PATRÓNUS (ПАТРО́Н). Акт ману­мис­сии (осво­бож­де­ния раба) созда­вал новые отно­ше­ния меж­ду осво­бо­див­шим хозя­и­ном (ma­nu­mis­sor) и осво­бож­ден­ным рабом, ана­ло­гич­ные отно­ше­ни­ям отца и сына. Ману­мис­сор ста­но­вил­ся патро­ном (pat­ro­nus) осво­бож­ден­но­го лица, а осво­бож­ден­ное лицо ста­но­ви­лось воль­ноот­пу­щен­ни­ком (li­ber­tus) ману­мис­со­ра. Сло­во «патрон» (от pa­ter, отец) ука­зы­ва­ет на при­ро­ду этих отно­ше­ний. Если ману­мис­со­ром была жен­щи­на, то она ста­но­ви­лась патро­ной (pat­ro­na), и исполь­зо­ва­ние это­го сло­ва вме­сто «мат­ро­ны» (mat­ro­na), види­мо, объ­яс­ня­ет­ся харак­те­ром прав патро­на. Если рас­смат­ри­вать отно­ше­ния патро­на и воль­ноот­пу­щен­ни­ка в кон­тек­сте ран­не­го Рима, то их сле­ду­ет счи­тать частью древ­ней кли­ен­те­лы, но по мень­шей мере со вре­мен Две­на­дца­ти таб­лиц, содер­жав­ших общие зако­но­да­тель­ные поло­же­ния отно­си­тель­но прав патро­на, отно­ше­ния воль­ноот­пу­щен­ни­ка с патро­ном мож­но счи­тать оди­на­ко­вы­ми как для пат­ри­ци­ан­ско­го, так и для пле­бей­ско­го ману­мис­со­ра.

Воль­ноот­пу­щен­ник при­ни­мал родо­вое имя ману­мис­со­ра. Тирон, воль­ноот­пу­щен­ник Цице­ро­на, звал­ся Марк Тул­лий Тирон.

Воль­ноот­пу­щен­ник дол­жен был ока­зы­вать сво­е­му патро­ну ува­же­ние и возда­вать ему бла­го­дар­ность, и в древ­ние вре­ме­на патрон мог в упро­щен­ном поряд­ке нака­зать его за пре­не­бре­же­ние эти­ми обя­зан­но­стя­ми. Это обя­за­тель­ство рас­про­стра­ня­лось на детей воль­ноот­пу­щен­ни­ка, а долг сле­до­ва­ло выпол­нять и в отно­ше­нии детей патро­на. В более позд­нее вре­мя патрон имел пра­во выслать небла­го­дар­но­го воль­ноот­пу­щен­ни­ка на опре­де­лен­ное рас­сто­я­ние от Рима, соглас­но зако­ну, при­ня­то­му, веро­ят­но, в прав­ле­ние Авгу­ста (Ta­cit. Ann. XIII. 26; Dion Cass. LV. 13). В прав­ле­ние Неро­на пред­ла­га­лось при­нять поста­нов­ле­ние сена­та, даю­щее патро­ну пра­во обра­щать сво­его воль­ноот­пу­щен­ни­ка в раб­ство, если тот ведет себя недолж­ным обра­зом по отно­ше­нию к патро­ну. Дан­ная мера не была при­ня­та, но после­дую­щие импе­ра­то­ры пре­до­ста­ви­ли патро­ну это пра­во. Закон Элия—Сен­тия давал патро­ну пра­во по суду пре­сле­до­вать воль­ноот­пу­щен­ни­ка за небла­го­дар­ность (ut ingra­tum ac­cu­sa­re, Dig. 40. tit. 9. s. 30). Небла­го­дар­ный (ingra­tus) назы­вал­ся так­же Li­ber­tus Im­pius (нече­сти­вый воль­ноот­пу­щен­ник), то есть, лишен­ный Pie­tas (бла­го­че­стия).

