AETER­NI­TAS. Веч­ность, кото­рой рим­ляне возда­ва­ли боже­ст­вен­ные поче­сти, хотя нико­гда и не посвя­ща­ли ей хра­мов или алта­рей, пред­став­ле­на на моне­тах импер­ских серий в обра­зе почтен­ной жен­щи­ны, оде­той в сто­лу, ино­гда под покры­ва­лом, ино­гда без него; ино­гда сидя­щей, ино­гда сто­я­щей; в раз­лич­ных позах и с раз­лич­ны­ми сим­во­ла­ми и атри­бу­та­ми. Впер­вые она появ­ля­ет­ся на моне­тах в прав­ле­ние Вес­па­си­а­на. На сереб­ря­ных и золотых моне­тах это­го импе­ра­то­ра она сто­ит у алта­ря, в одной вытя­ну­той руке дер­жа голо­ву Солн­ца, окру­жен­ную луча­ми, а в дру­гой — голо­ву Луны в фор­ме полу­ме­ся­ца. В сле­дую­щий раз она встре­ча­ет­ся на одной из пер­вых мед­ных монет, отче­ка­нен­ных в 141 и сле­дую­щем году по поста­нов­ле­нию сена­та в память о Фау­стине Стар­шей, пред­по­ла­гае­мое бес­смер­тие кото­рой «без меры и бла­го­ра­зумья» любя­щий супруг, достой­ный Анто­нин, поз­во­лил себе почтить титу­лом DI­VA и сим­во­ла­ми AETER­NI­TAS. Монет­ный тип в дан­ном слу­чае — сидя­щая жен­щи­на со ски­пет­ром или has­ta pu­ra в левой руке и зем­ным шаром, увен­чан­ным Феник­сом, — в пра­вой.

Сре­ди атри­бу­тов (как пишет Эккель (Eck­hel), VIII. p. 457), заим­ст­во­ван­ных импе­ра­то­ра­ми у божеств их мифо­ло­гии, атри­бу­ты Веч­но­сти, по-види­мо­му, при­тя­за­ют на одно из пер­вых мест. Рим­ляне назы­ва­ли «веч­ным» то, что не име­ло кон­ца; то, что пред­став­ля­ло про­ти­во­по­лож­ность обсто­я­тель­ствам и огра­ни­че­ни­ям, неот­де­ли­мым от смерт­но­сти, пото­му что было сво­бод­но от них; — сло­вом, нечто боже­ст­вен­ное. Но назва­ние «веч­ный» при­ме­ня­лось так­же к тому, что по сво­ей при­ро­де мог­ло быть с этим срав­ни­мо, ибо счи­та­лось спо­соб­ным к дли­тель­но­му суще­ст­во­ва­нию. По этой при­чине феникс (сам по себе мифи­че­ская пти­ца) был при­знан­ным сим­во­лом веч­но­сти, ибо, соглас­но рас­про­стра­нен­но­му мне­нию, его жизнь исчис­ля­лась не года­ми, а целы­ми сто­ле­ти­я­ми, и поэто­му Клав­ди­ан назы­ва­ет его aeter­na avis; так­же и слон, из-за его пред­по­ла­гае­мо­го дол­го­ле­тия, изо­бра­жал­ся как сим­вол веч­но­сти. Суще­ст­во­ва­ли и дру­гие вещи, кото­рые закон счи­тал веч­ны­ми, — напри­мер, огонь Весты, уга­са­ние кото­ро­го тре­бо­ва­ло вели­ко­го искуп­ле­ния и счи­та­лось ужас­ным зна­ме­ни­ем.

Неко­то­рые выво­ди­ли про­ис­хож­де­ние это­го атри­бу­та из обще­ст­вен­но­го мне­ния, как в слу­чае RO­MA AETER­NA, обыч­ной леген­ды на моне­тах; дру­гие — из обе­та, хотя и бес­по­лез­но­го, как в слу­чае AETER­NI­TAS IM­PE­RII, на моне­те Кара­кал­лы и AETER­NI­TA­TIBVS на моне­те Алек­сандра Севе­ра. Веч­ность при­пи­сы­ва­лась не толь­ко умер­шим и обо­жест­влен­ным импе­ра­то­рам, но так­же и живу­щим, и не толь­ко на моне­тах и в мра­мо­ре, но и в текстах антич­ных авто­ров. Из этих послед­них источ­ни­ков доста­точ­но будет при­ве­сти один при­мер, а имен­но — Пли­ния Млад­ше­го, кото­рый в сво­их пись­мах часто обра­ща­ет­ся к Тра­я­ну «aeter­ni­tas tua». Но такое обра­ще­ние к здрав­ст­ву­ю­щим пра­ви­те­лям мог­ло доз­во­лять­ся, пото­му что вряд ли суще­ст­во­ва­ло какое-то иное обра­ще­ние, кото­рое мож­но было исполь­зо­вать по отно­ше­нию к ним, за исклю­че­ни­ем vo­tum diu­ter­ni im­pe­rii; по край­ней мере, толь­ко так мож­но понять и объ­яс­нить сле­дую­щий намек Гора­ция на Авгу­ста: