­я­ми: пер­вый раз он отме­тил три­умф над Афри­кой, во вто­рой — над Евро­пой, в тре­тий — над Ази­ей, и сколь­ко есть частей све­та, столь­ко было памят­ни­ков его побед. (5) Но такое пре­вос­ход­ство все­гда вызы­ва­ет зависть. Поэто­му и Лукулл, не забыв­ший при­чи­нен­ную ему обиду, и Метелл Крит­ский, имев­ший осно­ва­ние жало­вать­ся, — ведь Пом­пей сде­лал укра­ше­ни­ем сво­его три­ум­фа взя­тых им в плен вождей, — и вме­сте с ними часть опти­ма­тов¹⁶⁷ пре­пят­ст­во­ва­ли тому, чтобы Пом­пей выпла­тил по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию то, что обе­щал горо­дам, и рас­пла­тил­ся с теми, кто это­го заслу­жил.

XLI. За этим после­до­ва­ло кон­суль­ство Г. Цеза­ря, кото­рый овла­де­ва­ет рукою пишу­ще­го и застав­ля­ет, как бы он ни торо­пил­ся, задер­жать вни­ма­ние на сво­ей лич­но­сти. Он про­ис­хо­дил из наизнат­ней­шей семьи Юли­ев и, как это уста­нов­ле­но все­ми зна­то­ка­ми ста­ри­ны, вел свое про­ис­хож­де­ние от Анхи­за и Вене­ры. Выде­ляв­ший­ся сре­ди граж­дан внеш­но­стью, наде­лен­ный неукро­ти­мой силой духа, неуме­рен­ный в щед­ротах, воз­нес­ший­ся духом выше все­го чело­ве­че­ско­го, есте­ствен­но­го и веро­ят­но­го, вели­чи­ем помыс­лов, стре­ми­тель­но­стью в воен­ных дей­ст­ви­ях, вынос­ли­во­стью в опас­но­стях упо­доб­ляв­ший­ся Вели­ко­му Алек­сан­дру, но рас­суди­тель­но­му, а не гнев­но­му, (2) нако­нец, сном и пищей все­гда поль­зо­вав­ший­ся для под­дер­жа­ния жиз­ни, а не для удо­воль­ст­вия. Хотя он нахо­дил­ся в близ­ком кров­ном род­стве с Г. Мари­ем и одно­вре­мен­но был зятем Цин­ны, ника­кой страх не вынудил его разой­тись с его доче­рью, тогда как кон­су­ляр М. Пизон, чтобы уго­дить Сул­ле, раз­вел­ся с Анни­ей, кото­рая преж­де была женою Цин­ны. Цеза­рю едва испол­ни­лось восем­на­дцать лет, когда Сул­ла захва­тил власть. Пере­ме­нив одеж­ду и при­няв облик, не соот­вет­ст­ву­ю­щий его поло­же­нию, Цезарь ночью бежал из горо­да ско­рее от соучаст­ни­ков и при­служ­ни­ков Сул­лы, разыс­ки­вав­ших его, чтобы убить, чем от него само­го. (3) Позд­нее, будучи еще очень юным, он был захва­чен пира­та­ми и на про­тя­же­нии все­го вре­ме­ни, пока они его удер­жи­ва­ли, вел себя так, что вызы­вал у них и страх и ува­же­ние одно­вре­мен­но. Нико­гда, ни днем, ни ночью, (зачем же замал­чи­вать то, что, пожа­луй, явля­ет­ся самым глав­ным, но не может быть выра­же­но мно­го­зна­чи­тель­ны­ми сло­ва­ми) он не сни­мал ни обу­ви, ни одеж­ды, конеч­но, для того, чтобы изме­не­ни­ем при­выч­но­го обли­ка не вызвать подо­зре­ния у тех, кто сте­рег его, не сво­дя с него глаз.

XLII. Дол­го рас­ска­зы­вать, на что и сколь­ко раз он дер­зал и сколь­ко его начи­на­ний в испу­ге пре­сек маги­ст­рат рим­ско­го наро­да, управ­ляв­ший Ази­ей. При­ведем то, что дока­зы­ва­ет, каким чело­ве­ком пред­сто­я­ло ему стать в бли­жай­шем буду­щем: (2) едва ночь сме­ни­ла день, в кото­рый он был выкуп­лен на обще­ст­вен­ные день­ги горо­дов, (а до того он добил­ся, чтобы пира­ты вер­ну­ли горо­дам залож­ни­ков), как он, будучи част­ным лицом, повел собран­ный на ско­рую руку флот в то место, где нахо­ди­лись пира­ты. Часть их флота он обра­тил в бег­ство, часть пустил ко дну, а несколь­ко кораб­лей и мно­же­ство людей захва­тил; (3) раду­ясь этой ноч­ной экс­пе­ди­ции, он с три­ум­фом воз­вра­тил­ся к сво­им и, отдав тех, кого захва­тил, под стра­жу¹⁶⁸, напра­вил­ся в Вифи­нию к про­кон­су­лу Юнку¹⁶⁹, — ведь он одно­вре­мен­но пра­вил Ази­ей, — чтобы тот рас­по­рядил­ся о каз­ни плен­ни­ков; когда тот отка­зал­ся это сде­лать, объ­яс­нив, что соби­ра­ет­ся про­дать плен­ни­ков (ведь без­де­лью сопут­ст­ву­ет зависть), Цезарь с неве­ро­ят­ной быст­ро­той вер­нул­ся к морю и, преж­де чем дошли какие-либо рас­по­ря­же­ния про­кон­су­ла отно­си­тель­но это­го дела, рас­пял на кре­сте всех, кого захва­тил.

XLIII. Едва введен­ный в жре­че­скую долж­ность, — ведь в свое отсут­ст­вие Цезарь был назна­чен пон­ти­фи­ком вме­сто кон­су­ля­ра Кот­ты¹⁷⁰, — (когда он был почти маль­чи­ком, Марий и Цин­на избра­ли его фла­ми­ном Юпи­те­ра, но победа Сул­лы, объ­явив­ше­го все их рас­по­ря­же­ния недей­ст­ви­тель­ны­ми, отме­ни­ла это назна­че­ние), — он поспе­шил в Ита­лию и, чтобы его не заме­ти­ли пира­ты, дер­жав­шие тогда в сво­их руках все моря, а их враж­деб­ное отно­ше­ние к себе он заслу­жил, пере­сек очень широ­кий залив Адри­а­ти­че­ско­го моря на четы­рех­ве­сель­ном судне вме­сте с дву­мя дру­зья­ми и деся­тью раба­ми. (2) Заме­тив во вре­мя это­го пла­ва­ния, как ему пока­за­лось, пират­ские кораб­ли, он раздел­ся и при­вя­зал к бед­ру кин­жал, гото­вясь к любо­му пово­роту судь­бы, но вско­ре понял, что это обман зре­ния: изда­ли он при­нял дере­вья за мач­ты и реи.

(3) Осталь­ные его дея­ния в Риме доста­точ­но извест­ны и не нуж­да­ют­ся в искус­ном изло­же­нии: про­слав­лен­ное обви­не­ние Дола­бел­лы¹⁷¹ и бла­го­же­ла­тель­ность граж­дан во вре­мя это­го про­цес­са, кото­рой обыч­но поль­зу­ют­ся обви­ня­е­мые, и зна­ме­ни­тей­шие поли­ти­че­ские спо­ры с Кв. Кату­лом и дру­ги­ми самы­ми выдаю­щи­ми­ся людь­ми, и пора­же­ние Кв. Кату­ла, обще­при­знан­но­го гла­вы сена­та, еще до пре­ту­ры домо­гав­ше­го­ся долж­но­сти вели­ко­го пон­ти­фи­ка^[44]172, (4) и во вре­мя пре­бы­ва­ния в долж­но­сти эди­ла вос­ста­нов­ле­ние, несмот­ря на сопро­тив­ле­ние ноби­ли­те­та, памят­ни­ков Г. Мария, рав­но как воз­вра­ще­ние граж­дан­ских прав детям проскри­би­ро­ван­ных, и уди­ви­тель­ные по муже­ству и рве­нию пре­ту­ра и кве­сту­ра в Испа­нии¹⁷³ (а он был кве­сто­ром под нача­лом Анти­стия Вета, деда нынеш­не­го Вета, кон­су­ля­ра и пон­ти­фи­ка, отца двух кон­су­ля­ров и жре­цов, чело­ве­ка настоль­ко достой­но­го, насколь­ко может быть достой­ной чело­ве­че­ская чест­ность).

XLIV. Во вре­мя это­го кон­суль­ства меж­ду ним, Гн. Пом­пе­ем и М. Крас­сом был заклю­чен союз ради могу­ще­ства¹⁷⁴, кото­рый ока­зал­ся гибель­ным не толь­ко для Рима и мира, но не в мень­шей сте­пе­ни для них самих, хотя и в раз­ное вре­мя. (2) У Пом­пея была при­чи­на сле­до­вать это­му замыс­лу, чтобы с помо­щью кон­су­ла Цеза­ря, нако­нец, закре­пить свои рас­по­ря­же­ния в замор­ских про­вин­ци­ях, чему, как было ска­за­но, мно­гие про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли. А Цезарь учи­ты­вал для себя то, что, усту­пив сла­ве Пом­пея, он при­умно­жит свою и, пере­не­ся на него нена­висть наро­да к их общей вла­сти, укре­пит свое соб­ст­вен­ное могу­ще­ство. Красс дер­жал­ся за авто­ри­тет Пом­пея и силу Цеза­ря, посколь­ку один не мог добить­ся пер­во­го места. (3) Связь меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем была укреп­ле­на так­же бра­ком, ведь Гн. Магн взял в жены дочь Цеза­ря.

(4) В это кон­суль­ство Цезарь внес закон о разде­ле­нии меж­ду пле­бе­я­ми Кам­пан­ско­го поля¹⁷⁵. Пом­пей этот закон не под­дер­жал^[2]. Вслед­ст­вие это­го туда было выведе­но око­ло два­дца­ти тысяч граж­дан и были вос­ста­нов­ле­ны пра­ва горо­да, кото­рые Капуя утра­ти­ла во вре­мя Пуни­че­ской вой­ны, при­мер­но сто пять­де­сят два года назад, когда она была низ­веде­на рим­ля­на­ми до поло­же­ния пре­фек­ту­ры¹⁷⁶. (5) Бибул, кол­ле­га Цеза­ря, кото­рый ско­рее стре­мил­ся, чем мог поме­шать его меро­при­я­ти­ям, боль­шую часть года отси­жи­вал­ся дома. Тем самым, желая вызвать нена­висть к кол­ле­ге, он при­умно­жал его могу­ще­ство. Тогда Цеза­рю были опре­де­ле­ны на пять лет Гал­лии¹⁷⁷.

XLV. В это вре­мя П. Кло­дий, — чело­век знат­ный, крас­но­ре­чи­вый, дерз­кий, ни в делах, ни в речах не знав­ший меры, той, какую он сам себе опре­де­лил, энер­гич­ный испол­ни­тель дур­ных замыс­лов, обес­че­щен­ный раз­вра­том с сест­рой, обви­нен­ный в пре­лю­бо­де­я­нии сре­ди вызы­ваю­щих бла­го­го­ве­ние свя­тынь рим­ско­го наро­да¹⁷⁸, испы­ты­вая тяж­кую непри­язнь к Цице­ро­ну, — ибо какая может быть друж­ба меж­ду столь непо­хо­жи­ми людь­ми, — пере­шел из пат­ри­ци­ев в пле­беи и в каче­стве народ­но­го три­бу­на внес закон: «Кто каз­нит рим­ско­го граж­да­ни­на без суда и след­ст­вия, да будет лишен огня и воды»¹⁷⁹. Хотя в этих сло­вах Цице­рон и не был назван по име­ни, угро­за отно­си­лась толь­ко к нему. (2) Таким обра­зом, чело­век, заслу­жив­ший наи­выс­шую награ­ду за спа­се­ние оте­че­ства, под­верг­ся бед­ст­вию изгна­ния. Цезарь и Пом­пей не избе­жа­ли подо­зре­ния в при­част­но­сти к изгна­нию Цице­ро­на. Счи­та­лось, что Цице­рон навлек на себя кару тем, что не поже­лал быть чле­ном кол­ле­гии два­дца­ти, назна­чен­ной для разде­ла кам­пан­ской зем­ли. (3) Спу­стя два года бла­го­да­ря запозда­лой, но энер­гич­ной защи­те Гн. Пом­пея досто­ин­ство Цице­ро­на было вос­ста­нов­ле­но по моль­бе Ита­лии, по реше­нию сена­та, бла­го­да­ря доб­ле­сти и актив­но­сти народ­но­го три­бу­на Анния Мило­на. После изгна­ния и воз­вра­ще­ния Нуми­ди­ка никто не был изгнан с боль­шей нена­ви­стью и воз­вра­щен с боль­шей радо­стью. Насколь­ко злоб­но Кло­дий раз­ру­шил его дом, настоль­ко же вели­ко­леп­но сенат его вос­ста­но­вил. (4) Тот же Кло­дий во вре­мя сво­его три­бу­на­та под пред­ло­гом почет­но­го пору­че­ния уда­лил из государ­ства Мар­ка Като­на, а имен­но внес пред­ло­же­ние, чтобы тот в каче­стве кве­сто­ра с пре­тор­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми вме­сте с кол­ле­гой-кве­сто­ром был направ­лен на ост­ров Кипр для лише­ния прав цар­ст­во­ва­ния Пто­ле­мея, заслу­жив­ше­го такое пору­га­ние пороч­но­стью и без­нрав­ст­вен­но­стью. (5) Но тот перед при­бы­ти­ем Като­на покон­чил с собой. Оттуда Катон доста­вил в Рим гораздо боль­ше денег, чем наде­я­лись: такой чело­век не нуж­да­ет­ся в похва­ле за бес­ко­ры­стие, но мож­но выска­зать ему упре­ки едва ли не за высо­ко­ме­рие: вме­сте с кон­су­ла­ми и сена­то­ра­ми весь город высы­пал навстре­чу Като­ну, когда тот плыл на кораб­лях по Тиб­ру, а он поки­нул кораб­ли не рань­ше, чем при­был на то место, где долж­ны были выгру­зить день­ги.

XLVI. Затем Цезарь совер­шил в Гал­лии вели­кие подви­ги, кото­рые едва ли мож­но опи­сать во мно­гих свит­ках. Не удо­вле­тво­рив­шись мно­го­чис­лен­ны­ми счаст­ли­вы­ми победа­ми и бес­чис­лен­ны­ми тыся­ча­ми плен­ных и уби­тых вра­гов, он во гла­ве вой­ска даже пере­пра­вил­ся в Бри­та­нию как бы в поис­ках дру­го­го мира для нашей и сво­ей Импе­рии. Меж­ду тем преж­няя пара¹⁸⁰, — Гн. Пом­пей и М. Красс, — всту­пи­ла в свое вто­рое кон­суль­ство, кото­рое было достиг­ну­то нечест­ным путем и велось недо­стой­ным обра­зом. (2) Соглас­но зако­ну кото­рый был пред­ло­жен наро­ду Пом­пе­ем, Цеза­рю был пре­до­став­лен повтор­ный срок для управ­ле­ния про­вин­ци­я­ми^[12], Крас­су, меч­тав­ше­му о пар­фян­ской войне, была назна­че­на Сирия¹⁸¹. Этот чело­век, без­упреч­ней­ший во всем осталь­ном, рав­но­душ­ный к наслаж­де­ни­ям, не знал меры и не при­зна­вал гра­ниц в страст­ной жаж­де сла­вы и денег. (3) Когда он отпра­вил­ся в Сирию, народ­ные три­бу­ны тщет­но пыта­лись его удер­жать все­воз­мож­ны­ми зло­ве­щи­ми пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми¹⁸². О, если бы они испол­ни­лись толь­ко по отно­ше­нию к нему само­му! Поте­ря пол­ко­во­д­ца при уцелев­шем вой­ске была бы незна­чи­тель­ным ущер­бом для рес­пуб­ли­ки. (4) Когда Красс пере­шел Евфрат и направ­лял­ся в Селев­кию, Ород окру­жил его со всех сто­рон бес­чис­лен­ной кон­ни­цей и уни­что­жил вме­сте с боль­шею частью рим­ско­го вой­ска. Гай Кас­сий, в неда­ле­ком буду­щем винов­ник отвра­ти­тель­ней­ше­го пре­ступ­ле­ния, а тогда кве­стор, спас остат­ки леги­о­нов (5) и удер­жал Сирию под вла­стью рим­ско­го наро­да, победо­нос­но обра­тив в бег­ство и рас­се­яв пар­фян, вошед­ших в эту про­вин­цию.

XLVII. В это и после­дую­щее вре­мя, о кото­ром было ска­за­но выше, Цеза­рем было пере­би­то более четы­рех­сот тысяч вра­гов и еще боль­ше взя­то в плен. При­хо­ди­лось сра­жать­ся то в откры­том бою, то во вре­мя пере­хо­дов, то совер­шая вылаз­ки. Два­жды он про­ни­кал и в Бри­та­нию. Едва ли не любая из девя­ти лет­них кам­па­ний Цеза­ря в пол­ной мере заслу­жи­ва­ла три­ум­фа, а под Але­зи­ей совер­ша­лись такие подви­ги, на кото­рые едва ли мог решить­ся чело­век, а осу­ще­ст­вить почти никто, раз­ве лишь бог. (2) На седь­мом году пре­бы­ва­ния Цеза­ря в Гал­лии скон­ча­лась Юлия, жена Маг­на, быв­шая пору­кой согла­сия меж­ду Гн. Пом­пе­ем и Г. Цеза­рем, кото­рое даже при ней было шат­ким из-за сопер­ни­че­ства в борь­бе за власть. Фор­ту­на, чтобы раз­ру­шить вся­кую связь меж­ду пол­ко­во­д­ца­ми, обре­чен­ны­ми ею на такое потря­се­ние основ, в корот­кое вре­мя унес­ла и сына Пом­пея, рож­ден­но­го Юли­ей. (3) Так как пред­вы­бор­ная борь­ба, не знав­шая ни меры, ни гра­ниц, дошла в сво­ем безу­мии до при­ме­не­ния ору­жия и рез­ни граж­дан, Гн. Пом­пею было пре­до­став­ле­но третье, при­чем еди­но­лич­ное кон­суль­ство по реше­нию даже тех, кто рань­ше был про­тив­ни­ком заня­тия им этой долж­но­сти. Сла­ва этой маги­ст­ра­ту­ры, кото­рая, кажет­ся, озна­ча­ла при­ми­ре­ние с опти­ма­та­ми, была при­чи­ной пол­но­го отчуж­де­ния от Г. Цеза­ря. Одна­ко всю мощь сво­его кон­суль­ства он употре­бил на сдер­жи­ва­ние зло­употреб­ле­ний при выбо­рах.

(4) Тогда П. Кло­дий при вспых­нув­шей во вре­мя встре­чи у Бовилл ссо­ре был заре­зан Мило­ном, кан­дида­том в кон­су­лы, — посту­пок, гибель­ный в каче­стве при­ме­ра, но спа­си­тель­ный для государ­ства. Катон выска­зал во все­услы­ша­ние свое мне­ние в его оправ­да­ние. Слу­чись это рань­ше, не было бы недо­стат­ка в людях, кото­рые бы после­до­ва­ли его при­ме­ру и одоб­ри­ли бы убий­ство чело­ве­ка, кото­рый более, чем кто-либо дру­гой был вра­гом государ­ства и всех бла­го­на­ме­рен­ных людей.

XLVIII. Неко­то­рое вре­мя спу­стя про­яви­лись пер­вые вспыш­ки граж­дан­ской вой­ны, хотя каж­дый спра­вед­ли­вый чело­век жаж­дал, чтобы и Цезарь и Пом­пей рас­пу­сти­ли вой­ска. Ведь Пом­пей во вре­мя вто­ро­го кон­су­ла­та поже­лал полу­чить назна­че­ние в Испа­нии и, ведя дела в Риме, управ­лял ими заоч­но через сво­их лега­тов Афра­ния и Пет­рея, в про­шлом кон­су­ла и пре­то­ра; тех, кто тре­бо­вал у Цеза­ря рас­пу­стить вой­ска, он одоб­рял, тех, кто тре­бо­вал того же от него само­го, при­тес­нял. (2) Если бы за два года до того, как взя­лись за ору­жие, по завер­ше­нии стро­и­тель­ства теат­ра и дру­гих соору­же­ний вокруг него, Пом­пей умер в Кам­па­нии от пора­зив­шей его тяже­лой болез­ни (в то вре­мя вся Ита­лия воз­но­си­ла молит­вы о его выздо­ров­ле­нии — честь, кото­рой не удо­сто­ил­ся до него ни один граж­да­нин), фор­ту­на не смог­ла бы поко­ле­бать его поло­же­ния, и вели­чие, какое имел на зем­ле, он донес бы нетро­ну­тым к под­зем­ным богам. (3) Но никто не сде­лал боль­ше для раз­жи­га­ния вой­ны и мно­го­чис­лен­ных бед­ст­вий, кото­рые сопут­ст­во­ва­ли ей на про­тя­же­нии сле­дую­щих два­дца­ти лет, чем народ­ный три­бун Г. Кури­он, чело­век знат­ный, крас­но­ре­чи­вый, наг­лый рас­то­чи­тель как сво­его, так и чужо­го состо­я­ния и цело­муд­рия, щед­ро ода­рен­ный бес­пут­ст­вом, наде­лен­ный даром речи во вред государ­ству, (4) дух кото­ро­го не мог быть насы­щен ни наслаж­де­ни­я­ми, ни сла­до­стра­сти­ем, ни богат­ст­вом, ни често­лю­би­ем. Сна­ча­ла он при­нял сто­ро­ну Пом­пея, то есть, как тогда счи­та­ли, государ­ства, но вско­ре, делая вид, что он про­тив Пом­пея и Цеза­ря, в душе был за Цеза­ря. Оста­вим под сомне­ни­ем, сде­лал ли он это даром, или, как гово­рят, за сто тысяч сестер­ци­ев^[5]. (5) В кон­це кон­цов в выс­шей сте­пе­ни спа­си­тель­ные и уже одоб­рен­ные усло­вия мира, кото­рые с самы­ми осно­ва­тель­ны­ми наме­ре­ни­я­ми выдви­гал Цезарь и рав­ным обра­зом при­ни­мал Пом­пей, он рас­стро­ил и раз­ру­шил, и лишь Цице­рон ста­рал­ся вос­ста­но­вить обще­ст­вен­ное согла­сие. В то вре­мя, как порядок этих и преж­них дел изла­га­ет­ся в пол­но­цен­ных кни­гах дру­гих [авто­ров], я, наде­юсь, разъ­яс­ню его в сво­их^[3].

(6) Теперь, воз­вра­ща­ясь к повест­во­ва­нию в пред­ло­жен­ной фор­ме, пора­ду­ем­ся сна­ча­ла за Кв. Кату­ла, обо­их Лукул­лов, Метел­ла и Гор­тен­зия, кото­рые про­цве­та­ли в государ­стве, не знав­шем враж­ды, воз­вы­си­лись, не ведая опас­но­сти, и были уне­се­ны смер­тью спо­кой­ной или, по край­ней мере, не уско­рен­ной роком до нача­ла граж­дан­ских войн.

XLIX. При кон­су­лах Лен­ту­ле и Мар­цел­ле, в 703 г. от осно­ва­ния Рима и за семь­де­сят восемь лет до того, как ты, М. Вини­ций, всту­пил в кон­суль­ство, вспых­ну­ла граж­дан­ская вой­на. Дело одно­го пол­ко­во­д­ца каза­лось более спра­вед­ли­вым дру­го­го — более надеж­ным; (2) здесь все бли­ста­тель­но, там — проч­но; Пом­пея воору­жил авто­ри­тет сена­та, Цеза­ря — дове­рие вои­нов. Кон­су­лы и сенат пере­да­ли выс­шую власть не Пом­пею, а его делу. (3) Ничто не было упу­ще­но Цеза­рем для сохра­не­ния мира, ничто не было при­ня­то пом­пе­ян­ца­ми, так как один из кон­су­лов был, в самом деле, более непре­клон­ным, Лен­тул же не мог быть здо­ро­вым, пока здрав­ст­во­ва­ло государ­ство¹⁸³. Что каса­ет­ся М. Като­на, он твер­до заявил, что пред­по­чи­та­ет уме­реть преж­де, чем государ­ство при­мет какое-либо усло­вие част­но­го лица. Почтен­ный чело­век ста­рой закал­ки пред­по­чел бы пар­тию Пом­пея, бла­го­ра­зум­ный после­до­вал бы за Цеза­рем, и было более почет­но сле­до­вать за пер­вым, в то вре­мя как вто­рой вну­шал свя­щен­ный тре­пет. (4) В кон­це кон­цов все тре­бо­ва­ния Цеза­ря были с пре­зре­ни­ем отверг­ну­ты, так что ему оста­ва­лось доволь­ст­во­вать­ся одним леги­о­ном, остав­лен­ным под пред­ло­гом защи­ты про­вин­ции, и раз­ре­ша­лось, коль он поже­ла­ет, домо­гать­ся кон­суль­ства, всту­пить в Рим в каче­стве част­но­го лица и обра­тить­ся к голо­сам рим­ско­го наро­да. Решив вое­вать, Цезарь с вой­ском пере­шел Руби­кон. Гн. Пом­пей, кон­су­лы и бо́льшая часть сена­та, оста­вив Рим, а затем Ита­лию, пере­пра­ви­лись в Дирра­хий.

L. Что каса­ет­ся Цеза­ря, то, захва­тив Доми­ция и леги­о­ны, кото­рые нахо­ди­лись вме­сте с ним в Кор­фи­нии¹⁸⁴, он отпу­стил немед­ля пол­ко­во­д­ца и дру­гих, кото­рые хоте­ли уйти к Пом­пею, а сам про­сле­до­вал в Брун­ди­зий, пока­зы­вая таким обра­зом, что он скло­нен кон­чить вой­ну при сло­жив­шем­ся поло­же­нии и с помо­щью пере­го­во­ров, а не пре­сле­до­вать обра­тив­ших­ся в бег­ство; когда же он узнал о пере­пра­ве кон­су­лов, (2) то вер­нул­ся в Рим и объ­яс­нил сена­ту и народ­но­му собра­нию осно­ва­ния сво­их реше­ний и печаль­ную необ­хо­ди­мость взять­ся за ору­жие, посколь­ку дру­гие за него взя­лись, и затем объ­явил, что отправ­ля­ет­ся в Испа­нию.