Если воль­ноот­пу­щен­ник при­вле­кал патро­на к суду (in jus vo­ca­vit), то и сам под­ле­жал спе­ци­аль­но­му судеб­но­му иску (Gai­us, IV. 46); по обще­му пра­ви­лу, он не мог выдви­нуть про­тив патро­на уго­лов­ное обви­не­ние. Воль­ноот­пу­щен­ник обя­зан был в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти под­дер­жи­вать сво­его патро­на и его детей и брать на себя управ­ле­ние его иму­ще­ст­вом и опе­ку над его детьми; в слу­чае отка­за его при­зна­ва­ли небла­го­дар­ным (ingra­tus, Dig. 37. tit. 14. s. 19).

Если раб являл­ся соб­ст­вен­но­стью несколь­ких хозя­ев, был осво­бож­ден ими все­ми и стал рим­ским граж­да­ни­ном, то все они явля­лись его патро­на­ми.

Ману­мис­сор мог обес­пе­чить себе даль­ней­шие пра­ва в отно­ше­нии воль­ноот­пу­щен­ни­ка путем сти­пу­ля­ции (sti­pu­la­tio) или взя­тия с него клят­вы. Пред­ме­та­ми таких согла­ше­ний были подар­ки (do­na et mu­ne­ra) и услу­ги (ope­rae) воль­ноот­пу­щен­ни­ка патро­ну. Клят­ва име­ла силу толь­ко в том слу­чае, если чело­век являл­ся воль­ноот­пу­щен­ни­ком в момент ее при­не­се­ния. Если он при­нес клят­ву, будучи рабом, то дол­жен был повто­рить, став воль­ноот­пу­щен­ни­ком; по-види­мо­му, это и озна­ча­ют сло­ва Цице­ро­на о его воль­ноот­пу­щен­ни­ке Хри­зо­гоне (ad Att. VII. 2; ср. Dig. 38. tit. 1. s. 7). Эти услу­ги были двух родов: услу­ги, отно­ся­щи­е­ся к обя­зан­но­стям (Of­fi­cia­les), состо­я­ли в почти­тель­но­сти и при­вя­зан­но­сти; услу­ги, отно­ся­щи­е­ся к реме­с­лу (Fab­ri­les), объ­яс­ня­ют­ся самим назва­ни­ем. Of­fi­cia­les закан­чи­ва­лись со смер­тью патро­на, если согла­ше­ни­ем не было уста­нов­ле­но иное, но fab­ri­les, име­ю­щие денеж­ный харак­тер или денеж­ную сто­и­мость, подоб­но любой соб­ст­вен­но­сти, пере­хо­ди­ли к наслед­ни­кам патро­на. Когда патрон тре­бо­вал от сво­его воль­ноот­пу­щен­ни­ка услуг, то это назы­ва­лось «назна­чать или пред­пи­сы­вать работы» («ei ope­ras in­di­ce­re or im­po­ne­re»; Gai­us, IV. 162; Dig. 38. tit. 2. s. 29).

Патрон не мог потре­бо­вать позор­ных (tur­pes) или опас­ных для жиз­ни услуг, таких, как про­сти­ту­ция или бои в амфи­те­ат­ре; но если воль­ноот­пу­щен­ник вла­дел каким-то ремеслом или про­фес­си­ей (ar­ti­fi­cium), даже если осво­ил их после сво­его осво­бож­де­ния, то его патрон имел пра­во на услу­ги в этой обла­сти.

Закон Юлия и Папия—Поппея осво­бо­дил воль­ноот­пу­щен­ни­ков (за исклю­че­ни­ем тех, кто играл на сцене (ars lu­dic­ra) или нани­мал­ся сра­жать­ся с дики­ми зве­ря­ми) от всех обя­за­тельств, таких, как подар­ки и услу­ги, если они име­ли двух детей, состо­я­щих в отцов­ской вла­сти, или одно­го ребен­ка пяти лет (Dig. 38. tit. 1. De Ope­ris Li­ber­to­rum, s. 37).

