История рабства в античном мире

Том I
Рабство в Греции

Глава восьмая

ПОЛОЖЕНИЕ РАБОВ В СЕМЬЕ И В ГОСУДАРСТВЕ

с.122 Во всех спо­рах о раб­стве, какое бы вли­я­ние на судь­бы государств ему ни при­пи­сы­ва­ли, нуж­но все­гда отправ­лять­ся от уста­нов­ки поли­ти­че­ской к точ­ке зре­ния гуман­но­сти. Ведь в кон­це кон­цов тут идет дело о чело­ве­ке: теперь нет нико­го, кто осме­лил­ся бы это­го не при­зна­вать. И преж­де все­го надо под­счи­тать все то доб­ро и зло, кото­рое про­ис­те­ка­ет для него из тако­го поло­же­ния. Конеч­но, по это­му вопро­су воз­мож­ны раз­лич­ные точ­ки зре­ния; и в зави­си­мо­сти от при­ня­той точ­ки зре­ния мож­но най­ти осно­ва­ние, чтобы напа­дать на самый факт или защи­щать его. Одни, пора­жен­ные зло­употреб­ле­ни­я­ми, допус­кае­мы­ми при домаш­них поряд­ках, без даль­ней­ших рас­суж­де­ний отка­зы­ва­ют­ся от како­го бы то ни было при­ми­ре­ния с подоб­ным обще­ст­вен­ным стро­ем; дру­гие, не отри­цая зло­употреб­ле­ний, видят очень круп­ную ком­пен­са­цию их в выго­дах это­го режи­ма: это жизнь труда, но жизнь уве­рен­ная, где чело­век без забот и бес­по­койств за зав­траш­ний день обес­пе­чен насущ­ным хле­бом, одеж­дой и кро­вом; раз­ве это даже для наше­го вре­ме­ни не явля­ет­ся как бы отблес­ком золо­то­го века? И обыч­но это­му коло­ни­аль­но­му обще­ству про­ти­во­по­ла­га­ют обще­ство евро­пей­ское, столь гор­дое сво­ей циви­ли­за­ци­ей и сво­и­ми сво­бо­да­ми, где чело­век пере­стал быть соб­ст­вен­но­стью, не пере­ста­вая быть оруди­ем, т. е. где он име­ет труд, где он быва­ет очень рад иметь его, не будучи все­гда уве­рен­ным най­ти с его помо­щью все необ­хо­ди­мое для себя и для сво­ей семьи. Если бы он все­це­ло при­над­ле­жал сво­е­му хозя­и­ну, кото­ро­му он все рав­но обя­зан отда­вать все свое вре­мя и все свои силы под вли­я­ни­ем еще более пове­ли­тель­но­го хозя­и­на — голо­да¹; если бы этот хозя­ин, кото­рый застав­ля­ет его работать, был заин­те­ре­со­ван беречь его, под­дер­жи­вать, вос­пи­ты­вать его детей, то не было ли бы это раз­ре­ше­ни­ем, и быть может луч­шим, чем вся­кие дру­гие, того вопро­са, кото­рый так раз­лич­но и ожив­лен­но обсуж­да­ет­ся и кото­рый хотят сде­лать пово­дом к рево­лю­ции, — вопро­са об орга­ни­за­ции труда? И тем не менее с.123 никто не осме­ли­ва­ет­ся серь­ез­но пред­ло­жить тако­го реше­ния. Не гово­ря уже ни о чем дру­гом, про­стой здра­вый смысл, инстинкт наро­да отвер­га­ет его. Я пока­жу даль­ше, что этот инстинкт его не обма­нул; и чтобы дока­зать это, нам не нуж­но будет фор­си­ро­вать фак­ты, сгу­щать крас­ки. Я пред­став­лю поло­же­ние раба таким, каким оно явля­ет­ся по памят­ни­кам и про­из­веде­ни­ям того вре­ме­ни, когда при­ме­ня­ли рабов, не думая об уни­что­же­нии когда-либо раб­ства. Я возь­му его во всех его видах, вме­сте с тем не отка­зы­вая себе в пра­ве иссле­до­вать вопрос до кон­ца, до той осно­вы, на кото­рой все это зиждет­ся. Что стра­да­ния и лише­ния семей рабо­чих часто пре­вос­хо­дят стра­да­ния рабов, на это я, конеч­но, не буду закры­вать гла­за, да в отри­ца­нии это­го я вовсе и не заин­те­ре­со­ван. Это честь для народ­ных масс, что они пред­по­чи­та­ют все бед­ст­вия сво­его поло­же­ния тому состо­я­нию, кото­рое обес­пе­чи­ва­ет их суще­ст­во­ва­ние ценой уни­же­ния. В этом созна­нии соб­ст­вен­но­го досто­ин­ства ска­зы­ва­ет­ся истин­ная при­ро­да чело­ве­ка.

