Мифы древней Греции

с.202

80. КАЛИДОНСКИЙ ВЕПРЬ

a. Ойней был царем это­лий­ско­го горо­да Калидон и женат на Алфее. Сна­ча­ла она роди­ла ему Ток­сея, кото­ро­го он убил соб­ст­вен­ны­ми рука­ми за то, что тот нару­шил обы­чай и пры­гал через ров, кото­рый выры­ли, чтобы защи­тить город. Вто­рым родил­ся Меле­агр, про кото­ро­го гово­ри­ли, что насто­я­щим его отцом был Арес. Когда Меле­а­г­ру испол­ни­лось семь дней, в спаль­ню Алфеи при­шли боги­ни судь­бы и объ­яви­ли, что он будет жить до тех пор, пока не сго­рит пылав­шее в этот момент в оча­ге поле­но. Алфея тут же выхва­ти­ла поле­но из огня, плес­ну­ла на него воду из кув­ши­на и спря­та­ла в ларец.

b. Меле­агр вырос сме­лым и неуяз­ви­мым бой­цом, кото­ро­му не было рав­ных в мета­нии копья во всей Гре­ции. Это он сумел дока­зать на погре­баль­ных играх в честь Ака­ста. Он бы и до сих пор был жив, если бы Ойней не забыл вклю­чить Арте­ми­ду в с.203 чис­ло две­на­дца­ти олим­пий­ских богов, кото­рым еже­год­но при­но­си­лись жерт­вы. Арте­ми­да, узнав­шая об этом небре­же­нии от Гелиоса, посла­ла огром­но­го веп­ря, чтобы тот погу­бил скот, людей и нивы Ойнея. Но Ойней разо­слал во все кон­цы гла­ша­та­ев с при­гла­ше­ни­ем всем храб­рей­шим вои­нам Гре­ции при­нять уча­стие в охо­те на веп­ря, при­чем тот, кто убьет зве­ря, полу­чал его шку­ру и клы­ки.

c. Сре­ди тех, кто при­нял при­гла­ше­ние, были Кастор и Полидевк из Спар­ты, Идас и Лин­кей из Мес­се­ны, Тесей из Афин, Пири­фой из Лари­сы, Ясон из Иол­ка, Адмет из Фер, Нестор из Пило­са, Пелей и Эври­ти­он из Фтии, Ификл из Фив, Амфи­а­рай из Аргоса, Тела­мон с ост­ро­ва Сала­ми­на, Кеней из Маг­не­сии и, нако­нец, Анкей и Кефей из Арка­дии в сопро­вож­де­нии сво­ей зем­ляч­ки — непо­роч­ной и быст­ро­но­гой Ата­лан­ты, един­ст­вен­ной доче­ри Иаса и Кли­ме­ны¹. Иас меч­тал о сыне-наслед­ни­ке, и рож­де­ние Ата­лан­ты так раздо­са­до­ва­ло его, что он отнес и оста­вил ее на Пар­фе­ний­ском хол­ме, что око­ло Калидо­на. Там ее вскор­ми­ла мед­веди­ца, кото­рую при­сла­ла ей на помощь Арте­ми­да. Ата­лан­та вырос­ла сре­ди охот­ни­ков, кото­рые нашли и вос­пи­та­ли ее, одна­ко оста­ва­лась дев­ст­вен­ни­цей и нико­гда не рас­ста­ва­лась с ору­жи­ем. Одна­жды она, гони­мая жаж­дой, при­шла в Кифан­ту и там, при­звав Арте­ми­ду, уда­ри­ла ост­ри­ем копья по ска­ле, откуда тут же забил источ­ник. Одна­ко она так и не смог­ла про­стить сво­его отца².