Если в заве­ща­нии сво­бо­да пре­до­став­ля­лась непо­сред­ст­вен­но, то ману­мис­со­ром счи­тал­ся заве­ща­тель, а его пра­ва патро­на, сле­до­ва­тель­но, при­над­ле­жа­ли его детям; если сво­бо­да пре­до­став­ля­лась опо­сре­до­ван­но, то есть, путем фиде­и­ко­мис­са, то патро­ном счи­тал­ся чело­век, совер­шив­ший акт ману­мис­сии. В тех слу­ча­ях, когда раб полу­чал сво­бо­ду в соот­вет­ст­вии с сила­ни­ан­ским поста­нов­ле­ни­ем сена­та, пре­тор мог назна­чить ему патро­на, а если это не было сде­ла­но, то патро­ном счи­тал­ся тот, кто был послед­ним хозя­и­ном дан­но­го раба (Dig. 38. tit. 16. s. 3).

Пра­ва патро­на были несколь­ко огра­ни­че­ны в том слу­чае, если акт ману­мис­сии был не вполне доб­ро­воль­ным дей­ст­ви­ем ману­мис­со­ра. Напри­мер, чело­век, осво­бо­див­ший раба в соот­вет­ст­вии с фиде­и­ко­мис­сом (Ma­nu­mis­sor per fi­dei­com­mis­sum), имел все пра­ва патро­на, за исклю­че­ни­ем пра­ва при­вле­кать воль­ноот­пу­щен­ни­ка к суду за небла­го­дар­ность, полу­чать от него мате­ри­аль­ную помощь и ого­ва­ри­вать подар­ки и услу­ги (mu­ne­ra и ope­rae); одна­ко его пра­ва на соб­ст­вен­ность воль­ноот­пу­щен­ни­ка были таки­ми же, как у любо­го дру­го­го ману­мис­со­ра (Frag. Vat. § 225; Dig. 38. tit. 2. s. 29). Если раб давал день­ги дру­го­му чело­ве­ку, чтобы тот мог купить и осво­бо­дить его, то ману­мис­сор не имел прав патро­на; он терял даже имя патро­на, если отка­зы­вал­ся выпол­нить тот акт, за кото­рый полу­чил день­ги, а раб при­нуж­дал его к выпол­не­нию согла­ше­ния, что мог сде­лать в соот­вет­ст­вии с зако­но­да­тель­ст­вом М. Авре­лия и Л. Вера (Dig. 40. tit. 1. s. 4, 5). Если хозя­ин осво­бож­дал раба за опре­де­лен­ную сум­му денег, то сохра­нял все пра­ва патро­на, но не мог ого­ва­ри­вать услу­ги. Чело­век, при покуп­ке раба согла­сив­ший­ся осво­бо­дить его, имел все пра­ва патро­на, кро­ме пра­ва при­вле­кать его к суду с.879 за небла­го­дар­ность, в слу­чае, если раб вынуж­дал его пре­до­ста­вить себе сво­бо­ду в соот­вет­ст­вии с зако­но­да­тель­ст­вом М. Авре­лия и Л. Вера (Dig. 40. tit. 9. s. 30).

При необ­хо­ди­мо­сти патрон обя­зан был ока­зы­вать под­держ­ку сво­е­му воль­ноот­пу­щен­ни­ку; в про­тив­ном слу­чае он терял пра­ва патро­на, так же, как и в слу­чае, если выдви­гал про­тив него уго­лов­ное обви­не­ние. Закон Элия—Сен­тия в чис­ле про­чих ста­тей содер­жал несколь­ко усло­вий, свя­зан­ных с пра­ва­ми и обя­зан­но­стя­ми патро­на.