Выс­ший закон для рабов, закон общий для всех, это быть ничем, кро­ме как вещью в руках сво­его гос­по­ди­на; и это поло­же­ние име­ло сво­им непо­сред­ст­вен­ным резуль­та­том то, что они были исклю­че­ны из клас­са лиц и под­чи­не­ны зако­нам, кото­ры­ми регу­ли­ро­ва­лась соб­ст­вен­ность на вещи. Но хотя отно­ше­ния меж­ду гос­по­ди­ном и рабом и были осно­ва­ны на этой един­ст­вен­ной базе, они мог­ли видо­из­ме­нять­ся по месту, вре­ме­ни и пле­ме­ни раба; явле­ние, в сущ­но­сти неиз­ме­ня­е­мое, мог­ло в этих фор­мах испы­тать на себе вли­я­ние тыся­чи вся­ких внеш­них усло­вий, зави­ся­щих от раз­лич­ных харак­те­ров и нра­вов; и зако­ны, кото­рые опи­ра­ют­ся на эти обы­чаи, а ино­гда им пред­ше­ст­ву­ют, под воздей­ст­ви­ем более совер­шен­ной, более воз­вы­шен­ной мыс­ли, стре­мя­щей­ся под­нять эти нра­вы на более высо­кую сту­пень, могут дать свою санк­цию обыч­но­му поведе­нию и уста­но­вить, как пра­ви­ло, для всех образ дей­ст­вий, усво­ен­ный лишь немно­ги­ми. Возь­мем чело­ве­ка у само­го поро­га его раб­ской жиз­ни и посмот­рим, как раз­ви­ва­лось и видо­из­ме­ня­лось в основ­ном его поло­же­ние.

Рабы, рож­ден­ные в доме, рос­ли, так ска­зать, без при­зо­ра, в пол­ной забро­шен­но­сти, вда­ли от гим­на­зий и вся­ко­го вос­пи­та­ния, спо­соб­но­го про­будить в них пред­став­ле­ние о нрав­ст­вен­но­сти, до того дня, когда они мог­ли при­нять уча­стие в труде¹; если их поку­па­ли, то их покуп­ка сопро­вож­да­лась — по край­ней мере так было в Атти­ке — таки­ми обряд­но­стя­ми, кото­рые долж­ны были сде­лать для рабов более при­ят­ным дом, где им при­дет­ся слу­жить. Их сажа­ли к оча­гу, и хозяй­ка обсы­па­ла их сухи­ми фрук­та­ми и дру­ги­ми «лаком­ства­ми» с поже­ла­ни­я­ми, чтобы новая покуп­ка пошла на бла­го дому²; это было сво­его рода посвя­ще­ни­ем их для при­е­ма в нед­ра семьи, оруди­я­ми кото­рой, но не чле­на­ми, они долж­ны были стать. В то же вре­мя им дава­ли имя, кото­рое ино­гда обо­зна­ча­ло или их про­ис­хож­де­ние или поло­же­ние, извест­ные с.124 чер­ты их харак­те­ра, физи­че­ские или мораль­ные свой­ства, но кото­рое наи­бо­лее часто быва­ло взя­то по при­хо­ти хозя­и­на из чис­ла имен, наи­бо­лее употре­би­тель­ных у сво­бод­ных людей и даже наи­бо­лее про­слав­лен­ных в мифах или исто­рии: Евро­па, Эвриди­ка, Ясон, Меле­агр, Филипп, Олим­пи­а­да, Алек­сандр, Анти­гон, Демет­рий, Арси­ноя, Сап­фо, Пла­тон, Фео­крит, Апел­лес и т. д.³ Затем, не обра­щая вни­ма­ния на эти бле­стя­щие име­на и на про­ис­хож­де­ние сво­их рабов, им назна­ча­лась одна из слу­жеб­ных обя­зан­но­стей по при­хо­ти той же хозяй­ской воли, кото­рая теперь рас­по­ря­жа­лась ими по сво­е­му про­из­во­лу. Вме­сте с работой они полу­ча­ли вещи, необ­хо­ди­мые для жиз­ни: для пита­ния — опре­де­лен­ное коли­че­ство муки, фиг, сколь­ко им отве­ши­ва­ла рука хозя­и­на, чес­но­ку, кото­рый они ино­гда дели­ли с хозя­и­ном⁴; для одеж­ды — кусок мате­рии, из кото­рой они дела­ли себе пояс⁵ или очень корот­кую накид­ку⁶, неболь­шую шер­стя­ную туни­ку⁷, шапоч­ку из шку­ры соба­ки и в луч­шем слу­чае еще какой-нибудь гру­бый мех, чтобы завер­нуть в него ноги или тело⁸, — но все это лишь по доб­рой воле хозя­и­на и в зави­си­мо­сти от того, насколь­ко этим рабу гаран­ти­ро­ва­лось повы­ше­ние работо­спо­соб­но­сти или сохра­не­ние здо­ро­вья, так как раб был его иму­ще­ст­вом.