d. Девять дней Ойней по-цар­ски раз­вле­кал охот­ни­ков, и, хотя Анкей и Кефей вна­ча­ле отка­за­лись охо­тить­ся вме­сте с жен­щи­ной, Меле­агр от име­ни Ойнея объ­явил, что, если они будут наста­и­вать на сво­ем тре­бо­ва­нии, охота не состо­ит­ся вооб­ще. Дело в том, что Меле­агр, жена­тый на доче­ри Ида­са Клео­пат­ре, неожи­дан­но влю­бил­ся в Ата­лан­ту и жаж­дал добить­ся ее вза­им­но­сти. Его дядья, бра­тья Алфеи, сра­зу невзлю­би­ли девуш­ку, убеж­ден­ные, что ее при­сут­ст­вие может при­не­сти лишь несча­стье, посколь­ку Меле­агр толь­ко и знал, что взды­хал и вос­кли­цал: «О, как счаст­лив будет тот, за кого она вый­дет замуж!» Охота начи­на­лась при пло­хих пред­зна­ме­но­ва­ни­ях, и поза­бо­ти­лась об этом сама Арте­ми­да.

e. Амфи­а­рай и Ата­лан­та были воору­же­ны лука­ми и стре­ла­ми, а у осталь­ных были рога­ти­ны, копья или топо­ры, и каж­дый так хотел полу­чить шку­ру зве­ря, что о поряд­ке на охо­те уже никто и не помыш­лял. По пред­ло­же­нию Меле­а­г­ра, охот­ни­ки дви­ну­лись при све­те полу­ме­ся­ца и шли с интер­ва­лом в несколь­ко шагов по направ­ле­нию к лесу, где было лого­во веп­ря.

f. Пер­вая про­ли­тая кровь ока­за­лась чело­ве­че­ской. Когда Ата­лан­та заня­ла место на пра­вом краю, на неболь­шом рас­сто­я­нии от осталь­ных охот­ни­ков, два при­со­еди­нив­ших­ся кен­тав­ра, Гилей и Ройк, реши­ли вдво­ем овла­деть ею. Но не успе­ли они под­бе­жать к ней, как она сра­зи­ла их из лука и отпра­ви­лась охо­тить­ся побли­же к Меле­а­г­ру.

g. Вдруг из зарос­ше­го ива­ми ручья выско­чил вепрь. На сво­ем пути он убил двух охот­ни­ков, пока­ле­чил еще одно­го, а юно­го Несто­ра, кото­рый впо­след­ст­вии будет сра­жать­ся у Трои, загнал на дере­во. Ясон и дру­гие, почти не целясь, мет­ну­ли в веп­ря свои копья, и толь­ко Ифи­к­лу уда­лось слег­ка задеть его лопат­ку. Тогда Тела­мон и Пелей реши­ли встре­тить веп­ря рога­ти­на­ми, но Тела­мон заце­пил­ся за корень дере­ва и упал, а пока Пелей помо­гал ему встать на ноги, вепрь заме­тил их и напал. Но тут стре­ла, вовре­мя пущен­ная Ата­лан­той, впи­лась зве­рю за ухом, и тот поспе­шил удрать. Анкей толь­ко пре­зри­тель­но усмех­нул­ся: «Раз­ве так охотят­ся! Смот­ри, как надо». Он замах­нул­ся бое­вым топо­ром на ата­ку­ю­ще­го веп­ря, но про­мед­лил и в сле­дую­щее мгно­ве­ние упал оскоп­лен­ный и с рас­по­ротым животом. Раз­го­ря­чен­ный охотой Пелей пора­зил Эври­ти­о­на копьем, бро­шен­ным в зве­ря, кото­ро­го Амфи­а­рай успел осле­пить стре­лой. Тогда вепрь бро­сил­ся на Тесея, кото­рый про­мах­нул­ся, но копье с.204 подо­спев­ше­го Меле­а­г­ра вон­зи­лось в пра­вый бок зве­ря и, когда тот завер­тел­ся от боли, ста­ра­ясь изба­вить­ся от нена­вист­но­го сна­ряда, Меле­агр вогнал охот­ни­чье копье глу­бо­ко под левую лопат­ку и попал в самое серд­це.