Ума­ле­ние прав (ca­pi­tis di­mi­nu­tio) патро­на или воль­ноот­пу­щен­ни­ка раз­ры­ва­ло связь меж­ду ними (см. Ta­cit. Hist. II. 92, где «jura li­ber­to­rum» озна­ча­ет «jura pat­ro­no­rum» (пра­ва патро­нов) или «jura in li­ber­tos» (пра­ва в отно­ше­нии воль­ноот­пу­щен­ни­ков)). Связь раз­ры­ва­лась, если воль­ноот­пу­щен­ник полу­чал зва­ние сво­бод­но­го граж­да­ни­на (In­ge­nui­tas) бла­го­да­ря поста­нов­ле­нию импе­ра­то­ра о воз­об­нов­ле­нии рода (Na­ta­lium Res­ti­tu­tio), — но не тогда, когда он про­сто полу­чал пра­во золо­то­го коль­ца (jus aureo­rum an­nu­lo­rum) [INGE­NUUS].

Самое важ­ное из прав патро­на каса­лось иму­ще­ства воль­ноот­пу­щен­ни­ков, умер­ших без заве­ща­ния или соста­вив­ших заве­ща­ние.

Этот вопрос, при­ме­ни­тель­но к пери­о­ду до Юсти­ни­а­на, мож­но разде­лить на две сле­дую­щих руб­ри­ки: 1) обыч­ные пред­пи­са­ния зако­на; 2) чрез­вы­чай­ные. Пер­вые вклю­ча­ли пред­пи­са­ния ста­ро­го граж­дан­ско­го пра­ва и эдикт о вступ­ле­нии в наслед­ство (Bo­no­rum Pos­ses­sio), а вто­рые — вступ­ле­ние в наслед­ство вопре­ки заве­ща­нию воль­ноот­пу­щен­ни­ка (Bo­no­rum Pos­ses­sio contra ta­bu­las li­ber­ti) и вопре­ки «сво­им наслед­ни­кам», не явля­ю­щим­ся род­ны­ми (contra suos non na­tu­ra­les), вступ­ле­ние в наслед­ство вопре­ки заве­ща­нию воль­ноот­пу­щен­ни­цы (Bo­no­rum Pos­ses­sio contra ta­bu­las li­ber­tae) и пра­во на соот­вет­ст­ву­ю­щую долю (vi­ri­lis pars), пре­до­став­лен­ное зако­ном Папия—Поппея.

По зако­ну XII таб­лиц, если воль­ноот­пу­щен­ник уми­рал без заве­ща­ния и без «сво­их наслед­ни­ков», то его наслед­ни­ком являл­ся патрон. На это смот­ре­ли как на пра­во агна­ции. Закон­ная опе­ка патро­нов (Le­gi­ti­ma pat­ro­no­rum tu­te­la) пря­мо не упо­ми­на­лась в XII таб­ли­цах, но была закон­ным след­ст­ви­ем пра­ви­ла о насле­до­ва­нии (Ulp. Frag. XI. 3). Если без заве­ща­ния уми­ра­ла воль­ноот­пу­щен­ни­ца, кото­рая не мог­ла иметь «сво­его наслед­ни­ка», то наслед­ни­ком ста­но­вил­ся патрон. Орфи­ти­ан­ское поста­нов­ле­ние сена­та, при­ня­тое после того, как были напи­са­ны «Инсти­ту­ции» (III. 51), в пред­по­след­ний год прав­ле­ния М. Авре­лия, внес­ло неко­то­рые изме­не­ния в этот порядок. Фраг­мент Уль­пи­а­на (Frag. XXIX. 2), напи­сан­ный, когда это поста­нов­ле­ние име­ло силу, гла­сит, что если воль­ноот­пу­щен­ни­ца уми­ра­ет без заве­ща­ния, то патрон насле­ду­ет ее иму­ще­ство, так как мать не может иметь «сво­их наслед­ни­ков», одна­ко сам Уль­пи­ан (lib. 12, ad Sa­bi­num; Dig. 38. tit. 17. s. 1) гово­рит, что соглас­но орфи­ти­ан­ско­му поста­нов­ле­нию сена­та, дети мог­ли насле­до­вать мате­ри неза­ви­си­мо от того, была ли она сво­бод­но­рож­ден­ной (In­ge­nua) или воль­ноот­пу­щен­ни­цей (Li­ber­ti­na). Это кажу­ще­е­ся про­ти­во­ре­чие устра­ня­ет­ся пред­по­ло­же­ни­ем, что дан­ное поста­нов­ле­ние сена­та дава­ло детям рав­ные пра­ва с патро­ном в таких слу­ча­ях.