(3) Его поспеш­ный поход на неко­то­рое вре­мя при­оста­но­ви­ла Мас­си­лия, про­явив­шая боль­ше вер­но­сти, чем бла­го­ра­зу­мия, некста­ти взяв­ши на себя посред­ни­че­ство в столк­но­ве­ни­ях меж­ду пер­вы­ми людь­ми, кото­рое может поз­во­лить себе тот, кто име­ет силу для обузда­ния непо­кор­но­го. В кон­це кон­цов, вой­ско, кото­рое в Испа­нии воз­глав­ля­ли кон­су­ляр Афра­ний и быв­ший пре­тор Пет­рей, пере­шло к Цеза­рю, поко­рен­ное энер­ги­ей и блес­ком его появ­ле­ния¹⁸⁵. Оба лега­та и те — из любо­го сосло­вия, — кто поже­лал сле­до­вать за ними, были отпу­ще­ны к Пом­пею¹⁸⁶.

LI. На сле­дую­щий год, когда Дирра­хий и при­ле­гаю­щая к нему область были заня­ты лаге­рем Пом­пея, кото­рый, вызвав из всех замор­ских про­вин­ций леги­о­ны, кон­ные и пешие вспо­мо­га­тель­ные отряды, вой­ска царей, тет­рар­хов, рав­но как и дина­стов, собрал огром­ное вой­ско и стра­жу из кораб­лей, вооб­ра­зив, что пре­гра­дил пере­пра­ву леги­о­нам Цеза­ря, (2) Г. Цезарь, пола­га­ясь на свою стре­ми­тель­ность и уда­чу, не встре­чая ника­ких пре­пят­ст­вий, пере­пра­вил­ся с вой­ском на кораб­лях¹⁸⁷, куда захо­тел, и, раз­бив сна­ча­ла лагерь рядом с Пом­пе­ем, вско­ре даже оса­дил его, воз­ведя укреп­ле­ния. Но оса­ждаю­щие испы­ты­ва­ли боль­шую нуж­ду, чем оса­жден­ные. (3) Тогда Бальб Кор­не­лий с отва­гой, пре­вос­хо­дя­щей чело­ве­че­ские воз­мож­но­сти, про­ник в лагерь вра­гов и про­дол­жи­тель­ное вре­мя вел пере­го­во­ры с кон­су­лом Лен­ту­лом, кото­рый еще не решил, сколь доро­го он может себя про­дать; так начал совер­шать путь к воз­вы­ше­нию не сын граж­да­ни­на из Испа­нии, но истин­ный испа­нец: он достиг три­ум­фа и пон­ти­фи­ка­та и из част­но­го лица сде­лал­ся кон­су­ля­ром¹⁸⁸. Затем сра­же­ния велись с пере­мен­ным успе­хом, но одно из них было осо­бен­но бла­го­при­ят­но для пом­пе­ян­цев, а вои­ны Цеза­ря были отбро­ше­ны с тяже­лы­ми поте­ря­ми.

LII. Затем Цезарь напра­вил­ся с вой­ском в Фес­са­лию, кото­рую судь­ба пред­на­зна­чи­ла для его победы. (2) Пом­пею сове­то­ва­ли пря­мо про­ти­во­по­лож­ное: мно­гие при­зы­ва­ли его пере­пра­вить­ся в Ита­лию (кля­нусь Гер­ку­ле­сом, ниче­го не мог­ло быть полез­нее для его пар­тии), дру­гие — затя­нуть вой­ну, что бла­го­да­ря авто­ри­те­ту пар­тии ста­но­ви­лось бы для нее с каж­дым днем бла­го­при­ят­нее, — он по обык­но­ве­нию начал стре­ми­тель­но пре­сле­до­вать вра­га. (3) Харак­тер сочи­не­ния не поз­во­ля­ет рас­ска­зать ни о Фар­саль­ской бит­ве, ни о том дне, кото­рый стал самым кро­ва­вым для рим­ско­го име­ни, ни о столк­но­ве­нии двух глав государ­ства, ни о кра­хе одно­го из све­то­чей рим­ской дер­жа­вы, ни об огром­ном чис­ле пав­ших пом­пе­ян­цев. (4) Отме­тим сле­дую­щее: как толь­ко Г. Цезарь увидел, что строй пом­пе­ян­цев поко­леб­лен, для него уже не суще­ст­во­ва­ло ниче­го более пер­во­сте­пен­но­го и зна­чи­тель­но­го (вос­поль­зу­юсь по обык­но­ве­нию воен­ным тер­ми­ном), чем разо­слать in par­tis…¹⁸⁹ (5) О бес­смерт­ные боги, какой ценой запла­тил этот мяг­ко­сер­деч­ный чело­век за свою бла­го­склон­ность к Бру­ту! (6) Нико­гда еще не было победы более уди­ви­тель­ной, вели­че­ст­вен­ной и слав­ной, чем эта, когда родине не при­шлось опла­ки­вать ни одно­го граж­да­ни­на, кро­ме пав­ших на поле бра­ни. Но дар мило­сер­дия не пошел впрок из-за упрям­ства: побеж­ден­ные при­ни­ма­ли жизнь с мень­шей охотой, чем победи­тель ее дарил.

LIII. Пом­пей бежал с дву­мя кон­су­ля­ра­ми Лен­ту­ла­ми, сыном Секс­том и быв­шим пре­то­ром Фаво­ни­ем, кото­рых судь­ба опре­де­ли­ла ему в спут­ни­ки. Одни сове­то­ва­ли напра­вить­ся к пар­фя­нам, дру­гие — в Афри­ку, где он имел само­го вер­но­го сто­рон­ни­ка сво­его дела в лице царя Юбы. Пом­пей пред­по­чел Еги­пет: он рас­счи­ты­вал на такие же бла­го­де­я­ния, какие преж­де ока­зал отцу это­го Пто­ле­мея, цар­ст­во­вав­ше­го тогда в Алек­сан­дрии маль­чи­ком, в воз­расте, близ­ком к отро­че­ско­му. (2) Но кто сохра­ня­ет память о бла­го­де­я­ни­ях при небла­го­при­ят­ных обсто­я­тель­ствах? И кто дума­ет о дол­ге бла­го­дар­но­сти по отно­ше­нию к тер­пя­щим бед­ст­вия? И быва­ет ли, чтобы со сча­стьем не меня­лась вер­ность? (3) По сове­ту Фео­до­та и Ахил­лы царь послал людей, чтобы встре­тить при­быв­ше­го Пом­пея (а он еще в Мити­лене взял на корабль в спут­ни­цы по бег­ству жену Кор­не­лию); его убеди­ли пере­сесть с гру­зо­во­го суд­на на их корабль, вышед­ший навстре­чу; сде­лав это, пер­вый из рим­лян был заре­зан по при­ка­зу и при­хо­ти еги­пет­ско­го раба в кон­суль­ство Г. Цеза­ря и П. Сер­ви­лия. Так в самый канун дня рож­де­ния, на пять­де­сят вось­мом году жиз­ни был умерщ­влен после трех кон­сульств и столь­ких три­ум­фов и поко­ре­ния мира бла­го­че­сти­вей­ший и пре­вос­ход­ней­ший чело­век, воз­не­сен­ный до недо­ся­гае­мо­го пре­де­ла; и настоль­ко враж­деб­на была к это­му мужу фор­ту­на, что если преж­де ему не хва­та­ло зем­ли для побед, то теперь не хва­ти­ло места для погре­бе­ния.

(4) Чем иным, как не чрез­мер­ной поспеш­но­стью мож­но объ­яс­нить, что в опре­де­ле­нии воз­рас­та столь зна­чи­тель­но­го чело­ве­ка и почти наше­го совре­мен­ни­ка оши­ба­ют­ся на пять лет? Исчис­ле­ние лет так про­сто, если начи­нать от кон­суль­ства Г. Ати­лия и Кв. Сер­ви­лия. Доба­вил я это не для того, чтобы пори­цать, но чтобы не быть пори­цае­мым.

LIV. Царь и его при­бли­жен­ные, под вли­я­ни­ем кото­рых он нахо­дил­ся, про­яви­ли к Цеза­рю не боль­ше вер­но­сти, чем к Пом­пею: сра­зу по при­бы­тии Цеза­ря про­тив него нача­лись коз­ни, а затем они осме­ли­лись всту­пить с ним в вой­ну. Но оба вели­ких пол­ко­во­д­ца — один при жиз­ни, дру­гой посмерт­но¹⁹⁰ — пока­ра­ли их по заслу­гам. (2) Телом Пом­пей был мертв, но повсюду жило его имя. Огром­ная при­вер­жен­ность к пом­пе­ян­ской пар­тии воз­буди­ла Афри­кан­скую вой­ну, кото­рую раз­жи­га­ли Юба и Сци­пи­он, в про­шлом кон­сул, за два года до смер­ти Пом­пея став­ший его тестем. (3) Их бое­вые силы уве­ли­чил Катон, при­вед­ший к ним леги­о­ны, несмот­ря на труд­но­сти из-за отсут­ст­вия дорог и насе­лен­ных пунк­тов¹⁹¹. Этот чело­век, хотя вои­ны и пере­да­ли ему выс­шую воен­ную власть, пред­по­чел под­чи­нить­ся тем, кто зани­мал более почет­ную долж­ность.

LV. Вер­ность обе­щан­ной крат­ко­сти вынуж­да­ет бег­ло вести обо всем рас­сказ. Сле­дуя сво­ей фор­туне, Цезарь отпра­вил­ся в Афри­ку, кото­рую после гибе­ли Кури­о­на, тогдаш­не­го гла­вы юли­ан­ской пар­тии, удер­жи­ва­ло пом­пе­ян­ское вой­ско. Там он сра­жал­ся сна­ча­ла при пере­мен­ной фор­туне, потом при сво­ей обыч­ной и обра­тил вра­га в бег­ство. (2) Мило­сер­дие Цеза­ря к побеж­ден­ным в Афри­ке было не мень­шим, чем преж­де. После победы в Афри­кан­ской войне Цеза­рю пред­сто­я­ла более тяже­лая Испан­ская вой­на (ведь победа над Фар­на­ком едва ли сколь­ко-нибудь при­ба­ви­ла ему сла­вы). Гн. Пом­пей, сын Маг­на, юно­ша, наде­лен­ный необы­чай­но воин­ст­вен­ным духом, раз­жег огром­ную и ужас­ную вой­ну, и ото­всюду к нему, все еще сле­дуя за вели­ким отцов­ским име­нем, со всех кон­цов мира сте­ка­лись союз­ни­ки.

(3) Цеза­рю в Испа­нии сопут­ст­во­ва­ла его Фор­ту­на, но нико­гда он не всту­пал в столь оже­сто­чен­ную и опас­ную бит­ву¹⁹², исход кото­рой был бы таким сомни­тель­ным, когда он соско­чил с коня перед отсту­пав­шим стро­ем вои­нов и, сна­ча­ла упрек­нув судь­бу, что она сбе­рег­ла его для этой раз­вяз­ки, объ­явил вои­нам, что не сде­ла­ет ни шагу назад: пусть видят, како­го пол­ко­во­д­ца и в каком месте они соби­ра­ют­ся поки­нуть. (4) Боль­ше бла­го­да­ря сты­ду, чем доб­ле­сти, был вос­ста­нов­лен строй, и ско­рее вождем, чем вои­на­ми. Гн. Пом­пей, най­ден­ный тяже­ло ранен­ным в сто­роне от дорог, был умерщ­влен; Лаби­ен и Вар пали в бою.

LVI. Цезарь, вер­нув­шись в Рим победи­те­лем, про­стил — во что труд­но пове­рить — всех, кто под­нял про­тив него ору­жие, и напол­нил город вели­ко­леп­ны­ми гла­ди­а­тор­ски­ми игра­ми, зре­ли­ща­ми мор­ско­го боя, пеших и кон­ных сра­же­ний, а так­же боя сло­нов и мно­го­днев­ным все­на­род­ным пир­ше­ст­вом. (2) Он про­вел пять три­ум­фов: убран­ство галль­ско­го было из лимон­но­го дере­ва, пон­тий­ско­го — из акан­фа, алек­сан­дрий­ско­го — из пан­ци­ря чере­па­хи, афри­кан­ско­го — из сло­но­вой кости, испан­ско­го — из отпо­ли­ро­ван­но­го сереб­ра. День­ги из воен­ной добы­чи несколь­ко пре­вы­си­ли сум­му в шесть­сот мил­ли­о­нов сестер­ци­ев.

(3) Но столь вели­кий муж, так мило­сти­во вос­поль­зо­вав­ший­ся пло­да­ми сво­их побед, в мир­ной обста­нов­ке про­был у вла­сти не более пяти меся­цев. Он вер­нул­ся в Рим в октяб­ре, а в мар­тов­ские иды был убит в резуль­та­те заго­во­ра, зачин­щи­ка­ми кото­ро­го были Брут и Кас­сий, одно­го из кото­рых он не при­влек к себе обе­ща­ни­ем кон­су­ла­та, Кас­сия же, напро­тив, оскор­бил его отсроч­кой¹⁹³; сре­ди же при­со­еди­нив­ших­ся к заго­вор­щи­кам были все самые близ­кие дру­зья, воз­не­сен­ные судь­бою пар­тии Цеза­ря на самые высо­кие долж­но­сти: Д. Брут, Г. Тре­бо­ний и дру­гие про­слав­лен­ные мужи. (4) М. Анто­ний, его кол­ле­га по кон­су­ла­ту, чело­век, гото­вый на любую дер­зость, воз­будил к нему силь­ную нена­висть, воз­ло­жив во вре­мя Лупер­ка­лий¹⁹⁴ на голо­ву Цеза­ря, сидев­ше­го перед рост­ра­ми, цар­скую коро­ну, кото­рую тот хотя и отверг, но так, что не пока­зал себя оскорб­лен­ным.

LVII. Собы­тия под­твер­ди­ли правоту сове­тов Пан­сы и Гир­ция, посто­ян­но пред­у­преж­дав­ших Цеза­ря, что прин­ци­пат, при­об­ре­тен­ный ору­жи­ем, нуж­но и удер­жи­вать ору­жи­ем. Повто­ряя, что он пред­по­чи­та­ет уме­реть, неже­ли вну­шать страх^[40], Цезарь ожи­дал мило­сер­дия, кото­рое про­яв­лял сам. Из-за соб­ст­вен­ной опро­мет­чи­во­сти он был захва­чен врас­плох небла­го­дар­ны­ми граж­да­на­ми, хотя бес­смерт­ные боги и нис­по­сла­ли мно­же­ство пред­зна­ме­но­ва­ний гряду­щей опас­но­сти: (2) ведь и гаруспи­ки пред­у­преж­да­ли, чтобы он с мак­си­маль­ной осто­рож­но­стью отнес­ся к дню мар­тов­ских ид, и жена его Каль­пур­ния, напу­ган­ная ноч­ным сно­виде­ни­ем, умо­ля­ла, чтобы в тот день он остал­ся дома. И были полу­че­ны запис­ки с изве­сти­ем о заго­во­ре, кото­рые он не про­чи­тал сра­зу. Но поис­ти­не неот­вра­ти­мая сила рока лиша­ет рас­суд­ка тех, чью судь­бу она реши­ла изме­нить.

LVIII. В том году, когда Брут и Кас­сий совер­ши­ли это зло­де­я­ние, они были пре­то­ра­ми, а Брут — кон­су­лом-десиг­на­том^[41]. (2) Вме­сте с шай­кой заго­вор­щи­ков, сопро­вож­дае­мые отрядом гла­ди­а­то­ров Д. Бру­та, они заня­ли Капи­то­лий. Тогда кон­сул Анто­ний созвал сенат (Кас­сий до того решил убить Анто­ния и одно­вре­мен­но уни­что­жить заве­ща­ние Цеза­ря, но Брут вос­про­ти­вил­ся, утвер­ждая, что граж­да­нам не нуж­но боль­ше ничьей кро­ви, кро­ме кро­ви тира­на, — так ему было угод­но назы­вать Цеза­ря, чтобы оправ­дать свои дей­ст­вия). (3) Тогда же Дола­бел­ла, кото­ро­го Цезарь наме­ре­вал­ся назна­чить кон­су­лом вме­сто себя, захва­тил фас­цы и кон­суль­ские инсиг­нии¹⁹⁵ и, слов­но побор­ник мира, послал сво­их детей залож­ни­ка­ми в Капи­то­лий, вну­шив всем убий­цам Цеза­ря, что они могут в без­опас­но­сти спу­стить­ся. (4) И по при­ме­ру того зна­ме­ни­то­го афин­ско­го поста­нов­ле­ния, о кото­ром доло­жил Цице­рон, декре­том отцов-сена­то­ров было одоб­ре­но забве­ние преж­них дея­ний¹⁹⁶.

LIX. Затем было вскры­то заве­ща­ние Цеза­ря, в кото­ром он усы­нов­лял Г. Окта­вия, вну­ка сво­ей сест­ры Юлии. Сле­ду­ет немно­го ска­зать о его про­ис­хож­де­нии, хотя он и упредил нас в этом¹⁹⁷. (2) Отец его Г. Окта­вий про­ис­хо­дил хотя и не из пат­ри­ци­ан­ской, но доста­точ­но вид­ной всад­ни­че­ской фами­лии, — чело­век осно­ва­тель­ный, без­упреч­ный, чест­ный, бога­тый. Он был избран пре­то­ром наряду со знат­ней­ши­ми людь­ми, зани­мая в спис­ке пер­вое место. Бла­го­да­ря сво­е­му поло­же­нию он женил­ся на Атии, рож­ден­ной Юли­ей¹⁹⁸. После этой маги­ст­ра­ту­ры полу­чил по жре­бию Македо­нию и был про­воз­гла­шен там импе­ра­то­ром, оттуда напра­вил­ся в Рим, чтобы выста­вить свою кан­дида­ту­ру в кон­су­лы, но умер, оста­вив сына, еще нося­ще­го пре­тек­сту¹⁹⁹. (3) Его вос­пи­тал отчим Филипп, а Г. Цезарь полю­бил Окта­вия как соб­ст­вен­но­го сына и, когда ему испол­ни­лось восем­на­дцать лет, взял его с собой на вой­ну в Испа­нию и впо­след­ст­вии так­же дер­жал при себе, и нико­гда не давал ему ни поль­зо­вать­ся дру­гим госте­при­им­ст­вом, кро­ме сво­его, ни пере­дви­гать­ся в дру­гой повоз­ке и почтил его, еще маль­чи­ка, долж­но­стью пон­ти­фи­ка. (4) И после окон­ча­ния граж­дан­ских войн послал его обу­чать­ся в Апол­ло­нию, чтобы сво­бод­ны­ми нау­ка­ми и искус­ства­ми раз­вить исклю­чи­тель­ное даро­ва­ние юно­ши, а вско­ре, замыс­лив вой­ну с гета­ми и пар­фя­на­ми, воз­на­ме­рил­ся сде­лать его сво­им сорат­ни­ком. (5) Когда Окта­вию сооб­щи­ли об убий­стве двою­род­но­го деда, цен­ту­ри­о­ны бли­жай­ших леги­о­нов обе­ща­ли ему воен­ную помощь, рав­но как и сво­их под­чи­нен­ных, а Саль­види­ен и Агрип­па²⁰⁰ убеж­да­ли не отвер­гать ее. Он же, спе­ша воз­вра­тить­ся в Рим, узнал в Брун­ди­зии о поло­же­нии дел, убий­стве и заве­ща­нии. (6) Когда он при­бли­жал­ся к Риму, ему навстре­чу выбе­жа­ло мно­же­ство дру­зей, а когда всту­пил в город, солн­це над его голо­вой заси­я­ло раду­гой и созда­лось впе­чат­ле­ние, что оно само воз­ло­жи­ло коро­ну на голо­ву вели­ко­го мужа.

LX. Отчи­му Филип­пу и мате­ри Атии не нра­ви­лось при­об­ще­ние Окта­вия к вызы­ваю­щей нена­висть судь­бе Цеза­ря, но спа­си­тель­ный для государ­ства и все­го кру­га земель рок при­знал его учреди­те­лем и хра­ни­те­лем рим­ско­го име­ни. (2) Поэто­му боже­ст­вен­ная душа пре­зре­ла чело­ве­че­ские сове­ты и реши­ла, что луч­ше с риском доби­вать­ся воз­вы­шен­но­го, чем в без­опас­но­сти низ­ко­го, а отно­си­тель­но само­го себя пред­по­чла верить деду Цеза­рю, а не отчи­му, пола­гая, что непоз­во­ли­тель­но счи­тать себя недо­стой­ным того име­ни, достой­ным кото­ро­го он казал­ся Цеза­рю. (3) Кон­сул Анто­ний сна­ча­ла при­нял Окта­вия высо­ко­мер­но (но это было не пре­зре­ние, а страх); допу­стив его в Пом­пе­е­вы сады, едва нашел вре­мя для беседы, а вско­ре даже начал пре­ступ­но воз­во­дить на Окта­вия обви­не­ния, буд­то тот хотел его убить, что было постыд­ной ложью. (4) В кон­це кон­цов, обна­ру­жи­лась неисто­вая страсть кон­су­лов Анто­ния и Дола­бел­лы к неза­кон­но­му вла­ды­че­ству. Анто­ний захва­тил семь­сот мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, остав­лен­ных Цеза­рем на хра­не­ние в хра­ме Опы²⁰¹, запис­ки Цеза­ря были иска­же­ны вымыс­лом и уступ­ка­ми прав граж­дан­ства²⁰² — все­му была назна­че­на цена, ибо кон­сул про­да­вал государ­ство. Он же при­нял реше­ние занять Гал­лию, пред­на­зна­чен­ную кон­су­лу-десиг­на­ту Д. Бру­ту в каче­стве про­вин­ции; Дола­бел­ла опре­де­лил себе замор­ские про­вин­ции. Меж­ду столь несхо­жи­ми по при­ро­де и стре­мя­щи­ми­ся к раз­но­му людь­ми рос­ла нена­висть, и юный Г. Цезарь еже­днев­но под­вер­гал­ся коз­ням Анто­ния.

LXI. Государ­ство, подав­лен­ное вла­ды­че­ст­вом Анто­ния, замер­ло от ужа­са: у всех — него­до­ва­ние и горе и ни у кого силы к сопро­тив­ле­нию. Тогда-то Г. Цезарь, всту­пив­ший в девят­на­дца­тый год жиз­ни, по лич­но­му почи­ну²⁰³ реши­тель­но осу­ще­ст­вил достой­ные вос­хи­ще­ния вели­кие замыс­лы, про­явив по отно­ше­нию к государ­ству боль­ше муже­ства, чем сенат. (2) Преж­де все­го он вызвал из Кала­тии, а затем из Кази­ли­на отцов­ских вете­ра­нов²⁰⁴; их при­ме­ру после­до­ва­ли дру­гие, так что вско­ре собра­лось насто­я­щее вой­ско. Немно­го спу­стя, когда Анто­ний поспе­шил навстре­чу вой­ску, кото­ро­му он при­ка­зал при­быть из замор­ских про­вин­ций в Брун­ди­зий, Мар­сов и чет­вер­тый леги­о­ны, узнав­шие и о реше­нии сена­та, и о столь вели­ком даро­ва­нии юно­ши, под­няв бое­вые зна­ме­на, соеди­ни­лись с Цеза­рем. (3) Сенат почтил его кон­ной ста­ту­ей, а над­пись, поме­щен­ная на рострах, и по сей день свиде­тель­ст­ву­ет о его воз­расте (на про­тя­же­нии трех­сот лет такая почесть не была ока­за­на нико­му, кро­ме Л. Сул­лы, Гн. Пом­пея и Г. Цеза­ря). Сенат при­ка­зал Окта­вию в каче­стве про­пре­то­ра сов­мест­но с кон­су­ла­ми-десиг­на­та­ми Гир­ци­ем и Пан­сой вести вой­ну с Анто­ни­ем^[9]. (4) Наи­бо­лее реши­тель­но он про­вел воен­ные дей­ст­вия око­ло Мути­ны — тогда ему шел два­дца­тый год, — осво­бо­дил из окру­же­ния Д. Бру­та и при­нудил Анто­ния позор­но и в оди­ноч­ку бежать из Ита­лии. Один из кон­су­лов погиб в бою, а дру­гой через несколь­ко дней умер от раны²⁰⁵.

LXII. Еще до того как Анто­ний был обра­щен в бег­ство, все поче­сти, опре­де­лен­ные сена­том по отно­ше­нию к Цеза­рю, были при­ня­ты глав­ным обра­зом по пред­ло­же­нию Цице­ро­на. Но сто­и­ло отсту­пить опас­но­сти, как сим­па­тии пере­ме­ни­лись и пом­пе­ян­ская пар­тия вос­пря­ну­ла духом. (2) Бру­ту и Кас­сию были опре­де­ле­ны про­вин­ции, кото­рые они уже заня­ли сами, без како­го-либо име­ю­ще­го закон­ную силу поста­нов­ле­ния сена­та; одоб­ре­ние заслу­жи­ли лишь те вой­ска, кото­рые пере­шли на его сто­ро­ну²⁰⁶. Все обла­даю­щие вла­стью в замор­ских про­вин­ци­ях были отда­ны под кон­троль Бру­та и Кас­сия. (3) Дей­ст­ви­тель­но, М. Брут и Г. Кас­сий, то ли опа­са­ясь ору­жия Анто­ния, то ли при­тво­ря­ясь, что боят­ся, заве­ри­ли в эдик­те, что доб­ро­воль­но будут нахо­дить­ся в изгна­нии до тех пор, пока в государ­стве не насту­пит мир, и что им доста­точ­но пони­ма­ния пра­виль­но­сти их поступ­ков. Они поки­ну­ли Рим и Ита­лию в согла­сии друг с дру­гом, без офи­ци­аль­но­го одоб­ре­ния неза­мед­ли­тель­но всту­пи­ли в управ­ле­ние про­вин­ци­я­ми и в коман­до­ва­ние вой­ском и даже — под тем пред­ло­гом, буд­то где они, там и рес­пуб­ли­ка, — с согла­сия кве­сто­ров при­ня­ли день­ги, кото­рые те пере­прав­ля­ли из замор­ских про­вин­ций в Рим. (4) Все это было скреп­ле­но и одоб­ре­но поста­нов­ле­ни­я­ми сена­та (в том чис­ле три­умф Бру­та — за то, что тот остал­ся в живых бла­го­да­ря чужо­му бла­го­де­я­нию). Что же каса­ет­ся остан­ков Пан­сы и Гир­тия, то они были почте­ны погре­бе­ни­ем за счет государ­ства. (5) О Цеза­ре не было ника­ко­го упо­ми­на­ния до такой сте­пе­ни, что послы, отправ­лен­ные к его вой­ску, полу­чи­ли при­ка­за­ние обра­щать­ся к вои­нам лишь после того, как он будет уда­лен. Вой­ско не было столь небла­го­дар­но, как сенат, и, хотя Цезарь пере­нес эту неспра­вед­ли­вость, не подав виду, вои­ны отка­за­лись выслу­ши­вать какие бы то ни было рас­по­ря­же­ния в отсут­ст­вие сво­его пол­ко­во­д­ца. (6) Это было еще в то вре­мя, когда Цице­рон, вер­ный пом­пе­ян­ской пар­тии, пола­гал, что Цезарь досто­ин похва­лы и воз­не­се­ния²⁰⁷, гово­ря одно, но желая, чтобы под­ра­зу­ме­ва­лось дру­гое.