Вепрь нако­нец упал замерт­во.

Не меш­кая, Меле­агр содрал с него шку­ру и пода­рил ее Ата­лан­те со сло­ва­ми: «Ты про­ли­ла первую кровь, но если бы ты вышла на зве­ря в оди­ноч­ку, то твоя стре­ла обя­за­тель­но бы настиг­ла его».

h. Дядья посчи­та­ли себя глу­бо­ко оскорб­лен­ны­ми. Стар­ший из них, Плек­сипп, заявил, что Меле­агр по пра­ву заслу­жил шку­ру, но коль он от нее отка­зы­ва­ет­ся, то она долж­на при­над­ле­жать само­му достой­но­му из при­сут­ст­ву­ю­щих, то есть ему, посколь­ку он при­хо­дит­ся зятем Ойнею. Млад­ший брат Плек­сип­па выска­зал­ся в поль­зу стар­ше­го, так как первую кровь про­лил, по его мне­нию, Ификл, а не Ата­лан­та. Влюб­лен­ный Меле­агр, рас­сви­ре­пев, убил их обо­их.

i. Алфея, при виде при­не­сен­ных домой мерт­вых тел, про­кля­ла сво­его сына, и тот не стал защи­щать Калидон, когда двое остав­ших­ся в живых бра­тьев его мате­ри пошли вой­ной на город и уби­ли мно­гих его защит­ни­ков. Нако­нец, Клео­пат­ра, жена Меле­а­г­ра, убеди­ла его взять­ся за ору­жие, и он убил обо­их сво­их дядьев, несмот­ря на то, что тем помо­гал Апол­лон. Увидев это, эри­нии пове­ле­ли Алфее вынуть из лар­ца недо­го­рев­шее поле­но и бро­сить его в огонь. Как толь­ко поле­но ока­за­лось в огне, Меле­агр почув­ст­во­вал внут­ри невы­но­си­мое жже­ние, и вра­ги лег­ко одо­ле­ли его. Алфея и Клео­пат­ра пове­си­лись, и Арте­ми­да пре­вра­ти­ла всех сестер Меле­а­г­ра, за исклю­че­ни­ем двух, в цеса­рок и пере­нес­ла их на ост­ров Лерос, при­бе­жи­ще всех греш­ни­ков³.

j. Обра­до­вав­шись успе­ху Ата­лан­ты, Иас нако­нец при­знал ее сво­ей доче­рью, но, когда она при­бы­ла во дво­рец, встре­тил ее сло­ва­ми: «Мое дитя, готовь­ся вый­ти замуж!» Это не мог­ло обра­до­вать ее, посколь­ку Дель­фий­ский ора­кул пред­у­преж­дал, чтобы она не всту­па­ла в брак. Ата­лан­та отве­ти­ла: «Отец, я соглас­на, но при одном усло­вии. Любой жених дол­жен либо победить меня в беге, либо дать мне убить его». «Да будет так», — ска­зал Иас.

k. Мно­гие цар­ские сыно­вья лиши­лись из-за это­го жиз­ни, посколь­ку Ата­лан­та была самой быст­рой из всех смерт­ных. Но Мела­ни­о­ну, сыну арка­д­ца Амфи­да­ман­та, уда­лось зару­чить­ся помо­щью Афро­ди­ты. Она дала ему три золотых ябло­ка и ска­за­ла: «Задер­жи Ата­лан­ту, уро­нив во вре­мя бега все три ябло­ка по оче­реди». Улов­ка уда­лась. Ата­лан­та наги­ба­лась, чтобы под­нять ябло­ки, и в резуль­та­те закон­чи­ла бег, не опе­ре­див Мела­ни­о­на.