Таким обра­зом, раб был отстра­нен от всех чело­ве­че­ских прав, от все­го, что пред­по­ла­га­ет лич­ность. Нет ника­ко­го бра­ка: сло­во, кото­рое обо­зна­ча­ет его (γά­μος), нико­гда не употреб­ля­ет­ся гре­че­ски­ми писа­те­ля­ми для того, чтобы выра­зить союз муж­чи­ны и жен­щи­ны из чис­ла рабов⁹. Нет ника­кой семьи: раб не обла­да­ет фор­маль­ным пра­вом, кото­рое созда­ет семью бла­го­да­ря зако­но­мер­но­му и уре­гу­ли­ро­ван­но­му объ­еди­не­нию роди­те­лей и детей; его дети — это про­дукт, кото­рый явля­ет­ся частью иму­ще­ства гос­по­ди­на и уве­ли­чи­ва­ет «ста­до» его слуг. Ника­кой соб­ст­вен­но­сти: раз­ве может при­об­ре­сти что-либо для себя тот, кто не при­над­ле­жит сам себе? Что бы он ни при­об­рел сво­им трудом, все это состав­ля­ет иму­ще­ство его гос­по­ди­на, рав­но как и то, что может ему достать­ся в каче­стве подар­ка или наслед­ства¹⁰.