Эти пра­ва при­над­ле­жа­ли как патро­ну, так и патроне, а так­же детям патро­на (Ulp. Frag. XXVII). Сыно­вья патро­на име­ли те же пра­ва, что и сам патрон, но доче­ри — толь­ко те пра­ва, кото­рые были пре­до­став­ле­ны сыно­вьям зако­на­ми XII таб­лиц; у доче­рей не было пра­ва насле­до­вать воль­ноот­пу­щен­ни­ку вопре­ки его заве­ща­нию или, при отсут­ст­вии заве­ща­ния, вопре­ки «сво­им наслед­ни­кам» воль­ноот­пу­щен­ни­ка, не явля­ю­щим­ся род­ны­ми (Bo­no­rum Pos­ses­sio contra ta­bu­las tes­ta­men­ti li­ber­ti aut ab in­tes­ta­to contra suos he­re­des non na­tu­ra­les), пока эти пра­ва не были пре­до­став­ле­ны им зако­ном Папия—Поппея (Ulp. Frag. XXIX. 4, 5). Труд­ность, вызван­ная фраг­мен­том зако­но­да­тель­ства Юсти­ни­а­на о пра­вах патро­на, рас­смот­ре­на Унтер­хольц­не­ром (Zeitschrift, V. p. 37). Пред­став­ля­ет­ся, что зако­ны XII таб­лиц не дава­ли детям патро­ны таких же прав, как детям патро­на, но закон Папия—Поппея, веро­ят­но, про­из­вел неко­то­рые изме­не­ния в этом вопро­се (Zeitschrift, V. p. 43, &c.).

Эти пра­ва патро­на мог­ли суще­ст­во­вать толь­ко в том слу­чае, если воль­ноот­пу­щен­ник был осво­бож­ден рим­ским граж­да­ни­ном и стал рим­ским граж­да­ни­ном в резуль­та­те ману­мис­сии. Соот­вет­ст­вен­но, если чело­век полу­чал граж­дан­ство, ему отдель­но долж­но было пре­до­став­лять­ся пра­во патро­на (ius pat­ro­na­tus), чтобы он обла­дал пра­ва­ми патро­на в отно­ше­нии сво­их воль­ноот­пу­щен­ни­ков, кото­рые одно­вре­мен­но долж­ны были стать рим­ски­ми граж­да­на­ми (Plin. Ep. X. 6). Как уже отме­ча­лось, ума­ле­ние граж­дан­ских прав (ca­pi­tis di­mi­nu­tio) патро­на или воль­ноот­пу­щен­ни­ка анну­ли­ро­ва­ло пра­ва патро­на на наслед­ство (Gai­us, III. 51).

Если у одно­го воль­ноот­пу­щен­ни­ка было несколь­ко патро­нов или патрон, то они дели­ли наслед­ство поров­ну, хотя в то вре­мя, когда этот воль­ноот­пу­щен­ник был рабом, их доли во вла­де­нии им мог­ли быть не рав­ны. Эти пра­ва патро­на напо­ми­на­ют сов­мест­ное вла­де­ние в англий­ском пра­ве, ибо тот или те патро­ны, кото­рые пере­жи­ли дру­гих, име­ли все пра­ва патро­на, а дети умер­ше­го патро­на исклю­ча­лись. Если все патро­ны умер­ли, оста­вив несколь­ких детей, то наслед­ство воль­ноот­пу­щен­ни­ка разде­ля­лось поров­ну меж­ду все­ми детьми (in ca­pi­ta), в соот­вет­ст­вии с зако­ном о насле­до­ва­нии в слу­чае агна­ции (Gai­us, III. 16, 59, &c.).