l. Свадь­ба состо­я­лась, но пре­до­сте­ре­же­ние ора­ку­ла сбы­лось. Слу­чи­лось это так. Одна­жды, про­хо­дя мимо свя­ти­ли­ща Зев­са, Мела­ни­он уго­во­рил Ата­лан­ту вой­ти внутрь и пре­дать­ся там люб­ви. Обидев­шись на то, что свя­ти­ли­ще теперь было осквер­не­но, Зевс пре­вра­тив их в львов — ведь львы нико­гда не спа­ри­ва­ют­ся с льва­ми, а толь­ко с лео­пар­да­ми, и поэто­му они были лише­ны радо­сти наслаж­дать­ся друг дру­гом. Так Афро­ди­та нака­за­ла Ата­лан­ту за то, что та сна­ча­ла упор­ст­во­ва­ла в сво­ем жела­нии остать­ся дев­ст­вен­ни­цей, а потом не побла­го­да­ри­ла ее за золотые ябло­ки⁴. Одна­ко неко­то­рые рас­ска­зы­ва­ют, что еще до это­го Ата­лан­та изме­ни­ла Мела­ни­о­ну с Меле­а­гром и роди­ла от него сына по име­ни Пар­фе­но­пей, кото­ро­го оста­ви­ла на том же хол­ме, где сама была вскорм­ле­на мед­веди­цей. Он не умер и впо­след­ст­вии победил Ида­са в Ионии и встал на сто­роне семе­рых про­тив Фив. Дру­гие гово­рят, что отцом Пар­фе­но­пея был Арес, а не Меле­агр⁵; мужем Ата­лан­ты они назы­ва­ют не Мела­ни­о­на, а Гип­по­ме­на, а ее счи­та­ют доче­рью Схе­нея, кото­рый пра­вил Онхе­стом, что в Бео­тии. Добав­ля­ют так­же, что они оба осквер­ни­ли свя­ти­ли­ще, но не Зев­са, а Кибе­лы, кото­рая пре­вра­ти­ла их во львов и запряг­ла в свою колес­ни­цу⁶.

с.205

* * *

1. Гре­че­ские вра­че­ва­те­ли счи­та­ли, что «алтей» (al­tha­ia от al­thai­nein — «лечить»^[1]) обла­да­ет лечеб­ны­ми свой­ства­ми, и посколь­ку это был пер­вый весен­ний цве­ток, с кото­ро­го пче­лы соби­ра­ли мед, то он, как и цве­ток плю­ща, обла­дал осо­бой мифи­че­ской зна­чи­мо­стью. Калидон­ская охота — это геро­и­че­ское ска­за­ние, в осно­ве кото­ро­го — сюжет об извест­ной охо­те на веп­ря и после­до­вав­шем за ним пле­мен­ном кон­флик­те это­лий­цев. Вепрь был сим­во­лом Калидо­на (см. 106. c) и счи­тал­ся свя­щен­ным зве­рем Аре­са, кото­рый яко­бы был отцом Меле­а­г­ра.

2. Прыж­ки Ток­сея через ров нахо­дят парал­лель в прыж­ках Рема через сте­ну, постро­ен­ную Рому­лом. Это гово­рит о широ­ко рас­про­стра­нен­ном обы­чае жерт­во­вать цар­ско­го сына при заклад­ке горо­да (3 Цар. 16, 34). Исто­рия о Меле­а­г­ре и горя­щем полене несколь­ко напо­ми­на­ет кельт­ские мифы, в кото­рых герой уми­ра­ет отто­го, что поги­ба­ет какой-то внеш­ний объ­ект — плод, дере­во или живот­ное.