Одна­ко стро­гость этих логи­че­ских выво­дов на прак­ти­ке мог­ла быть зна­чи­тель­но смяг­че­на. Ино­гда рабам раз­ре­ша­лись брач­ные сою­зы. Один закон Соло­на, вво­див­ший для рабов целый ряд дру­гих огра­ни­че­ний, не пре­пят­ст­во­вал им всту­пать в подоб­ные отно­ше­ния. Ксе­но­фонт, кото­рый в общем осуж­да­ет этот при­ем и счи­та­ет, что дур­ные рабы ста­нут от это­го еще хуже, наобо­рот, одоб­ря­ет его по отно­ше­нию к вер­ным рабам как одно из средств закре­пить еще силь­нее узы их пре­дан­но­сти¹¹; а это пред­по­ла­га­ет извест­но­го рода фик­са­цию, если не легаль­ную, то по край­ней мере услов­ную, в отно­ше­ни­ях меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной, меж­ду отца­ми и детьми, т. е. неко­то­рую фор­му бра­ка, при­зрак семьи. Если в этом мож­но верить свиде­тель­ству Плав­та, такие бра­ки, неслы­хан­ные в Риме и, как мож­но было бы пред­по­ло­жить, не име­ю­щие пре­цеден­тов в дру­гих стра­нах, прак­ти­ко­ва­лись в Гре­ции, в Кар­фа­гене, в древ­ней­ших посе­ле­ни­ях Апу­лии; и эти свадь­бы рабов, про­дол­жа­ет он, устра­и­ва­лись там с боль­шей с.125 забот­ли­во­стью, чем бра­ки сво­бод­ных¹². Это послед­нее выра­же­ние есть дань сати­ре; но важ­но уже и то, что не все в этом отрыв­ке явля­ет­ся сплош­ной иро­ни­ей. Мы уже виде­ли в гоме­ров­скую эпо­ху, что хозя­ин награж­да­ет вер­но­го слу­гу, давая ему подру­гу жиз­ни, и Ксе­но­фонт свиде­тель­ст­ву­ет о непре­рыв­но­сти это­го обы­чая, санк­ци­о­ни­руя его сво­им одоб­ре­ни­ем. Каза­лось, что инте­ре­сы хозя­и­на встре­ча­ли тут боль­ше гаран­тий, когда раб брал на себя цели­ком тяготы ответ­ст­вен­но­сти за ту или дру­гую часть хозяй­ства, за фер­му, за ста­да; над­зор и раз­лич­ные заботы по управ­ле­нию луч­ше рас­пре­де­ля­лись меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной, свя­зан­ны­ми меж­ду собой в бра­ке, и это точ­но так же было и в Риме, как мы увидим позд­нее. Раз­ни­ца толь­ко в том, что в Гре­ции такой союз мог быть постав­лен под охра­ну опре­де­лен­ных форм, в под­ра­жа­ние обыч­но­му бра­ку. Точ­но так же раб в «Хваст­ли­вом воине», в сцене, изо­бра­жаю­щей, как он оду­ра­чи­ва­ет сво­его хозя­и­на, гово­рит о сво­ей помолв­ке и сво­ем буду­щем бра­ке с гор­нич­ной пред­по­ла­гае­мой мет­рес­сы сол­да­та¹³. Плав­ту при­шлось при­бег­нуть к этим пра­во­вым фор­мам, чтобы пред­ста­вить более тор­же­ст­вен­ным, и, сле­до­ва­тель­но, более коми­че­ским брак фер­ме­ра с мни­мой Кази­ной, фор­мам, невоз­мож­ным в Риме для это­го сосло­вия, поче­му ему и при­шлось впе­ред их оправ­ды­вать, чтобы осво­бо­дить от всех закон­ных сомне­ний гру­бо­ва­тую весе­лость сво­ей пуб­ли­ки.