LXIII. Тем вре­ме­нем М. Анто­ний, как бег­лец, пере­пра­вив­шись через Аль­пы, спер­ва потер­пел пора­же­ние в пере­го­во­рах с М. Лепидом, кото­рый обман­ным путем был избран вели­ким пон­ти­фи­ком вме­сто Г. Цеза­ря и, хотя ему была назна­че­на про­вин­ция Испа­ния, еще задер­жи­вал­ся в Гал­лии. Но вско­ре, часто нахо­дясь на виду у вои­нов, — ведь любой пол­ко­во­дец был луч­ше Лепида, а Анто­ний, пока был трезв, луч­ше мно­гих, — был про­пу­щен вои­на­ми через сры­тый вал в тыль­ной части лаге­ря и при­нят ими. Он усту­пил Лепиду титул импе­ра­то­ра, но имел в сво­их руках всю пол­ноту вла­сти. (2) В момент вступ­ле­ния Анто­ния в лагерь Ювен­ций Лате­ренс²⁰⁸, чело­век после­до­ва­тель­ный как в жиз­ни, так и в ее завер­ше­нии, насто­я­тель­ней­шим обра­зом сове­то­вал Лепиду не свя­зы­вать­ся с Анто­ни­ем, кото­рый был объ­яв­лен вра­гом, но видя без­успеш­ность сво­их сове­тов, прон­зил себя мечом. (3) Затем пере­да­ли свои вой­ска Анто­нию Планк²⁰⁹ и Ази­ний Пол­ли­он²¹⁰. Планк, отли­чав­ший­ся веро­лом­ст­вом, дол­го борол­ся с самим собой, муча­ясь сомне­ни­я­ми, к какой пар­тии при­мкнуть: то был пособ­ни­ком кон­су­ла-десиг­на­та Д. Бру­та, сво­его кол­ле­ги, то писал пись­ма, пыта­ясь про­дать­ся сена­ту, а потом пре­дал и его. Ази­ний Пол­ли­он, напро­тив, был тверд в наме­ре­ни­ях, верен юли­ан­цам и враж­де­бен пом­пе­ян­цам.

LXIV. Д. Брут, сна­ча­ла поки­ну­тый План­ком, а затем пре­сле­ду­е­мый его интри­га­ми, посте­пен­но терял свое вой­ско, бежал и в доме сво­его при­я­те­ля, знат­но­го чело­ве­ка по име­ни Камел²¹¹, был заре­зан теми, кого послал Анто­ний²¹²: это было спра­вед­ли­вей­шее нака­за­ние, кото­рое он заслу­жил за дей­ст­вия про­тив Г. Цеза­ря. (2) Будучи пер­вым из всех его дру­зей, он стал его погу­би­те­лем и на бла­го­де­я­ния, из кото­рых извле­кал выго­ду, отве­тил нена­ви­стью, пола­гая, что спра­вед­ли­во удер­жать то, что он полу­чил от Цеза­ря, само­го же Цеза­ря погу­бить. (3) Это было то вре­мя, когда М. Тул­лий выжи­гал веч­ное клей­мо на памя­ти об Анто­нии мно­го­чис­лен­ны­ми обви­ни­тель­ны­ми реча­ми; но он — бли­ста­тель­ны­ми небес­ны­ми уста­ми, а три­бун Кану­тий тер­зал Анто­ния с яро­стью пса²¹³. (4) Обо­им защи­та сво­бо­ды сто­и­ла жиз­ни. Но кро­вью три­бу­на про­скрип­ции нача­лись, кро­вью Цице­ро­на, посколь­ку Анто­ний как бы насы­тил­ся, почти завер­ши­лись. Впо­след­ст­вии Лепида, как до него Анто­ния, сенат объ­явил вра­гом.

LXV. Тогда меж­ду Лепидом, Цеза­рем и Анто­ни­ем воз­ник­ла пере­пис­ка и умы скло­ни­лись к согла­ше­нию. Анто­ний то и дело напо­ми­нал Цеза­рю, насколь­ко ему была враж­деб­на пом­пе­ян­ская пар­тия, како­го высо­ко­го поло­же­ния она достиг­ла и с какой стра­стью Цице­рон вос­хва­лял Бру­та и Кас­сия. Он уве­до­мил, что соеди­нит свои силы с Бру­том и Кас­си­ем, во вла­сти кото­рых уже нахо­ди­лись сем­на­дцать леги­о­нов, если Цезарь отка­жет­ся от согла­ше­ния с ним, и гово­рил, что Цезарь боль­ше дол­жен мстить за сво­его отца, чем он сам за дру­га. (2) Так начал­ся союз во имя вла­сти²¹⁴. По прось­бе войск Анто­ний и Цезарь даже уста­но­ви­ли род­ст­вен­ные отно­ше­ния, — за Цеза­ря была про­сва­та­на пад­че­ри­ца Анто­ния. Цезарь всту­пил в кон­суль­ство вме­сте с кол­ле­гой Кв. Педи­ем нака­нуне сво­его два­дца­ти­ле­тия, в деся­тый день до сен­тябрь­ских календ, в семь­сот девя­том году от осно­ва­ния Рима, за семь­де­сят два года до того, как ты, М. Вини­ций, всту­пил в кон­суль­ство. (3) В этот год Вен­ти­дий соеди­нил пре­ту­ру с кон­суль­ст­вом. Неко­гда он был про­веден по Риму во вре­мя три­ум­фа сре­ди пицен­ских плен­ни­ков. Впо­след­ст­вии он стал так­же три­ум­фа­то­ром²¹⁵.

LXVI. Затем вспых­ну­ло неистов­ство Анто­ния, рав­но как и Лепида, объ­яв­лен­ных, как было ска­за­но выше, вра­га­ми. Они оба пред­по­чи­та­ли воз­гла­шать о том, что пре­тер­пе­ли, чем о том, чего удо­сто­и­лись. Несмот­ря на тщет­ное про­ти­во­дей­ст­вие Цеза­ря, — одно­го про­тив дво­их, — воз­об­но­ви­лось зло, при­мер кото­ро­му дал Сул­ла, — про­скрип­ции. (2) Ничто в это вре­мя не было недо­стой­нее того, что и Цезарь был вынуж­ден кое-кого проскри­би­ро­вать и кем-то был проскри­би­ро­ван Цице­рон. Пре­ступ­ле­ние Анто­ния заста­ви­ло умолк­нуть народ­ный глас: никто не защи­тил жизнь того, кто на про­тя­же­нии столь­ких лет защи­щал в обще­ст­вен­ной сфе­ре — государ­ство, а в част­ной — граж­дан. (3) Но все это напрас­но, Марк Анто­ний, — него­до­ва­ние, выры­ваю­ще­е­ся из глу­би­ны души и серд­ца, вынуж­да­ет меня вый­ти за уста­нов­лен­ные мною рам­ки труда, — напрас­но, — гово­рю я, — и то, что ты назна­чил пла­ту за боже­ст­вен­ные уста, и то, что ты отсек голо­ву зна­ме­ни­тей­ше­го чело­ве­ка, и то, что под­стре­кал к убий­ству того, кто спас государ­ство и был столь вели­ким кон­су­лом. (4) Ты лишь похи­тил у Цице­ро­на дни, кото­рые он про­вел бы в бес­по­кой­стве, стар­че­ский воз­раст и жизнь при тебе, прин­цеп­се, более печаль­ную, чем смерть при тебе, три­ум­ви­ре. Ведь честь и сла­ву его дел и слов ты не толь­ко не отнял, но, напро­тив, при­умно­жил. (5) Он живет и будет жить веч­но в памя­ти всех веков, пока пре­будет нетро­ну­тым это миро­зда­ние, воз­ник­шее то ли слу­чай­но, то ли по про­виде­нию, то ли каким-то иным путем, миро­зда­ние, кото­рое он, чуть ли не един­ст­вен­ный из всех рим­лян, объ­ял умом, охва­тил гени­ем, осве­тил крас­но­ре­чи­ем. И станет сла­ва Цице­ро­на спут­ни­цей сво­его века, и потом­ство будет вос­хи­щать­ся тем, что он напи­сал про­тив тебя, и воз­му­щать­ся тем, что ты совер­шил про­тив него, и ско­рее исчезнет в мире род чело­ве­че­ский, чем [его имя].

LXVII. Участь все­го это­го вре­ме­ни никто не смог достой­но опла­кать, тем более никто не смог выра­зить сло­ва­ми. Одна­ко при­ме­ча­тель­но сле­дую­щее: наи­выс­шей к проскри­би­ро­ван­ным была вер­ность у жен, сред­няя — у отпу­щен­ни­ков, кое-какая — у рабов, ника­кой — у сыно­вей. Настоль­ко труд­но людям мед­лить с осу­щест­вле­ни­ем надежд! (2) Чтобы ни у кого не оста­ва­лось ниче­го свя­то­го, слов­но под­стре­кая к пре­ступ­ле­нию, Анто­ний проскри­би­ро­вал сво­его дядю Л. Цеза­ря, а Лепид — бра­та Пав­ла. И у План­ка не было недо­стат­ка в дру­же­ских свя­зях, чтобы выпро­сить вклю­че­ние в про­скрип­ци­он­ный спи­сок соб­ст­вен­но­го бра­та План­ка Пло­ция. Вот поче­му сре­ди дру­гих насмеш­ли­вых песен вои­нов, сопро­вож­дав­ших три­ум­фаль­ную колес­ни­цу Лепида и План­ка, сре­ди выкри­ков сограж­дан рас­пе­ва­ли и такой сти­шок: «Над гер­ман­ца­ми, не над гал­ла­ми три­умф двух кон­су­лов»²¹⁶.

LXVIII. Сле­ду­ет вер­нуть­ся к тому, что было в свое вре­мя опу­ще­но; ведь сам чело­век не поз­во­ля­ет оста­вить в тени совер­шен­ное им²¹⁷. В то вре­мя как Цезарь бил­ся за вер­хов­ную власть в жар­ком и жесто­ком²¹⁷ Фар­саль­ском сра­же­нии, Целий Руф, чело­век, очень напо­ми­наю­щий по крас­но­ре­чию и муже­ству Кури­о­на, но в том и дру­гом достиг­ший боль­ше­го совер­шен­ства и не менее изощ­рен­ный него­дяй, будучи к тому же не в состо­я­нии доволь­ст­во­вать­ся сво­им уме­рен­ным [поло­же­ни­ем] ведь его иму­ще­ство усту­па­ло уму, — (2) во вре­мя пре­ту­ры высту­пил ини­ци­а­то­ром отме­ны дол­гов, и ни сенат, ни авто­ри­тет кон­су­лов²¹⁸ его не оста­но­ви­ли. При­звав даже Анния Мило­на, кото­рый был враж­де­бен юли­ан­ской пар­тии, посколь­ку не добил­ся от нее воз­вра­ще­ния, он воз­будил в горо­де мятеж, а в сель­ской мест­но­сти — откры­тые воен­ные столк­но­ве­ния; сна­ча­ла он был отстра­нен от государ­ст­вен­ных дел, а затем по пред­ло­же­нию сена­та раз­бит у Фурий кон­суль­ской арми­ей²¹⁹. (3) При ана­ло­гич­ном пред­при­я­тия сход­ной ока­за­лась судь­ба Мило­на: он был сра­жен кам­нем во вре­мя оса­ды Комп­сы²²⁰ в зем­ле гир­пи­нов. Так этот неуем­ный и храб­рый до без­рас­суд­ства чело­век понес нака­за­ние и за П. Кло­дия, и за оте­че­ство, куда стре­мил­ся вер­нуть­ся при помо­щи ору­жия.

(4) Посколь­ку я стрем­люсь вос­пол­нить кое-что из про­пу­щен­но­го, сле­ду­ет отме­тить, что народ­ные три­бу­ны Эпидий Марулл и Цезе­тий Флав про­яви­ли по отно­ше­нию к Г. Цеза­рю неуме­рен­ную и неумест­ную воль­ность: изоб­ли­чая его в стрем­ле­нии к цар­ской вла­сти, они сами едва не при­ме­ни­ли силу еди­но­вла­стия^[42]. (5) Отве­том на это был гнев раз­дра­жен­но­го гла­вы государ­ства. Но он все-таки пред­по­чел при­бег­нуть к цен­зор­ско­му заме­ча­нию²²¹, чем отстра­нить их от дел дик­та­тор­ским рас­по­ря­же­ни­ем. Цезарь утвер­ждал, что его харак­тер — несча­стье, из-за кото­ро­го сле­до­ва­ло бы или отой­ти от вла­сти, или умень­шить ее^[43]222. Но сле­ду­ет вер­нуть­ся к пред­ше­ст­ву­ю­ще­му.

LXIX. Уже тогда Дола­бел­ла убил в Азии сво­его пред­ше­ст­вен­ни­ка кон­су­ля­ра Тре­бо­ния, обма­ном захва­тив его в Смирне. Тре­бо­ний воз­вы­сил­ся до кон­суль­ства бла­го­да­ря Цеза­рю, он опла­тил за бла­го­де­я­ния выс­шей сте­пе­нью небла­го­дар­но­сти, при­няв уча­стие в его убий­стве. (2) А Г. Кас­сий, полу­чив от быв­ших пре­то­ров и пол­ко­вод­цев Ста­ция Мур­ка и Кри­спа Мар­ция бое­спо­соб­ные леги­о­ны, окру­жил Дола­бел­лу, при­быв­ше­го в Сирию после захва­та Азии, занял город Лаоди­кею и там лишил его жиз­ни — Дола­бел­ла сам, без про­мед­ле­ния, под­ста­вил сво­е­му рабу шею для уда­ра. Под коман­до­ва­ни­ем Кас­сия в это вре­мя было десять леги­о­нов. М. Брут добил­ся семи леги­о­нов, кото­рые доб­ро­воль­но пере­шли к нему от Г. Анто­ния, (3) бра­та М. Анто­ния, в Македо­нии и от Вати­ния око­ло Дирра­хия. Но над Анто­ни­ем он одер­жал верх в войне, а Вати­ния пода­вил авто­ри­те­том. Созда­ва­лось впе­чат­ле­ние, что нико­го из пол­ко­вод­цев нель­зя поста­вить выше Бру­та и нико­го — ниже Вати­ния: (4) внеш­нее урод­ство до такой сте­пе­ни состя­за­лось в нем с непри­стой­но­стью нра­ва, буд­то его душа была заклю­че­на в самое под­хо­дя­щее вме­сти­ли­ще²²³. (5) Тем вре­ме­нем по зако­ну Педия, кото­рый пред­ло­жил кон­сул Педий, кол­ле­га Цеза­ря, все убий­цы Цеза­ря-отца при­го­ва­ри­ва­лись к лише­нию огня и воды. В это вре­мя Капи­тон, мой дядя по отцу, при­над­ле­жав­ший к сена­тор­ско­му сосло­вию, под­пи­сал обви­не­ние Агрип­пы про­тив Г. Кас­сия. (6) Пока все это про­ис­хо­ди­ло в Ита­лии, Г. Кас­сий в резуль­та­те жесто­кой, но вполне успеш­ной вой­ны занял Родос — пред­при­я­тие исклю­чи­тель­ной труд­но­сти, а Брут победил ликий­цев, и затем оба пере­пра­ви­ли свои вой­ска в Македо­нию. Тогда в про­ти­во­вес соб­ст­вен­ной нату­ре Кас­сий пре­взо­шел даже мило­сер­дие Бру­та. И труд­но разо­брать­ся, кому боль­ше, чем им сопут­ст­во­ва­ла фор­ту­на и кого она, как бы уто­мив­шись, поки­ну­ла быст­рее, чем Бру­та и Кас­сия.

LXX. Тогда Цезарь и Анто­ний пере­бро­си­ли свои вой­ска в Македо­нию и у горо­да Филип­пы встре­ти­лись в откры­том бою с Бру­том и Кас­си­ем. Фланг, кото­рым коман­до­вал Брут, отбив вра­гов, занял лагерь Цеза­ря (ведь сам Цезарь, хотя и был очень слаб после болез­ни, взял на себя коман­до­ва­ние; не оста­вать­ся в лаге­ре его умо­лял даже врач Арт­орий²²⁴, напу­ган­ный гроз­ным сно­виде­ни­ем). Фланг, воз­глав­ляв­ший­ся Кас­си­ем, был обра­щен в бег­ство, рас­се­ян и отсту­пил на воз­вы­шен­ное место. (2) Тогда Кас­сий, судя по сво­ей уча­сти, решил, что таков же исход и у това­ри­ща. Он при­ка­зал вете­ра­ну раз­ведать, како­ва чис­лен­ность и сила вой­ска, устре­мив­ше­го­ся ему навстре­чу. Вете­ран запоздал, и, когда вой­ско при­бли­зи­лось (а из-за пыли нель­зя было рас­смот­реть ни лиц, ни зна­мен), Кас­сий решил, что это про­рва­лись вра­ги, заку­тал голо­ву пла­щом и бес­тре­пет­но под­ста­вил ее воль­ноот­пу­щен­ни­ку. (3) Голо­ва Кас­сия упа­ла, и тут появил­ся вете­ран с изве­сти­ем о победе Бру­та²²⁵. Увидев рас­про­стер­то­го пол­ко­во­д­ца, воин ска­зал: «Я после­дую за тем, кого уби­ла моя задерж­ка» — и налег на меч. (4) Спу­стя несколь­ко дней Брут столк­нул­ся с вра­га­ми и, потер­пев пора­же­ние, в ночь после бег­ства под­нял­ся на холм и обра­тил­ся с моль­бой к сво­е­му дру­гу Стра­то­ну из Эг, чтобы тот помог иду­ще­му на смерть. Заки­нув за голо­ву левую руку, он пра­вой при­дви­нул ост­рие его меча к груди, к тому месту, где бьет­ся серд­це, толк­нул его и тут же, прон­зив себя одним уда­ром, испу­стил дух.

LXXI. Бли­ста­тель­ный юно­ша (Кор­вин) Мес­са­ла²²⁶ поль­зо­вал­ся в упо­мя­ну­том лаге­ре Бру­та и Кас­сия почти тем же авто­ри­те­том, что и они. И хотя не было недо­стат­ка в людях, кото­рые бы выдви­ну­ли его на роль глав­но­ко­ман­дую­ще­го (с целью про­дол­же­ния вой­ны), он пред­по­чел обре­сти спа­се­ние по мило­сти Цеза­ря и боль­ше не испы­ты­вать судь­бу в сомни­тель­ной надеж­де на ору­жие. В самом деле, как сре­ди побед Цеза­ря не было более радост­ной, чем спа­се­ние Кор­ви­на, так не было и более выдаю­ще­го­ся при­ме­ра чело­ве­че­ской бла­го­дар­но­сти, вер­но­сти и почти­тель­но­сти, чем тот, кото­рый явил Кор­вин по отно­ше­нию к Цеза­рю. Ни в одну из войн не про­ли­лось столь­ко кро­ви зна­ме­ни­тых людей, как в эту. Тогда пал сын Като­на. (2) Та же участь постиг­ла Лукул­ла и Гор­тен­зия, сыно­вей выдаю­щих­ся граж­дан. А Варрон²²⁷ перед смер­тью в насмеш­ку над Анто­ни­ем с огром­ным бес­стра­ши­ем вер­но пред­ска­зал ему достой­ный его конец. Друз Ливий, отец Юлии Авгу­сты²²⁸, и Квин­ти­лий Вар не ста­ли испы­ты­вать мило­сер­дие вра­га. Один из них покон­чил с собой в лагер­ной палат­ке, Вар же при всех зна­ках отли­чия при­нял смерть от руки воль­ноот­пу­щен­ни­ка, кото­ро­го сам к это­му при­нудил.

LXXII. Судь­ба поже­ла­ла, чтобы таким был конец Бру­та на трид­цать седь­мом году его жиз­ни, без­упреч­но­го духом до того дня, когда един­ст­вен­ный опро­мет­чи­вый посту­пок лишил его всех доб­ле­стей. (2) Кас­сий был луч­ше как вое­на­чаль­ник, Брут — как чело­век, из чего сле­ду­ет, что Бру­та пред­по­чти­тель­нее было иметь сре­ди дру­зей, Кас­сия — боять­ся как вра­га. В одном было боль­ше силы, в дру­гом доб­ле­сти. Если бы они победи­ли, боль­шим бла­гом для государ­ства был бы Брут, неже­ли Кас­сий, рав­но как гла­вою государ­ства луч­ше иметь Цеза­ря, а не Анто­ния. (3) Гн. Доми­ций (отец Л. Доми­ция, чело­ве­ка бла­го­род­ной, воз­вы­шен­ной чест­но­сти, кото­ро­го совсем недав­но мы еще мог­ли лице­зреть, и дед наше­го зна­ме­ни­то­го моло­до­го Гн. Доми­ция)²²⁹ вме­сте с боль­шим чис­лом после­до­ва­те­лей, разде­ляв­ших его пла­ны, остав­шись един­ст­вен­ным пред­во­ди­те­лем, захва­тил кораб­ли и стал искать спа­се­ния в бег­стве. (4) Ста­ций Мурк²³⁰, кото­рый бла­го­да­ря сво­е­му флоту и мор­ским постам гос­под­ст­во­вал на море, вме­сте со всей дове­рен­ной ему частью вой­ска и кораб­ля­ми напра­вил­ся к Секс­ту Пом­пею, сыну Гн. Маг­на, кото­рый, воз­вра­ща­ясь из Испа­нии, захва­тил Сици­лию. К нему из лаге­ря Бру­та, Ита­лии и дру­гих стран сте­ка­лись проскри­би­ро­ван­ные, кото­рых судь­ба огра­ди­ла от опас­но­сти, им угро­жав­шей. Обез­до­лен­ным под­хо­дил любой пред­во­ди­тель, ведь судь­ба не пре­до­ста­ви­ла выбо­ра, но ука­за­ла убе­жи­ще, а тем, кто бежит от бури, и якор­ная сто­ян­ка кажет­ся гава­нью.

LXXIII. Юно­ша этот — в нау­ках невеж­да, вар­вар в спо­рах, в натис­ке ско­рый, в реше­ньях поспеш­ный, в друж­бе невер­ный, — в этом про­пасть меж­ду отцом и сыном, — либер­тин сво­их либер­ти­нов, раб сво­их рабов, завидуя выс­шим, угож­дал низ­шим. (2) Сенат, кото­рый тогда почти весь состо­ял из пом­пе­ян­цев (после того как Анто­ний бежал из-под Мути­ны, а Кас­сию и Бру­ту были пору­че­ны замор­ские про­вин­ции), ото­звал его из Испа­нии, где Ази­ний Пол­ли­он после пре­ту­ры вел про­тив него успеш­ные воен­ные дей­ст­вия, вос­ста­но­вил его пра­ва на отцов­ское иму­ще­ство и поста­вил во гла­ве мор­ско­го побе­ре­жья. (3) Тогда он, как было ска­за­но, захва­тил Сици­лию и, при­няв в чис­ло сво­их вои­нов рабов и пере­беж­чи­ков, набрал зна­чи­тель­ное чис­ло леги­о­нов. С помо­щью отцов­ских либер­ти­нов Мены²³¹ и Мене­кра­та²³², коман­дую­щих фло­ти­ли­я­ми, он навел страх мор­ски­ми гра­бе­жа­ми и раз­бо­я­ми и стал поль­зо­вать­ся награб­лен­ным для содер­жа­ния себя и сво­его вой­ска. И он не стес­нял­ся пират­ски­ми зло­де­я­ни­я­ми нару­шать спо­кой­ст­вие на море, кото­рое было осво­бож­де­но от них ору­жи­ем и воен­ным искус­ст­вом отца!

LXXIV. После того как была слом­ле­на пар­тия Бру­та и Кас­сия, остал­ся Анто­ний, чтобы отпра­вить­ся в замор­ские про­вин­ции. Цезарь вер­нул­ся в Ита­лию, най­дя ее более мятеж­ной, чем пред­по­ла­гал. (2) Ибо кон­сул Л. Анто­ний, наде­лен­ный поро­ка­ми сво­его бра­та, но лишен­ный доб­ле­стей, кото­рые под­час про­яв­ля­лись в Мар­ке, набрал боль­шое вой­ско, обви­няя Цеза­ря перед вете­ра­на­ми и при­звав к ору­жию тех, кто лишил­ся зем­ли при рас­пре­де­ле­нии участ­ков после осно­ва­ния коло­ний. С дру­гой сто­ро­ны, жена Анто­ния Фуль­вия, в кото­рой не было ниче­го жен­ско­го, кро­ме тела, доба­ви­ла ко все­му это­му воору­жен­ный мятеж²³³. (3) Она избра­ла местом для вой­ны Пре­не­сте. Анто­ний, повсе­мест­но раз­би­тый сила­ми Цеза­ря, ушел в Перу­зию. Планк, пособ­ник Анто­ния, более вну­шал Анто­нию надеж­ду на помощь, чем ее ока­зы­вал. Перу­зия была захва­че­на бла­го­да­ря доб­ле­сти и воин­ской уда­че Цеза­ря. Анто­ния он без­на­ка­зан­но отпу­стил. Жесто­кость по отно­ше­нию к перу­зин­цам объ­яс­ня­ет­ся ско­рее гне­вом вои­нов, чем волей пол­ко­во­д­ца²³⁴. Город был подо­жжен. Под­жи­га­те­лем ока­зал­ся пер­вый из жите­лей это­го места по име­ни Македо­ник, кото­рый под­жег свой дом и свое доб­ро, прон­зил себя мечом и бро­сил­ся в огонь²³⁵.