Поста­нов­ле­ние сена­та, при­ня­тое в прав­ле­ние Клав­дия, поз­во­ли­ло патро­ну пере­да­вать свои пра­ва на наслед­ство воль­ноот­пу­щен­ни­ка любо­му из детей, нахо­дя­щих­ся в его вла­сти, и исклю­чать осталь­ных детей (Dig. 38. tit. 4).

Эдикт рас­ши­рил пра­ва патро­нов на наслед­ство (Bo­no­rum Pos­ses­sio). Соглас­но граж­дан­ско­му пра­ву, пра­ва патро­нов были осно­ва­ны на пред­по­ла­гае­мой агна­ции; соглас­но эдик­ту, они были осно­ва­ны на пред­по­ла­гае­мой когна­ции. Эдикт при­зы­вал к насле­до­ва­нию после воль­ноот­пу­щен­ни­ков: 1) их детей; 2) их закон­ных наслед­ни­ков (he­re­des le­gi­ti­mi); 3) их когна­тов, кото­рые, конеч­но, долж­ны быть потом­ка­ми; 4) семью (fa­mi­lia) патро­на; 5) патро­на и патро­ну, их детей и роди­те­лей, что было пред­у­смот­ре­но на тот слу­чай, если патрон или патро­на под­верг­лись ума­ле­нию граж­дан­ских прав (ca­pi­tis di­mi­nu­tio) и поэто­му не мог­ли быть при­зва­ны в чет­вер­той оче­реди; 6) мужа или жену воль­ноот­пу­щен­ни­цы или воль­ноот­пу­щен­ни­ка; 7) когна­тов ману­мис­со­ра.

Пер­во­на­чаль­но воль­ноот­пу­щен­ник, состав­ляя заве­ща­ние, мог обой­ти (prae­te­ri­re) патро­на. Но соглас­но эдик­ту, если воль­ноот­пу­щен­ник не оста­вил патро­ну не менее поло­ви­ны сво­его иму­ще­ства, то патрон или его сын мог вопре­ки заве­ща­нию уна­сле­до­вать (bo­no­rum pos­ses­sio contra ta­bu­las) поло­ви­ну иму­ще­ства. Если воль­ноот­пу­щен­ник уми­рал без заве­ща­ния, не оста­вив «сво­их наслед­ни­ков», кро­ме при­ем­но­го ребен­ка, жены под рукой (in ma­nu) или невест­ки под рукой сына, то патрон имел пра­во на поло­ви­ну наслед­ства вопре­ки этим «сво­им наслед­ни­кам». Но если воль­ноот­пу­щен­ник имел род­ных детей (na­tu­ra­les), под­власт­ных ему в момент смер­ти, или эман­ци­пи­ро­ван­ных, или отдан­ных в усы­нов­ле­ние, и если эти дети были назна­че­ны наслед­ни­ка­ми в его заве­ща­нии или обой­де­ны в заве­ща­нии (prae­te­ri­ti) и при­тя­за­ли на насле­до­ва­ние вопре­ки заве­ща­нию (Bo­no­rum pos­ses­sio contra ta­bu­las), то патрон не мог пре­тен­до­вать на иму­ще­ство воль­ноот­пу­щен­ни­ка. Патрон не исклю­чал­ся из насле­до­ва­ния, если дети воль­ноот­пу­щен­ни­ка были лише­ны наслед­ства (Gai­us, III. 40; Dion Cass. LI. 15 и при­ме­ча­ние Рей­ма­ра).