Наряду с зачат­ка­ми семей­но­го пра­ва обы­чаи Гре­ции ино­гда дава­ли рабам извест­ные пра­ва на соб­ст­вен­ность. Разу­ме­ет­ся, это не было неиз­мен­ным пра­ви­лом: ску­пой, кото­рый, конеч­но, не состав­лял в этом слу­чае исклю­че­ния, не име­ет дру­го­го спо­со­ба, чтобы воз­на­гра­дить себя за раз­би­тое рабом блюдо, как вычесть его сто­и­мость из пред­ме­тов пер­вой необ­хо­ди­мо­сти у несчаст­но­го, умень­шая ему пор­цию пищи¹⁴. Но исклю­че­ния из это­го были по мень­шей мере доста­точ­но часты. Так (глав­ным обра­зом в горо­де), име­ли место слу­чаи, когда рабы, отда­вае­мые вна­ем, полу­ча­ли от хозя­и­на часть его аренд­ной пла­ты на частич­ное покры­тие издер­жек сво­его суще­ст­во­ва­ния¹⁵. То, что раб эко­но­мил на пред­ме­тах пер­вой необ­хо­ди­мо­сти, состав­ля­ло фонд его бла­го­при­об­ре­тен­ной соб­ст­вен­но­сти, его пеку­лий, кото­рый мог уве­ли­чи­вать­ся раз­лич­ны­ми спо­со­ба­ми. Ста­ра­лись сти­му­ли­ро­вать его рве­ние по дому и его актив­ность к тру­ду, пре­до­став­ляя ему часть благ. Так, управ­ля­ю­ще­му име­ни­ем пре­до­став­лял­ся лич­но для него извест­ный уча­сток зем­ли, пас­ту­ху дава­ли овцу¹⁶. В «Горш­ке» Плав­та ста­рая слу­жан­ка скря­ги вла­де­ет в каче­стве соб­ст­вен­но­го иму­ще­ства… пету­хом¹⁷. Рав­ным обра­зом рабов, исполь­зу­е­мых на мно­го­чис­лен­ных работах в ремес­ле и тор­гов­ле, пыта­лись ино­гда мате­ри­аль­но заин­те­ре­со­вать в рабо­те — в вещах, кото­рые они долж­ны были изготов­лять или кото­ры­ми им при­хо­ди­лось тор­го­вать¹⁸. К этим про­дук­там труда при­бавь­те те малень­кие дохо­ды, кото­рые полу­ча­лись от дру­зей дома и о кото­рых гово­рит Луки­ан в сво­ей ста­тье «О наем­ных писа­те­лях»; он дает там несколь­ко образ­цов, при­ло­жи­мых как к Гре­ции, так и к вре­ме­нам Импе­рии. с.126 Раб воз­на­граж­дал­ся в самых раз­лич­ных слу­ча­ях — при при­гла­ше­нии на обед¹⁹ или при каком-либо дру­гом выра­же­нии мило­сти сво­его гос­по­ди­на; ему пла­ти­ли за хоро­шее изве­стие, за то вли­я­ние, кото­рое он ока­зы­вал на хозя­и­на, участ­вуя в назна­че­нии или выбо­ре подар­ков²⁰. При­бавь­те еще то, что рабам уда­ва­лось пере­хва­тить самим бла­го­да­ря щед­ро­сти или небреж­но­сти хозя­и­на. Когда хозя­и­ном был моло­дой мот, кото­рый рас­то­чал свое состо­я­ние, то «быть скром­ным — это зна­чи­ло вредить себе без поль­зы для него», — гово­рит один из пер­со­на­жей Менанд­ра²¹. Раб ста­рал­ся полу­чить свою долю из того, что погиб­ло в без­дон­ной про­па­сти, уве­ли­чи­вая при слу­чае издерж­ки вдвое, кра­дя, гра­бя, отхва­ты­вая часть добы­чи. Так, Гета в «Гру­би­яне» про­во­дит как раз ту поли­ти­ку, кото­рую я изло­жил выше²², рав­ным обра­зом и чест­ный Ста­сим в «Трех­гро­ше­вом», после того как он напрас­но ста­рал­ся поста­вить пре­гра­ду рас­то­чи­тель­но­сти сво­его моло­до­го хозя­и­на, кон­ча­ет тем, что реша­ет сам исполь­зо­вать обсто­я­тель­ства и полу­чить свою часть, как соба­ка со сто­ла. И он даже не очень ста­ра­ет­ся скрыть при­пис­ки в тех сче­тах, кото­рые он пред­став­ля­ет ему: «А то, что я украл? Гм, да, это самая боль­шая часть рас­хо­да!»²³