LXXV. В то же самое вре­мя вспых­ну­ла вой­на в Кам­па­нии. Ее раз­жег Тибе­рий Клав­дий Нерон (пон­ти­фик, в про­шлом пре­тор, отец Тибе­рия Цеза­ря, чело­век вели­ко­го ума и уче­но­сти), кото­рый обе­щал свое покро­ви­тель­ство тем, кто поте­рял зем­лю²³⁶. С при­бы­ти­ем Цеза­ря и эта вой­на была погре­бе­на и рас­се­я­на.

(2) Кого может уди­вить пере­мен­чи­вость судь­бы и пре­врат­ность дел чело­ве­че­ских? Кто может наде­ять­ся на обла­да­ние про­ти­во­по­лож­ным тому, что он име­ет? Кто не боит­ся обрат­но­го тому, что он ожи­да­ет? (3) Ливия, дочь знат­но­го и муже­ст­вен­но­го чело­ве­ка Дру­за Клав­ди­а­на, по про­ис­хож­де­нию, чест­но­сти и кра­со­те пер­вая из рим­ля­нок (ее мы впо­след­ст­вии увиде­ли супру­гою Авгу­ста, а после при­чис­ле­ния Авгу­ста к богам — его жри­цей и доче­рью²³⁷), бежа­ла тогда от ору­жия Цеза­ря, сво­его буду­ще­го супру­га, с буду­щим сыном Цеза­ря Тибе­ри­ем Цеза­рем на руках, двух лет от роду, буду­щей опо­рой импе­рии, и, спа­са­ясь от сол­дат­ских мечей, с един­ст­вен­ным спут­ни­ком, чтобы надеж­нее скрыть бег­ство, по без­до­ро­жью достиг­ла моря и была пере­прав­ле­на в Сици­лию²³⁸.

LXXVI. Свиде­тель­ство, кото­рое я при­вел бы о чужом, не утаю в отно­ше­нии сво­его деда. Гай Вел­лей был постав­лен Гн. Пом­пе­ем на почет­ней­шее место сре­ди зна­ме­ни­тых трех­сот шести­де­ся­ти судей²³⁹. Он же был постав­лен пре­фек­том вспо­мо­га­тель­но­го отряда ремес­лен­ни­ков у М. Бру­та и Тиб. Веро­на и вооб­ще был чело­ве­ком, нико­му не усту­пав­шим по сво­е­му поло­же­нию. Когда в Кам­па­нии Нерон, к чис­лу сто­рон­ни­ков кото­ро­го он при­над­ле­жал бла­го­да­ря исклю­чи­тель­ной друж­бе, поки­нул Неа­поль, мой дед, не имея воз­мож­но­сти его сопро­вож­дать, прон­зил себя мечом. (2) Без каких-либо пре­пят­ст­вий со сто­ро­ны Цеза­ря Фуль­вия поки­ну­ла Ита­лию. Спут­ни­ком бежав­шей жен­щи­ны был Планк. Ази­ний Пол­ли­он, удер­жи­вав­ший во вла­сти Анто­ния область вене­тов и совер­шив­ший мно­го заме­ча­тель­ных дел близ Аль­ти­на и дру­гих горо­дов этой обла­сти, пере­шел с семью леги­о­на­ми к Анто­нию. Он вовлек в свои пла­ны и, дав гаран­тии вер­но­сти, соеди­нил с Анто­ни­ем все еще колеб­лю­ще­го­ся Доми­ция²⁴⁰, кото­рый, как было ска­за­но выше, после смер­ти Бру­та поки­нул его лагерь, взяв на себя коман­до­ва­ние фло­том. (3) Кто спра­вед­ли­во об этом рас­судит, пой­мет, что услу­га Анто­ния Пол­ли­о­ну была не боль­шей той, кото­рую Пол­ли­он ока­зал Анто­нию. После­до­вав­шая за этим высад­ка Анто­ния в Ита­лии, при­готов­ле­ния Цеза­ря про­тив него, — все это вызва­ло опас­ность новой вой­ны; но око­ло Брун­ди­зия был заклю­чен мир. (4) В это вре­мя были рас­кры­ты пре­ступ­ные пла­ны Саль­види­е­на Руфа. Этот чело­век, начав­ший с мало­го из-за тем­но­го про­ис­хож­де­ния, достиг выс­ше­го: сде­лал­ся пер­вым во всад­ни­че­ском сосло­вии после Гн. Пом­пея и само­го Цеза­ря, был избран кон­су­лом^[7], но настоль­ко воз­нес­ся, что смот­рел свы­со­ка на Цеза­ря и государ­ство²⁴¹.

LXXVII. Затем по еди­но­душ­но­му и насто­я­тель­но­му тре­бо­ва­нию наро­да, кото­ро­му ста­ла невы­но­си­ма высо­кая цена на хлеб вслед­ст­вие пират­ских напа­де­ний, око­ло Мизен был заклю­чен мир с Секс­том Пом­пе­ем²⁴². Пом­пей при­гла­сил на свой корабль Цеза­ря и Анто­ния и очень кста­ти заме­тил, что дает обед «на киле», наме­кая этим на назва­ние места, где сто­ял дом его отца, кото­рым завла­дел Анто­ний.

(2) Соглас­но это­му мир­но­му дого­во­ру Пом­пею усту­па­лись Сици­лия и Ахайя, чем, одна­ко, его бес­по­кой­ный дух не мог удо­воль­ст­во­вать­ся. Един­ст­вен­ная поль­за, кото­рую при­нес при­ход Пом­пея состо­я­ла в том, что оте­че­ству были воз­вра­ще­ны и полу­чи­ли лич­ную без­опас­ность все проскри­би­ро­ван­ные и иные бежав­шие к нему по раз­ным при­чи­нам. (3) Тем самым государ­ству были воз­вра­ще­ны, наряду с дру­ги­ми про­слав­лен­ны­ми мужа­ми, Нерон Клав­дий, М. Силан²⁴³, Сен­тий Сатур­нин²⁴⁴, Аррун­тий²⁴⁵ и Титий²⁴⁶. Ста­ций же Мурк, кото­рый при­был к Пом­пею с пре­крас­ней­шим фло­том и этим удво­ил его силы, стал жерт­вою лож­ных обви­не­ний — Мена и Мене­крат испы­ты­ва­ли отвра­ще­ние к тако­му това­ри­щу по долж­но­сти. Он был убит Пом­пе­ем в Сици­лии²⁴⁷.

LXXVIII. В это вре­мя М. Анто­ний женил­ся на сест­ре Цеза­ря Окта­вии. Пом­пей воз­вра­тил­ся в Сици­лию, а Анто­ний — в замор­ские про­вин­ции. Там под­нял мятеж Лаби­ен: он бежал из лаге­ря Бру­та к пар­фя­нам, при­вел их вой­ско в Сирию и убил лега­та Анто­ния. Бла­го­да­ря муже­ству и воен­но­му искус­ству Вен­ти­дия мятеж Лаби­е­на был подав­лен, а вме­сте с ним побеж­де­но вой­ско пар­фян и зна­ме­ни­тый цар­ский сын юно­ша Пакор. (2) Меж­ду тем Цезарь, опа­са­ясь, как бы без­де­я­тель­ность — состо­я­ние, опас­ное для дис­ци­пли­ны, — не испор­ти­ла вои­нов, в Илли­рии и Дал­ма­ции гото­вил армию к тяготам вой­ны, зака­лял ее часты­ми похо­да­ми и уче­ни­я­ми. (3) Тогда же и Каль­вин Доми­ций, управ­ляв­ший после сво­его кон­суль­ства Испа­ни­ей, пока­зал при­мер стро­го­сти, сопо­ста­ви­мой с древни­ми образ­ца­ми: он забил пал­ка­ми цен­ту­ри­о­на при­ми­пи­лов по име­ни Виби­лий за позор­ное бег­ство в бою.

LXXIX. Посколь­ку день ото дня рос­ла сла­ва и уве­ли­чи­вал­ся флот Пом­пея, Цезарь решил взять на себя бре­мя вой­ны. Построй­ка кораб­лей, набор вои­нов и греб­цов, мор­ские манев­ры и уче­ния были пору­че­ны М. Агрип­пе, чело­ве­ку бла­го­род­ней­шей доб­ле­сти, энер­гич­но­му, непре­взой­ден­но­му в трудах и опас­но­стях, умев­ше­му пови­но­вать­ся, но толь­ко одно­му, осталь­ны­ми же страст­но желав­ше­му повеле­вать; он ни в чем не тер­пел отсро­чек, и дела его не рас­хо­ди­лись с реше­ни­я­ми. (2) На Аверн­ском²⁴⁸ и Лук­рин­ском озе­рах он постро­ил заме­ча­тель­ный флот, а затем в резуль­та­те еже­днев­ных упраж­не­ний добил­ся от вои­нов и греб­цов самой высо­кой сте­пе­ни вла­де­ния воен­ным и мор­ским делом. Обла­дая таким фло­том, Цезарь объ­явил вой­ну Пом­пею в Сици­лии. Но сна­ча­ла он при бла­го­при­ят­ных пред­зна­ме­но­ва­ни­ях для государ­ства женил­ся на Ливии, кото­рая преж­де была заму­жем за Неро­ном. (3) Но фор­ту­на нанес­ла тяж­кий удар тому, кого не мог­ли победить чело­ве­че­ские силы: око­ло Велии и Пали­ну­ра бо́льшая часть флота потер­пе­ла кру­ше­ние и была рас­се­я­на афри­кан­ским ура­га­ном. Из-за это­го воз­ник пере­рыв в войне, кото­рая впо­след­ст­вии велась с нена­деж­ным, а ино­гда и с пере­мен­ным успе­хом. (4) Флот был вто­рич­но раз­бро­сан бурей в том же самом месте; и насколь­ко бла­го­при­ят­ным было пер­вое мор­ское сра­же­ние у Мил под коман­до­ва­ни­ем Агрип­пы, настоль­ко же тяж­ким ока­за­лось пора­же­ние у Тав­ро­ме­ния. Оно про­изо­шло на гла­зах у само­го Цеза­ря в резуль­та­те непред­виден­но­го появ­ле­ния флота Пом­пея. Сам Цезарь был неда­лек от опас­но­сти. Леги­о­ны под коман­до­ва­ни­ем Кор­ни­фи­ция, лега­та Цеза­ря, выса­ди­лись на сушу и были почти раз­гром­ле­ны Пом­пе­ем. (5) Но исход кри­ти­че­ско­го момен­та был вовре­мя исправ­лен доб­ле­стью. Меж­ду сто­ро­на­ми завя­за­лось мор­ское сра­же­ние: Пом­пей лишил­ся почти всех кораб­лей и бежал в Азию. В смя­те­нии он доби­вал­ся помо­щи М. Анто­ния, то про­яв­ляя досто­ин­ство пол­ко­во­д­ца, то как про­си­тель умо­ляя о спа­се­нии жиз­ни. По при­ка­зу Анто­ния он был умерщ­влен Тити­ем. (6) Этим пре­ступ­ле­ни­ем послед­ний вызвал к себе такую нена­висть наро­да, что был про­клят и изгнан из теат­ра Пом­пея, когда устра­и­вал там зре­ли­ще.

LXXX. Ведя вой­ну про­тив Пом­пея, Цезарь вызвал из Афри­ки Лепида с две­на­дца­тью непол­ны­ми леги­о­на­ми. Это был чело­век в выс­шей сте­пе­ни тще­слав­ный, лишен­ный муже­ства, но неза­слу­жен­но дол­го поль­зо­вав­ший­ся мило­стью фор­ту­ны²⁴⁹. Нахо­дясь побли­зо­сти, он при­со­еди­нил к себе вой­ско Пом­пея, хотя оно пред­по­чи­та­ло власть и покро­ви­тель­ство Цеза­ря. (2) Раздув чис­ло леги­о­нов более, чем до два­дца­ти, он дол­гое вре­мя был все­го лишь попу­т­чи­ком чужой победы. Он неисто­во про­ти­во­дей­ст­во­вал пла­нам Цеза­ря, посто­ян­но гово­рил то, что не нра­ви­лось дру­гим, при­пи­сы­вал себе победу и даже осме­ли­вал­ся тре­бо­вать от Цеза­ря, чтобы тот оста­вил Сици­лию. (3) Ни Сци­пи­о­ны, ни дру­гие рим­ские пол­ко­вод­цы не совер­ша­ли столь дерз­но­вен­ных поступ­ков, как тогда Цезарь. Без­оруж­ный, в пла­ще, не имея ниче­го, кро­ме име­ни, Цезарь вошел в лагерь Лепида, избе­жав дро­ти­ков, бро­шен­ных в него по при­ка­зу это­го него­дяя, — а его плащ был даже про­ды­ряв­лен копьем, и отваж­но схва­тил леги­он­но­го орла. (4) Да будет извест­на раз­ни­ца меж­ду пол­ко­во­д­ца­ми: воору­жен­ные после­до­ва­ли за без­оруж­ным. После деся­ти лет недо­стой­ной вла­сти Лепид, поки­ну­тый вои­на­ми и уда­чей, скрыв­шись в тол­пе людей, под конец нахлы­нув­ших к Цеза­рю, в чер­ном пла­ще бро­сил­ся к его коле­нам. Ему была остав­ле­на жизнь и пра­во на иму­ще­ство, но он лишил­ся досто­ин­ства, кото­рое не сумел сбе­речь.

LXXXI. Затем вне­зап­но воз­ник мятеж в вой­ске. Обыч­но уве­ли­чи­ва­ясь чис­лен­но, оно теря­ет воен­ную дис­ци­пли­ну, посколь­ку осо­зна­ет, что, ста­но­вясь мно­го­чис­лен­нее, может достичь силой того, чего не мог­ло добить­ся прось­ба­ми. Мятеж был подав­лен отча­сти суро­вы­ми мера­ми, отча­сти щед­ро­стью прин­цеп­са. (2) В это же вре­мя вну­ши­тель­ный при­рост полу­чи­ли зем­ли кам­пан­ский коло­нии… кото­рые оста­ва­лись государ­ст­вен­ны­ми²⁵⁰. Вме­сто это­го на ост­ро­ве Кри­те ей дали очень пло­до­род­ную зем­лю, доход от кото­рой состав­лял две­на­дцать мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, и обе­ща­но²⁵¹ поль­зо­ва­ние водой, кото­рая и до нынеш­не­го дня исклю­чи­тель­ным обра­зом спо­соб­ст­ву­ет бла­готвор­но­сти [кли­ма­та коло­нии] и состав­ля­ет эле­мент при­вле­ка­тель­но­сти.

(3) Во вре­мя этой вой­ны Агрип­па за осо­бую доб­лесть был награж­ден вен­ком, кото­ро­го еще не полу­чал ни один из рим­лян²⁵². Затем Цезарь вер­нул­ся в Рим как победи­тель и объ­явил, что он пред­на­зна­ча­ет для обще­ст­вен­ных нужд мно­го­чис­лен­ные дома, при­об­ре­тен­ные через про­ку­ра­то­ров^[6], и обе­ща­ет соорудить храм Апол­ло­на с пор­ти­ка­ми вокруг него, что и было им осу­щест­вле­но с бес­при­мер­ной рос­ко­шью.

LXXXII. В то вре­мя как Цезарь вое­вал с таким успе­хом в Сици­лии, фор­ту­на на сто­роне Цеза­ря и государ­ства вое­ва­ла на Восто­ке²⁵³. Ведь Анто­ний с три­на­дца­тью леги­о­на­ми дви­нул­ся в Арме­нию, а затем в Мидию, направ­ля­ясь через эти зем­ли на пар­фян, навстре­чу их царю. (2) Сна­ча­ла он поте­рял два леги­о­на вме­сте с обо­зом, осад­ны­ми оруди­я­ми и лега­том Ста­ти­а­ном²⁵⁴, при этом с вели­кой опас­но­стью для вой­ска он часто попа­дал в такое кри­ти­че­ское поло­же­ние, что терял надеж­ду на спа­се­ние, и, когда он лишил­ся не менее чет­вер­ти вои­нов, его спас сове­том и вер­но­стью некий плен­ник (одна­ко рим­ля­нин родом). Этот чело­век попал в плен во вре­мя пора­же­ния вой­ска Крас­са, но с изме­не­ни­ем его поло­же­ния не изме­нил­ся его дух: он про­брал­ся ночью к рим­ско­му кара­у­лу и пред­у­предил, чтобы вме­сто наме­чен­но­го пути рим­ляне про­би­ра­лись дру­гим, через лес. (3) Это ока­за­лось спа­се­ни­ем для Анто­ния и столь­ких его леги­о­нов. Но, как мы ска­за­ли выше, была поте­ря­на чет­вер­тая часть вои­нов, третья часть обоз­ных слу­жи­те­лей, а от обо­зов едва ли что оста­лось. Но посколь­ку Анто­ний ушел живым, он назвал свое бег­ство победой. Вер­нув­шись через два года в Арме­нию, он хит­ро­стью захва­тил царя Арта­ва­зда, но, чтобы не лишать его поче­стей, зако­вал в золо­то²⁵⁵.

(4) Меж­ду тем про­дол­жал раз­го­рать­ся пожар люб­ви к Клео­пат­ре и вме­сте с ним поро­ки, кото­рые все­гда пита­ют­ся воз­мож­но­стя­ми про­из­во­ла, лестью, могу­ще­ст­вом, и он при­нял реше­ние начать вой­ну с роди­ной. А до это­го при­ка­зы­вал назы­вать себя новым Отцом Либе­ром и разъ­ез­жал по Алек­сан­дрии подоб­но Отцу Либе­ру, обви­тый плю­щом, в золо­той короне, с тир­сом в руках, обу­тый в котур­ны.

LXXXIII. Во вре­мя под­готов­ки к этой войне к Цеза­рю пере­бе­жал Планк. Не в резуль­та­те пра­виль­но­го выбо­ра, не из-за люб­ви к Риму или к Цеза­рю, — с ними он посто­ян­но борол­ся, — а слов­но по болез­нен­но­му вле­че­нию к пре­да­тель­ству. Он был то самым низ­ким льсте­цом цари­цы и при­служ­ни­ком ниже ее рабов, то пере­пис­чи­ком у Анто­ния, то его вдох­но­ви­те­лем и спо­д­руч­ным в непри­стой­ней­ших делах, (2) про­даж­ный во всем и по отно­ше­нию ко всем. Во вре­мя пиров он изо­бра­жал Глав­ка²⁵⁶: кра­сил­ся в синий цвет, обна­жал­ся, увен­чи­вал голо­ву трост­ни­ком, воло­чил хвост и пры­гал на коле­нях. Когда Анто­ний к нему охла­дел, ули­чив его в откро­вен­ном гра­бе­же, он пере­бе­жал к Цеза­рю и впо­след­ст­вии объ­яс­нил милость победи­те­ля сво­им муже­ст­вом, уве­ряя, буд­то Цезарь одоб­рил то, что на самом деле про­стил. Вско­ре при­ме­ру дяди после­до­вал Титий²⁵⁷. Когда новый пере­беж­чик Планк через неко­то­рое вре­мя стал за гла­за обви­нять в сена­те Анто­ния во мно­гих нечест­ных делах, тесть П. Силия Копо­ний²⁵⁸, самый вли­я­тель­ный из быв­ших пре­то­ров, удач­но заме­тил: «Мно­го же, кля­нусь Гер­ку­ле­сом, натво­рил Анто­ний до того, как ты его поки­нул!».

LXXXIV. Затем в кон­суль­ство Цеза­ря и Мес­са­лы Кор­ви­на вой­на завер­ши­лась при Акции²⁵⁹. Но победа цеза­ри­ан­цев была пред­ре­ше­на задол­го до сра­же­ния. На их сто­роне и вои­ны, и пол­ко­во­дец были пол­ны сил, на дру­гой — все обес­си­ле­но. Здесь греб­цы надеж­ные, там — ослаб­лен­ные лише­ни­я­ми, здесь кораб­ли уме­рен­ных раз­ме­ров, не мешаю­щих ско­ро­сти, там — ужа­саю­ще­го вида. Оттуда еже­днев­но кто-нибудь пере­бе­гал к Цеза­рю, отсюда к Анто­нию — никто. (2) Царь Амин­та²⁶⁰ устре­мил­ся к боль­шей поль­зе и выго­де, вер­ный сво­е­му обык­но­ве­нию Деил­лий²⁶¹ пере­мет­нул­ся от Анто­ния к Цеза­рю, подоб­но тому как от Дола­бел­лы к Кас­сию, а от Кас­сия к Анто­нию. Всем извест­ный Гн. Доми­ций²⁶², един­ст­вен­ный из окру­же­ния Анто­ния, кто обра­щал­ся к цари­це толь­ко по име­ни, с вели­ким риском пере­шел к Цеза­рю. И, нако­нец, на виду у флота Анто­ния М. Агрип­па заво­е­вал Лев­ка­дию, захва­тил Пет­ры, взял Коринф. Вра­же­ский флот был два­жды побеж­ден еще до того, как про­изо­шло послед­нее сра­же­ние.

LXXXV. Нако­нец, насту­пил вели­чай­ший реши­тель­ный день, когда Цезарь и Анто­ний, выста­вив кораб­ли, сра­жа­лись один — ради спа­се­ния мира, дру­гой — ради его поги­бе­ли. (2) Пра­вый фланг цеза­ри­ан­ско­го флота был пору­чен М. Лурию²⁶³, левый — Аррун­тию²⁶⁴, общее руко­вод­ство мор­ским боем — Агрип­пе. Цеза­рю пред­на­зна­ча­лось быть на том участ­ке, куда при­зо­вет фор­ту­на, и он появ­лял­ся везде. Коман­до­ва­ние фло­том Анто­ния было пору­че­но Пуб­ли­ко­ле²⁶⁵ и Сосию²⁶⁶. Что каса­ет­ся сухо­пут­ных войск, у Цеза­ря ими коман­до­вал Тавр²⁶⁷, у Анто­ния — Канидий²⁶⁸. (3) Когда нача­лось сра­же­ние, на одной сто­роне было все: вое­на­чаль­ник, греб­цы, вои­ны, на дру­гой — нико­го, кро­ме вои­нов. Сна­ча­ла обра­ти­лась в бег­ство Клео­пат­ра. Анто­ний пред­по­чел быть спут­ни­ком бежав­шей цари­цы, чем оста­вать­ся со сра­жав­ши­ми­ся вои­на­ми; и вое­на­чаль­ник, дол­гом кото­ро­го было карать бег­ле­цов, сам ока­зал­ся бег­ле­цом из соб­ст­вен­но­го вой­ска. (4) Даже остав­шись без гла­вы, вои­ны Анто­ния надол­го сохра­ни­ли стой­кость и спо­соб­ность сра­жать­ся: отча­яв­шись в победе, они бились насмерть. Цезарь, пыта­ясь унять тех, кого мог уни­что­жить ору­жи­ем, взы­вал и пока­зы­вал: «Анто­ний бежал!» и спра­ши­вал их: «За кого и про­тив кого сра­жа­е­тесь?» (5) И те, кто дол­го сра­жал­ся в отсут­ст­вие вое­на­чаль­ни­ка, с болью сло­жи­ли ору­жие и усту­пи­ли победу; Цезарь обе­щал им жизнь и про­ще­ние преж­де, чем они убеди­лись в необ­хо­ди­мо­сти об этом умо­лять. Несо­мнен­но, что вои­ны выпол­ни­ли долг, как наи­луч­ший вое­на­чаль­ник, а вое­на­чаль­ник упо­до­бил­ся само­му трус­ли­во­му вои­ну. Кто усо­мнит­ся, по сво­ей ли воле Анто­ний стре­мил­ся к победе или под вли­я­ни­ем Клео­пат­ры, если он обра­тил­ся в бег­ство по ее при­ме­ру. Так же посту­пи­ло вой­ско, нахо­див­ше­е­ся на суше, когда Канидий стре­ми­тель­но бежал, чтобы соеди­нить­ся с Анто­ни­ем.

LXXXVI. Кто бы осме­лил­ся в столь огра­ни­чен­ном раз­ме­ра­ми сочи­не­нии изло­жить, како­вы были послед­ст­вия это­го зна­ме­ни­то­го для все­го мира дня и какие изме­не­ния про­изо­шли в поло­же­нии и судь­бе государ­ства! (2) Победа поис­ти­не была самой мило­серд­ной! Никто не был уни­что­жен, если не счи­тать очень немно­гих, кото­рые даже не попы­та­лись про­сить за себя. По этой сдер­жан­но­сти вое­на­чаль­ни­ка мож­но заклю­чить, как уме­рен­но, если бы толь­ко это было воз­мож­но, пред­по­ла­гал он вос­поль­зо­вать­ся сво­ей победой, будь то в самом нача­ле три­ум­ви­ра­та или при Филип­пах. Что каса­ет­ся Сосия, то он был спа­сен пре­дан­но­стью Л. Аррун­тия, чело­ве­ка про­слав­лен­ной ста­рин­ной надеж­но­сти, а затем бла­го­да­ря Цеза­рю, с вели­ко­ду­ши­ем кото­ро­го он столь дол­го борол­ся. (3) Нель­зя обой­ти мол­ча­ни­ем досто­па­мят­ные дей­ст­вия и выска­зы­ва­ния Ази­ния Пол­ли­о­на²⁶⁹. После мир­но­го дого­во­ра в Брун­ди­зии он остал­ся в Ита­лии, нико­гда не видел цари­цу и с тех пор, как Анто­ний был рас­слаб­лен любо­вью к ней, не имел ника­ко­го отно­ше­ния к его пар­тии. Цезарь попро­сил его отпра­вить­ся вме­сте с ним на Актий­скую вой­ну. Он ему отве­тил: «Услу­ги, ока­зан­ные мною Анто­нию, слиш­ком вели­ки, а его бла­го­во­ле­ние ко мне слиш­ком извест­но. Поэто­му я укло­нюсь от ваше­го спо­ра и луч­ше буду добы­чей победи­те­ля».