3. Арте­ми­де покло­ня­лись как me­leag­ris, или цесар­ке, на ост­ро­ве Лерос^[2], а так­же в афин­ском Акро­по­ле. Судя по тому, что цесар­ки на ост­ро­ве были сине­бо­ро­дой поро­ды, в отли­чие от крас­но­бо­ро­дой италь­ян­ской поро­ды, заве­зен­ной из Нуми­дии, культ имел восточ­но­аф­ри­кан­ское про­ис­хож­де­ние, а кри­ки этой пти­цы вос­при­ни­ма­лись как пред­вест­ни­ки тра­у­ра. Люди, не покло­няв­ши­е­ся ни Арте­ми­де, ни Иси­де, мог­ли употреб­лять цеса­рок в пищу. Репу­та­ция греш­ни­ков, сохра­нив­ша­я­ся за жите­ля­ми ост­ро­ва Лерос, веро­ят­но, объ­яс­ня­ет­ся их рели­ги­оз­ным кон­сер­ва­тиз­мом. Для срав­не­ния: кри­тян счи­та­ли лгу­на­ми (см. 45. 2).

4. Мед­веди­цы счи­та­лись свя­щен­ны­ми живот­ны­ми Арте­ми­ды (см. 22. 4), а сорев­но­ва­ние в беге меж­ду Ата­лан­той и Мела­ни­о­ном, веро­ят­но, воз­ник­ло на осно­ве изо­бра­же­ния, где обре­чен­ный царь с золоты­ми ябло­ка­ми в руках (см. 32. 1 и 53. 5) дол­жен был при­нять смерть от пре­сле­до­вав­шей его боги­ни. Такое изо­бра­же­ние мог­ло сосед­ст­во­вать с изо­бра­же­ни­ем Арте­ми­ды, под­дер­жи­вае­мой дву­мя льва­ми, как на вра­тах Микен или ряде микен­ских и крит­ских печа­тей. Вто­рой вари­ант мифа, веро­ят­но, намно­го стар­ше пер­во­го не толь­ко пото­му, что имя отца Ата­лан­ты — Схе­ней — про­изо­шло от эпи­те­та Афро­ди­ты — Схе­нида, но и пото­му, что в нем не фигу­ри­ру­ет Зевс.

5. Гово­ря о нака­за­нии воз­люб­лен­ных, мифо­гра­фы оши­боч­но обра­ща­ют­ся к Пли­нию, хотя Пли­ний утвер­жда­ет обрат­ное: львы нещад­но нака­зы­ва­ли львиц, когда те спа­ри­ва­лись с лео­пар­да­ми («Есте­ствен­ная исто­рия» VIII. 17). Поче­му про­изо­шла такая пута­ни­ца — это про­бле­ма зна­чи­тель­но боль­шей важ­но­сти, чем допус­ка­ет Дж. Фрэ­зер в сво­ем ком­мен­та­рии к Апол­ло­до­ру^[3]. Не исклю­че­но, что это свиде­тель­ство ста­ро­го экзо­гам­но­го пра­ви­ла, соглас­но кото­ро­му чле­ны одно­го тоте­ма не мог­ли всту­пать в брак меж­ду собой, как не мог­ли люди льва всту­пить в брак с людь­ми лео­пар­да, посколь­ку и те, и дру­гие при­над­ле­жа­ли одной под­ф­ра­трии. В Афи­нах не мог­ли всту­пать меж­ду собой в брак люди ягнен­ка и люди козы (97. 3).

с.206 6. Ойней был не един­ст­вен­ным царем элли­нов, кто отка­зал­ся от жертв Арте­ми­де (см. 69. b и 72. i). В жерт­вах она была намно­го кро­во­жад­ней, чем дру­гие олим­пий­ские боги. Даже в клас­си­че­скую эпо­ху при­но­си­мые ей в жерт­ву живот­ные сжи­га­лись живьем. Вряд ли Ойней отка­зал ей в такой жерт­ве. Но дело в том, что в Арка­дии и Бео­тии в жерт­ву богине при­но­си­ли само­го царя или его заме­сти­те­ля, как в мифе об олене-Актеоне (см. 22. 1), и не ока­зать­ся рас­тер­зан­ным на кус­ки мог­ло быть вполне есте­ствен­ным жела­ни­ем Ойнея.