Остав­ляя в сто­роне эти мошен­ни­че­ства, хозя­ин с удо­воль­ст­ви­ем смот­рел на то, что сбе­ре­же­ния его рабов рос­ли: ведь част­ное иму­ще­ство раба, как и сам раб, были иму­ще­ст­вом его гос­по­ди­на. Обыч­но он не тро­гал сбе­ре­же­ний рабов — частое зло­употреб­ле­ние этим, уни­что­жая дове­рие, заста­ви­ло бы иссяк­нуть и самый источ­ник. Но по бук­ве зако­на хозя­ин имел на них пра­во соб­ст­вен­но­сти, и в отдель­ных слу­ча­ях к это­му при­бе­га­ли все еще доволь­но часто. «Увы! — вос­кли­ца­ет Дав, под­счи­ты­вая вме­сте с това­ри­щем по раб­ству свои сред­ства, кото­рым угро­жа­ла необ­хо­ди­мость взно­са на свадь­бу его гос­по­ди­на, — увы! какая неспра­вед­ли­вость судь­бы, что более бед­ные долж­ны давать более бога­тым!» Эти сбе­ре­же­ния, кото­рые он так нищен­ски соби­рал грош к гро­шу, отни­мая их у сво­его раци­о­на, кра­дя их у себя само­го, его хозя­юш­ка обде­рет в один при­ем, не счи­та­ясь с теми стра­да­ни­я­ми, кото­рых они сто­и­ли. Дру­гой пода­рок, кото­рым их обя­жет обо­их Гета, будет, когда у нее родит­ся сын; затем, когда ему будет год, когда он будет введен в круг семьи²⁴. Но по край­ней мере в про­ме­жут­ках меж­ду эти­ми собы­ти­я­ми рабы мог­ли рас­по­ла­гать сво­и­ми сред­ства­ми и для того, чтобы купить само­му себе раба, и для того, чтобы сбе­речь себе, как муд­рый Ста­сим, неко­то­рые сред­ства, кото­рые мог­ли бы огра­дить его от послед­ст­вий безумств сво­его гос­по­ди­на²⁵, и для того, чтобы под­ра­жать ему в сума­сброд­ствах и в тягост­ный ход сво­ей трудо­вой жиз­ни впле­сти несколь­ко дней опья­не­ния и удо­воль­ст­вий²⁶.

В силу зако­нов лишен­ные всех есте­ствен­ных чело­ве­че­ских прав — прав бра­ка, семьи и соб­ст­вен­но­сти, — они тем более были лише­ны граж­дан­ских прав и пра­ва уча­стия в рели­ги­оз­ных обрядах. Рабы были исклю­че­ны из обще­ства, но так как они долж­ны были жить здесь, чтобы обслу­жи­вать его, их ста­ра­лись выде­лить ино­гда рядом внеш­них при­зна­ков: гру­бой одеж­дой, бри­той с.127 голо­вой²⁷. Но в Афи­нах эти пра­ви­ла соблюда­лись не настоль­ко стро­го, чтобы рабов мож­но было отли­чить по внеш­но­сти от граж­дан любо­го клас­са: от бед­ных, кото­рые зача­стую были оде­ты в ту же одеж­ду, как и они²⁸, от бога­тых, под­ра­жать кото­рым во внеш­нем виде они так люби­ли, употреб­ляя духи, вопре­ки поста­нов­ле­ни­ям Соло­на²⁹, про­би­ра­ясь впе­ред, не усту­пая доро­ги сво­бод­ным³⁰ и пре­да­ва­ясь орги­ям, изо­бра­же­ние кото­рых в рим­ском теат­ре вызы­ва­ло воз­му­ще­ние. «Вы, конеч­но, буде­те удив­ле­ны, — гово­рит Стих у Плав­та, — видя, как эти низ­кие рабы пьют, любят и участ­ву­ют в пирах сво­их хозя­ев; все это нам доз­во­ле­но, долж­ны мы пом­нить, в Афи­нах»³¹. И эти сло­ва рим­ско­го поэта нахо­дят себе дока­за­тель­ства и в дру­гих слу­ча­ях. Эсхин в речи про­тив Тимар­ха выво­дит неко­е­го Пит­то­ла­ка, государ­ст­вен­но­го раба Афин, бога­то­го раз­врат­ни­ка, игро­ка, устра­и­вав­ше­го пету­ши­ные бои³²; и Ксе­но­фонт в общих выра­же­ни­ях рису­ет нам такой же порт­рет: «Может быть, будут удив­лять­ся, что поз­во­ля­ют рабам жить в рос­ко­ши, а неко­то­рым даже поль­зо­вать­ся вели­ко­ле­пи­ем; но этот обы­чай, одна­ко, име­ет свой смысл. В стране, где флот тре­бу­ет зна­чи­тель­ных рас­хо­дов, при­шлось жалеть рабов, даже поз­во­лить им вести воль­ную жизнь, если хоте­ли полу­чить обрат­но пло­ды их трудов»³³. Таким обра­зом, мож­но пове­рить Плав­ту, и если он несколь­ко и пре­уве­ли­чи­ва­ет, то мно­го прав­ды в «Дивер­тис­мен­те», при­бав­лен­ном к «Сти­ху», и в изо­бра­же­нии того раба, кото­рый явля­ет­ся глав­ным дей­ст­ву­ю­щим лицом в пье­се «Перс». Ток­сил, раб, управ­ля­ю­щий домом, в отсут­ст­вие сво­его гос­по­ди­на выку­пив и отпу­стив на волю рабы­ню, кото­рую он любит, име­ет пара­зи­та, пре­до­став­ля­ю­ще­го к его услу­гам свою соб­ст­вен­ную дочь, сво­бод­ную граж­дан­ку; послед­няя участ­во­ва­ла в их плут­нях, а затем про­да­на бес­чест­но­му куп­цу с опас­но­стью для сво­ей чести. Раб-управ­ля­ю­щий орга­ни­зу­ет и руко­во­дит все­ми эти­ми хит­ры­ми пла­на­ми с наг­ло­стью чело­ве­ка, захва­тив­ше­го пра­ва хозя­и­на в доме; свои уда­чи он сопро­вож­да­ет орги­я­ми, в кото­рых при­ни­ма­ют уча­стие его сото­ва­ри­щи по раб­ству, чтобы посме­ять­ся над этим гуля­кой и выпить за счет отсут­ст­ву­ю­ще­го хозя­и­на.