LXXXVII. В сле­дую­щем году, пре­сле­дуя цари­цу и Анто­ния до Алек­сан­дрии, Цезарь завер­шил там граж­дан­ские вой­ны. Анто­ний без про­мед­ле­ния покон­чил с собой и сво­ей смер­тью иску­пил мно­го­чис­лен­ные обви­не­ния в без­де­я­тель­но­сти; что каса­ет­ся Клео­пат­ры, то ей уда­лось обма­нуть стра­жей: при­нес­ли змею, от уку­са кото­рой, сво­бод­ная от жен­ско­го стра­ха, она испу­сти­ла дух. (2) Достой­ны­ми Цеза­ря ока­за­лись его сча­стье и вели­ко­ду­шие: никто из тех, кто высту­пал про­тив него с ору­жи­ем, не был убит ни им самим, ни по его при­ка­зу. Д. Бру­та погу­би­ла жесто­кость Анто­ния. Секс­та Пом­пея, побеж­ден­но­го Цеза­рем, лишил жиз­ни тот же Анто­ний, хотя дал гаран­тии сохра­нить ему жизнь и досто­ин­ство. (3) Брут и Кас­сий при­ня­ли доб­ро­воль­но смерть до того, как позна­ли харак­тер победи­те­лей. О том, каков был конец Анто­ния и Клео­пат­ры, мы рас­ска­за­ли. Канидий ушел более трус­ли­во, чем подо­ба­ло при заня­тии, кото­ро­му он посвя­тил жизнь. Послед­ним из убийц Цеза­ря был каз­нен Кас­сий Парм­ский, а Тре­бо­ний пал пер­вым²⁷⁰.

LXXXVIII. Пока Цезарь завер­шал Актий­скую и Алек­сан­дрий­скую вой­ны, М. Лепид (сын того Лепида, кото­рый был чле­ном три­ум­ви­ра­та по государ­ст­вен­но­му устрой­ству, и Юнии, сест­ры Бру­та), юно­ша выдаю­щий­ся ско­рее по внеш­но­сти, чем по уму, возы­мел наме­ре­ние убить Цеза­ря тот­час по его воз­вра­ще­нии в Рим. (2) Охра­на Рима была тогда пору­че­на Меце­на­ту, чело­ве­ку всад­ни­че­ско­го, но бле­стя­ще­го рода²⁷¹, недрем­лю­ще­му, когда дела тре­бо­ва­ли бодр­ст­во­ва­ния, пред­у­смот­ри­тель­но­му и знаю­ще­му толк в деле, — пока он был занят делом, поис­ти­не не мог­ло быть ника­ких упу­ще­ний, — но, пре­да­ва­ясь празд­но­сти, он был изне­жен­нее жен­щи­ны. Он был не менее дорог Цеза­рю, чем Агрип­па, но менее отме­чен поче­стя­ми, пото­му что был почти удо­вле­тво­рен узкой кай­мой, — мог бы достичь не мень­ше­го, но не стре­мил­ся. (3) При­тво­ря­ясь совер­шен­но спо­кой­ным, он тай­но выведал пла­ны без­рас­суд­но­го юно­ши и, без каких-либо тре­вог для государ­ства и для граж­дан под­верг­нув Лепида аре­сту, пога­сил новую и ужас­ную вой­ну, кото­рую тот пытал­ся раз­жечь. И тот, кто имел пре­ступ­ные наме­ре­ния, понес нака­за­ние. Мож­но срав­нить упо­мя­ну­тую выше супру­гу Анти­стия с женою Лепида Сер­ви­ли­ей²⁷², про­гло­тив­шей пылаю­щие угли и преж­девре­мен­ной смер­тью обес­смер­тив­шей свое имя.

LXXXIX. Невоз­мож­но достой­ным обра­зом пере­дать даже в труде нор­маль­ных раз­ме­ров, не гово­ря уже об этом, столь уре­зан­ном, каким было скоп­ле­ние наро­да, каким одоб­ре­ни­ем людей раз­лич­но­го поло­же­ния и воз­рас­та был встре­чен Цезарь, вер­нув­ший­ся в Ита­лию, а так­же в Рим, и сколь вели­ко­леп­ны были его три­ум­фы и зре­ли­ща! (2) Нет ниче­го тако­го, что люди мог­ли бы вымо­лить у богов, а боги мог­ли бы пре­до­ста­вить людям, ниче­го из того, что мож­но было бы поже­лать, и того, что завер­ша­лось бы сча­стьем, чего Август по воз­вра­ще­нии в Рим не пре­до­ста­вил государ­ству, рим­ско­му наро­ду и все­му миру. (3) По про­ше­ст­вии два­дца­ти лет были завер­ше­ны граж­дан­ские вой­ны и похо­ро­не­ны внеш­ние, вос­ста­нов­лен мир, повсе­мест­но усып­лен страх перед ору­жи­ем, зако­нам воз­вра­ще­на сила, судам — их авто­ри­тет, сена­ту — вели­чие, маги­ст­ра­там — власть и ста­рин­ный порядок пол­но­мо­чий (4) (толь­ко лишь к вось­ми пре­то­рам добав­ле­ны еще два). Была вос­ста­нов­ле­на ста­рин­ная и древ­няя государ­ст­вен­ная фор­ма и вер­ну­лись на поля зем­леде­лие, к свя­ты­ням — почет, к людям — без­опас­ность и к каж­до­му — надеж­ное вла­де­ние сво­ей соб­ст­вен­но­стью, с поль­зой исправ­ле­ны зако­ны, целе­со­об­раз­но допол­не­ны новые, сенат состав­лен не с бес­по­щад­ной суро­во­стью, но не без стро­го­сти. Туда по одоб­ре­нию прин­цеп­са и на бла­го государ­ству были введе­ны выдаю­щи­е­ся люди, отме­чен­ные три­ум­фа­ми и выс­шим поче­том. (5) Толь­ко усту­пив упор­ным насто­я­ни­ям, Цезарь зани­мал долж­ность кон­су­ла один­на­дцать раз под­ряд, но дик­та­ту­ру, кото­рую ему упор­но пред­ла­гал народ, он отвер­гал с таким же посто­ян­ст­вом. (6) Вой­ны, кото­рые победо­нос­но велись импе­ра­то­ром, поко­ри­ли весь мир, и все его дея­ния, совер­шен­ные за пре­де­ла­ми Ита­лии и Рима, уто­ми­ли бы писа­те­ля, кото­рый посвя­тил бы всю свою жизнь это­му един­ст­вен­но­му тру­ду, мы же, соглас­но наше­му обе­ща­нию, даем образ его прав­ле­ния в общих чер­тах.

XC. После того как были, как уже гово­ри­лось, окон­ча­тель­но погре­бе­ны граж­дан­ские вой­ны и нача­ли срас­тать­ся чле­ны государ­ст­вен­но­го орга­низ­ма, кото­рые так дол­го разди­ра­лись бес­ко­неч­ны­ми воору­жен­ны­ми столк­но­ве­ни­я­ми, он поза­бо­тил­ся о внеш­них вой­нах²⁷³. Дал­ма­тия, быв­шая мятеж­ной на про­тя­же­нии двух­сот два­дца­ти лет, была усми­ре­на вплоть до при­зна­ния ею наше­го вла­ды­че­ства. Были пол­но­стью при­ру­че­ны Аль­пы с их дики­ми и жесто­ки­ми наро­да­ми. Испа­нии были усми­ре­ны с боль­шим коле­ба­ни­ем воен­но­го сча­стья сна­ча­ла при непо­сред­ст­вен­ном уча­стии Цеза­ря, а затем Агрип­пой, кото­ро­го друж­ба с прин­цеп­сом воз­вы­си­ла до третье­го кон­суль­ства, а вско­ре до вла­сти три­бу­на. (2) В эти про­вин­ции были посла­ны пер­вые вой­ска во гла­ве с Гн. Сци­пи­о­ном, дядей Афри­ка­на, в кон­суль­ство Сци­пи­о­на и Сем­п­ро­ния Лон­га, две­сти пять­де­сят лет назад, в пер­вый год Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны. В тече­ние двух­сот лет здесь было про­ли­то мно­го кро­ви с обе­их сто­рон, рим­ский народ терял вой­ска вме­сте с вое­на­чаль­ни­ка­ми, так что резуль­та­том этих войн был позор, а ино­гда и гроз­ная опас­ность наше­му вла­ды­че­ству. (3) Имен­но эти про­вин­ции погу­би­ли Сци­пи­о­нов. Они же яви­лись суро­вым испы­та­ни­ем для наших пред­ков во вре­мя позор­ной два­дца­ти­лет­ней вой­ны под коман­до­ва­ни­ем Вири­а­та; это они потряс­ли рим­ский народ ужа­сом Нуман­тий­ской вой­ны; имен­но там был заклю­чен позор­ный дого­вор Кв. Пом­пея и еще более позор­ный — Ман­ци­на, отме­нен­ный сена­том вме­сте с позор­ной выда­чей вое­на­чаль­ни­ка; они погу­би­ли столь­ко кон­су­ля­ров, столь­ко пре­то­ри­ев, а во вре­ме­на наших отцов при­зва­ли к ору­жию тако­го воин­ст­вен­но­го Сер­то­рия, что в тече­ние пяти лет невоз­мож­но было решить, кто силь­нее в воен­ном деле, рим­ляне или испан­цы, и какой народ дол­жен пови­но­вать­ся дру­го­му. (4) И вот все эти про­вин­ции, столь раз­бро­сан­ные, столь мно­го­люд­ные, столь дикие, Цезарь Август пять­де­сят лет назад при­вел к тако­му миру, что они, преж­де посто­ян­но сотря­сае­мые вели­чай­ши­ми вой­на­ми, после это­го при лега­тах Г. Анти­стии²⁷⁴, а затем П. Силии²⁷⁵ и их пре­ем­ни­ках были избав­ле­ны даже от обыч­ных раз­бой­ни­чьих напа­де­ний.

XCI. Пока усми­рял­ся Запад, рим­ские зна­ки леги­о­нов, захва­чен­ные Оро­дом у повер­жен­но­го Крас­са, а его сыном Фра­атом у обра­щен­но­го в бег­ство Анто­ния²⁷⁶, были воз­вра­ще­ны с Восто­ка Авгу­сту. Что каса­ет­ся это­го име­ни, то пред­ло­же­ние о его при­сво­е­нии было выстав­ле­но План­ком и дано это­му чело­ве­ку при еди­но­душ­ном согла­сии сена­та и рим­ско­го наро­да. (2) Были и такие, кто нена­видел это счаст­ли­вое состо­я­ние. Ибо Л. Муре­на и Фан­ний Цепи­он²⁷⁷, люди про­ти­во­по­лож­но­го поведе­ния (Муре­на, не будь это­го пре­ступ­ле­ния, мог бы пока­зать­ся порядоч­ным чело­ве­ком, Цепи­он же и до того был наи­худ­шим из людей), при­ня­ли реше­ние убить Цеза­ря, но были уни­что­же­ны по воле наро­да и сами полу­чи­ли по зако­ну за то, что хоте­ли при­ме­нить силу. (3) Немно­го вре­ме­ни спу­стя подоб­ный же пре­ступ­ный замы­сел воз­ник у Руфа Эгна­ция²⁷⁸. Во всем более похо­жий на гла­ди­а­то­ра, чем на сена­то­ра, во вре­мя эди­ли­те­та он снис­кал бла­го­рас­по­ло­же­ние наро­да, кото­рое день ото дня уве­ли­чи­вал тем, что с помо­щью соб­ст­вен­ных рабов тушил пожа­ры; за это народ про­длил ему пре­ту­ру, а вско­ре Эгна­ций даже дерз­нул домо­гать­ся кон­суль­ства. Но посколь­ку он погряз в поро­ках и пре­ступ­ле­ни­ях, а с иму­ще­ст­вен­ным состо­я­ни­ем дело у него обсто­я­ло не луч­ше, чем с сове­стью, то, набрав себе подоб­ных, решил убить Цеза­ря, чтобы устра­нив его, уме­реть само­му — ибо он не мог здрав­ст­во­вать, пока здрав­ст­ву­ет Цезарь. (4) Таков уж харак­тер этих людей: каж­дый пред­по­чи­та­ет уби­вать при все­об­щем кру­ше­нии, чем быть попран­ным сво­им соб­ст­вен­ным, а тер­пя то же самое, оста­вать­ся неза­ме­чен­ным. В сокры­тии сво­их пла­нов он был не счаст­ли­вее пред­ше­ст­вен­ни­ков. Попав вме­сте с сообщ­ни­ка­ми сво­его пре­ступ­ле­ния в тюрь­му, он при­нял смерть, в пол­ной мере достой­ную жиз­ни.

XCII. Да не изгла­дят­ся из памя­ти слав­ные дела выдаю­ще­го­ся чело­ве­ка Г. Сен­тия Сатур­ни­на, кон­су­ла при­мер­но того же вре­ме­ни. (2) Цезарь отсут­ст­во­вал, чтобы устро­ить дела Азии и Восто­ка, лич­но рас­про­стра­няя по все­му миру бла­го­де­я­ния сво­его мира. Тогда Сен­тий, слу­чай­но, из-за отсут­ст­вия Цеза­ря ока­зав­ший­ся кон­су­лом без кол­ле­ги, стал вести дела со ста­рин­ной стро­го­стью, наи­выс­шим посто­ян­ст­вом; по древ­не­му обы­чаю и со стро­го­стью кон­су­лов раз­об­ла­чал обман пуб­ли­ка­нов, нака­зы­вал алч­ность, воз­вра­щал в эра­рий государ­ст­вен­ное иму­ще­ство и про­явил каче­ства выдаю­ще­го­ся кон­су­ла на коми­ци­ях. (3) А имен­но, он запре­тил доби­вать­ся кве­сту­ры тем, кого счел недо­стой­ным, а тем, кто стал наста­и­вать, при­гро­зил кон­суль­ской карой, если они вый­дут на Мар­со­во поле. (4) Эгна­цию, наде­яв­ше­му­ся бла­го­да­ря бла­го­во­ле­нию к нему наро­да стать кон­су­лом после пре­ту­ры, как до того пре­то­ром после эди­ли­те­та, Сен­тий запре­тил выстав­лять кан­дида­ту­ру, а когда тот не поже­лал с этим счи­тать­ся, поклял­ся, что если он в ходе народ­но­го голо­со­ва­ния станет кон­су­лом, то не будет им про­воз­гла­шен. (5) Такие дей­ст­вия, по мое­му мне­нию, сле­ду­ет срав­нить со сла­вою ста­рин­ных кон­су­лов, но мы, есте­ствен­но, пред­по­чи­та­ем хва­лить то, о чем слы­ша­ли, чем то, что виде­ли сами. К насто­я­ще­му мы отно­сим­ся зави­стью, перед про­шлым же пре­кло­ня­ем­ся, счи­тая, что одно нас затме­ва­ет, а дру­гое учит.

XCIII. Почти за три года до рас­кры­тия пре­ступ­ле­ния Эгна­ция, во вре­мя заго­во­ра Муре­ны и Цепи­о­на, пять­де­сят лет назад, совсем моло­дым скон­чал­ся М. Мар­целл²⁷⁹, сын сест­ры Авгу­ста, после того как он отме­тил свой эди­ли­тет рос­кош­ны­ми игра­ми. Люди дума­ли так: слу­чись что с Цеза­рем, он стал бы пре­ем­ни­ком его вла­сти, но сомне­ва­лись в том, что к это­му может спо­кой­но отне­стись Агрип­па. В самом деле, как гово­рят, он был юно­шей с врож­ден­ны­ми доб­ро­де­те­ля­ми, с радост­ным настро­е­ни­ем духа, с талан­том, достой­ным уча­сти, кото­рая ему пред­на­зна­ча­лась. (2) После его кон­чи­ны воз­вра­тил­ся Агрип­па (он отпра­вил­ся в Азию под пред­ло­гом государ­ст­вен­ных дел, но, как гла­сит мол­ва, на вре­мя скрыл­ся из-за тай­ной враж­ды с Мар­цел­лом) и взял в жены дочь Цеза­ря Юлию — она была до того заму­жем за Мар­цел­лом, — жен­щи­ну, не при­нес­шую сча­стья ни ему, ни государ­ству.

XCIV. В то же вре­мя, когда Тиб. Клав­дию было три года, его мать, как мы ска­за­ли выше, раз­ве­лась с Тиб. Неро­ном, в бра­ке с кото­рым она рань­ше была, и вышла замуж за Цеза­ря. Юно­ша, вос­пи­тан­ный и обу­чен­ный боже­ст­вен­ны­ми настав­ле­ни­я­ми, (2) наде­лен­ный знат­ным про­ис­хож­де­ни­ем, кра­сотой, осан­кой, наи­луч­шим обра­зо­ва­ни­ем и высо­кой ода­рен­но­стью, поз­во­лял наде­ять­ся, что будет таким и впредь, и имел облик прин­цеп­са. (3) На девят­на­дца­том году жиз­ни он испол­нял долж­ность кве­сто­ра²⁸⁰ и взял­ся за государ­ст­вен­ные дела: по пору­че­нию отчи­ма он уре­гу­ли­ро­вал страш­ную доро­го­виз­ну хле­ба и недо­ста­ток про­до­воль­ст­вия в Остии и в Риме, и тем, как он дей­ст­во­вал, обна­ру­жил, каким будет. (4) Неко­то­рое вре­мя спу­стя отправ­лен­ный отчи­мом вме­сте с вой­ском для про­вер­ки и устрой­ства про­вин­ций на Восто­ке, он сво­и­ми дей­ст­ви­я­ми явил обра­зец исклю­чи­тель­ной доб­ле­сти. Всту­пив с леги­о­на­ми в Арме­нию, он под­чи­нил ее вла­сти рим­ско­го наро­да, пору­чил Арта­ва­зду²⁸¹ его цар­ство… и даже пар­фян­ский царь, напу­ган­ный сла­вой столь вели­ко­го име­ни, отдал сво­их детей залож­ни­ка­ми Цеза­рю.

XCV. Затем Нерон воз­вра­тил­ся, и Цезарь решил испы­тать его бре­ме­нем отнюдь не лег­кой вой­ны²⁸² и назна­чил ему помощ­ни­ком²⁸³ в этом деле его соб­ст­вен­но­го бра­та Дру­за Клав­дия, кото­ро­го Ливия роди­ла уже сре­ди пена­тов Цеза­ря. (2) И вот они, разде­лив ответ­ст­вен­ность за опе­ра­ции²⁸⁴, напа­ли на ретов и вин­де­ли­ков. Про­ведя оса­ду мно­го­чис­лен­ных горо­дов и кре­по­стей, упор­но сра­жа­ясь в откры­том бою, ско­рее с опас­но­стя­ми, чем с поте­ря­ми для рим­ско­го вой­ска, они укро­ти­ли, про­лив пото­ки кро­ви, мно­го­чис­лен­ные наро­ды, защи­щен­ные непро­хо­ди­мой мест­но­стью и жесто­кие до сви­ре­по­сти. (3) Перед тем в раздо­рах про­шло цен­зор­ство Пав­ла и План­ка²⁸⁵, не при­нес­шее ни поче­та им самим, ни поль­зы государ­ству, ибо у пер­во­го не было цен­зор­ской энер­гии, а у вто­ро­го — жиз­ни, достой­ной цен­зо­ра. Павел с трудом мог выпол­нять обя­зан­но­сти цен­зо­ра, а Планк дол­жен был боять­ся цен­зу­ры: ведь сре­ди обви­не­ний, выдви­гае­мых им про­тив моло­дых людей (или выслу­ши­вае­мых от обви­ни­те­лей) не было тако­го, кото­рое не име­ло бы отно­ше­ния к нему, стар­цу.

XCVI. Смерть Агрип­пы²⁸⁶ (он мно­го­чис­лен­ны­ми подви­га­ми обла­го­ро­дил незнат­ность сво­его про­ис­хож­де­ния и добил­ся того, что стал тестем Неро­на²⁸⁷; детей Агрип­пы, сво­их вну­ков, боже­ст­вен­ный Август усы­но­вил под име­на­ми Гая и Луция) при­бли­зи­ла к Цеза­рю Неро­на: ведь дочь Цеза­ря Юлия, быв­шая преж­де женой Агрип­пы, вышла замуж за Неро­на. (2) Вслед за тем Нерон про­вел Пан­нон­скую вой­ну²⁸⁸, не завер­шен­ную Агрип­пой и, о кон­сул²⁸⁹, тво­им дедом М. Вини­ци­ем, — вели­кую, жесто­кую, опас­ную, из-за сосед­ства угро­жав­шую Ита­лии. (3) Мы опи­шем в дру­гом месте²⁹⁰ пан­нон­ское насе­ле­ние и пле­ме­на дал­ма­тов, рас­по­ло­же­ние обла­стей и рек, коли­че­ство и дис­по­зи­цию сил, а так­же мно­же­ство побед, одер­жан­ных в этой войне вели­ким вое­на­чаль­ни­ком. Этот труд сохра­нит свою фор­му. Нерон, при­част­ный к этой победе²⁹¹, отме­тил ее ова­ци­ей.

XCVII. Но в то вре­мя как в этой части импе­рии все опе­ра­ции увен­ча­лись успе­хом, в Гер­ма­нии потер­пел пора­же­ние М. Лол­лий²⁹². Этот чело­век, ста­вив­ший нажи­ву выше пра­виль­но­го веде­ния дел, был поро­чен во всем, но более все­го — лице­ме­рен. Итак, поте­ряв орла пято­го леги­о­на²⁹³, он вызвал Цеза­ря из Рима в Гал­лию. (2) Затем забота о Гер­ман­ской войне, а так­же ее бре­мя были пере­да­ны бра­ту Неро­на Дру­зу Клав­дию, юно­ше столь мно­го­чис­лен­ных, столь вели­ких доб­ро­де­те­лей, какие толь­ко мож­но полу­чить от при­ро­ды или достичь усер­ди­ем. Труд­но ска­зать, в чем боль­ше он про­явил свое даро­ва­ние, в воен­ном деле или в мир­ных заня­ти­ях, (3) но, бес­спор­но, оча­ро­ва­ние и пре­лесть его харак­те­ра, а так­же его отно­ше­ние к дру­зьям, кото­рых он, как гово­рят, ценил наравне с собою, были непо­д­ра­жае­мы. Кра­сотою же он при­бли­жал­ся к бра­ту. И вот неспра­вед­ли­вость судь­бы похи­ти­ла это­го усми­ри­те­ля боль­шей части Гер­ма­нии, про­лив­ше­го во мно­гих местах мно­го кро­ви ее наро­дов во вре­мя сво­его кон­суль­ства, когда ему еще не было трид­ца­ти лет. (4) Тогда тяжесть этой вой­ны была пере­да­на Неро­ну, и он рас­по­рядил­ся ею в соот­вет­ст­вии со сво­ей доб­ле­стью и обыч­ной уда­чей²⁹⁴. Про­ник­нув с победой во все обла­сти Гер­ма­нии, без какой-либо убы­ли для пору­чен­но­го ему вой­ска, — что все­гда было глав­ной его заботой, — он окон­ча­тель­но усми­рил Гер­ма­нию, почти доведя ее до состо­я­ния про­вин­ции, обло­жен­ной пода­тью. Тогда ему были даро­ва­ны вто­рой три­умф и вто­рое кон­суль­ство.

XCVIII. Пока опи­сан­ные нами собы­тия про­ис­хо­ди­ли в Пан­но­нии, гроз­ная вой­на раз­ра­зи­лась во Фра­кии. Все ее взяв­ши­е­ся за ору­жие пле­ме­на и наро­ды были укро­ще­ны доб­ле­стью Л. Пизо­на²⁹⁵, и ныне мы име­ем усерд­ней­ше­го и в то же вре­мя наи­бо­лее урав­но­ве­шен­но­го стра­жа без­опас­но­сти Рима²⁹⁶. (2) Как легат Цеза­ря он вое­вал три года с эти­ми в выс­шей сте­пе­ни сви­ре­пы­ми пле­ме­на­ми, нане­ся им мно­же­ство пора­же­ний то в регу­ляр­ном бою, то во вре­мя при­сту­па, и, воз­вра­тив их к преж­не­му мир­но­му состо­я­нию, вер­нул Азии без­опас­ность, Македо­нии — мир²⁹⁷. (3) Об этом чело­ве­ке мы долж­ны узнать и понять сле­дую­щее: в его харак­те­ре были сме­ша­ны энер­гия и изне­жен­ность, и едва ли мож­но най­ти дру­го­го, кто бы боль­ше любил празд­ность и столь же лег­ко пере­хо­дил к дея­тель­но­сти, кто бы боль­ше, чем он, забо­тил­ся о делах, не делая при этом ниче­го напо­каз.

XCIX. В ско­ром вре­ме­ни Тибе­рий Нерон бла­го­да­ря двум кон­су­ла­там, столь­ким же про­веден­ным три­ум­фам и сов­мест­ной три­бун­ской вла­сти срав­нял­ся с Авгу­стом, стал самым выдаю­щим­ся из граж­дан, кро­ме одно­го (и то пото­му, что так хотел), вели­чай­шим вое­на­чаль­ни­ком, зна­ме­ни­тей­шим в сла­ве и уда­че²⁹⁸, воис­ти­ну вто­рым све­то­чем и гла­вою государ­ства. (2) Когда Гай Цезарь надел муж­скую тогу, а Луций уже созрел для нее²⁹⁹, он в силу неко­ей уди­ви­тель­ной, неве­ро­ят­ной, непе­ре­да­вае­мой почти­тель­но­сти, при­чи­ны кото­рой едва ли были поня­ты, попро­сил у тестя и отчи­ма отды­ха от непре­рыв­ных трудов, — на самом деле он скрыл при­чи­ну сво­его наме­ре­ния — соб­ст­вен­ным бли­ста­тель­ным поло­же­ни­ем не пре­пят­ст­во­вать воз­вы­ше­нию юно­шей в самом нача­ле их пути. (3) Како­во в это вре­мя было состо­я­ние государ­ства, како­вы сле­зы лишив­ших­ся тако­го чело­ве­ка, как оте­че­ство ста­ра­лось его удер­жать, мы про­следим в над­ле­жа­щем труде. (4) В этом же, бег­лом, долж­но быть ска­за­но сле­дую­щее: семь лет он про­вел на Родо­се так, что все, кого посы­ла­ли про­кон­су­ла­ми в замор­ские про­вин­ции, [заез­жа­ли на Родос], чтобы узреть его бла­го­склон­ность и съез­жа­лись³⁰⁰ к нему как к част­но­му лицу (если толь­ко его вели­чие поз­во­ля­ло ему быть част­ным лицом), скло­ня­ли перед ним свои фас­цы и утвер­жда­ли, что его непри­част­ность к делам почет­нее их коман­до­ва­ния.