По зако­ну Папия—Поппея, если воль­ноот­пу­щен­ник вла­дел иму­ще­ст­вом в сто тысяч сестер­ци­ев и имел мень­ше трех детей, то патрон полу­чал с.880 рав­ную долю (vi­ri­lis pars) с детьми, неза­ви­си­мо от того, оста­вил ли воль­ноот­пу­щен­ник заве­ща­ние; и сво­бод­но­рож­ден­ная патро­на, име­ю­щая трех детей, поль­зо­ва­лась такой же при­ви­ле­ги­ей. До зако­на Папия патро­ны име­ли толь­ко те пра­ва, кото­рые были пре­до­став­ле­ны им XII таб­ли­ца­ми, но этот закон поста­вил сво­бод­но­рож­ден­ную патро­ну, име­ю­щую двух детей, и патро­ну-воль­ноот­пу­щен­ни­цу, име­ю­щую трех детей, в то же поло­же­ние по отно­ше­нию к при­ем­но­му сыну, жене под рукой или невест­ке под рукой сына, какое по эдик­ту зани­мал патрон. В такое же поло­же­ние этот закон поста­вил и доче­рей патро­на, име­ю­щих трех детей. Так­же этот закон пре­до­ста­вил сво­бод­но­рож­ден­ной патроне (но не воль­ноот­пу­щен­ни­це), име­ю­щей трех детей, те же пра­ва, что и патро­ну.

Соглас­но преж­не­му зако­ну, воль­ноот­пу­щен­ни­ца нахо­ди­лась под закон­ной опе­кой сво­его патро­на и поэто­му не мог­ла рас­по­ря­жать­ся сво­им иму­ще­ст­вом без его согла­сия (pat­ro­no auc­to­re). Закон Папия осво­бо­дил от этой опе­ки воль­ноот­пу­щен­ни­цу, име­ю­щую чет­ве­рых детей, так что она мог­ла соста­вить заве­ща­ние без согла­сия патро­на, но закон тре­бо­вал, чтобы патрон полу­чил рав­ную долю с ее остав­ши­ми­ся в живых детьми.

Если воль­ноот­пу­щен­ни­ца уми­ра­ла, не оста­вив заве­ща­ния, то закон Папия давал патроне, име­ю­щей детей (li­be­ris ho­no­ra­tae), столь­ко же прав, сколь­ко она име­ла и рань­ше; таким обра­зом, если ни патро­на, ни воль­ноот­пу­щен­ни­ца не под­верг­лись ума­ле­нию граж­дан­ских прав (ca­pi­tis di­mi­nu­tio), то патро­на, даже не име­ю­щая детей, насле­до­ва­ла, а дети воль­ноот­пу­щен­ни­цы исклю­ча­лись из насле­до­ва­ния. Если воль­ноот­пу­щен­ни­ца остав­ля­ла заве­ща­ние, то закон Папия давал патроне, име­ю­щей тре­бу­е­мое зако­ном чис­ло детей, те же пра­ва, каки­ми по эдик­ту обла­дал патрон вопре­ки заве­ща­нию воль­ноот­пу­щен­ни­ка (contra ta­bu­las li­ber­ti). Этот же закон давал доче­ри патро­ны, име­ю­щей одно­го ребен­ка, те же пра­ва, какие имел патрон вопре­ки заве­ща­нию воль­ноот­пу­щен­ни­ка (contra ta­bu­las li­ber­ti; Gai­us, III. 53; текст, кото­рый Унтер­хольц­нер на очень недо­ста­точ­ных осно­ва­ни­ях пред­ла­га­ет испра­вить, Zeitschrift, V. p. 45).