Рабы были лише­ны пра­ва уча­стия в рели­ги­оз­ных цере­мо­ни­ях и обще­ст­вен­ных жерт­во­при­но­ше­ни­ях; их допус­ка­ли в свя­ти­ли­ща, когда здесь тре­бо­ва­лись их услу­ги; а это были такие «услу­ги», кото­рые ока­зы­ва­ли гиеро­ду­лы хра­мов Афро­ди­ты в Корин­фе, в Эрик­се и т. д.³⁴ Ино­гда даже и их услу­ги не допус­ка­лись, отвер­га­лись: у афи­нян уже одно при­сут­ст­вие раба на празд­ни­ке Эвме­нид или при мисте­ри­ях Демет­ры счи­та­лось свя­тотат­ст­вом³⁵; на ост­ро­ве Косе они долж­ны были выхо­дить из хра­ма Геры, когда при­но­си­лись жерт­вы в честь боги­ни³⁶. Но они были допу­ще­ны в фиа­зы, или рели­ги­оз­ные ассо­ци­а­ции част­но­го харак­те­ра, подоб­но ино­стран­цам, кото­рым так­же было раз­ре­ше­но орга­ни­зо­вы­вать их как в Афи­нах, так и в дру­гих местах. На Родо­се государ­ст­вен­ные рабы обра­зо­ва­ли такое обще­ство под покро­ви­тель­ст­вом Зев­са Ата­би­рия³⁷, и один из этих рабов был его жре­цом³⁸. Позд­нее, при­бли­зи­тель­но во II в. н. э., у ворот Афин, неда­ле­ко от с.128 Лаврий­ских копей, мож­но было видеть свя­ти­ли­ще; один раб из Ликии, по име­ни Ксанф, при­над­ле­жав­ший рим­ля­ни­ну Каю Орбию, кото­рый навер­но исполь­зо­вал его на рабо­те в копях, посвя­тил это свя­ти­ли­ще богу Мен, или Луне, и орга­ни­зо­вал здесь рели­ги­оз­ное брат­ство, в кото­ром он сам был жре­цом и в кото­рое были допу­ще­ны ино­стран­цы. По-види­мо­му, он сам соста­вил регла­мент и велел его высечь на камне, сохра­нив­шем нам память о нем³⁹.