C. Весь мир ощу­тил устра­не­ние Неро­на от охра­ны Рима. Ведь и пар­фя­нин, отло­жив­ший­ся от сою­за с Римом, протя­нул руку Арме­нии, и Гер­ма­ния, скрыв­шись от глаз сво­его усми­ри­те­ля, опять вос­ста­ла. (2) В Риме в тот самый год, когда боже­ст­вен­ный Август при посвя­ще­нии хра­ма Мар­су³⁰¹ осле­пил вооб­ра­же­ние и зре­ние рим­ско­го наро­да вели­ко­леп­ны­ми гла­ди­а­тор­ски­ми игра­ми и нав­ма­хи­я­ми (трид­цать лет назад³⁰² в кон­суль­ство Цеза­ря и Кани­ния Гал­ла), в его соб­ст­вен­ном доме раз­ра­зи­лось бед­ст­вие, о кото­ром стыд­но рас­ска­зы­вать и ужас­но вспо­ми­нать. (3) Ведь его дочь Юлия, пол­но­стью³⁰³ пре­не­брег­шая таким отцом и мужем, не упу­сти­ла ниче­го из того, что может совер­шить или с позо­ром пре­тер­петь жен­щи­на, и из-за раз­нуздан­но­сти и рас­пут­ства ста­ла изме­рять вели­чие сво­его поло­же­ния воз­мож­но­стью совер­шать про­ступ­ки, счи­тая раз­ре­шен­ным все что угод­но. (4) Тогда Анто­ний Юл, — исклю­чи­тель­ный при­мер вели­ко­ду­шия Цеза­ря и осквер­ни­тель его дома (ведь когда отец Юла потер­пел пора­же­ние, Цезарь не толь­ко даро­вал Юлу непри­кос­но­вен­ность, но и почтил жре­че­ской долж­но­стью, пре­ту­рой, кон­су­ла­том, про­вин­ци­я­ми, а вслед­ст­вие женить­бы на доче­ри сво­ей сест­ры при­нял в чис­ло близ­ких род­ст­вен­ни­ков), сам высту­пил отмсти­те­лем за соб­ст­вен­ное пре­ступ­ле­ние³⁰⁴. (5) Квин­ций Кри­спин, пытав­ший­ся скрыть свою испор­чен­ность под личи­ной суро­вой над­мен­но­сти, Аппий Клав­дий, Сем­п­ро­ний Гракх, Сци­пи­он и дру­гие лица из обо­их сосло­вий с менее извест­ны­ми име­на­ми понес­ли нака­за­ние как бы за осквер­не­ние чьей-либо супру­ги, хотя они осквер­ни­ли дочь Цеза­ря и супру­гу Неро­на. Юлия была сосла­на на ост­ров, уда­ле­на от глаз оте­че­ства и роди­те­лей, одна­ко ее сопро­вож­да­ла мать Скри­бо­ния, оста­ва­ясь ее доб­ро­воль­ной спут­ни­цей в изгна­нии.

CI. По про­ше­ст­вии незна­чи­тель­но­го про­ме­жут­ка вре­ме­ни Г. Цезарь, посе­тив­ший³⁰⁵ сна­ча­ла дру­гие про­вин­ции, а затем послан­ный в Сирию (спер­ва он встре­тил­ся с Неро­ном, кото­ро­му ока­зал наи­выс­шее почте­ние как стар­ше­му), вел себя там по-раз­но­му, так что не было недо­стат­ка в пово­дах как для вели­ко­го вос­хва­ле­ния, так и для неко­то­ро­го пори­ца­ния. На ост­ро­ве, рас­по­ло­жен­ном посредине реки Евфрат, он встре­тил­ся с царем пар­фян, юно­шей выдаю­ще­го­ся поло­же­ния, в сопро­вож­де­нии рав­ной по чис­лу сви­ты. (2) Это во всех отно­ше­ни­ях уди­ви­тель­ное и досто­па­мят­ное зре­ли­ще встре­чи двух выдаю­щих­ся лиц и глав импе­рий в при­сут­ст­вии рим­ско­го вой­ска на одном бере­гу и пар­фян­ско­го на дру­гом мне при­шлось наблюдать в нача­ле воен­ной служ­бы, когда я был воен­ным три­бу­ном. (3) Эту воин­скую долж­ность, М. Вини­ций, я полу­чил еще рань­ше, при тво­ем отце и П. Силии, во Фра­кии и Македо­нии; затем я видел Ахайю, Азию и все восточ­ные про­вин­ции, а так­же вход в Понт и оба его бере­га. Как при­ят­но насла­дить­ся вос­по­ми­на­ни­ем о столь­ких собы­ти­ях, местах, наро­дах и горо­дах! Пар­фя­нин пер­вым пиро­вал на нашем бере­гу у Гая, а потом, в свою оче­редь, Гай пиро­вал у царя на вра­же­ском бере­гу.

CII. В это вре­мя рас­про­стра­нил­ся слух, буд­то пар­фя­нин донес Г. Цеза­рю о веро­лом­ных, пол­ных хит­ро­сти и ковар­ства пла­нах М. Лол­лия³⁰⁶ (Авгу­сту было угод­но сде­лать его настав­ни­ком сво­его юно­го сына). Я не знаю, слу­чай­ной или доб­ро­воль­ной была его смерть, после­до­вав­шая несколь­ки­ми дня­ми спу­стя. Но насколь­ко радо­ва­лись люди его исчез­но­ве­нию, настоль­ко тяже­ло пере­нес­ли граж­дане про­ис­шед­шую чуть поз­же и в тех же про­вин­ци­ях кон­чи­ну Цен­зо­ри­на³⁰⁷, чело­ве­ка, рож­ден­но­го на бла­го людей.

(2) [Гай] про­ник затем в Арме­нию, и пер­вая часть [его кам­па­нии] была отме­че­на успе­хом. Но вско­ре близ Арта­ге­ры во вре­мя встре­чи, на кото­рую он опро­мет­чи­во согла­сил­ся, он был тяже­ло ранен неким Адду­ем, после чего он ослаб телом и духом и сде­лал­ся непри­го­ден для слу­же­ния государ­ству. (3) Сре­ди его окру­же­ния не было недо­стат­ка в тех, кто уго­д­ли­во­стью питал его поро­ки (ведь лесть — непре­мен­ная спут­ни­ца выдаю­щей­ся судь­бы). В резуль­та­те он был доведен до того, что пред­по­чел соста­рить­ся в отда­лен­ней­шей из про­вин­ций, чем вер­нуть­ся в Рим. После дол­гих коле­ба­ний и вопре­ки соб­ст­вен­но­му жела­нию воз­вра­ща­ясь в Ита­лию, он умер от болез­ни в одном из горо­дов Ликии (его назы­ва­ют Лими­рой)³⁰⁸, почти год спу­стя после того, как брат его Луций Цезарь скон­чал­ся в Мас­си­лии по пути в Испа­нию.

CIII. Похи­тив надеж­ду на вели­кое имя, фор­ту­на в тот же момент воз­вра­ти­ла государ­ству свою под­держ­ку, посколь­ку еще до смер­ти этих двух моло­дых людей, в кон­суль­ство тво­е­го отца, П. Вини­ция³⁰⁹, с Родо­са вер­нул­ся Тибе­рий Нерон, доста­вив сво­е­му оте­че­ству неимо­вер­ную радость. (2) Недол­го коле­бал­ся Цезарь Август: ведь ему не при­шлось искать того, кого сле­ду­ет выбрать, а выбрать сле­до­ва­ло того, кто выде­лял­ся. (3) Итак, на том, что он хотел сде­лать после смер­ти Луция и еще при жиз­ни Гая, но натолк­нул­ся на реши­тель­ное сопро­тив­ле­ние Неро­на, он насто­ял после смер­ти юно­шей: сде­лал Неро­на участ­ни­ком сво­ей вла­сти народ­но­го три­бу­на, хотя тот мно­го раз отка­зы­вал­ся от это­го как част­ным обра­зом, так и в сена­те, а в кон­суль­ство Элия Ката и [Г.] Сен­тия, за шесть дней до июль­ских календ 754 г. от осно­ва­ния Рима, два­дцать семь лет назад, его усы­но­вил. (4) Едва ли даже в над­ле­жа­щем сочи­не­нии мы смо­жем пока­зать радость того дня, сте­че­ние граж­дан, молит­вы тех, кто про­сти­рал руки почти до неба, их обре­тен­ные надеж­ды на посто­ян­ную без­опас­ность и веч­ность Рим­ской импе­рии! Не пыта­ясь сде­лать это здесь, мы [доволь­ны] уже тем, что ска­за­ли лишь одно — каким [желан­ным] был для всех этот день. (5) Тогда у роди­те­лей забли­ста­ла надеж­да на детей, у муж­чин — на брак, у соб­ст­вен­ни­ков — на иму­ще­ство, у всех людей на бла­го­ден­ст­вие, спо­кой­ст­вие, мир, без­мя­теж­ность; так что даже невоз­мож­но было ни наде­ять­ся на боль­шее, ни надеж­дам про­явить­ся счаст­ли­вее.

CIV. В тот же день был усы­нов­лен так­же и М. Агрип­па, кото­ро­го Юлия роди­ла после смер­ти Агрип­пы, но при усы­нов­ле­нии Неро­на вот что было добав­ле­но самим Цеза­рем: «Я, — ска­зал он, — делаю это для бла­га государ­ства»³¹⁰. (2) Оте­че­ство не задер­жа­ло надол­го в Риме защит­ни­ка и стра­жа сво­ей импе­рии, но немед­лен­но напра­ви­ло его в Гер­ма­нию, где за три года до того вспых­ну­ла гран­ди­оз­ная вой­на при уча­стии заме­ча­тель­но­го чело­ве­ка, М. Вини­ция, тво­е­го деда. За то, что в одних местах она им велась, а в дру­гих успеш­но под­дер­жи­ва­лась, ему были при­суж­де­ны три­ум­фа­тор­ские зна­ки отли­чия с бли­ста­тель­ным опи­са­ни­ем его дея­ний. (3) В это вре­мя я слу­жил в армии Тибе­рия Неро­на, начав с обя­зан­но­стей три­бу­на. Сра­зу же после усы­нов­ле­ния послед­не­го я был послан вме­сте с ним в Гер­ма­нию в каче­стве пре­фек­та кон­ни­цы, уна­сле­до­вав долж­ность сво­его отца. На про­тя­же­нии девя­ти лет как пре­фект или легат я был оче­вид­цем боже­ст­вен­ных дел Тибе­рия и — в меру сво­их посред­ст­вен­ных спо­соб­но­стей — при­ни­мал в них уча­стие. Мне кажет­ся, что на долю смерт­но­го нико­гда не выпа­да­ло зре­ли­ща, каким я наслаж­дал­ся, когда все, видя сво­его преж­не­го вое­на­чаль­ни­ка, сле­до­вав­ше­го через мно­го­люд­ней­шие части Ита­лии и на всем про­тя­же­нии про­вин­ций Гал­лий, поздрав­ля­ли его, став­ше­го Цеза­рем бла­го­да­ря сво­им заслу­гам и спо­соб­но­стям еще до того, как он полу­чил это имя, и еще боль­ше, чем его, каж­дый поздрав­лял сам себя. (4) Пра­во, нель­зя выра­зить сло­ва­ми и едва ли мож­но пове­рить, что при виде его у вои­нов тек­ли сле­зы радо­сти; а каки­ми были лико­ва­ние пер­во­го при­вет­ст­вия и радость, с кото­рой они стре­ми­лись при­кос­нуть­ся к его руке, вос­кли­цая: «Тебя ли мы видим, импе­ра­тор!», «Тебя ли встре­ти­ли невреди­мо­го?», затем: «Я был с тобою, импе­ра­тор, в Арме­нии!», «Ты награ­дил меня в Реции!», «Меня в Вин­де­ли­ции!», «Меня в Пан­но­нии!», «Меня в Гер­ма­нии!».

CV. Он тот­час всту­пил в Гер­ма­нию, поко­рил кан­ни­не­фа­тов, атту­а­ров, брук­те­ров, при­нял под свою власть херус­ков — пле­мя, наи­бо­лее про­сла­вив­ше­е­ся нашим пора­же­ни­ем, — пере­шел Визур­гий, про­ник­нув в более отда­лен­ные места. Взяв на себя все наи­бо­лее труд­ные и опас­ные опе­ра­ции, Цезарь во гла­ве того, что было менее важ­ным, поста­вил Сен­тия Сатур­ни­на, кото­рый еще рань­ше был лега­том его отца в Гер­ма­нии. (2) Это был чело­век раз­но­об­раз­ных досто­инств, рев­ност­ный, дея­тель­ный, осмот­ри­тель­ный и в то же вре­мя стой­кий и опыт­ный в воен­ных обя­зан­но­стях. Но если у него обя­зан­но­сти остав­ля­ли место досу­гу, он исполь­зо­вал его с чрез­мер­ным оби­ли­ем и вели­ко­ле­пи­ем, но так, что его мож­но было назвать ско­рее бли­ста­тель­ным и бес­ша­баш­ным, чем рас­то­чи­тель­ным и празд­ным. Выше мы уже ска­за­ли о заме­ча­тель­ном даро­ва­нии и зна­ме­ни­том кон­суль­стве это­го чело­ве­ка. (3) Лет­няя кам­па­ния это­го года, про­длив­ша­я­ся до декаб­ря, завер­ши­лась вели­ким бла­гом победы. Несмот­ря на то, что зим­ние Аль­пы едва про­хо­ди­мы, сынов­нее бла­го­че­стие при­ве­ло Цеза­ря в Рим, но [забота] о защи­те импе­рии в нача­ле вес­ны вновь вер­ну­ла его в Гер­ма­нию; в цен­тре ее, у исто­ков реки Лупии, отъ­ез­жая, прин­цепс раз­ме­стил зим­ние лаге­ря.

CVI. Ради бла­гих богов! Достой­ны­ми како­го труда ока­за­лись опе­ра­ции, какие мы осу­ще­ст­ви­ли за лето под коман­до­ва­ни­ем Тибе­рия Цеза­ря! Наши­ми вой­ска­ми пере­се­че­на вся Гер­ма­ния, побеж­де­ны наро­ды, неиз­вест­ные даже по име­нам, при­со­еди­не­ны пле­ме­на хав­ков: все их мно­го­чис­лен­ное вой­ско, несмот­ря на моло­дость и могу­чее тело­сло­же­ние вои­нов, а так­же на мест­ность, удоб­ную для обо­ро­ны, сдав ору­жие, во гла­ве со сво­и­ми вождя­ми скло­ни­лось перед три­бу­на­лом импе­ра­то­ра. (2) Раз­би­ты лан­го­бар­ды, народ даже более дикий, чем сама гер­ман­ская дикость. И, нако­нец, на что преж­де мы не мог­ли и наде­ять­ся, тем более пытать­ся осу­ще­ст­вить: рим­ское вой­ско про­веде­но со зна­ме­на­ми на рас­сто­я­ние в четы­ре­ста миль от Рена до реки Аль­бис, кото­рая разде­ля­ет зем­ли сем­но­нов и гер­мун­ду­ров. (3) И в этом же месте бла­го­да­ря уди­ви­тель­но­му сча­стью и забо­те наше­го вое­на­чаль­ни­ка, бла­го­да­ря удач­но­му выбо­ру вре­ме­ни, с Цеза­рем и его арми­ей соеди­нил­ся флот, кото­рый, обо­гнув залив Оке­а­на со сто­ро­ны неве­до­мо­го и ранее неиз­вест­но­го моря³¹¹ и победив мно­го­чис­лен­ные наро­ды, с огром­ной добы­чей вошел в ту же самую реку Аль­бис.

CVII. Не могу удер­жать­ся, чтобы к рас­ска­зу о вели­ких дея­ни­ях не доба­вить один эпи­зод, каким бы мало­зна­чи­тель­ным он ни был. Когда мы поста­ви­ли лагерь по одну сто­ро­ну реки, о кото­рой я упо­мя­нул, а про­ти­во­по­лож­ная свер­ка­ла ору­жи­ем вра­же­ских вои­нов, обра­тив­ших­ся в бег­ство при одном дви­же­нии наших кораб­лей и от стра­ха, кото­рый они вызы­ва­ли, один из вар­ва­ров, чело­век пре­клон­но­го воз­рас­та, рос­лый и, как пока­зы­ва­ло его оде­я­ние, зани­маю­щий высо­кое поло­же­ние, сел в челн из поло­го дере­ва, что было обыч­ным сред­ст­вом для пла­ва­ния у этих людей; в оди­ноч­ку пра­вя этой лодоч­кой, он достиг середи­ны реки и попро­сил раз­ре­ше­ния вый­ти на заня­тый нами берег, чтобы увидеть Цеза­ря. Ему была дана такая воз­мож­ность. (2) Тогда, при­гнав лод­ку и в дол­гом мол­ча­нии созер­цая Цеза­ря, он ска­зал: «Наша моло­дежь безум­на, если она чтит вас как боже­ство в ваше отсут­ст­вие³¹², а теперь, когда вы здесь, стра­шит­ся ваше­го ору­жия вме­сто того, чтобы отдать­ся под вашу власть. Я же по тво­е­му мило­сти­во­му поз­во­ле­нию, о Цезарь, сей­час вижу богов, о кото­рых ранее слы­шал, и за всю свою жизнь не желал и не имел более счаст­ли­во­го дня». Добив­шись раз­ре­ше­ния при­кос­нуть­ся к руке, он, посто­ян­но огляды­ва­ясь на Цеза­ря, добрал­ся до сво­его бере­га. (3) Победи­тель всех наро­дов и стран, в какие бы он ни при­хо­дил, с вой­ском, не понес­шим потерь (толь­ко один раз вра­ги ковар­но ата­ко­ва­ли его и понес­ли тяж­кое пора­же­ние), Цезарь отвел леги­о­ны в зим­ние лаге­ря и устре­мил­ся в Рим так же быст­ро, как и в про­шлом году.

CVIII. В Гер­ма­нии не оста­лось кого и побеж­дать, кро­ме наро­да мар­ко­ман­нов. Изгнан­ные из сво­их мест, они под пред­во­ди­тель­ст­вом Маро­бо­да устре­ми­лись во внут­рен­ние зем­ли, посе­лив­шись на рав­нине, окру­жен­ной Гер­цин­ским лесом. (2) Даже при край­ней поспеш­но­сти нель­зя обой­тись без упо­ми­на­ния об этом чело­ве­ке. Маро­бод — муж знат­но­го про­ис­хож­де­ния, могу­че­го тело­сло­же­ния и отваж­но­го духа, вар­вар ско­рее по пле­ме­ни, чем по уму³¹³. Заняв сре­ди сво­их пер­вое место (не слу­чай­ное, зави­ся­щее от жела­ния под­дан­ных и нена­деж­ное, — он при­об­рел насто­я­щую цар­скую власть и могу­ще­ство), он решил уве­сти свой народ подаль­ше от рим­лян и раз­ме­стить его там, где, укрыв­шись от более силь­но­го ору­жия, смог бы сде­лать более могу­ще­ст­вен­ным свое соб­ст­вен­ное. Итак, захва­тив места, о кото­рых речь была выше, он либо поко­рил сопре­дель­ные наро­ды силой ору­жия, либо под­чи­нил их дого­во­ра­ми.

CIX. Посто­ян­ны­ми уче­ни­я­ми он под­нял силы, охра­ня­ю­щие его дер­жа­ву, почти до уров­ня рим­ско­го вой­ска, и вско­ре они достиг­ли небы­ва­ло­го совер­шен­ства и пре­вра­ти­лись в угро­зу для наше­го государ­ства. По отно­ше­нию к рим­ля­нам он вел себя так: не вынуж­дал нас к войне, но пока­зы­вал, что если его к ней при­нудят, то у него не будет недо­стат­ка ни в в силе, ни в воле к сопро­тив­ле­нию. (2) Послы, кото­рых он посы­лал к цеза­рям, порой выстав­ля­ли его про­си­те­лем, порой вели пере­го­во­ры как рав­ные. Пле­ме­нам и отдель­ным людям, от нас отде­лив­шим­ся, он пре­до­став­лял убе­жи­ще; вооб­ще он дей­ст­во­вал, как сопер­ник, пло­хо это скры­вая; и вой­ско, кото­рое он довел до семи­де­ся­ти тысяч пехо­тин­цев и четы­рех тысяч всад­ни­ков, он под­гото­вил в непре­рыв­ных вой­нах с сосед­ни­ми наро­да­ми к более зна­чи­тель­ной дея­тель­но­сти, чем та, кото­рую он осу­ществлял: (3) ведь опас­ным его дела­ло то, что, имея сле­ва и спе­ре­ди Гер­ма­нию, спра­ва Пан­но­нию и Норик поза­ди сво­их вла­де­ний, он посто­ян­но угро­жал им сво­и­ми напа­де­ни­я­ми. (4) Ита­лия так же не мог­ла себя чув­ст­во­вать в без­опас­но­сти из-за уве­ли­че­ния его сил, посколь­ку от высо­чай­ших гор­ных цепей Альп, обо­зна­чаю­щих гра­ни­цу Ита­лии, до нача­ла его пре­де­лов не более двух­сот миль. (5) На это­го чело­ве­ка и на это цар­ство Тиб. Цезарь решил в бли­жай­шем году пове­сти наступ­ле­ние. Пору­чив Сен­тию Сатур­ни­ну, чтобы тот повел леги­о­ны³¹⁴ через кат­тов, выру­бая рас­по­ло­жен­ные там Гер­цин­ские леса, в Бой­е­ге­мум (тако­во назва­ние обла­сти, в кото­рой оби­тал Маро­бод), он сам повел вой­ско, нахо­див­ше­е­ся на служ­бе в Илли­ри­ке, от Кар­нун­та, бли­жай­ше­го пунк­та в цар­стве нори­ков с этой сто­ро­ны, на мар­ко­ман­нов.

CX. Судь­ба лома­ет пла­ны людей, а ино­гда замед­ля­ет их испол­не­ние. Цезарь уже под­гото­вил зим­ние лаге­ря у Дану­бия, под­вел вой­ска и нахо­дил­ся не более чем в пяти­днев­ном пере­хо­де от вра­же­ских постов; (2) леги­о­ны, кото­рые пред­сто­я­ло пове­сти Сатур­ни­ну³¹⁵, были уда­ле­ны от вра­га почти на рав­ное рас­сто­я­ние и через несколь­ко дней долж­ны были соеди­нить­ся с Цеза­рем в ука­зан­ном месте, как вдруг взя­лась за ору­жие вся непри­выч­ная к бла­гам мира, окреп­шая Пан­но­ния, а так­же Дал­ма­тия, по всей терри­то­рии кото­рой пле­ме­на были втя­ну­ты в заго­вор³¹⁶. (3) Тогда при­шлось пред­по­честь сла­ве необ­хо­ди­мость: каза­лось небез­опас­ным напра­вить­ся с вой­ском внутрь стра­ны и оста­вить Ита­лию без­за­щит­ной перед лицом столь близ­ко­го вра­га. Общая чис­лен­ность пле­мен и наро­дов, кото­рые вос­ста­ли, пре­вы­ша­ла восемь­сот тысяч. Они выста­ви­ли почти две­сти тысяч пехо­тин­цев, год­ных к несе­нию ору­жия, и девять тысяч всад­ни­ков — (4) огром­ную мас­су, покор­ную сви­ре­пей­шим и опыт­ней­шим вождям. Часть их реши­ла напасть на Ита­лию, с кото­рой они гра­ни­чи­ли у Нау­пор­та и Тер­ге­сте; часть хлы­ну­ла в Македо­нию, часть долж­на была защи­щать свои зем­ли. Вер­хов­ное коман­до­ва­ние было в руках двух Бато­нов³¹⁷ и Пин­не­та. (5) Все пан­нон­цы зна­ли не толь­ко дис­ци­пли­ну, но и язык рим­лян; мно­гие были даже гра­мот­ны и зна­ко­мы с лите­ра­ту­рой. Итак, кля­нусь Гер­ку­ле­сом, нико­гда ни один народ не пере­хо­дил так быст­ро от под­готов­ки вой­ны к самой войне, осу­ществляя заду­ман­ное. (6) Рим­ские граж­дане были уни­что­же­ны, тор­гов­цы пере­би­ты; в обла­сти, наи­бо­лее отда­лен­ной от пол­ко­во­д­ца, было истреб­ле­но боль­шое коли­че­ство век­сил­ля­ри­ев, воен­ны­ми сила­ми заня­та Македо­ния; все и повсюду было опу­сто­ше­но огнем и мечом. Мало того, вызван­ный этой вой­ной страх был настоль­ко велик, что поко­ле­бал­ся и ужас­нул­ся даже стой­кий, укреп­лен­ный опы­том столь­ких войн дух Цеза­ря Авгу­ста.