Поло­же­ния зако­на о насле­до­ва­нии патро­ном иму­ще­ства воль­ноот­пу­щен­ни­ков-лати­нов отли­ча­лись от выше­опи­сан­ных в раз­лич­ных аспек­тах. Это иму­ще­ство рас­смат­ри­ва­лось как пеку­лий и име­ло осо­бен­но­сти это­го вида соб­ст­вен­но­сти. Оно пере­хо­ди­ло к «чужим наслед­ни­кам» ману­мис­со­ра, но не к его детям, лишен­ным наслед­ства; и в этом состо­я­ло его отли­чие от иму­ще­ства воль­ноот­пу­щен­ни­ка — рим­ско­го граж­да­ни­на. Если име­лось несколь­ко патро­нов, то иму­ще­ство пере­хо­ди­ло к ним в долях, про­пор­цио­наль­ных их долям во вла­де­нии быв­шим рабом, и это соот­вет­ст­во­ва­ло прин­ци­пу, соглас­но кото­ро­му доля умер­ше­го патро­на долж­на была перей­ти к его наслед­ни­ку. Лар­ги­ан­ское поста­нов­ле­ние сена­та, при­ня­тое в прав­ле­ние Клав­дия, уста­но­ви­ло, что иму­ще­ство лати­нов долж­но сна­ча­ла пере­хо­дить к тем, кто их осво­бо­дил, затем к их потом­кам (li­be­ri), пря­мо не лишен­ным наслед­ства, в соот­вет­ст­вии с бли­зо­стью род­ства, а затем, соглас­но преж­не­му зако­ну, к наслед­ни­кам ману­мис­со­ра. Един­ст­вен­ный резуль­тат это­го поста­нов­ле­ния заклю­чал­ся в том, что оно поста­ви­ло потом­ков (li­be­ri), пря­мо не лишен­ных наслед­ства, выше «чужих наслед­ни­ков» (extra­nei he­re­des). В соот­вет­ст­вии с этим, эман­ци­пи­ро­ван­ный и обой­ден­ный в заве­ща­нии сын патро­на, кото­рый не мог при­тя­зать на насле­до­ва­ние (Bo­no­rum pos­ses­sio) отцов­ско­го иму­ще­ства вопре­ки его заве­ща­нию (contra ta­bu­las tes­ta­men­ti), мог при­тя­зать на иму­ще­ство лати­на преж­де «чужих наслед­ни­ков» (extra­nei he­re­des).

Отно­си­тель­но деди­ти­ци­ев по зако­ну Элия—Сен­тия суще­ст­во­ва­ло два пра­ви­ла. Иму­ще­ство тех, кто в резуль­та­те ману­мис­сии стал бы рим­ским граж­да­ни­ном, если бы не пре­пят­ст­вия к это­му, пере­хо­ди­ло к их патро­нам так, как буд­то они были рим­ски­ми граж­да­на­ми, одна­ко они не име­ли пра­ва на заве­ща­ние (tes­ta­men­ti fac­tio). Иму­ще­ство тех, кто в резуль­та­те ману­мис­сии стал бы лати­ном, если бы не пре­пят­ст­вия к это­му, пере­хо­ди­ло к их патро­нам так, как буд­то они были лати­на­ми; в свя­зи с этим Гай заме­ча­ет, что в дан­ном вопро­се зако­но­да­тель не очень ясно выра­зил свои наме­ре­ния. Он уже делал подоб­ное заме­ча­ние отно­си­тель­но одно­го поло­же­ния зако­на Папия (III. 47).

О дру­гих зна­че­ни­ях сло­ва «патрон» см. CLIENS и ORA­TOR.

Вопрос о патро­на­те име­ет важ­ное зна­че­ние для пра­виль­но­го пони­ма­ния мно­гих аспек­тов рим­ско­го обще­ст­вен­но­го строя. Этот несо­вер­шен­ный набро­сок может быть допол­нен ссыл­кой на сле­дую­щие источ­ни­ки: Gai­us, III. 39—76; Ulp. Frag. tit. XXVII, XXIX; Dig. 37. tit. 14, 15; 38. tit. 1, 2, 3, &c.; ука­за­тель к Pau­lus, Sent. Re­cept.; о зако­но­да­тель­стве Юсти­ни­а­на Inst. 3. tit. 8, &c.; Un­ter­holzner, Ueber das pat­ro­na­ti­sche Erbrecht, Zeitschrift, V., и ста­тья GENS, со ссыл­ка­ми в Rein, Das Röm. Pri­vat­recht, p. 285, и у Wal­ter, Ge­schich­te des Röm. Rechts, pp. 507—516 и 684—689.