Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1951.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
753. Титу Помпонию Аттику, в Рим
Тускульская усадьба, между 17 и 21 июня 44 г.
1. Я выразил благодарность Веттиену1; ведь ничто не могло быть добрее. Поручения Долабеллы пусть будут любые, для меня что-либо, хотя бы такое, чтобы я известил Никия. В самом деле, кто против этого, как ты пишешь, возразит? Сомневается ли теперь кто-нибудь из благоразумных, что мой отъезд2 вызван отчаянием, не посольством?3
2. По твоим словам, люди и притом честные мужи уже говорят о конце государства; в тот день, когда я услыхал, что того тирана4 на народной сходке называют славнейшим мужем, я начал несколько терять веру. Но после того как я вместе с тобой увидел в Ланувии, что у наших5 столько надежды жить, сколько они получили от Антония, я пришел в отчаяние. Поэтому, мой Аттик (пожалуйста, прими это храбро, как я пишу), считая тот род гибели, к которому приводят обстоятельства, позорным и как бы объявленным нам Антонием, я решил выйти из этой ловушки6, — не ради бегства, а в надежде на лучшую смерть. Все это — вина Брута7.
3. Ты пишешь, что Помпей принят в Картее8. Итак, теперь против него войско. В который же теперь лагерь? Ведь середины Антоний не допускает. Та сторона не стойка, эта преступна; итак, поспешим. Но помоги мне советом: из Брундисия ли, или из Путеол?9 Брут, правда, — неожиданно, но благоразумно10. Мне плохо. Ведь когда я его? Но человеческое следует переносить. Сам ты не можешь его видеть. Да покарают боги того мертвого, который когда-то на Бутрот!11 Но прошлое позади; посмотрим, что следует делать.
4. Хотя я и не видел Эрота, тем не менее из его письма и из того, что выяснил Тирон, счета его для меня почти ясны. Ты пишешь, что следует сделать новый заем12 в сумме
ПРИМЕЧАНИЯ