CXI. Ввиду это­го был про­из­веден набор вой­ска, а так­же повсюду и пол­но­стью при­зва­ны все вете­ра­ны. Муж­чи­ны и жен­щи­ны в соот­вет­ст­вии с иму­ще­ст­вен­ным цен­зом долж­ны были выста­вить в каче­стве вои­нов воль­ноот­пу­щен­ни­ков³¹⁸. В сена­те про­зву­чал голос прин­цеп­са: «Через десять дней, если не быть насто­ро­же, враг может ока­зать­ся в поле зре­ния горо­да». Для вой­ны потре­бо­ва­лись услу­ги сена­то­ров и рим­ских всад­ни­ков — они обе­ща­ли без коле­ба­ния³¹⁹. (2) Все это гото­ви­лось бы напрас­но, если бы не было того, кто бы это направ­лял. Поэто­му государ­ство потре­бо­ва­ло от Авгу­ста послать под защи­той вои­нов³²⁰ Тибе­рия. (3) Во вре­мя этой вой­ны моя скром­ная пер­со­на полу­чи­ла бле­стя­щую долж­ность. По окон­ча­нии служ­бы в кон­ни­це я стал кве­сто­ром-десиг­на­том и, еще не будучи сена­то­ром, постав­лен наравне с сена­то­ра­ми и даже с народ­ны­ми три­бу­на­ми-десиг­на­та­ми. Я повел часть вой­ска, дове­рен­но­го мне Авгу­стом, из Рима к его сыну. (4) Далее во вре­мя кве­сту­ры я отка­зал­ся от про­вин­ции и был направ­лен лега­том Авгу­ста к само­му Тибе­рию. Какие вра­же­ские вой­ска мы увиде­ли в пер­вый год! Как целе­со­об­раз­но бла­го­да­ря пред­виде­нию вое­на­чаль­ни­ка мы избе­га­ли круп­ных соеди­не­ний вра­же­ских сил и одоле­ва­ли³²¹ их по частям! Мы виде­ли, как сораз­мер­но и в то же вре­мя с выс­шей поль­зой для авто­ри­те­та пол­ко­во­д­ца ведут­ся опе­ра­ции, с каким бла­го­ра­зу­ми­ем рас­по­ло­же­ны зим­ние лаге­ря, как надеж­но запер­то кара­у­ла­ми вой­ско наше­го вра­га! Они нигде не дава­ли ему про­рвать­ся, и он, лишен­ный под­креп­ле­ния³²², терял силы, исхо­дя яро­стью про­тив само­го себя.

CXII. Достой­на упо­ми­на­ния счаст­ли­вая сво­им исхо­дом, сме­лая по замыс­лу пер­вая лет­няя кам­па­ния Мес­са­ли­на³²³. (2) Этот чело­век, более слав­ный и достой­ный умом, чем про­ис­хож­де­ни­ем (ибо отцом его был Кор­вин, а свой ког­но­мен он оста­вил бра­ту Кот­те)^[4], был постав­лен над Илли­ри­ком, когда вне­зап­но раз­ра­зил­ся мятеж. Он с две­на­дца­тым леги­о­ном поло­вин­но­го соста­ва, будучи окру­жен непри­я­тель­ским вой­ском, рас­се­ял и обра­тил в бег­ство более два­дца­ти тысяч вра­гов, за что был почтен зна­ка­ми отли­чия три­ум­фа­то­ра. (3) Вар­ва­ры, как бы ни радо­ва­лись они сво­е­му чис­лен­но­му пре­вос­ход­ству, как бы ни была вели­ка их уве­рен­ность в сво­их силах, не мог­ли поло­жить­ся на себя там, где нахо­дил­ся Цезарь. Часть их вой­ска, непо­сред­ст­вен­но про­ти­во­сто­яв­шая наше­му вое­на­чаль­ни­ку, в соот­вет­ст­вии с наши­ми пла­на­ми и к нашей выго­де ослаб­лен­ная и доведен­ная до гибель­но­го голо­да, не осме­ли­лась отве­тить на наш при­ступ, отка­за­лась при­нять бит­ву, кото­рую ей пред­ло­жи­ли наши вои­ны, став­шие в строй, а захва­ти­ла Аппи­е­ву гору³²⁴ и укре­пи­лась на ней. (4) Что каса­ет­ся той части, кото­рая дви­ну­лась навстре­чу вой­ску, при­веден­но­му кон­су­ля­ра­ми А. Цеци­ной и Силь­ва­ном Плав­ци­ем из замор­ских про­вин­ций, то она окру­жи­ла пять наших леги­о­нов вме­сте со вспо­мо­га­тель­ны­ми отряда­ми и цар­ской кон­ни­цей (ведь царь Фра­кии Реме­талк, соеди­нив­шись с выше­на­зван­ны­ми вое­на­чаль­ни­ка­ми, при­вел для под­креп­ле­ния боль­шой отряд фра­кий­цев) и нанес­ла всем едва ли не пол­ное пора­же­ние. (5) Рас­се­ян строй цар­ских всад­ни­ков, обра­ще­ны в бег­ство кон­ные под­разде­ле­ния, вспять обра­ти­лись когор­ты, охва­че­ны тре­пе­том нахо­див­ши­е­ся у зна­мен леги­о­нов. Но в это вре­мя доб­лесть рим­ско­го вои­на заво­е­ва­ла себе боль­ше сла­вы, чем оста­ви­ла на долю вое­на­чаль­ни­ков: рази­тель­но отли­ча­ясь сво­и­ми обы­ча­я­ми от глав­но­ко­ман­дую­ще­го, они Рину­лись на вра­га преж­де, чем узна­ли от раз­вед­чи­ков, где он. (6) Итак, хотя леги­о­ны нахо­ди­лись в труд­ных обсто­я­тель­ствах, — сра­же­ны вра­гом неко­то­рые воен­ные три­бу­ны, погиб­ли пре­фек­ты лаге­рей и пред­во­ди­те­ли когорт, зали­ты кро­вью цен­ту­ри­о­ны и даже погиб­ли люди высо­ко­го поло­же­ния³²⁵, — они, не доволь­ст­ву­ясь тем, что задер­жа­ли вра­гов, обра­ти­лись на них, сло­ма­ли их строй и добы­ли в бою победу, в кото­рой уже отча­я­лись. (7) Почти одно­вре­мен­но Агрип­па, усы­нов­лен­ный род­ным дедом в один день с Тибе­ри­ем, начал пока­зы­вать (так же, как и два года назад³²⁶), каков он есть: из-за ред­кой пороч­но­сти ума и духа он сво­и­ми дей­ст­ви­я­ми про­тив при­ем­но­го отца, то есть деда, отвра­тил его от себя, и вско­ре поро­ки, рас­ту­щие день ото дня, при­ве­ли его к кон­цу, достой­но­му его безу­мия.

CXIII. Узнай теперь, М. Вини­ций, что Тибе­рий был столь же вели­ким вождем на войне, каким прин­цеп­сом ты видишь его в мир­ное вре­мя. Соеди­ни­лись вой­ска — и те, кото­рые были при Цеза­ре, и те, кото­рые при­шли к нему, — в один лагерь было стя­ну­то десять леги­о­нов, более семи­де­ся­ти когорт, четыр­на­дцать… и более деся­ти тысяч вете­ра­нов, к тому же боль­шое чис­ло доб­ро­воль­цев, мно­же­ство цар­ских всад­ни­ков, так что все вой­ско при­ня­ло такие раз­ме­ры, каких оно не име­ло нигде и нико­гда после граж­дан­ских войн. Все испы­ты­ва­ли радость, свя­зы­вая с чис­лен­но­стью надеж­ду на победу. (2) Но импе­ра­тор, будучи верен поведе­нию, кото­ро­му, как я видел, он сле­до­вал во вре­мя любой вой­ны, луч­ший судья сво­их дел, пред­по­чел полез­ное вну­ши­тель­но­му, сде­лав то, что достой­но одоб­ре­ния, а не то, что в любых обсто­я­тель­ствах одоб­ря­ет­ся. Он подо­ждал несколь­ко дней, чтобы при­быв­шее вой­ско вос­ста­но­ви­ло силы, ослаб­лен­ные доро­гой, и решил его рас­пу­стить, поняв, что им невоз­мож­но коман­до­вать из-за его вели­чи­ны. (3) Он сам сопро­вож­дал его во вре­мя очень труд­но­го и уто­ми­тель­но­го пере­хо­да, о тяготах кото­ро­го едва ли мож­но рас­ска­зать, чтобы кто-либо не посмел напасть на наше вой­ско и чтобы вра­ги, опа­са­ясь за свои вла­де­ния, не мог­ли бы напасть на отдель­ные части отхо­дя­щих. Он отпу­стил их туда, откуда они при­шли, а сам в нача­ле очень труд­ной зимы вер­нул­ся в Сис­цию и раз­ме­стил свои вой­ска в раз­ных зим­них лаге­рях, пору­чив их лега­там, сре­ди кото­рых были и мы.

CXIV. О дела, о кото­рых не сто­и­ло бы рас­про­стра­нять­ся, не ока­жись они вели­ки­ми, полез­ны­ми, при­ят­ны­ми и чело­веч­ны­ми бла­го­да­ря под­лин­ной, истин­ной доб­ро­де­те­ли! За всю Гер­ман­скую и Пан­нон­скую вой­ну никто из нас, будь он выше или ниже по поло­же­нию, в слу­чае болез­ни не ока­зы­ва­ло без заботы Цеза­ря об изле­че­нии и поправ­ке здо­ро­вья, слов­но все его помыс­лы были совер­шен­но сво­бод­ны от бре­ме­ни вели­ких дел и наце­ле­ны на одно это. (2) Была нагото­ве запря­жен­ная повоз­ка; нахо­ди­лась в общем поль­зо­ва­нии его лек­ти­ка — [при­ме­не­ние] ее дове­лось испы­тать подоб­но дру­гим и мне. Не было нико­го, кому не сослу­жи­ли бы служ­бу для поправ­ки здо­ро­вья и лека­ри, и кухон­ные при­над­леж­но­сти и пере­нос­ная баня, пред­на­зна­чен­ная лишь для него [одно­го]. Не хва­та­ло толь­ко дома и домаш­них, но не ощу­щал­ся недо­ста­ток ни в чем из того, что они мог­ли бы пре­до­ста­вить или чего у них мож­но было бы попро­сить. (3) Добав­лю и то, с чем каж­дый из оче­вид­цев тот­час согла­сит­ся, как и с про­чим, о чем я рас­ска­зал: на коне он ездил все­гда один, во вре­мя боль­шей части лет­них экс­пе­ди­ций обедал сидя и толь­ко вме­сте с теми, кого при­гла­шал. Тех, кто нару­шал дис­ци­пли­ну, он про­щал, лишь бы это не ста­но­ви­лось вред­ным при­ме­ром; его пред­у­преж­де­ния были часты­ми, он делал и выго­во­ры, карал очень ред­ко, и при­дер­жи­вал­ся сред­не­го, мно­го­го не заме­чая, кое-чему пре­пят­ст­вуя.

(4) Успе­хом зим­ней кам­па­нии было завер­ше­ние вой­ны, и с наступ­ле­ни­ем лета вся Пан­но­ния запро­си­ла мира, тогда как в Дал­ма­ции сохра­ня­лись оча­ги вой­ны. О том, как эта столь мно­го­чис­лен­ная необуздан­ная моло­дежь, неза­дол­го до того угро­жав­шая Ита­лии раб­ст­вом, снес­ла ору­жие, кото­рым сра­жа­лась, к реке под назва­ни­ем Батин³²⁷ и вся про­стер­лась у ног импе­ра­то­ра, и как один из ее выдаю­щих­ся вождей — Батон — был взят в плен, а дру­гой, Пиннет, сдал­ся сам, я, наде­юсь, рас­ска­жу в глав­ном сво­ем труде по поряд­ку.

(5) Осе­нью армия с победой воз­вра­ти­лась в зим­ние лаге­ря, и Цезарь поста­вил во гла­ве всех войск М. Лепида³²⁸, чело­ве­ка очень близ­ко­го к Цеза­рям и по име­ни и по судь­бе, вызы­вав­ше­го ува­же­ние и вос­хи­ще­ние в той мере, в какой каж­дый мог его знать или пони­мать, и, как счи­та­лось, доба­вив­ше­го новый блеск к вели­ко­му име­ни, от кото­ро­го про­ис­хо­дил.

CXV. Цезарь пере­нес свое вни­ма­ние и ору­жие к дру­го­му бре­ме­ни — к Дал­мат­ской войне. Каким помощ­ни­ком и лега­том ока­зал­ся для него в этой обла­сти мой брат Магий Целер Вел­ле­ян, свиде­тель­ст­ву­ют выска­зы­ва­ния само­го Цеза­ря и его отца и те мно­го­чис­лен­ные поче­сти, кото­ры­ми он его удо­сто­ил, уве­ко­ве­чи­вая, во вре­мя сво­его три­ум­фа. (2) В нача­ле лета Лепид вывел вой­ска со сво­их зим­них квар­тир, направ­ля­ясь к импе­ра­то­ру Тибе­рию через терри­то­рию пле­мен, ранее не затро­ну­тых бед­ст­ви­я­ми вой­ны и поэто­му неукро­ти­мых и неисто­вых, и, пре­одолев пре­пят­ст­вия мест­но­сти и вра­же­ские силы с боль­ши­ми поте­ря­ми для тех, кто ему сопро­тив­лял­ся, разо­рив поля, пре­дав огню построй­ки, выре­зав насе­ле­ние, при­был к Цеза­рю, счаст­ли­вый победой, отя­го­щен­ный добы­чей. (3) Будь это осу­щест­вле­но под его соб­ст­вен­ны­ми ауспи­ци­я­ми ему пола­гал­ся бы три­умф; в согла­сии с мне­ни­ем выдаю­щих­ся граж­дан и по воле сена­та он был награж­ден три­ум­фа­тор­ским обла­че­ни­ем. (4) Эта лет­няя кам­па­ния поло­жи­ла конец вели­кой войне: ведь дал­мат­ские пле­ме­на — перу­сты и десиди­а­ты, почти неодо­ли­мые бла­го­да­ря оби­та­нию в горах, неукро­ти­мо­сти нра­ва, а так­же исклю­чи­тель­ным навы­кам боя и глав­ным обра­зом узо­сти леси­стых уще­лий, были усми­ре­ны лишь тогда, когда их почти пол­но­стью пере­би­ли не толь­ко под пред­во­ди­тель­ст­вом Цеза­ря, но его соб­ст­вен­ной силой и ору­жи­ем. (5) Ни во вре­мя этой вели­кой вой­ны, ни во вре­мя Гер­ман­ской нико­гда ничто не вызы­ва­ло у меня боль­ше­го вос­хи­ще­ния, чем то, что импе­ра­тор не счи­тал воз­мож­ность победы настоль­ко бла­го­при­ят­ной, чтобы не при­ни­мать во вни­ма­ние поте­ри вои­нов, и все­гда наи­бо­лее слав­ной счи­тал самую без­опас­ную: он сооб­ра­зо­вы­вал­ся ско­рее со сво­и­ми убеж­де­ни­я­ми, чем с мол­вой, и нико­гда реше­ния вождя не направ­ля­лись суж­де­ни­ем вой­ска, но вой­ско направ­ля­лось пред­у­смот­ри­тель­но­стью вождя.

CXVI. В ходе этой вой­ны в Дал­ма­ции про­явил вели­кую доб­лесть Гер­ма­ник, послан­ный во мно­гие труд­но­до­ступ­ные рай­о­ны. (2) Так­же кон­су­ляр Вибий Постум³²⁹, полу­чив­ший назна­че­ние в Дал­ма­цию, заслу­жил усер­ди­ем и слав­ны­ми подви­га­ми три­ум­фа­тор­ские отли­чия. Подоб­ной чести за несколь­ко лет до это­го доби­лись в Афри­ке Пас­си­ен³³⁰ и Косс³³¹, люди, зна­ме­ни­тые доб­ле­стя­ми, хотя не оди­на­ко­вы­ми. Но Косс закре­пил память о победе даже в ког­но­мене сына, юно­ши, рож­ден­но­го стать образ­цом всех доб­ле­стей. (3) Что каса­ет­ся сото­ва­ри­ща подви­гов Посту­ма, Л. Апро­ния³³², в этой же войне, то он исклю­чи­тель­ной доб­ле­стью заслу­жил те поче­сти, кото­рые впо­след­ст­вии полу­чил. О, если бы даже не было засвиде­тель­ст­во­ва­но более зна­чи­тель­ным опы­том все­мо­гу­ще­ство фор­ту­ны! Но и в обсто­я­тель­ствах тако­го рода ее сила мог­ла бы быть позна­на в пол­ной мере. Ведь и Элий Ламия³³³, чело­век ста­рин­ных пра­вил, но уме­ря­ю­щий древ­нюю суро­вость исклю­чи­тель­ным дру­же­лю­би­ем, самым бле­стя­щим обра­зом испол­няв­ший свои обя­зан­но­сти в Гер­ма­нии и в Илли­ри­ке, а вско­ре затем в Афри­ке, не полу­чил три­ум­фа­тор­ских поче­стей пото­му, что недо­ста­ва­ло пово­да, а не заслуг. (4) И А. Лици­ния Нерву Сили­а­на, сына П. Силия, кото­рым недо­ста­точ­но вос­хи­ща­лись даже те, кто его знал, хотя он и про­явил себя так, что не было луч­ше граж­да­ни­на и чест­нее пол­ко­во­д­ца, чем он, преж­девре­мен­ная смерть лиши­ла и бла­га почет­ной друж­бы прин­цеп­са, и воз­не­се­ния до высо­чай­ше­го поло­же­ния, достиг­ну­то­го его отцом³³⁴. (5) Если кто ска­жет, что я искал пово­да для упо­ми­на­ния об этих людях, то я с ним согла­шусь, но ведь чест­ная, непредубеж­ден­ная прав­ди­вость у порядоч­ных людей — не пре­ступ­ле­ние.

CXVII. Едва Цезарь поло­жил конец Пан­нон­ской и Дал­мат­ской вой­нам, как менее чем через пять дней после столь вели­ких дея­ний из Гер­ма­нии при­шло горест­ное изве­стие о гибе­ли Вара и уни­что­же­нии трех леги­о­нов и столь­ких же кон­ных отрядов и шести когорт³³⁵. Но фор­ту­на была исклю­чи­тель­но мило­сти­ва к нам хотя бы в том, что к это­му был непри­ча­стен Тибе­рий…³³⁶ Над­ле­жит задер­жать­ся на при­чине пора­же­ния и лич­но­сти Вара. (2) Квин­ти­лий Вар, про­ис­хо­див­ший из семьи ско­рее извест­ной, чем знат­ной, был от при­ро­ды чело­ве­ком мяг­ким, спо­кой­но­го нра­ва, непо­во­рот­ли­вым и телом и духом, при­год­ным ско­рее к лагер­но­му досу­гу, чем к воен­ной дея­тель­но­сти. Что он не пре­не­бре­гал день­га­ми, дока­за­ла Сирия, во гла­ве кото­рой он сто­ял: бед­ным он всту­пил в бога­тую стра­ну, а вер­нул­ся бога­тым из бед­ной. (3) Будучи постав­лен во гла­ве вой­ска, кото­рое было в Гер­ма­нии, он вооб­ра­жал, что этих людей, не име­ю­щих ниче­го чело­ве­че­ско­го, кро­ме голо­са и тела, кото­рых не мог укро­тить меч, смо­жет уми­ротво­рить пра­во­судие. (4) С эти­ми наме­ре­ни­я­ми он вошел в глубь Гер­ма­нии и протя­нул лет­нюю кам­па­нию, слов­но бы нахо­дясь сре­ди людей, радую­щих­ся сла­до­сти мира, и раз­би­рая по поряд­ку дела с судей­ско­го воз­вы­ше­ния.

CXVIII. Что каса­ет­ся гер­ман­цев (кто это­го не испы­тал, едва пове­рит, — несмот­ря на чрез­вы­чай­ную дикость, они необык­но­вен­но хит­ры — от рож­де­ния народ лже­цов), они при­ду­мы­ва­ли один за дру­гим лож­ные пово­ды для тяж­бы: то втя­ги­ва­ли друг дру­га в ссо­ры, то бла­го­да­ри­ли за то, что рим­ское пра­во­судие кла­дет им конец, за то, что их дикость смяг­ча­ет­ся новиз­ной неве­до­мо­го им поряд­ка, и за то, что ссо­ры, обыч­но завер­шав­ши­е­ся вой­ной, пре­кра­ща­ют­ся зако­ном. Всем этим они при­ве­ли Квин­ти­лия в состо­я­ние такой без­за­бот­но­сти, что ему каза­лось, буд­то он в долж­но­сти город­ско­го пре­то­ра тво­рит суд на фору­ме, а не коман­ду­ет вой­ском в цен­тре гер­ман­ских земель.

(2) Тогда вяло­стью наше­го пол­ко­во­д­ца как пово­дом для пре­ступ­ле­ния вос­поль­зо­вал­ся Арми­ний, сын вождя это­го пле­ме­ни, Сиги­ме­ра, юно­ша знат­ный, в бою отваж­ный, с живым умом, с невар­вар­ски­ми спо­соб­но­стя­ми, с лицом и гла­за­ми, отра­жаю­щи­ми отблеск его души; будучи усерд­ным участ­ни­ком наших преж­них похо­дов, он по пра­ву заслу­жил рим­ское граж­дан­ство и был введен во всад­ни­че­ский ранг. Он весь­ма здра­во рас­судил, что никто не может быть застиг­нут врас­плох быст­рее, чем тот, кто ниче­го не опа­са­ет­ся, и что бес­печ­ность — самая частая при­чи­на несча­стья. (3) Итак, он сде­лал сво­и­ми соучаст­ни­ка­ми сна­ча­ла немно­гих, а вслед за тем боль­шин­ство: он гово­рил, он убеж­дал, что рим­лян мож­но победить, и, свя­зав пла­ны с дей­ст­ви­я­ми, назна­чил вре­мя выступ­ле­ния. (4) Вару это ста­но­вит­ся извест­но бла­го­да­ря Сеге­сту, вер­но­му и вли­я­тель­но­му чело­ве­ку это­го пле­ме­ни. Он так­же тре­бо­вал…³³⁷ рок над замыс­ла­ми и при­ту­пил у Вара всю ост­ро­ту ума. Ведь дело обсто­ит так: обыч­но, если боже­ство заду­ма­ет изме­нить чью-то судь­бу, то сокру­ша­ет и его замыс­лы и (что печаль­нее все­го) слу­чив­ше­е­ся кажет­ся заслу­жен­ным, и несча­стье пре­вра­ща­ет­ся в вину. Итак, Вар отка­зы­ва­ет­ся верить, выра­зив надеж­ду, что рас­по­ло­же­ние к нему гер­ман­цев соот­вет­ст­ву­ет его бла­го­де­я­ни­ям. После пер­во­го пред­у­преж­де­ния недол­го оста­ва­лось ждать вто­ро­го.

CXIX. Об обсто­я­тель­ствах столь страш­но­го бед­ст­вия, тяже­лее кото­ро­го не испы­ты­ва­ли рим­ляне в столк­но­ве­ни­ях с внеш­ним миром после раз­гро­ма Крас­са в Пар­фии, мы, как это сде­ла­ли и дру­гие, попы­та­ем­ся рас­ска­зать в над­ле­жа­щем сочи­не­нии. Здесь же нам при­дет­ся его опла­кать. (2) Армия, отли­чаю­ща­я­ся сво­ей доб­ле­стью, пер­вая из армий по дис­ци­плине и опыт­но­сти в воен­ном деле, попа­ла в окру­же­ние из-за вяло­сти сво­его пол­ко­во­д­ца, веро­лом­ства вра­га и неспра­вед­ли­во­сти судь­бы. Вои­ны не име­ли даже воз­мож­но­сти сра­жать­ся и бес­пре­пят­ст­вен­но про­из­во­дить вылаз­ки, как они это­го хоте­ли. Неко­то­рые из них даже жесто­ко попла­ти­лись за то, что вели себя как подо­ба­ет рим­ля­нам по духу и ору­жию; запер­тые леса­ми и болота­ми, попав­шие в запад­ню, они были пол­но­стью пере­би­ты теми недру­га­ми, кото­рых преж­де уби­ва­ли как скот, так что их жизнь и смерть зави­се­ли от их гне­ва или от их состра­да­ния. (3) У вое­на­чаль­ни­ка хва­ти­ло духа более для того, чтобы уме­реть, чем для того, чтобы сра­жать­ся: ведь он прон­зил себя по при­ме­ру отца и деда³³⁸. (4) Что каса­ет­ся двух пре­фек­тов лаге­рей, то насколь­ко слав­ным был при­мер Л. Эггия³³⁹, настоль­ко же позор­ным — Цей­о­ния³⁴⁰: когда была поте­ря­на боль­шая часть вой­ска, он решил сдать­ся, пред­по­чи­тая кон­чить жизнь во вре­мя каз­ни, чем в бою. Что же каса­ет­ся Нумо­ния Валы³⁴¹, лега­та Вара, чело­ве­ка во всем осталь­ном урав­но­ве­шен­но­го и чест­но­го, то он подал ужас­ный при­мер: оста­вив пехоту, лишен­ную под­держ­ки кон­ни­цы, вме­сте с дру­ги­ми бежал к Рену. Судь­ба ото­мсти­ла ему за это: он не пере­жил поки­ну­тых, но был убит как пере­беж­чик. (5) Полу­со­жжен­ное тело Вара было в яро­сти рас­тер­за­но вра­га­ми. Его отруб­лен­ная голо­ва, послан­ная Маро­бо­ду и пере­прав­лен­ная им Цеза­рю, была, одна­ко, почет­но погре­бе­на в родо­вом скле­пе³⁴².

CXX. При этих ново­стях³⁴³ Цезарь мчит­ся к отцу: посто­ян­ный защит­ник Рим­ской импе­рии берет­ся за при­выч­ное ему дело. Послан­ный в Гер­ма­нию³⁴⁴, он укреп­ля­ет Гал­лии, раз­ме­ща­ет вой­ска, уси­ли­ва­ет опор­ные пунк­ты и, оце­ни­вая себя в соот­вет­ст­вии со сво­им вели­чи­ем, а не с само­уве­рен­но­стью вра­гов, угро­жав­ших Ита­лии новым наше­ст­ви­ем ким­вров и тев­то­нов, пере­прав­ля­ет­ся с вой­ском на дру­гой берег Рена³⁴⁵. (2) Он ведет вой­ну, тогда как отец и оте­че­ство доволь­ст­во­ва­лись тем, что ее отра­жа­ли, про­ни­ка­ет все глуб­же, стро­ит доро­ги, опу­сто­ша­ет поля, сжи­га­ет дома, сме­та­ет все на сво­ем пути и с вели­чай­шей сла­вой воз­вра­ща­ет­ся в зим­ние лаге­ря с вой­ском, сохра­нив всех, кого пере­пра­вил через реку.

