Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1951.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
886. От Гая Асиния Поллиона Цицерону, в Рим
Кордуба, конец мая 43 г.
Поллион Цицерону большой привет.
1. Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. О том, чтобы я позже узнал о сражениях, происходивших под Мутиной, постарался Лепид, который на девять дней задержал моих письмоносцев; впрочем, желательно возможно позже узнавать о таком бедствии для государства, но тем, кто ничем не может ни помочь, ни облегчить положение. О, если бы тем же постановлением сената, которым вы вызвали в Италию Планка и Лепида, вы и мне приказали прибыть! Государство, конечно, не получило бы этой раны. Если кое-кто и радуется этому в настоящее время, так как, по-видимому, и предводители и ветераны партии Цезаря погибли, всё же впоследствии им неизбежно придется скорбеть, когда они оглянутся на безлюдие Италии. Ведь погибли и цвет солдат и молодежь1, — если только то, о чем извещают, в какой-либо части справедливо.
2. И я хорошо видел, какую пользу я принес бы государству, если бы я прибыл к Лепиду; ведь я не оставил бы и следа от его медлительности, особенно имея помощником Планка. Но так как он пишет мне письма, какие ты прочтешь, — очевидно подобные речам, которые он, говорят, держал на сходках в Нарбоне, — то было вполне необходимо, чтобы я польстил ему, раз я хотел получать снабжение во время похода через его провинцию2. Кроме того, я опасался, как бы мои хулители, если сражение будет закончено раньше, чем я завершу начатое, не истолковали моего честного намерения3 в противоположном смысле, ввиду дружбы, которая была у меня с Антонием, — однако не большая, нежели с Планком.
3. Поэтому в апреле месяце я написал из Гад и тебе, и консулам, и Октавиану, отправив двух письмоносцев на двух кораблях4, чтобы вы сообщили мне, каким именно образом я могу принести государству наибольшую пользу. Но, насколько я могу рассчитать, корабли вышли из Гад в тот день, когда Панса вступил в сражение5; ведь по окончании зимы до этого дня морское плавание не было возможно. И я, клянусь, очень далекий от всякого предположения насчет будущей гражданской смуты, разместил легионы на зимних квартирах в удаленной части Луситании. Но оба6 так торопились сразиться, словно они ничего так не боялись, как окончания войны путем соглашения, без величайшего ущерба для государства. Но если следовало спешить, то все, что совершил Гирций, было, вижу я, замыслом величайшего полководца.
4. Теперь из Галлии Лепида7 мне пишут и сообщают следующее: войско Пансы истреблено; Панса умер от ран; в том же сражении погибли Марсов легион, и Луций Фабат8, и Гай Педуцей, и Децим Карфулен9; но в сражении, данном Гирцием10, истреблен и четвертый и в равной степени все легионы Антония, а также Гирция; четвертый же, после того как он захватил даже лагерь Антония, был истреблен пятым легионом; там погибли также Гирций и Понций Аквила11; говорят, и Октавиан пал (если это — да отвратят боги! — верно, то я глубоко скорблю); Антоний позорно оставил осаду Мутины, но у него пять тысяч всадников, три вооруженных легиона под знаменами и один Попиллия Багиенна12, очень много безоружных; Вентидий также присоединился к нему с легионами седьмым, восьмым и девятым13; если на Лепида нет никакой надежды, он14 дойдет до крайностей и поднимет не только племена, но даже рабов; Парма разграблена; Луций Антоний занял Альпы.
5. Если это верно, то ни одному из нас нельзя бездействовать и не следует ждать, что́ постановит сенат. Ведь положение требует, чтобы при этом столь сильном пожаре поспешили на помощь все, кто хочет, чтобы власть или, наконец, имя римского народа осталось невредимым. Ведь у Брута15, я слыхал, семнадцать когорт и два неполных легиона новобранцев, которые набрал Антоний. Но я все-таки не сомневаюсь, что к нему стекаются все, кто уцелел из войска Гирция. Ведь на набор, я считаю, надежда не велика; особенно, когда самое опасное — это дать Антонию время оправиться. Но время года дает мне большую свободу действий, так как хлеб либо на полях, либо в усадьбах16. Поэтому в ближайшем письме я изложу свой замысел, так как не хочу ни оставлять государство без поддержки, ни пережить его. Но более всего я скорблю из-за того, что путь ко мне столь долог и опасен, что все известия до меня доходят на сороковой день после события и даже позже.
ПРИМЕЧАНИЯ