Но в Афи­нах суще­ст­во­вал ряд народ­ных празд­неств, от уча­стия в кото­рых рабы не были отстра­не­ны⁴⁰. Более того, рабы име­ли свои спе­ци­аль­ные празд­не­ства, напри­мер, в Афи­нах — пер­вый день Анте­сте­рий, посвя­щен­ный Дио­ни­су⁴¹, когда им раз­ре­ша­лось наравне с дру­ги­ми испро­бо­вать новое вино, дар бога; рав­но в Тре­зене в пер­вый день меся­ца Гере­сти­о­на им было поз­во­ле­но участ­во­вать вме­сте с граж­да­на­ми в играх и пирах; в Спар­те они участ­во­ва­ли в празд­ни­ке Гиа­кин­фий, по-види­мо­му, спе­ци­аль­ном празд­ни­ке жите­лей Лако­нии⁴²; так­же участ­во­ва­ли они и в ряде дру­гих празд­ни­ков: в празд­ни­ке Элев­фе­рий в Смирне, где их жены носи­ли костюм и укра­ше­ния сво­бод­ных жен­щин⁴³; в одном празд­ни­ке в Арка­дии, где муж­чи­ны-рабы зани­ма­ли места за сто­лом сво­их гос­под⁴⁴; в празд­ни­ке Зев­са Пело­рия в Фес­са­лии, когда гос­по­да даже слу­жи­ли им⁴⁵. Они име­ли сво­их жре­цов, как, напри­мер, в Эпидав­ре в хра­ме Афи­ны, вели­кий жрец кото­ро­го дол­жен был все­гда быть бег­лым рабом, победи­те­лем в моно­ма­хии (еди­но­бор­стве)⁴⁶. Рабы име­ли даже сре­ди богов Олим­па сво­их богов: Гер­ме­са, кото­рый покро­ви­тель­ст­во­вал их воров­ству и при­ни­мал в нем уча­стие⁴⁷, и Сатур­на, кото­рый еже­год­но в свой празд­ник (ново­го года) воз­вра­щал им то вре­мя, когда они не были раба­ми, воз­вра­щал им чуд­ное вре­мя «золо­то­го века»⁴⁸.

Отме­тим еще одно про­ти­во­ре­чие. Эти самые люди, почти пол­но­стью исклю­чен­ные из граж­дан­ских и рели­ги­оз­ных обществ при жиз­ни, по смер­ти не были лише­ны тех поче­стей, кото­рые пред­на­зна­ча­лись для граж­дан. Хозя­ин вклю­чал их в семей­ную гроб­ни­цу, и не раз он воз­дви­гал над ними какой-нибудь памят­ник, кото­рый свиде­тель­ст­во­вал о его рас­по­ло­же­нии и о его печа­ли⁴⁹.

В ито­ге надо ска­зать, что от равен­ства древ­них вре­мен, кото­рое в гоме­ров­ские вре­ме­на еще про­дол­жа­ло суще­ст­во­вать под видом про­стоты и бла­го­род­ной фами­льяр­но­сти меж­ду гос­по­ди­ном и ста­рым слу­гой, не оста­лось и следа в эту эпо­ху более высо­кой циви­ли­за­ции. Раз­ви­ва­ясь, обще­ство отме­ти­ло более рез­кой и жесто­кой чер­той рас­сто­я­ние меж­ду дву­мя клас­са­ми. Рабы, более мно­го­чис­лен­ные, более раз­лич­ные по сво­е­му про­ис­хож­де­нию, ста­ли так­же и более чужи­ми для семьи гос­по­ди­на; и Тео­фраст, кото­рый в сво­их «Харак­те­рах» выра­жа­ет точ­ку зре­ния сво­его века, назы­ва­ет «дере­вен­щи­ной» тех, кото­рые, как неко­гда Одис­сей, при­хо­ди­ли про­ве­сти вре­мя сре­ди сво­их слуг, заня­тых работой⁵⁰. Но это не зна­чит, что исчез­ла вся­кая интим­ность меж­ду хозя­и­ном и рабом. В посто­ян­ном обще­нии, в усло­ви­ях домаш­ней жиз­ни, рас­сто­я­ние, кото­рое их отде­ля­ло, как бы вели­ко оно ни было, еще очень часто пре­одоле­ва­лось. Но место беседы, про­стой и есте­ствен­ной, как с.129 сама пат­ри­ар­халь­ная жизнь, заня­ла фами­льяр­ность бес­пут­ной жиз­ни, в кото­рой ино­гда руко­во­дя­щая роль пере­хо­ди­ла к рабу в силу того вли­я­ния, кото­рое силь­ный или силь­но пороч­ный харак­тер может ока­зы­вать на харак­тер более сла­бый как в поро­ке, так и в доб­ле­сти.