(3) Сле­ду­ет при­ве­сти прав­ди­вое свиде­тель­ство о Л. Аспре­на­те³⁴⁶: воюя в каче­стве лега­та при сво­ем дяде Варе, он энер­гич­ны­ми и сме­лы­ми дей­ст­ви­я­ми двух леги­о­нов, кото­рые воз­глав­лял, сохра­нил вой­ско при этом вели­ком бед­ст­вии и, своевре­мен­но спу­стив­шись в ниж­ние зим­ние лаге­ря, укре­пил в вер­но­сти коле­бав­ши­е­ся пле­ме­на по эту сто­ро­ну Рена. Неко­то­рые одна­ко счи­та­ют, что он, хотя и спас живых, при­сво­ил, сколь­ко захо­тел, из иму­ще­ства погиб­ших под коман­до­ва­ни­ем Вара, сде­лав­шись наслед­ни­ком пав­ше­го вой­ска. (4) Достой­но похва­лы так­же доб­лест­ное поведе­ние пре­фек­та лаге­ря Л. Цеци­дия³⁴⁷ и тех, кто был окру­жен вме­сте с ним в Али­зоне³⁴⁸. Пре­одолев неимо­вер­ные труд­но­сти из-за нехват­ки необ­хо­ди­мо­го и неодо­ли­мо­сти вра­же­ской силы, он, пре­зрев без­рас­суд­ство пла­нов Вара и мед­ли­тель­ность про­виде­ния, вос­поль­зо­вал­ся пре­до­ста­вив­шим­ся слу­ча­ем и ору­жи­ем обес­пе­чил себе воз­вра­ще­ние к сво­им. (5) Из это­го вид­но, что Вару, кото­рый бес­спор­но был чело­ве­ком серь­ез­ных и бла­гих наме­ре­ний, но погу­бил себя и пре­вос­ход­ней­шее вой­ско, недо­ста­ва­ло ско­рее пол­ко­вод­че­ской муд­ро­сти, чем доб­ле­сти вои­нов. (6) При виде муче­ний, кото­рым гер­ман­цы под­вер­га­ли плен­ни­ков³⁴⁹, заме­ча­тель­ный, достой­ный древ­но­сти сво­его рода посту­пок совер­шил Кальд Целий: схва­тив зве­но цепи, кото­рой был зако­ван, он уда­рил им себя по голо­ве — сра­зу вытек­ли кровь и моз­ги, и он испу­стил дух.

CXXI. Импе­ра­то­ру Тибе­рию, всту­пив­ше­му в Гер­ма­нию, про­дол­жа­ли сопут­ст­во­вать доб­лесть и сча­стье. Раз­бив силы вра­га в сухо­пут­ных и мор­ских сра­же­ни­ях, он устра­нил огром­ную опас­ность, воз­ник­шую в Гал­ли­ях, и раздо­ры сре­ди чер­ни в Виенне³⁵⁰, ско­рее обузды­вая, чем карая. И тогда сенат и рим­ский народ сво­им поста­нов­ле­ни­ем пре­до­ста­ви­ли Тибе­рию по пред­ло­же­нию его отца власть над все­ми про­вин­ци­я­ми, рав­ную той, кото­рой [Август] обла­дал сам³⁵¹; ибо было бы абсурд­но, чтобы ему не под­чи­ня­лись те, кто был им осво­бож­ден, (2) и чтобы тот, кто пер­вым отпра­вил­ся на помощь про­вин­ци­ям, не мог пре­тен­до­вать на власть над ними. По воз­вра­ще­нии в Рим он отпразд­но­вал над пан­нон­ца­ми и дал­ма­та­ми три­умф, уже дав­но ему назна­чен­ный, но отло­жен­ный по при­чине непре­кра­щаю­щих­ся войн³⁵². (3) Кто бы уди­вил­ся вели­ко­ле­пию три­ум­фа, если это каса­ет­ся Цеза­ря? И кто бы, пра­во, не вос­хи­тил­ся рас­по­ло­же­ни­ем фор­ту­ны? Ведь были толь­ко слу­хи, что все самые извест­ные вра­же­ские вожди не уби­ты, а во вре­мя три­ум­фа мы увиде­ли их в цепях! К это­му были при­част­ны я и мой брат, сопро­вож­дая [колес­ни­цу] сре­ди зна­ме­ни­тых мужей, удо­сто­ен­ных выдаю­щих­ся наград.

CXXII. Не гово­ря уже о про­чих чер­тах, сре­ди кото­рых сия­ет и выде­ля­ет­ся исклю­чи­тель­ная уме­рен­ность Тиб. Цеза­ря, кого не уди­вит, что, бес­спор­но заслу­жив семь три­ум­фов, он доволь­ст­во­вал­ся тре­мя? В самом деле, у кого воз­никнет сомне­ние, что за воз­вра­ще­ние Арме­нии, во гла­ве кото­рой он поста­вил коро­но­ван­но­го им соб­ст­вен­но­руч­но царя³⁵³, и за упо­рядо­че­ние восточ­ных дел он заслу­жил ова­ции и что за победу над вин­де­ли­ка­ми и рета­ми он досто­ин был всту­пить в город на колес­ни­це? (2) И затем, после усы­нов­ле­ния, когда в ходе трех­лет­ней непре­рыв­ной вой­ны были слом­ле­ны силы гер­ман­цев, раз­ве он не был досто­ин тако­го же поче­та? А когда после пора­же­ния Вара [to­tius]³⁵⁴ была сокру­ше­на та же Гер­ма­ния, раз­ве не три­умф дол­жен был стать награ­дой вели­чай­ше­му пол­ко­вод­цу за исход собы­тий, даже более бла­го­при­ят­ный, чем ожи­да­ли? Но в отно­ше­нии тако­го чело­ве­ка не зна­ешь, чему боль­ше удив­лять­ся, тому, что он посто­ян­но пре­вы­шал меру трудов и опас­но­стей, или тому, что он огра­ни­чи­вал свои поче­сти?

CXXIII. Мы подо­шли ко вре­ме­ни наи­выс­ше­го стра­ха. Ведь после того как Цезарь Август послал в Гер­ма­нию сво­его вну­ка Гер­ма­ни­ка, чтобы пога­сить послед­ние оча­ги вой­ны, он воз­на­ме­рил­ся послать сына Тибе­рия в Илли­рик, чтобы закре­пить миром то, что заво­е­ва­но ору­жи­ем. Сопро­вож­дая Тибе­рия и пред­по­ла­гая в то же вре­мя при­сут­ст­во­вать на состя­за­нии атле­тов, устро­ен­ном в его честь неа­по­ли­тан­ца­ми, он при­был в Кам­па­нию. И хотя уже ощу­ща­лись при­зна­ки сла­бо­сти и нача­ло ухуд­ше­ния здо­ро­вья, он, собрав­шись духом для того, чтобы про­во­дить сына, рас­стал­ся с ним в Бене­вен­те, а сам вер­нул­ся в Нолу. И посколь­ку здо­ро­вье его ухуд­ша­лось с каж­дым днем, он, желая оста­вить все после себя в пол­ной сохран­но­сти, знал, кого при­звать, и сроч­но вызы­ва­ет сына; тот летит к отцу оте­че­ства быст­рее, чем это­го ожи­да­ли. (2) Тогда про­воз­гла­сив, что он спо­ко­ен, Август, заклю­чив в объ­я­тия сво­его Тибе­рия, пре­по­ру­чил ему его и свои соб­ст­вен­ные дела и уже при­гото­вил­ся к кон­цу, коли того тре­бу­ет рок; пона­ча­лу кое-как опра­вив­шись при взгляде и сло­вах обод­ре­ния столь доро­го­го чело­ве­ка, он вско­ре, когда рок изба­вил его от вся­кой заботы, на семь­де­сят шестом году жиз­ни, в кон­суль­ство Пом­пея и Апу­лея, воз­вра­тил­ся к сво­им нача­лам, вер­нув небу небес­ную душу³⁵⁵.

CXXIV. Не толь­ко мне, столь спе­ша­ще­му, но и тому, кто рас­по­ла­га­ет вре­ме­нем, невоз­мож­но выра­зить, каким был тогда ужас у людей, каким — вол­не­ние сена­та, каким — заме­ша­тель­ство наро­да, каким стра­хом был охва­чен Рим, на каком узком рубе­же меж­ду спа­се­ни­ем и гибе­лью мы тогда нахо­ди­лись! Доста­точ­но того, что я пере­дам общее мне­ние: мы боя­лись кру­ше­ния мира, но даже не почув­ст­во­ва­ли, что он колеб­лет­ся. Столь огром­ным было вели­чие одно­го чело­ве­ка, что ни чест­ным людям…³⁵⁶ ни про­тив зло­де­ев не пона­до­би­лось употреб­лять ору­жия. (2) Все государ­ство пре­вра­ти­лось в теат­раль­ную сце­ну, на кото­рой сенат и рим­ский народ сра­жа­лись с Цеза­рем, [доби­ва­ясь,] чтобы он насле­до­вал отцов­ское место, а тот — чтобы ему было доз­во­ле­но быть граж­да­ни­ном, рав­ным дру­гим, а не прин­цеп­сом, воз­вы­шаю­щим­ся над все­ми. Нако­нец, он был побеж­ден ско­рее дово­да­ми разу­ма, чем вле­че­ни­ем к долж­но­сти, посколь­ку мог видеть, что невзя­тое им под защи­ту поги­ба­ло. И он — един­ст­вен­ный, кто отка­зы­вал­ся от прин­ци­па­та едва ли не доль­ше, чем дру­гие бились с ору­жи­ем, чтобы его захва­тить³⁵⁷.

(3) После того, как его отец ушел к богам и тело его полу­чи­ло чело­ве­че­ские поче­сти, а имя — боже­ские, пер­вой зада­чей Тибе­рия как прин­цеп­са было устрой­ство коми­ций по пла­ну, соб­ст­вен­но­руч­но состав­лен­но­му боже­ст­вен­ным Авгу­стом. (4) В то вре­мя мне и мое­му бра­ту дове­лось быть кан­дида­та­ми Цеза­ря, назна­чен­ны­ми пре­то­ра­ми непо­сред­ст­вен­но вслед за знат­ней­ши­ми граж­да­на­ми и жре­ца­ми: и мы были послед­ни­ми кан­дида­та­ми, пред­ло­жен­ны­ми Авгу­стом, и пер­вы­ми, кого реко­мен­до­вал Тибе­рий.

CXXV. Государ­ство сра­зу же было воз­на­граж­де­но за свои молит­вы и про­ни­ца­тель­ность. Вско­ре нам ста­ло ясно, что мы пре­тер­пе­ли бы, не добив­шись Тибе­рия, и чего мы достиг­ли, его добив­шись. Ведь вой­ско, дей­ст­во­вав­шее в Гер­ма­нии и нахо­див­ше­е­ся под непо­сред­ст­вен­ным коман­до­ва­ни­ем Гер­ма­ни­ка, и одно­вре­мен­но леги­о­ны, нахо­див­ши­е­ся в Илли­ри­ке, будучи охва­че­ны каким-то бешен­ст­вом и нена­сыт­ной стра­стью к бес­по­ряд­кам, потре­бо­ва­ли себе ново­го вое­на­чаль­ни­ка, новый устав, новое управ­ле­ние. (2) Они даже осме­ли­лись утвер­ждать, что дадут сена­ту, прин­цеп­су зако­ны, и сами попы­та­лись уста­но­вить себе раз­мер жало­ва­ния, сро­ки служ­бы. При­бег­ли к ору­жию. Обна­жи­ли мечи. И без­на­ка­зан­ность едва не при­ве­ла к край­ним сте­пе­ням наси­лия, и недо­ста­ва­ло того, кто повел бы про­тив государ­ства, но не тех, кто бы за ним после­до­вал³⁵⁸. (3) Одна­ко зре­лый опыт вое­на­чаль­ни­ка в корот­кое вре­мя все это успо­ко­ил и лик­види­ро­вал, мно­гое обуздав, кое-что обе­щав, не теряя сво­его досто­ин­ства, суро­во пока­рав глав­ных винов­ни­ков, осталь­ным выне­ся мяг­кое пори­ца­ние. (4) В то вре­мя как Гер­ма­ник в боль­шин­стве слу­ча­ев при­бег к про­ще­нию, Друз, послан­ный отцом на такой же пожар воен­ной сму­ты, взды­мав­шей­ся огром­ным пла­ме­нем, при­бег к древ­ней, ста­рин­ной суро­во­сти. Конец ситу­а­ции, опас­ной для него и гибель­ной как самим фак­том, так и при­ме­ром, он поло­жил меча­ми тех же вои­нов, кото­ры­ми был оса­жден. (5) Исклю­чи­тель­ную помощь в этом ему ока­зал Юний Блез³⁵⁹, чело­век, не знаю, более ли полез­ный в вой­ну или цен­ный в мир­ное вре­мя. Несколь­ко лет спу­стя, явля­ясь про­кон­су­лом в Афри­ке, он был про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром и заслу­жил три­умф. Что каса­ет­ся Испа­нии³⁶⁰ и войск, нахо­дя­щих­ся там под коман­до­ва­ни­ем имев­ше­го вер­хов­ную власть [М. Лепида³⁶¹, о чьих] доб­ле­стях и зна­ме­ни­тых кам­па­ни­ях в Илли­ри­ке мы гово­ри­ли рань­ше, то он их содер­жал в пол­ном мире и спо­кой­ст­вии, посколь­ку обла­дал в избыт­ке разум­ной спра­вед­ли­во­стью реше­ний и авто­ри­те­том для их осу­щест­вле­ния. В при­мор­ской части Илли­ри­ка его ста­ра­тель­но­сти и надеж­но­сти во всем сле­до­вал Дола­бел­ла, чело­век бла­го­род­ней­шей про­стоты.

CXXVI. Нуж­да­ют­ся ли в подроб­ном изло­же­нии собы­тия этих шест­на­дца­ти лет, про­шед­шие у всех на гла­зах и запе­чатлев­ши­е­ся в памя­ти? Цезарь обо­же­ст­вил отца не сво­ей вла­стью, а из чув­ства бла­го­го­ве­ния, не про­воз­гла­сил, а сде­лал богом³⁶². (2) На форум при­зва­но дове­рие, с фору­ма уда­лен мятеж, с Мар­со­ва поля — домо­га­тель­ства³⁶³, из курии — раздо­ры, и воз­вра­ще­ны государ­ству одряхлев­шие от дол­го­го без­дей­ст­вия и погре­бен­ные пра­во­судие, спра­вед­ли­вость, энер­гия; к маги­ст­ра­там при­шел авто­ри­тет, к сена­ту — вели­чие, к судьям — вес­кость³⁶⁴; подав­лен теат­раль­ный мятеж³⁶⁵; всем вну­ше­но жела­ние или вме­не­но в обя­зан­ность посту­пать пра­виль­но: (3) все пра­вое окру­же­но поче­том, а дур­ное нака­зы­ва­ет­ся; низ­ший чтит обла­даю­ще­го вла­стью, но не боит­ся, могу­ще­ст­вен­ный идет впе­ре­ди низ­ше­го, но не пре­зи­ра­ет его. Когда цены на хлеб были уме­рен­нее?³⁶⁶ Когда мир был отрад­нее? Рас­про­стра­нив­шись до восточ­ных и запад­ных пре­де­лов, достиг­нув само­го, севе­ра и юга, Авгу­стов мир сохра­нил самые отда­лен­ные угол­ки все­го мира сво­бод­ны­ми от раз­боя. (4) Вели­ко­ду­шие прин­цеп­са защи­ти­ло от непред­виден­ных потерь не толь­ко граж­дан, но в рав­ной сте­пе­ни горо­да. Вос­ста­нов­ле­ны горо­да Азии³⁶⁷, про­вин­ции осво­бож­де­ны от зло­употреб­ле­ний маги­ст­ра­тов³⁶⁸; достой­ным обес­пе­чен заслу­жен­ный почет, зло­де­ям — нака­за­ние, хоть и запоздав­шее; лич­ное бла­го­во­ле­ние одо­ле­но спра­вед­ли­во­стью, домо­га­тель­ства — доб­ле­стью; ведь наи­луч­ший прин­цепс сво­и­ми поступ­ка­ми побуж­да­ет сво­их граж­дан дей­ст­во­вать пра­виль­но, и если он велик в сво­ей вла­сти, то еще более велик сво­им при­ме­ром.

CXXVII. Ред­ко выдаю­щи­е­ся мужи для управ­ле­ния тем, что дала им судь­ба, не поль­зо­ва­лись услу­га­ми вели­ких помощ­ни­ков, — как оба Сци­пи­о­на — дву­мя Лели­я­ми, во всем срав­няв их с собой, как боже­ст­вен­ный Август — М. Агрип­пой, а после него для того же Ста­ти­ли­ем Тав­ром³⁶⁹, — кото­рым про­ис­хож­де­ние от новых людей нисколь­ко не поме­ша­ло неод­но­крат­но быть кон­су­ла­ми, доби­вать­ся три­ум­фов и мно­го­чис­лен­ных жре­че­ских долж­но­стей. (2) И в самом деле, вели­кие дела нуж­да­ют­ся в вели­ких помощ­ни­ках (да и для малых дел ощу­ща­ет­ся их недо­ста­ток), и важ­но для государ­ства, чтобы те, чье исполь­зо­ва­ние необ­хо­ди­мо, выде­ля­лись досто­ин­ст­вом и поль­за под­креп­ля­лась бы авто­ри­те­том. (3) Сле­дуя этим при­ме­рам, Тиб. Цезарь имел и име­ет исклю­чи­тель­но­го помощ­ни­ка в несе­нии бре­ме­ни прин­ци­па­та — Элия Сея­на, отец кото­ро­го был прин­цеп­сом всад­ни­че­ско­го сосло­вия³⁷⁰, а мать при­над­ле­жа­ла к семьям слав­но­го и древ­не­го про­ис­хож­де­ния, отме­чен­ным почет­ны­ми отли­чи­я­ми³⁷¹; его бра­тья, род­ные и двою­род­ные, а так­же дядя были кон­су­ла­ми, сам же он пока­зал себя очень дея­тель­ным и пре­дан­ным. Его физи­че­ская кре­пость соот­вет­ст­ву­ет силе духа. (4) Чело­век ста­рин­ной суро­во­сти, жиз­не­ра­дост­ной весе­ло­сти, актив­но­сти, внешне подоб­ной празд­но­сти, ниче­го для себя не доби­ваю­щий­ся и в силу это­го полу­чаю­щий все, ценя­щий себя мень­ше, чем его ценят дру­гие, внеш­но­стью и жиз­нью без­мя­теж­ный, но неусып­ный разу­мом³⁷².

CXXVIII. Дав­но уже в оцен­ке досто­инств это­го чело­ве­ка мне­ние сограж­дан состя­за­ет­ся с мне­ни­ем прин­цеп­са. Для сена­та и рим­ско­го наро­да не ново счи­тать наи­бо­лее достой­ное самым знат­ным. Ведь и те, кто впер­вые, еще до Пуни­че­ской вой­ны (три­ста лет назад), под­ня­ли до выс­шей вла­сти ново­го чело­ве­ка Тиб. Корун­ка­ния и наряду со все­ми дру­ги­ми поче­стя­ми наде­ли­ли его вели­ким пон­ти­фи­ка­том³⁷³, (2) и те, кто воз­ве­ли­чи­ли кон­су­ла­том, цен­зу­рой, три­ум­фа­ми Сп. Кар­ви­лия, рож­ден­но­го во всад­ни­че­ском сосло­вии³⁷⁴, а вско­ре после него М. Като­на, ново­го посе­лен­ца и даже выхо­д­ца из Туску­ла, и Мум­мия Ахей­ско­го, (3) и те, кто вплоть до его шесто­го кон­суль­ства счи­та­ли бес­спор­ным прин­цеп­сом рим­ско­го наро­да Г. Мария, без­вест­но­го по про­ис­хож­де­нию, и те, кото­рые столь­ко возда­ли М. Тул­лию, что почти с их одоб­ре­ния он достиг пер­вен­ства, кото­ро­го жаж­дал, и те, кото­рые не отка­за­ли Ази­нию Пол­ли­о­ну ни в чем из того, что с вели­ки­ми уси­ли­я­ми добы­ва­ет­ся наизнат­ней­ши­ми людь­ми, — все они пре­крас­но зна­ли: чей дух более доб­ле­стен, тому и боль­ше возда­ет­ся. (4) Подоб­ный при­мер, достой­ный под­ра­жа­ния, есте­ствен­но при­вел Цеза­ря к мыс­ли про­ве­рить Сея­на и воз­ло­жить на него помощь в несе­нии бре­ме­ни прин­цеп­са; и он убедил сенат и рим­ский народ с готов­но­стью дове­рить свою без­опас­ность чело­ве­ку, на деле дока­зав­ше­му, что луч­ше всех под­хо­дит для это­го.

CXXIX. Пред­ло­жив как бы общую [кар­ти­ну]³⁷⁵ прин­ци­па­та Тибе­рия Цеза­ря, рас­смот­рим подроб­но­сти. С каким бла­го­ра­зу­ми­ем он вызвал в Рим Рас­ку­по­ла, погу­би­те­ля сво­его пле­мян­ни­ка Коти­са, с кото­рым он делил ту же власть³⁷⁶. В осу­щест­вле­нии этой опе­ра­ции исклю­чи­тель­но важ­ной была помощь кон­су­ля­ра Пом­по­ния Флак­ка³⁷⁷, рож­ден­но­го для все­го, что долж­но быть выпол­не­но надеж­но, и бла­го­да­ря сво­ей непри­тя­за­тель­ной доб­ле­сти все­гда заслу­жи­ваю­ще­го сла­ву, но к ней не стре­мя­ще­го­ся. (2) С какой осно­ва­тель­но­стью Цезарь про­вел дело [Дру­за Либо­на] — как сена­тор и судья, а не как прин­цепс [и пра­ви­тель], про­явив ско­рее пунк­ту­аль­ность, чем суро­вость³⁷⁸. С какой быст­ро­той небла­го­дар­но­го, замыш­ляв­ше­го пере­во­рот… пода­вил! Какие уро­ки он пре­по­дал сво­е­му Гер­ма­ни­ку и, дав ему воен­ную выуч­ку во вре­мя сов­мест­ной служ­бы, при­нял поко­ри­те­лем Гер­ма­нии! Каки­ми поче­стя­ми он вооду­ше­вил юно­шу во вре­мя три­ум­фа, вели­чие кото­ро­го соот­вет­ст­во­ва­ло вели­ко­ле­пию совер­шен­ных им дел. (3) Сколь­ко раз он удо­сто­ил народ пуб­лич­ных раздач! С какой охотой (если на то была воля сена­та) он вос­пол­нял у сена­то­ров ценз, чтобы не воз­об­ла­да­ла рос­кошь и чест­ная бед­ность не постра­да­ла из-за лише­ния сена­тор­ско­го досто­ин­ства!³⁷⁹ С каким поче­том он отпра­вил сво­его Гер­ма­ни­ка в замор­ские про­вин­ции!³⁸⁰ Каки­ми энер­гич­ны­ми мера­ми, какой целеб­ной силой сво­их реше­ний он, имея помощ­ни­ком и испол­ни­те­лем сво­его сына Дру­за, заста­вил уйти Маро­бо­да, цеп­ляв­ше­го­ся за рубе­жи захва­чен­но­го им цар­ства, — не в обиду его досто­ин­ству будь ска­за­но, — слов­но змея, зата­ив­ша­я­ся в зем­ле! Как достой­но и в то же вре­мя надеж­но он содер­жал Маро­бо­да!³⁸¹ Какую тяже­лую вой­ну в Гал­ли­ях, раз­вя­зан­ную их пер­вым чело­ве­ком Сакро­ви­ром и Юли­ем Фло­ром, он пода­вил с такой уди­ви­тель­ной быст­ро­той и доб­ле­стью, что рим­ский народ рань­ше узнал о победе, чем о войне: вест­ник победы при­был рань­ше, чем вест­ни­ки опас­но­сти! (4) Рав­ным обра­зом афри­кан­ская вой­на, вну­шав­шая не мень­ший ужас и посто­ян­но рас­ши­ряв­ша­я­ся, бла­го­да­ря его ауспи­ци­ям и реко­мен­да­ци­ям была вско­ре похо­ро­не­на³⁸².

CXXX. А какие соору­же­ния он воз­двиг от сво­его име­ни и от име­ни сво­их близ­ких! С какой бла­го­че­сти­вой, выхо­дя­щей за пре­де­лы чело­ве­че­ской воз­мож­но­сти щед­ро­стью он воз­вел храм сво­е­му отцу!³⁸³ С каким пылом вели­ко­ду­шия он вос­ста­но­вил уни­что­жен­ные огнем зда­ния Гн. Пом­пея! Он счи­тал необ­хо­ди­мым взять под свою защи­ту все, что когда-либо выде­ля­лось сла­вой, как бы род­ст­вен­ное себе. (2) Какое душев­ное бла­го­род­ство он про­явил в дру­гих слу­ча­ях, как недав­но во вре­мя пожа­ра на горе Целии³⁸⁴, воз­ме­стив ущерб людям всех сосло­вий из соб­ст­вен­но­го иму­ще­ства! При каком спо­кой­ст­вии людей он осу­ще­ст­вил набор вой­ска, пред­мет посто­ян­но­го и чрез­вы­чай­но­го стра­ха, без смя­те­ния сре­ди набран­ных! (3) И если доз­во­лит при­ро­да и раз­ре­шит чело­ве­че­ская посред­ст­вен­ность, я осме­люсь воз­не­сти вме­сте с бога­ми жало­бу: чем он заслу­жил, что про­тив него имел пре­ступ­ные пла­ны сна­ча­ла Друз Либон?³⁸⁵ Затем [высту­пив­шие про­тив него] Силий³⁸⁶ и Пизон³⁸⁷, одно­му из кото­рых он пре­до­ста­вил выс­шие поче­сти, а дру­го­му их при­умно­жил? Чтобы перей­ти к боль­ше­му, хотя и это он счи­тал вели­чай­шим, — за что он поте­рял сыно­вей юно­ша­ми?³⁸⁸ За что поте­рял вну­ка от сво­его Дру­за? (4) До